Ингрид Нолль 9 страница

– До нас сегодня добрался циклон из Скандинавии; здесь на юге все последующие дни, к сожалению, будут дождливыми, – печально докладывает Рикарда. – На севере, напротив, солнечно, но ветрено.

– Тогда все ясно, – заключает Аннелиза. – Едем на Зюльт!

Но прежде она хотела разобраться в мобильном. И была сильно разочарована. Моритц установил, что в телефоне нет пин‑ карты, и телефон вообще не зарегистрирован. Вместе с подругой он отправился в филиал «Телекома», чтобы все уладить.

Через час мы в машине. «Дворники» скользят по стеклу, издавая отвратительные скребущие звуки. Плохая погода ничуть не повлияла на настроение Аннелизы. Она принялась напевать, и мы подхватили. К моему удивлению, Рикарда знала все слова из «Высоко на желтой повозке». Снаружи лил дождь, но в салоне было уютно. Потренировавшись в пении, мы достали свои мобильные телефоны и стали практиковаться – одну за другой посылали друг другу эсэмэски. Вскоре я попробовала позвонить Руди.

– Я тебя еле слышу, ты откуда звонишь? – поинтересовался он.

– Приблизительно в районе Франкфуртского креста, – отвечаю я, – едем в машине к острову Зюльт.

– В таком случае самое время сделать остановку на чашечку кофе в Висбадене, – произносит он. – В такую погоду хозяин и собаку не выпустит, что уж говорить о двух пожилых леди!

Когда я вступила на порог моего бывшего магазина «Золотое дно» в Висбадене, меня охватили воспоминания. Первая мысль была об искренне любимом мною Перси, которому я сильно благодарна за все, что он для меня сделал. Без его помощи я вряд ли смогла бы освоиться и успешно работать в такой специфической области в относительно зрелом возрасте, да что говорить, без него я не могла бы позволить себе играть роль мецената в нашем маленьком туристическом коллективе.

Руди удивился, увидев, что, кроме меня и Аннелизы, из машины выходят двое молодых людей.

– Твои внуки? – спрашивает он мою подругу, которая обиженно трясет головой. Дочери старшего сына Аннелизы недавно исполнилось пятнадцать.

Студенты недоверчиво посмотрели на Руди. Для меня человек, которому под сорок, молод, для Моритца с Рикардой Руди уже старик.

Как радостно видеть, что дорогостоящая машина для варки эспрессо служит в полной исправности. В серебряной вазе красуются розовые бурбонские розы, словно я сама оформляла салон. Я испытывала гордость от того, что Руди принял и продолжал мои обычаи. Но заметила и одно новшество: спустя несколько минут из‑ за кассы нам навстречу выполз щенок охотничьей породы, осторожно обнюхал всех и выбрал себе в друзья Моритца.

– У Вальтера Ребхуна, от которого мне в наследство достался магазинчик, тоже была собака, только такса, – посвящаю остальных в свою историю, и меня снова захлестывают эмоции. – Какая порода, как его зовут?

– Венгерская выжла, а зовут Эвальд, – отвечает Руди и не понимает, почему мы с Аннелизой смеемся.

– Да, веселое имя, – произносит Рикарда, словно извиняясь. Ей стало стыдно за нашу веселость.

– Вам повезло, что он сам вышел. Все мои друзья борются за то, чтобы погулять с Эвальдом. Только потому, что сейчас за окном дождь, он соблаговолил у меня вздремнуть. Ну ладно, давай я покажу тебе славную вещицу, – говорит Руди и открывает сейф.

Я заранее трепещу от мысли, не приобрел ли он в очередной раз сокровище, которое потом можно будет сбыть лишь с огромными проблемами.

Но я ошиблась. С этим приобретением у Руди трудностей не возникнет, такая вещь долго не залежится. Изящное колье, сделанное в Англии. Отдельные коралловые камеи изображают женские портреты по античному образцу. Промежуточные звенья выполнены из мелких бирюзовых камушков в форме цветка.

– Как мило! Вероятно, начало девятнадцатого века. Красиво сработано. Сколько ты отдал за него?

– На удивление немного, – отвечает Руди и задумчиво глядит на Аннелизу. Та повесила на шею украшение и довольная до самозабвения любовалась собой в зеркале. – Человек, продавший мне колье, показался подозрительным. В подобных случаях… – Он снова смотрит на Аннелизу.

– А, ладно, пойдем‑ ка, – обращается Руди ко мне, – давно хочу показать тебе кое‑ что.

Иду за ним следом в крошечную контору, где Руди держит компьютер.

– В таких случаях, – продолжает он, – по соображениям осторожности я пытаюсь выяснить, не было ли украшение украдено. Знаешь, я натолкнулся на нечто интересное!

Руди постучал по клавишам компьютера и открыл страницу Федерального управления уголовной полиции, в частности розыск вещей. От того, что я прочитала, у меня часто забилось сердце:

«Полиция обращается к тем, кто что‑ либо знает о местонахождении следующих предметов».

К тексту было приложено изображение княжеского колье с красивыми изумрудами, которое Руди продал русским. Под фотографией написано:

Вместе с колье пропали подходящие к колье по стилю кольцо, браслет, брошь и серьги.

Руди испытующе глядит на меня.

– Что скажешь? Ясно, что речь идет о той самой парюре, которую мы перепродали русским. Поскольку они выложили фото, то и оставшиеся предметы были украдены вскоре после сделки. Ты не считаешь, что Аннелиза могла…

– Ни в коем случае! – восклицаю я, краснея. – Я бы об этом рано или поздно узнала. – Потом энергично встаю и выхожу из комнаты.

Моритц с Рикардой разлеглись на полу и рассматривают недавно прооперированную пупочную грыжу на животе венгерской выжлы. Рикарда интересуется, может ли она вытянуть нитки. Когда в магазине появляется покупательница, мы все встаем, Эвальд начинает тявкать, и идиллия прерывается.

Дождь все еще льет как из ведра, но мы, несмотря ни на что, отправляемся дальше.

– До Кампена сегодня, пожалуй, не доберемся, – заявляет Моритц после нескольких утомительных часов езды. – Давайте найдем отель в ближайшем городе.

– Съезжай с автобана, – командует Аннелиза. – Поищем уютную сельскую гостиницу, не все же нам жить в дорогущих дворцах!

Студенты обмениваются взглядами. Я понимаю, что они не лягут спать рано, скорее всего, поколесят по округе и завернут в какую‑ нибудь пивную.

– И что нам делать в такой дыре? – усмехается Рикарда.

– Вы же собираетесь стать ветеринарами, – отвечает Аннелиза, – может, захотите заглянуть в хлев…

Моритц надувает губы. Дальше мы узнаем, что оба наметили работать вместе и специализироваться на мелких домашних животных, причем в берлинском районе Далем, и ни за что не встанут в пять утра, чтобы ехать неизвестно куда и потом вытаскивать на свет ослизлых телят. На худой конец, они были готовы обдумать второй вариант – работу в питомнике орангутангов на Борнео.

Вечером мы сидели в ресторане уютной сельской гостиницы. Меню состояло из различных свиных вариаций. Моритц заказал обычный охотничий шницель с консервированными шампиньонами в густом коричневом соусе, Аннелиза шницель а‑ ля Гольштейн, сардины в масле и яичницу‑ глазунью, Рикарда – шницель с кетчупом карри, я – запеченный шницель по‑ швейцарски. Хозяйка поставила на стол два блюда картофеля фри с зеленым салатом и пожелала приятного аппетита.

Поскольку здесь все дешево, я хочу снять для себя и Аннелизы отдельные номера, но в гостинице свободны только два номера на двоих. Выздоравливающей подруге хоть и не пришлось на сей раз насладиться десертом, но все‑ таки она утешилась гигантской порцией свинины. Сразу после ужина Аннелиза отправилась наверх. А мы со студентами еще выпили по последней.

Через полчаса я пошла к нам в номер и, стоя у двери, услышала, как подруга с кем‑ то разговаривает. Я притихла и навострила уши.

– У тебя есть под рукой карандаш? Запиши на всякий случай номер моего мобильного… – Очевидно, она оставила нашу компанию, чтобы позвонить Эвальду.

Услышав шаги в коридоре, я проскочила в номер. Какое было бы унижение, если бы наши студенты застигли меня за подслушиванием. Аннелиза подняла голову и попрощалась с собеседником.

– Тебе удалось застать его дома? – спрашиваю я.

К счастью, она не стала увиливать и сочинять истории, а просто ответила:

– Он, к сожалению, находился в этот момент в комнате, рядом сын, дочь и невестка. Я смогла лишь поздравить его с кончиной супруги. Надеюсь, он перезвонит, когда никто не помешает.

Едва я удалилась в ванную и намазалась кремом, как зазвучала торжественная мелодия звонка. Аннелиза установила в качестве звонка гимн бывшей ГДР: «Возрожденная из руин». Как она объяснила, столь экстравагантный выбор был вызван не ностальгической тягой по бывшему государству рабочих и крестьян, а тем, что она уловила в нем обнадеживающий символ ее собственной ситуации.

Я завершила свой вечерний туалет и вошла в спальню. Я бы не удивилась, если бы застала Аннелизу читающей нотацию своему вероломному другу. Но тут ничего подобного.

– Не беспокойся, полиция забрала только лекарства, обе жестяные коробочки я вынесла из дома, – объясняла подруга, кивая после каждой фразы, словно Эвальд мог ее видеть.

– Думаю, завтра во второй половине дня, – говорит она в заключение. – Наш отель в Кампене вроде расположен совсем близко от моря. Ты записал адрес? Тебе все понятно? Пока!

Интересуюсь:

– Что там у Эвальда?

Аннелиза энергично вытирает слезы.

– Послезавтра он вылетает на Зюльт, – бурчит она, – но ни слов благодарности, ни словечка радости от новой встречи я от него не услышала. Его беспокоят только коробочки из‑ под чая!

– Ты здорово задала ему перцу с этими коробочками, – усмехаюсь я.

Она удивленно смотрит на меня и начинает плакать. Все ее накопленные за годы страдания и скорби слезы вырываются наружу.

– Все думают, что у меня веселый нрав и я легко порхаю по жизни. В юности про меня говорили, что у такой ухажеров не сосчитать, а вот кукиш с маслом! Да кто вообще знает, что у меня в душе…

Жалость к самому себе – опасная штука, и мы обе себе такого никогда не позволяли. Что же должно было с Аннелизой произойти, чтобы она расплакалась.

– Лишь однажды в жизни я пожелала полюбить мужчину без страха забеременеть, как в юности, без чувства ответственности и обязанностей, как в браке, из одного чистого удовольствия! Почему ничего не получается? Я такая жирная или что‑ то еще?

У меня чуть не сорвалось с языка: «слишком старая», но это было бы правдой только отчасти. Бывает, люди находят друг друга, когда им уже за восемьдесят.

Втайне я радуюсь, что скоро увижу Эвальда, и размышляю, во что бы мне послезавтра принарядиться.

На следующий день, проведя несколько часов в пути, мы благополучно добрались до острова. Несмотря на то что Аннелиза, как она утверждает, не жалует север, она с радостью вдыхала морской пощипывающий воздух, восхищалась бескрайним небом, светлыми, почти прозрачными красками и, конечно же, солнечным светом, который приветствовал нас после двух суток почти непрерывного дождя. На обед мы явились с опозданием, на ужин слишком рано. Доброжелательная владелица заведения послала нам в сад официанта, с намазанными маслом булочками из недробленого зерна и свежих крабов. На свежем воздухе еда показалась нам очень вкусной. Потом мы пошли к морю, – мне не терпелось увидеть, все ли выглядит так же, как много лет назад. Моритц с Рикардой, взявшись за руки, направились в противоположном направлении, им хотелось понаблюдать за птицами на мелководье. У Аннелизы на губах заиграла язвительная улыбочка. И лишь когда мы остались с ней вдвоем, я наконец решилась сообщить ей о том, что́ Руди обнаружил на полицейском сайте, посвященном розыску вещей. Судя по реакции, это известие не произвело на нее впечатления. Не прошло и нескольких минут, как ее вниманием завладело другое.

– Нудистский пляж, – испуганно читает Аннелиза по буквам и смотрит на меня. – Ну, и куда же все они попрятались?

Большинство женщин со стройной фигурой, как мы установили путем наблюдения, одеты в цельные купальники, их спутники в бермудах.

– Пожалуй, для них слишком холодно, – предполагаю я, потому что мне самой зябко даже в длинных брюках и красной шерстяной кофте. Такого штормового ветра я еще не помню.

Неожиданно Аннелиза толкает меня в бок и шепчет:

– Это неслыханно!

Теперь и я замечаю, что ее так ошеломило, и не могу оторвать глаз.

Навстречу шествовала пара нашего возраста. Мужчина в белых брюках и голубом кашемировом свитере, ботинки в одной руке, другой обнимает партнершу. Его женщина в чем мать родила. Они держались совершенно естественно, медленно прогуливаясь по пляжу и о чем‑ то тихо беседуя. Аннелиза от волнения сильно раскраснелась, застыла и глядела вслед, разинув рот, словно деревенская простушка.

– Как тебе это нравится? – спрашивает она, задыхаясь от волнения, после того как парочка исчезла из виду. – Бесстыдство или что‑ то, чего я не понимаю?

– Весьма смело, – усмехаюсь я, а сама размышляю о своем.

Надо побыстрее выбросить из головы образ этого холеного загорелого мужчины. Мужиков того же сорта, как Эвальд, тут полным‑ полно. Больше всего меня удивило в нем то, что он, несомненно, проводит отпуск со своей женой. При всем том эта женщина с вялыми грудями, со слегка обозначившимся животом и глубокими складками под ним, со скудной растительностью на срамном месте и четко обозначенными чертами лица задала мне загадку. Если не заниматься фитнесом, то все люди в возрасте за семьдесят – и мы в том числе – без одежды будут выглядеть более‑ менее одинаково.

– Я нахожу такое объяснение, – заявляет Аннелиза. – Ему холодно так же, как мне, а она закаленная. А ты бы не хотела…

– Никогда! – восклицаю я, вспоминая, как в 1960 году, когда была молода, а тело упруго, мне с большим трудом далось пойти с Удо вдвоем на дикие дюны и загорать нагишом.

– Что будем делать, если Эвальд захочет с нами искупаться в костюме Адама? – спрашивает Аннелиза.

Я тихо засмеялась.

– При таком холодном ветре этого можно не бояться. По мне, так ради бога, пусть погибает, но это не значит, что нам нужно следовать его нелепому поведению!

Затем мы разделились. Аннелиза пошла в свой номер. Она хотела немного отдохнуть перед ужином. А я нашла укромное местечко, где меня не продует, в плетеном кресле с тентом, откуда можно созерцать волнующееся море; высокие волны всегда казались мне немного одиозными. Неподалеку расположились двое молодых мужчин, одетых изысканно, но непринужденно, как и полагается праздно проводящим время людям. Они не обращали на меня никакого внимания. Один плаксивым тоном говорил другому:

– Фактор блаженства здесь ощущается как нигде больше.

А второй как бы нехотя со скукой отвечал:

– Действительно, ничто не сравнится с комфортом на Зюльте.

Вскоре они меня достали своей болтовней, я от них ушла и наткнулась недалеко от отеля на промоину. Вокруг на полупесчаной пустоши росли кусты, и я потрогала несколько бутонов шиповника, насколько они успели созреть. Аннелиза, наверное, не стала бы дольше ждать, и начала варить из них мармелад. Но тут я услышала голоса, показавшиеся мне знакомыми.

– Разве тут не здорово? – говорил Моритц. – Такая работенка выпадает раз в жизни! Зюльт самый крупный немецкий остров и самый дорогой. У нашей доброй Лоры, похоже, водятся денежки!

– Неудивительно, если тебе принадлежит магазин с названием «Золотое дно», – ответила Рикарда. – Но она клевая, мне она больше нравится, чем толстушка, которая к тебе все время прилаживается.

– Не будь у меня особого шарма, они бы нас не наняли.

Рикарда смеется:

– Не много ли ты о себе возомнил? Ах, я уже предвкушаю ужин, наверное, за эти дни я поправилась килограммов на пять!

– А я предвкушаю кое‑ чего послаще, – усмехается Моритц.

Местная кухня нас не разочаровала: только что выловленная в Северном море камбала, политая желтым пикантным эстрагоновым соусом, и зеленая спаржа. На десерт кремовый пудинг «Амаретто» с плодово‑ ягодным желе из пассифлоры. Прибавьте к этому две бутылки рислинга. Раз уж наши молодые гости считают меня богатой и щедрой, то не стану их разочаровывать. Перелет в Португалию, включая трехнедельный полный пансион, обошелся бы существенно дешевле.

– Так когда появится Эвальд? – задаю вопрос Аннелизе, что вызывает дружный смех у студентов. Они думают, что я о собаке Руди.

– Мы должны забрать его завтра в 15. 20 с аэродрома Вестерланд, – отвечает она. – Это недалеко от Кампена. Сначала он летит в Гамбург, а затем сюда на самолете «Зюльт Эйр». Кажется, он произнес слово «Сессна». Это не опасно?

Мы втроем торопимся убедить Аннелизу в безобидности самолета, несмотря даже на сомнительную реплику Рикарды о том, что при таком ветре маленький шаткий самолет вообще не сможет взлететь. Откупорили третью бутылку, и Аннелиза неожиданно предлагает студентам перейти на «ты». У меня тоже было хорошее настроение, и я освободила молодых на весь следующий день. До аэропорта сама поведу машину.

Наконец‑ то мы с Аннелизой лежали порознь, каждая в своем номере. С моей кровати можно было наблюдать вересковую пустошь и маяк.

Мы с моим бывшим мужем в пору молодости не могли похвастаться такой же самоуверенностью, веселостью и естественностью, как у Моритца с Рикардой. Постоянно следили за собой, стараясь вести себя подобающе и ни в коем случае не выделяться чем‑ либо таким, что могло бы вызвать неприятные эмоции окружающих. Невозможно было и помыслить, чтобы даже в момент сильного гнева у такой благовоспитанной дочери, какой была я, из уст вырвались «грязные» ругательства. «Ladylike»[1] – вот наш девиз. Когда Удо со своими подвыпившими друзьями остроумничали по поводу книги о сексуальном поведении «Отчеты Кинси» или секс‑ шопов Беате Узе, то при моем появлении в комнате все замолкали.

С нашей первой поездки на Зюльт миновало сорок пять лет. Тогда мы решили доказать самим себе, что способны быть такими же раскованными и современными, как поборники нудизма; по существу же мы оставались жеманными, как наши родители, и стыдились своей наготы.

Приходится, к сожалению, признать, что я и сегодня не решилась бы оголиться, правда, уже по другим причинам. Если вернуть молодость и красоту, я с величайшей радостью подставлю оголенное тело солнцу, ветру и соленой воде, но вчерашнее зрелище потерявшей стыд старухи все еще стоит у меня перед глазами.

Лора, ты была и останешься мещанкой! – ругаюсь на саму себя. Общество должно признать, что между молодым и старым телом существует разница. В конце концов, пусть тот, кто смотрит, сам себе устанавливает эстетические критерии. И молодые, и старые становятся жертвами навязываемого им через СМИ одностороннего идеала красоты, и ни у кого не хватает смелости восстать против подобной дискриминации. Вчерашняя голая на пляже – вольнодумица, и нам остается лишь восхищаться ее независимостью.

Сегодня я задержалась в постели. На часах уже десять, все позавтракали, за столом ни Аннелизы, ни молодых. Сходила за газетой, сижу, пью кофе и механически просматриваю страницы – на самом деле меня занимают совсем иные проблемы, нежели политика и экономика. Зачем Эвальд торопится сюда, когда только похоронил жену? Что за причина заставила его мчаться на Зюльт после того, как он несколько недель даже не звонил нам? Неужели все дело в коробочках?

Аннелиза устроилась загорать в шезлонге. Оттого что она практически все лето работает в саду, у нее и без того здоровый цвет лица, но подруга, наверное, хочет покраснеть до такой степени, чтобы походить на омара. Я желаю ей доброго утра и пускаюсь в короткую прогулку по окрестностям. С изумлением рассматриваю всякую всячину в витринах магазинчиков, настолько ярких, что они не затерялись бы даже в снобистском Висбадене. Свитеры и сумки, за которые просят столько, сколько за полгода зарабатывает наша уборщица. Очень дорогие украшения и наручные часы, предназначенные либо для отринутых супружниц в качестве отступных, либо для новых подружек в качестве утреннего дара. Было бы интересно пересечься здесь с кем‑ нибудь из мифических ВИП‑ персон, кто все это покупает. Однако значительная часть здешней публики такие же туристы, как и я, они бесцельно шатаются и глазеют, разинув рот.

Настало время ехать за Эвальдом. Мы с Аннелизой из крошечного терминала взволнованно наблюдаем за посадкой совсем маленького самолетика. Первым выходит Эвальд. Однако он не смотрит в нашу сторону, а помогает пилоту выгрузить из самолета бесформенный тюк багажа.

– Типичный гольфист, – замечает стоящий рядом молодой человек.

Когда же из машины вылезает владелица этого спортивного багажа, бледная как мел Аннелиза поворачивается ко мне и шепчет:

– Не может быть! Он что, обнаглел до такой степени, что притащил с собой эту Йолу?!

– Ерунда, – успокаиваю подругу, – Эвальд ведь забронировал номер на одного.

Третьим и последним пассажиром, кое‑ как вывинтившимся из кабины, к нашему удивлению, был не кто иной, как долговязый и мертвенно‑ бледный Руди. Стоявший рядом молодой человек бросился к нему с распростертыми объятьями.

Сохраняя присутствие духа, Аннелиза молниеносно снимает краденые серьги.

Что до Эвальда, то он не торопится. На какое‑ то время его внимание привлек стоявший на зеленом лугу планер. До нас отчетливо доносится его голос:

– На таком же D‑ 5701 много лет назад я учился летать! Эх, да что там, рано или поздно становишься стар для всех занятий. Желаю вам хорошо отдохнуть и удачи на турнире!

Когда Эвальд наконец‑ то двинулся к терминалу, Руди с товарищем поравнялись с нами. Собаку он, видимо, оставил дома.

– А все‑ таки хорошо снова встать обеими ногами на твердую почву, – говорит Руди с облегчением. – Я готов целовать землю! Думал ошарашить своим внезапным появлением моих любезных тетушек, а они, оказывается, благодаря сверхъестественным способностям уже выяснили, что я на подлете! А как вы узнали?

Подошел сильно загоревший Эвальд; он еще издали подавал знаки своей кепкой принца Германа. Увидев, что мы беседуем с двумя молодыми людьми, он растянул губы в своей неподражаемой улыбке и заметил:

– Уже успели завязать знакомство?

Аннелиза обрадовалась, что гольфистка оказалась не Йолой, и бросилась Эвальду на шею. Я молча стояла рядом. Руди познакомил меня со своим приятелем.

– Лора, ты ничего не знаешь про Лукаса. У его родителей на Зюльте небольшой домик с традиционной камышовой крышей, и я подумал, что мы могли бы при случае нанести им визит и остаться переночевать.

Все это прекрасно, но Руди вклинивался в наши планы. Вместо того чтобы приняться за попавшего к нам в руки Эвальда, мы браво колесим следом за арендованным «Порше» приятеля Руди. Лукас пригласил нас на кофе.

Долго ехать не пришлось, и вот мы уже сидим в саду «Медного чайника» и едим пирожные из голубики. При виде горбатых сосен, коричневых вересковых пустошей и серо‑ голубого мелководного моря при ярком свете северного солнца начинаешь понимать, чем притягивало это место многих художников.

– А как ты собирался нас найти? Ты ведь не мог знать, где мы устроились? – обращаюсь я к Руди.

– В некотором смысле вас выследили, – объясняет он и добавляет, что хотя не обладает даром ясновидения, как мы, но все же он смышленый парень. Его любезный товарищ смотрит на него с обожанием и лучится от счастья и восхищения.

– Точно, full of pepper and energy! [2]

Не прошло и часа, как они нас оставили, чтобы пропустить по рюмочке «Просекко» в ресторане «Гогэртхен». Мы трое – Аннелиза, я и Эвальд едем в отель, чтобы он смог наконец распаковать свой чемодан.

– Ах, девочки, как же здесь хорошо! – восклицает Эвальд.

До сих пор он нам не раскрыл тайну – как долго хочет или может пробыть на острове. Нам троим было непросто начать разговор, в котором бы прояснилось многое. Эвальд описал свой воздушный перелет на крошечной «Сессне», но ни о скорбящей семье, ни тем более о своем таинственном путешествии в Италию не проронил ни слова. Аннелиза от негодования не выдержала:

– Ты лучше ответь, почему неделями не включал свой мобильный?

Он не специально отключал, последовал ответ, телефон у него к, сожалению, украли. Разве мы не получили почтовую открытку?

– Эвальд, от чего умерла твоя жена? – поинтересовалась я.

Мой вопрос насторожил его. Он бросает взгляд на Аннелизу, как бы прося помощи, и подозрительно оглядывается по сторонам, потому что мы сидим в саду отеля не одни.

– Естественно, Лора обо всем знает, – поясняет Аннелиза, – однако нам лучше отойти в дюны.

Мы нашли солнечную скамейку, мимо которой лишь изредка проходили отдыхающие.

– Я не был на острове с 1965 года, – начал свою историю Эвальд, – мои приятные воспоминания связаны с бистро «Буне‑ 16». Что тогда здесь творилось!

Однако пришло время говорить напрямую.

– Что показало вскрытие? – спрашиваю я и слышу, что данные осмотра ожидаются на следующей неделе. В полиции придерживаются версии, что вины другого лица в ее смерти нет, поэтому они не спешат и занимаются самыми важными своими делами.

– А как прошел медовый месяц в Италии? – продолжаю я инквизиторский допрос.

– Откуда тебе известно? – смущенно произносит Эвальд.

– Мы знаем о Йоле, – подливает масла в огонь Аннелиза.

Наступила полная тишина, если не считать далеких криков чаек и шума ветра.

– Вам хочется на нее взглянуть? – наконец говорит Эвальд, но мы обе возмущенно качаем головой.

Но его этим так просто не собьешь. Он вытаскивает бумажник и извлекает фотографию, а я надеваю очки. Мы с любопытством рассматриваем главного врача гейдельбергской клиники. В снятом ракурсе она не похожа на молоденькую девушку. Изящная женщина сорока лет с темным цветом лица, с яркими светлыми глазами; на ней красное декольтированное платье с игривыми оборками. По диагонали на все фото серебряным карандашом написано: «Моему любимому Sugar‑ Daddy»[3].

На мгновение я остолбенела, настолько безвкусной показалось мне это посвящение. Но Аннелиза не собиралась отсиживаться в тени и выразила возмущение со свойственной ей непосредственностью:

– Бесстыдник! Она тебе в дочери годится!

Эвальд, явно польщенный, ухмыльнулся:

– Вот тут ты угадала!

Да уж, думаю я, его настоящая дочь в сравнении с этой роскошной женщиной кажется убогой Золушкой‑ замарашкой. Любопытство в Аннелизе пересиливает, и ей не терпится узнать побольше.

– Она немка?

– Да, разумеется, – отвечает Эвальд, – но ее мать из Бразилии. Йола родилась в Германии, здесь училась в школе и университете, позже вышла замуж за учителя, но несколько лет назад они развелись.

– Значит, она может выйти замуж второй раз, – едко замечает Аннелиза.

Эвальд кивает:

– Это была неповторимо красивая свадьба, в Италии знают толк в празднествах.

Постепенно начинаю соображать, что он не в себе. Решаю говорить с ним осторожно и как можно дружелюбнее, и ни в коем случае не пробуждать агрессию.

– А что, служащие итальянского загса не потребовали документов? – интересуюсь я.

– Как же не спрашивали? – возражает он. – Сан‑ Ремо находится на Цветочной Ривьере, а не в Неваде!

Мы с Аннелизой посмотрели на его пальцы, но ни старого, ни нового кольца не обнаружили. Кончилось тем, что Аннелиза, как самая смелая из нас двоих, набросилась на Эвальда с криком:

– Бернадетта была еще жива, когда ты втихомолку справлял свадьбу в Лигурии! Это называется бигамией, и мне хотелось бы знать, за какую сумму ты подкупил итальянцев.

Эвальд уставился на нас, открыв рот от удивления, после чего все‑ таки решил объясниться:

– Только недавно вы утверждали, что все знаете о Йоле! Но тут какая‑ то путаница! На такие грязные фантазии способны только две старые бабы! Не я женился, а Йола! Я выступал в роли свидетеля бракосочетания, потому что она моя дочь.

В общем, ситуация прояснилась. После свадьбы с Бернадеттой у Эвальда завелся тайный роман с одной бразильянкой, в то время тоже несвободной. Когда через несколько месяцев она призналась в беременности, он еще не мог представить себя отцом и не поверил. Дело принимало скверный оборот еще и потому, что Бернадетта тоже ожидала ребенка. Сомнения Эвальда глубоко обидели его возлюбленную, и она заявила, что не желает продолжать отношения. Тем более что муж бразильянки – ныне покойный – ни разу не усомнился в том, что Йола является его дочерью. Через два года мать Йолы вернулась в Бразилию и там, выбрав удобный случай, открыла дочери правду об отце. После этого Йола пустила в ход все средства, чтобы разыскать неизвестного отца. Она пожелала лично удостовериться в своем происхождении, и Эвальд согласился сделать тест ДНК, который бы окончательно разрешил догадки и сомнения.

– Бернадетта была очень ревнивой, и в данном случае у нее имелись основания. Она никогда не смирилась бы с тем, что я практически в одно и то же время произвел на свет двух дочерей от разных женщин. Когда она нашла письма от Йолы, началось такое… Лучше бы она думала, что это моя любовница!

Чувствуя себя пристыженными, мы с Аннелизой отвели взгляды в сторону. Что нам после всего было делать? Извиниться?

– Вероятно, с моей стороны это был смелый шахматный ход – положить Бернадетту именно в ту клинику в Гейдельберге, где работает Йола. Я и раньше искал возможнось поближе узнать свою дочь, а тут представился такой случай – я мог чуть ли не каждый вечер ездить к ней из Шветцингена. Наверное, надо было с самого начала выложить все начистоту…

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒