Кейт Мортон 30 страница

Робби прижал палец к ее губам и почувствовал, как часто она дышит. Он покачал головой, и Ханна поняла, что он и рад бы объяснить, да не может.

Робби погладил ее по щеке, и она прижалась к его ладони, поглядела в глаза. Такие темные глаза, полные тайн, которые Ханна никогда не узнает. А ей так хотелось знать о нем все, заслужить его доверие. Робби поцеловал ее в шею — так легко, так нежно! — и у нее, как всегда, закружилась голова.

* * *

Целую неделю Ханне пришлось носить шарф. Как ни странно, ей даже нравились эти отметины — как память о Робби. Только еще трудней стало ждать новой встречи, синяки словно подтверждали, что на свете действительно есть Робби, есть они, вдвоем. В особенном, тайном мире. Иногда Ханна поглядывала на шею в зеркало, как новобрачная на новенькое обручальное кольцо. Знак. Напоминание. Робби ужаснулся бы, если б узнал.

* * *

Первое время все любовники думают только о настоящем. Но всегда наступает момент — событие, сцена, иной спусковой крючок — когда прошлое и будущее вдруг снова заявляют о себе. Для Ханны таким событием стала ночная выходка Робби. Она внезапно поняла, что ничего о нем не знает. Что последнее время за своим счастьем ни о чем другом не думала. И чем больше Ханна размышляла о тайниках его души, тем меньше они ей нравились. Ей хотелось знать все.

Однажды прохладным сентябрьским днем они сидели рядышком на койке и смотрели на набережную. Там сновало множество людей, и Ханна с Робби развлекались, придумывая им имена и судьбы. Потом молчали и просто глядели в окно, из которого видели все и всех, а их — никто, и вдруг Робби резко вскочил.

Ханна осталась в койке, даже прилегла на бок, глядя, как он уселся на стул, подогнув под себя ногу, и уткнулся в блокнот. Робби пытался сочинить новые стихи. Весь день пытался. Ходил рассеянный, даже в прохожих играл безо всякого энтузиазма. Ханна не обижалась. Рассеянность делала его даже более привлекательным.

Она лежала в койке и следила, как карандаш в его пальцах выводит на бумаге бесконечные петли и восьмерки, только для того, чтобы остановиться, постоять и двинуться обратно по тем же линиям. Наконец Робби швырнул блокнот и карандаш на стол и потер пальцами усталые глаза.

Ханна не окликнула его. Она знала, что делать этого не стоит. Уже не в первый раз она наблюдала, как Робби пишет стихи. Он злился на себя за то, что не может найти верные слова. Больше того — он боялся. Нет, он не рассказывал об этом Ханне, она догадалась сама. Наблюдала за ним, и читала — в библиотеке, в газетах и журналах. Результат того, что врачи называют военным неврозом. Ухудшение памяти вследствие тяжелых переживаний.

Ей хотелось поддержать его, помочь расслабиться. Прогнать навязчивый страх, что он теряет память, движется к безумию. Робби отнял руки от лица и снова взялся за карандаш. Начал быстро писать, остановился, все перечеркнул.

Ханна перекатилась на живот и стала глядеть на людей за окном.

* * *

И снова пришла зима. Робби поставил у стены крохотную печку. Они уселись на пол и глядели на танцующие за решеткой языки огня. И наслаждались теплом: от печки, от красного вина, друг от друга.

— Почему ты никогда не говоришь о войне? — сделав глоток, спросила Ханна.

Робби молча раскурил сигарету.

Ханна начиталась Фрейда и решила, что если ей удастся каким-то образом разговорить Робби, ему, возможно, станет легче. Она набрала воздуха и решительно выговорила:

— Потому что тебе пришлось убивать?

Робби поглядел на ее профиль, глубоко затянулся, закашлялся, затряс головой. Потом тихо, безрадостно рассмеялся. Ласково погладил ее по голове.

— Поэтому? — не глядя на него, настойчиво переспросила Ханна.

Он снова не ответил, но Ханна не успокоилась.

— Кто тебе тогда приснился?

Робби убрал руку.

— Ты же знаешь. Мне снишься только ты.

— Нет уж, — отказалась Ханна. — Тот сон был плохой.

Он снова затянулся, выпустил облачко дыма, попросил:

— Не расспрашивай ты меня.

— Это ведь военный невроз? — повернулась к нему Ханна. — Я о нем читала.

— Военный невроз… — повторил он. — Я всегда удивлялся, кто его выдумал. Наверное просто понадобились какие-то умные слова, чтобы говорить их всяким дамочкам, тут, в тылу.

— Всяким дамочкам вроде меня, ты хочешь сказать, — сказала Ханна. У нее не было настроения выслушивать его отговорки, хотелось наконец-то получить честный ответ. Раздосадованная, она надела через голову нижнюю юбку. Начала натягивать чулки.

Робби вздохнул. Ему не хотелось, чтобы Ханна уходила, да еще вот так, обидевшись.

— Ты читала Дарвина? — спросил он.

— Чарльза Дарвина? — тут же повернулась к нему Ханна. — Разумеется.

— Действительно, чего я спрашиваю? — пробормотал Робби. — Такая умная девочка…

— При чем тут Чарльз Дарвин?

— Адаптация. Выживание — вопрос успешной адаптации. Одни особи оказываются удачливей, чем другие.

— Адаптация к чему?

— К войне. К игре по ее правилам.

Ханна задумалась над его словами. Мимо проплыла большая лодка, баркас закачался.

— Я жив, — просто сказал Робби, — только потому, что мертв какой-то неудачник. Много неудачников.

Ханна поняла.

Как же он живет после этого?

— А я рада, что ты жив, — ответила она, чувствуя однако странный холодок где-то глубоко внутри. А когда пальцы Робби коснулись ее запястья, невольно отдернула руку.

— Вот потому-то никто об этом и не говорит, — кивнул Робби. — Все знают, что если раскрыть душу, люди увидят тебя таким, как ты есть. Атак — сторонники Дьявола ходят среди них и прикидываются, что такие же, как все. А вовсе не вернувшиеся из ада чудовища.

— Перестань, — сказала Ханна. — Ты не чудовище.

— Я убийца.

— И не убийца. Тогда была война. Ты защищал себя. И других.

— Все равно: пуля в голове остается пулей в голове.

— Хватит, — уже шепотом попросила Ханна. — Я не могу, когда ты так говоришь.

— Вот и не спрашивай.

* * *

Плохо. Очень плохо думать о нем вот так, и все-таки Ханна не могла остановиться. Человек, которого она знала, и знала очень близко, которому доверяла бесконечно, чьи руки так нежно, так легко скользили по ее телу, умел убивать… Все сразу изменилось. Робби изменился. Не в худшую сторону, нет. Она не стала любить его меньше. Просто глядела на него другими глазами. Он убил человека. Людей. Несчетных, безымянных людей.

Однажды днем Ханна снова погрузилась в невеселые мысли, глядя, как Робби в одних брюках слоняется по баркасу. Рубашка висела на спинке стула. Ханна разглядывала его обнаженные плечи, худые мускулистые руки, красивые сильные пальцы. И тут…

Чьи-то шаги на верхней палубе.

Ханна и Робби застыли, глядя друг на друга. Робби недоуменно поднял плечи.

Стук. Голос.

— Робби, ты где? Открой! Это я! Эммелин.

Ханна соскользнула с койки и торопливо собрала свою одежду.

Робби прижал палец к губам и на цыпочках подкрался к двери.

— Я знаю, что ты здесь, — не унималась Эммелин. — Один симпатичный старичок, там, на берегу, сказал, что ты как вошел, так больше и не выходил. Пусти меня, здесь жутко холодно.

Робби махнул рукой в сторону душа.

Ханна кивнула, бесшумно прошла по каюте и быстро прикрыла за собой дверь. Сердце колотилось как бешеное. Ханна кое-как натянула платье и скорчилась перед замочной скважиной.

Робби открыл дверь.

— Как ты меня нашла?

— Просто чудом, — ответила Эммелин. Она пригнула голову и нырнула в каюту. Ханна заметила, что на сестре новое желтое платье. — Десмонд сказал Фредди, Фредди сказал Джейн, в общем, сам знаешь, как оно бывает. — Она замолчала и огляделась. — Да у тебя здесь просто красота, Робби, дорогой! На редкость миленькая норка. Тебе надо созвать друзей… устроить такую небольшую, уютную вечеринку. — Эммелин увидела кучу смятых простыней на койке, заметила, наконец, что Робби полуодет и усмехнулась. — Надеюсь, я тебе не помешала?

Ханна затаила дыхание.

— Я спал, — ответил Робби.

— В четверть пятого?

Он пожал плечами, снял со стула рубашку, надел.

— Мне всегда было интересно, чем ты занимаешься целый день? Я думала, стихи пишешь.

— Я и писал. То есть пишу. — Робби потер шею, раздраженно вздохнул. — Ты зачем пришла?

Ханна даже моргнула — такая злость прозвучала в его голосе. Зря Эммелин заговорила о стихах, Робби не мог ничего написать уже несколько недель. Сама Эммелин ничего не заметила.

— Просто хотела узнать: ты придешь сегодня к Десмонду?

— Говорил ведь уже, что нет.

— Я помню, просто решила переспросить: вдруг ты передумал?

— Нет, не передумал.

Наступила тишина, Робби выразительно глядел на дверь, а Эммелин обшаривала глазами каюту.

— Может, я…

— Может, ты уйдешь? — быстро перебил ее Робби. — Я работаю.

— А я тебе помогу! — краем сумочки она поддела грязную тарелку. — Уберусь или…

— Я же сказал — нет. — Робби открыл дверь. Ханна видела, с каким трудом Эммелин заставляет себя беспечно улыбаться.

— Да я пошутила, милый. Неужели ты поверил, что в такой чудесный день мне нечем заняться, кроме уборки?

Робби молчал.

Эммелин шагнула к двери. Поправила воротничок.

— Надеюсь, хоть к Фредди-то завтра мы пойдем? Он кивнул.

— Заскочишь за мной в шесть?

— Да, — сказал Робби и захлопнул за ней дверь. Ханна выскользнула из ванной. Она чувствовала себя грязной. Как крыса, вылезшая из норы.

— Может быть, нам не встречаться какое-то время? — грустно предложила она. — Скажем, неделю.

— Нет, — не согласился Робби. — Я уже объяснил Эммелин, что нечего сюда заходить. И еще объясню, если понадобится. Пока не поймет.

Ханна кивнула, ощущая странную вину. Как обычно, напомнила себе, что все в порядке. Сестра не обиделась. Робби давно объяснил Эммелин, что не испытывает к ней никаких чувств, кроме дружеских. По его словам, Эммелин расхохоталась и спросила, с чего это он взял, будто она думает по-другому. И все же… Какая-то нотка в обыкновенно беспечном голосе. И желтое платье. Ее любимое…

Ханна поглядела на часы. У нее оставалось еще как минимум минут сорок.

— Мне надо идти, — сказала она.

— Подожди, — отозвался Робби.

— Мне правда…

— Хотя бы несколько минут. Дай Эммелин отойти подальше.

Ханна кивнула, Робби подошел к ней. Обхватил руками ее лицо — пальцы сомкнулись на шее — и прижался губами к губам.

Неожиданный, и оттого пронзительный и острый поцелуй тут же выбил Ханну из колеи и заставил на время забыть все тревоги.

* * *

Сырым декабрьским днем они сидели в рубке. Баркас был пришвартован у моста в Баттерси, там, где над Темзой нависли ивы.

Ханна тихо вздохнула. Она долго тянула время, не решаясь начать болезненный разговор.

— Я не смогу приходить. Две недели. Это все Тедди — к нему приезжают какие-то важные американские гости, и мне придется изображать примерную жену. Показывать им Лондон, развлекать.

— Слышать не могу, как ты вокруг него вьешься.

— Я в жизни не вилась вокруг Тедди! Он бы глазам своим не поверил, если бы я начала!

— Ты понимаешь, о чем я, — буркнул Робби.

Ханна кивнула. Конечно, она понимала.

— Я тоже все это ненавижу. И сделала бы все, что угодно, лишь бы жить с тобой.

— Все?

— Или почти все. — Она поежилась — в рубку порывом ветра занесло холодные капли дождя. — Попробуй договориться с Эммелин на следующую неделю. И сразу дашь мне знать, где и когда увидимся после Нового года.

Робби потянулся, чтобы захлопнуть окно.

— Я хочу расстаться с Эммелин.

— Нет, — сказала Ханна. — Еще не время. Как же мы будем видеться? Как я узнаю, где тебя найти?

— Тебе не придется меня искать, если мы будем жить вместе. Мы никогда не потеряемся.

— Я знаю, знаю, — она взяла его за руку. — Но пока… Как ты можешь даже думать о том, чтобы не приходить больше?

Робби перегнулся через нее — окно застряло и не закрывалось.

— Боюсь, ты была права, — сказал он. — Эммелин ко мне привязалась.

— Оставь его, ты весь вымокнешь.

Наконец, окно подалось и захлопнулось. Робби сел на место, стряхивая капли с волос.

— Слишком привязалась.

— Эммелин всю жизнь такая, — сказала Ханна, взяла из шкафа полотенце и вытерла его мокрое лицо. — Эмоциональная. Почему ты вдруг забеспокоился?

Робби только отмахнулся.

— Почему? — настаивала Ханна.

— Да не о чем говорить. Ты права, все в порядке.

— Я так и думала, — твердо сказала Ханна, сама поверив в свои слова. А не верила бы — сказала бы то же самое. Любовь умеет убеждать, уламывать, настаивать на своем. И с легкостью глушит все тревожные мысли.

Дождь забарабанил по крыше.

— Ты замерз, — забеспокоилась Ханна, накидывая полотенце на плечи Робби. Она встала на колени и вытерла ему мокрые руки. — Смотри, не простудись. — И тут же, не глядя ему в глаза, добавила: — Тедди хочет, чтобы мы переехали в Ривертон.

— Когда?

— В марте. Он хочет все отремонтировать, построить новый летний домик, — бесцветным голосом рассказывала Ханна. — Вжиться в роль деревенского сквайра.

— Почему ты раньше не сказала?

— Не хотелось, — призналась она. — Надеялась, что Тедди передумает. — Ханна порывисто обняла Робби. — Обещай, что продолжишь встречаться с Эммелин. Я ведь не смогу тебя приглашать, а она запросто. Она будет часто приезжать. Привозить друзей на выходные.

Он кивнул, не поднимая глаз.

— Пожалуйста, — просила Ханна. — Ради меня. Мне надо точно знать, что ты приедешь.

— И мы станем прятаться, как классические любовники в загородных домах?

— Да.

— Будем играть в эту пошлую игру? Встречаться по ночам, а днем для всех делать вид, что не знаем друг друга?

— Да, — тихо подтвердила Ханна.

— Это не по-нашему.

— Я знаю.

— Мне этого мало.

— Знаю.

— Ладно, — согласился Робби. — Только ради тебя.

Как-то раз, в начале двадцать четвертого, когда Тедди как обычно уехал по делам, а Дебора гостила у друзей, Ханна и Робби договорились о встрече. Ханна никогда не бывала в той части города, где на этот раз пришвартовался баркас. Пока такси кружило по улочкам восточного Лондона, она с интересом глядела в окно. Смеркалось, видно было мало: серые дома, запряженные лошадьми экипажи с тусклыми фонарями, изредка — краснощекие дети в теплых свитерах, которые играли в шарики и показывали пальцами вслед проезжавшему такси. И вдруг на одной из улиц — брызги разноцветных огней, толпы людей, музыка.

Ханна наклонилась к водителю:

— Что здесь творится?

— Новый год справляют, — с выговором истинного кокни ответил тот. — Надо ж, сколько дураков кругом! Нет бы по домам сидеть — зима на дворе.

Ханна зачарованно разглядывала гуляющих. Над улицей зигзагом, от дома к дому, были натянуты лампочки. Группа музыкантов со скрипками и фисгармонией собрала целую толпу, люди хлопали и смеялись. Среди взрослых шныряли дети, махали флажками, дудели, свистели; мужчины и женщины сгрудились вокруг больших металлических барабанов, жарили каштаны, пили из кружек эль. Таксисту приходилось жать на сигнал и покрикивать на гуляющих.

— Совсем спятили, — проворчал он, повернув, наконец, в тихий темный переулок. — Делать людям нечего.

Ханне показалось, что они уехали из сказки. Когда шофер высадил ее у пристани, она со всех ног бросилась к Робби.

Сперва он наотрез отказался вернуться с ней на праздник, но Ханна так молила, что Робби наконец согласился. Они погуляют совсем немного, объясняла она, ну когда им еще удастся вместе развлечься? Тем более, это совершенно, совершенно безопасно — их тут никто не знает.

Ханна старалась по памяти отыскать дорогу назад, почти уверенная, что потеряла нужную улицу, что праздник исчез, развеялся, как хоровод эльфов из детских сказок. И вдруг впереди пронзительное пение скрипок, свист детей, радостные крики. Нашла!

И через секунду они свернули в сказку, быстро зашагали вдоль по волшебной улице. Холодный ветер доносил запах жареных орехов, пота и буйного веселья. Люди висели из окон, окликали тех, кто внизу, пели, пили за встречу Нового года и проводы старого. Ханна, крепко вцепившись в Робби, вертела головой, хохотала, показывала на пары, которые пустились в пляс на самодельной сцене.

Они смешались с толпой, нашли места и сели на импровизированную лавку — доску на двух ящиках. Толстая женщина сидела на табуретке около музыкантов, подпевая и прихлопывая бубном по массивному бедру. Крики зрителей, возгласы одобрения, проносящиеся мимо пестрые юбки.

Ханна глазела кругом, как зачарованная. Она никогда не видела такого буйного веселья. Нет, она, конечно, бывала на праздниках, но по сравнению с этим они казались слишком тихими. Слишком правильными. Она хлопала, смеялась, порывисто сжимала руку Робби.

— Как же здорово! — воскликнула Ханна, не в силах оторвать взгляда от пляшущих пар. Мужчины и женщины разного возраста и комплекции обнялись и кружились, притоптывали, прихлопывали. — Правда, здорово?

Музыка играла все заразительней. Громкая, яростная, она горячила кровь, вливалась в душу, заставляла Ханну трепетать каждой клеточкой.

Голос Робби у ее уха:

— Я хочу пить. Пойдем, поищем чего-нибудь.

Почти не слушая, Ханна помотала головой. И тут только поняла, что давно уже сидит, затаив дыхание.

— Сходи один. Я еще посмотрю.

— Мне не хочется тебя оставлять.

— Не бойся, я тебя дождусь.

Ханна едва заметила, как он на миг сжал ее пальцы и исчез. Некогда следить за Робби, слишком многое надо разглядеть. Расслышать. Распробовать.

Позже она корила себя, что вовремя не вслушалась в его голос. Не сообразила, что толпа, шум, суматоха так давят на него, что он еле дышит. Что поделать — ее заворожил праздник.

Место Робби тут же кто-то занял. Ханна почувствовала рядом тепло чужого тела и обернулась. Невысокий, плотный мужчина с рыжими бакенбардами и в коричневой шляпе.

Он перехватил ее взгляд, наклонился и указал большим пальцем на танцплощадку.

— Кружочек, а?

От него пахло табаком. Бледно-голубые глаза пристально уставились на Ханну.

— Нет-нет… — робко улыбнулась она. — Спасибо. У меня уже есть… кавалер. — Ханна обернулась в поисках Робби. Ей показалось, что она видит его на другой стороне улицы. У табачного киоска. — Он сейчас вернется.

Незнакомец не сдавался:

— Да ладно, всего один кружок! Чтобы согреться?

Ханна снова огляделась. Робби не было. А он сказал ей, куда идет? И когда вернется?

— Ну?

Надо же, как привязался! Ханна снова повернулась к соседу. Музыка гремела со всех сторон. Ей вспомнилась другая улица, в Париже, много лет назад. В медовый месяц. Ханна прикусила губу. В конце концов, и правда: кому навредит один маленький танец? Стоит ли упускать такую возможность?

— Хорошо, — сказала она и взяла соседа за руку. Скованно улыбнулась. — Только я, наверное, не очень умею.

Тип в шляпе ухмыльнулся. Подхватил Ханну и поставил прямо в центр круга.

И она заплясала. Крепко вцепившись в незнакомца, она без труда повторяла движения других пар. Люди кружились и подпрыгивали в едином ритме. Скрипки пели, башмаки стучали, ладони отбивали такт. Партнер держал Ханну под руку, и — локоть к локтю — они неслись в бешеном танце. Ханна хохотала, не в силах остановиться. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой свободной. Запрокинув голову к ночному небу, она закрыла глаза и почувствовала на веках холодный ветер. Потом открыла и завертела головой, выискивая Робби. Ей очень хотелось потанцевать с ним, почувствовать себя в его руках. Она попыталась вглядеться в лицо окружающих. Целое море лиц. Вроде бы раньше их не было так много? И кружились они не так быстро… Вихрь ртов, глаз, крика.

— Мне… — Ханна задохнулась от быстрого танца, схватилась рукой за открытую шею. — Мне пора, спасибо. Сейчас придет мой друг.

Она похлопала партнера по плечу, а тот все держал, все кружил ее в танце. Ханна крикнула ему на ухо:

— Хватит! Спасибо!

На секунду ей показалось, что он никогда не остановится, не отпустит ее, так и будут они кружиться, как заведенные. И тут пляска замедлилась, у Ханны закружилась голова, и вот она уже снова стоит около скамейки.

Там по-прежнему сидели зрители. Робби не было.

— Ну и где твой дружок? — спросил мужчина. Во время танца он потерял шляпу и теперь ерошил пальцами рыжие лохмы.

— Скоро придет, — заверила Ханна, обшаривая взглядом чужие лица. Часто заморгала, чтобы они не плыли перед глазами.

— И чего ж ты сидеть будешь? Простудишься!

— Нет, я все-таки подожду, спасибо.

Рыжий схватил ее за руку.

— Да ладно! Составь человеку компанию!

— Нет, — твердо отказалась Ханна. — Мне уже хватит.

Мужчина ослабил хватку. Пожал плечами, взъерошил бакенбарды, потер шею. Повернулся уходить.

И тут кто-то метнулся к ним из темноты.

Робби.

Его локоть ударил Ханну в плечо, она отлетела в сторону.

Крик. Робби? Рыжего? Ее собственный?

Ханна рухнула прямо в толпу зевак.

Музыканты старались изо всех сил. Люди скакали и хлопали.

Лежа на спине, Ханна с ужасом смотрела вверх. Робби навалился на мужчину и неистово молотил его кулаками. Еще, еще.

Паника. Ужас. Жар.

— Робби! — закричала она. — Робби, хватит!

Она рванулась вверх, хватаясь за кого придется.

Музыка смолкла, люди стянулись к месту драки. Ханна протолкнулась между ними. Схватила Робби за рубашку.

— Робби!!!

Он стряхнул руку Ханны. Повернулся, глянул пустыми глазами. Не видя ее. Не замечая.

Соперник тут же заехал кулаком Робби в лицо. Прыгнул на него сверху.

Кровь.

— Нет! Пустите его, пустите! — завизжала Ханна. И зарыдала в голос. — Ну помогите же кто-нибудь!

Позже она не могла вспомнить, как же кончилась драка. Не знала имени человека, который пришел ей на помощь, на помощь Робби. Оторвал от него рыжего, швырнул Робби к стене. Принес стакан воды, потом виски. Велел ей забирать своего приятеля домой и уложить в постель.

Кем бы ни был их спаситель, он ничему не удивлялся. Смеялся и говорил, что суббота — не суббота без хорошей драки. И пятница. И четверг. Потом объяснил, что Рыжий Уитклиф — неплохой парень, просто после войны он сам не свой. И отправил их домой — Ханну и повисшего на ее плече Робби.

Никто не обращал на них никакого внимания, когда они медленно шли по улице, оставляя за спиной танцы и музыку.

Дома, на баркасе, Ханна умыла Робби. Он сидел на низкой табуретке, а она стояла перед ним на коленях. Он молчал с тех пор, как они покинули праздничную улицу, а она ни о чем не спрашивала. Что на него нашло, почему он так взбесился, где был… Ханне казалось, Робби спрашивает себя о том же. И она была права.

— Что со мной? — выдохнул он наконец. — Что это было?

— Ш-ш-ш, — прошептала она, прижимая к его скуле мокрую салфетку. — Все хорошо.

Робби потряс головой. Закрыл глаза. Под тонкими веками как будто метались все его мысли. Ханна едва расслышала его, когда он еле слышно произнес:

— Я чуть его не убил. Бог мой, я ведь чуть его не убил.

Больше они никуда не выходили. После того случая Ханна винила и ругала себя, что не слушала протестов Робби, что вытащила его на улицу. Огни, толпа, шум. Она ведь читала о военном неврозе, должна, обязана была вспомнить. На будущее она решила быть с Робби как можно бережней. Постоянно помнить, через что он прошел… И никогда не упоминать о драке. Она в прошлом. И больше не повторится. Уж об этом Ханна позаботится.

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒