ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 22 страница

– Первая часть – мое имя собственное, описательная часть – обозначение типоразмера, последнее – прежнее название звездной системы, в которой я обитаю.

– Кто внедрил сингулярность в ваш сердечник?

– Апседжунде.

– Гмм. Я о них никогда не слышала.

– Следующий вопрос.

– Зачем они внедрили в вас сингулярность?

– Частично для генерации энергии, частично, чтобы продемонстрировать свою силу и умение, частично, чтобы уничтожить или, возможно, сохранить информацию. Иногда их методы столь же неопределенны, сколь и их мотивация.

– Почему вы позволили им сделать это?

– В то время я еще только восстанавливал свои способности. Враг повредил их настолько, что они казались невосстановимыми.

– А что случилось с этими… Апседжунде?

– Апседжунде. Они разозлили меня, а потому я всех их зашвырнул в сингулярность. Возможно, они в некотором роде все еще существуют, размазаны по горизонту событий. У них, наверно, нарушено представление о времени.

– А как они рассердили вас?

– Этому способствовало то, что они задавали слишком много вопросов.

– Понятно.

– Следующий вопрос?

– Вы имеете связь с сублиматами?

– Да. Мы все имеем такую связь.

– Дайте определение слову «мы» в этом контексте.

– Нет.

– «Нет»?

– Я отказываюсь.

– Почему вы спрашивали меня обо всем, о чем спрашивали?

– Я выспрашиваю важные тайны у всех, кто приходит ко мне.

– Почему вы все время убиваете Норпе?

– Нопри. Ему это нравится, ему это нужно. Я обнаружил это, когда спросил у него о его главных тайнах в тот вечер, когда он здесь появился. Он считает, что смерть – вещь невыразимо глубокая и он с каждой смертью приближается к абсолютной истине. Это его ошибка.

– А какие ваши главные тайны?

– Одна из них, старая тайна, состоит в том, что я – проводник для Сублиматов.

– Это не ахти какая тайна. Культура отправила сюда команду из Нумины, они разрабатывают эту самую проблему.

– Да, но наверняка они не знают. Может быть, я обманываю.

– Все Булбитианцы связаны с Сублиматами?

– Я думаю, что все Непадшие, наверно, связаны между собой. Что касается Падших, то тут трудно сказать. Мы не общаемся напрямую. Я не знаю ни одного, кто бы точно это делал.

– А другие тайны?

– Одна из моих недавних тайн состоит в том, что я опасаюсь атаки на меня и моих собратьев.

– Пожалуйста, определите, что в этом контексте означает «собратья».

– Все так называемые Булбитианцы, Непадшие и Падшие.

– И кто может предпринять такую атаку?

– Одна из сторон, участвующих в так называемой Войне в небесах, противники Адов.

– Зачем им нужно атаковать Булбитианцев?

– Затем, что, как известно, мы владеем процессинговыми субстратами существенной, но неопределенной мощности, точные свойства которых, их цивилизационные привязанности и практическое назначение неизвестны и по своей природе загадочны. По этой причине некоторые подозревают, что именно Булбитианцы поддерживают Ады, которые и являются предметом этой свары. У меня есть сведения, согласно которым противники Адов, вероятно, проигрывают войну в оговоренном виртуальном пространстве, где ведутся военные действия, что эта сторона – противники Адов – не смогла уничтожить Ады прямой информационной атакой и теперь предполагает начать войну в Реале, чтобы уничтожить сами физические субстраты. Под подозрение попали не только мы, насколько я понимаю, под подозрением оказалась и масса других процессорных ядер. Но если укажут на нас, то мы можем оказаться объектами длительной и интенсивной атаки. Я не думаю, что моему и других Непадших существованию может грозить опасность, но вот Падшие, находящиеся на планетах, они себя защитить не способны.

– Вы можете доказать… продемонстрировать, что не являетесь вместилищем этих Адов?

– Я думаю, что сам смог бы это сделать, хотя, возможно, только за счет перекрытия моих каналов связи с Сублиматами, пусть и временного. Та же самая возможность должна быть предоставлена и другим Непадшим. Тем не менее, если кто исполнен решимости питать подозрения, они могут считать, что это каналы связи с Адами (которые каким‑ то образом хранятся в наших более глубоких уровнях), от которых мы давно отключились, заглушив их. Если же подозрения будут распалены до крайности, то можно предположить, что только наше полное уничтожение удовлетворит тех, кто настолько к нам не расположен, кто упорствует в своем заблуждении. Ситуация с Падшими гораздо более тревожна, потому что даже я не знаю наверняка, являются ли они убежищем для Адов; вполне возможно, что и являются, сами того не подозревая. Или подозревая. Вы понимаете? Я знаю не больше, чем все остальные, что само по себе может вызывать сожаление.

– И что вы собираетесь делать?

– Я решил предупредить цивилизацию, известную как Культура, а также другие потенциально сочувствующие нам цивилизации, известные своей справедливостью, альтруизмом, стратегической порядочностью и значительной военной мощью. Именно это я сейчас и делаю, говоря с вами. До вашего появления я подумывал о том, чтобы в конце концов сообщить об этом Нопри и его команде. Или команде Двелнер. Или обоим. А также всем влиятельным лицам, прибывающим на корабле с «Полного внутреннего отражения». Возможно, даже самому кораблю. Или тому, на котором прибыли вы, хотя это и было бы нарушением клятвы, которую я дал себе много лет назад. Но вот вы здесь, и я обращаюсь к вам, поскольку вы кажетесь мне лицом, имеющим влияние и возможности.

– Вы так думаете?

– Вы имеете влияние в вашем специализированном подразделении – в Покойне и внутри такого подразделения Контакта, как Особые Обстоятельства. Вы лицо известное. Вы принадлежите определенным элитам, вы знамениты. Люди прислушаются к вашим словам.

– Только если я запомню. Вы ведь сказали, что я могу и не запомнить всего этого.

– Я думаю, вы запомните. На самом деле у меня, вероятно, не было ни малейшей возможности сделать так, чтобы вы не запомнили. Или по крайней мере не передали то, что вам стало известно. Гмм. Ах, какая досада.

– Объясните, пожалуйста.

– Устройство, распределенное по вашему мозгу и центральной нервной системе, о котором я, к моему сожалению, узнал лишь недавно, запишет информацию об этом разговоре в свои собственные воспоминания и сможет передавать эти сведения в ваш биологический мозг. У меня есть сильные подозрения, что оно уже передало наш разговор… в какое‑ то место. Может быть, автономнику, с которым вы прибыли, и кораблю, который доставил вас сюда. Это очень необычно. Даже беспрецедентно. Но еще и в высшей степени неприятно.

– Это вы о чем? Вы имеете в виду невральное кружево?

– Если иметь в виду достаточно широкое определение, то да. Это определенно что‑ то сходное.

– Нет, вы ошибаетесь. У меня нет неврального кружева.

– А я полагаю, что есть.

– А я знаю, что нет.

– Позвольте мне не согласиться с вами, как те, кто правы, всегда позволяли себе не соглашаться с теми, кто ошибается, но отказывается признать это.

– Слушайте, я бы знала, если бы… – Она услышала, как заглох ее собственный голос, челюсть у нее отвисла, когда соответствующая веревочка ослабла, и она потеряла дар речи.

– Да?

Она расправила плечи.

– У меня нет неврального кружева.

– Нет, есть, госпожа Нсокий. Оно являет собой нетипичный пример в высшей степени экзотического устройства, но в целом подпадает под то, что большинство людей так называет.

– Нелепица. Кто бы мог сделать такое?.. – она опять услышала, как замер ее голос, когда до нее дошло.

– Насколько я понимаю, вы только сейчас начали подозревать, что, как я думаю, это сделали Особые Обстоятельства.

Йайм Нсокий уставилась на предмет в середине большой темной сферы. Он перестал изображать из себя человеческие гениталии и превратился в маленькую черную пылинку, потом исчез вообще, потом ее словно отшвырнуло назад, она отлетела, волоча за собой бечевки, полетела сквозь стены и перегородки так, будто их там и не было, ее одежда бурно трепыхалась на завывающем ветру, который порывами возвращал ее назад, ее бечевки натягивались и неожиданно обрывались в том безумном потоке, который нес ее туда, откуда она заявилась. Звук ветра достиг высоты визга, одежды срывались с ее тела, словно ее застиг жуткий взрыв, который голышом зашвырнул ее назад в кровать, отчего ткань пошла крупноволнистой рябью, а жидкость брызнула вверх неторопливым, бешено бурлящим фонтаном.

Йайм, когда она пришла в себя, показалось, что она борется с самой реальностью, корчится, задыхается под медленно опадающим потоком воды. На ней все еще была мокрая ночная рубашка, хотя и задравшаяся до подмышек. Громадная комната освещалась мигающим белым и розовым светом. Она закашлялась, перекатилась по проколотому матрацу через оставшиеся лужи воды, переметнулась через приподнятый край и оглянулась в поисках автономника.

Автономник, лежавший вверх тормашками, вращался на полу. Она, спускаясь с кровати, подумала, что это не очень хорошо.

– Я думаю, нам нужно… – начала было она.

С потолка грянул разряд фиолетовой молнии, ударил по автономнику, пробил его, полыхнул желто‑ белым туманом в ее сторону; туман был раскаленный, искры из него поджигали все, на что попадали. Автономник был пробит насквозь, и взрывом его раскололо чуть не пополам. Брызги из тумана расплавленных металлов ударили по ее ногам, прожгли десятки маленьких дырочек в ее коже. Она вскрикнула, отскочила в сторону по мокрому полу. Почувствовала, как вступила в действие система управления болью, смягчая ощущение раскаленных иголок, впившихся в ее ногу.

Из передней части расколотого корпуса автономника выпрыгнула ножевая ракета и полетела в ее направлении. Ей показалось, будто ракета начинает что‑ то говорить, но тут ударил еще один разряд фиолетовой молнии и размолотил ее на части. Раскаленный добела осколок пролетел рядом с ее щекой, другой прорвал ее рубашку, которая опустилась из‑ под мышек на грудь. Вокруг нее, казалось, было сплошное море огня и дыма. Она бросилась на пол и стала уползать в сторону – быстро, как только могла.

Раздался похожий на удар хлыста звук превышения звукового барьера, отчего уши ее перекрылись. Внезапно в метре перед ней оказалась еще одна ножевая ракета, она развернулась вверх, и ее сверкающее точечное поле уперлось прямо в потолок. Последовал еще один удар молнии, от которого тупой конец ножевой ракеты наполовину вошел в пол.

– НА КОРТОЧКИ! НА КОРТОЧКИ БЫСТРО! ПОЗИЦИЯ НА КОРТОЧКАХ! ПОЗИЦИЯ НА КОРТОЧКАХ! – взревела ракета, обращаясь к ней, и тут вторая молния разорвала ее на части, что‑ то сильно ударило Йайм сбоку по голове.

Она уже сложилась пополам и к тому времени, когда автономник первый раз прокричал «ПОЗИЦИЯ», приняла положение на корточках – поза срочной телепортации: голени вместе, колени вместе, задница уперта в пятки, руки обвились вокруг ног, голова опущена на колени.

Светло‑ вишневый огонь наполнил помещение вокруг нее, и она ощутила сильнейший удар грома, пытающийся выдавить воздух из ее легких. На мгновение воцарились абсолютная тишина и темнота. Потом ее неожиданно сжало, спрессовало до такой степени, что ее кости начали гнуться, она услышала, как хрустнул ее позвоночник, и поняла, что если бы у нее не включился режим контроля боли, сейчас бы она кричала в агонии.

Потом она то ли расхлопнулась, то ли разорвалась в мягко освещенной главной гостиной ВСК «Бодхисаттва», кожа ее горела чуть не по всему телу, все основные кости ломило, а в голове стоял звон.

Она лежала на животе на плотном, пушистом ковре, и ее рвало водой. Спина у нее болела. Она посмотрела на свои запястья в тех местах, где они плотно прижимались к ногам. Кожа на них была ободрана. Кровь уже сворачивалась, сочилась из ободранной кожи площадью около трех квадратных сантиметров на наружных складках обоих запястий. В ногах у нее было такое же ощущение боли и слабости. Из правого виска капала кровь, частично перекрывшая видимость одному глазу. Она приложила палец к тому, что на ощупь казалось еще горячим куском металла, торчащим из ее черепа, и вытащила его. Она все еще слышала тихий скрипучий, скрежещущий звук у себя в голове. Отерла кровь с правого глаза и посмотрела на осколок. Длиной в сантиметр. Может быть, не стоило его вытаскивать. Кровь на его блестящей серой поверхности парила, дымилась. Кончики пальцев, державшие осколок, начали приобретать горелый коричневатый цвет. Йайм уронила осколок на ковер, который тут же начал гореть. Преодолевая боль, она приложила руку к затылку. Оказывается, она была частично скальпирована.

Корабль производил шум – низкий, сильный, гудящий шум, который становился все громче. Она никогда прежде не слышала, чтобы корабль Покойни производил такой шум. Не было еще случая, чтобы она вступила на борт и ее тут же не приветствовали бы. К тому же приветствовали очень вежливо. Но пока здесь ничего такого не произошло. Видимо, дела пошли отчаянно плохо.

Потом центр гравитации вроде бы сместился, и она заскользила по полу вместе с пушистым ковром, пока не ударилась об стену. Ее перевернуло, она распростерлась на перегородке. Ощущение было такое, будто корабль встал точно на хвостовик. Она почувствовала невыносимую тяжесть и снова сжатие.

Значительное ускорение внутри корабельной полевой структуры. Это был крайне плохой знак. Она подозревала, что дальше будет хуже. Ждала, что поле схлопнется вокруг нее.

Так и случилось, и она потеряла сознание.

Он догнал доктора Мьеджейар, поднялся к ней, и они оба устремились вверх в теплом воздухе к кроне громадного, невероятного дерева.

Он прокричал: «Привет». Она снова улыбнулась, сказала что‑ то в ответ. Они поднимались в восходящем потоке, легкие, как перышки, и шум ветра был не так уж громок, но ему хотелось слышать, что она говорит. Он приблизился к ней на расстояние приблизительно метра.

– Что вы сказали – не расслышал? – спросил он.

– Я сказала, что я не на вашей стороне, – ответила она ему.

– Правда? – Он одарил ее скептической, снисходительной улыбкой.

– И Соглашение о методах и средствах ведения войны не действует за пределами оговоренной территории конфликции.

– Что? – переспросил он. Неожиданно вингсьют на нем превратился в лохмотья, словно порезанный сотней острых, как бритвы, ножей. Он, беспомощно кувыркаясь и крича, полетел с небес. Воздух, облака, небо – все внезапно почернело, и за время одного кувырка, отчаянного, с обдиранием ногтей, невероятное дерево превратилось в нечто огромное, расщепленное, лишенное листьев, повсюду на нем полыхали языки пламени, курились дымы, большинство прутьев и веток были отломаны или висели, раскачиваясь на сухом ветру, словно парализованные, сломанные конечности.

Он неудержимо несся вниз, разодранный вингсьют трепыхался на ветру, обрывки материала, словно черные языки пламени, хлестали его по ногам.

Он кричал, заходился хрипом, набирал в грудь новую порцию воздуха и начинал кричать снова.

Темный ангел, который только что был доктором Мьеджейар, плавно спикировал вниз, спокойный, размеренный и изящный в той же мере, в какой он был поражен ужасом и потерял контроль над собой. Она теперь была очень хороша – руки, превратившиеся в огромные черные крылья, струящиеся темные волосы и короткий костюм, оставлявший обнаженной большую часть ее роскошно‑ матового коричневатого тела.

– То, что вы сделали, полковник, называется взлом программы, – сказала она. – Это против правил войны, и, согласно тем же самым правилам, вы лишаетесь защиты. Это равносильно шпионажу, а шпионам нет пощады. Смотрите вниз.

Он посмотрел вниз на ландшафт, который полнился дымами, огнями и мучениями: огненные ямы, кислотные реки, леса острых пик, на некоторых из них уже корчились тела. Они быстро приближались к нему, до них оставались считаные секунды.

Он снова закричал.

Все замерло. Он продолжал смотреть на жуткую сцену внутри, но она больше не приближалась. Постарался отвернуться, но не мог.

Раздался голос темного ангела:

– Мы не хотим расходовать это на вас. – Она щелкнула языком – и он умер.

Ватюэйль сидел на трапеции в Пространстве трапеций и медленно раскачивался в ожидании, напевая себе под нос.

Стали один за другим появляться и остальные. Кто из них его враг, а кто – друг, можно было понять по тому, встречались они с ним взглядом или нет. Те, кто всегда считал попытки взлома программ пустой тратой драгоценного времени и всего лишь неловким способом сообщить врагу, что они находятся в отчаянном положении, поглядывали на него и улыбались, радуясь возможности заглянуть ему в глаза. Те, кто соглашались с ним, удостаивали его короткого кивка и, в лучшем случае, беглого взгляда, тут же отворачиваясь, когда он пытался ответить им взглядом, складывали губы трубочкой, скребли шерсть, чистили под ногтями на пальцах ног.

– Не получилось, – сказал желтый.

И вся тебе преамбула, подумал Ватюэйль. А, да что говорить, они ведь не вели протокол.

– Не получилось, – согласился он и принялся копаться в маленьком спутанном клочке красной шерсти у себя на животе.

– Я думаю, мы все знаем, что представляет собой следующий уровень, последний шанс, – сказал фиолетовый. Все переглянулись, в этих обменах взглядами, кивках, произносимых под нос словах чувствовалась какая‑ то официозная симметрия.

– Давайте не будем напускать туману, – сказал Ватюэйль несколько секунд спустя. – Речь идет о переносе войны в Реал. Речь идет о нарушении тех правил, которым мы в самом начале всего этого добровольно согласились подчиняться. Речь идет о возвращении к тем обязательствам и гарантиям, что мы приняли с такой торжественностью так давно и с тех пор жили и сражались по этим правилам. Речь идет о том, чтобы сделать всю эту конфликцию, которой мы посвятили три десятилетия нашей жизни, ненужной и бессмысленной. – Он помолчал, оглядел их. – И речь идет о Реале. Перезагрузок нет, и если для кого‑ то и найдутся лишние жизни, то многие другие будут лишены этой благодати: смерти и страдания, которые мы будем причинять, станут настоящими, как и проклятия, которые обрушатся на нас. Мы что, и в самом деле готовы ко всему этому? – Он еще раз оглядел их всех. Пожал плечами. – Я знаю, что я готов, – сказал он. – А вы?

– Мы уже прошли все это, – сказал зеленый. – Мы все…

– Я знаю, но…

– Не стоит ли?..

– Не могли бы мы?..

Ватюэйль возвысил голос, перекрикивая их:

– Давайте голосовать и покончим с этим.

– Да, давайте не будем больше тратить время, – сказал фиолетовый, глядя прямо на Ватюэйля.

Они проголосовали.

Они некоторое время сидели спокойно или тихонько раскачиваясь на трапециях. Все молчали.

Потом:

– И пусть воцарится хаос, – безропотно сказал желтый. – Война против Ада переносит ад в Реал.

Зеленый вздохнул.

– Если мы проиграем, они нас не простят десять тысяч лет, – сказал он.

Фиолетовый фыркнул.

– Многие из них не простят нас миллион лет, если мы выиграем.

Ватюэйль вздохнул, неторопливо покачал головой.

– Да поможет всем нам судьба, – сказал он.

ГЛАВА 18

Нет ничего хуже лузера, который добился успеха, думал Вепперс. Это было составной частью жизненного устройства, – частью сложностей жизни, полагал он, – и состояло оно в том, что иногда кто‑ то, не заслуживающий абсолютно ничего, кроме как пребывать среди поверженных в прах, униженных, отбросов общества, вдруг оказывался среди богатых, влиятельных и почитаемых.

По крайней мере, люди, которые были естественными победителями, знали, как вести себя в своем великолепии, понимали, каковы движущие силы их восхождения наверх, – им повезло родиться то ли в богатой и влиятельной семье, то ли честолюбивыми и способными. Лузеры, которые пробивались наверх, всегда были какими‑ то ущербными. Вепперс излучал высокомерие – он сам по себе в полной мере обладал этим качеством, как ему говорили, – но его нужно было заслужить, на это нужно было поработать. Или уж как минимум на это должны были поработать твои предки.

Высокомерие без дела, высокомерие без достижений – или чистая удача, которую выдавали за достижения – было мерзостью. В присутствии лузера все выглядели плохо. Хуже того, из‑ за них все это – великая игра, называвшаяся жизнью – казалось набором случайностей, почти бессмысленностью. Единственная польза от них, как давно решил Вепперс, состояла в том, что они являли собой пример для тех, кто жаловался на то, что они не оценены по достоинству, что им не хватает денег, что они не властны в принятии решений: смотрите, если даже этот идиот сумел чего‑ то добиться, значит, и все могут, значит, можете и вы. Так что прекратите хныкать, жаловаться, что вас эксплуатируют, – работайте в поте лица.

И тем не менее, по крайней мере отдельные лузеры вполне очевидно были явлением из ряда вон выходящим, пусть и в пределах статистической погрешности. Это можно было учитывать, с этим можно было смириться, даже если и скрепа сердце. Но он ни за что не хотел верить, что существуют целые общества – целые цивилизации – лузеров, добившихся успеха. Именно таким успешным лузером была Культура.

Вепперс ненавидел Культуру. Он ненавидел ее за то, что она существует, и за то, что она (для слишком большого числа доверчивых идиотов) установила стандарт того, как должно выглядеть приличное общество, а значит, и того, к чему люди должны стремиться. Нет, это было не то, к чему должны были стремиться люди; это было то, к чему стремились машины, которые сами и создали такое общество в своих бесчеловечных целях.

Еще одно искреннее убеждение Вепперса состояло в том, что, когда тебя обкладывают со всех сторон флажками, когда загоняют в угол, ты должен атаковать.

Он вошел в кабинет посла Культуры в Убруатере и бросил остатки неврального кружева на ее стол.

– Что это еще за херня? – спросил он.

Посла Культуры звали Крейт Хьюэн. Это была высокая, стройная женщина с несколько необычными, на сичультианский взгляд, пропорциями, но все же привлекательная на горделивый, неприступный манер. Вепперсу не раз приходило в голову сделать одну из своих девиц‑ оборотней похожей на эту женщину Культуры, чтобы вытряхать к чертям собачьим ее высокомерные мозги, но он все никак не мог себя заставить. У него была своя гордость.

Когда Вепперс ворвался к ней, она стояла у окна громадного кабинета в пентхаусе, выходящем на город в том месте, где в сердце центрального бизнес‑ района Убруатера в дымке раннего предвечерья над массивной башней корпорации «Вепрайн» маячил большой, темный, удлиненный корпус корабля. Она пила что‑ то дымящееся из чаши и была одета, как уборщица. Как босоногая уборщица. Она повернулась и, моргнув, посмотрела на клубок серебристо‑ синих проводков на ее столе.

– И вам добрый день, – тихим голосом сказала она. Она подошла, внимательнее посмотрела на клубок, лежащий на столе. – Это невральное кружево, – сказала она. – Что же у вас такие плохие технари? – она посмотрела на другого человека, входящего в комнату. – Добрый день, Джаскен.

Джаскен кивнул. За ним в дверях парил автономник, который предпочел не стоять на пути Вепперса, когда тот ворвался в комнату. Они вот уже минуты три (когда его верхолет оставил Министерство юстиции и полетел к их зданию) знали, что Вепперс направляется к ним, так что у нее было достаточно времени, чтобы решить, в каком виде предстать перед ним.

– Взззз! Взззз! – пропел тоненький голос из‑ за одного из больших диванов. Вепперс посмотрел в ту сторону и увидел маленькую светлую голову, то появлявшуюся, то исчезавшую.

– А это что еще такое? – спросил он.

– Это ребенок, Вепперс, – сказала Хьюэн, вытаскивая свой стул из‑ за стола. – Ну так и что дальше? – Она указала на окно. – Небо. Облака. Ой, смотри – птичка. – Она села, взяла кружево. Автономник – ромбовидная фигурка размером с чемодан – подплыл поближе. Хьюэн нахмурилась. – Откуда это у вас?

– Оно побывало в огне, – пробормотал автономник. Эта машина была слугой Хьюэн (или ее хозяином) в течение всех тех трех лет, что она находилась здесь. У нее должно было быть имя, или звание, или что‑ то такое, и Вепперса даже «представляли» этой железке, но он не желал помнить, как эту штуку зовут.

– Взззз!

Светловолосый ребенок стоял за диваном, видны были только его голова и рука, пальцы которой были сложены в форму пистолета. Пистолет был направлен на Джаскена, который снял через голову свои окулинзы и нахмурился, как сценический злодей, сам направляя палец на ребенка и прицеливаясь. Внезапно он отдернул руку назад, словно при отдаче.

– Ой! – сказал ребенок и исчез, тихонько хлопнулся на диван. Вепперс знал, что у Хьюэн есть ребенок, но не ждал увидеть этого ублюдка в ее кабинете.

– Это было найдено в прахе одного из моих сотрудников, – сказал Вепперс, уперев костяшки пальцев широко расставленных рук в стол и подавшись к ней. – И мои очень компетентные технари утверждают, что это одна из ваших штучек, а поэтому мой следующий вопрос, какого хера Культура внедряет свои запрещенные шпионские устройства в головы моих людей? Вы помните, что вам запрещено шпионить за нами?

– Понятия не имею, откуда это здесь, – сказала Хьюэн, передавая кружево в вытянутое до максимума манипуляторное поле автономника. Остатки кружева приняли приближенно форму мозга. Вепперс метнул взгляд на кружево, и это зрелище вызвало у него неприятное ощущение. Он опустил ладонь на столешницу.

– Что, черт побери, дает вам право действовать подобным образом? – Он повел рукой в сторону кружева, мерцающего на невидимой руке автономника. – У меня есть все основания отнести это в суд. Это нарушение наших прав и Взаимного соглашения о контактах, которое мы подписали от всей души, когда вы, коммунистические ублюдки, только‑ только здесь появились.

– А у кого это было в голове? – спросила Хьюэн. Она откинулась к спинке стула, заведя руки за голову и положив одну босую ногу на другую. – И что с ним случилось?

– Не уходите от вопроса! – Вепперс снова стукнул ладонью по столу.

Хьюэн пожала плечами.

– Ну хорошо. Мы – кто уж эти «мы», понятия не имею – не имеем права делать что‑ то в этом роде. – Она нахмурилась. – Так в чьей голове это было?

Автономник произвел звук, похожий на откашливание.

– Кто бы это ни был, он погиб в огне или был кремирован, – сказал автономник. – Скорее, последнее; высокотемпературное сжигание, вероятно, с незначительными примесями. Трудно сказать – оно было очищено и протестировано. Первый анализ – довольно грубый, второй – несколько топорный. – Машина повернулась в воздухе, словно чтобы взглянуть на Вепперса. – Я бы сказал, что первый анализ делали технические специалисты господина Вепперса, второй – наши друзья джхлупианцы. – Едва видимая дымка вокруг машины чуть порозовела. Вепперс словно и не слышал автономника.

– Не пытайтесь увильнуть, – сказал он, указуя пальцем на Хьюэн. («Взззз! » – сказал тоненький голосок из другой части комнаты. ) – Что это за вопрос, кто такие «мы»? «Мы» – это вы, Культура. Эта штука ваша, значит, вы и отвечаете. И не пытайтесь это отрицать.

– В словах господина Вепперса есть свой резон, – рассудительно сказал автономник. – Это наша технология – довольно высокая технология, – если вы меня понимаете, и насколько я могу сказать, это кружево (точнее, семя, которое выросло в кружево) было имплантировано кем‑ то или чем‑ то, про кого с достаточными основаниями можно сказать, что он принадлежит Культуре.

Вепперс сверкнул взглядом в сторону машины.

– Пошел в жопу, – сказал он автономнику.

Это, казалось, ничуть не оскорбило автономника.

– Я ведь согласился с вами, господин Вепперс.

– Мне не требуется согласия этой железяки, – сказал Вепперс, обращаясь к Хьюэн. – Я должен знать, что вы намереваетесь делать в связи с этим нарушением условий соглашения, которое позволяет вам оставаться здесь.

Хьюэн улыбнулась.

– Оставьте это мне – я посмотрю, что можно сделать.

– Этого мало. И потом эта штука остается у меня, – сказал он, показывая на кружево. – Я не хочу, чтобы она к вашему удовольствию исчезла. – Он помедлил, потом выхватил кружево у автономника. Ощущение было неприятное, словно он погрузил руку в теплую, липкую пену.

– Серьезно, – сказала Хьюэн. – В чьей голове это находилось? Если мы будем знать, это поможет нашему расследованию.

Вепперс, оттолкнувшись от стола, сложил руки на груди.

– Ее звали Л. И'брек, – сказал он послу Культуры. – По судебному решению она была передана в мою собственность согласно Регламенту наследственного возмещения убытков по Закону о генных интаглиатах.

Хьюэн нахмурилась, потом подалась вперед, отвернулась на мгновение.

– Ааа, эта меченая женщина?.. Ледедже? Я помню ее. Несколько раз беседовала с нею.

– Не сомневаюсь, – сказал Вепперс.

– С ней все было… в порядке. Она была немножко нервная, но в остальном вполне здоровая. Она мне нравилась. – Она посмотрела на Вепперса с – он был в этом уверен – напускным выражением крайней заинтересованности. – Она умерла?

– Категорически.

– Очень жаль. Пожалуйста, передайте мои соболезнования семье и близким.

Вепперс натянуто улыбнулся.

– Иным словом, мне.

– Мне очень жаль. Как она умерла?

– Покончила с собой.

– Ах… – сказала Хьюэн, и на ее лице появилось мучительное выражение. Она опустила глаза. Вепперсу хотелось треснуть ее чем‑ нибудь тяжелым по зубам. Она глубоко вздохнула, глядя в столешницу. – Это…

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒