Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 19 страница



– Не удалось проскочить? Ай, беда! – Его дыхание пахло гнилым мясом. Он пошел вверх по пандусу, таща ее за собой. Он шел и кричал другим: «Смотрите, что я нашел! »

Они по очереди насиловали ее, обсуждая, что бы им сделать такое, чтобы она помучилась по‑ настоящему. В Аду семя демонов обжигало, как кислота, и обычно содержало паразитов, червей, мертвечину и опухоли, а также вероятность зачать что‑ нибудь такое, что, созрев, прожрет путь наружу. Такое зачатие могло произойти и в особи мужского пола – матки для этого не требовалось, а демоны не отличались разборчивостью.

Боль была нестерпимой, унижение и ощущение собственного ничтожества – абсолютными.

Она начала петь им. Она пела без слов, просто производила звуки на языке, которого не понимала, она даже не знала, что владеет им. Реакция полудюжины демонов была свирепой, они засунули металлический стержень ей в рот, выбили ей зубы. Но она продолжала петь даже сквозь кровь и выбитые зубы у нее во рту, звуки вырывались словно пузыри и напоминали скорее хриплый непрекращающийся смех. Один из них завязал что‑ то на ее шее, и она начала задыхаться. Она чувствовала, как жизнь выходит из нее, и спрашивала себя, какие новые мучения ее ждут, когда она будет возвращена к жизни, к страданиям.

Безумные, жестокие толчки, разрывавшие ее на части, внезапно прекратились. То, что было на ее шее, сорвалось, и она вдохнула воздуха, потом сплюнула, ее вырвало выхарканной кровью, потом она смогла лечь на бок и сделать несколько глубоких, мучительных вдохов, кровь с обломками зубов сочилась из ее рта на грязную неровную поверхность пола. Она услышала рев и крики, потом какие‑ то удары, словно тела толкали друг друга, падали на пол. Теперь она видела доски яснее, чем прежде, потому что наружная дверь была распахнута, а за ней виднелся гигантский жук.

Она подняла взгляд и увидела над собой демона вроде того, в которого превратился Прин: мощный и массивный, с шестью конечностями, шерсть его переливала желтыми и фиолетовыми полосами, и он был облачен в зазубренные доспехи. Другой – без фантастических доспехов – был в желтую и черную полоску, он стоял за первым и держал в мощных передних конечностях малого демона – одного из тех, кто насиловал ее. Остальные малые демоны были разбросаны по полу мельницы и со стоном пытались подняться на ноги.

Гигантский хищный демон опустил свое лицо к ней в тот момент, когда она с хрипом выплюнула остатки крови изо рта. Между ног у нее было такое ощущение, будто ее разорвали на части, а внутри – словно туда налили кипяток.

– Неблагоразумно, малютка, – сказал ей демон‑ гигант. – Теперь мы отправимся в местечко, где скоро ты начнешь умолять вернуть тебя сюда, чтобы эти негодяи продолжили свои игры с тобой. Ты, забирай ее, – сказал он желто‑ черному демону, и тот швырнул малого демона, которого держал, на пол – в сторону работающей мельничной машины. Демон взвыл, ударившись, машина, затрещав, остановилась. Демон лежал, как половик, истекая кровью, на костяных зубьях и шестернях машины.

Желто‑ черный демон с такой же легкостью, как и Прин, поднял ее и понес к гигантскому жуку, ожидающему снаружи.

 

Внутри жука ее бросили в гигантское открытое брюхо с блестящими красными стенками и коричнево‑ черными губами, словно у какого‑ то громадного животного; губы сомкнулись на ее шее, а ее тело засасывалось все дальше в середину смыкающегося брюха. Она почувствовала, как к ее коже прикоснулись десятки колючек, прокололи ее плоть. Она ждала, когда ее поглотит следующая симфония боли.

Но вместо этого все обмякло. Ее затопило чувство, похожее на облегчение. Даже во рту боль прекратилась. Она не чувствовала боли. Впервые за несколько месяцев она не чувствовала боли.

Она находилась лицом к движению за пультом управления, откуда пустые глаза гигантского жука оглядывали равнину. Она услышала, как с глухим стуком закрылся трап. Два демона‑ гиганта затиснулись на сиденья, каждый перед сегментированным глазом жука.

– Извини, что так, – сказал ей желто‑ фиолетовый, кинув на нее взгляд через плечо, в то время как второй демон принялся работать рукоятями управления, и внутренности гигантского жука наполнились шумом – это пришли в действие крылья. Теперь голос демона стал тише, приобрел разговорную тональность, хотя он при этом и перекрывал звук машущих крыльев. – Понимаешь, нужно делать вид, чтобы эти шестерки чего не подумали.

Другой демон натянул на голову что‑ то вроде шлемофона.

– Согласованный портал, первый выбор, – сказал он. – Время полета, как планировалось в имитации.

– Меня устраивает, – сказал первый демон. – У последних всегда трудности. – Демон в шлемофоне нажал несколько кнопок, и жук взмыл вверх, подняв хвостовую часть, потом поднял головную часть, выровнялся, но ощущение, что у него задрана голова, осталось; жук тем временем набрал скорость и понесся над опустошенной, дымящейся землей чуть ли не на высоте казавшегося маслянистым коричневатого неба.

Первый демон снова бросил на нее взгляд через плечо.

– Выбраться смог только один из вас, да?

Она моргнула, услышав это. Нет боли. Нет боли. Лететь внутри этой штуки, но не чувствовать боли. Ей от этого захотелось плакать. Демон, смотревший на нее, выгнул свой громадный, заполненный зубами рот в кривую, которая, видимо, должна была обозначать улыбку.

– Можно говорить, – сказал он ей. – Тебе разрешено отвечать. Жестокости позади, безумие кончилось. Мы заберем тебя отсюда. Мы – твои спасители.

– Я вам не верю, – сказала она. Собственный голос показался ей странным – во рту не осталось зубов. Язык у нее был покусан, и хотя боли она не чувствовала, он распух, и это тоже изменяло ее голос. Она не знала, то ли сама покусала себе язык, то ли это сделал один из демонов с мельницы.

Старший демон пожал плечами.

– Как знаешь. – Он отвернулся.

– Извините, – сказала она.

– Что? – Он снова повернулся и посмотрел на нее.

– Извините, что не верю вам. – Она медленно покачала головой. – Но не верю. Не могу. Извините.

Демон еще мгновение смотрел на нее.

– Да, видать, досталось тебе от них, верно?

Она не ответила. Демон продолжал смотреть на нее.

– Кто вы? – спросила она наконец.

– Меня зовут Кломеструм, – сказал он. Потом кивнул в сторону демона, управляющего жуком: – Руриель.

Второй демон махнул одной из передних конечностей, но не повернулся.

– Куда вы меня везете?

– Подальше отсюда к чертям собачьим. В другой портал.

– Портал, который где?

– В Реале. Ну, ты знаешь, такое место, где нет всей этой боли, страданий, мучений и прочего дерьма.

– Правда?

– Да, правда.

– И где мы будем тогда? Где находится этот «Реал»?

– Какое это имеет значение? Самое главное, что не здесь.

Два демона посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Ну да, – не отставала она. – Но все же где?

– Подожди и увидишь. Мы еще не добрались. Лучше до поры до времени держать рот на замке.

Она моргнула, глядя на него.

Он вздохнул.

– Слушай, если я тебе скажу, в каком месте мы собираемся выбраться отсюда, а они каким‑ то образом сумеют подслушать, то, может, им удастся нас остановить. Ясно?

Первый демон полуповернул к ней голову.

– А куда, ты думала, мы тебя везем – что, может, назад на мельницу? – спросил он.

Она покачала головой.

– В какую‑ нибудь другую часть этого места, – ответила она. – Никакого «Реала» нет. Это миф, чтобы все это казалось еще мрачнее.

– Ты и вправду так думаешь? – спросил демон, ошеломленно глядя на нее.

– Все остальное лишено смысла, – сказала она. – Ничего другого нет. Это все, что есть. Как может существовать какой‑ то Реал, в котором люди допускают такой ужас. То, что люди называют Реалом, это миф, недостижимый рай, который в сравнении делает реальность лишь еще ужаснее.

– И все же Реал может существовать, – возразил демон, – но только такой, где люди…

– Оставь это, – сказал другой демон.

Каким‑ то образом – она даже не заметила этой трансформации, демон, управлявший гигантским жуком, превратился в одного из малых демонов – небольшое темное вертлявое существо с длинным блестящим телом. Похоже, он таким и родился или был извергнут.

– Вот черт, – сказал второй демон. Он тоже превратился во что‑ то гораздо меньшее – в какую‑ то птицу без перьев с бледной, грубой, продранной кожей, половина верхней части клюва у него была отломана. – Ты и в самом деле думаешь, что твой друг перешел в другую область Ада?

– А разве есть что‑ то еще, кроме этого? – спросила она.

– Дерьмо, – снова сказал демон. Он, казалось, напрягся. Как и второй демон.

– Вот черт, мы даже близко не…

Никакого плавного перехода не было. Вот только что она была расслаблена и не чувствовала боли в этом брюхе внутри гигантского летающего жука, а в следующее мгновение она была распята, освежевана, пребывала в агонии, ее плоть вывернута наизнанку и разложена перед ней на склоне перед каким‑ то высшим демоном. Она заходилась в крике.

– Шшшш, – сказало что‑ то, и сила этого голоса обрушилась на нее гигантской волной, вдавила в шумную землю под ней, из которой какие‑ то ползучие твари, корчась, заползали в ее плоть. Теперь она и кричать не могла. Горло ее было запечатано, рот закрыт. Дышала она через рваную дыру в том, что осталось от ее шеи, грудные мышцы действовали – расширяли и сжимали ее легкие, но она не могла произвести ни звука. Она корчилась, металась, пыталась вырваться из того, что держало ее. От этих движений ей становилось только больнее, но она не оставляла попыток.

По ней прокатился вздох, почти такой же сокрушительно тяжелый, как и звук «Шшшш» мгновение назад.

Боль откатилась, отступила, она теперь лежала, дрожа всем телом. Боль не ушла полностью, но оставила ей пространство думать, чувствовать еще что‑ то, кроме агонии.

Видела она теперь нормально. Перед этим боль была слишком сильна, и она не понимала, что видит перед собой.

Перед ней на темной равнине, полной дыма и полускрытых красных и оранжевых языков пламени, на тускло поблескивающем троне размером с громадное здание сидел демон ростом не меньше ста метров.

У демона было четыре конечности, но он казался каким‑ то нездешним, двуногим; верхние его конечности были скорее руками, чем ногами. Кожа его состояла из живых шкур, скальпов и плоти, тело представляло собой непотребное сращение влажного металла, растянутых хрящей, щербатых керамических шестерен, восстановленных раздробленных костей, тлеющих сухожилий, порванной плоти и сочащейся, кипящей крови. Громадный трон тускло светился, потому что был раскален докрасна, и над ним от плоти и шкур, что составляли кожу демона, поднимался маслянистый неторопливый дымок, производивший непрекращающийся шипящий, потрескивающий звук.

Голова у демона имела форму фонаря, напоминала некую громадную разновидность четырехстворчатого скошенного к низу короба газового светильника. Внутри фонаря виднелось какое‑ то подобие лица, нездешнего лица, состоящего из грязноватого дымного пламени; лицо это смотрело сквозь стекло, потемневшее и загрязненное сажей и синюшным пламенем, полыхавшим внутри. На каждом из четырех внешних углов фонаря стояло по гигантской сальной свече, каждая из которых была пронизана сотней пронзительно визжащих нервных систем, цельных и мучающихся в пламени. Она посмотрела на демона, узнала его, узнала все это и увидела себя его глазами или теми адскими органами чувств, которыми он пользовался, чтобы видеть.

Она представляла собой освежеванную фигуру – скелет с мышцами, маленькую крохотную куколку с содранной плотью, которая была приколота, приколочена к земле вокруг нее.

– Я надеялся вселить в тебя надежду, – сказал гулкий голос, слова громом прокатились над ней, болью отдались в ее ушах и долго еще звенели в них. – Но ты не питаешь надежд. И это бесит.

Внезапно она снова обрела дар речи, швы, наложенные ей на рот, в мгновение ока исчезли, рваная дыра в ее шее зажила, пробка из горла исчезла, дыхание пришло в норму.

– Надежду? – выдохнула она. – Надежды нет!

– Надежда есть всегда, – опроверг ее циклопический голос. Она чувствовала его мощь своими легкими, чувствовала, как эти слова сотрясают саму землю под ней. – И надежда должна быть. Оставить надежду означает избежать части наказания. Все должны надеяться, чтобы эту надежду можно было уничтожить. Все должны верить, чтобы потом испытать муку предательства. Все должны испытывать томление по кому‑ то, чтобы мучиться, когда их отвергнут, все должны любить, чтобы впасть в агонию, когда на его глазах будут пытать предмет его обожания. – Громадное существо откинулось к спинке своего трона, испуская клубы дыма, похожие на потоки темных континентальных рек, над свечами заплясали языки пламени, похожие на громадные горящие деревья.

– Но самое главное – должна быть надежда, – сказал голос, и каждое слово, каждый слог ударяли по ее телу, гулким эхом отдавались в голове. – Надежда должна быть, иначе ее невозможно будет удовлетворительным образом уничтожить. Уверенность в безнадежности может сама по себе стать утешением; неопределенность, незнание – вот что помогает привести к настоящему ощущению безысходности. Подвергаемому мучениям нельзя позволять смиряться с судьбой. Этого недостаточно.

– Я смирилась. Во мне не осталось ничего, кроме смирения. Кроме смирения не существует ничего, – выкрикнула она. – Сочиняйте ваши мифы – я все равно не поверю им.

Демон поднялся, огонь и дымы неровными волнами потянулись за ним. Земля, на которой она лежала, сотрясалась под его стопами, отчего заклацали оставшиеся в ее рту зубы. Он остановился над ней, словно безумная статуя чего‑ то шаткого, неестественного, двуногого. Он нагнулся, произведя этим движением мощный рев – это яркие языки пламени вокруг него разрывали воздух. Горячие капли с одной из похожих на башню свечей попадали на освежеванную плоть, наполняя воздух запахом гнилого горелого мяса, и она закричала от новой боли, которая продолжалась, пока капли не остыли, частично не затвердели.

– Ты этого даже не заметила, да? – проревел голос, прокатился над ней. Он держал казавшееся крохотным ожерелье из колючей проволоки, которое она носила столько, сколько помнила себя. Он помял ожерелье своими огромными пальцами и на мгновение принял внешность одного из тех мощных демонов, какого изображал Прин и какими поначалу казались два демона в летающем жуке, но только увеличенную, зернистую, пикселированную. Этот образ тут же исчез. Демон забросил подальше кусок колючей проволоки. – Это разочаровывает. – Его оглушающий голос прокатился по ней, казалось, вжал ее в землю своей громадной, унылой силой.

Он взял свой член в руку и облил ее жидкими солями, отчего боль снова затопила ее. Фонтан воды ударял по ней, и от этого яркого, как огонь, жала она заходилась криком.

Потом боль снова ослабла ровно настолько, чтобы она смогла услышать его слова.

– Жаль, что ты неверующая, дитя. В вере ты могла бы иметь надежду, которую можно было бы сокрушить.

Он высоко поднял над ней громадную ногу размером с грузовик, а потом с высоты в двадцать метров резко и с силой опустил, убивая ее.

 

ГЛАВА 16

 

– Что это?

– Подарок, – ответил ей корабль.

Она посмотрела на вещь, лежащую на ладони Демейзена, потом подняла глаза.

За последние несколько дней лицо аватары немного похудело. Изменилось слегка и его тело, и внешне он стал больше похож на сичультианца. Этот процесс должен был продолжаться еще пятнадцать дней, пока они не прибудут в пространство Энаблемента, – к тому времени Демейзен должен был стать похож на аборигена. Ей показалось, что у него появилось больше морщинок вокруг глаз, которые вроде бы стали смотреть более сочувственно. Она знала, что технически он является машиной, а не человеком, но продолжала думать о нем как о мужчине. Ей только, конечно, нужно помнить, – говорила она себе – что какое бы обличье ни принял Демейзен, он всегда остается кораблем. Аватара никогда не могла быть по‑ настоящему независимой или наделенной человеческими свойствами.

Она нахмурилась.

– Это немного напоминает…

– Невральное кружево, – сказал, кивнув, Демейзен. – Только это не кружево.

– А что же?

– Татуировка.

– Татуировка?

Он пожал плечами.

– Вроде того.

Они находились в двенадцатиместном модуле, взятым кораблем специально для нее с ВСК. Модель разместили в одном из множества тесных пространств, имевшихся на «Выходе за пределы общепринятых нравственных ограничений» и представлявших собой нечто среднее между вещевой кладовкой, складом боеприпасов и ангаром. На корабле вообще не было других мест, предназначенных для проживания человека, даже этот модуль был взят во временное пользование. Он не произвел на нее особого впечатления, когда она увидела его в первый раз и ей сказали, что ничего другого не будет.

– Это оно и есть? – спросила она, когда присоединилась к Демейзену на борту и поняла, что каким‑ то образом отделалась от шлеп‑ автономника. Она искренне поблагодарила за это Демейзена, но потом наступил неловкий момент, когда аватара поздравила ее с прибытием на борт и Ледедже стояла в ожидании, что ее сейчас из довольно тесного и явно рабочего помещения, в котором она материализовалась, проводят в ее каюту.

– Так это оно и есть? – повторила она, оглядываясь. Она стояла в пространстве площадью метра три на четыре. С одной стороны была пустая серая стена, против нее – приподнятая платформа, чуть уже (и в одном шаге от) пространства, в котором она стояла; на платформе находились три длинных, глубоких мягких кресла лицом к ломаной стене, верхняя часть которой вроде бы была экраном, хотя в данный момент и выключенным. По обе стороны находилось что‑ то вроде двойных дверей, хотя и они были однородно серыми.

Вид у Демейзена был искренно уязвленным.

– Мне пришлось оставить автономную синхронизированную платформу вооружений широкого спектра, чтобы установить здесь эту штуку, – сказал он.

– У вас что, вообще нет никакого пространства внутри вашего… внутри корабля?

– Я боевой корабль, а не такси. Не устаю вам повторять.

– Я думала, что даже на боевых кораблях может найтись место для нескольких человек.

– Ба! Старые технологии. У меня нет.

– У вас длина полтора километра! Какое‑ то место должно найтись!

– Бога ради, у меня длина один и шесть десятых километра, и это голый корпус при полной компрессии. В стандартном положении боевого развертывания моя длина составляет два и восемь десятых километра. Три и две десятых километра со всеми включенными полями, но туго затянутым корсетом. В серьезной боевой обстановке, когда перчатки сняты, когти выпущены, зубы обнажены, положение полной готовности – покажи‑ мне‑ где‑ плохие‑ ребята, я имею… В общем, бывает по‑ разному. Это то, что у нас называется, зависит от уровня угрозы. Но много километров. Если рассержен, то я становлюсь чем‑ то вроде мини‑ флота.

Ледедже, которая прекратила слушать, когда в первый раз было произнесено слово «десятых», воскликнула:

– Да я до потолка достаю! – Она протянула руку и, даже не вставая на цыпочки, дотянулась до потолка.

Демейзен раздраженно вздохнул.

– Я пикетный корабль класса «Ненавидец». С моей стороны это максимум возможного. Виноват. Может быть, вы хотите, чтобы я вернул вас на борт «Обычного, но этимологически неудовлетворительного»?

– Пикет? Но тот тоже был пикет, а там места хватало!

– Вот то‑ то и оно. Никакой он не пикет. В этом‑ то вся и штука.

– Как это?

– Люди потратили большую часть полутора тысяч лет, привыкая к мысли о том, что у Культуры есть все эти бывшие военные корабли, большинство из которых демилитаризовано, и называются они «Быстрые пикеты» или «Очень быстрые пикеты», а на самом деле представляют собой просто экспресс‑ такси; потом появился этот класс – Ненавидец, его называют Пикетом, и никто на него не обращает внимания. Хотя «Ненавидец» почти никогда никуда никого не возит.

– Ни черта не понимаю, что вы говорите.

– Пикет в моем случае означает, что я шляюсь здесь и там в поисках драчки, а не ищу пассажиров, чтобы подвезти. Было изготовлено около двух тысяч кораблей класса «Ненавидец», мы равномерно рассеяны по галактике и заняты только тем, что сидим и ждем, не случится ли чего. Я состою в силах быстрого реагирования Культуры; прежде мы держали все серьезные убойные корабли в нескольких в большинстве своем очень отдаленных портах, но это оказалось неэффективным, если мы подвергались неожиданному нападению. Помните, я раньше сказал: «Не спрашивайте зачем»?

– Да. Вы сказали, чтобы я не спрашивала, зачем вы направляетесь в сторону Сичульта.

– Знаете, Ледедже (и имейте в виду, что, продолжая сомнительную морскую аналогию, я выбираю нелегкий маршрут между минным полем личной честности, с одной стороны, и скалистым берегом тактической безопасности – с другой), это максимум, что я могу вам сказать. Нет, я серьезно. Вы хотите, чтобы я вас вернул на «Обычный, но бла‑ бла‑ бла»?

Она смерила его сердитым взглядом.

– Пожалуй, нет. – Она оглянулась. – А туалет тут есть?

Девять сидений появились из пола и задней стены, потом убрались, словно проколотый надувной шарик, и вместо них возникла довольно широкая кровать, а потом появилась белая, словно покрытая глазурью сфера, которая аккуратно разделилась, а за ней она увидела нечто сочетающее в себе ванну и душевую кабину. Потом и это исчезло в полу и стене.

– Это вас устроит? – спросил Демейзен.

И вот она уже пятнадцать дней провела в этом тесном пространстве. Впрочем, все внутренние поверхности стен могли функционировать как единый экран с удивительно правдоподобным изображением, так что она могла представлять себе, что стоит на снежной вершине горы, или посреди плоской, как стол, пустыни, или на омываемом волнами берегу, или где угодно, что могло прийти в голову ей или модулю.

Она начала строить планы и сделала себе заметку на память касательно того, что ей может понадобиться, когда она доберется до Сичульта. Она намеревалась подобраться к Вепперсу, используя его похотливость. Она полагала, что степень физической привлекательности, которую получила благодаря Смыслии и ее устройствам для выращивания человеческих тел, будет достаточно соблазнительной для Вепперса, если ей удастся попасть ему на глаза на каком‑ нибудь подходящем приеме. Второй способ подобраться к нему ей могли дать ее знания дома – как городского в Убруатере, так и особняка в Эсперсиуме.

Она попросила корабль приготовить для нее одежду к прибытию в Сичульт, драгоценности и всякие другие личные вещи. Она попыталась упросить его сделать для нее какое‑ нибудь оружие, но он отказался. Он даже сомневался, стоит ли отдавать ей одно из ее ожерелий, которое было довольно длинным и могло быть использовано как удавка. Но тут он ей все же уступил. Она не заметила у него каких‑ либо колебаний, когда он вручал ей пластиковую карточку в алмазной пленке, предположительно на карточке лежало достаточно денег, чтобы она могла – если передумает убивать Вепперса – купить себе дом в Убруатере, собственное загородное имение и жить принцессой всю оставшуюся жизнь.

Она делала зарядку, она читала – главным образом о том, что Культуре известно о Вепперсе, Сичульте и Энаблементе, и она готова была поспорить, что это – гораздо больше, чем знал сам Вепперс, она разговаривала с всегда доступным Демейзеном, который тут же материализовывался, стоило ей захотеть. Не то чтобы он и в самом деле материализовывался в буквальном смысле, со всей очевидностью; впрочем, она чувствовала, что ее глаза начинают стекленеть, если он пытался втолковать ей технические подробности этого явления.

Она совершила виртуальную экскурсию по кораблю с Демейзеном в качестве гида. Согласилась она только потому, что Демейзен немного заразил ее своим мальчишеским энтузиазмом. Экскурсия заняла некоторое время, хотя, возможно, и не так много, как это ей тогда показалось. Запомнила она только то, что корабль может разделяться на несколько частей и представляет собой что‑ то вроде однокорабельного флота, хотя наибольшую мощь имеет, будучи единой боевой единицей. Шестнадцать частей. А может быть, двадцать четыре. Она в то время произнесла подобающее число «ахов», «охов» и «неужели», что было вполне искренно. У нее был большой опыт в произнесении таких слов.

Она робко взвешивала идею взять себе в любовники Демейзена. Чем больше становился он похожим на сичультианца, чем дольше она торчала в своем закутке, невзирая на все его сказочные пейзажи, пусть и фальшивые, тем привлекательнее для нее он становился, и тем сильнее она распалялась. Она полагала, что, во‑ первых, для корабля это будет совершенно бессмысленно, во‑ вторых, она получит удовольствие (если Демейзен согласится), в‑ третьих, это будет делаться стильно и чувственно и – как вдруг пришло ей в голову, – в‑ четвертых, это может повысить ее… скажем, безопасность, а ее план убить Вепперса станет более реализуемым.

Разумы, искусственные гиперинтеллекты, которые всем заправляли, которые в первую очередь являлись флагманами Культуры, были, безусловно, не лишены чувственности, пусть их чувства и находились всегда под контролем интеллекта и никогда наоборот. Корабль уже намекал, что там, куда он ее везет, могут возникнуть неприятности, – неприятности того рода, когда, возможно, понадобится его впечатляющая военная мощь, – а потому после секса с аватарой, думала она, корабль мог стать ну хоть чуть‑ чуть более преданным ей.

Какое значение для корабля будет иметь тот факт, что она трахнется с его аватарой? Вообще никакого? Или это будет похоже на то, как хозяин гладит любимого домашнего зверька – хорошо, мило, немного приятно… хотя и ничего такого, что могло бы привести к чувствам обладания, преданности или ревности?

Это был скорее расчет, чем эмоции; с ее стороны разврат чистой воды. Но, с другой стороны, Вепперс уже давно исключил для нее возможность какого‑ либо выбора партнеров по сексу. Ей приходилось распутничать в его интересах (и против его интересов, хотя и с нулевым результатом). Лишь раз занималась она сексом просто потому, что ей так захотелось, – с Шокасом, в тот вечер на борту ВСК.

Как бы то ни было, но поднимать эту тему она не стала. И потом, внутренний голос говорил ей, что корабль тут же возьмется за старое, станет таким, каким был на борту ВСК, прежде чем неожиданно и слегка подозрительно изменился. Тогда он, казалось, получает удовольствие, делая людям больно. Так что он вполне может повести себя на тот же манер и теперь и, отвергнув ее, получить удовольствие.

А теперь он предлагал ей подарок – татуировку, как он сказал. Она сидела на одном из трех сидений кабины; перед этим она просматривала на экране модуля новости из Сичульта, как вдруг Демейзен материализовался у нее за спиной. Она наклонилась вперед. Подарок лежал у нее на ладони; запутанный клубок тонких серо‑ голубых нитей, очень похожий на то, как, по ее представлениям, должно было выглядеть полностью развившееся невральное кружево.

– С чего вы взяли, что я хочу татуировку?

– Вы сказали, что вам этого не хватает.

– Разве?

– Одиннадцать дней назад. И еще раз – вчера. В первый раз вы сказали, что иногда, проснувшись, чувствуете себя совсем как голой. Еще вы говорили, что после вашей реконфигурации вам снилось, будто вы идете по улице города и вам кажется, что вы полностью одеты, но все как‑ то странно на вас поглядывают, и тогда вы смотрите на себя и понимаете, что на вас ничего нет.

– Ну, у нормальных людей часто бывают такие сны.

– Я знаю.

– А разве я не говорила, что рада избавлению от татуировок?

– Нет. Может быть, вы только думаете, что говорите об этом.

Она нахмурилась, снова посмотрела на вещицу, лежавшую на ее ладони. Теперь она казалась ей похожей на нити вязкой ртути.

– И вообще это не похоже на татуировку, – сказала она.

– Пока – не похоже. Но смотрите.

Клубок петелек и нитей принялся неторопливо шевелиться, пришел в движение. Он начал растекаться по ладони Демейзена, образуя что‑ то похожее на кольчужную рукавицу. Он на мгновение развернул руку, показывая, что нити обвиваются вокруг его пальцев, потом повернул руку назад, показывая, что нити, словно крохотные волны, поползли по его запястью и предплечью, исчезая под тканью рубашки. Он закатал рукав, показывая, что нити ползут все дальше, становятся тоньше и кустятся.

Он расстегнул верхнюю часть рубашки, показывая ей, как серебристо‑ синие линии ровной паутиной расползаются по его груди, – она была гладкой, безволосой, как у ребенка, – потом откинул назад голову: татуировка расползалась по его шее, лицу, оплела его голову, несколько тонких линий украсили его уши, а другие образовали сказочный рисунок прямо на лице, проходя в каком‑ нибудь миллиметре от ноздрей, губ и глаз. Он поднял вторую руку, показывая, что линии заполнили и ее, потом поднял обе руки – они были одинаково и симметрично разукрашены завитками, спиральками и параболами, причем расстояния между линиями не превышали миллиметра.

– Я вам демонстрирую заполнение только верхней части тела, – пояснил он. – Но украшается все – торс, ноги и с такой же плотностью. – Он с восхищением посмотрел на свои руки. – Можно сделать более угловатый рисунок…



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.