|
|||
Мэй Пэнг Генри Эдвардз 4 страница
* * *
Фильм «Imagine» еще не был завершен, и Йоко беспощадно гоняла съемочную группу. В ответ некоторые из них закрутили огромные сигары с марихуаной и курили их на крыше «Сент – Роджерса». Затем, как – то в сентябре, произошло вдохновляющее событие. Джон узнал, что в гостинице остановился Фред Астэр. Он был тогда моей любимой кинозвездой; Джон тоже любил его. На Йоко это произвело меньше впечатления. «Он не авангардист», – сказала она Джону. Тем не менее Джон послал меня в комнату Астэра пригласить его встретиться с ними. Я постучала в дверь Астэра, и он открыл ее. Астэр был одет в голубой купальный халат поверх голубых брюк и бледно – голубой рубашки, и выглядел он совсем как Фред Астэр! Я объяснила ему, что работаю на Джона и Йоко. «Они очень хотели бы встретиться с вами. Они в номере семнадцать – ноль – один», – сказала я ему. Астэр ответил, что ему нужно на самолет и он опаздывает. Он сказал мне, чтобы я поблагодарила их за проявленный к нему интерес и передала его извинения. Он был чрезвычайно грациозен. Выйдя, я вернулась назад в 1701 и объяснила Джону ситуацию. Когда я рассказывала, зазвонил телефон. Я взяла трубку. Это был Астэр, и я дала трубку Джону, который поговорил с ним несколько минут, затем он положил трубку. «Давайте – ка приберем это ебучее местечко, – закричал он. – Фред идет к нам. » «Давай переоденемся», – сказала Йоко, и они с Джоном рванули в ванную. Я была в замешательстве от беспорядка и закрутилась, пытаясь прибрать в комнате как можно скорее. Через несколько минут вышел Джон, одетый довольно консервативно в элегантный темный костюм с галстуком. Йоко появилась на несколько минут позже, и ее выбор был отнюдь не консервативным. Она надела трико с оголенными бедрами, большую красивую шляпу и лакированные туфли со сверхвысоким каблуком. Это был очень необычный костюм. Когда Астэр пришел, я проводила его в спальню к Джону и Йоко. Они поговорили некоторое время, затем Джон рассказал о фильме «Imagine». Он спросил Астэра, не примет ли тот участие. Кинозвезда ответила, что с удовольствием, и в номер позвали съемочную группу. Эпизод с Астером заключался в том, что он вместе с Йоко входит в номер. Прорепетировав, он проделал это. Он постоял там, раздумывая, а затем пожал плечами. «Мне кажется, я смогу сделать лучше, – сказал он. – Можно попробовать еще раз? » Джон и я посмотрели на него с уважением. Фред Астэр был непревзойденным профессионалом и всегда хотел достичь совершенства, чтобы он ни делал. Мы с Джоном были просто в восторге от встречи с ним. Менее привлекательным событием была запись песни «Happy X – mas (War Is Over)» (Счастливого Рождества (Война Окончена)), которая состоялась в конце сентября. Для записи были наняты гарлемский хор баптистской церкви, и детский хор из негров. Дети и их родители с уважением разглядывали Джона и Йоко. «Дай – ка мне ебучую сигарету», – сказала Йоко. Всех передернуло. Йоко то и дело решала, что «ебучий» – это единственное слово, чтобы охарактеризовать любой предмет. Она говорила о «ебучих детях, ебучей погоде, ебучих музыкантах, ебучих песнях». Джон становился все более и более возбужденным. Он понимал, что это плохо – сквернословить перед детьми – даже для Йоко – и ему не нравилось это. В конце концов он не выдержал. «Йоко, кончай, – крикнул он. – Хватит. » Йоко замолчала. Бормоча, она отошла в угол, возмущенная тем, что ей не разрешалось делать то, что она хочет. Ей было трудно поверить, что Джон публично одернул ее.
* * *
«Я придумала новый стиль одежды, – сказала однажды мне Йоко. – Это одежда будущего, и я хочу, чтобы ты демонстрировала ее. » Она показала мне свои эскизы, среди которых были тенниски с вырезами на груди и штаны без промежностей. «Что ты хотела бы демонстрировать в первую очередь? » – спросила она. «Нет уж, спасибо» – ответила я. «Да ты стыдлива? Ты что, стесняешься своего тела? Тебе нужно раскрепоститься. » «Не сегодня» – твердо сказала я. «Ты могла бы быть моей младшей сестренкой, – сказала Йоко покровительственно. – Моя задача – помочь тебе освободиться от своих предрассудков. »
* * *
Несколько дней спустя я восторженно рассказывала Джону о шоу Чака Берри, на котором была прошлой ночью. Заметив, что Йоко внимательно смотрит на меня, я быстро закончила свой рассказ. «Я бы хотел сходить тоже, – сказал Джон. – Будут и другие концерты, " – ледяным голосом сказала Йоко. Позже, зайдя в комнату, она увидела, что мы проигрываем альбом Чака Берри. Он был любимым рок – н‑ ролльщиком Джона. «Выключите. Я не хочу, чтобы это играли здесь. » Рок – н‑ ролл был изгнан из этого номера.
* * *
Почти весь сентябрь мы провели в активной подготовке выставки Йоко «Это не здесь» в музее искусств Эверсона в Сиракузах, Нью – Йорк. Выставка была назначена на 9 октября, тридцать первый день рождения Джона. Все мы были заняты тем, что составляли, надписывали адреса и отправляли по почте тысячу приглашений по списку нужных Йоко людей. Каждое приглашение погружалось в пластиковую коробочку, заполненную водой. Поскольку выставка была водяным мероприятием, приглашения должны были прийти мокрыми. Пятьсот артистов и знаменитостей получили просьбу сделать какие – нибудь водяные вклады в это шоу, и Йоко поручила мне донимать их до тех пор, пока их вклады не прибудут в Сиракузы. Я должна была позвонить Джону Кейджу, Даку Кэветту, Орнетте Коулмен, Уиллему де Кунингу, Бобу Дилану, Генри Гельдцалеру, Деннису Хопперу, Джасперу Джонсу, Полу Красснеру, Спайку Миллигену, Джеку Николсону, Изаму Ногучи, Энди Уорхолу и Фрэнку Заппе и спрашивать, отправили ли они свои водяные штучки на выставку. После настойчивых убеждений в музей в Сиракузах полились компасы, паровые двигатели, стихи о воде, пробирки с цветной водой, индийские чернильные бутылки, микрофоны, погруженные в бачки с водой, массонские банки, кубики льда, аквариумы, рефрижератор и пачки промокательной бумаги. Я составляла пресс – бюллетень. Я заказывала самолеты. Я снимала номера в гостинице. Неожиданно Йоко поручила мне провожать заказанные в Сиракузы самолеты. В аэропорту был один ужасный момент. Я пыталась посадить в самолет продюсера Фила Спектора, Ринго, представителя Эппл Нила Эспинола, бас – гитариста Клауса Формана, барабанщика Джима Келтнера и клавишника Ники Хопкинса. Однако наш рейс был отложен. Следующий рейс тоже был отложен, и нам сказали, что придется ждать самолета, возвращавшегося из Сиракуз. Спектор взбесился. Я постаралась успокоить его, но он ничего не хотел слушать и только орал. Он повернулся к Форману и закричал: «Ты когда – нибудь слышал об этой авиалинии? » «Конечно», – ответил музыкант. «Да. Только после крушения! » Он показал на музыкантов. «Вы… вы… и вы – пошли со мной! » Его вид был таким драматическим и впечатляющим, что все последовали за ним. «Фил! Фил! Послушайте! » – закричала я. Спектор не слушал. Он увел музыкантов на другую авиалинию и настоял на том, чтобы лететь на самолете по его выбору, а не по нашему. В ту ночь на вечеринке по случаю дня рождения Джона у него был резкий спор с Полом Красснером, помимо всего прочего, о смерти Ленни Брюса, и Джону пришлось вмешаться, чтобы успокоить их. Казалось, что где бы ни присутствовал Фил Спектор, всегда возникала суматоха. Когда все мы приехали в музей, он уже был набит тысячами поклонников БИТЛЗ, надеющимися увидеть Джона. Все водопроводные трубы были сорваны, и фаны затопили туалеты, переполнили ванны и разбили наполненные водой баллоны. За один час пол был залит слоем воды толщиной в несколько дюймов. Вместе с мрачной Йоко и Джоном я села в библиотеке музея. Они уже несколько дней были на ногах и оба выглядели очень раздраженными. Появился обслуживающий персонал и сообщил о новых повреждениях. «Они только что разбили стеклянные молотки», – сказал кто – то. «Ты знаешь, сколько стоят эти ебучие молотки? – нахмурился Джон. – По тысяче каждый. » «Если их разбили, значит так должно было случиться», – угрюмо ответила Йоко со спокойствием дзэна. «Я же говорил тебе положить их под стекло. Я же говорил тебе положить всю эту ебучую выставку под стекло. Я же говорил тебе, что нельзя позволять им касаться всего этого. Я же говорил тебе, что они разобьют все, до чего дотронутся своими ебучими руками! » – заорал он. Йоко была непроницаема. «Что должно было быть, то должно было быть», – снова сказала она. Вдруг появился музейный служащий. «Еще один туалет затоплен. » «Я полагаю, что эта хуета тоже должна была быть», – сказал Джон. «Да, – ответила Йоко, – Да. » В ту ночь мы допоздна отмечали день рождения Джона. На следующий день, изможденные, мы влезли в лимузин. «В Нью – Йорк, пожалуйста. » Весь путь домой мы проделали в автомобиле. После музейного шоу было принято решение переехать из отеля «Сент – Роджерс» в квартиру. Йоко села на телефон и стала говорить об этом со всеми, кого знала. Джо Батлер из группы «Лавин Спунфул» хотел передать в субаренду свои апартаменты на Бэнк – стрит в Гринич – Виллидж. Там были две комнаты: маленькая жилая комната и большая спальня. Там была также крохотная кухонка. Я сказала Йоко, что эта квартира слишком мала для них. «Слушай, Мэй, артисты всегда живут в Гринич – Виллидже, – ответила она. – Это такая квартира, которую следует иметь людям нашего типа». В течение шестнадцати месяцев жизни на Бэнк – стрит Джон и Йоко появились на таких крутых мероприятиях, как вечер в честь заключенных «Аттики» в гарлемском театре Аполло (ноябрь 1971) и вечер в честь детройтского радикала Джона Синклера в Энн Арбор, штат Мичиган (декабрь 1971 г. ). Они также вели борьбу с иммиграционными властями. Срок въездной визы Джона истек, а в ее продлении ему отказали, мотивируя это тем, что в 1968 году он был пойман с поличным за хранение марихуаны. Похоже было, что его ожидает депортация. Шли постоянные консультации с юристами, как ему остаться в Штатах. В течение этих шестнадцати месяцев Джон и Йоко сделали свой первый совместный альбом «Sometime In New York City», а Йоко выпустила еще один свой двойной соло – альбом «Приблизительно Бесконечная Вселенная». Джеральдо Ривера попросил их дать концерт для приюта умственно отсталых детей Уиллобрук, и они дали два благотворительных концерта 30 августа 1972 года в Мэдисон Сквер Гарден. «Это будет наш Бангладеш», – постоянно говорила всем Йоко. Чтобы записываться и дать этот концерт, им нужна была сопровождающая группа, и Джерри Рубин устроил встречу Джона со «Слоновой Памятью» («Elefants Memory»), нью – йоркской группой из шести человек с репутацией радикалов. «Слоновая Память» регулярно играла в то время в рок – клубе Мэкса «Канзас – сити». Музыканты были в возрасте под двадцать и немного за двадцать. Им нравилось принимать участие в вечеринках, и они постоянно околачивались в Ист – Виллидже, а их громкая, неистовая музыка снискала им хорошую репутацию среди шикующих радикалов, которых принимали у себя Джон и Йоко. Все последующие недели Джон, Йоко и «Слоновая Память» играли вместе. Джон был дружелюбен, без каких – либо претензий и временами злоязычен, но группа была в восторге от его высказываний. Все в группе увидели, что он очень нервно работает, но они считали такую нервозность нормальной для творческого артиста, который поставил себе задачу написать ряд политических песен – песен об «Аттике», Джоне Синклере, Анджеле Дэвис, угнетении женщин и ситуации в Северной Ирландии – песен, звучавших больше как лозунги, чем как музыка. В апреле 1972 года вышел сингл из альбома Джона и Йоко «Женщина – негр в этом мире». Успеха он не имел. В июне последовал сам альбом. Обозреватели отзывались о нем весьма скверно, и распродано было удручающе мало экземпляров – 164000 копий, что не шло ни в какое сравнение с 1, 5 миллионами «Imagine». На радио сингл не проигрывали из – за слова «ниггер», и Джон был в бешенстве. «Все, что они хотят – это «Imagine», – ворчал он, искренне расстроенный. – Это как мантра. Ты выдаешь какое – нибудь заклинание. «Она любит меня, йе, йе, йе. Она любит меня йе, йе, йе. » После этого можешь говорить в таком духе все, что угодно. Типа «Дайте миру шанс… Дайте миру шанс. » На этот раз мантра Джона не сработала. Это так его оттолкнуло, что он больше года отказывался работать. К тому времени все были заняты подготовкой, длившейся восемь недель, к концерту Леннонов «Один другому» в пользу больницы Уиллоубрук. На Джона так угнетающе действовала мысль, что надо выступать на сцене, что он начал давиться, когда ел. Его также беспокоила Йоко Он не хотел, чтобы ее освистали, чтобы в нее бросали что – нибудь из зала. Все усердно репетировали в Баттерфляй Стьюдио в Ист – Виллидже. На время последних двух недель они переехали в Филл – Мор – Ист и репетировали каждую ночь, устанавливая аппаратуру на сцене так, как – будто они играли в Мэдисон Сквер Гардене. Однако, когда они переехали в Гарден, усилители не работали, звук был наполнен эхом и оборудование не функционировало. Были также проблемы с безопасностью. В Мэдисон Сквер Гардене фаны забрались в костюмерные комнаты и за кулисы. Список приглашенных был составлен наспех, так что посторонним было не трудно «повесить лапшу» и пройти за сцену. Все это ужасно нервировало меня.
* * *
Через несколько дней после концерта Гарольд Сидер устроил Леннонам апартаменты Роберта Райана в Дакоте, старом величественном многоквартирном доме на углу Сентрал Парк Вест и Западной семьдесят второй улицы. Сидер был юридическим консультантом Аллена Клайна. После того, как Джон уволил Клайна, он нанял Сидера своим представителем, вычислив, что, поскольку Сидер знал всю подноготную Клайна, он лучше кого – либо другого защитит интересы Джона, на которого Клайн подал в суд за разрыв контракта. Когда в феврале 1973 года они выехали в Дакоту, меня взяли туда на постоянную работу. В первый день мы с Йоко осматривали апартаменты. Двойные двери открывали вход в гостиную, а затем в большую жилую комнату. Йоко решила, что множество спальных комнат надо переделать в большой гардероб для ее одежды. Там были еще три спальни, маленькая комната, в которой будет офис, столовая, комната дворецкого и большая кухня, а также множество ванных комнат. «Не правда ли, здесь здорово? – спросила она. – Я сама нашла это». «Красивая квартира, – сказала я. – Вам будет здесь очень хорошо. » Йоко выглянула из окна. Говоря, она как будто обращалась к Центральному Парку. «Наша жизнь здесь обречена, – тихо сказала она, закурив «Кул». – Несколько дней назад мы с Джоном были на вечеринке. Он напился. Здорово напился. » Йоко покачала головой, как бы подтверждая свои слова. «Он пошел в спальню и выебал одну девицу, пока я была в другой комнате. И все видели это. » Я промолчала. Мне было очень неловко. Мы обе молчали. Йоко встала и стала смотреть на Центральный Парк. Она тихо заговорила: «Я проходила вместе с ним примитивную терапию. Я видела, как он возвращался в свое детство. Я знаю его самые глубокие страхи. » Это был мрачный, ужасный момент, и мне хотелось забыть о нем как можно скорее. Каждый день в «Дакоте» случался какой – нибудь кризис, а реакция Йоко всегда была одной и той же: «спроси Мэй». Но это не беспокоило меня. Я наслаждалась интересной работой и тем, что для меня постоянно было что – то новое. В течение того времени Джон вел себя исключительно тихо. Временами, однако, он терял выдержку и громко орал, если ему что – либо не нравилось. Или он мог уставиться на тебя неистовым, пугающим взглядом. Он, похоже, хорошо знал, что ему стоит лишь повысить голос или изменить выражение лица, чтобы обидеть и напугать кого угодно. Вот почему мы всячески старались угодить ему. Нам было очень неприятно видеть его расстроенным, и он знал это. Через один или два месяца после переезда в Дакоту Джон заявил нам, что хочет попрактиковаться в печатании на машинке. Он занял кабинет рядом со мной и пару раз в день заходил туда и показывал мне, как идут его успехи. Эти визиты были короткими, забавными, дружескими и, как я думала, невинными. Весной Йоко решила записать новый альбом «Чувство Космоса». Она больше не хотела работать со «Слоновой Памятью» и попросила барабанщика Джима Келтнера собрать для нее новую группу. В эту группу предполагалось включить талантливого, энергичного гитариста с приятной внешностью по имени Дэвид Спиноза. Бывая каждую ночь в студии с Йоко, я видела, что Спиноза восхищал ее. Позднее я узнала, что она, прослышав о его разводе с женой, которую он любил с детства, написала Спинозе несколько сочувственных писем. Во время записей она, тем не менее, оставалась отчужденной, за исключением одного – двух моментов, когда они со Спинозой, закругляя, разговаривали или пересмеивались. Спиноза был в восторге от того, что Йоко интересуется им. В конце концов она была женой Джона Леннона, Йоко Оно, буквально половиной дуэта «Джон и Йоко», а он – просто молодым, относительно неизвестным гитаристом. Однажды во время записи Йоко послала меня назад в Дакоту привезти для нее тамтам. Джон смотрел телевизор. Он встал и нашел этот барабан на полке в гардеробе. Когда я вернулась в студию, Йоко спросила: «Джон был там? » «Да», – ответила я. «Он был голым? » «Нет» Йоко хихикнула. «Иногда Джон ходит по дому голым. » «Я никогда не видела Джона в голом виде. » «Да? – сказала она. – Ты уверена? » Йоко выглядела разочарованной. Было похоже, что она хотела, чтобы я увидела Джона голым, что очень смущало меня. В тот момент я и не предполагала, что было у нее на уме. В тот август я была с ними уже более трех лет, когда Джон вдруг снова стал писать. К тому времени я понимала, что Джон и Йоко занимают центральное место в моей жизни. И вот настал тот понедельник, когда Йоко сделала свое ужасающее «предложение». Я вдруг поняла, что нравится мне это или нет, мне предстояло тоже занять центральное место в их жизни.
|
|||
|