Комментарии 8 страница

– Нет, ну правда, что за парочка? Почему нельзя просто поговорить по‑ человечески и помириться…

Вероятно, благостная атмосфера побудила Дилли спросить, не останусь ли я с ними на Рождество, но Мэдди помешала развитию темы, вежливо сообщив, что ей надо в дамскую комнату. её нежелание обсуждать проблему в присутствии детей было недобрым знаком. Впрочем, возможно, она воспользовалась моментом и сейчас репетирует свое предложение – мол, не хотел бы я вернуться, чтобы мы попробовали всё сначала.

– Ребята, давайте как‑ нибудь ещё выберемся погулять. Или, если мама будет занята, я могу прийти и посидеть с вами дома.

– Да, точно! – подскочила Дилли. – Или когда мама уедет на рождественские каникулы. Ты же можешь пожить с нами вместо бабушки. Пожалуйста, папочка, ну пожалуйста!!

– Отличная идея, я бы с огромным удовольствием.

Почти идеальный вариант – я сам предложил себе вернуться, воспользовавшись отсутствием Мэдди.

– А куда мама уезжает?

– В Венецию с Ральфом, – выпалила Дилли, не заметив грозного взгляда старшего брата.

– С Ральфом? А кто такой Ральф?

– Ну как же, Ральф – это мамин бойфренд!

Мэдди вернулась за стол, отхлебнула вина.

– Всё в порядке?

Глава 13

– О, Воган просто великолепен! – воскликнула Джин, мать Мэдди, когда я принёс со стола несколько грязных тарелок и поставил их рядом с посудомойкой. – Взгляни, Рон, – теперь он моет посуду. Разве это не великолепно, Мадлен?

– Всего лишь пара тарелок, мам. Это я ходила по магазинам, купила всю еду, готовила начинку, гарниры, накрывала на стол, варила соус и разделывала индейку.

– Всё равно я считаю, это чудесно, когда мужчина помогает по кухне. Взгляни – он даже выбросил объедки в мусор! Он замечательный.

Я промолчал, но всё‑ таки не упустил возможности подогреть страсти, предложив приготовить кофе.

– Ой, какой ты милый. Но нет, присядь, ты уже достаточно потрудился. Кофе сделаю я. Мадлен, подай мне руку, дорогая.

Рождественский обед прошел легче, чем я ожидал. Все были в восторге от огромной индейки, окружённой рулетиками из бекона и крошечными колбасками, и прежде всего – пёс, повесивший голову под тяжестью греховных мыслей. «О, позор мне! Но сочное нежное мясо так близко и вместе с тем настолько недосягаемо! Боже, я опять истекаю слюной, не в силах справиться с собой, как всё это унизительно…»

Мать Мэдди не проявляла ни малейшей враждебности к изгнанному зятю – напротив, мои положительные качества всячески подчёркивались, как только в пределах слышимости оказывался супруг самой Джин.

– Воган принёс рождественское печенье! Как это благоразумно. Ты видел, Рон? Воган принёс печенье. Как это мило – обязательно внести свою лепту.

Полагаю, честнее было бы всякий раз поднимать большой плакат с сопроводительными титрами.

– Какой же он хороший отец! Ты слышал, Рон? Воган водил детей на ярмарку. Как ребятишкам с ним повезло… (Что следовало сопроводить субтитрами: Ты никогда так не занимался детьми, Рон. Почему бы тебе не брать пример с Вогана? )

Или вот:

– Твой отец никогда не помогал по дому, Мадлен. Сейчас, без Вогана, тебе, должно быть, сложнеё приходится? (Пассаж определённо содержал в себе скрытое послание: Мой муж гораздо хуже твоего, но я всё равно живу с ним. )

И наконец:

– Почему бы вам не привезти детей на лето? Вы четверо прекрасно проведете время вместе, а я помогла бы Рону с домашними делами, за которые он никак не может взяться… (Прямо сигнальные огни, сирена и громогласное полицейское объявление через мегафон: НЕ СМЕЙ РАЗВОДИТЬСЯ, МАДЛЕН! ТВОЯ МАТЬ НЕ ПОЗВОЛЯЕТ ТЕБЕ РАЗВОДИТЬСЯ, ПОЭТОМУ ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ! )

Рон, отец Мэдди, вполне мог обидеться на этот поток бестактных напоминаний о его несостоятельности как отца и мужа. Но уже давным‑ давно он научился воспринимать речь супруги как фоновый шум, реагируя лишь на триггерные слова.

– Воган предложил подать кофе. Как это мило с его стороны, правда, Рон?

– Кофе? Да, пожалуй.

В целом день можно было назвать вполне удачным, учитывая, что большая часть гражданских войн начиналась именно из‑ за семейных скандалов в Рождество. Я вручил детям подарки, проведя накануне несколько счастливых часов в магазинах, а Джейми гордо расплатился сам у кассы. Дилли хотела маленький электронный дневник, куда можно записывать секреты, и никто больше не может до них добраться, потому что пароль известен лишь хозяину. Похоже на мой мозг, подумал я, вот только она пока не позабыла пароль.

Я не знал, следует ли подарить что‑ нибудь Мэдди. Вроде бывшему муже не положено вручать рождественские сувениры бывшей жене, но я всё же обошел несколько ювелирных лавок и наткнулся на прелестное золотое колье, продававшееся со скидкой. И, вынужден признать, оно вызвало определённое напряжение, когда после обеда Мадлен развернула подарок и, ахнув, пробормотала:

– О, не стоило…

Она ничуть не лукавила. Я потратил кучу времени и денег, выбирая идеальный подарок, а получилось только хуже. Мэдди предпочла бы бессмысленный пустячок от бывшего партнера – подтверждение того, насколько я её не понимал. Дети наперебой уговаривали её примерить, но она только покачала головой и вернула ожерелье в коробочку. Впрочем, я заметил, как чуть позже она проскользнула в ванную комнату, прихватив коробочку с собой.

А вот Джин не стала сдерживать восторгов по поводу очаровательного подарка, когда супруг вручил ей растяжку для обуви.

– А что ты приготовила для Вогана, Мадлен? Ты что, не собираешься вручить подарок Вогану?

– Я не приготовила ему подарка, мам. Мы разводимся, помнишь?

– Да, однако пока он всё ещё твой муж, дорогая. Ты могла бы соблюсти приличия…

Но мой подарок явно выходил за рамки обычного соблюдения приличий, и Мэдди прекрасно понимала это. Получается, я демонстрирую благородство, решительно защищая высокие моральные принципы, которые обрёл, обнаружив, что она встречается с другим мужчиной. («Не с другим мужчиной, – поправлял меня Гэри, – а просто с мужчиной». )

Итак, на фоне того, что всё Рождество я старательно исполнял роль идеального зятя и внимательного мужа при поддержке неожиданного союзника в лице Джин, поездка в Венецию выглядела поступком эгоистичным и абсолютно неуместным. Джин подчёркнуто беспокоилась, что её дочь будет перемещаться на катере и лодке – и это после ужасных историй, что показывали в новостях.

– Бога ради, Джин, Венеция всё‑ таки находится в Европе, – сердито ворчал её муж. – её же не собираются похищать сомалийские пираты.

– А вдруг? Некоторых европейцев брали в заложники.

– Да, на Африканском Роге. Сомалийские пираты не станут переплывать Красное море, преодолевать Суэцкий канал и Средиземное море, чтобы где‑ то на Адриатике захватить чёртову гондолу.

– Но там же всё рядом! Венеция, Сомали. Они хитры и беспощадны, эти люди. Пират моего времени – это забавный подвыпивший хулиган на деревянной ноге, с попугаем на плече. Не понимаю, почему сейчас всё так изменилось.

Нимало не испуганная жуткой угрозой, Мэдди намеревалась выехать в аэропорт утром, в шесть часов, а я оставался со своими детьми. Сначала я волновался, что теща начнет возмущаться, что её отстранили от забот о внуках, но оказалось, Джин считает идею моего возвращения в семью просто великолепной.

– Ну разве не чудесно, что Воган переезжает обратно? Надо открыть шампанское!

– Он не переезжает обратно, мам, он поживёт здесь, только пока меня не будет.

– Устроюсь в гостевой комнате, – подтвердил я. – Супружеское ложе оккупировано собакой.

– Неважно, – заявила Джин. – Дети всё равно будут счастливы, что папа дома. Многие детишки проводят волшебные рождественские дни без отца, и, по‑ моему, это ужасно печально.

По традиции обильная трапеза продолжилась нескончаемым потоком телевизионных программ, старики включили на полную мощность звук и отопление. Рон заговорил лишь дважды: первый раз спросил меня об отце, на что я сообщил, что сегодня утром, когда навещал папу, он спал; второй вопрос касался уже моего самочувствия, и тут Рон удивил меня, вручив пару библиотечных книжек по амнезии и нейропсихологии.

– Он не станет даже заглядывать в них, Рон, – вмешалась Джин. – Рождество – время радости и счастья, и нечего напоминать людям, что они сумасшедшие.

Вечером мы вместе смотрели фильм, хотя режиссер крайне легкомысленно пренебрегал советами и комментариями матушки Мэдди. Дилли получила на Рождество DVD «Реальная любовь»; меня поразило, как Эмма Томпсон в роли обманутой жены умудряется, несмотря ни на что, сохранить семью. А вот эпизод, где подросток перепрыгнул через ограждения в аэропорту и полицейские его при этом не пристрелили, показался мне несколько неубедительным.

– Помню этот момент! – воскликнул я. – Где он говорит, как много любви в мире, глядя на зал прибытия.

– Да, в тот момент все любят друг друга! – презрительно фыркнула Мэдди. – Потому что провели несколько месяцев на разных континентах. Взгляните на эти же парочки через пару недель – все так же скандалят и орут друг на друга.

Джин тоже не поняла истинного пафоса фильма.

– Кира Найтли очень милая девочка, – заметила она. – Но зачем она вышла замуж за чёрного?

Родители отправились спать пораньше, потому что Джин требовалось не меньше двух часов, чтобы подготовиться ко сну, а потом затолкать обратно в сумку всё, что не понадобилось при подготовке. И мы остались вчетвером у камина: мама, папа и двое детей.

– Давайте поиграем, – предложила Дилли.

– Да, мы ведь всегда играем в Рождество, – подхватил брат.

– Может, в шарады?

– Это как папа скажет. Кино, телешоу или всё подряд? Семейные и прочие события?

– Всего понемножку. Я не помню, смотрел ли фильм, но вполне могу знать его содержание. Поскольку «Челюсти», например, – просто часть современной культуры. Но если Дилли скажет, что я водил её на «27 свадеб», предупреждаю – я всё равно не помню оттуда ничегошеньки.

– Не переживай, так со всеми, кто посмотрел «27 свадеб».

– А может, с водичкой? – хитро прищурился Джейми.

– С водичкой? Что‑ то мне не нравится название.

– Ты задумываешь категорию – например, «Футбольные команды премьер‑ лиги», – а другой человек загадывает название команды, скажем, «Фулхэм». Потом он медленно обходит всех, пронося над головами рюмку с водой, и первый, кто выкрикнет «Фулхэм», получает душ!

– Ладно, тогда начинай, Джейми!

Джейми предложил категорию «Симпсоны», и хотя я смог вспомнить только Барта и Гомера, последнего оказалось достаточно, чтобы голова моя намокла, что, по мнению детей, очень смешно. Вообще‑ то удивительно, как забавно играть в этот упрощённый вариант русской рулетки: миг напряжения, когда объявляешь вслух свою версию, – и облегчение, когда ведущий переходит к следующему игроку. Настал мой черёд распоряжаться водой. Я выбрал «Фрукты» и «апельсин» в роли детонатора.

– Банан, – нервно пролепетала Дилли.

– Карамбола, – проявил тактическую мудрость Джейми.

И я перешёл к Мэдди.

– Апельсин.

Секундная пауза.

– Нет… – И я двинулся дальше.

Поспешная смена фрукта на «яблоко» ничего не дала, поскольку в следующем раунде Мэдди назвала именно его и пришлось менять заново. Теперь приходилось внимательно следить, какие фрукты уже названы, а какие нет, а потом вдобавок начался спор, мандарины и клементины – это один и тот же фрукт или всё‑ таки разные. А Дилли так хотела выиграть, что я решил полить её водой, что бы она ни сказала, и в итоге получилось очень странно, потому что она сказала «картошка». Но она так заразительно хохотала и так мило вытирала голову полотенцем, что я внезапно вспомнил, как однажды мы все вместе уже играли в эту игру.

– Мы в это играли. На каникулах, рядом с бассейном, да?

– Верно, – обрадовалась Мэдди. – Во Франции. У тебя просыпается память!

– И вместо того, чтобы полить меня сверху, – поспешил на помощь Джейми, – ты подхватил меня на руки и бросил прямо в бассейн!

– Точно. А потом сделал вид, что не замечаю, как Дилли крадётся за спиной…

– И я столкнула тебя в воду!

В комнате наступила тишина, которую нарушила Дилли:

– А мы не можем туда вернуться?

Молчание было ответом.

– Может, когда‑ нибудь я съезжу с вами туда ещё разок, – неуверенно пообещала мама.

– Нет, все вместе. И чтобы опять играть около бассейна.

Усилием воли я отвел взгляд от Мэдди, подбирающей правильный ответ, и попытался сам заполнить тягостную паузу. Но ситуацию спас Джейми – очередным тактичным уточнением:

– Нет, балда. Они же разводятся.

Наконец дети ушли спать и мы с Мэдди остались наедине. Я принялся собирать клочки оберточной бумаги, на которых Дилли записывала варианты пароля для своего электронного дневника. Да уж, потребовалась бы целая команда гениальных дешифровальщиков, которые несколько месяцев распутывали бы сложнейший код «Имя нашей собаки».

– Что ж, всё прошло без неожиданностей, – вздохнул я.

– Уж по крайней мере, лучше, чем в прошлом году.

– Прости, не могла бы ты напомнить…

– В прошлое Рождество был жуткий скандал, после чего ты уселся в кресло и напился до полной отключки, приговаривая, что «это единственный способ вынести наш брак».

Я подобрал с пола последние обрывки серпантина и очередную тысячу иголок с «неосыпающейся» рождественской елки.

– Извини, что пристаю с вопросами, но мы никогда не пытались обратиться к психологу?

– Пытались, но не могли договориться, к какому именно. Я хотела обсуждать проблемы с консультантом‑ женщиной, а ты заявил, что не желаешь, чтобы с самого начала чаша весов склонялась в мою сторону.

Да, это тупик, в котором не найти компромисса. Может, надо было поискать консультанта‑ транссексуала? Но брак и без того пребывал в настолько плачевном состоянии, что не стоило усугублять ситуацию: представляю, как я пялюсь на свежесделанные сиськи консультанта, стараясь не обращать внимания на его кадык.

Я уселся на диван, Мэдди устроилась рядом, налила себе вина и протянула мне бутылку.

– Моё пьянство стало одной из причин, по которой ты не захотела больше со мной оставаться?

– Какое это теперь имеет значение?

Я выплеснул свое вино в горшок с цветком, только что подаренный её матерью.

– Ладно, я бросаю пить. Что ещё?

– Я не хочу это сейчас обсуждать.

– Но я хотел бы знать, тем более что это не имеет уже никакого значения. Почему мы решили расстаться? Чем настолько невыносима была совместная жизнь?

– Да… всем.

– Извини, так не пойдёт. Тебе всё‑ таки стоит привести конкретные примеры, причины разногласий, поводы для споров.

– Конкретные? Хорошо. – Она посмотрела на потолок. – В молодости ты был таким темпераментным, так остро воспринимал несправедливости мира, считал, что мы должны изменить его. Но с годами всё это превратилось в занудное нытьё.

– Ладно, это раз, – согласился я. – Считается…

– Пойми, это было невыносимо скучно! Ты приходил в неистовство от всякой фигни. – Теперь её было не остановить. – Я спокойно принимала то, что ты седеешь и лысеешь, что на лице у тебя появляются морщины, а живот растёт. Но старела твоя душа, словно дряблым и отвисшим становился сам твой дух, и любить тебя такого становилось всё труднее.

– Спасибо, достаточно! Не стоит переходить на личности! – Я поднялся, чтобы выбросить пустую бутылку в мусорное ведро, и на нервной почве швырнул её чересчур сильно, едва не расколотив. – Но всё равно этого недостаточно для развода. Настоящей причины я так и не услышал.

– Мы больше не были счастливы, – вздохнула она. – Постоянно ругались, а дети очень переживали. Какие ещё причины нужны?

– Но из‑ за чего мы ругались?

– Из‑ за всего подряд. Ты убеждал меня заниматься фотографией, участвовать в выставках. А когда у меня начало что‑ то получаться, ты злился, что меня часто не бывает дома. Вёл бесконечные разговоры о том, как важна поддержка мужа, но когда доходило до дела, до повседневной рутины, когда надо было заниматься хозяйственными делами, вовремя возвращаться с работы или отказаться от возни с Гэри и его идиотским интернет‑ сайтом, – тебя никогда не было.

– Кстати, должен признаться, никак не возьму в толк, с чего это я связался с проектом «ТвоиНовости»…

– Да чтобы сбежать из дома, непонятно? А потом ты никак не хотел поверить, что какой‑ то владелец галереи может заинтересоваться моими работами. Говорил, что он просто решил за мной приударить.

– Ну, знаешь, это даже звучит подозрительно. Я, разумеется, ревновал к другим мужчинам. Ты очень привлекательная женщина, и, возможно, этот галерист тоже так считал.

– Но это лишь подтверждает, что ты видел во мне только юбку. Я и так чувствовала себя неуверенно, а из‑ за тебя стало в сто раз хуже, ты всё время старался принизить мои достижения.

– Хорошо, согласен. Да, ты не чувствовала поддержки с моей стороны, и вдобавок я тебя обижал.

– Ну почему он не мог устроить выставку просто по той причине, что я хороший фотограф? Почему обязательно надо предполагать, что у Ральфа исключительно романтический интерес ко мне?

Я чуть не выронил стакан – не ожидал, что она проговорится.

– Что?! Так этот «владелец галереи» и есть Ральф? И ты утверждаешь, что у меня не было оснований ревновать, подозревать, что он за тобой ухаживает, хотя завтра уезжаешь с ним в Венецию?

– Да, сейчас всё изменилось. Однако в тот момент у нас были исключительно профессиональные отношения.

– Ага, просто он за тобой ухлёстывал! Я был прав.

– Ты не можешь этого знать!

– Разумеется, могу! Боже правый, ты ведёшь себя так, будто это я во всём виноват, – но я хотя бы не сбегал с другой! Я никогда тебе не изменял!

– О чём это ты? Я тебе не изменяла.

– Вот как? И это не твой чемодан стоит у дверей? С двумя билетами до Венеции в боковом кармане?

– В этом всё дело, верно? Ты не можешь смириться с тем, что я встретила другого.

– Нет, я не могу смириться с тем, что ты не даёшь нам шанса всё исправить, между тем как я по‑ прежнему не понимаю, почему мы разводимся.

* * *

Когда рано утром Мэдди спустилась в кухню, я уже ждал ее, хлопоча по хозяйству.

– Вот это да – ты поднялся ни свет ни заря!

– Да, хотел разгрузить посудомойку и приготовить детям завтрак, пока твоя мама не застукала меня за этим занятием и не посвятила в рыцари. Я приготовил тебе чай – держи.

Тьма за окном придавала нашей встрече оттенок нелегальности: она улетала в отпуск с любовником, но сейчас шутила с бывшим партнёром.

– Как тебе спалось на диване?

– Неплохо. Только Вуди захапал всё одеяло…

Звякнул телефон Мэдди – сообщение.

– Ой… машина пришла.

Она подкатила чемодан к дверям, мы оба замерли в нерешительности.

– Ну ладно… пока. – Она помахала ладошкой; так энергично машут тем, кто далеко‑ далеко, и у меня, конечно, не осталось шанса хотя бы чмокнуть её на прощанье. – Передай мой самый тёплый привет своему замечательному папе.

– Мы с детьми навестим его в среду. Не возражаешь?

– Нет, конечно, отличная идея.

– Что ж, приятного отдыха.

– Спасибо. – Она с трудом выдавила улыбку и открыла дверь.

– Просто так, из интереса… – задумчиво проговорил я. – А мы бывали в Венеции?

– Нет. Я всегда хотела съездить, и ты много раз обещал… – она отвела взгляд, – но так и не сдержал слова.

– Прости…

– Да ладно. Я ведь сейчас туда отправляюсь, верно? Ну, пока.

Дверь захлопнулась, я услышал приглушенный мужской голос, щебет Мэдди, а потом звук отъезжающего автомобиля, увозящего её от меня.

Глава 14

Название места может породить в душе приятное волнение и ожидание, но со мной этот номер не проходит. Я готов был поверить, что «Город Брызг» – это и вправду такой город; ему, конечно, недостает грамотного управления и муниципальной инфраструктуры, иначе он смог бы получить статус городского поселения. И когда дети с жаром обсуждали план посещения громадного аквапарка, я не мог разделить их энтузиазма.

– Город Брызг?

– Это такой огромный комплекс с водными горками, волнами и прочим.

– И ещё там есть настоящий пляж, где песок и всё остальное, что должно быть на пляже.

– В смысле, мертвые бакланы, измазанные нефтью?

– Пап, ты всё время повторяешь одну и ту же шутку.

– Правда? Наверное, потому, что всё время об этом думаю. Идея отличная, ребята, только, боюсь, сегодня всё закрыто.

– Открыто, мы проверили в Интернете.

– Вот как. Но у меня, кажется, нет плавок.

– Есть – они так и болтаются в сумке в сушилке.

– Угу, но дело в том, что… – Я запнулся. – Не уверен, что могу повести вас в аквапарк, дорогие дети, потому что… забыл, как плавать.

В первый момент они растерялись.

– Мы тебя научим! – взвизгнула Дилли.

– Ну да, мы научим тебя плавать! Как ты когда‑ то учил нас!

Спустя час я, в длинных шортах, стоял перед мелкой ванной, отделявшей зону раздевалок от бассейна. Большой плакат гласил, что дети младше четырнадцати допускаются в бассейн только в сопровождении взрослых. И ни слова о детишках, которые вынуждены учить своих родителей держаться на воде.

Размеры сооружения потрясали. Грандиозный постмодернистский собор во славу божеств‑ близнецов – водных забав и грибка ногтей. Широченная труба, поглощавшая людей, извивалась над головами; дети и взрослые, пожираемые ею, один за другим с воплями исчезали в пластиковой глотке. Очередь полуголых беглецов дрожала на винтовой лестнице в надежде на спасение, но выяснялось, что туннель вел не на свободу, а в то же самое здание и выплевывал их в глубокий бассейн у подножия такой же лестницы.

Влажность и шум полностью подавили меня, я стоял и никак не мог прийти в чувство. Когда раздался рёв сирены, я с надеждой подумал, что это пожарная тревога, но дети уже схватили доски и приготовились плыть к муляжу пляжа, утыканному пластиковыми пальмами. Джейми и Дилли договорились встретиться со мной «на пляже», как только они скатятся со своей любимой горки. Я ждал их, подозрительно сухой, прислонившись к урне в форме кита‑ убийцы. Урок должен был начаться в дальнем углу, в бассейне для «головастиков», где под присмотром бдительных родителей плескались малыши младше четырёх лет. Здесь же бултыхалась и огромная надувная белая акула, на боку которой было недвусмысленно указано, что она не является спасательным средством.

Тёплая вода доходила мне до середины бедер, и я решил, что лучше бы присесть на корточки, пока дети обсуждали, какую методику избрать для первого урока с папой.

– Мы сможем вдвоём поддерживать его снизу, а он будет учиться работать ногами? – предложил Джейми.

– Ага, он меня так держал, я помню. Или вон там, в корзинке, есть нарукавники. Может, он наденет?

– Ни за что! – возмутился я. – Это для малышей!

– В бассейне нельзя огрызаться! – грозно предупредила Дилли.

– Да, будь хорошим мальчиком, и, если не станешь бояться, мы купим тебе мороженое!

Детям, похоже, понравилась эта смена ролей. Другие родители косились в нашу сторону, и я постарался принять вид ответственного папаши, присматривающего за великовозрастными детками, которым, вообще‑ то, уже полагалось уметь плавать.

– И если захочешь писать, НЕ СМЕЙ делать это в бассейне! – чересчур громко объявила Дилли.

– Особенно с бортика!

Они уже корчились от смеха. Убеждён, когда я учил их плавать, это вовсе не сопровождалось публичным унижением.

– Ну, так когда же мы приступим? – потребовал я, наблюдая, как четырёхлетний кроха уверенно плывет мимо.

– Э‑ э… давай ты просто оттолкнешься от бортика, и, может, оно само вспомнится? – посоветовал Джейми.

– Как это?

– Просто начнешь колотить руками и ногами по воде. Вдруг всё само получится?

– Это вот так выглядит ваше обучение?

Мои дети словно превратились в пособие для серьёзных родителей, 1930‑ х годов выпуска. «Тема: Как научить плавать. (1) Бросьте ребёнка, не умеющего плавать, в воду. (2) Прикажите ему плыть».

Но вынужден признать, в этом была определенная логика: просто оттолкнуться и посмотреть, что получится.

– Ладно, я попробую…

– Давай, вперёд!

– Я только попробую, как это делается…

– Вперёд! Сделай это!

Тогда я просто упал лицом вниз в воду отчаянно и неестественно. Но я решительно зажмурился и бросил вызов бездне для головастиков. Я вытянул руки вперёд и, к своему удивлению, коснулся дна, поэтому пришлось оттолкнуться и всплыть. Но тут мои руки сами собой сделали гребок, потом ещё один, а ноги задвигались, подталкивая вперед, а когда двигаетесь вперёд, вы, оказывается, не тонете. Я плыл! Я помнил, как плавать, – и это было самым естественным делом на свете.

Я слышал, как дети радостно кричат и аплодируют, но не хотел останавливаться, доплыл до противоположного конца бассейна, развернулся и ринулся в обратный путь, гоня перед собой мощную волну, поворачивая голову для вдоха на каждом третьем гребке, – и вот я уже у бортика. Безупречный поворот, толчок и вновь брасс, кроль, на спине, даже баттерфляй – всё стили в моём репертуаре. Я «самец альфа», пловец‑ мачо, проверяющий возможности своего тела. А потом я услышал‑ таки свисток охранника, остановился, встал на ноги и заметил разгневанных родителей, прижимавших к себе напуганных крошек в надувных нарукавниках.

– Эй, парень, это детский бассейн! – рявкнул молодой австралиец.

– Я умею плавать! – счастливо объявил я.

– Ага, это мы видели. Если хочешь поплавать, иди в олимпийский бассейн, идиот.

Ланч с детьми был незабываем. Ресторанные гиды пока не определили этому заведению количество звёзд, но, убеждён, это лишь вопрос времени, ибо вскоре на них обрушится всё миролюбие и любезность бургер‑ мафии, обосновавшейся в недрах аквапарка. Люди приходили сюда семьями, на весь день, и поэтому самые удобные места у воды были оккупированы многочисленными «кормушками». Здесь было принято обедать в ультрасвободной одежде – то есть мокрые плавки и ничего больше. Ни в одном ресторане мира не увидишь столь явно и одновременно саму еду, процесс приёма пищи и последствия нездорового питания. Постоянных клиентов видно издалека: пускай ресторан без мишленовских звезд – зато настоящие мишленовские человечки, словно составленные из бубликов жира, втискивались в узкие стулья, поедая «вопперы» и чипсы, а объёмные животы свисали поверх тесных плавок Speedo. После ланча они брели на мелководье и валялись там, пока активисты «Гринпис» поливали их водой из вёдер и пытались столкнуть обратно в море.

– Будьте любезны, гамбургер и… э‑ э, картошку, пожалуй, и… э‑ э… лимонад.

– Желаете Большой Обед?

– Разумеется, я желаю пообедать, иначе зачем бы я заказывал эти блюда…

Дети поспешно взяли дело в свои руки, не обращая на меня внимания.

– А когда мама вернётся, ты опять переедешь куда‑ то? – печально спросила дочь, на миг оторвавшись от громадного шоколадно‑ ванильного коктейля.

– Дилли! Замолчи!

– Да всё в порядке, Джейми.

Я с трудом подавил радость, вызванную вопросом. Без сомнения, дочь определённо хотела сказать, что предпочла бы, чтобы я остался с ними навсегда.

– Я тут подумала, что ты мог бы жить в сарайчике.

– Дилли, заткнись!

– Это, конечно, неплохая мысль, но вообще‑ то, когда люди разводятся, они живут порознь. Я постараюсь подыскать небольшую квартиру как можно ближе к дому – проблема в том, что они все жутко дорогие. Но где бы я ни жил, мы всё равно будем часто видеться.

– Я хочу, чтобы ты вернулся домой, – решительно заявила дочь.

– Мне очень приятно это слышать… – Но моя улыбка мгновенно погасла, едва я увидел жуткую гримасу на лице Джейми.

– Нет! Не смей возвращаться! – выкрикнул он. – Вы с мамой опять будете орать друг на друга… – Слёзы рекой текли по раскрасневшемуся лицу. Пластиковый стул отлетел в сторону, Джейми вскочил и бросился прочь.

– Джейми! Джейми, вернись!

Я не знал, бежать следом или лучше дать ему время успокоиться. К тому же со мной была ещё Дилли, которая, воспользовавшись удобным случаем, принялась таскать картошку фри с тарелки брата.

– Дилли, перестань. Он и так расстроен!

– Если вышел из‑ за стола, значит, уже наелся. Ты сам так всегда говорил…

Я наблюдал, как мой сын бредёт вокруг бассейна, постепенно замедляя шаг, потом садится, всё также возмущённо, – ну, насколько можно быть возмущённым, устраиваясь на пластиковом осьминоге. Убедившись, что он тоже время от времени украдкой посматривает в нашу сторону, я подумал, что картошка всё же остывает и глупо было бы напрасно терять ценный продукт. Потом предпринял не совсем искреннюю попытку убедить Дилли, что не следует бежать в бассейн сразу после еды, но, если начистоту, сам не слишком верил этой древней формуле. «Если прыгнешь в воду с полным желудком, обязательно разболится живот. А потом начнутся судороги, и лебедь сломает тебе руку, и бог весть что ещё». Так что пока Дилли ждала своей очереди к гигантской горке, я медленно обошел бассейн и присел рядом с Джейми.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒