ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 21 страница

Он посмотрел через плечо доктора на записи, которые она делала, но она писала на неизвестном ему языке. Интересно, спрашивал он себя, сколько у него будет времени, прежде чем его остановят, если он начнет угрожать доктору или попытается сломать хлипкую на вид дверь.

Он поднял голову на явно подвесной потолок. Может быть, ему удастся выползти отсюда.

– Скажите мне, что вы хотите знать, – сказал он.

Доктор сделала еще одну запись, закинула ногу на ногу, сказала:

– Что, по‑ вашему, мы можем хотеть узнать?

Он поднес руки к лицу, провел ладонями от носа к ушам.

– Что ж, – ответил он, – я этого не знаю, так?

– С чего вы взяли, что мы можем хотеть узнать что‑ то?

– Я атаковал вас, – сказал он, показывая на деревянный ящик с экраном. – В этой штуке сидел я, и я вас атаковал. – Он взмахнул руками, оглянулся. – Но меня сбили. Похоже, нас всех перехватили. И теперь я здесь. Какую бы часть меня вы ни спасли, вы могли бы получить информацию напрямую по кодам, просканировав остатки. Я вам не нужен, и я понять не могу, почему я здесь. Единственное, что мне приходит в голову: вы хотите узнать еще что‑ то. Или, может, это первый круг Ада? И я должен буду торчать здесь, пока меня не замучат тоской до смерти?

Она сделала еще одну запись.

– Может, нам стоит еще раз посмотреть экран? – предложила она. Он вздохнул. Она снова включила телевизор. Черное тело в виде оконечника копья падало с неба, освещенного вспышкой молнии.

– Да нет, просто умер – и все.

Йайм натянуто улыбнулась.

– Я думаю, вы профанируете нашу профессию, господин Нопри, если относитесь к прекращению жизни с таким небрежением.

– Да знаю я, знаю, знаю, – с жаром сказал он, энергично кивая. – Вы безусловно совершенно правы. Но это все ради дела. Это необходимо. Я очень серьезно подхожу ко всей этике Покойни. Но тут – ха‑ ха – особые обстоятельства.

Йайм спокойным взглядом посмотрела на него. Нопри был худощавым растрепанным молодым человеком с горящими голубыми глазами, бледной кожей и лоснящейся лысиной. Находились они в том, что носило название Офицерский клуб, главное социальное пространство для приблизительно сорока граждан Культуры, составлявших около половины процента Булбитианского населения, в высшей степени разнообразного и немногочисленного. Клуб размещался в том, что для Булбитианского вида служило чем‑ то вроде зала для игр. То, что раньше было потолком – а теперь стало полом, – было усажено огромными многоцветными конусами, похожими на некие аляповатые толстые сталагмиты.

Маленькие колесные автономники, бродившие по просторному клубу, разносили еду, напитки и наркочаши; Булбитианцы, судя по всему, могли реагировать совершенно непредсказуемо, когда другие виды использовали поля внутри них, а потому автономники имели колеса и многосуставные руки, а не левитировали с помощью своих антигравитационных устройств и не использовали поля‑ манипуляторы. И все же, как заметила Йайм, корабельный автономник, казалось, не испытывал никаких неудобств, паря на уровне стола.

Она и Нопри сидели за столом вместе с автономником, тогда как Двелнер вернулась к исполнению своих обязанностей. В этом теплом, но приятным образом обезвлажненном пространстве заняты были еще два столика. За ними сидели группки из четырех‑ пяти человек, у которых по портновским стандартам Культуры был довольно неказистый вид, все они, казалось, были заняты только собой. Йайм, еще до того как Нопри сказал ей, догадалась, что эти люди ждут рандеву с кораблем, который должен прибыть в течение ближайших двух‑ трех дней с «Полного внутреннего отражения», ВСК, который был одним из кораблей Культуры, называвшихся «Изпамятистертые», флота Забытых сверхсекретных кораблей‑ осеменителей, которые должны быть задействованы после катастрофы, если таковая случится.

– И что же это за «особые обстоятельства», господин Нопри? – спросила она.

– Я пытался поговорить с Булбитианцем, – сказал Нопри.

– И разговор с ним кончается смертью?

– Да, довольно часто.

– Как часто?

– На настоящий момент двадцать три раза.

Йайм была в ужасе. Она отхлебнула из стакана, прежде чем сказать:

– Эта штука двадцать три раза убивала вас? – Голос ее непроизвольно перешел на потрясенный шепот. – Вы имеете в виду – в виртуальной среде?

– Нет, по‑ настоящему.

– Он вас убивал по‑ настоящему?

– Да.

– Убивал в Реале?

– Да.

– И что – каждый раз реконфигурация?

– Да.

– Так вы что, приехали сюда с запасом тел‑ заготовок? Как вы можете?

– Нет, конечно. Он сам делает мне новые тела.

– Он? Булбитианец? Он делает вам новые тела?

– Да. Перед каждой попыткой поговорить с ним я делаю свою резервную копию.

– И он каждый раз вас убивает?

– Да. Но это только пока.

Йайм несколько мгновений смотрела на него.

– В этом случае, может быть, более благоразумная линия поведения состоит в молчании?

– Вы не понимаете.

Йайм вздохнула, поставила стакан, откинулась к спинке стула, сплела пальцы на талии.

– И, несомненно, так и буду оставаться в неведении, пока вы меня не просветите. Или я могу поговорить с кем‑ нибудь другим из вашей команды, с кем‑ нибудь более… – она помедлила, потом закончила: – Вменяемым. – Голубоватая аура автономника приобрела чуть розоватый оттенок.

Нопри словно и не заметил оскорбления. Он нетерпеливо подался вперед.

– Я убежден, что Булбитианец поддерживает контакт с сублиматами, – сказал он.

– Да? Разве это не в сфере ведения наших коллег из Нумины? Например, госпожи Двелнер?

– Да. И я говорил с ними об этом, но этот Булбитианец хочет общаться только со мной – не с ними.

Йайм задумалась.

– И даже тот факт, что при каждой вашей попытке он вас убивает, не может поколебать вашу веру в это убеждение?

– Бога ради, – сказал Нопри. – Тут ни при чем вера. Я могу это доказать. Если не сейчас, то скоро. – Он погрузил лицо в пары, поднимающиеся над наркочашей, сделал глубокий вдох.

Йайм посмотрела на автономника.

– Корабль, вы все еще слушаете?

– Слушаю, госпожа Нсокий. Очарован каждым словом.

– Господин Нопри, сколько человек в вашей команде – восемнадцать? – Нопри кивнул, задержав дыхание. – У вас здесь есть корабль? – Нопри отрицательно покачал головой. – Может быть, Разум?

Нопри выпустил изо рта облачко и закашлялся.

Йайм снова повернулась к автономнику.

– У команды, в состав которой входит господин Нопри, есть здесь Разум или искусственный интеллект?

– Нет, – ответил автономник. – И у команды Нумины тоже нет. Ближайший Разум в настоящий момент, если не считать, конечно, мой собственный, вероятно, находится в корабле, направляющемся сюда с «Полного внутреннего отражения». Здесь нет Разумов или истинных искусственных интеллектов. По крайней мере Разумов и интеллектов Культуры.

– Он не очень расположен к Разумам или искусственным интеллектам, – подтвердил Нопри, отирая глаза. Он снова вдохнул из наркочаши. – К автономникам он чуть более толерантен, если откровенно. – Он посмотрел на автономника и улыбнулся.

– Есть какие‑ либо известия от корабля с «Полного внутреннего отражения»? – спросила Йайм.

Нопри покачал головой.

– Нет, тут никогда не бывает никаких новостей. Они не любят раскрывать расписания. – Он снова сделал глубокий вдох из чаши, но на этот раз быстро выдохнул. – Они либо появляются без предупреждения, либо вообще не появляются.

– Вы думаете, он может не появиться?

– Нет, вероятно, он появится. Но гарантии никакой нет.

Нопри проводил Йайм в ее покои – невероятно большое многоуровневое пространство, примыкающее к громадному искривляющемуся коридору. Чтобы добраться сюда пешком из Офицерского клуба, потребовалось бы около получаса, поэтому они воспользовались услугами одного из колесных автономников, который прихватил их стулья вместе с ними и покатился по темному высокому коридору в направлении ее покоев. Они катились по странному опрокинутому интерьеру Булбитианца, и Йайм подняла голову к высокой перевернутой арке потолка. Они снова находились в низшей точке небольшой долины. Автономник катился по ровному, узкому полу шириной около метра. Потом стены стали ребристыми, и теперь впечатление возникало такое, будто они двигаются по выпотрошенному нутру какого‑ то гигантского животного. Ребра расширялись в направлении к широкому плоскому потолку, где расстояние между ними достигало двадцати, а то и более метров.

– Они любили высокие потолки, да?

– Прыгающие виды любят высокие потолки, – ответил Нопри.

Она попыталась представить себе это место, наполненное одноногими существами, которые его и создали, вообразить, как они прыгают на своей единственной ноге. И конечно, головой вниз – она двигается по потолку, а они прыгают к ней навстречу, приближаются с каждым скачущим шагом, а потом возвращаются на свой широкий пол. В прежние времена громадная структура вращалась бы, создавая уровень гравитации, предпочтительный для этих существ, сейчас же осталась только неприятная тяга, являющаяся следствием балансирования на кривой гравитационного колодца сингулярности.

– Эта штука больше вообще не вращается? – спросила она.

– Очень медленно, – сказал корабельный автономник после паузы, когда стало ясно, что Нопри не ответит. – Это вращение настроено на вращение самой галактики.

Она задумалась.

– Это медленно. Интересно почему?

– Все остальные тоже так, – сказал Нопри, кивая.

– Спасибо, – сказала она, когда дверь в ее покои, повернувшись, словно клапан, раскрылась. Корабельный автономник чуть поклонился и вплыл внутрь, неся ее сумку с вещами.

Нопри заглянул через ее плечо в сумеречное пространство.

– По‑ моему, тут ничего. Хотите, чтобы я остался?

– Очень мило с вашей стороны, но нет, – ответила она.

– Я не имел в виду для секса, – сказал он. – Для компании.

Она проводила взглядом маленького колесного автономника, который увез Нопри, потом повернулась к своим покоям. Эта дверь когда‑ то, вероятно, была чем‑ то вроде окна на высоте потолка. Вот почему она поворачивалась вокруг своей горизонтальной оси, оставаясь в открытом состоянии толстенным препятствием в середине трехметрового дверного проема. Йайм поднырнула под дверь, и та закрылась за ней.

Помещение, в котором она оказалась, имело довольно замысловатый вид: много уровней и ниш, стены которых терялись в сумерках. Несомненно, оно было более пригодным для обитания до того, как перевернулось с ног на голову.

К ней подплыл корабельный автономник и сообщил, что он обнаружил своеобразную кровать – он не сомневался в назначении этого предмета – на жидкостной основе, пригодную и безопасную для гуманоидов.

Местонахождение ванной еще предстояло выяснить.

– Вы – солдат? – спросила молодой доктор.

Ватюэйль закатил глаза.

– Кем я только не был – солдат, морской офицер, морпех, летающий боец, подводник, космический воин, вакуумный воин, чистый интеллект, внедряющийся в военные аппаратные средства противника или в его программы. Вам это в новинку? Существует Соглашение о методах и средствах ведения войны, доктор; я не должен подвергаться пыткам или неавторизованному вмешательству. Вы имеете право считать мой код и все его содержимое, но вам запрещено вторгаться в мое сознание. И тем более запрещено – в целях наказания.

– Вам кажется, что вы подвергаетесь какому‑ то наказанию?

– Почти, – ответил он ей. – Все зависит от того, как долго это будет продолжаться.

– И как долго, по‑ вашему, это будет продолжаться?

– Не знаю. Я тут ничем не командую.

– А кто, по‑ вашему, тут командует?

– Ваша сторона. Может, вы. Зависит от того, кто вы есть или кого представляете. Кого вы представляете?

– А кого, по‑ вашему, я представляю?

Он вздохнул.

– Вы никогда не устаете постоянно отвечать вопросами на вопросы?

– А, по‑ вашему, я должна уставать?

Он хохотнул.

– Да, по‑ моему, должны.

Он не мог понять, почему он здесь. Они взяли его код, они знали все, с чем он здесь появился. К этому моменту он уже не знал ничего такого, что было бы не известно им. Это не должно было случиться – аварийная программа должна была уничтожить его личность и воспоминания со всей остальной информацией, содержащейся в коде, как только стало понятно, что он – в форме темного оконечника – не выживет в этой атаке. Если ты уничтожался полностью, то это не имело значения, но если от тебя что‑ то оставалось, то ты пытался сделать так, чтобы в руки врага попало как можно меньше информации.

Но иногда аварийная программа не срабатывала вовремя. Нельзя было делать ее запускающую часть слишком чувствительной, потому что в этом случае она могла запуститься преждевременно. Так что случались ошибки. Он попал сюда по ошибке.

Впрочем, это не имело значения, он основательно перебрал свои воспоминания, оказавшись здесь, в этой простой комнате с молодым доктором, и не нашел там ничего, чего не должно было быть. Он знал, кто он такой, – он был майор Ватюэйль – и он знал, что вот уже не одно десятилетие существует в виде кода в гигантской военной имитации, которая должна была подменить собой реальную войну между сторонниками и противниками Адов. Но у него оставались весьма смутные воспоминания о его предыдущих миссиях, а о своем существовании за пределами этих миссий он не знал вообще ничего.

Так оно и должно было быть. Его базовые личностные свойства (те, что в безопасности пребывали где‑ то совсем в другом месте, в одном или более из защищенных субстратов, которые были самыми безопасными хранилищами противниками Адов) изменялись в соответствии с уроками, которые он получал в каждой из его записанных миссий, и именно выжимки этой личности загружались в каждое из его последующих воплощений, но ничего такого, что бы могло пойти на пользу врагу. Каждая личность (будь то в человеческой форме, абсолютно машинной или программной, которая могла принимать любую внешность в зависимости от обстоятельств), прежде чем ей позволяли приблизиться к театру военных действий, проверялась на наличие информации, которая могла представлять ценность для врага.

Так что ничего полезного в нем не должно было сохраниться и, похоже, не сохранилось. Так почему он находился здесь? И что они делали?

– Как вас зовут? – сказал он, обращаясь к молодому доктору. Он сидел прямо, откинув назад голову, мрачно уставившись в нее, воображая ее каким‑ нибудь робким, никуда не годным рекрутом, которого он решает вызвать на плац. Самым своим командным голосом он сказал: – Я требую, чтобы вы назвали ваше имя или идентификатор. Я знаю мои права.

– Извините, – спокойно ответила она, – но я не обязана называть вам мое имя.

– Нет, обязаны.

– Вы думаете, что знание моего имени чем‑ то вам поможет?

– Продолжаете отвечать вопросом на вопрос?

– Вы считаете, что я делаю именно это?

Он смерил ее сердитым взглядом, представил, как встает и отвешивает ей пощечину, или бьет ее кулаком, или душит электропроводом от древнего телевизора. Как далеко удастся ему зайти, если он предпримет что‑ нибудь такое? Может быть, имитация просто закончится, может быть, доктор окажет ему сопротивление, и выяснится, что она гораздо сильнее, чем он. Может быть, сюда ворвутся здоровенные охранники, которые сомнут его? А может, ему позволят осуществить то, что он задумал, чтобы он потом выпутывался из возникшей как следствие имитации? Возможно, все это испытание. Нападать на врачей – да и вообще на всех гражданских – запрещается. У него этот случай определенно будет первым.

Ватюэйль вздохнул и подождал несколько секунд.

– Пожалуйста, – вежливо сказал он, – назовите мне ваше имя.

Она улыбнулась, постучала авторучкой по кромке блокнота.

– Меня зовут доктор Мьеджейар, – ответила она и сделала еще одну запись.

Ватюэйль и не слушал, когда она называла свое имя. Он вдруг понял кое‑ что.

– Вот черт, – сказал он, неожиданно ухмыльнувшись.

– Что‑ что? – сказала молодой доктор, моргнув.

– Вы ведь и в самом деле не обязаны называть мне ваше имя, верно? – Ухмылка на его лице оставалась.

– Мы уже установили это, – согласилась она.

– А меня, в соответствии с подписанными мною при поступлении в армию бумагами, можно подвергнуть наказанию, даже пытке. Может быть, не серьезной пытке, но тому унизительному обхождению, против какого взбунтовался бы ваш средний гражданин.

– Не кажется ли вам?..

– И… – Он показал на черный экран телевизора. – Запись, изображение – у них ведь не просто так было низкое качество, верно?

– Вы так думаете?

– И съемки велись не снизу, – сказал он и рассмеялся. Он хлопнул себя ладонями по бедрам. – Черт, я должен был раньше догадаться. Нет, вообще‑ то я обратил внимание, но не… этот автономник, эта камера, что уж это было – она была с нами.

– Была?

Он откинулся к спинке стула, прищурился.

– Так каким же образом я оказался здесь? Почему я не помню ничего, что должен был бы помнить, если бы меня захватили в плен во время боя?

– И какой же, по вашему мнению, ответ?

– Я думаю, ответ состоит в том, что я по какой‑ то причине попал под подозрение. – Он пожал плечами. – А может быть, это одна из тех проверок, о которых мы ничего не знаем, пока не подвергаемся им лично. А может, это происходит регулярно, но все устроено так, что мы каждый раз о них забываем, так что для нас они каждый раз – сюрприз.

– Вы думаете, что могли бы попасть под подозрение?

– Нет, не думаю, – спокойно ответил он. – Моя лояльность не подлежит сомнению. Я служил этому делу, отдавая ему все свои способности, был целиком ему предан на протяжении вот уже более тридцати лет. Я верю в то, что мы делаем, верю в дело, за которое мы сражаемся. Какие бы у вас ни были ко мне вопросы – задавайте, и я отвечу на них честно и досконально. Расскажите мне о ваших подозрениях, и я докажу, что они безосновательны. – Он поднялся. – В противном случае я считаю, что вы должны меня выпустить. – Он посмотрел на дверь, потом снова перевел взгляд на доктора.

– Вы считаете, что вас следует отпустить? – спросила она.

– Да, конечно, считаю. – Он подошел к двери, чувствуя, что пол под ним немного ходит, чувствуя себя частью этого мягкого, неторопливого возвратно‑ поступательного движения. Он взялся за дверную ручку. – Я полагаю, это какое‑ то испытание, – сказал он, – и я его прошел, поняв, что вы – не из вражеских рядов, вы – мой сторонник, и теперь я открою эту дверь и уйду.

– И что, по‑ вашему, вы увидите по другую сторону двери?

– Понятия не имею. Но существует вполне очевидный способ выяснить это. – Он нажал ручку. Дверь все еще была заперта.

– Прошу вас, доктор Мьеджейар, – сказал он, кивая ей. – Если вы не возражаете.

Она несколько секунд смотрела на него непроницаемым взглядом, потом засунула руку в карман своего белого халата, вытащила ключ и бросила ему. Он поймал его, отпер дверь и открыл ее.

Доктор Мьеджейар поднялась и подошла к нему – он стоял, глядя перед собой. Ветерок обдувал его, трепал материал его одежды, волосы.

Перед ним открывались бескрайние просторы мшистой зелени. Земля изгибалась, чуть ниспадая к горизонту – голубому небу, по которому плыли белые облака. Зеленый ковер мха лежал на ровной ветке громадного, невероятно большого дерева. А вокруг множество веток, веточек, прутиков, листьев. На ровных частях веток стояли солидные многоэтажные здания, по ним проходили широкие дороги, по которым бежали маленькие колесные автомобили. Там, где ветки, искривляясь, уходили вверх, дороги серпантином устремлялись по склонам, а дома поменьше цеплялись за выщербленное, неровное дерево. По веточкам проходили дорожки, на них стояли дома, с террасами, балконами, пристройками. Размера прутиков хватало, чтобы вместить тропки и винтовые лестнички и дома, вроде дач и коттеджей. Листья, зеленые, но уже с желтинкой, имели размер с парус большой яхты. Маленькие машины, бредущие люди и трепыхающиеся на ветерке громадные листья наполняли это зрелище движением.

Мягкое покачивание вверх‑ вниз и с боку на бок оказалось следствием сильного, устойчивого ветра, воздействующего как на дерево в целом, так и на данную конкретную ветку.

На докторе Мьеджейар вдруг появился вингсьют – темный, перепончатый, объемистый. Он почувствовал, как что‑ то изменилось, и посмотрел на себя – на нем было похожее одеяние.

Она улыбнулась ему.

– Молодцом, майор Ватюэйль. Ну, а теперь как раз время отдохнуть и оправиться, а?

Он неторопливо кивнул, повернулся – то место, где он только что находился, превратилось в простенькую комнату деревенского дома, заполненную разнородной объемистой, раскрашенной в разные цвета мебелью. Окно имело приблизительно овальную форму и выходило в заросший кустарником двор.

– Хотите полетать? – спросила доктор Мьеджейар и побежала по широкому проезду на покрытой мхом коре. Проезжающая машина – открытая, на высоких колесах, какая‑ то из давней истории – погудела ей, и она припустила по дороге. Потом она стала исчезать – поверхность ветки изогнулась вниз, и он бросился за доктором. На несколько мгновений он потерял ее из виду, потом увидел снова – в воздухе. Она подпрыгнула на ветру и стала взмывать вверх, по мере того, как наполнялся воздухом ее вингсьют, парила, словно воздушный змей.

Он увидел удлиненные мостки, похожие на трамплин, с которых она, вероятно, прыгнула. Теперь он вспомнил, как это делается. Он не раз бывал здесь раньше. Невероятное дерево. Способность летать. Много раз.

Он побежал по мосткам и прыгнул, расставив в стороны руки, раздвинув ноги, и почувствовал, как теплый воздух легко подталкивает его вверх.

Земля – поля, петляющие реки – находилась километром ниже, крона дерева на таком же расстоянии выше.

Доктор Мьеджейар виднелась темной формой, уносимой вверх. Он наладил свой вингсьют, заложил вираж и стал подниматься следом за ней.

Как только Йайм проснулась, она поняла, что все еще спит. Она поднялась. Она не была абсолютно уверена, то ли она делает это по доброй воле, то ли что‑ то подняло ее из кровати. Трудно было сказать. С ее ладоней вверх тянулись тонкие темные линии. Еще она заметила, что такие же линии идут от ее ног, пронзая подол ночной рубашки. А еще от ее плеч и головы вверх тянулись веревочки. Она подняла руку и нащупала одну из веревочек, поднимающихся из ее головы; они натягивались и ослаблялись, позволяя ей закинуть назад голову. Она вроде бы стала марионеткой. Это показалось ей странным. Такие сны ей еще не снились.

Продолжая смотреть вверх, она увидела, что там, где вроде бы должна была находиться рука, держащая разветвление, контролирующее веревочки, висел автономник. Наклонившись в сторону – одни веревочки тут же ослабли, другие натянулись, – она увидела, что веревочки тянулись еще выше из автономника, значит, и им тоже кто‑ то управлял. Она подумала, что, может быть, это какое‑ то глубоко и всегда хранившееся в ее подсознании представление о том, как Культура устроила свою систему якобы вовсе не иерархического управления.

От автономника веревочки уходили к потолку (который, на самом деле, конечно, был полом). Там она увидела еще одного автономника, а за ним еще одного; чем дальше, тем они становились меньше, и вовсе не по причине удаленности. Теперь она поняла, что смотрит сквозь потолок. Высоко наверху виднелось множество кораблей, которые увеличивались в размерах, пока не исчезали из виду в дымке этажей, ребер и других структур. Самый большой видимый корабль был размером со средний ВСК, хотя то, что она видела, вполне могло быть облаком.

Она переместилась/была перемещена по полу/потолку. Ощущение у нее возникло такое, будто это было ее самостоятельное движение, но в то же время веревочки – на самом деле, они скорее походили на проводки – вроде бы и обусловливали все ее движения. Ощущение плавучести, как она поняла, давали веревочки, а не частичная гравитация. Это показалось ей логичным.

Она посмотрела на свои ноги, чтобы увидеть, как двигаются они, и поняла, что может видеть сквозь пол. К ее удивлению, веревочки от ее ног уходили сквозь пол к другому человеку – женщине – уровнем ниже. Она смотрела прямо на голову этой женщины. Остановилась. Женщина под ней остановилась. Йайм почувствовала, что веревочки двигаются, но почему‑ то не оказывая влияния на нее – сама она оставалась неподвижной. Женщина внизу смотрела на нее. Она помахала ей. Та помахала в ответ. Она была похожа на Йайм, но не точь‑ в‑ точь. Ниже женщины находились еще какие‑ то люди. Гуманоиды – может быть, пангуманоиды, разобрать она не могла, – похоже, женщины, и все они немного напоминали ее.

И опять они в конечном счете растворились в дымке внизу, естественно, точно такой же, как и дымка наверху.

Она сняла ночную рубашку и оделась. Одежда словно жидкость обтекала веревочки, которые управляли ею, материя разделялась, а потом снова срасталась. Вскоре она вышла наружу и двинулась по настоящему широкому полу коридора, арки поднимались к своим вершинам у потолка, как оно и должно было быть.

Ряд стремительно сменяющих друг друга образов и слабый ветерок на ее щеке говорили, что она идет очень быстро, а потом она вдруг оказалась у входа в камеру, в которой находилась сингулярность. Гравитация здесь ощущалась сильнее, может быть, достигала половину нормальной. Впуская ее, откатились в сторону, открылись на манер диафрагмы или поднялись несколько расположенных в ряд мощных, сверкающих металлических дверей, и она вошла внутрь. Те структуры, что находились над – и под – ней, ни в малейшей мере не воздействовали на веревочки.

Внутри она увидела громадное темное сферическое пространство, внутри которого, в середине, находился единственный предмет.

Она рассмеялась, увидев, какой решила предстать перед ней сингулярность. Это был член – эректированный фаллос, знакомый любому гуманоиду, но рассеченный (правда, не на всю длину) вагиной, украшенный вертикальными губами. Она смотрела на это, и у нее возникало ощущение, будто она абсолютно похожа одновременно на те и другие гениталии без реального преобладания тех или других. Неужели это ее подсознание сконструировало такое? Она пощупала себя между ног, словно призывая свою почечку не беспокоиться, не ревновать.

– Ой‑ ой, – услышала она собственный голос, – вы ведь не собираетесь убить и меня, как Норпи?

– Нопри, – поправила ее вагина. Конечно, она умела говорить. Йайм всегда путала имена во сне.

– Значит, не собираетесь? – Она вспомнила, что лысый молодой человек говорил ей: каждый раз, когда он пытался поговорить с Булбитианцем, тот убивал его, и ему приходилось реконфигурироваться. Она предположила, что именно это происходит и здесь. Странно. Спроси ее – она бы сказала, что испугается в такой ситуации, но сейчас ей вовсе не было страшно. Почему так, недоумевала она. – Я бы попросила вас не делать этого. – Она подняла взгляд и увидела, что корабельный автономник все еще здесь, в нескольких метрах над нею. Это ее приободрило.

– Он пытается делать нечто иное, – сказал голос – низкий, сочный, он выкатывал каждый слог абсолютно отчетливо. – Тут дело другое.

Она задумалась.

– И что же это за другое, если не говорить о том, о чем сказала я?

– Всякое.

– И кто же вы такой?

– Я тот, кого люди называют Булбитианцем.

Она поклонилась. При этом она посмотрела вниз и увидела, что человек под ней по‑ прежнему стоит прямо, как столб. Она подумала, что это может быть воспринято как грубость, но понадеялась, что этого не случится.

– Рада познакомиться, – сказала она.

– Зачем вы здесь, Пребейн‑ Фрултеза Йайм Люйтце Нсокий дам Волш?

Ух ты! Ее полное имя. Такое не каждый день услышишь.

– Я должна дождаться корабль, направляющийся сюда с ВСК Культуры «Полное внутреннее отражение», – ответила она.

– Зачем?

– Возможно, на корабле будет девушка, которую зовут Ледедже И'брек… как‑ то так… возможно, она будет на этом корабле с «Полного внутреннего отражения». – В этом не было никакой тайны, верно? Это всем было известно.

– И с какой целью?

Явно существовала какая‑ то веревочка, которая раздула ей щеки, а потом заставила выдохнуть.

– Ну, это в двух словах не скажешь.

– Объясните, пожалуйста.

– Дело вот в чем, – начала она. И объяснила.

– Ваша очередь.

– Что?

– Ваша очередь рассказать мне то, что я хочу знать.

– Возможно, вы не запомните ничего из того, что я расскажу.

– Все равно расскажите.

– Хорошо. Что вы хотите знать?

– Где находится «Полное внутреннее отражение»?

– Не знаю.

– Как далеко находится корабль с «Полного внутреннего отражения»?

– Не знаю.

– Как называется этот корабль?

– Не знаю.

– Кто вы такой конкретно?

– Я уже сказал. Я структура вокруг вас. То, что люди называют Булбитианец.

– Как вас зовут?

– Меня зовут Непадший Булбитианец Семсаринского пучка.

– А как бы вы сами назвали себя?

– Именно так.

– Хорошо. Тогда как вас называли до войны?

– Джаривиур 400. 54, Мочурлиан.

– Объясните, пожалуйста, что это такое.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒