ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 14 страница

– Редкая честь, – пробормотал Демейзен, глядя на Джоликси. – Как идут дела в Широких контактах?

– В общем неплохо. Как живется в охранниках?

Демейзен улыбнулся.

– Ночные дежурства безотказно познавательны.

Перед ним была небольшая золотая трубка, и Ледедже предположила, что это мундштук проходящей под столом хладо‑ или водяной трубки, – тут было и несколько других мундштуков, которые просто лежали или были установлены в подставки на столе, – но оказалось, что это палочка со светящимся концом, не связанная ни с чем. Демейзен поднес ее к губам и с силой втянул в себя воздух. Золотая трубка хрустнула, укоротилась, и под облачком шелковистого дыма появился огненный сияющий язычок.

Демейзен поймал ее взгляд и предложил трубку ей.

– Наркотик. Из Судалле. Называется нартак. Эффект такой же, как от веялки, хотя и резче, не такой приятный. А похмелье довольно болезненное.

– Веялка? – спросила Ледедже. Ей показалось, она вроде бы должна знать, что это такое.

Демейзен посмотрел на нее удивленным и одновременно бесстрастным взглядом.

– У госпожи И'брек нет наркожелез, – пояснил Джоликси.

– Неужели? – сказал Демейзен и нахмурился, глядя на нее. – Вам назначено какое‑ то наказание, госпожа И'брек? Или вы придерживаетесь того идиотского убеждения, будто просветление может быть найдено только в темноте?

– Ни то и ни другое, – сказала ему Ледедже. – Уж скорее я полулегальная инопланетянка. – Она надеялась, что эти слова забавны, но если они и были таковыми, то никому за столом, похоже, так не показалось. Может быть, ее знание марейна было не таким уж безупречным, как ей представлялось.

Демейзен посмотрел на Джоликси.

– Мне сказали, что эта молодая дама ищет попутный корабль.

– Ищет, – сказал Джоликси.

Демейзен взмахнул обеими руками, посылая из золотой трубки кольца дыма в воздух.

– Да, Джоликси, на этот раз ты меня обошел. С чего это ты взял, будто я превратился в такси? Ну‑ ка, говори. Жду ответа с нетерпением.

Джоликси только улыбнулся.

– Я думаю, за этим скрывается нечто большее. Госпожа И'брек, – сказал он ей, – вам слово.

Она посмотрела на Демейзена.

– Мне нужно попасть домой, господин Демейзен.

Демейзен бросил взгляд на Джоликси.

– Пока все это очень похоже на такси. – Он снова повернулся к Ледедже. – Продолжайте, госпожа И'брек. С нетерпением жду, когда ваша история достигнет скорости убегания и вырвется из притяжения повседневности.

– Я собираюсь убить человека.

– Ну вот, это уже кое‑ что необычное. Но опять же, можно себе представить, что для этого достаточно такси, если только для уничтожения господина, о котором идет речь, не требуется военного корабля. При этом современнейшего военного корабля Культуры, если позволите мне такую нескромность. По какой‑ то причине в голову приходит выражение «избыточная мощность». – Он улыбнулся ей ледяной улыбкой. – Возможно, в данный момент ваши дела здесь обстоят не так хорошо, как вы думали.

– Мне сказали, что я получу в сопровождение шлеп‑ автономника.

– Значит, вы оказались настолько глупы, что допустили утечку – и о вашем намерении убить этого человека стало известно. – Он нахмурился. – Боже мой. Позвольте мне предположить, что эта утечка не предвещает чего‑ то абсолютно ужасного при условии, что ваши планы убийства составлены хотя бы с некоторой степенью коварства, хитрости или, да осмелюсь я произнести это, интеллекта. Мои – можете мне поверить – в высшей степени ограниченные способности к состраданию остаются абсолютно незатронутыми. – Он снова повернулся к Джоликси. – Ну, Джоликси, ты уже покончил с самоуничижением или и в самом деле тебе нужно, чтобы я?..

– Человек, которого я собираюсь убить, богатейший в мире, богатейший и влиятельнейший во всей моей цивилизации, – сказала Ледедже. Даже она чувствовала, что в ее голосе звучат нотки отчаяния.

Демейзен посмотрел на нее, приподняв надбровную складку.

– Какой цивилизации?

– Энаблемента, – ответила она.

– Сичультианского Энаблемента, – сказал Джоликси.

Демейзен фыркнул.

– И опять, – сказал он Ледедже, – вы говорите не все, что у вас на уме.

– Он меня убил, – сказала Ледедже, изо всех сил стараясь, чтобы голос у нее не срывался. – Собственными руками. Мы не владеем технологией сохранения душ, но я спаслась, потому что корабль Культуры «Не тронь меня, я считаю» десять лет назад внедрил в меня невральное кружево. Я была реконфигурирована здесь только сегодня.

Демейзен вздохнул.

– Все это очень мелодраматично. Ваша история когда‑ нибудь в будущем – надеюсь, отдаленном будущем, – могла бы вдохновить на постановку какой‑ нибудь чертовски интересной кинопрезентации. С нетерпением жду того момента, когда я смог бы ее пропустить. – Он опять улыбнулся натянутой улыбкой. – А теперь я не возражаю, если вы освободите места. – Он кивнул двум молодым людям, которые немногим ранее освободили стулья для Ледедже и Джоликси. Они теперь стояли рядом с довольно торжествующим видом.

Джоликси вздохнул.

– Мне жаль, что впустую отнял столько времени, – сказал он, поднимаясь.

– И все же я намерен сделать так, чтобы ты пожалел еще сильнее, – сказал Демейзен с неискренней улыбкой.

– Я говорил с госпожой И'брек.

– А я нет, – сказал Демейзен, вставая вместе с Ледедже. Он повернулся к ней, приложил золотую курительную палочку к бледным губам и с силой затянулся. Посмотрел на нее и сказал: – Желаю удачи в поисках попутного транспорта.

Он улыбнулся пошире и загасил сверкающий желто‑ красный кончик палочки о раскрытую ладонь второй руки. Раздалось отчетливое шипение. Его тело опять словно бы дернулось, хотя лицо осталось бесстрастным.

– Что – это? – сказал он, глядя на пепельно‑ темный ожог на своей коже – туда же с нескрываемым ужасом смотрела и Ледедже. – Не волнуйтесь. Я ничего не чувствую. – Он рассмеялся. – Но тот идиот, что там внутри, он чувствует. – Он постучал себя по виску и снова улыбнулся. – Этот бедняга победил в своего рода соревновании, чтобы заменить корабельную аватару на сто дней, или на год, или на какой‑ то такой срок. Конечно, никакого контроля над телом или кораблем он не получил, но во всем остальном восприятие полное – ощущения, например. Говорят, что он чуть не кончил в штаны, узнав, что современный военный корабль согласился принять его предложение – поселиться в его теле. – Улыбка стала еще шире, теперь она походила на ухмылку. – Он явно не самый глубокий знаток психологии корабля. И вот я, – сказал Демейзен, поднимая руку с перевязанными пальцами и разглядывая ее, – мучаю этого бедолагу. – Он поднес вторую руку к перевязанным пальцам, помял их. Тело его при этом содрогнулось. Ледедже поймала себя на том, что поморщилась от чужой боли. – Видите? Он меня не в силах остановить, – весело сказала Демейзен. – Он страдает от боли и выучивает урок, а я… ну я немного забавляюсь.

Он посмотрел на Джоликси и Ледедже.

– Джоликси, – сказал он с явно напускной озабоченностью. – У тебя обиженный вид. – Он кивнул, сощурил глаза. – Это хороший вид, можешь мне поверить. Горькое негодование тебе идет как нельзя лучше.

Джоликси ничего не ответил.

Хелуб и Эммис вернулись на свои места. Демейзен протянул руки и погладил одного по волосам, другого по бритой голове, потом здоровой рукой ухватил точеный подбородок бритоголового.

– И совершенно чудесно, что этот тип, – он снова сильно постучал себя по виску перевязанными пальцами, – вызывающе гетеросексуален и страдает таким страхом перед насилием над телом, что это граничит с откровенной гомофобией.

Он оглядел молодых людей за столом, подмигнул одному из них, потом лучезарным взглядом посмотрел на Джоликси и Ледедже.

Ледедже тяжелым шагом двинулась по тускло освещенной бухте.

– Найдутся и другие корабли ОО, – со злостью сказала она.

– Ни один из них не будет говорить с вами, – сказал Джоликси, поспешая за ней.

– А тот, кто стал, казалось, не имел другой цели – только шокировать и унизить меня.

Джоликси пожал плечами.

– Экспедиционный корабль Контакта класса «Ненавидец», к которому принадлежит наш друг, отнюдь не славится мягкостью и дружелюбием. Видимо, сконструирован в то время, когда Культура считала, что никто не воспринимает ее всерьез, потому что она в некотором роде слишком мягка. Но и среди кораблей своего класса этот считается изгоем. Большинство кораблей ОО прячут когти и полностью отключают свою психопатию, кроме тех случаев, когда это считается абсолютно необходимым.

Все еще взволнованная, но немного успокоившаяся Ледедже сказала, когда они оказались в быстротрубе:

– Спасибо за попытку.

– Не за что. Все, что вы там сказали, это правда?

– Каждое слово. – Она посмотрела на него. – Я надеюсь, вы сохраните в тайне то, что услышали.

– Вообще‑ то такие вещи говорятся заранее, но я, тем не менее, обещаю: дальше меня это никуда не пойдет. – Маленькая толстая аватара задумчиво посмотрела на нее. – Вероятно, вы этого не ощущаете, но вы сейчас были на волосок от гибели, госпожа И'брек.

Она холодно посмотрела на него.

– Тогда это уже второй раз за сегодняшний вечер, верно?

На Джоликси это не произвело никакого впечатления. Если какое выражение и появилось на его лице, то смешливое.

– Я же сказал: я бы не позволил вам упасть. Это был обычный каскадерский трюк. То, что вы видели там, было взаправду.

– Разве кораблям разрешается так обходиться с людьми?

– Если это делается добровольно, если человек идет на это с открытыми, так сказать, глазами, то разрешается. – Джоликси широко развел руки. – Такие вещи могут происходить, если вы становитесь на опасную тропку, общаясь с ОО. – Маленькая толстая аватара, казалось, задумалась на секунду. – Но должен признать, это пример крайности.

Ледедже глубоко вздохнула, выпустила воздух.

– У меня нет терминала. Можно воспользоваться вашим?

– Бога ради. С кем вы хотите пообщаться?

– С ВСК. Скажу ему, что принимаю его предложение и отправляюсь с завтрашним кораблем.

– В этом нет нужды. Он и без того так считает. С кем‑ нибудь еще?

– С Адмайлом? – сказала она просительным голосом.

Последовала пауза, потом Джоликси с сожалением покачал головой.

– Боюсь, но у него другие дела.

Ледедже вздохнула, посмотрела на Джоликси.

– Мне нужен не налагающий никаких обязательств половой акт с мужчиной, предпочтительно привлекательного вида. С кем‑ нибудь вроде тех молодых людей у стола Демейзена.

Джоликси улыбнулся, потом вздохнул.

– Ну, вечер еще только начинается.

Йайм Нсокий лежала в темноте своей маленькой каюты и ждала, когда к ней придет сон. Она собиралась подождать еще несколько минут, а потом секретировать дремотин, который вызывает сон не совсем естественным образом. У нее был набор наркожелез, как почти и у всех людей Культуры, – с которым ты рождаешься по умолчанию, но она использовала их лишь в редких случаях и почти никогда ради удовольствия – только для достижения каких‑ то практических целей.

Она полагала, что могла бы избавиться от наркожелез вообще, просто сказать им, чтобы они завяли, растворились в ее теле, но не делала этого. Она знала некоторых людей из Покойни, сделавших это в духе отрицания и аскетизма, который, на ее взгляд, заходил слишком далеко. И кроме того, иметь наркожелезы и не пользоваться ими требовало от тебя больше самодисциплины, чем удалить их и раз и навсегда избавиться от искушения.

То же самое можно было сказать и о ее решении стать бесполой. Она положила руку между ног, нащупала крохотную рассеченную почечку – словно третий забавно расположенный сосок – все, что осталось от ее гениталий. Когда она была моложе, когда ее наркожелезы еще только созревали, она ускоряла приход сна мастурбацией, на розовых отливных волнах которой скатывалась в сон.

Предаваясь этим воспоминаниям, она рассеянно погладила почечку. Теперь она не получала никакого удовольствия, прикасаясь к себе в этом месте, – с таким же успехом она могла ласкать костяшку пальца или мочку уха. Да что там говорить – мочка уха теперь была чувствительнее этого места. Соски у нее уменьшились, груди стали почти плоскими и, как и почечка, утратили чувственность.

Ну, ладно, подумала она, сцепив пальцы на груди, это был ее выбор. Способ убедить самое себя, что ее выбор в пользу Покойни окончательный. На монашеский манер, полагала она. В Покойне было немало монахинь и монахов такого рода И решение это, конечно, всегда можно было переиграть. Она иногда подумывала, не вернуться ли в прежнее состояние, не стать ли снова женщиной. Она по‑ прежнему всегда думала о себе как о женщине.

Или же она могла стать мужчиной; она сейчас пребывала ровно посредине между двумя этими стандартными полами. Она снова прикоснулась к почечке у нее в паху, которая, как ей казалось, была чем‑ то средним между крохотным пенисом и оказавшимся не на своем месте соском.

Она снова сцепила руки на груди, вздохнула, повернулась на бок.

– Госпожа Нсокий? – раздался негромкий голос корабля.

– Да.

– Приношу извинения. Я почувствовал, что вы еще не совсем уснули.

– Вы верно почувствовали. И что?

– Ряд моих коллег задают мне вопрос касательно вашего замечания по поводу информирования Особых Обстоятельств о текущем деле. Они хотят знать, это было то, что называется официальное предложение, или просьба.

Она задумалась на секунду, прежде чем ответить.

– Нет, не было, – ответила она.

– Понятно. Спасибо. Это все. Доброй ночи. Хорошего сна.

– Доброй ночи.

Интересно, спросила себя Йайм, озаботится ли корабль когда‑ нибудь спросить, действительно ли у нее были прежде связи с ОО.

Ее потянуло в Покойню, когда она еще была маленькой девочкой. Серьезной, замкнутой, немного погруженной в себя маленькой девочкой, которую интересовало то мертвое, что она находила в лесу; а еще она любила держать насекомых в террариуме. Серьезная, замкнутая, немного погруженная в себя маленькая девочка, которая знала, что стоит ей захотеть, и она легко может поступить в Особые Обстоятельства, но которая всегда хотела работать в Службе Покойни.

Даже в то время она знала, что Покойня (как Рестория и третья из относительно новых специальных служб Контакта, Нумина, которая имела дело с сублимированными) большинством людей и машин считалась вторичной по отношению к Особым Обстоятельствам.

ОО были вершиной, службой, которая притягивала лучших из лучших в Культуре; в обществе, где почти не было должностей, наделявших индивидуальной властью людей, замещающих эти должности, ОО представляли собой вожделенную цель для тех, кого осенило благословение и проклятие лихорадочного, голодного честолюбия преуспеть в Реале, честолюбия, неутоляемого правдоподобными, но бесконечно искусственными приманками Виртуальной реальности. Если ты и в самом деле хотел утвердить себя, то ты непременно должен был оказаться в ОО.

Даже тогда, еще ребенком, она знала, что особенная, знала, что способна добиться многого из того, чего можно добиться в Культуре. ОО, казалось бы, являются ее очевидной и вожделенной целью. Но она не хотела работать в ОО, она хотела в Покойню – в службу, которая, по всеобщему мнению, уступала ОО. Это суждение было несправедливо.

Тогда‑ то, давным‑ давно, она и приняла это решение – ее наркожелезы тогда еще не развились достаточно, чтобы ими можно было пользоваться умело или изощренно, она сама тогда еще не созрела сексуально.

Она училась, тренировалась, узнавала, у нее росло невральное кружево; она подала заявление в Контакт, была принята, старательно и творчески искала свое место в Контакте и все это время ждала приглашения из ОО.

Приглашение пришло, и она отклонила его, а присоединилась к другому эксклюзивному клубу, на много порядков менее знаменитому, чем элитарный из элитарных, каким были ОО.

Она сразу же подала заявление в Покойню, объяснила свою мотивацию и была быстро принята. Она стала сокращать использование наркожелез и замедлила изменения своего тела с целью обретения бесполости. Она также прекратила пользоваться невральным кружевом, начав еще более длительный процесс, который закончился тем, что биохимические следы этого устройства стали постепенно сходить на нет и в конечном счете исчезли полностью; минерал и металлы, составлявшие большую часть неврального кружева, медленно растворились в ее теле. Последние несколько частичек экзотической материи, содержавшейся в кружеве, год спустя вышли с мочой через бесполую почечку между ее ног.

Она была свободна от ОО, душой и телом в Покойне.

Только все было не так просто. Когда возник вопрос о поступлении в ОО, не было какого‑ то конкретного момента принятия или отклонения предложения. Сначала ты должна была пройти проверку, выяснялись твои намерения, взвешивались твои мотивации; поначалу это делалось посредством внешне безобидных, неформальных разговоров, – нередко с людьми, о принадлежности которых к ОО ты даже не подозревал, – а потом уже в гораздо более формальной обстановке и контексте, в котором интересы ОО проявлялись со всей очевидностью.

И потому в известном смысле ей пришлось лгать, – или, по меньшей мере, конструктивно обманывать, – чтобы получить то, что ей нужно, а нужно ей было официальное приглашение, которое она могла тогда отклонить, но использовать впоследствии, чтобы показать Покойне, что она выбрала ее не как второй вариант, не в утешение несбывшихся надежд, а как организацию, которую она с самого начала ценила выше ОО.

Она в то время старалась подать себя с лучшей стороны, давала ответы, которые казались откровенными и недвусмысленными, когда давались, и только потом, после ее явного запланированного заранее отказа стала ясна степень их лицемерности. Но и при этом она была виновата лишь в степени открытости – ни в чем более, а если судить строго, то в простом обмане.

ОО считали себя выше злопамятности, но явно были разочарованы. Если уж ты дошла до этапа, когда тебя приглашают в ОО, то, значит, ты успела завязать довольно тесные отношения с людьми, которые стали твоими наставниками и друзьями, служа в Контакте, отношения, которые в обычной ситуации должны были бы развиваться, когда ты оказывалась в ОО, и она чувствовала себя виноватой перед этими людьми и перед несколькими корабельными разумами.

Она должным образом извинилась, и извинения были должным образом приняты, но это были самые темные часы, мгновения ее жизни, воспоминания о которых не давали ей уснуть, когда она ложилась спать, или пробуждали ее посреди ночи, и она никак не могла избавиться от ощущения, что это единственное пятно в ее жизни, проступок, грызущее присутствие которого будет досаждать ей всю жизнь.

И хотя она и предвидела это, она, тем не менее, не могла не чувствовать разочарования из‑ за того, что ее поступок навлек на нее слабое, но бесспорное подозрение, облако которого окутывало ее в Покойне. Если она отказалась от предложения ОО, чтобы заработать репутацию, то не отвергнет ли она из таких же соображений и Покойню? Как можно до конца доверять такому человеку?

А может быть, она так полностью никогда и не отказывалась от ОО? Может быть, Йайм Нсокий оставалась агентом Особых Обстоятельств, только секретным агентом, внедренным в Покойню либо по причинам настолько темным и загадочным, что, пока не наступит какой‑ нибудь кризис, и не разберешься, либо как некая страховка на случай некоторых обстоятельств, пока еще неопределенных… или даже вообще без всякого ясного мотива, а просто для того, чтобы показать, что ОО это по плечу, что они могут сделать, что захотят?

Тут она просчиталась. Она‑ то считала, что вся история ее отношений с ОО только докажет, насколько она предана Покойне, а последующее безупречное поведение и примерная служба лишь подтвердят это. Получилось не так. Она для Покойни в большей степени была нужна как символ – который ненавязчиво, но эффективно афишировался – равенства Покойни с ОО, а не действующий агент, которому доверяют целиком и полностью.

Поэтому она часто чувствовала разочарование: не имея заданий, томилась в ожидании или била баклуши (тогда как – по словами как минимум одного из ее друзей, – будучи в ОО, могла бить других людей). Она приняла участие в нескольких миссиях Покойни, и ее заверили, что проявила она себя наилучшим образом, да что там – почти идеально. И тем не менее к ее услугам прибегали реже, чем могли бы, использовали ее реже, чем менее способных, пришедших в организацию одновременно с ней, реже, чем она могла рассчитывать с ее умением и способностями, предлагали какие‑ то объедки – никогда ничего существенного.

До этого раза.

Теперь она, по крайней мере, чувствовала, что от нее требуются навыки оперативного сотрудника Покойни, что ей поручают задание высокой важности, пусть хотя бы и благодаря тому, что ее орбиталь по случаю оказалась близко к тому месту, где Покойне неожиданно потребовался агент.

Что ж, прежде ей не везло: Покойня совсем не так, как хотелось бы, реагировала на ее желание доказать, насколько она предана этой организации. Может быть, период невезения теперь закончился, и начались удачи. Даже ОО допускали вероятность случая, и то, что она оказалась в нужном месте в нужное время, было если не даром божьим, то уж определенно везением.

У Контакта на этот случай даже была поговорка: тот, кто рядом, тому и награда.

Йайм вздохнула, повернулась на бок и уснула.

ГЛАВА 11

– Ауэр. Рад видеть. Вы, как всегда, великолепны. Как только это прекрасное существо все еще терпит тебя, Фулеоу?

– Пока что терпит, Вепперс. А ты что – сам глаз на нее положил?

– Да мой глаз на ней все время лежит, Фулеоу. – Вепперс хлопнул по плечу своего коренастого собеседника и подмигнул его стройной жене.

– Ах, ваш бедный нос! – сказала Ауэр, откидывая назад локоны своих черных как смоль волос и демонстрируя посверкивающие серьги.

– Бедный? Ерунда. Он никогда не был богаче. – Вепперс провел пальцем по новой нашлепке на своем носу, который все еще медленно отрастал. – Это чистое золото! – Вепперс улыбнулся и отвернул голову. – Сапултрайд! Рад тебя видеть. Хорошо, что ты смог появиться.

– И как он выглядит под накладкой? – спросил Сапултрайд, кивая на нос Вепперса. Он снял солнцезащитные очки и смотрел теперь маленькими зелеными глазами над собственным тонким носом, на пластику которого потратил немало денег. – Я, до того как меня захомутали в семейный бизнес, изучал медицину, – сказал он. – Мог бы посмотреть. В обморок не упаду.

– Мой дорогой Сапултрайд, он выглядит великолепно. Смотрите фактам в лицо: без кусочка носа я выгляжу лучше, чем большинство людей в наилучшей своей форме, цельные и довольные, проведя весь день в салоне красоты.

– Джаскен, – сказала Джуссере, жена Сапултрайда, обращаясь к стоящему рядом с Вепперсом человеку, который держал на перевязи руку в гипсе, – неужели вы на самом деле сделали это с нашим дорогим, любимым Вепперсом?

– Как мне это ни прискорбно говорить, мадам, – сказал Джаскен, вежливо кланяясь стройной, изящно одетой и наманикюренной женщине. – Мистер Вепперс более чем мне отомстил. Тот удар, который он мне…

– Отомстил? – переспросила Джуссере, лицо у нее было идеальным, но тут на лбу появилась морщинка. – Согласно той истории, что слышала я, он нанес удар первым.

– Так оно и было, мадам, – сказал Джаскен, чувствовавший на себе взгляд Вепперса. – Он был потрясен тем, что нанес мне столь сильный удар, и его естественным движением было остановиться, опустить меч и спросить у меня, не получил ли я слишком серьезного повреждения, а это дало мне возможность нанести ответный удар, тот, что – скорее из чистого везения, а не из моих фехтовальных навыков – попал господину Вепперсу по носу.

Джуссере заговорщицки улыбнулась.

– Вы слишком скромны, Джаскен.

– Ничуть, мадам.

– И что – разве на вас не было масок? – спросил Сапултрайд.

Вепперс фыркнул.

– Маски – это для слабаков, верно, Джаскен?

– Вероятно, господин Вепперс. Или для тех из нас, чьи черты от природы и без того настолько уродливы, что они не могут себе позволить потерять даже малую их кроху. Чего никак нельзя сказать про вас, мой добрый господин Вепперс.

Вепперс улыбнулся.

– Господи, Вепперс, – озорно сказала Джуссере, – все ваши слуги вот так льстят вам?

– Вовсе нет. Я стараюсь не допускать этого, – сказал Вепперс. – Но правда все равно находит выход.

Джуссере изящно рассмеялась.

– Вам повезло, Джаскен, – он не пронзил вас насквозь, – сказала она, широко раскрыв глаза. Она взяла мужа под руку. – А вот Саппи побеждал Джойлера в каком‑ то виде спорта в школе, и тот его чуть не удушил.

– Ха! Он пытался, – сказал Сапултрайд, проводя пальцем под воротником.

– Ерунда, – сказал Вепперс, поворачиваясь к кому‑ то другому – Раунт! Ах ты, старый засохший мошенник! Этот комитет тебя еще не приговорил? Кого тебе пришлось подкупать?

– Все тех же, кого уже подкупил ты.

– А Хилфе у тебя все в пособниках?

– Скорее в игрушках.

Женщина, гораздо моложе мужа, хотя и средних лет, но прекрасно – что потребовало немалых расходов – сохранившаяся, холодным взглядом уставилась на его нос.

– Господи ты боже мой. И вы думаете, что по‑ прежнему сможете вынюхивать, где пахнет жареным.

– Лучше, чем когда‑ либо прежде.

– Не сомневаюсь. В любом случае, приятно видеть вас снова среди нас. – Она протянула руку для поцелуя. – Не выношу, когда вы прячетесь – как нам всем без вас веселиться?

– И это вы ему говорите? Он слишком много времени проводит в деловых поездках, – встряла Джуссере, повернувшись к ним.

– Моя единственная цель – чтобы вам, мои милые, не было скучно, – сказал Вепперс двум женщинам. – Песчл, привет, мы поговорим попозже, ладно?

– Конечно, Джойлер.

Джаскен приложил палец к каплевидному наушнику.

– Лодки готовы, господин Вепперс.

– Готовы? Отлично. – Он оглядел остальных, находящихся на узкой барке, хлопнул в ладоши – все другие разговоры на судне прекратились. – Ну, начнем развлекаться, да?

Он поднял руки над головой, снова громко хлопнул в ладоши.

– Слушайте, – прокричал он, привлекая внимание людей на двух других барках позади. – Прошу внимания. Делайте ставки, выбирайте фаворитов! Наша игра начинается!

Послышались радостные звуки. Он занял место на стуле – поднятом чуть выше остальных – на носу узкого судна.

Астил, дворецкий Вепперса, прислуживал своему хозяину, тогда как другие слуги двигались с напитками по центральному проходу барки. Над рассевшимися важными персонами трепыхались на ветру балдахины. Вдалеке за пастбищем с редкими деревцами виднелись аккуратные огороды и регулярные сады, башни и декоративные стены с бойницами особняка Эсперсиум.

Внизу раскинулись соединенные между собой маленькие озера, пруды и каналы, с которых вспорхнули птицы.

Огромный торообразный особняк Эсперсиум расположился почти в центре имения, носящего то же название. Эсперсиум был крупнейшим имением в мире. Если бы Эсперсиум был страной, то по площади он стоял бы пятьдесят четвертым в списке из шестидесяти пяти стран, которые все еще имели некоторую самостоятельность в объединенном мире, каким являлся Сичульт.

Эсперсиум являлся центром и источником богатств семьи Вепперса вовсе даже не в символическом плане. Огромное семейное состояние было сделано на компьютерных и экранных играх, включавших все более захватывающие и убедительные ощущения Виртуальной реальности, имитации, игры, интерактивные фантазии и приключения с большим числом участников, а также на более продвинутых играх всех разновидностей и уровней сложности, начиная от тех, что раздавались в качестве бесплатных образцов на пищевых упаковках из умной бумаги и игр малых размеров, встроенных в часы или ювелирные изделия, до тех, что требовали либо полного телесного погружения в полужидкую субстанцию процессора, либо более простых – но даже еще более радикальных – программно‑ аппаратных систем, связывающих биологический мозг с вычислительным субстратом.

Дом был давно опоясан коммуникационными башнями, которые были не видны из дома, но связывали его (и углубленную массу компьютерного субстрата, на которой он покоился) через спутники и релейные станции, расположенные по границам системы с еще более удаленными процессорными ядрами и серверами на более чем сотне планет, составлявших пространство Энаблемента, и даже с еще более отдаленными точками – с похожими (хотя и, как правило, не столь развитыми) цивилизациями, которые находили игры корпорации «Вепрайн» (при минимальном переводе и изменениях) такими же увлекательными и очаровательными, как и сами сичультианцы.

Но поскольку программное обеспечение многих из этих игр строго оберегалось, они могли функционировать только во взаимодействии с центром, который находился в Эсперсиуме, и взаимодействие это осуществлялось посредством всей системы серверов, процессоров и субстратов. Из дома имения можно было награждать или наказывать целые миры и системы в зависимости от того, насколько усердно местные правоохранительные органы применяли противопиратское законодательство, отсюда миллиарды пользователей получали доступ к новейшим апгрейдам, изменениям и уровням бонусов, а сведения о корыстных личных онлайновых и игровых наклонностях, предпочтениях и пристрастиях могли либо использоваться самой корпорацией «Вепрайн», либо продаваться другим заинтересованным сторонам, будь то правительственные или коммерческие.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒