Ингрид Нолль 7 страница

Первый студент, видимо, неправильно понял свою задачу. Перед нами предстала гора мышц, от анаболиков он был уже не в состоянии бегать.

– Лифт для поднятия из ванной? Мобильный унитаз? – спросил он, окидывая нас оценивающим взглядом.

Мы с Аннелизой посмотрели друг на друга, и я мягко произнесла:

– К сожалению, пять минут назад мы договорились обо всем с вашим предшественником. Сожалеем, что не смогли заблаговременно известить вас об этом.

Как только он ушел, Аннелиза бросилась хвалить меня:

– Браво, Лора! Я бы не сумела так быстро сообразить. Телохранитель с куриными мозгами нам не нужен.

Следующий был чуть лучше, но тоже не произвел на нас впечатления. Мне он показался скорее скучающим честолюбцем – уверенный в победе, в наглаженной рубашке, с лэптопом под мышкой. Меня не удивило, когда он сообщил, что изучает информатику. Первым делом проверил мою машину и поинтересовался, какая у нее максимальная скорость, затем захотел вычислить маршрут, для чего поставил в компьютер отличную, как он сказал, программу. Как человек воспитанный, он скрыл разочарование, что мы до сих пор не определились с конечной целью путешествия. На всякий случай мы записали номер его телефона и пообещали сообщить о своем решении завтра.

– Нет, и этот не мужчина моей мечты, – произнесла Аннелиза. – Слишком консервативен и лишен чувства юмора. Надеюсь, мы дождемся кого‑ нибудь с фантазиями.

Номер три нам понравился. Долговязый молодой человек в пестрой рубахе с перуанскими птичьими мотивами, в кожаной шляпе с широкими полями и серебряными кольцами почти на каждом пальце. Он изучал историю искусств и в настоящий момент писал магистерскую работу. Он c охотой и подробно поделился с нами знаниями о деревянных резных украшениях церквей, наиболее посещаемых туристами, и рвался в сей же час доставить нас на землю франков. Но узнав о том, на какое время мы планируем путешествие, пошел на попятную.

– Кое‑ что все‑ таки я от него узнала, – сказала Аннелиза, когда мы снова остались вдвоем, – о прекрасном монастыре капуцинов и Вюрцбургской капелле. При всем том я еще долго не соберусь в паломничество, чтобы на них посмотреть.

– Ты опять запомнила больше меня, – похвалила я. – И все‑ таки, куда бы нам отправиться? Португалия – не слишком ли это далеко, если мы рассчитываем на две недели?

Аннелиза, собственно, никогда не рвалась в далекие земли. Единственный раз в жизни она захотела посмотреть знаменитый Блаутопф. Во всем был виноват живший неподалеку от него Эвальд, он‑ то и наговорил ей много восторженных слов о Блаубойрене. Да так увлекательно, что в какой‑ то момент у подруги проснулось неутолимое желание собственными глазами взглянуть на неземную голубизну озера. Что ж, это не очень далеко, туда я и сама могла бы отвезти ее.

– А ты сама куда бы хотела? – поинтересовалась подруга.

Давным‑ давно мы с Удо провели пару жарких солнечных дней на Зюльте. Я подумывала съездить туда еще разок и посмотреть, осталась ли там прежняя красота. Знаю, что Аннелизу в отличие от меня решительно не тянет на север. В течение многих лет она с семьей каждой лето проводила на каком‑ то датском острове. Единственный способ договориться с ней – предложить тур через всю Германию.

Вскоре в дверь позвонил четвертый кандидат. Точнее, их оказалось двое – совсем молоденький паренек под руку с еще более юной подружкой.

Устроившись на нашем диване, неразлучная парочка нарисовала нам пленительную картину. Наблюдая за юными пташками, невесть каким образом залетевшими в наше гнездо, мы растрогались. Можно было предположить, что совсем недавно они поменялись майками. На розовой майке парня был изображен гном, на плотной майке девушки, которая была ей явно на несколько размеров велика, красовалась обезьяна, а под ней крупными буквами: «MANILLA GORILLA».

– Мы с Рикардой все делаем вместе, – сообщил молодой человек, – но вы оплатите услуги только одного!

– Во время вождения вы хотя бы позволяете себе держаться за руль обеими руками? – строго спросила я.

– Ясное дело! – дерзко ответила девушка.

Молодой человек поспешил заверить:

– Стопроцентно! Дружба дружбой, а служба службой, как говаривал мой дед!

Сегодня мы позвонили долговязому и отказались от его услуг, а с парочкой обговорили твердые сроки двухнедельного путешествия. Я поинтересовалась, кто же из них двоих получит вознаграждение, и получила в ответ:

– Да какая разница!

– Моритц – красивое имя! – прокомментировала Аннелиза. – Ко всему прочему двое свежевлюбленных лучше, чем одиночка‑ зануда. Можно ведь будет немного пофлиртовать с молодым человеком! Красавцы ведущие эстрадных телепрограмм тоже больше всего любят побалагурить с какой‑ нибудь бабулькой, потому что потом дома их за это не будет пилить жена и сотни тысяч других сидящих перед экраном бабушек подумают: «Вы только посмотрите, какой приятный молодой человек! »

Эвальд не звонил и не появлялся, чему я не находила никакого объяснения; точнее говоря, это меня очень тревожило. Мне не хотелось заражать Аннелизу своими смутными страхами, поэтому я снова позвонила главному врачу. Решила опять услышать ее голос, в прошлый раз я не вслушалась в сообщение автоответчика. Мне ответил не автоответчик, а какая‑ то иностранка, которая меня не поняла. Тогда я попробовала по‑ английски. Донеслось приглушенное хихиканье, а затем лаконичная справка:

– Miss Yola honeymoon!

Аннелиза работала в саду – собирала семена бархатцев. В виде исключения ее голова была покрыта соломенной шляпой, чтобы недавно покрашенные белокурые пряди не позеленели от солнца.

Домработница имела в виду медовый месяц или она что‑ то перепутала?

Тем временем мы с Аннелизой разработали конкретные планы поездки, но у меня отчего‑ то пропало отпускное настроение. Первый и самый короткий отрезок должен был закончиться в одном из тюбингенских отелей. Затем посещение Блаутопфа, а под завершение мы предусмотрели поездку на Боденское озеро – самую южную точку нашего маршрута. Далее отклоняемся в сторону – во Фрайбург с более продолжительной остановкой в Эльзасе, а затем с остановками в любом месте, где пожелаем, движемся в Гамбург. Самым северным пунктом поездки мы определили остров Зюльт, чтобы передохнуть пару дней, прежде чем отправиться домой. Не сильно ли мы размечтались и одолеем ли такой маршрут, мы пока не думали.

Аннелиза стоит у садовой калитки и что‑ то говорит без остановки. Мне, к сожалению, не видно ее лица. Глядя на желтый служебный автомобиль, догадываюсь, что к нам прибыла почтальонша, открываю окно и напрягаю слух.

– Вы выражаетесь как мой папа, – произносит молодая женщина, – он тоже все время говорит кру‑ у‑ у‑ то…

Подавляю смех. Моя подруга, судя по всему, ошиблась в тональности лет этак на двадцать. Покрасневшая Аннелиза с открыткой в руке топает в дом.

– Смекаешь? Открытка из Лигурии не могла идти целых две недели! А теперь угадай, кто нам ее прислал?

Она очень взволнована, из чего я заключаю, что это должен быть Эвальд. Вырываю открытку у нее из рук.

Мои дорогие!

Выполняю тайную миссию в Кастелларо, где у друзей загородный летний дом. Здесь такой крестьянский рынок! Аннелиза бы порадовалась. А мы с Лорой могли бы часами бродить по окрестностям. Я извещу вас, как только вернусь в Германию.

С любовью, Эвальд.

С любви начал, любовью закончил. Я в замешательстве. Аннелиза бормочет под нос:

– По всем углам сердечки.

Ее тоже озадачило загадочное сообщение про какую‑ то тайную миссию. На передней стороне открытки было изображено древнее оливковое дерево и подписано: Bella Liguria.

Скрепя сердце, рассказываю подруге все, что узнала по телефону Йолы.

– Чудовищно! – возмущенно восклицает Аннелиза. – Пусть этот подлец и не думает даже показываться у нас! Самое время уезжать, и пусть он торчит перед запертой дверью!

Мы обе испереживались, но гнев немного помог сгладить разочарование.

– Подумайте только, ну как можно назваться Йолой! – распаляется Аннелиза. – Наверно, это сокращенное от Йоланта. Так свиней кличут!

Догадываюсь, что она об этом узнала из какой‑ нибудь комедии или оперетты.

– Может, он коллекционирует эксцентричные имена? – предполагаю я. – Следующая должна была в чем‑ то перещеголять Бернадетту!

– Или работает по алфавиту. После А, как, например, Аннелиза, следует Б, например Бернадетта, а за Йолой может еще быть Зоя!

Мы решаем, что ко всему прочему Эвальд еще и трус, ведь мог бы просто позвонить нам. Кроме мобильного в кармане, сегодня едва ли не в каждом летнем доме имеется стационарный телефон. Аннелиза вообще предполагает, что ее танцевальный кавалер ни в какой не в Италии, а эту открытку бросил в почтовый ящик один из его сообщников.

– Для алиби, – объясняет она.

Когда началась Вторая мировая война, моего отца призвали в армию. Помню, как я гордилась, что к тому времени научилась читать и писать, одно только мне удавалось с трудом – рисовать свастику. Хорошо помню, как моя тетя посоветовала вывести цифру четыре, а к ней уже подрисовать три ветви. У меня сразу получилось, я ликовала, но мама была не в восторге от моих успехов и лишь тихо вздыхала. Еще маленькой девочкой я чувствовала, что национал‑ социализм вызывает в ней стойкое отвращение, но причину понять не могла. Из осторожности мама молчала.

Мы, дети войны, были лишены защищенности – страхи взрослых невольно передавались и подрастающему поколению.

А позже невысказанные желания наших матерей так или иначе повлияли на наш выбор супругов: безопасность стояла на первом месте. Нам казалось, что наша любовь глубока и чиста, но мы же считали себя порядочными дочерьми и старались угодить родителям. Не было матери, которая бы не мечтала, чтобы дочь нашла приличного мужчину, способного обеспечивать семью. На первом месте в списке порядочных стояли чиновники с пожизненными контрактами. Стоит ли удивляться, что практически ни для кого из нас брак не стал источником радости. Парни оказались не в лучшем положении. В послевоенной мещанской атмосфере стремление сделать карьеру и гарантировать себе благополучие пользовалось абсолютным приоритетом. К картине благополучия полагалась подобающая правильная супруга, которая должна произвести на свет несколько детей, содержать в идеальном состоянии домашнее хозяйство и во всем поддерживать мужа.

Назвать нашу жизнь из‑ за этого безотрадной все‑ таки нельзя. Нынешнее поколение лишь посмеется над теми маленькими радостями, какие нам преподносило прогрессивное, как мы тогда считали, послевоенное время. Помню, как мы с Аннелизой в пятидесятые годы впервые попробовали пиццу, и она показалась нам высшим кулинарным наслаждением, доселе невиданным и таким шикарным. Наши внуки, вероятно, поймут наше состояние после своего первого посещения китайского ресторана, где подают змей.

Очень надеюсь, что объединившись с нашими молодыми провожатыми, мы еще переживем нечто волнующее. Завтра влюбленная парочка заедет за нами, и можно считать, что путешествие началось. Чемоданы упакованы; Аннелиза только что отнесла теплый яблочный пирог соседке, вознаграждая ее заранее за полив своих любимых растений. Я решила быстренько кое‑ что прогладить, чтобы не оставлять невыполненной работы.

Зазвонил телефон. Я сняла трубку. Раздались вопли незнакомого пронзительного женского дисканта. Это дочка Эвальда, отчаянно разыскивающая отца. Сообщаю, что мы недавно получили от него почтовую открытку из Италии, в которой Эвальд обещает в скором времени вернуться.

– Моя мама умерла! – восклицает незнакомый голос и громко всхлипывает.

От ужаса по телу пробегают мурашки, язык словно онемел. Кое‑ как справившись с волнением, спрашиваю, что произошло.

Как и было договорено, сын Эвальда заехал за матерью в клинику и привез домой. В тот же день Бернадетта позвонила дочери и заверила, что лечение принесло результат – она чувствует себя намного лучше. На следующей неделе дочь тщетно пытается дозвониться до матери, и до нее наконец доходит, что с той что‑ то случилось. Бернадетта не любила выходить из дома.

Сегодня, в выходной, обеспокоенная дочь спозаранку села за руль и проделала пятидесятикилометровый путь до родительского дома, чтобы лично убедиться, все ли в порядке. И нашла в доме два трупа: своей матери и неизвестного мужчины. Одетая, под несколькими шерстяными одеялами Бернадетта лежала на диване, а неизвестный на кровати в гостевой комнате.

Девушка сообщила, что она ничего не трогала и сразу же позвонила в полицию, однако на первый взгляд никаких следов насильственных действий она не обнаружила. Не нашлось и посмертного письма. Врач установил, что смерть по всем признакам наступила несколько дней назад, но о ее причинах пока ничего сказать не может. Вскрытие покажет.

Разумеется, я пообещала, что как только Эвальд объявится, я незамедлительно направлю его к детям. Под конец разговора я позволила себе задать вопрос: не знает ли девушка некую докторшу по имени Йола Шэффер?

Дочь Эвальда ответила, что впервые слышит про такую и быстро попрощалась, поскольку собиралась продолжить разыскивать пропавшего отца. Ни о каком домике в Лигурии она также не слышала. От волнения я не успела запомнить ни ее имени, ни спросить номер телефона.

Увидев выходящую из соседского дома Аннелизу, я в полной растерянности бросилась ей навстречу. Господи, оставалось только надеться, что двойное убийство не на ее совести!

Своим принципиальным спокойствием и полной невозмутимостью при известии о трагедии подруга довела меня до белого каления.

– Для начала пойдем‑ ка в дом, – хладнокровно говорит она, – в конце концов, не нужно, чтобы об этом слышала вся улица. – Прежде чем усесться поудобнее в кухне, она достает из холодильника минеральную воду и пьет прямо из бутылки. – Теперь давай по порядку. Кто звонил, кто умер?

– Аннелиза, Бернадетта и неизвестный мужчина, предположительно органист, несколько дней мертвы! Отвечай немедленно: ты приложила к этому руку?!

– Разумеется, нет! – возмущенно заявляет она. – Тебе ли не знать, что все это время мы находились здесь, в доме, вместе. Единственно, куда мы выезжали, это в Баден‑ Баден. Кроме того, Эвальд не раз говорил нам, что и Бернадетта, и ее приятель одной ногой стоят в гробу.

– Вероятно, – говорю я, – но это же не оправдание, дающее кому бы то ни было право по своему усмотрению определять день их смерти. И вообще, с какой стати вы решили за бедного органиста? Может, он вовсе не собирался умирать? Боюсь, тут вы допустили ошибку.

– Что значит «вы»? – возмутилась Аннелиза. – Я невинна, как новорожденный младенец. Мне начинает казаться, что ты хочешь испортить мне предвкушение радости от нашего путешествия!

Я пришла в ужас. Какой нормальный человек после всего, что произошло, отправится в путешествие за удовольствием? А что мы скажем Эвальду?

– Ах, полно, – утешает Аннелиза. – Эвальд взрослый человек и в любом случае позвонит своим детям. А если не позвонит, то сам будет виноват.

В общем, я сдалась: подруга убедила меня в том, что мы не можем отказать очаровательным студентам, к тому же не должны отвечать за поступки Эвальда.

Ровно в десять наши водители дожидались у парадной двери, их собственный багаж состоял из двух набитых под завязку и местами оттопыривавшихся спортивных сумок. Они так радовались предстоящей поездке, что нетрудно было догадаться: возможность попутешествовать являлась для них не только необходимым побочным приработком. Мы подождали, пока они погрузят наши чемоданы, и залезли в машину. Первой за руль села девушка, ее приятель был на подмене. Оба в черных очках, в темных кепи с козырьками. Наверное, таким способом они решили обозначить свой новый статус – своего рода униформа. По дороге молодые люди рассказывали нам про свои прежние работы, которые почему‑ то приходились главным образом на гастрономическую область.

– Рикки приходилось столько раз сервировать столы, что она накачала двуглавую мышцу, – говорит ее друг и для подтверждения задирает девушке и без того короткий рукав. – Потаскай с утра до вечера поднос с пол‑ литровыми пивными кружками, мускулатура станет как у чемпиона по боксу!

– Убери свой палец, Моритц, – произносит Рикарда с легкими нотками раздражения в голосе, но все же соглашается, что работа в пивной на открытом воздухе не та профессия, о которой можно мечтать.

Узнаем, что оба учатся первый год на ветеринарном факультете.

– Моритц чуть старше меня, – объясняет девушка, – он альтернативщик, да еще оставался на второй год в школе.

– Это она мне мстит за бицепсы, – комментирует Моритц, и оба смеются.

Затем он рассказывает, как прошлым летом работал в службе охраны в роли ассистента детектива при супермаркете.

– Что, и оружие выдавали? – любопытствует Аннелиза.

– Только дубинку, – отвечает он. – Однако если вы думаете, что в магазинах тырят только школьники или уголовники, то заблуждаетесь. Мы ловили священников, профессоров и домохозяек с толстыми книжками в пластиковых пакетах.

– Я бы от стыда сквозь землю провалилась, – признается Аннелиза. – Это каким же тупым надо быть, чтобы дать себя поймать?

Моритц зааплодировал, но Рикарда зашипела на него:

– Ничего смешного не нахожу! – И обратилась к Аннелизе: – Если я украду у вас из кошелька пятьдесят евро, вы посчитаете меня жалкой воришкой. С какой стати нам считать учителя, укравшего третий том «Истории искусств», утонченным эстетом? Лично я никакой разницы не вижу, и у меня нет сострадания к книжным воришкам!

Меня порадовало, что девушка устроила нагоняй моей бессовестной подруге.

В Тюбингене я сразу зарезервировала в замке номер на двоих – на меня и Аннелизу. Студенты собрались переночевать у друзей, но перед тем как отправиться к ним, пообедали с нами в ресторане «Мауганештле». У входа над скамейкой висела большая табличка: «Здесь сидят те, кто всегда сидит».

Мы изрядно попотели, прежде чем раскусили эту швабскую задачку и хорошо отдохнули от трудностей пути за кислой печенкой, картофельной лапшой и бутылочкой «Троллингера». Рикарда нас просветила, что Тюбинген находится в самом центре земли Баден‑ Вюртемберг, а экзотическую табличку при входе в ресторан нужно понимать в том смысле, что люди с удовольствием приходят сюда снова и снова. После обеда мы оставили наших провожатых и двинулись в отель прикорнуть на часик. В конце концов, это увеселительная прогулка.

Я крепко уснула. Прошло полчаса, Аннелиза пришла будить меня и напугала. Знаю, ее тянуло посмотреть на Башню Гёльдерлина, где больной психическим расстройством поэт жил до самой смерти в семье Шрайнеров.

Когда Аннелиза не вымотана работой по саду и у нее перед глазами цель, то она готова прошагать не один километр. Два часа мы болтались по старому городу и по берегу Некара, прежде чем она согласилась передохнуть. В летнем кафе под деревьями мы нашли своих студентов в кругу приятелей, попивающих эспрессо.

– Мы только что решили для разнообразия пригласить вас сегодня вечером в нашу компанию, – говорит Моритц. – Рикки знает тут один необычный ресторанчик.

– Но там довольно громко, – предупреждает Рикарда. – Вас это не смущает?

– Там поют? – интересуется Аннелиза.

– Gaudeamus igitur и другие старые хиты там не распевают, – предупредил Моритц, – зато… Клецки по‑ швабски с сыром, суп с пельменями и другие местные пальцеоблизунчики.

– Если там не будут орать во все горло, я согласна, – говорю я, – вот только моя подруга будет разочарована. Что‑ что, а по части пения она бы попыталась заткнуть за пояс студенческую корпорацию, показав, как это надо делать, личным примером!

Парочка с любопытством уставилась на крашеную блондинку Аннелизу. В световом отражении ее волосы вдруг как‑ то померкли и приобрели вульгарный вид.

– Так вы из тех, кто не может жить без поклонников? – усмехается Рикарда и своим замечанием выводит Аннелизу из себя.

Мы снова у себя в отеле, прихорашиваемся для вечернего выхода. Аннелиза не выдерживает и начинает возмущаться:

– Не нравится мне эта малышка, она меня ни во что не ставит! По возрасту я ей в бабушки гожусь! Надо было взять одного Моритца. Не надеть ли мне новое платье в крапинку? Жаль, что к нему не подходят спортивные тапочки, с этим пластырем я не влезу больше ни в какую другую обувь, а мне не хочется мозолей на ногах.

Мы посчитали, что ресторан, куда нас пригласили, не может быть дорогим, и в конце концов решили всего лишь сменить блузы.

Вечерок выдался веселым. Рикарда с Моритцем веселились по поводу чего‑ то такого, о чем мы лишь смутно догадывались, однако хохотали вместе с ними.

– А завтра едем на Блаутопф, – радостно объявила Аннелиза. – Там совсем не обязательно бегать, а можно тихонько сидеть на берегу и часами всматриваться в таинственную голубизну озера. Если повезет, мы даже увидим русалку.

Будущие ветеринары, к нашему удивлению, знали легенду о прекрасной даме из озера. Их больше интересовал вопрос, какого размера рыба могла бы обитать в карстовом озере, которую в давние времена люди принимали за русалку.

Рикарда даже напела народную песенку и пошутила:

– Может, за русалку приняли тело фрейлейн Кунигунды, которое утащил в Регенсбург большой сом. Она потом появлялась на поверхности озера Блаутопф, чем приводила людей в восторг, позже сменившийся на страх и благоговейный ужас.

Услышав эту историю, Аннелиза вздрогнула и собралась уходить в отель.

Вода в озере Блаутопф очень интенсивной окраски. Внутри она уплотняется, а ближе к краям сверкает изумрудно‑ зеленым цветом. Глубокая воронкообразная впадина лежит в окружении лиственных деревьев и медитирующих туристов. Они, погрузившись в свои мысли, неподвижно созерцают это древнее чудо природы и не удивятся, если вдруг на их глазах вынырнет длинноволосая наяда.

Интересно наблюдать, насколько по‑ разному ведут себя люди: среди туристов встречаются здравомыслящие, с умом исследователя, как Рикарда, блаженные друзья природы, как Моритц, радостно‑ возбужденные, как Аннелиза, и меланхоличные романтики вроде меня. Чем объяснить волшебное воздействие голубизны? Может, тоской по голубым далям, по далекой мечте и последнему покою, неизбывным стремлением к небу и морю, что таятся в душе любого из нас?

Не могу сказать, как долго мы тут стоим, но здесь как в сказке – мгновение становится вечностью. Наконец Аннелиза напоминает, что пора возвращаться.

– Ты не будешь возражать, если мы заскочим еще в одно место? – спрашивает она.

Почему бы и не заскочить? Куда хотим, туда и едем.

– А что ты задумала? – поинтересовалась я.

Тут неподалеку в пригороде Ульма дом Эвальда, точнее, Бернадетты. Аннелизе очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на него.

– А если нас застукают за шпионажем?

– Полно! Нас там никто не знает, – успокаивает меня Аннелиза, разыскивая адрес в записной книжке.

Рикки принялась изучать карту и в шутку отдавать команды электронным голосом, как навигационная система.

Незадолго до нашего прибытия на меня снизошло прозрение. Поездку к озеру Блаутопф Аннелиза затеяла только как предлог, тогда как ее единственной целью с самого начала было понаблюдать за домом Эвальда.

– Хотите заглянуть к друзьям? – спрашивает Рикарда.

Ответ у Аннелизы был уже наготове:

– Да, если они не отъехали, мы забежим поздороваться. Будет лучше, если вы поставите машину у опушки леса и немного погуляете. Через полчаса встречаемся у автомобиля.

Моритц с подружкой обменялись веселыми взглядами, и мы разошлись в разные стороны. Нам с Аннелизой пришлось несколько минут побегать кругами, пока мы не нашли дом номер 61. Улица была не для бедных людей, и виллу Бернадетты тоже нельзя было отнести к социальному жилью. Вход охраняли две импозантные плакучие ивы, в палисаднике маленькая девочка поливала из пластмассового чайника сорняки.

– Это, наверное, внучка Эвальда, – шепчет Аннелиза. – Видимо, сын с семьей приехал, и дочь должна находиться где‑ то тут.

И действительно, на улице стояли две машины с нездешними номерами.

– Что дальше? – спрашиваю я, поскольку прошло всего пять минут из тридцати, на которые мы договаривались.

– А дальше мы войдем! – восклицает Аннелиза и нажимает на кнопку звонка.

Нам открывает неприветливая женщина лет сорока.

– Что вам угодно?

У нее заплаканные глаза и утомленный вид. По голосу я узнаю в ней дочь Эвальда.

– Вы мне звонили позавчера, – отвечаю я ей, – но я, к сожалению, забыла записать номер вашего телефона.

Мое обращение прозвучало не слишком элегантно, хотя в подобных ситуациях любому пришлось бы оправдываться. Однако печальная женщина, казалось, была далеко со своими мыслями и впустила нас в дом.

Красавицей дочь Эвальда нельзя назвать ни при каких оговорках. Она представила нас невестке и брату, который внешне очень походил на отца.

Теперь пришла очередь вступить в дело Аннелизе, и она назвалась партнершей Эвальда по урокам танцев в молодости и пояснила, что они возобновили связь лишь недавно, а в юности были милой парой.

– Он нам об этом никогда не рассказывал, – недоверчиво промолвила дочь.

– Это было так давно! Позже мы познакомились и с вашей мамой, и вот теперь подумали, что вам понадобится помощь, – неуверенно оправдывается Аннелиза.

Сын, нахмурив брови, сообщает, что отец тем временем объявлен пропавшим без вести, поскольку нельзя исключать, что он стал жертвой несчастного случая или преступления.

– Преступления? – восклицаю я. – А как идет расследование случая с вашей матерью? Полиция уже вышла на след?

Нет‑ нет, причины двойной смерти в доме по‑ прежнему не выяснены, но вряд ли это преступление. Разумеется, личность мужчины установлена, да и сама Бернадетта рассказывала детям, что познакомилась с церковным музыкантом. Они вместе слушали кантаты Баха. Результаты вскрытия будут известны чуть позднее.

Размышляю: жил ли органист у Бернадетты постоянно или приехал ненадолго погостить?

– Что же, у гостя не было чемодана? – интересуюсь я у них. – Он был в пижаме или в обычной одежде?

Невестка Эвальда едва заметно улыбнулась. Похоже, данное обстоятельство ее тоже волновало.

– Нет, у органиста не было багажа; необъяснимым образом он залез под толстое пуховое одеяло в джинсах и свитере.

– Наверное, он привез несколько компакт‑ дисков, – ответила дочь, которая переживала за честь матери. – Ничто не указывает на какие‑ либо тесные отношения между ними.

После некоторых колебаний сын все же отваживается сказать правду:

– Вам так или иначе известно, что наша мама по причине тяжелого заболевания страдала медикаментозной зависимостью. Она познакомилась с органистом в специальной клинике, где пациентов лечат воздержанием от употребления сильных средств. Таким образом, можно предположить, что и он… Что у них обоих случился рецидив, они приняли прежнюю большую дозу и не справились.

– У ваших родителей наверняка была уборщица? – предполагает Аннелиза, рассматривая в это время на окне узамбарские фиалки. У цветов хоть и поникли головки, но жизнь в них не высохла окончательно. – Как же так получилось, что вашу маму не обнаружили раньше?

– Пока Бернадетта отсутствовала, домработница регулярно забирала из ящика почту, поливала цветы и иногда производила уборку, но, как нарочно, перед самым возвращением своей хозяйки улетела в Турцию.

В доме все выглядело ухоженным и прибранным. Я пыталась определить, какую мебель Эвальд с Бернадеттой выбирали по своему вкусу. Множество оловянных и латунных декоративных предметов и мягкий гарнитур с цветочной обивкой в коттеджном стиле, скорее всего, появились по воле хозяйки дома. Черный кожаный диван и гнутые тонетовские стулья, видимо, выбирал хозяин. Дорого, но как‑ то нарочито мелкобуржуазно. На мой вкус, на всем отпечаток мещанства, при том, что хозяева явно старались сделать свое жилище представительным. Мне очень хотелось посмотреть книги и обойти все комнаты.

Дочери Эвальда было не просто в ситуации, когда баловень судьбы в семье твой брат. Природа в очередной раз показала, насколько порой может быть несправедливой, сделав сына Эвальда импозантным, дельным, любезным и вдобавок наградив его прелестной женой и хорошенькой дочуркой. Семейный конфликт на этой почве не закончится никогда.

Неожиданно Аннелиза начинает рыться в своей сумочке, извлекает оттуда, будто козырную карту, почтовую открытку от Эвальда и вручает сыну Эвальда. Тот читает, качая головой, передает открытку сестре и заверяет, что ничего не слышал ни о какой тайной миссии отца, и никакие мысли на сей счет ему в голову не приходят.

Что и требовалось доказать! Я сразу поняла, что это была не спонтанная идея. Аннелиза подготовилась к посещению детей Эвальда. Иначе чем объяснить, что открытка оказалась в ее сумочке?

– А это точно почерк Эвальда? – усомнилась невестка, но дети подлинность подтвердили.

– Не хотим вам больше мешать, – говорит Аннелиза и встает. – Вы позволите на минуту забежать в туалет?

Пока она отсутствовала, сын Эвальда рассказал о последней размолвке родителей. Сестра незаметно толкнула его локтем, но он не замолчал.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒