Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Кейт Мортон 31 страница



 

 

Примерно через неделю они, как обычно, лежали рядом и играли, что живут в небольшом домике на самой вершине Гималаев. Вдруг Робби резко сел.

 

 

— Я устал от этой игры.

 

 

Ханна тоже приподнялась.

 

 

— А что ты предлагаешь?

 

 

— Воплотить ее в жизнь.

 

 

— Это было бы чудесно. Представь только…

 

 

— Я не хочу представлять. Я хочу жить — вместе с тобой.

 

 

— Милый, — ласково сказала Ханна и провела пальцем по правой щеке Робби, по свежему шраму. — Может быть, ты не заметил, но я уже замужем. — Ей хотелось, чтобы слова звучали беззаботно, чтобы он улыбнулся. Не вышло.

 

 

— Ну и что? Люди, бывает, разводятся.

 

 

Ханна попыталась представить себе этих людей.

 

 

— Да, но…

 

 

— Мы могли бы уплыть далеко-далеко, как можно дальше отсюда, туда, где нас никто не знает. Хочешь?

 

 

— Ты же знаешь, что хочу.

 

 

— Сейчас новые законы. Стоит только доказать, что Тедди тебе изменял.

 

 

Ханна кивнула.

 

 

— Но Тедди никогда мне не изменял.

 

 

— Быть не может, — упорствовал Робби. — За все это время, что мы…

 

 

— Это не в его стиле, — объяснила Ханна. — Ему просто не нужно. — Она обрисовала пальцем губы Робби. — Даже когда мы только что поженились… Пока я не встретила тебя, я и не знала… — Она замолчала, наклонилась и поцеловала его. — А теперь знаю.

 

 

— Ну и дурак, — заключил Робби. Пристально глядя на Ханну, он погладил ее по руке — от плеча к ладони. — Брось его.

 

 

— Что?!

 

 

— Не надо ехать в Ривертон. — Теперь он сидел перед ней, держа ее за запястья. Такой красивый… — Давай убежим.

 

 

— Ты шутишь, — не поверила Ханна. — Дразнишься.

 

 

— В жизни не был так серьезен.

 

 

— Прямо так возьмем и исчезнем?

 

 

— Именно. Возьмем и исчезнем

 

 

Ханна замолчала, обдумывая его слова.

 

 

— Я не могу, — сказала она наконец. — Ты же знаешь.

 

 

— Почему? — Он резко бросил ее руки, встал, нашел сигарету.

 

 

— Да мало ли почему… К примеру, Эммелин…

 

 

— К черту Эммелин.

 

 

— Но я нужна ей!

 

 

— Ты нужна мне.

 

 

Ханна знала, что это правда. Робби не мог без нее. Это и пьянило и пугало.

 

 

— С Эммелин все будет в порядке. Она крепче, чем ты думаешь.

 

 

Он сидел за столом, курил. Ей показалось, что он похудел за последнее время. Ну да, точно, похудел. Странно, что она не замечала этого раньше.

 

 

— Тедди меня отыщет, — сказала Ханна. — Не он, так его семья.

 

 

— Я им не позволю.

 

 

— Ты их не знаешь. Они не допустят скандала.

 

 

— Мы уедем туда, где им и в голову не придет искать. В мире много места.

 

 

Он вдруг показался Ханне таким хрупким. Одиноким. У него ведь и впрямь никого нет, кроме нее. Она встала, подошла к столу, обняла Робби, прижав его голову к своему животу.

 

 

— Я жить не могу без тебя, — шепнул Робби. — Я лучше умру. — Он сказал это так просто, что Ханна вздрогнула. И тут же отругала себя за то, что в глубине души обрадовалась.

 

 

— Не говори так.

 

 

— Мы должны быть вместе, вот и все.

 

 

— Дай мне подумать, — попросила Ханна. Она уже давно поняла, что когда Робби вот так упрется, с ним лучше не спорить.

* * *

 

 

И Робби начал планировать грандиозный побег. Бросил сочинять стихи и вытаскивал блокнот только для того, чтобы записать очередную идею. Иногда Ханна ему помогала. Это игра — твердила она себе — всего лишь игра, одна из многих. Ничего страшного — главное, Робби рад, да и ей самой нравится фантазировать. Как они будут жить в далекой стране, какие чудеса увидят, в какие приключения попадут. Игра. Их собственная игра, в их собственном тайном мире.

 

 

Ханна и знать не знала, куда заведут ее эти игры.

 

 

А если бы знала, говорила она мне потом, она бы поцеловала Робби один-единственный, последний, раз, развернулась бы и убежала куда глаза глядят.

 

НАЧАЛО КОНЦА

 

 

Нет смысла повторять, что рано или поздно все тайное становится явным. Ханна и Робби и так продержались довольно долго: весь двадцать третий и начало двадцать четвертого года. Но, как любой роман, их история неминуемо шла к концу.

 

 

Под лестницей зашушукались слуги. Тон задала Кэролайн, новая камеристка Деборы. Маленькая, пронырливая, она перешла к нам из дома скандально известной леди Пентроп (поговаривали, что игривая леди крутила с доброй половиной лондонских лордов). Кэролайн спровадили к нам с блестящими рекомендациями и кругленькой суммой в кармане после того, как она застала хозяйку в спальне в самом что ни на есть непотребном виде. Самое смешное, что рекомендации ей не понадобились. Слава Кэролайн неслась впереди нее, и Дебора взяла ее не столько мыть и убирать, сколько вынюхивать.

 

 

Когда знаешь, где искать, найти совсем не трудно, а Кэролайн — та знала. Клочки бумаги со странными адресами, выуженные из камина прежде, чем они успели сгореть, продавленные ручкой следы записок под вырванной страницей блокнота, корешки билетов в пустых пакетах. Немудрено, что под лестницей поползли слухи. Как только Кэролайн намекнула на возможность развода, все сразу же сообразили, что рискуют остаться без работы, и тут уж пошло-поехало.

 

 

У нее хватило ума не расспрашивать меня, да и необходимости особой не было: Кэролайн без труда раскрыла тайну Ханны. Тут была и моя вина: я потеряла бдительность. Слишком занята была другими мыслями, а то бы живо застукала нахалку и предупредила бы Ханну. Однако в тот момент я оказалась плохой служанкой и проглядела опасность. Погрузилась в свои собственные мрачные мысли: из Ривертона пришли вести об Альфреде.

 

 

Поэтому первый тревожный звонок прозвучал для нас в тот вечер, когда Ханна собиралась в оперу. Дебора пришла к ней в спальню. Я уже надела на Ханну шелковую комбинацию бледно-розового цвета и как раз укладывала ей локоны, когда в дверь постучали.

 

 

— Я почти готова, Тедди! — крикнула Ханна и, глядя на меня в зеркало, выпучила глаза. Тедди был неимоверно пунктуален. Я прихватила шпилькой непослушный завиток.

 

 

Дверь отворилась, в комнату вплыла Дебора, невероятно эффектная в красном платье с широкими, как крылья бабочки, рукавами. Облаком красного шелка она уселась на кровать Ханны и закинула ногу на ногу.

 

 

Мы с Ханной переглянулись. Обычно Дебора в спальню не заходила.

 

 

— Не терпится увидеть «Тоску»? — спросила Ханна.

 

 

— Дождаться не могу, — подтвердила Дебора. — Обожаю Пуччини. — Она выудила из сумочки пудреницу, открыла ее, сложила губы восьмеркой и стерла лишнюю помаду в углах рта. — Так грустно, когда влюбленных разлучает судьба.

 

 

— В опере мало веселых сюжетов, — согласилась Ханна.

 

 

— Да, — кивнула Дебора. — И в жизни тоже. Ханна ждала, сжав губы.

 

 

— Ты ведь понимаешь, — разглаживая брови перед миниатюрным зеркалом, продолжала Дебора, — что мне плевать, с кем ты спишь за спиной у моего лопоухого братца. Мы с Ханной снова переглянулись. Я с перепугу уронила на пол шпильку.

 

 

— Я беспокоюсь только за отцовский бизнес.

 

 

— Не понимаю, при чем тут бизнес, — сказала Ханна. Голос ее звучал спокойно, но я чувствовала как часто и неровно она дышит.

 

 

— Не прикидывайся дурочкой, — посоветовала Дебора и защелкнула пудреницу. — Ты прекрасно знаешь, как много от тебя зависит. Люди доверяют нам, потому что мы слияние двух миров: современного мира, мира бизнеса, и устойчивого, надежного мира твоей семьи. Прогресс и традиция, рука об руку.

 

 

— Прогрессивная традиция? Я всегда подозревала, что мы с Тедди — настоящий оксюморон. [27]

 

 

— Не стоит играть словами. В конце концов, ты получаешь от этого брака не меньше, чем мы. После того, что твой отец сотворил с вашим наследством…

 

 

— Мой отец делал все, что мог. — У Ханны загорелись щеки.

 

 

— Это теперь так называется? — вскинула брови Дебора. — Пустить на ветер все свое состояние?

 

 

— Па потерял бизнес из-за войны. Ему просто не повезло.

 

 

— Ну разумеется, — протянула Дебора. — Война — страшная штука. Так много невезучих людей! Особенно твой отец — уж так ему хотелось изменить все к лучшему! Он был мечтателем. А ты реалистка.

 

 

Она хохотнула, встала, подошла к нам и отпихнула меня от кресла. Оперлась руками на плечи Ханны и, глядя на нее в зеркало, продолжила:

 

 

— Ни для кого не секрет, что он не хотел отдавать тебя за Тедди. Ты знаешь, что однажды ночью он пришел к моему отцу? Да-да! Сказал, что прекрасно понимает, чего тот добивается, и что ты никогда не согласишься.

 

 

Дебора выпрямилась и улыбнулась со сдержанным торжеством. Ханна глядела в сторону.

 

 

— Но ты не послушалась. Умная девочка. Разбила сердце старого отца, но сделала единственно верный выбор. И правильно. Где бы ты была сейчас, если б не вышла за моего брата? — Дебора испытующе подняла чересчур сильно выщипанную бровь. — С этим твоим? Поэтом?

 

 

Стоя у гардероба и не зная, как мне добраться до двери, я желала очутиться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Ханна побледнела и напряглась, как человек, готовый принять неожиданный удар.

 

 

— А твоя сестричка? — не унималась Дебора. — Малютка Эммелин?

 

 

— Эммелин тут вообще ни при чем, — дрожащим голосом ответила Ханна.

 

 

— Я тебя умоляю! — воскликнула Дебора. — Что было бы с ней без моей семьи? Бедная сиротка, папочка которой промотал семейное состояние, да и пустил пулю в голову. А старшая сестрица завела интрижку с одним из девочкиных поклонников. А что будет, если всплывут те веселые фильмы — и подумать страшно!

 

 

У Ханны затвердела спина.

 

 

— Да-да, я и об этом знаю. Ты же не думаешь, что у братца есть от меня секреты? — Ноздри Деборы затрепетали. — Да никогда в жизни. Мы же семья.

 

 

— Чего ты хочешь?

 

 

На губах Деборы заиграла тонкая улыбка.

 

 

— Хочу, чтобы ты поняла, как много мы все потеряем даже при малейшем намеке на скандал. Почему тебе стоит остановиться.

 

 

— А если я не остановлюсь?

 

 

Дебора вздохнула, взяла с кровати сумочку Ханны.

 

 

— Если не расстанешься с ним добровольно, придется вмешаться мне. — Она звонко защелкнула сумочку и протянула ее Ханне. — Люди вроде Хантера — творческие натуры, да еще прибитые войной — исчезают почти каждый день, бедняжки. И никого это особо не интересует. — Дебора поправила платье и пошла к двери. — В общем так: или избавишься от него сама, или это сделаю я.

* * *

 

 

После такого разговора «Милая Дульси» перестала быть безопасной. Робби, понятное дело, ничего не знал, пока Ханна не передала ему письмо с рассказом об ультиматуме Деборы и адресом, где они должны были встретиться еще один, последний, раз.

 

 

Робби неприятно удивился, увидев вместо Ханны меня. Он недоверчиво взял конверт и, прежде чем его распечатать, с опаской оглядел набережную. Лохматый, небритый, с ввалившимися щеками, он беззвучно зашевелил губами, повторяя слова Ханны. Пахло от него так, будто он давно не мылся.

 

 

Я еще никогда не видела мужчин в таком неприбранном виде и не знала, куда деваться. Молча уставилась на воду за спиной Робби. Он дочитал до конца и поднял на меня глаза — черные, как ночь, и такие же беспросветные. Я заморгала, отвела взгляд и убежала, как только он сказал, что обязательно придет.

 

 

Они встретились в последний раз в египетском зале Британского музея, дождливым мартовским утром двадцать четвертого года. Я притворялась, будто читаю статьи о Говарде Картере, пока Ханна и Робби сидели на другом конце скамейки у мумии Тутанхамона и старались сделать вид, что их связывает исключительно интерес к Древнему Египту.

* * *

 

 

Через несколько дней Ханна велела мне помочь Эммелин, которая собиралась в гости к Фэнни. За время пребывания в доме номер семнадцать Эммелин заняла тут сразу две комнаты, не было сомнений, что сама она ни за что не упакуется вовремя. Когда Ханна пришла поглядеть, как продвигаются дела, я как раз выгребала зимние вещи с полок, заваленных мягкими игрушками — подарками поклонников.

 

 

— Ты тоже должна собираться, Эммелин, — сказала Ханна. — А не сваливать все на Грейс.

 

 

С тех пор, как Ханна вернулась из Британского музея, она разговаривала с заметным напряжением. Эммелин ничего не замечала. Она с головой ушла в свой альбом. Сидела весь день на полу, скрестив ноги, и перелистывала страницу за страницей: старые билеты, рекламки, фотографии, каракули друзей.

 

 

— Послушай только, — сказала она. — Это от Гарри. «Приходи сегодня к Десмонду, иначе тут будут одни только парни: сам Десси, Кларисса и я». Юморист! Бедная Кларисса, не стоило ей стричься.

 

 

Ханна села на кровать Эммелин.

 

 

— Я буду скучать по тебе.

 

 

— Знаю, — отозвалась Эммелин, разглаживая помятую страницу. — Но ведь ты понимаешь, что я не могу уехать с вами в Ривертон. Я просто умру там со скуки.

 

 

— Понимаю.

 

 

— Не то чтобы мне было скучно с тобой, Ханна, — быстро поправилась Эммелин, сообразив, что се слова могли показаться обидными. — Ты знаешь, /я другое имею в виду. А правда, смешно, как все переменилось?

 

 

Ханна непонимающе поглядела на сестру.

 

 

— В смысле, когда мы были детьми, это ты все время хотела куда-то убежать. Даже собиралась работать в конторе. — Эммелин расхохоталась. — Вот только не помню: решилась ты поговорить об этом с Па?

 

 

Ханна молча покачала головой.

 

 

— Интересно, что бы он сказал? Бедный старый Па. Помню, как жутко я разозлилась, когда ты вышла замуж за Тедди и оставила нас вдвоем. Правда, уже не помню, почему. — Она довольно вздохнула. — Как все повернулось с тех пор, а?

 

 

Ханна сжала губы, подбирая нужные слова.

 

 

— Тебе нравится жить в Лондоне, правда?

 

 

— Спрашиваешь! Просто шик.

 

 

— Ну и хорошо. — Ханна поднялась, чтобы уйти, но передумала, снова села на кровать. — И ты знаешь, что если со мной что-нибудь случится…

 

 

— Похитят марсиане с Красной планеты?

 

 

— Я не шучу, Эмми.

 

 

Эммелин завела глаза к потолку.

 

 

— Я заметила! Ты всю неделю, как в воду опущенная.

 

 

— Леди Клементина и Фэнни всегда о тебе позаботятся. Ты ведь помнишь?

 

 

— Да, да, да, — нетерпеливо произнесла Эммелин. — Ты говорила уже тысячу раз!

 

 

— Знаю. Просто так трудно оставлять тебя одну, в Лондоне…

 

 

— Ты меня не оставляешь, — возразила Эммелин. — Я сама остаюсь. И не одна. Я буду жить с Фэнни. — Она неопределенно помахала в воздухе рукой. — В общем, все будет хорошо.

 

 

— Да, — согласилась Ханна. Она встретилась со мной взглядом и тут же отвела глаза. — Все будет хорошо.

 

 

Однако не успела она выйти за дверь, как Эммелин сказала:

 

 

— Что-то я давно не видела Робби.

 

 

Ханна оцепенела, но откликнулась, не повернув головы:

 

 

— Действительно. Теперь я тоже припоминаю, что он не заходил уже несколько дней.

 

 

— Я его искала, но баркас тоже куда-то исчез. Дебора сказала, Робби уплыл.

 

 

— Правда? — тут же ощетинилась Ханна. — А может быть, она еще сказала — куда?

 

 

— Она не знает, — хмуро ответила Эммелин. — Говорит, ты можешь знать.

 

 

— Откуда? — наконец обернулась к сестре Ханна. Она старательно избегала моего взгляда. — Я бы на твоем месте не волновалась. Наверняка пишет где-нибудь стихи.

 

 

— Он бы не уплыл. Он бы мне сказал.

 

 

— Необязательно, — пожала плечами Ханна. — Он всегда вел себя именно так, помнишь? Непредсказуемо. Необязательно. Да и вообще — какая нам разница?

 

 

— Тебе, может быть, и никакой. А я его люблю.

 

 

— Да нет же, Эмми, — мягко сказала Ханна. — Это не любовь.

 

 

— Люблю, — упрямо настаивала Эммелин. — Всю жизнь. С тех пор, как он первый раз приехал в Ривертон и перевязал мне руку.

 

 

— Тебе было одиннадцать, — напомнила Ханна.

 

 

— Разумеется, тогда это было детское увлечение. Но с тех пор я сравнивала каждого мужчину, который попадался мне на пути, с Робби.

 

 

— А как же тот режиссер? — жестко осведомилась Ханна. — А Гарри Бентли и полдюжины других ухажеров, с которыми ты встречалась только в этом году? По-моему, с двумя даже обручилась?

 

 

— Робби — это другое.

 

 

— А он сам? — не глядя на Эммелин, продолжала Ханна. — Разве он давал тебе повод подумать, что испытывает к тебе какие-то чувства?

 

 

— В его чувствах я уверена. Он ни разу не упустил возможности сходить со мной в гости. И вовсе не потому, что ему нравятся мои друзья. Напротив, он впрямую заявлял, что они — сборище избалованных слюнтяев. — Она уверенно кивнула. — Нет, он любит меня. А я его.

 

 

— Нет, — сказала Ханна с такой твердостью, что Эммелин вздрогнула. — Он не для тебя.

 

 

— Почему ты так решила? Ты ведь почти его не знаешь!

 

 

— Я знаю этот тип мужчин. Во всем виновата война. Она забирает совершенно нормальных молодых людей и возвращает их совсем другими. Сломанными.

 

 

Я вспомнила Альфреда, ту ночь на лестнице, в Ривертоне, когда ему не давали покоя духи прошлого. И тут же усилием воли выбросила его из головы.

 

 

— А мне все равно, — уперлась Эммелин. — Это даже интересно. Я бы заботилась о нем. Выхаживала.

 

 

— Такие мужчины просто-напросто опасны! — не выдержала Ханна. — Их не вылечить! Они такие, какие они есть. — Она с трудом перевела дух. — У тебя полным-полно других поклонников. Почему бы не обратить внимание на одного из них?

 

 

Эммелин упрямо мотала головой.

 

 

— Так будет лучше, поверь. Обещай, что попробуешь.

 

 

— Я не хочу.

 

 

— Ты должна.

 

 

Эммелин смотрела в сторону, и я вдруг заметила в ее взгляде что-то новое: жесткое, взрослое.

 

 

— Извини, Ханна, но это не твое дело, — четко выговорила она. — Мне уже двадцать. И я сама решу, как мне жить. В мои годы ты вышла замуж, и, видит бог, не спрашивала ничьего разрешения.

 

 

— Это вовсе не то же самое…

 

 

— Я больше не нуждаюсь в старшей сестре, которая следит за каждым моим шагом. — Эммелин передохнула и поглядела Ханне в глаза. Голос ее смягчился. — Давай договоримся, что с этой минуты мы станем жить каждая своей жизнью. Что скажешь?

 

 

Ханне, по большому счету, сказать было нечего. Она молча кивнула, вышла и плотно притворила за собой дверь.

* * *

 

 

Накануне отъезда в Ривертон я упаковывала одежду Ханны. Сама Ханна сидела у окна, глядя на парк в сгущавшихся сумерках. Когда на улицах загорелись фонари, она повернулась ко мне и спросила:

 

 

— Ты когда-нибудь любила, Грейс?

 

 

Вопрос застал меня врасплох. О да, самое время…

 

 

— Не… не могу сказать, мэм.

 

 

Я уложила лисью накидку на дно большого чемодана.

 

 

— Если бы любила, ты бы знала.

 

 

Я старалась не смотреть ей в глаза. Старалась, чтобы голос звучал бесстрастно, в надежде, что это заставит Ханну сменить тему.

 

 

— Тогда, наверное, нет, мэм.

 

 

— Может быть, тебе и повезло. — Ханна опять отвернулась к окну. — Настоящая любовь — страшная болезнь.

 

 

— Болезнь, мэм?

 

 

На самом деле, так оно и есть, у меня без конца душа болела.

 

 

— Раньше я этого не понимала. Почему об этом пишут в книгах, пьесах. Стихах. Почему нормальные, разумные люди вдруг начинают выкидывать всякие глупости.

 

 

— А теперь, мэм?

 

 

— А теперь понимаю, — тихо ответила Ханна. — Это просто недуг. Ты подхватываешь его совершенно неожиданно. И лекарства не существует. А в самых тяжелых случаях он смертелен.

 

 

Я на секунду закрыла глаза — голова закружилась.

 

 

— Не может быть, чтобы смертелен, мэм.

 

 

— Наверное, ты права, Грейс. Я преувеличиваю. — Ханна снова повернулась ко мне и улыбнулась. — Вот видишь, я живой пример. Веду себя, как героиня какого-нибудь бульварного романа.

 

 

Ханна замолчала. Впрочем, мысли ее, видимо, текли все в том же русле, потому что она вдруг сказала:

 

 

— Странно… Знаешь, Грейс, я почему-то всегда думала, что вы с Альфредом…

 

 

— Нет-нет, мэм, — быстро перебила ее я. Даже чересчур быстро. — Мы с Альфредом только друзья.

 

 

В кожу будто тысячу горячих игл вогнали.

 

 

— Правда? — Ханна поразмыслила. — И почему это я решила по-другому…

 

 

— Не могу сказать, мэм.

 

 

Ханна внимательно смотрела на меня, поигрывая шелковой накидкой. Усмехнулась.

 

 

— А ведь я тебя смутила.

 

 

— Вовсе нет, мэм. Просто… — Пришлось сказать полуправду. — Я вспомнила о недавнем письме из Ривертона. Удивительное совпадение, что вы именно сейчас упомянули Альфреда.

 

 

— Почему?

 

 

— Вы помните мисс Старлинг, мэм? — Я уже не могла остановиться. — Ту, что работала у вашего отца?

 

 

Ханна нахмурилась, припоминая.

 

 

— Худощавую женщину с бесцветными волосами? Ту, что вечно ходила с кожаной сумочкой?

 

 

— Да, мэм, ее. — Я будто смотрела на себя со стороны, удивляясь, как это мне удается так ловко изображать беззаботность. — Они с Альфредом поженились, мэм. Еще и месяца не прошло. Живут в Ипсвиче, у Альфреда свое дело, что-то там с электричеством. — Я закрыла чемодан и кивнула, не поднимая глаз. — А теперь, если вы не против, мэм, я спущусь вниз, у мистера Бойли наверняка есть для меня работа.

* * *

 

 

Я закрыла за собой дверь и наконец-то оказалась в одиночестве. Зажала рот руками. Зажмурила глаза. Плечи тряслись, в горле что-то попискивало.

 

 

Тело обмякло, я сползла по стене и вжалась в нее, отчаянно желая исчезнуть, слиться с этой стеной, с полом, раствориться в воздухе.

 

 

Я сидела, не двигаясь. Смутно знала, что Тедди или Дебора найдут меня, когда придет время расходиться по спальням. Позовут мистера Бойли, чтобы утащил меня куда-нибудь. Ну и пусть. Все равно. Я не испытывала ни стыда. Ни чувства долга. Кому все это нужно? Кому теперь все это нужно?

 

 

И тут в кухне что-то зазвенело. Разбилось. У меня перехватило дыхание. Глаза открылись. Реальность нахлынула на меня, переполняя, затапливая.

 

 

Как это — кому нужно? Ханне нужно. Сейчас я необходима ей больше, чем когда-либо. В Ривертоне, вдали от Робби.

 

 

Я прерывисто вздохнула. Встряхнулась, расправила плечи. Попыталась прийти в себя.

 

 

Много ли проку от служанки, которая так жалеет себя, так раскисла от собственных печалей, что чуть не пренебрегла своими обязанностями?

 

 

Я отлепилась от стены, оправила юбку, одернула манжеты. Вытерла глаза.

 

 

Я — камеристка. Не какая-нибудь там бестолковая горничная. На меня можно положиться. Минуты слабости бывают у всякого, но это только минуты.

 

 

Я снова вздохнула. Глубоко. Решительно. Кивнула сама себе и твердыми шагами пошла по коридору.

 

 

И поднимаясь по лестнице в свою спальню, я усилием воли захлопнула в душе заветную дверь, за которой так ненадолго мелькнули дом, муж и нерожденные мною дети.

 

У СЕБЯ В ГОСТЯХ

 

 

Урсула пришла, как обещала. По извилистой дороге мы едем в Саффрон-Грин. Скоро повернем — у знака, зазывающего туристов в Ривертон. Я гляжу на Урсулу, она мимоходом улыбается мне и тут же снова переключает внимание на дорогу. Если у нее и были опасения по поводу нашей поездки, то она решительно их отмела. Сильвия тоже была не в восторге, но согласилась ничего не говорить старшей медсестре и в случае чего нейтрализовать Руфь. Наверное, понимает, что мне осталось совсем немного и бояться за мое здоровье по большому счету бессмысленно.

 

 

Ворота открыты. Урсула выруливает на подъездную дорожку, и мы движемся к дому. Лиственный тоннель по-прежнему темен и тих, будто к чему-то прислушивается. Преодолеваем последний поворот, и вот мы у цели. Дом вырастает передо мной, как тогда, когда я впервые шла сюда совсем зеленой девчонкой, или когда, погостив у мамы, бежала на концерт, или как в тот вечер, когда Альфред попросил моей руки, или утром тысяча девятьсот двадцать четвертого, в день возвращения из Лондона. В некотором роде, я вернулась домой.

 

 

Теперь дорожка приводит на заасфальтированную стоянку, рядом с фонтаном «Амур и Психея». На въезде Урсула опускает окно и перебрасывается с охранником несколькими словами. Тот машет нам, показывая, что можно проезжать. Из уважения к моим преклонным годам ей разрешили сначала высадить меня у дома, а уж потом найти место для парковки. Урсула бесшумно заезжает за угол — нынче вместо гравия под колесами асфальт — и останавливается у самого входа. Там стоит металлическая скамейка, Урсула помогает мне подойти к ней, усаживает и возвращается к машине.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.