Ингрид Нолль 3 страница

До ужина Руди успел мне показать старинные украшения, которые привез в ювелирном чемоданчике.

– А мне можно? – спросила Аннелиза, подсаживаясь поближе.

Запачканные в земле руки подруга протирает бумажной салфеткой. Руди извлек из чемоданчика мелкие изящные предметы роскоши, которые приобрел из того же наследства. Там были мундштуки из слоновой кости, серебряные очечники, флаконы для духов из венецианского стекла, складной лорнет, коробочки для пилюль, золотые медали, эмалированная пряжка для ремня, карманные часы. Нашлись даже отделанные бриллиантами солнечные очки. Они произвели на Аннелизу столь мощное впечатление, что она долго не могла успокоиться. Затем Руди торжественно достал из чемоданчика настоящие драгоценности и для большего эффекта разложил на черном бархате. Кольца, броши, серьги, колье и диадему – самое ценное сокровище.

– Ну, что ты теперь скажешь? – с надеждой спросил он.

У меня уже была лупа наготове, и я стала добросовестно рассматривать предмет за предметом, принадлежавшие разным эпохам. Модные в прошлом столетии кольца с удлиненными камнями и змейками, тяжелые серьги и браслеты, несомненно, можно было продать за хорошую цену. Но реализовать все эти украшения с алмазами и другими драгоценными камнями представлялось сложным. Все это были музейные ценности, и их могли приобрести лишь очень богатые коллекционеры. Мой бывший магазинчик «Золотое дно» ко всему прочему никогда не являлся ювелирным, куда мог случайно забрести какой‑ нибудь миллионер. Считалось, что нам улыбалось счастье, если в магазин заглядывали зубные врачи и владельцы небольших фабрик и решались потратить чуть больше к пятидесятилетию своих женушек.

Я изложила Руди свои соображения, но он и после этого не смутился. Немного застенчиво признается, что сильно привязался к своим сокровищам и охотнее всего оставил бы их себе. Я рассказываю, что Перси оберегал дорогие для него вещи как зеницу ока. Вспоминаю об одном случае, о котором прочитала в книге, – как некий одержимый ювелир убил покупателя, чтобы любимое украшение не ушло в чужие руки. Однако Руди в этом примере находит лишь еще одно подтверждение тому, что правильно оценил художественную цену своей коллекции.

Наивным дитя природы Аннелизу, разумеется, не назовешь, и все же у нее напрочь отсутствовала сдержанность, которой природа иногда награждает благородные натуры. Все это время она издавала радостные возгласы «А‑ а‑ а! » или «О‑ о‑ о! », словно наблюдала красочный фейерверк. Вдруг подруга запустила руку в открытый футляр из красной телячьей кожи и выпалила:

– Хочу себе такие за любые деньги!

Руди аж передернулся.

Речь шла о так называемой парюре, состоявшей из колье, браслета, кольца, броши и серег. Чисто ручная работа, инкрустация крупными кабошонами из изумрудов и мелких рубинов, сделано, видимо, около 1830 года. Схватив именно эти предметы, Аннелиза продемонстрировала хороший вкус, а заодно и полное непонимание того, сколько они могут стоить, и может ли она позволить себе подобную роскошь.

Поразмыслив, Руди назвал весьма корректную дружескую цену, от которой Аннелиза пришла в ужас.

– Господи помилуй! – воскликнула она, побледнела и почтительно вернула украшения в футляр.

Я невольно улыбнулась, но тут же вспомнила, как в самом начале профессиональной деятельности тоже с трудом справлялась с непреодолимым желанием оставить красивые вещи себе.

– Цепочка с огромным изумрудом не налезет на наши шеи, – сказала я подруге в утешение, – а букет цветов из твоего сада прекраснее, чем все эти побрякушки.

Аннелиза была другого мнения, потому что ни один цветок не сверкал так, как благородные камни.

– Я давно не слежу за событиями, – оправдалась я, – когда у нас следующие ярмарки?

По опыту я знала, что на крупной ярмарке антиквариата, как правило, удается сбыть одну‑ другую дорогую вещицу.

– В Дортмунде в сентябре, в Мюнхене в октябре, – ответил Руди, – а наша, в Райн‑ Майн‑ пассаже, только в феврале следующего года. К тому времени я умру от голода!

Аннелиза кое‑ как разобралась в сути дела и подключилась к обсуждению, что́ в нашем случае можно было бы предпринять.

– Если гора не идет к пророку, – обратилась она к Руди, – то пророку самому придется к ней подойти. Ну а поскольку настоящие денежные мешки, к большому сожалению, проходят мимо прекрасного магазинчика Лоры, то ей нужно сменить место расположения и перенестись во дворец какого‑ нибудь набоба!

Руди уже не воспринимал ее всерьез и отделался ответом, что у него‑ де нет для этого подходящего лотка, с каких торгуют вразнос. И все‑ таки арабское словечко «набоб» подсказало мне одну идею. Но я не стала сразу озвучивать ее, а отвела Руди в свою жилую комнату на первом этаже. Аннелиза предложила тем временем заняться в кухне приготовлением еды.

Как я и думала, мой последователь погряз в убытках. Только что я отчитала Руди за драгоценности, теперь настал черед взяться за его бухгалтерию. Увы, здесь царил хаос, и мне оставалось лишь удивляться, что банк решился выдать ему столь щедрый кредит. Финансы Руди беспокоили меня не только по соображениям гуманной заботы, но и из своекорыстных интересов. Из отступной суммы, за которую я ему передала магазин, он выплатил лишь маленький задаток.

– Дорогой мой! – воскликнула я. – Как можно было пойти на подобный риск? Тебя, наверное, в тот момент обуяла золотая лихорадка! Самым разумным в твоем положении было бы поехать с этим чемоданчиком в Цюрих и предложить вещи какому‑ нибудь известному ювелиру. Но мне пришла в голову другая идея…

Как всегда, спаржа Аннелизы удалась на славу. В качестве гарнира были поданы шварцвальдский окорок, молодой картофель и голландский соус. После клубничного торта‑ безе я рассказала об одном нашем бывшем клиенте. Он работал крупье в висбаденском казино. Семья же осталась в Италии. В принципе он был вполне достойным и уважаемым человеком, платил наличными и бегло говорил на нескольких европейских языках. Не кошерными казались только его истории с женщинами. Каждый раз, попав под обаяние очередной возлюбленной, он покупал для нее колечко старинной работы. Рассказывал всем им трогательную историю про то, что кольцо принадлежало его почившей матери, отчего таяли даже железные леди.

Благодаря ему у меня сложилась приблизительная картина, как формируется круг клиентов игорного дома. Определенную часть составляли любопытствующие туристы, но были также кандидаты из полусвета, кому требовалось отмыть свои денежки. Но особенно приветствовались нефтяные шейхи, для них траты на сотню тысяч евро не играли роли.

– Это идеальные клиенты, Руди! Если даме из гарема понравится диадема, то они определенно не станут долго торговаться. Тебе осталось лишь подъехать к какому‑ нибудь нефтяному шейху, и все твои проблемы в одночасье решатся.

После рислинга, который мы пили на обед, я откупорила бутылку шампанского. Собственно, я собиралась открыть ее на день рождения Аннелизы, но существует хорошее правило: отмечать праздники по мере того, как они случаются. Руди пьет быстро и много, Аннелиза постоянно чокается с ним и открывает еще одну бутылку, но уже не того качества. Они давно перешли друг с другом на «ты». Вдруг Аннелиза исчезает и вскоре появляется как примадонна в струящемся синем кафтане.

– Заклинаю всем святым, позволь надеть твои камни! – взмолилась она без театральной наигранности, и Руди не заставил себя долго упрашивать.

После Аннелизиного превращения в диву я тоже решила не оставаться в тени, нахлобучила на свою поседевшую голову диадему и стала выглядеть как королева Елизавета Вторая. Что касалось дурачеств, то Руди никогда не оставался в стороне. Он тотчас обвешался всякими побрякушками, как рождественская елка, нацепил на нос сверкавшие бриллиантами очки и воткнул в ухо мундштук. Аннелиза, покряхтывая, взобралась на стол, – не знаю, считать ли ее длинный до земли наряд своеобразным гендикапом или счастливым обстоятельством, – и лихо принялась исполнять арии из оперетт. Когда она запела: «Мой главный в жизни идеал – свиньи, свиной шпик…», мы с Руди запрыгали вокруг стонавшего и скрипевшего стола, пока наконец диадема не соскочила с моей головы.

В сильно подвыпившем состоянии Руди не мог вести машину. У нас в мансарде для таких случаев была предусмотрена кровать со свежим бельем и зубной щеткой, и он с благодарностью принял предложение.

– По‑ п‑ пробую в‑ втереться в дру‑ зья, ведь с‑ со сво‑ ими никогда не то‑ оргу‑ ю‑ тся, – с трудом совладав с языком, пообещал Руди и полез на четвереньках вверх по лестнице.

На следующее утро я на удивление не чувствовала себя разбитой, наоборот, меня переполняли приятные ощущения, и я словно обрела окрыленность. Будто после ночи любви, хотя об этом многие годы не могло быть и речи. Потянувшись и с наслаждением зевнув, я вдруг сообразила, в чем дело: вчера я смеялась до колик. Это лучше любой гимнастики, подумала я и бодро выпрыгнула из постели. Что‑ то больно кольнуло в пояснице, но я не придала этому значения, – еще не хватало портить себе хорошее настроение.

Аннелиза тоже выглядела веселой и, к счастью, не напевала арии, а молча ставила булочки на стол. Я выключила радио и сняла с плиты засвистевший чайник.

– Какой восхитительный молодой человек, – прокомментировала она вчерашнее веселье. – Так и хочется обнять!

– По мне, так никто не мешает тебе немного пофлиртовать, но не рассчитывай на многое, – предупредила я, – он гомик с рождения.

– Я же не чокнутая, – сверкнув на меня глазами, обиженно парировала подруга. – Почему ты постоянно норовишь испортить мне удовольствие?

Пару секунд мы обе сердито смотрели в окно, но затем дружно рассмеялись.

Тянуть с утренним кофе и завтраком дальше было невмоготу, но мы решили не будить гостя – пусть выспится в тишине и покое. Магазин сегодня тоже пусть побудет закрытым.

И все же настроение Аннелизы беспокоило. Я попыталась втолковать ей, что не следует недооценивать Руди. Вчера он вел себя как клоун, однако его можно считать кем угодно, но только не легкомысленным человеком.

– По своему типу он скорее художник с утонченным вкусом, – объяснила я.

– Да поняла уже, поняла, – усмехнулась Аннелиза. – У меня и в мыслях не было переманивать его у тебя, ревнивая коза!

В этот момент в дверях появился Руди, и мы смутились. Хочется думать, он ничего не понял из нашей перебранки.

Руди порезался во время бритья и выглядел не так свежо, как вчера во время обеда. Он отказался от кофе и булочек и вместо этого вскипятил себе отдельно чай.

Похвально, конечно, что Руди сам себя обслужил, но надо же было ему схватить непременно нимфенбургскую чашку, которую я выставила для украшения! Он еще не сделал ни одного глотка, все размешивал и размешивал сахар; наконец его внимание приковала кухонная люстра, которая досталась Аннелизе от родителей. Колесо от телеги, закрепленное на потолке с помощью цепей, на колесе посажены четыре лампы в грубых кованых железных держателях. Мы с Аннелизой тем временем болтали о погоде.

– В Висбадене меня знает каждая собака, – внезапно и по‑ простецки грубо сказал Руди, – я не могу там приставать ко всем шейхам подряд. Меня быстро примут за проститута! Лучше нам начать в Баден‑ Бадене!

– Нам? – удивились мы с Аннелизой.

Выяснилось, что ночью Руди чуть ли не до утра ломал голову над этим вопросом и составил план. Если кто‑ то и умел одновременно сочетать в себе серьезность и невинность, так это две славные пожилые дамочки.

– Правильно, – кивнула я, – мы можем позволить себе ввозить контрабанду, воровать, торговать наркотиками, убивать, заниматься вымогательством и похищать людей с целью выкупа сколько угодно, и никто нас не заподозрит. Никто даже не сумеет описать наши личности, поскольку на нас давным‑ давно перестали обращать внимание. Мы – серые пантеры, невидимая армия призраков нации.

– Лора! – воскликнул Руди. – Как ты прекрасно сказала! Это как в «Мышьяке и старых кружевах»! Но я вовсе не собирался подвигнуть вас на кражу!

Но главное тут – шутка. Аннелиза давно горела нетерпением что‑ нибудь отмочить и тут громко затянула:

– Тео, мы едем в Лодзь! Мы закатим там такой праздник, что забудем обо всем в мире!

Вот в чем заключался наш план: в холле самой изысканной гостиницы‑ санатория заказываем аперитив и рассматриваем крупных капиталистов. На Руди возлагается задача вступать с ними в разговор.

В качестве репетиции он разыграл перед нами сцену. Повязал на шарообразную вазу кухонное полотенце в красную клетку и стал нашептывать на ухо воображаемому шейху:

– Посмотрите назад, видите там, в кресле, мою двоюродную бабушку? Она очень знатного происхождения. Бедняга вчера просадила все свое состояние, и теперь ей не остается ничего другого, как расстаться с фамильными драгоценностями!

– Чего уж, скажи сразу – прабабушка! – обиделась я. – Тети будет достаточно!

Моя подруга, которая всю жизнь переживала, что не попала на сцену, получила сильное впечатление.

– А какая роль уготована мне? – поинтересовалась она.

Шуточки Руди зачастую были на грани приличия. Вот и сейчас он прыснул со смеху:

– Моей няньки, естественно!

Я злорадно усмехнулась.

– Аннелиза будет играть важную роль второго плана – камеристку! – объявил Руди.

Аннелиза не согласилась ни с одним из этих предложений. Теперь и я со всей серьезностью выразила протест:

– Мы тут не собираемся разыгрывать ни «Марию Стюарт», ни оперу Моцарта! И на самом деле пожилых камеристок не бывает. Аннелиза будет поддерживать нас в качестве моей подруги, и ни слова больше!

– Тогда вперед, девочки! – подвел итог Руди, в котором проснулась жажда действия. – Принарядитесь и наведите марафет! Но ценные украшения ты лучше наденешь потом, Лора. Мне кажется, что так будет безопаснее.

Мы договорились, что поедем на моей машине. Отправляемся через час. От Шветцингена до Баден‑ Бадена километров сто, не более.

Во времена моего детства нежные прикосновения могли позволить себе влюбленные и ближайшие родственники, и только благодаря следующему поколению мы узнали, что и друзья могут обнять друг друга или поцеловать в щечку при встрече или прощании. Крепкое рукопожатие у нас, людей старшего возраста, все равно осталось основным способом выражать чувства. Думаю, мы с Аннелизой не смогли бы преодолеть неловкость, если бы спустя годы ни с того ни с сего нам пришлось целоваться. Удивительно, что мы это делаем с людьми моложе нас, с которыми и знакомы не так давно и такой тесной сердечной дружбы между нами нет.

Однако были и есть личности, кого я называю «любителями погладить по спинке». От этих не отделаешься одним лишь вошедшим в моду поцелуем, они игнорируют всякую дистанцию, на какую претендует современный человек. Они норовят подойти к тебе вплотную и преследуют, когда попытаешься от них незаметно увильнуть. Отвертеться от них можно, если отдаляться от первоначальной позиции потихоньку, метр за метром. К такому типу принадлежала одна моя бывшая клиентка, покойный муж Аннелизы тоже здорово грузил ближних. Мне без разницы, хотел ли он подобным образом завоевать меня или территорию; противно и то и другое, ненавижу, когда на меня наседают и дышат в лицо.

Буркхард умел выглядеть обаятельным, и на его трюки я часто попадалась. Поскольку мы никогда не успевали вовремя приготовить посадочные места, – стулья или кресла ни за что не желали двигаться, – то он заботился о том, чтобы попридержать гостей некоторое время в прихожей. Затем, выставив вперед свой большой живот, загонял несчастные жертвы в гостиную и там стремился прижать к стенке, откуда они уже не могли сбежать от него. Аннелизе приходилось выручать зажатых между мужем и стеной гостей, прогоняя своего Харди в подвал за вином.

В последние годы жизни свою силу Харди употреблял, чтобы тиранить жену, поскольку у альфа‑ самца, страдающего недержанием, уже плохо получается «поглаживать по спинке». Как и многие другие больные со стажем, он стал ненавидеть здоровых. Дети давно нашли спасение в бегстве, не желая плясать под его дудку, и он решил отыграться на Аннелизе. Она очень долго безропотно сносила его деспотизм.

За рулем я обычно предаюсь размышлениям. Я еду не торопясь по шоссе в направлении Базеля. Аннелиза сидит рядом и не подозревает, что я мысленно копаюсь в ее минувшем браке. Похоже, и она думала о чем‑ то своем. Вот уже полчаса мы были вынуждены безмолвствовать, потому что Руди сложился на заднем сиденье и уснул. Очень кстати. Не надо было ему видеть, что я веду автомобиль как копуша. Зато он твердо пообещал, что обратно сам повезет нас.

Для Аннелизы это тоже был особенный день. Ради нашей небольшой экскурсии она рассталась со своим обычным нарядом, в котором походила на огородное пугало. На ней был черный костюм, купленный по случаю погребения мужа – достойный повод для непредвиденной траты, – и сейчас она больше напоминала трубочиста. На темном фоне изумруды смотрятся выгоднее, шепнула она мне перед отъездом, потому что хотела еще раз приложить колье, прежде чем оно будет продано.

Перед съездом с автобана Руди проснулся, и мы смогли наконец поговорить. Аннелиза попросила высадить ее у вокзала.

– Как это понимать? – удивилась я. – Уж не собираешься ли ты увильнуть?

– Вероятно, я окажусь на месте даже раньше вас, – улыбнулась она. – Доберусь на такси. Вы еще будете искать, куда поставить машину, а я уже буду сидеть в отеле.

Мы с Руди ничего не поняли. Пришлось Аннелизе терпеливо объяснять:

– Если кто‑ то и обладает важной информацией, то водители такси. Но если хочешь разузнать о том, что творится вокруг, придется немного с кем‑ нибудь из них проехать.

По части такси у Аннелизы имелся многолетний опыт. Она хотя и сдала на права, но Харди практически никогда не подпускал ее к управлению. Постепенно она совершенно забыла, как это делается, и радовалась, что эту функцию я взяла на себя. Аннелиза еще раз брызнула себе в вырез пиджака «Шанель № 5», ухмыльнулась в мою сторону и направилась к вокзалу.

– Неплохая идея, – заметил Руди. – Я бы до такого не додумался. Хорошо, что теперь нам не придется искать нужный отель, надо просто ехать за ней следом.

– Да, Аннелиза – дельный человек, – усмехнулась я. – Интересно, где тут стоянка.

Когда мы вошли в выбранный заранее «Гранд‑ отель», Аннелиза сидела в углу вестибюля, откуда хорошо просматривалось все, что здесь происходило. Она нам помахала рукой, и пока мы делали заказ, начала рассказывать. Рюмка кампари уже стояла перед ней.

– Забудьте о нефтяных шейхах, – сказала Аннелиза, – весной все они на Лазурном Берегу. Тут только один, некий эль Латиф бин что‑ там, который проходит курс лечения в клинике. – Я почему‑ то подумала об общей липосакции.

Мне захотелось снять с себя украшения, так как узкое колье из белых кораллов сдавливало горло. Но Аннелиза остановила меня властным жестом, ее глаза горели триумфом.

– Без паники, дорогая! Сегодня здесь полно русских нуворишей. А их жены любят надевать на себя как можно больше украшений. Уверена, нам улыбнется удача! Ты только погляди, вон появились первые!

Втроем мы повернулись к парадной двери, распахнутой портье для светской пары. Мужчина показался мне тучноватым для своего возраста, который я оценила между сорока и пятьюдесятью, и нельзя было сказать, что он выглядел нарочито нарядно. Однако Руди мгновенно высмотрел у него на запястье «Ролекс», а также определил дорогую марку несоразмерно больших затемненных дизайнерских очков. Его спутница была моложе лет на десять. Ни о какой сдержанности или изысканной элегантности этой особы и речи быть не могло. Стройная, но не лишенная женских округлостей, с обесцвеченными волосами, сильно накрашенная и из‑ за шпилек возвышающаяся над кавалером. Короткая юбка с жакетом от костюма стоили целое состояние. Золото поблескивало на шее, на ушах и на пальцах. Дама не скрывала, что ей доставляет удовольствие притягивать к себе взгляды, и задержалась в центре холла. Ее партнер тем временем искал свободные кресла.

– Ты довольна? – гордо спросила Аннелиза. – Русские еще в девятнадцатом веке любили приезжать в Баден‑ Баден, некоторые здесь приобретали дома. Курорт стал чем‑ то вроде русской колонии, и сегодня тут мало что изменилось. Здесь просаживали деньги знаменитые русские писатели, сама царица Елизавета посещала так называемую летнюю столицу Европы.

– Похоже, ты выучила наизусть всего Бедекера? – съехидничала я. Выяснилось, что все сведения она почерпнула у таксиста.

– Русским и сегодня рады, – продолжила Аннелиза. – Правда, нынешние не так образованны и культурны, как их предки. Однако на деньги они не скупятся. Потребление икры увеличилось в несколько раз, ведь каждый пятый гость из Москвы. И очень многие славистки нашли работу в парфюмерных салонах или бутиках, торгующих предметами роскоши.

Я вспомнила, что русские клиенты сейчас готовы платить по максимуму и за живопись XIX века.

Тем временем предполагаемый русский нашел столик, пододвинул кресло своей спутнице и зна́ ком подозвал официанта. При этом он несколько раз поглядывал на часы и на вращающуюся дверь. Нам с Аннелизой пришлось взять себя в руки и не пялиться слишком заметно на нашу жертву. Руди волновался, что у него не хватит смелости.

– Ребята, ребята, это же чистое безумие! – причитал он. – Не могу я вот так просто возникнуть перед ними и как фокусник вытряхнуть диадему из рукава!

– Полно, трусишка, – усмехнулась я, – тебе надо всего лишь с ними пообщаться! Они, скорее всего, говорят по‑ английски, а возможно, и по‑ немецки. Кроме того, в этом деле не нужно гнать лошадей. Для начала просто понаблюдаем.

В холле появилась вторая пара, одетая в том же духе, только у женщины были темные волосы. Они бурно приветствовали друг друга, как обычно приветствуют люди в отпуске, у которых прекрасное настроение. Брюнетка заняла место напротив блондинки и принялась разворачивать свои покупки, чтобы похвастаться перед подругой. Похоже, она крепко прочесала шикарные магазинчики в крытой галерее лечебного здания курорта.

– Все от Прада и Гуччи, – оценила я вслух ее приобретения.

Мужчины даже не присели и теперь, развернувшись, направились в соседний зал. Руди схватился за голову.

– Ну вот, начались кошмары, – простонал он. – Скажите еще, что я должен подлизаться к этим козам!

Аннелизе захотелось повторить кампари.

– А вы не хотите? – спросила она. Однако официант не спешил подойти. Подруга забеспокоилась, встала и оставила нас вдвоем. Уверена, что она пошла искать туалет.

Минут через пять Аннелиза вернулась.

– Официант так и не появился? – поинтересовалась она. – Теперь ясно, что происходит в соседнем зале. Две древние француженки с длинными красными ногтями раскладывают пасьянс. Ну чистое кино! А наши русские склонились над шахматной доской. Ты играешь в шахматы, Руди?

– Немного. Меня в детстве учил отец, но…

– Вот и чудесно! Тогда ты можешь встать поблизости и комментировать! – провозгласила Аннелиза. – За Карповым и Каспаровым всегда стоят три наблюдателя, которые то и дело вставляют словечко.

– Кто бы мог подумать, что из тебя выйдет тайная агентша, – не удержалась я от похвалы и отправила Руди в игровой зал.

Ему стоило усилий преодолеть себя.

– Когда появится официант, закажи мне три водки! И шесть яиц по‑ русски! Да, и присмотри за моими сокровищами! – попросил он напоследок и пододвинул поближе ко мне, не доставая из‑ под стола, чемоданчик с драгоценностями. И пошел с высоко поднятой головой, как матадор, привыкший смотреть смерти в лицо.

Долгое время ничего не происходило, но потом появился официант, и Аннелиза заказала себе кусок торта. Нетерпение нарастало. Женщины шахматистов, видимо, жили в этом отеле, по‑ домашнему распорядились вещами, заказали еще чаю с пирожными и ворковали, как голубки.

Мне это надоело, и я взяла инициативу в свои руки.

– Для разнообразия пойду‑ ка и я пошпионю, – сообщила я Аннелизе, – а ты не спускай глаз с сокровищ Руди.

Она пообещала стеречь их как зеницу ока, и я незаметно, огибая столики, за которыми сидели другие гости, приблизилась к таинственному салону. Там в это время за двумя столиками играли в шахматы: за одним сидели оба русских, за другим – Руди с каким‑ то молодым человеком в темно‑ синем свитере, который не походил на внезапно разбогатевшего. Я пристроилась у него за спиной, сделав вид, будто мне жуть как интересно, какой фигурой он собирается пойти.

– Check! – внезапно воскликнул Руди.

Его противник прикурил сигарету; в пепельнице громоздились окурки. Руди по‑ прежнему не замечал меня. Разозлившись, я задала ему вопрос:

– И как долго это будет продолжаться?

Оба игрока подняли головы, и Руди объявил на английском, что я его тетя. Незнакомец привстал, как того требуют правила вежливости, и протянул мне руку. Улыбаясь, он показал на своего визави и объявил с сильным акцентом:

– Руди – большой мастер!

Похоже, они успели подружиться.

Руди похожим жестом указал на нового знакомого и сказал:

– Nikolai is world champion!

Оба звонко рассмеялись, а я снова извинилась.

Вернувшись к Аннелизе, я увидела, что она украсила себя изумрудным колье. В холле появился пианист. Он поклонился русским женщинам и заиграл.

– Чайковский, сюита из «Щелкунчика», – с видом знатока прокомментировала Аннелиза. – Надо, пожалуй, поинтересоваться, нет ли в его репертуаре «Песни о Волге», а то…

– Аннелиза, если ты начнешь здесь проявлять себя, я немедленно отправлюсь домой, причем без тебя, – заявила я.

Желая меня подразнить, она тихо пропела мне на ухо:

Над Волгою часовой стоит,

Он ради родины не спит,

Во тьме ночной один вдали,

На вахте на краю земли.

Из чистого озорства я ей подпела:

Как в небесах Ты меня мог забыть?

Так хочется сердцу Тебя любить!

Ангелов много в Твоей вышине –

Так пошли одного Ты ко мне!

Молодые дамочки за чайным столиком повернули головы в нашу сторону, потому что мы хохотали, словно девочки‑ подростки, забыв о приличиях. Нас выручил Руди, посланный как ангел на подмогу, иначе бы мы сами не угомонились. Его в самом деле будто ниспослало небо. Глаза Руди сияли. Но вместо того, чтобы сообщить благую весть, он махом опрокинул рюмку водки со словами:

– Настровье! Мне нужно обратно, у нас еще одна партия!

Аннелиза ухватила легкомысленного ангела за рукав.

– Ты останешься здесь! – распорядилась она, потребовав разъяснений, в котором часу она может рассчитывать на возвращение домой. – Мне еще нужно до темноты полить цветы!

С выражением искренней любезности Руди откинулся на спинку кресла и строгим взором проверил, на месте ли чемоданчик с драгоценностями. Затем быстрым движением схватил половину куска торта с тарелки Аннелизы и запихнул себе в рот. Но как бы Руди ни спешил, он сгорал от нетерпения сообщить нам сенсацию. Поэтому он жевал и говорил одновременно:

– Вот так удача, до сих пор не могу поверить! У партнера по шахматам та же проблема – разные размеры ног и, соответственно, ботинок. Был бы он как я, только наоборот, мы могли бы покупать пару одинаковых моделей и меняться левыми или правыми ботинками, и здорово бы друг друга дополняли. Но, увы, у него тот же случай, что и у меня: правая нога больше!

Аннелиза сообразила, что прямо сейчас решался вопрос жизни и смерти.

– Значит, все это время вы общались на тему ботинок? – возмутилась я, теряя самообладание. – Ты не понимаешь, что на кону стоит твое финансовое благополучие?

Руди пытался оправдаться: он, как и было условлено, поглядывал за спину партнера и будто невзначай, как человек сведущий в игре, высказал предложение о том, как лучше ходить. По крайней мере, он так думал. Результатом стал веселый смех. Позже один из шахматистов объяснил ему причину этой веселости:

– You are just like Nikolai!

Николаем был второй наблюдатель, его недавний партнер, тот чуть раньше сам осрамился подобным образом. Принесли вторую доску и усадили за нее обоих новичков, чтобы их неквалифицированные комментарии не мешали думать.

– И вот тут мы пообщались на славу! – воскликнул Руди. – Николай оказался славным парнем! Ко всему прочему я многому научился. Русский, оказывается, не такой уж сложный! Вот, например, вы можете это прочитать?

Он взял меню мороженого и написал на нем K У P O P T. Расшифровать слово мы, разумеется, могли, но что оно означало, не знали.

Преисполненный гордости Руди начал поучать:

– Это кириллические буквы, и означают они не «кюпопт», а «курорт», как и в немецком. Угадайте‑ ка, сколько всего еще перешло из нашего языка! Шлагбаум, рюкзак, бутерброд, абзац, бухгалтер и много других слов!

– Прекрасно, что ты на ходу учишь русский язык! Ну а что со старинными украшениями, колье, кольцом, диадемой? – спросила я.

Он не хотел выкладывать все сразу, признался Руди, сначала решил завоевать их доверие, а уж затем потихоньку приблизиться к теме. И нам не следует так сильно беспокоиться, а лучше наслаждаться пребыванием в шикарном отеле. На этой утешительной ноте Руди опять оставил нас.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒