|
|||
Комментарии 9 страница– Можешь столкнуть меня в бассейн, если хочешь. – Да ладно, всё нормально. – Мы съели твою картошку. – Ну и фиг с ней. – Понимаешь, я потому и ушёл из дома, чтобы вам с Дилли не пришлось больше выносить всё это дерьмо. – Ага, но взамен мы получили другое дерьмо. – Что ты имеешь в виду? – Мама плачет ночами в своей комнате. Нам придётся продать дом. – Но постепенно привыкаешь и понимаешь, что новое дерьмо вовсё не такое дерьмовое, как прежнее. Знаешь, я не думаю, что если начну ругаться как портовый грузчик, то вмиг превращусь в крутого папочку… Джейми наконец‑ то улыбнулся. – Хочешь, куплю тебе ещё чего‑ нибудь пожрать? – Не говори «пожрать», пап, у тебя это глупо получается.
Дома я попросил Джейми помочь мне вспомнить, не разучился ли я кататься на велосипеде, и, к своему удивлению, обнаружил, что этот навык тоже относится к инстинктивным. Джейми прыгал от восторга и гордо заявил, что научил отца кататься на велосипеде, и я не стал разрушать этот исторический миф. Хотя всё оказалось предельно просто, как и с плаванием: главное решиться двигаться вперёд, и тогда всё будет в порядке. – Ага, не то что в браке, – подтвердил Гэри, когда мы вечером болтали по телефону. – Тут нельзя пустить дело на самотёк, всё время бываешь вынужден работать над отношениями… ЛИНДА, ЗАТКНИСЬ! Я, ТВОЮ МАТЬ, ГОВОРЮ ПО ТЕЛЕФОНУ!
Плавание и велосипед легко вернулись в жизнь, но прочие базовые навыки, очевидно, придётся осваивать заново. Я изо всех сил старался справляться с домашними обязанностями, но из‑ за своей амнезии полностью забыл, как пользоваться утюгом и пылесосом. – Ого, папа пылесосит! – кричал Джейми. – Никогда в жизни такого не видел! – Это что, утром он гладил белье! Я убрал постельное бельё, на котором спали родители Мэдди, и когда Джин позвонила сообщить, что они благополучно добрались до дома, этот факт ненароком проскользнул в разговор. – Да, Джин, убирая постель, я нашел вашу заколку и положил на тумбочку рядом – пускай дожидается следующего вашего визита. – Ты слышал, Рон? Он убрал постели. О, ты невероятный! – Да ничего особенного. Хорошо, что обнаружил заколку прежде, чем сунул белье в стиральную машину. – Ты что, ещё и стирку затеял? Ты слышал, Рон, – он стирает!
Открытие, что амнезия не повлияла на память тела, вдохновило меня. «Итак, если я умею делать то, что умел прежде, – рассуждал я, – значит, водить машину тоже смогу. Это же как плавание и велосипед – надо только начать! » Я дождался, пока дети отправятся гулять с друзьями, и достал ключи от машины. «Я тысячи раз садился на водительское место, – убеждал я себя. – Сейчас заведу и поеду! » Эвакуатор прибыл через сорок минут и оттащил машину от декоративной ограды дома номер 23. Прежде палисадник Паркеров был отгорожен от проезжей части, но сейчас приобрел гораздо более современный облик с открытой планировкой. Опять же, я решил проблему парковки, создав новое уютное местечко поверх руин заборчика, – если хозяева не против, что передние колеса попадут точно в пруд с золотыми рыбками. – Бога ради, простите. Я ужасно виноват. Разумеется, я заплачу за нанесенный урон, – успокаивал я миссис Паркер, очень нервную американку, которая только сейчас решилась выйти из дома. – Я решила, что это нападение террористов! – лепетала она. – Подумала, что настало моё личное 11 сентября. После аварии она не сразу появилась на пороге. Наверное, ждала, что сейчас в противоположную стену врежется вторая машина. Полицейские прибыли очень быстро, хотя и не были членами антитеррористического подразделения, как можно было ожидать, учитывая личность и интонации вызвавшего их. Один что‑ то записывал в лэптоп – видимо, подробности инцидента, – а второй с возрастающим недоумением выяснял, что алкоголя в крови у меня нет и звонков на моём мобильном телефоне в момент аварии не зарегистрировано. – То есть другого транспортного средства рядом не было, – повторил пожилой полицейский. – всё произошло средь бела дня, на пустой и широкой дороге… Я просто пытаюсь понять, как вы умудрились врезаться в ограду. – Видите ли, я как бы разучился водить машину. – Разучились водить машину? Он растерянно посмотрел на руины декоративной ограды, на застрявшую в них «хонду». – Э‑ э… Дейв, здесь нет такой графы… – Чего? – В новой форме – там нет графы «разучился водить машину». – Дай‑ ка глянуть. Хм. А вы уверены, что не «резко свернули, чтобы избежать столкновения с пешеходом или животным», сэр? – Абсолютно. – Может, «занос на скользком дорожном покрытии»? – Нет, нет, это исключительно моя вина. Я подумал, что умею водить машину, но, вероятно, разучился. – И когда именно разучились? – Двадцать второго октября. – Вы намерены продолжать попытки? – осторожно поинтересовался пожилой полицейский. – Пока не вспомню – нет. Полицейский за компьютером сдавленно хихикнул, но тут же притих под грозным взглядом старшего. Пора было кончать с этим делом. – Напиши, что он резко свернул, чтобы не задавить кошку. – Точно! – Пёстрая такая, да, сэр? – Нет. – Резко свернул, избегая столкновения с животным, – прошептал себе под нос полицейский, внося сведения в нужную графу и очередной исторический миф получил документальное подтверждение.
– Что это тебе взбрело в голову? – возмутилась Мэдди по телефону когда я решил быть честным до конца и сообщить о нескольких крошечных царапинах на автомобиле. – С чего вдруг ты вообразил, что умеешь водить машину? – Ты что, хочешь сказать, я не умел? – Никогда! Не хотел учиться из принципа. Это одна из тех вещей, которые приводили меня в бешенство. Ты заявлял, что беспокоишься об экологии и потому пользуешься общественным транспортом, а сам вечно просил меня подбросить куда‑ нибудь. – Мне очень жаль, это была такая красивая машина… – Что значит была?
Когда «хонду» вернули из автосервиса, я тщательно помыл её прямо на улице перед домом, вызвав нездоровый интерес безалаберного соседа, того самого, одалживавшего у нас ножницы для стрижки изгороди. – Приветствую, Воган. Решили привести в порядок старушку? – Да вот… – вежливо улыбнулся я. – Не влезает в посудомоечную машину. Сосед посчитал шутку крайне забавной, а я никак не мог решить, удобно ли продолжать заниматься своим делом, пока этот придурок заходится от смеха. Очень трудно найти баланс между банальной вежливостью и дружеской беседой, и, видимо, в какой‑ то момент я утратил бдительность, чуть живее ответил, не вовремя посмотрел в глаза – и сосед пошёл в атаку. – Арабелла предложила, пока Мэдди нет дома, вы могли бы вечерком привести детишек к нам на чай. Она приготовит им рыбные палочки или ещё какую вкусняшку? За его спиной появились Джейми и Дилли – возвращались после прогулки с собакой. Дети разыграли абсолютно недвусмысленную пантомиму: «Нет! » – одними губами, несколько раз подряд, подкрепив протест добровольным расстрелом, повешением и вскрытием вен. – А, м‑ да, конечно, это очень любезно с вашей стороны, – промычал я, с трудом подавив то ли смех, то ли кашель. – Но я составил меню и закупил продукты на всю неделю, так что, наверное, в другой раз. Я уже пообещал детям пиццу вечером, и теперь пришлось назначать место встречи курьера подальше от дома, чтобы стрекот мотороллера нас не выдал. Впрочем, я всё увереннеё чувствовал себя на кухне, научился пользоваться поваренной книгой и готовил детям их любимые блюда по специальному заказу. Они всеми силами поддерживали меня, подсказывая, как всё бывало раньше. Оказывается, я всегда убирал со стола и мыл посуду сразу после обеда, а им не приходилось помогать, потому что мы с мамой отправляли их смотреть «Гриффинов», «чтобы еда лучше усвоилась». Я понимал, что они водят меня за нос, но позволял смотреть телевизор в награду за то, что сумели меня рассмешить. Правило таково: если их просьбы или оправдания достаточно остроумны, считается, что они своего добились. – Пап, я не получил свои карманные деньги – ты приготовил шесть с половиной фунтов? – Шесть пятьдесят? Мама сказала, ты получаешь пятерку. – Да, но фунт пятьдесят – проценты. Дилли попросила, чтобы подружки из класса переночевали у нас, и сначала я отказал. Но она продолжала настаивать, объясняя, что бедные близняшки не могут оставаться дома, потому что в их доме поселился Антихрист. – Да не может быть! – Точно, – подтвердил Джейми. – Муниципалитет уже вызвал экзорциста, но придётся ждать своей очереди ещё целых шесть недель. И вот я уже волоку матрасы в спальню Дилли. Собственная кровать Дилли представляла собой шедевр столярного искусства. Винтовая лесенка сбоку, как у старого лондонского автобуса, вела на уютные полати, а внизу располагалась настоящая каморка, с откидным столом, выдвижными ящичками, укромными закутками и специальными полками для книг и мягких игрушек. В изголовье встроены автомобильные динамики, присоединявшиеся к айподу, радио и CD‑ плееру. Аудиокниги, ради которых эта конструкция и задумывалась, лежали нераспакованными, зато повсюду были разбросаны диски с музыкой, а в специальной подставке для стаканчика с водой красовалась банка «Доктор Пеппер». – Ух ты, просто фантастика! – выдохнул я. – Откуда у тебя такая красота? – Ты сам сделал! – гордо доложила дочь. Я осмотрелся внимательнее, любуясь своим мастерством, проверил прочность креплений. Должно быть, у меня природная склонность к дизайну и столярным работам, которой я в себе и не подозревал. – А облака на потолке? Тоже я нарисовал? – Нет, это мама. Сказала, эту идею она подсмотрела в «Крамере против Крамера», там у мальчика в спальне был такой рисунок. – Верно. Фильм с Дастином Хоффманом, да? Кажется, я помню. Они в конце помирились? – Нет, они развелись. Снаружи этот дом был обычным викторианским комодом, как прочие здания в округе, но внутри в каждой комнате царила особенная атмосфера нашей семьи. Я мог часами рассматривать фотографии Мэдди, её характерные работы – тщательно подобранные цифровые коллажи, составленные из сотен крошечных снимков интересных мест или людей, из которых складывался один огромный портрет. Меня восхищала способность Мэдди отобрать это множество картинок. Я смотрел на себя в зеркало и видел только собственное отражение, не в силах вообразить те тысячи людей, мест, событий, из которых я состоял. После больничной палаты и детской спальни в чужом доме я почувствовал, что в конце концов обрёл своё истинное место. Оказывается, я приложил немало усилий к обустройству жилища. Это я переоборудовал кухню, сам соорудил встроенные шкафы, даже построил деревянный сарайчик в дальнем конце сада и навес у кухонной двери. Странно, конечно, но я гордился своими достижениями. Словно всё дурное не имело никакого отношения к новому Вогану. Если дом продадут, облака в детской замажут краской, мою самодельную кровать разберут на части и выкинут, заменив чем‑ нибудь по вкусу новых хозяев. А как же та невидимая глазу работа, которую мы с Мэдди делали вместе, воспитывая наших детей? Скоро они повзрослеют, и каково будет подросткам, утратившим безопасность семейного очага, как они перенесут эти метания между разведёнными родителями? Я всё никак не мог понять, каким образом наш дом превратился в «разорённое пепелище», как обозвала его Джин. Вечером, когда дети уснули, я тайком подсоединил старый видеомагнитофон, который отыскал под лестницей, и решил посмотреть домашнее видео, подписанное «Рождество‑ 2007». Несмотря на легкое чувство вины, я был уверен, что всё мужчины украдкой просматривают старые записи, заново переживая счастливые супружеские годы. Может, в Интернете отыщется что‑ нибудь покруче – к примеру Воган и Мадлен идут по пляжу рука об руку или бегут по цветущему лугу? Звездой, конечно, был Джейми, блистая в главных ролях в захватывающих дух лентах типа «Первое банановое пюре Джейми» или «Джейми видит море! » (интересная интерпретация роли – актёр предпочел мгновенно заснуть). Второй ребёнок, по‑ видимому, провалил пробы, поскольку почти не появлялся в кадре. Я смотрел на своих карапузов – и радостно на душе, и сердце щемит. Как будто видел наших детей впервые, но знал, какими они вырастут. Детки подросли, и записей стало больше, что и понятно: можно отложить ребёнка и взять в руки камеру. Малютка Дилли в скаутской форме ангельским голоском поёт песенку, хотя едва ли в скаутах её научили петь: «Одни лишь знают небеса, как мерзко мне». А вот Джейми пересекает финишную черту на школьных спортивных соревнованиях. Здесь я совсем расчувствовался, потому что Джейми бежал первым – мой сын почти победил! И вдруг, в трёх шагах от финишной ленты, он заметил, что я снимаю, остановился и помахал мне, и какой‑ то парнишка обогнал его. Я принес ещё пару пива, прежде чем продолжить этот видеомарафон. Мы с женой и детьми на берегу моря, голоса едва слышны за шумом ветра. Вуди ещё щенок, побаивается воды, но всё равно лезет в воду, лает на волны, потом несётся прочь как бешеный, путаясь в собственных лапах, и вновь – к кромке прибоя. Дети маленькие и удивительно милые, хотя в них уже видны те, сегодняшние, знакомые мне. Наверное, они вспомнят эти каникулы, если посмотрят фильм, и будут уверены, что действительно вспомнили тот день на пляже, а не запись, которую смотрели гораздо позже. Опыт научил меня: воспоминания постоянно трансформируются – люди переписывают разговоры, изменяют порядок событий. В ходе судебного заседания у Мэдди всплывут исключительно негативные воспоминания, ей нужна её версия совместно прожитых лет, чтобы представить искажённую картину событий, в духе канала «Фокс Ньюс». Я перебирал кассеты в поисках более оптимистичных свидетельств для Стороны Защиты. Вот оно (пару лет назад, судя по возрасту детей) – у нас на заднем дворе, готовим барбекю, а Джейми снимает и за кадром комментирует происходящее. – Давай я сначала запеку мясо в духовке. А потом ты просто положишь его на жаровню и доведешь до готовности? – предлагала Мэдди, поскольку куриные ножки на вид даже не стали теплее, а тонкие облачка дыма от углей постепенно таяли. – Не надо, всё почти готово, – настаивал шеф, несмотря на очевидные свидетельства обратного. Ехидные комментарии Джейми становились всё менее и менее сардоническими, в них появлялись голодные нотки, а ближе к финалу мальчик, судя по голосу, оказался на грани голодной смерти. В последних лучах заходящего летнего солнца Дилли выступила на камеру с обращением от имени голодающих детей Южного Лондона, после чего в кадре появилась Мэдди со сковородкой, дабы перенести мясо в свои владения, где оно будет готово через двадцать минут. И атмосфера мгновенно изменилась. – Ты что, не можешь, чёрт побери, просто позволить мне закончить? – рявкнул я, отбирая цыпленка. – Я сказал, что приготовлю, и занимаюсь этим. Джейми опустил камеру, и на фоне размытого изображения шаркающих ног слышно было, как мы с Мэдди орём друг на друга. – Ну почему ты так помешана на правилах и порядке? – Я не помешана на правилах, я просто хочу накормить детей. – Да, обед немного задерживается, – ну и что? То ты ноешь, что я совершенно не помогаю по кухне, а как только я берусь за стряпню, тут же вмешиваешься и начинаешь командовать. – Стряпню? Но тут же нет огня! Прошло два часа, а цыпленок абсолютно сырой! Я предлагала тебе заняться этим пораньше, но ты велел мне не совать нос! В кадре появилось изображение дома внутри, потому что Джейми сбежал, не в силах вынести эту сцену, и голоса персонажей отвратительной пьесы о семейных склоках звучали всё глуше, пока камеру всё же не выключили. Наш спор очень быстро перешел в личную плоскость, где неправильные поступки обобщались до уровня личных качеств партнера, а аргументы должны были не подтвердить мнение, но побольнее ранить оппонента. Я просмотрел запись ещё пару раз, обратил внимание на бутылку в своей руке и несколько пустых – на столике рядом. Был момент, когда камера переместилась, ухватив печальное выражение лица Дилли, – печальное и усталое, словно она уже не первый раз наблюдает подобные сцены. Сам я совершенно не помнил, как испортил семейный летний вечер, и, невзирая на неоспоримые доказательства, поверить не мог, что это и в самом деле я. Потом я перемотал пленку к окончанию комического заявления Дилли и нажал кнопку «запись». Последние пять минут этой истории должны быть уничтожены начисто; мрачный финал произвел настолько негативное впечатление при просмотре, что студия заказала другой сценарий. Я представил, как Мэдди с ласковой улыбкой вспоминает наше прошлое: – Помнишь тот чудесный вечер, когда мы затеяли барбекю, а угли всё никак не хотели разгораться, а Джейми постоянно подтрунивал над твоей стряпней? – Ага. Дилли тогда ещё выступила с просьбой о помощи? – Весёлый вечер получился, да? – Угу… Войдя в кухню, я сразу заметил пустые бутылки в мусорном ведре. И рядом картонная упаковка с пивом. Вытащил первую банку потянул за кольцо и аккуратно вылил содержимое в раковину. Выливая следующую, я вдыхал манящий аромат. Открыл третью. Да уж, от такой работы поневоле начнешь страдать от жажды, и вообще выглядит как‑ то неэкономно. Покупать пиво и выливать его в раковину – не слишком экологично. К исходу вечера я уничтожил всё пиво в доме, но менее расточительным образом – просто выпив его. А потом нашел в кухне визитку Ральфа и, хотя уже была глубокая ночь, набрал его номер. «Привет, это Ральф. – Голос автоответчика. – В настоящеё время я нахожусь в Венеции. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я перезвоню вам в новом году». Не стоило ему этим хвастать.
В канун Нового года я посмотрел отредактированное видео ещё раз, вместе с детьми, и они пришли в восторг от того, как весело мы прежде жили. Потом Дилли сбегала к себе и притащила альбом с фотографиями, и дети наперебой рассказывали мне о друзьях нашего семейства, родственниках и знакомых, которые попали в кадр и не оказались закрыты тенью от моего большого пальца. – Это дедушка Саймон, брат бабушки, который уехал в Австралию… – Хорошо его понимаю… – Ну, пап! – Посмотри, какая мама здесь красивая! К некоторым фотографиям, особенно плохого качества, приклеены бумажки с уточнениями. Объект не в фокусе. Причина: возможно, неаккуратно присоединен объектив. Объект слишком тёмный. Причина: вероятно, вспышка не сработала. Невозможно узнать объект. Видимо, у фотографа амнезия, в результате которой стёрлись все личные воспоминания. – Кто эта дама? – На очень старой фотографии женщина на фоне тропического пейзажа. – Это бабушка Воган… твоя мама… Я держал в руках потускневшеё фото. Она улыбалась, глядя прямо на меня, – застенчивый привет из другой вселенной. В элегантном костюме, в широкополой шляпе, с маленькой сумочкой; официальный снимок на фоне официального здания в колониальном стиле. Как бы мне хотелось ощутить сейчас прилив тёплых чувств, любви и привязанности, но там, где положено быть чувству, – абсолютный вакуум. – Ты в порядке, папочка? – заволновалась Дилли. – Странно это, наверное, – посочувствовал Джейми. – М‑ да… я в норме. Просто… она симпатичная. – Да, она была красивая, – сказал Джейми. – Всегда дарила нам шоколадки и фунтовые монеты и приговаривала: «Только папе не рассказывайте! » – А что ещё она говорила? И до поздней ночи дети рассказывали мне о временах, которых я не помнил, и притащили ещё несколько фотографий моих родителей и мои детские снимки, и мы вместе хихикали над семейными байками и преданиями. – С Новым годом, папа! – С Новым годом.
На следующий день мы втроем пошли навестить дедушку, и я дико гордился тем, что они такие храбрые и взрослые, так нежно к нему относятся и не стесняются своих чувств. Лицо у папы немножко пожелтело, кое‑ где пробивалась седая щетина, но Дилли, не колеблясь, наклонилась и поцеловала дедушку. Она, как всегда, принесла ему самодельную открытку, а Джейми даже одолжил деду свой айпод, стерев частично свою музыку, а вместо неё записав несколько аудиокниг. – Жмешь на эту кнопку – и готово, – объяснял он. – А вот эту, если надо переключить на следующую главу. Сомневаюсь, что у отца хватило бы сил на аудиокниги, но при виде такой заботы со стороны моего сына я чуть не прослезился. – Хорошие мои, – шептал дед. Внуки рассказали ему, как прошло Рождество, и какие подарки они получили, и куда мы успели сходить. А когда пришло время прощаться, они обнимали его долго и крепко. – До свидания, дедулечка, – ласково шепнула Дилли. – До свидания, дорогая. – Пока, дед, – произнес Джейми. – Какие у меня замечательные внуки! Спасибо, что навестили. У вас ведь, наверное, есть дела поважнее. – Вовсе нет, – решительно ответил внук, и выглядел он в этот момент лет на двадцать пять. – Нет ничего важнеё тебя.
Неделя промелькнула слишком быстро. В последний день я прибрал весь дом, приготовил обед и упаковал свои вещи. Мэдди приехала одна. Пока она обнималась с детьми, я ждал в сторонке. Она привезла им подарки и фотографии забавных собачек, а мне достались загадочная улыбка и привет. – О, как здесь чисто! Надо отправить бабушке фото! Я напросился на ужин, приготовив огромную кастрюлю тушёного мяса, а потом у нас с Мэдди была возможность потолковать наедине. – Ну, как каникулы? – Как сказать… Сначала плывёшь в роскошной гондоле, а потом летишь в жутких условиях бюджетной авиакомпании. Таким образом достигается равновесие. – А мы с ребятами отлично провели время. Они такие забавные и умные, и интересные, и вообще… – Да, это у них от матери. – Вот только не понимаю, почему они любят «Симпсонов» больше, чем «все звезды в «Мистере и Миссис». – Послушай, я тут подумала, – начала она, – о том, что ты сказал тогда в суде… Нам не обязательно официально расторгать брак, если ты не хочешь. Я встал, осторожно прикрыл кухонную дверь. – После амнезии разговаривать с тобой стало гораздо легче, и я подумала, что мы могли бы решить проблему как взрослые люди. Если бы мы не тратили такую уйму денег на адвокатов, вполне могли бы сохранить этот дом. – Чтобы ты с детьми жила здесь без меня? – Я начал поглаживать пса, но, кажется, чересчур сильно тянул его за загривок. – Я ведь только предложила. Дети живут здесь, у них остаются их комнаты, остается Вуди, они продолжают ходить в ту же школу. А мы с тобой пополам снимаем небольшую квартирку и живём там по очереди, когда другой в это время живёт здесь с детьми. Пёс заворчал от удовольствия, когда пальцы крепко впились в шерсть. – Но есть ещё и сарайчик. Я мог бы обосноваться там. Или в комнате для гостей. – Я просто пытаюсь найти способ сохранить нормальную жизнь детей. Когда они вырастут, мы сможем продать дом и строить жизнь дальше. Но на ближайшие семь‑ восемь лет у каждого из нас появится второе жилище… Должен был признать, что предложение казалось вполне разумным и конструктивным. Каждые выходные я мог бы проводить с детьми. У Дилли останется её чудесная спальня, а Джейми по‑ прежнему сможет делать уроки в сарайчике, и Вуди будет валяться у его ног. – Иногда тут будешь жить ты, – улыбнулась Мэдди, – а остальное время – мы с Ральфом. – Что? Пёс недовольно обернулся, поняв, что его больше никто не почесывает. – Так это идея Ральфа? – Я чувствовал, как лицо наливается краской. Пёс, которым пренебрегли, громко тявкнул. – Вуди, замолчи! – Не совсем так… Я хотела сказать, если мы с Ральфом решим жить вместе. Дети наверняка будут в восторге – они всегда быстрее понимают, что к чему. – Итак, твой грандиозный план состоит в том, что нам не нужно официально разводиться, чтобы сэкономить деньги, – и тогда Воган поселится в каморке в трущобах, а Ральф переедет на супружеское ложе здесь? – Нет, вовсё не это я имела… Пёс обиженно залаял. – Замолчи! Глупый пес, ты что, не понимаешь? – Я сердито оттолкнул Вуди. – Плохой пёс, не хочу с тобой играть. – Ты всё переворачиваешь с ног на голову. Ральф сказал, нам не следует необдуманно бросаться в… – Ах вот оно как! Ну если Ральф так сказал, тогда конечно! Мы просто обязаны именно так поступить! Невероятно – ты пытаешься прикрыться заботой о детях, когда на самом деле твой любовник просто хочет сэкономить на квартплате! Отшвырнув стул, я вышел в гостиную поцеловать детей на прощанье. Мадлен поспешила за мной в коридор, всё ещё пытаясь что‑ то объяснить, но я уже надевал пальто. – Хм… вообще‑ то это пальто Ральфа, – пробормотала Мэдди. – Не может быть! Это моё пальто, оно висело здесь, и я носил его всю неделю. – И всё таки – Ральфа. Он забыл его. Но уверена, что не будет возражать, если ты его поносишь…
Глава 15
– Итак, одиннадцатый класс, я рад вновь быть вашим учителем. Сегодня мы поговорим о причинах Второй мировой войны, – жизнерадостно начал я. – Мисс Кони, которая, как мне известно, заменяла меня, рассказала вам о Версальском договоре, который, безусловно, вызвал общее возмущение в Германии двадцатых годов, но сегодня мы обсудим, каким образом в крайней экономической ситуации рождаются крайние политические меры… – Мистер Воган, сэр… – Да, Таника? – Я с удовольствием продемонстрировал, с какой легкостью вспоминаю их имена. Хотя сколько же ушло времени, чтобы внимательно изучить фото из школьного архива и вызубрить подписи под ними! – Ты хочешь спросить о гиперинфляции в Веймарской республике? – Не совсем. Вы теперь псих, сэр? – Простите? – Дин сказал, вы повредились мозгами, и вообще дело говно, больше ни хера не соображаете. – Ну, во‑ первых, не могла бы ты не употреблять такие слова в классе… – «Псих»? – Да, и это тоже, но я имел в виду бранные слова. И, отвечая на твой вопрос, не скрою, что моё отсутствие в прошлом семестре объясняется довольно редким неврологическим заболеванием, от которого я практически оправился и которое никоим образом не влияет на мою способность обучать вас и рассказывать о закате Веймарской республики. Я включил интерактивную доску и удовлетворенно отметил, как на экране появилось изображение банкноты в миллион марок. – Да, но у вас же крыша съехала или как, сэр? – Нет, у меня не съехала крыша, как ты любезно заметила. – Но может, вы так, слегка трёхнутый теперь? Воете на луну и прочее такое говно? – Нет, однако, пожалуй, через минуту взвою. Поскольку уж Таника затронула тему утраты памяти, стоит поинтересоваться, а возможна ли ситуация, когда целые страны разом теряют память. Именно поэтому так важно изучение истории… – Тогда вы просто долбанутый, выходит? Вы шизик, что ли, сэр? – То, что забывается в масштабах нации, влияет и на личность граждан, и на их будущий выбор. Мы, британцы, к примеру, предпочитаем помнить о событиях Второй мировой войны, в которой проявили себя геройски, и забыть о колониальных войнах и завоеваниях, которые не так уж сильно отличаются от устремлений Гитлера. Это, должно быть, заставило их задуматься, потому что поднялось сразу несколько рук. – Да, Дин? – Но вы всё‑ таки психопат, сэр? – Вы воображаете себя Мессией, сэр? Или собираетесь расстрелять посетителей «Макдоналдса»? – Прошу вас, давайте вернемся к теме урока. Итак, отказ от демократии в Германии в пользу экономической безопасности способствовал росту популярности милитаристских взглядов… – Вы их нашли, сэр? – Нашёл – что? – Ваши мозги, сэр. О нет – неужели они к вам так и не вернулись? – Хотите печеньку, сэр? Помогает… – А у вас пена изо рта идёт, сэр? Воды не боитесь? – ВНИМАНИЕ! – рявкнул я. – ЭТО ЧЕРТОВСКИ ЛЁГКАЯ ТЕМА! ВОЗВЫШЕНИЕ ГИТЛЕРА И ЧЁРТОВА НАЦИЗМА – ЭТО САМАЯ ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ ИЗ ВСЕХ ЧЁРТОВЫХ ИСТОРИЙ, ЧТО Я ПРЕПОДАВАЛ! ЭТО ДАЖЕ ПОКАЗЫВАЮТ ПО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМУ КАНАЛУ, ТАК ЧТО ИЛИ ВЫ, МАТЬ ВАШУ, БУДЕТЕ СЛУШАТЬ, ИЛИ МЫ НАЧНЁМ ГЛАВУ ЧЕТВЁРТУЮ ОБ ОТМЕНЕ ЗЕРНОВЫХ ЗАКОНОВ, ИДЁТ? – Ого‑ о! – Таника получила доказательства. – Ёршик‑ Воган сбрендил.
После первого урока в одиннадцатом классе я в изнеможении рухнул в кресло и принялся размышлять над печальным открытием: мне недостаёт естественного авторитета, необходимого для работы с трудной подростковой аудиторией. Впрочем, младшие школьники были столь же непочтительны; откровенно говоря, те же самые выражения, но тоненькими голосками, звучали даже отвратительнее. В глубине души я это подозревал, но теперь страшная правда прорвалась на поверхность сознания: я вовсе не был тем учителем, которого обожают и помнят всю жизнь, – как я воображал, узнав о своей профессии. Всё обеденное время я проторчал за рабочим столом, проверяя домашние задания, составляя планы уроков, а потом позвонил родителям одной девочки, дабы разобраться, каким образом у неё могли появиться проблемы с осанкой. – Здравствуйте, это мистер Воган, учитель Джоди. – А, Ёршик‑ Воган… Вы, говорят, умом тронулись? Может, хотя бы в моих онлайн‑ мемуарах появилось что‑ нибудь положительное? Может, бывшие ученики вспомнили, как на их жизненные планы повлиял невероятно интересный урок о причинах Аграрной революции? Оказалось, что и в самом деле многие школьники обнаружили мою страницу в Википедии, но их комментарии о моём прошлом не отличались той академической точностью, которой славилась эта открытая энциклопедия.
|
|||
|