Глава двенадцатая

В купе имели место все фигуранты последних событий, включая и перемещение в пространстве‑ времени с помощью Марининой черной коробочки. Видимо, параллельные пространства нечаянно или чаянно сближают тех, кто испытал на себе эту редкую параллельность, и они, сближенные навовсе, уж и даже пить перестали крепкие и не очень алкогольные напитки, однако ж перешли на незамысловатую натуральную водичку под названием «Перье», которая, имея французские корни, легко пилась и на перегоне Омск‑ Пассажирский – Ишим. Откуда она взялась в вагоне – даже Бог не знает. В Москве, что ли, по ошибке загрузили – вместо какого‑ нибудь пищевого министерства да в поезд. И почетным гостям есть чем красивым иностранным крепкое запить.

Пастух представил Лизу начальнику поезда, тот, весьма уже поддатый, но удивительно величественный, представлению не удивился, даже руку ей чмокнул. Но узнал. Потому что спросил:

– А твоя‑ то напарница сама справится? Мы здесь, может, и надолго…

– Справится, – сказала Лиза.

Она, отметил Пастух, внимательно и даже как‑ то напряженно смотрела, всматривалась в лицо Марины, а та и не замечала, вела себя как гостеприимная, но независимая хозяйка, хотя на приоконном столе оставалась лишь бутылка коньяка армянского, пять звездочек, и вазочка с яблоками, на кои никто из гостей не посягал. Хороши уже все были, вот ведь что.

Новые, хотя и прежние люди были компанией замечены и привечены. Пастуху тут же налили означенного коньяку, заставили выпить почему‑ то штрафную, а начпоезда стал допытываться, зачем Пастух привел, не спросясь, лучшую проводницу, мать‑ одиночку и мастера спорта по стрельбе. Все так могло быть, поэтому Пастух не стал проверять у Лизы правдивость ее регалий, а просто представил всем:

– Лиза. Хороший человек. Не вру.

И всем этой рекомендации было достаточно.

Только Марина у Лизы на ходу поинтересовалась:

– А трудно ли быть хорошим человеком, а, Лиза?

– Трудно, – ответила Лиза. Помолчала. Добавила: – Потому что дураков и гадов куда больше.

И все с этой нехитрой мыслишкой легко согласились – после такой долгой и приятной, скрашенной хорошим алкоголем душевной беседы.

А Стрелок поманил Пастуха пальцем, вышел в коридор.

– Что у вас тут? – спросил Пастух. – Вечная радость и непроходимое счастье?

– Вроде того, – согласился Стрелок. – Но есть еще невечное и куда‑ то проходимое. Я о том, что людей у Слима в поезде точно шесть… э‑ э… штук. И все штуки абсолютно безбашенные. Я знаю троих, точнее, сталкивался. Но очень шапочно. Полагаю, эта бандочка еще умножится…

– Клонируются они, что ли?

– Может, и так. Я не знаю. Я только вижу и подсчитываю. По‑ моему, по‑ простому, они там все как один мутанты.

– Мутанты – фигура речи?

– Мутанты – это человекоподобные машины. Я двоих видел в деле, давно, в девяносто третьем, в Ботсване, под Мауном. Я там прикомандированным был. К штабу. Как снайпер. Но ходил в недалекие тягуны, позволялось мне, хотя тряслись надо мной, как над бабочкой. И там‑ то под Мауном эти двое белых – двое! – буквально посекли ангольский отряд: через семь минут из двадцати девяти здоровых черных киллеров остался один. Но без рук и без ног. Зато живой. Как они жутко орали, мать твою, Пастух, на*censored* ты меня заставил все это говно вспоминать!..

– Я не заставлял, – сказал Пастух тихонько. Он хорошо знал, что чувствовал сейчас Стрелок. – Ты сказал, я услышал. Проехали, Стрелок. Ты мне покажи наших здешних мутантов. Честно говоря, я о таких впервые слышу. И не очень верю в их всемогущество. Откуда они взялись – эти люди или нелюди?

– Люди, Пастух, люди. Не знаю, откуда Слим их выудил, да и сразу почти отделение воинское – по количеству, но это какие‑ то иные люди. Инопланетные.

– Не гони картину, боец, дай глазу присмотреться. Кто так говорил?

– Майор так говорил, – усмехнулся Стрелок. – Как раз в Ботсване я его в последний раз и видал, в девяносто восьмом. На юге. Он тогда у местного Хозяина большим хреном числился, все пешие у него под рукой ходили. Да и черт бы с ними со всеми! Пастух, я не трус, но я боюсь. Ребята – отморозки те еще. У них на роже смерть наколота…

Пастух засмеялся.

– Друг мой, Стрелок, не говори красиво, – нараспев продекламировал, как строчку из стиха. – Нарисованная на роже смерть – всего лишь царапины неизвестного происхождения. Ну, видел я краем глаза пацанов Слима. И впрямь здоровые обалдуи, сильные, руки как ноги. Но ты же не собираешься с ними драться руками и ногами. И они вряд ли в поезде начнут рукопашную. Никакой кулак никогда не опережал хоть самую медленную пулю. А Слим… Ну что Слим! Он, видать, всегда любил все необычное, непохожее ни на что, уникальное. Дай ему Бог радости, а коли что случится… Ты сам знаешь, что делать… А вот что серьезно, так это необходимость удержать всех Марининых нынешних друзей‑ гостей в нашем вагоне. Как можно дольше. На всякий пожарный… Поговори с девочками, с пассажирами, с Лизой той же. Пусть на одну ночку… ну на две, если что не так… пусть они в нашем вагоне заночуют. То есть засидятся. Выпивки хватает. Тем для разговора – еще более… Понял вводную? Это наш вагон!

– Твоими бы устами… – начал было Стрелок, но оборвал ношенную‑ переношенную цитатку. – Будет исполнено, командир. Но сколько можно прятаться в купе Марины? Сейчас там – чуть ли не толпа друзей, которым не лень множиться. А завтра? А сегодня вечером? А когда Марина останется одна?.. Надо строить оборону, Пастух, а еще лучше – линию нападения. Или ты думаешь иначе?

Пастух молчал. Смотрел на Стрелка, не улыбаясь, и молчал. Глаза в глаза, как в детской подзабытой игре «в гляделки». Но всякое молчание, тем более – намеренное, имеет финал. Чем скорее, тем доходчивее для вольных и невольных участников этого молчания.

– Не надо ничего строить, – сказал он, все же улыбнувшись уголками губ. – Время – рушить…

– А мы что?! – взъярился Стрелок.

– А мы и разрушим, – сказал Пастух. – Именно мы. История неизбежно движется к финалу. Тебе интересно узнать, каким он, финал этот, получится? Интересно, ясен болт! Так пойдем посмотрим на тех, кого собрал Слим. Хоть бы и издали. Его самого мы скорей всего не увидим, а вот его парней… Пошли, пошли…

– Так порюхают же нас ни за что, – усомнился Стрелок.

– Я тебе просто прогулку предлагаю. Легкую, недлинную, хотя теоретически и стремную. Или слабо, а, Стрелок?

Сказано слово: «слабо». Пастух брал на слабо не только и не столько Стрелка, сколько саму ситуацию, а стало быть, и себя самого. И в общем‑ то ничего особенного, ничего нового: пройти сквозь строй. Фигурально выражаясь. Потому что в реальности «строй» этот, разбивший себе лагерь в вагоне Слима, и не строй никакой, а вполне вольная и уж точно нестроевая команда его людей, опасных людей, умеющих много чего, но тут к месту является некая вводная: они, эти опасные люди, уже победили всех своих нынешних вагонных и межвагонных вражищ, и коли не в реальности, то уж в ментальности точно. От латинского mentis, то есть разум. Иначе говоря, их разум – уж какой‑ никакой, но присутствующий ныне и поддержанный всем тем, что у Слима в арсенале имеется, от хорошего личного оружия до нерушимой убежденности, утверждает: мы – лучшие!.. Дай им Бог – красивым и сильным – здоровья, как говорится, а с разумом не спеши. Зряшная опция в данном случае.

– Встали и пошли, – сказал Пастух Стрелку. – По коридорчику туда‑ обратно. Поглядим на нетрезвых татей. Нам, понимаю, с ними соревноваться придется…

– Так ведь кокнут же на раз, – нерадостно сказал Стрелок, тем не менее вставая с полки и проверяя на ощупь оружие в кармане.

– Это вряд ли, – усомнился Пастух. – Мы для них люди незнакомые, мимоходящие. Но если что, так по ситуации…

И они пошли.

Вагон, в коем прописались поездные, пока все‑ таки теоретические тати, гулял. Ну, не весь вагон, конечно, но уж пяток купе – это точно. Пастух мимоходом – буквально! – успел пожалеть не занятых в спектакле вольных пассажиров, очевидно растерянных, даже напуганных шумом, гамом, полупьяными криками, грохотом колес, стуком бутылок, etcetera, etcetera, то есть чрезмерно веселым и раскованным поведением новых людей, подсевших в этот вагон в Омске‑ пассажирском, а еще и успел легко позавидовать Слиму, сумевшему – уж сам он, либо помогал кто! – споро и вовремя набрать вполне пристойную команду наемников‑ профессионалов. А то, что они поддатые донельзя, так не в атаку ж им сейчас прямо. И просто *censored*ганить с шумом и стрельбой их явно не тянет. Да и Слиму спешить некуда. До Москвы далеко еще. Пусть гуляют. К ночи все из них выветрится, они придут в себя и будут проводить операцию под условным названием «Исправление ошибок». Пора кончать с Пастухом, а заодно и с остальными его подпевалами, включая Марину – этакую золотую иголочку в пропахшем водкой и потом железнодорожном вагоне. Хотя не так: Марина им живая нужна. И лучше б целая и трудоспособная.

И сам себя одернул: не время для словесных красивостей. Тут русского мата – в самый раз…

– Возвращаемся, – сказал Пастух Стрелку. – Невредно и подготовиться…

– К чему? – спросил Стрелок. – К очередной войнушке?

– Она не очередная. Она все та же нескончаемая. Просто сегодня к ночи гостей ждать придется, зуб даю. А уж как мы их примем… – помолчал пару секунд, – это мы с нашими новыми и старыми союзниками сейчас и обсудим. Только вот в свой вагон вернемся… Ты все видел?

– Что успел, – ответил Стрелок. – Банда и есть банда, как ты ее ни камуфлируй. Я насчитал всего вроде шестерых. Может, и меньше на одного, может, в суете кого два раза считанул… Да и так уж немало. И матерые все ребята. Ну и плюс Слим. Итого семь. Не многовато ли на нас?.. И вот еще что… Как их Слим собрал так быстро?

– Думаю, что большая половина изначально была в поезде. Трое – точно. А еще трое подсели недавно. Ты ж видел, как они в вагон запрыгивали…

– Заранее задуманная и построенная операция?.. – Сомнения в голосе Стрелка было с перебором. – Не шибко верится.

– Других вариантов не вижу, – сказал Пастух. – Всем нужна Марина, как ты, полагаю, понял. Живая и дееспособная. Что‑ то она знает такое, чего никто не знает. А кто‑ то, с которым мы, к сожалению, имеем какую‑ то там честь, подсуетился заранее. Вон, цельный взвод во главе со Слимом ее планово пасет. Пусть бы пока и издали. А мы… – усмехнулся невесело. – А мы просто к месту и ко времени пришлись. Тоже по душу Марины. Иначе говоря, все запланировано. С обеих сторон. Какие карты выпали, такими и сыграем. Хорошо б только, чтоб нам поверили: убеждать в своей правоте некогда и слов не хватит. Наши, так я понимаю, там вовсю культурно гуляют – Марина некультурно не позволит. Итак, там она сама, начпоезда, Шухрат, кто еще?..

– Похоже – все. Если за время нашего отсутствия на нее никто до кучи не набежал.

– Коли так, возвращаемся. К Марине.

Ну и пошли, не медля.

И зря торопились. В родном купе стабильно и безмятежно сидела троица – Марина, начпоезда и Шухрат, бутылка «Столичной» на приоконном столе была всего лишь ополовинена, закуска к водке состояла из одних печеных маленьких пирожков, уложенных на мелкой обеденной тарелке, более чем ополовиненной, мир был вокруг и покой. Вторгшиеся в поездную пастораль Пастух и Стрелок ничего в ней не нарушили, разве что немедленно покусились на пирожки: в долгой дороге есть постоянно хочется, истина всем странствующим хорошо известная.

– Мы не сильно помешали? – вежливо спросил Пастух.

– Никак не помешали, – объяснил начпоезда, – ешьте, ребяточки, пирожки вкусные, повар наш, как вы за эти дни поняли, веников не вяжет… А нам тут Марина такое рассказывает, такое… – Нужных к ситуации слов начпоезду не хватало. – Короче, о… – помолчал, разгоняясь, – о возможности перехода человека… или вообще людей… в параллельные пространства. Ну, о том, что с вами со всеми сегодня и произошло.

Стрелок засмеялся. Коротко и зло.

– Хорошее время нашли, дорогие товарищи! Эт‑ то точно! А что через два вагона от нашего – полный вагон наглых, хорошо вооруженных бандитов, вполне реальных, в любой момент готовых прийти сюда – где вы всякую фантастику изучаете! – и порюхать всех нас на шашлыки – эт‑ то вы не знаете, да? Потому что недосуг вам прямые обязанности исполнять, а проще ля‑ ля развести…

«Полный вагон» – это была сильная метафора.

– Стоп! – гаркнул Пастух. – Не очень мирные переговоры закончены. Но Стрелок, по сути, прав. Ситуация в поезде говенная. В двух вагонах от нашего – банда… повторяю: банда, пусть и небольшая!.. здоровых, вооруженных, хорошо владеющих как руками, так и оружием в этих руках. С минуты на минуту они снимутся с места и пойдут сюда, потому что Марина, которая, черт побери, всем нужна, сидит вот тут, и мы ничего против этой банды не сделаем – не справимся, и никакие ля‑ ля про фантастику не помогут… Извините, Марина, к вам у меня претензий нет.

– Кроме одной, – спокойно и мило сказала Марина. – Я живая, чего‑ то такое серьезное знаю и даже чуть‑ чуть умею управлять этим серьезным. А ничего б не умела – тогда какие ж претензии?! В конце концов мы же с вами, господа, уже испытали мою «коробочку»… – тон стал язвительным и даже злым, – так можно еще ее испытать. Прямо сейчас. Это не фантастика. Это работает. И бесплатно. Испытаем? Поехали? – И улыбнулась вовсю.

В общем‑ то она была права. И в частности тоже. И все же Пастух не особо желал вступать в тактический спор. Тем более что тема спора, навскидку, многообразна: а нужна ли нам эта хреновая коробочка – раз, а сколько по максимуму человек все та же коробочка сможет перебросить в параллельное… или какое оно там?.. пространство – два, то есть спасем ли мы всех пассажиров или это нам не обломится – три. И так далее… Допустим, коробочка способна перемещать в параллельное, чтоб его, пространство не более, допустим, пяти персонажей. А остальные… сколько в поезде пассажиров?.. сто?.. двести?.. триста?.. короче, остальные, которые, фигурально говоря, в коробочку не поместились, пусть расслабятся и ждут счастливого финала. Гуманно…

Какой финал в данной ситуации не стремно было бы назвать счастливым, Пастух не ведал и не заморачивался на сей счет. Он не держал себя стратегом или тактиком, он, как поэт какой‑ то великий или не очень сочинил, «не знал теории высокой, но практику обожествлял». Тем, собственно, и жив был доселе, и худо‑ бедно целехонек. А еще он любил задавать разные вопросы – к месту и к случаю. И сейчас задал:

– Из‑ за чего сыр‑ бор?

Такой, значит, изящно неконкретный вопрос.

Ан поняли все.

– Из‑ за Марины, ежу понятно, – сказал Стрелок. – Ну и немножко личного… – Счел логичным объяснить: – У Пастуха со Слимом… это вожак наших противников, белобрысый такой… есть личные счеты. Но, как я понимаю, Слим – мужик умный, хитрый и осторожный. Личные счеты он оставит на потом, а во первых строках у него, ясен пень, Марина‑ а, Марина‑ а, Марина‑ а… – напел. – Причем целая и невредимая. Мариночка, солнце наше, вы при всех вариантах остаетесь с тузом в прикупе.

– Кончай ерничать, – сказал Пастух. – Что предлагаешь? Взять Марину под ручки и отвести ее прямо в логово врага, то есть в вагон? Так?

– Не считай меня идиотом, – обиделся Стрелок. – Куда вести Марину, вопрос хороший, но легко решаемый – с помощью Марининой‑ то волшебной коробочки. Р‑ раз – и все мы в дамках. Сидим под развесистым дубом и отдыхаем. Тоже уже проходили… Пастух, давай не будем лезть в теорию игр, а просто решим, кто исчезает из поезда, а кто остается… Я просто не знаю диапазона действия прибора Марины…

Тут как раз Марина и встряла в светскую беседу Пастуха и Стрелка.

– Вы все за нас решили? – спросила она очень вежливо и даже вкрадчиво. – Нам бы от вас еще какую‑ никакую указивочку на ближайшие дни поиметь, а то ж ведь сидим, как слепоглухонемые… – И с этого момента ее как подменили. – Вы тут о ком и о чем беседовали, а, мальчики? – Это была уже другая Марина – жесткая, злая, язвительная. – Если обо мне, то напрасно. Я всегда и во всем сама принимаю решения, если, тем более, их исполнение впрямую зависит от меня. Вы тут о моей коробочке вспоминали, а что вы, собственно, о ней знаете, а? Что можно нажать кнопочку и оказаться где‑ то в другом совсем месте? А потом опять нажать и – вернуться?.. Мы ж с вами это уже проходили. Пук на кнопочку – и мы где‑ то далеко, нас и не видно, а опасность миновала. Еще пук на кнопочку – и мы тут как тут, сидим, рассуждаем: кто жить останется, а кто неизвестным героем помрет. Говнюки вы, а не мужики, вот что! Видеть вас не могу, не хочу, не буду. Пошли вон отсюда, я плакать стану…

И ведь ждала, молча и зло ждала, пока все не вышли из ее купе в коридор, встала с полки, дверь ручонкой толкнула – та лихо проехала по своим рельсам, бухнула железно, закрылась.

И наверно, тогда она и заплакала.

А может, и нет.

Пастух не хотел представлять себе плачущую Марину, плачущую из‑ за дела, которое вдруг и разом объединило чужих друг другу, более того – еле знакомых людей, а потом так же разом и вдруг раскололо единение, и оказалось, что каждый – сам по себе, сам за себя, сам с усам. А дело – оно всегда дело, его опять сладить можно, говно вопрос. Вот это‑ то ей, русско‑ немецко‑ японской, всю жизнь работу работающей женщинке уж никак не нравилось, не складывалось прям: только‑ только чаи плюс водочку вместе радостно распивали, а чертик – раз! – и выскочи. И все распалось, как связь времен у товарища Шекспира в «Гамлете». И сразу наоборот получились «Бесплодные усилия любви».

Пьеса такая, кто не знает. Тоже Шекспира.

Начпоезда, изъятый из удобного купе с едой и питьем, вместе с Шухратом, корефаном своим закадычным, тоже маялся в коридоре: то ли уходить страшно было, то ли и впрямь почуял, что в чем‑ то провинился перед маленькой женщиной. Шухрат держался мужественнее. А и то понятно: человек азиатский, женщина там куда ниже рангом, чем мужчина, а тут еще такая особая женщина, вдруг меняющая, фигурально выражаясь, лицо. Легко и сразу.

Или маску. Так тоже бывает…

Она совсем недолго плакала, а сладкие парочки Пастух – Стрелок и начпоезда – Шухрат туповато топтались за закрытой перед носами дверью и, вероятно, думали, что процесс плача будет длинным и обида на них, говнюков, не пройдет долго, но вот и фиг вам: закрытая дверь резко открылась, на порог явилась злая и уверенная в себе женщинка, спросила жестко:

– Ждете, пока растаю? Не обломится! Через десять минут в ресторане – вы, Пастух, вы, Стрелок, и вы, вы, господа железные дорожники. Если вы знаете в этом поезде еще пару‑ тройку умных людей, то их тоже позовите. Лизу, например. Проводницу. Она в отличие от вас умная. А я за эти десять минут хоть в себя вернусь. Все, время пошло! И его все меньше и меньше. А, может, и вовсе нет…

И дверь снова закрылась. Перед закрытой дверью купе все стояли столбиками. Если по‑ военному, то положение их можно назвать где‑ то так: осмысление текущей ситуации.

– Нас, получается, выгнали, – первым осмыслил ситуацию Шухрат.

Пастух, соглашаясь с сутью догадки, тем не менее оспорил ее форму:

– Нам, похоже, дали подумать.

– А чего думать‑ то? – удивился Стрелок. – Все ясно. Поезд идет. Враг – там, в вагоне. Его, врага то есть, многовато, сами не сладим, да и оружия у нас… – замялся с завершением некой мысли, – ну, кот наплакал, в общем, – закончил мысль внятно. – А там – бандитов шесть штук и все вооружены по брови. Воевать – это не прокатит. А сдаваться, ручонки в гору – ну кто согласится? Никто, – сам себе ответил. И сам себя спросил: – А что тогда делать?..

Недлинное молчание, наступившее после монолога Стрелка, ни о чем никому ничего не говорило – ну, примолкли люди, дали им внятно по лбам мешалкой, чтоб, значит, думали лучше. Стрелок просто додумал и еще проще первым высказался – как сумел.

– Шесть человек – это совсем маленькая команда, какой уж тут взвод, – сказал Шухрат. – И у нас будет совсем маленькая команда – пять человек, включая Марину.

И дверь в купе мгновенно открылась.

– Тогда мне нужно оружие, – сказала Марина, которая, очевидно, подслушивала.

– Не спешите, добрая женщина, – продолжал Шухрат, – будет вам оружие. После первого боя – обязательно…

Пастух не понял: то ли Шухрат всерьез говорил, что странновато, то ли он так Марину успокаивал, притишал громкую женщину. Но не притишил.

– У меня оно вообще‑ то есть, – не шибко логично и почему‑ то с обидой в голосе сама опровергла высказанную только что горящую надобность в «кольтах», тульских «токаревых» и прочих «макаровых».

И выложила на стол знакомую черную коробочку.

– Какое ж это оружие? – удивился Стрелок. – Это прибор. Ясен болт, супергениальный и всемогущий, мы на самих себе его испытали, но стрелять‑ то из него как? Типа ликвидировать супостатов… Ну, нажмете вы кнопочку, ну, перенесемся мы в очередной подмосковный пейзаж… или не подмосковный, – счел нужным уточнить ранее проходимое, – или подтамбовский, подрязанский, да если все его возможности врубить – даже подвладивостокский… Сами говорили, – напомнил Марине, – точное место попадания заранее, до переброски определить вы пока не можете. Не обижайтесь, но все переброски, переходы, переносы отсюда из вагона заструганы на вольный адрес «куда ни попадя». Это не плохо и не хорошо, это просто интересно. А время действия прибора заканчивается – и мы тут как тут. То есть в родном вагоне с родными бандюками Слима, и они нас вяжут в снопы… – Замолчал, переводя дух, добавил: – Ну не катит ваша коробочка в данной ситуации. Не просчитывается ее действие. А это риски…

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒