ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 9 страница

Последовала предсказуемая разноголосица реакций. Некоторые цивилизации, имевшие Ады, просто взвесили, согласились и закрыли их; в целом это были те виды, которые вообще никогда особо не приветствовали эту концепцию, в их число вошли и те, кто принял эту идею только потому, что они находились под ошибочным впечатлением, будто это делают все новоприбывающие общества, а они не хотели выглядеть отсталыми на общем фоне.

Некоторые цивилизации просто не обратили внимания на эту шумиху и сказали, что она вообще не имеет никакого смысла. Другие (обычно те, кто по своему складу не могли пропустить ни одну возможность выразить свое категорическое возмущение) реагировали с истерическим остервенением, громко сетовали на наглый этический империализм, совершенно необоснованное культурное вмешательство и нажим, граничащий с открытой враждебностью. Некоторых из них, после того как они высказались, – и по прошествии некоторого времени – все же удалось убедить, что Ады неприемлемы. Но не всех.

Ады оставались. Как и разногласия, порождаемые их существованием.

Но при всем при том время от времени ту или иную цивилизацию удавалось подкупом убедить в необходимости пресечь существование Ада на ее территории. В качестве взятки обычно предлагалась технология, которая несколько опережала уровень развития данной цивилизации, хотя создание такого рода прецедентов было рискованным, потому что могло вдохновить других попытаться сделать то же самое, чтобы наложить руки на интересующую их игрушку, а потому этой стратегией приходилось пользоваться с осторожностью.

Несколько гуманистических цивилизаций, настроенных наиболее воинственно, пытались разгромить Ады (принадлежащие тем, кого они считали наиболее варварскими собратьями по галактике) с целью освободить или прикончить мучимые души, в них находящиеся, но этому сопутствовали известные опасности, и как следствие, случилось несколько малых войн.

Правда, войны такого рода считались наилучшим способом уладить возникшие разногласия. Подавляющее большинство противоборствующих по обе стороны соглашались на то, что вести сражения они будут в пределах контролируемой виртуальности под наблюдением бесстрастных арбитров и победитель признает результат; если победят сторонники Адов, то никаких дальнейших санкций и лицемерных упреков со стороны противников Ада не последует, если же победу будут праздновать противники Адов, то Ады их противников подлежат закрытию.

Обе стороны полагали, что одержат победу; противники Адов – потому, что были более продвинутыми (преимущество, которое частично проявится в имитации войны), а сторонники – потому, что были убеждены: они не такие изнеженные, как противник, война у них в крови. Кроме того, у сторонников Адов имелось несколько тайных союзников в виде цивилизаций, прежде содержавших Ады (о чем никому не было известно). Их, однако, удалось убедить присоединиться к сообществу, и они почти что (как было решено после продолжительных юридических процедур) годились для этого благодаря крючкотворству составителей соответствующего соглашения.

Естественно, обе стороны были убеждены, что правда на их стороне, хотя никто не был настолько наивным, чтобы думать, будто это может оказать какое‑ то воздействие на результат.

Начиналась война. Она бушевала на безмерных виртуальных просторах в пределах отведенных для этого субстратов, за которыми велось тщательное и многоуровневое полицейское наблюдение, осуществляемое народом Ишлорсинами – вид, славившийся своей неподкупностью, спартанским образом жизни, почти полным отсутствием чувства юмора и справедливостью, которая большинством других нормальных цивилизаций считалась абсолютной патологией.

Но теперь война приближалась к концу, и Ватюэйлю казалось, что его сторона проигрывает.

Это был микроядерный снаряд, но низкой мощности. Заменяемые сенсорные устройства на его бронированных Башнях главных стволов – его верхний сенсорный купол был убран вниз под бронированную крышку – наблюдали за происходящим. За мгновение до взрыва основной боеголовки из нее вышли три вспомогательных снаряда и направились к полу – в то место, где он сидел, скорчившись, прежде. Трудно было сказать наверняка, но он подумал, что она – та штука, внутри которой он находился, – выдержала бы взрыв, оставайся он все еще там.

Пол под ним вздрогнул.

Взрыв сильно повредил то место, где он находился прежде; в перегородке за ним образовалась дыра, в потолке наверху появились пробоины, он выгнулся, а потом обвалился, раскалившись, засиял белым и желтым, когда элементы опоры расплавились и рухнули под воздействием силы тяжести, обеспечиваемой вращением Заброшенной космической фабрики. Неидентифицированный объект высокой плотности, за которым он прятался прежде, частично испарился/уничтожился, а остатки его полетели по полу ангара и остановились, лишь ударившись о вздыбившуюся секцию уже поврежденного пола.

– Все еще там! – (Другой голос № 4. )

– Прикончи его, Гультон.

Яркая желто‑ белая линия устремилась вниз оттуда, где прежде был потолок, врезалась в палубу ангара в том месте, где раньше находился Ватюэйль, и там возник белый шар плазмы – вылетел наружу в кипящем облаке за фронтом волны из сгущающихся частиц расплавленного металла. Метровые, отливающие желтым фрагменты пола полетели во все стороны с разными скоростями, в основном высокими. Он увидел, что один фрагмент, вертясь в пустоте, летит в его сторону, ударяясь то об пол, то об потолок. У него не оставалось времени отпрыгнуть в сторону. Может быть, если бы он не сидел, пригнувшись, то ему удалось бы избежать удара.

Кусок металла сильно ударил по бронированному корпусу того, в чем он находился. И удар был неудачный. Не плоской стороной или даже хотя бы кромкой, а заостренным неровным концом. Он ударил по его верхней части сбоку, отчего его крутануло, а обломок попал в плечевую секцию его левого кокона главного ствола.

Все сотряслось. Поле его видения заполнилось скрин‑ спредами контроля повреждений. Последовал еще один удар сверху. Относительно медленный, предположительно, высокоинерционный, сминающий.

– Сучий ты потрох! Вот тебе, сука, вот тебе, сука! – (Гений. )

– Господин командир, снаряд взорвался. – (Гультон. )

– Вот хрень, у меня, кажется, из жопы затычка вывалилась. – (Другой голос № 2. )

– Размазали его. Размазали эту сучью Бронированную боевую единицу. – (Другой голос № 3).

– Похоже, дело сделано. Сукой буду. Получил, сучий потрох, сволочь трехногая, танк космический долбаный. – (Гений. )

– Все вперед – офицер в конце. Ничего личного, господин командир. – (Другой голос № 2. )

– Спокойно. Не спешить. Эти штуки крепкие.

Он был ранен. Машина, в которой он находился, свалилась в режим ниже оптимального. Называлась она Бронированная боевая единица.

Защитная крышка приняла на себя серьезный кинетический удар и теперь не открывалась, что не позволяло ввести в действие верхний сенсорный купол. Его левая Башня главного ствола была оторвана все тем же обломком. Четыре кокона вспомогательного оружия вышли из строя, а верхний ворот вспомогательного оружия заело. Что‑ то повредило и его Главный силовой распределительный узел. Он не понимал, как это случилось, но случилось. Кроме того, он теперь не мог толком двигать ногами. В его Ноге № 1 осталось немного вторичной энергии. И все. Определить, сколько имелось энергии или подъемной силы, было затруднительно.

Какое‑ то тяжелое оборудование, упавшее сверху, причина полученного им удара высокой инерции, похоже, пригвоздило его к полу. Кроме того, конденсирующиеся металлы после плазменного события, казалось, приварили какие‑ то его части к другим его частям, а какие‑ то его части – к полу ангара.

Он ввернул еще один комплект заменяемых сенсоров на место в правом плече. Теперь ему придется довольствоваться только этим.

Ему придется оставаться на том месте, где он сейчас. Он все еще мог поворачиваться, но когда он делал это, возникало какое‑ то скрежещущее ощущение, и он не мог плавно поворачиваться, что исключало возможность сплошного огня.

Он мало что видел. Нижний сенсорный купол был перекрыт широким корпусом его обездвиженной ноги.

– Ладно. Боец Друзер. Я, пожалуй, удостою тебя этой чести.

– Господин командир. – (Гений = Друзер. )

В кривом входе появилась фигура, прыгавшая на всех четырех и старавшаяся прижиматься как можно ближе к полу, на его спине с помощью треноги было закреплено кинетическое ружье средней мощности, брюхо его раскачивалось из стороны в сторону.

Ватюэйль пропустил его мимо себя почти до самой дыры в полу ангара, а потом тихонько бросил ему вслед сверхчерную гранату‑ снежинку. Сверхчерное покрытие делало гранату невидимой, к тому же в ангаре было слишком темно, и боец не смог бы увидеть падающий к нему в вакууме снаряд.

Он запустил вторую гранату, прицеливаясь так, чтобы та упала на спину облаченной в бронекостюм фигуры, если бы она остановилась… О‑ па.

Первая граната ударилась об пол в двух метрах за бойцом, потом взорвалась со вспышкой и глухим ударом. Фигура остановилась и развернулась. Боец оказался под колпаком осколков размером от миллиметра до сантиметра.

Раздался вопль. (Друзер. )

Установленное на спине ружье выстрелило дважды в то место, где взорвалась первая граната. В этот момент упала вторая граната. Она должна была упасть прямо на спину фигуре, но приземлилась в полуметре слева и спереди, потому что его сенсоры теперь не позволяли произвести точное прицеливание и не учитывали, что бойца отбросило назад дождем осколков первой гранаты.

Вторая граната была настроена так, чтобы взорваться при контакте. Взрыв откинул назад голову бойца. Кроме того, он оторвал и аннигилировал щиток со шлема Друзера, что явно привело к разгерметизации. Фигура рухнула на пол, где замерла, не издав больше ни звука.

– Друзер?

– Черт. – (Другой голос № 2. )

– Друзер?

– Господин командир, я думаю, он попался на растяжку. Ловушка для простачков. А эта штука все равно уже мертва. Наверняка. – (Другой голос № 4. )

– Господин командир? Сюда скоро прибудут по‑ настоящему серьезные ребята. Мы должны войти туда хотя бы для того, чтобы спрятаться. – (Гультон. )

– Я это понимаю, Гультон. Ты хочешь быть следующим?

– Господин командир, мы с Ковиуком думали, что нам лучше вдвоем отправиться на место боестолкновения. – (Гультон. )

– Ну, это бога ради, Гультон.

Сквозь дыру в потолке спрыгнули две фигуры. Их темные бронекостюмы на мгновение мелькнули в оранжевом сиянии, все еще исходящем от расплавленных материалов того, что прежде было потолком и полом ангара.

Ватюэйль мог бы уничтожить их обоих, но он слышал, что они сказали, и решил: из их слов вытекает, что они считают его мертвым. Пусть тогда они пока так и думают, а вот когда войдут в Непосредственную тактическую среду, в которой он находится, то ему будет легче их уничтожить.

«Трапеция» – пришел вызов. Он не удивился. Ватюэйль и сам собирался сделать этот вызов.

Он оставил в Главном Пространстве Оценки Стратегической Ситуации свою оболочечную сущность и переместился к пространству Трапеции, разбрасывая, словно лепестки, коды доступа и приманки.

Их было пятеро. Они сидели на чем‑ то похожем на трапеции, висевшие в полной темноте; провода терялись, уходя наверх в черную пустоту, и никаких признаков или намеков на пол внизу или стену в какой‑ либо из сторон не было. Это должно было символизировать изолированность этого тайного места или что‑ то в таком роде. Он понятия не имел, какое пространство они выбрали бы, если бы кто‑ то из них прежде обитал в условиях высокой гравитации и испытывал ужас перед возможностью падения с высоты более нескольких миллиметров. Они все взяли себе разные внешности, но он знал, кто были четверо других, и доверял им, как самому себе, надеясь, что и они доверяют ему не меньше.

Он принял обличье мохнатого четвероногого, большеглазого, с тремя мощными пальцами на концах каждой из четырех конечностей. Они все испытывали склонность принимать обличье многоногих существ, эволюционировавших в условиях гравитации среди лесов. Он понимал, каким странным это может казаться двум присутствующим здесь водным (насколько он знал) жителям, но к таким вещам в виртуальной реальности нужно привыкать. Чтобы опознавать друг друга, они приняли разные цвета; он, как и всегда, был красным.

Он оглядел всех и сообщил:

– Мы терпим поражение.

– Ты всегда так говоришь, – заметил желтый.

– Я так не говорил, когда мы побеждали, – ответил он. – Когда я понял, что мы терпим поражение, я стал говорить об этом.

– Ужасно, – сказал желтый, не глядя на него.

– Терпеть поражение почти всегда ужасно, – сказал зеленый.

– Ситуация, похоже, становится безвыходной, – согласился, вздохнув, фиолетовый. Фиолетовый держался за провода, на которых висела трапеция, и принялся раскачиваться назад‑ вперед на трапеции.

– Так что – следующий уровень? – сказал зеленый. Их разговоры в течение последних нескольких встреч стали лаконичными; прежде они до изнеможения говорили о ситуации и о возможностях, которые у них оставались. Они ждали, когда соотношение голосов изменится или когда кто‑ нибудь из них настолько разочаруется в процессе и всем этом трапециоидном устройстве, что они образуют еще более эксклюзивный подкомитет и возьмут управление в свои руки. Они все поклялись не делать этого, но до конца никогда нельзя быть уверенным.

Они все посмотрели на синего. Синий колебался. Синий до настоящего времени голосовал против того, что они называли переходом «на следующий уровень», но не делал секрета из того, что он – один из трех, говорящих «нет», и в большей степени, чем остальные, готов в зависимости от обстоятельств поменять свое (его, ее, одушевленное или нет) мнение.

Синий почесал в паху длиннопалой рукой, потом понюхал пальцы; каждый из них сделал свой выбор касательно того, насколько их образ древесных жителей соответствует поведению, тех, кто действительно живет на деревьях у себя в джунглях. Синий вздохнул.

Едва увидев, как синий вздохнул, Ватюэйль понял, что они победили.

Синий с сожалением посмотрел на желтого и фиолетового.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Но я «за».

Фиолетовый покачал головой, стал копаться в шерсти в поисках неизвестно чего.

Желтый расстроенно вскрикнул и, совершив соскок с оборотом назад, безмолвно полетел в темноту внизу, превратился в желтую черточку, которая вскоре совсем исчезла из виду. Его оставленная трапеция раскачивалась, словно в безумном, дерганом танце.

Зеленый вытянул конечность и остановил трапецию, потом посмотрел вниз – в пропасть.

– Так что – можно не заморачиваться формальным голосованием? – тихо сказал он.

– Глядя на ситуацию, – безутешно сказал фиолетовый, – я тоже вынужден согласиться. – Он оглядел всех – каждый из них все еще ждал реакции других. – Но делаю я это не… из чувства протеста, а главным образом в духе солидарности и из отчаяния. Я думаю, мы еще пожалеем об этом решении. – Он посмотрел вниз.

– Никто из нас не идет на это с легкостью, – сказал зеленый.

– Так, значит, – сказал фиолетовый, – мы переходим на следующий уровень.

– Да, – сказал синий. – Мы прибегнем к дезинформации.

– Мы будем драться, просачиваться, саботировать, – сказал зеленый. – Это все тоже военная тактика.

– Давайте не выдумывать для себя извинений, – пробормотал фиолетовый. – Как бы то ни было, но мы нарушаем клятву.

– Я бы предпочел, чтобы мы все пришли к победе, сохранив свою честь в целости, – строго сказал зеленый. – Но выбор перед нами теперь такой: либо мы терпим поражение с честью, либо приносим в жертву нашу честь ради призрачного шанса на победу. Как бы ни был получен результат, он оправдывает жертву.

– Если только все получится.

– На войне не бывает гарантий, – сказал зеленый.

– Нет‑ нет, бывают, – тихо сказал синий, глядя в темноту. – Гарантии смерти, разрушения, страданий, боли сердечной и сожаления.

Несколько мгновений все они молчали, оставаясь наедине со своими мыслями.

Потом зеленый загудел проводами своей трапеции.

– Хватит. Мы должны составить план. Детальный план.

Они его не видели. Двое находились там, где произошло плазменное событие, один – рядом с телом бойца Друзера, еще один – там, где его не было видно, а двое других опустились на колени в десяти метрах почти перед ним, пройдя двенадцать метров от кривого входа.

– Ну и хрень тут. Один из его оружейных коконов. – (Другой голос № 2. ) Двое, стоявшие перед ним на коленях, оглянулись, уставились чуть ли не прямо на него. Это помогло ему определить, где может теперь находиться Другой голос № 2.

– Ну, тут и хрень, господин командир. – (Гультон. )

Одна из двух стоявших на коленях фигур продолжала смотреть в его сторону, тогда как вторая уже отвернулась. Он, казалось, смотрел прямо на него.

– А там, под этой штукой, там что?.. – Это говорил тот, кто назвался майором К'найвой. Его оружие стало подниматься, указывая прямо на него.

Он выстрелил из обоих имевшихся у него лазерных ружей в двух стоявших на коленях и многократно поразил цели с высоким рассеянием луча, но минимальным отражением: он увидел несколько очевидных ранений, хотя фигура майора К'найвы частично закрывала ту, что находилась за ним, вероятно, принадлежащую Другому голосу № 4. Он добавил две мини‑ ракеты класса Живая сила в бронекостюмах/Транспортные средства легкого бронирования.

Одновременно он развернул свою действующую Башню главного ствола, чтобы взять под прицел ту часть ангара, где он находился раньше и где теперь находились Гультон и Ковиук. Задействовал рельсовую пушку, установленную на низкую кучность. Крохотные гиперкинетические снаряды превратили в решето наклонную часть пола, перегородки и потолок.

Башня главного ствола, разворачиваясь, поймала в прицел бойца, стоявшего на коленях у тела Друзера, и он выпустил в них три Заряда высокой мощности общего назначения/Шрапнельные малые ракеты. Потом свечкой запустил еще пять малых ракет в центр области прицеливания рельсовой пушки, выключив их двигатели практически сразу, как только они вышли из башни, а потому они упали в ту часть области прицеливания, которая была ему не видна.

С самого начала он одну за другой выстреливал наугад (туда, где за его спиной в ангаре мог находиться Другой голос № 2) разными гранатами – снежинками, теплонаводящимися, эмиссионно‑ чуткими, захватывающими движение. Некоторые гранаты рикошетили от потолка, но по большому счету это не имело значения.

Боец майор К'найва и фигура за ним исчезли в двойном взрыве мини‑ ракет. Неидентифицируемые хриплые крики, видимо, исходили от Гультона и Ковиука. Они тут же смолкли, так как выстрелы из рельсовой пушки продолжали поедать перегородки, пол и потолок. В центре ангара взорвались мини‑ ракеты, создав клубящееся облако газов и обломков. В огненном смерче исчезли два бойца – один из них Друзер, который уже был мертв.

Запущенные свечкой мини‑ ракеты приземлились одна за другой на том, что осталось от заднего угла ангара, наполнив его ненадолго дымкой плазмы, газа и шрапнели.

Он прекратил огонь. Магазин рельсовой пушки был пуст на 60 процентов.

Обломки летели, ударялись, рикошетировали, падали, кувыркались, скользили, останавливались. Газы рассеивались, уплывая в основном через широкий кривой выход, обрамлявший часть большой ярко‑ синей с белым планеты.

Он больше не слышал никаких переговоров.

Единственные видимые ему следы бойцов были двусмысленными по своей природе и довольно маленькими.

По прошествии почти девяти минут он, используя ту энергию, что оставалась в его единственной действующей ноге, попытался скинуть с себя то, что придавливало его к полу. Попытка оказалась неудачной, и он понял, что попался. Он подумал, что высока вероятность того, что не убил бойца, находящегося в ангаре у него за спиной, но его усилия подняться, вызвавшие некоторое движение обломков вокруг него и на нем, не привлекли к нему враждебного внимания.

Он сидел и ждал, жалея, что не может получше разглядеть прекрасную планету.

Другие появились полчаса спустя. Это были другие бойцы в других бронекостюмах и с другим оружием.

Коды «свой‑ чужой» у них тоже были не те, поэтому он стал драться и с ними. Ко времени, когда его выкинуло из ангара в облаке плазмы, он был абсолютно слеп, утратил почти все чувства. Только его внутренние тепловые сенсоры и ощущение, что он испытывает воздействие слабой, но возрастающей силы притяжения с одного направления, сказали ему (когда он принял тот факт, что падает, кувыркаясь), что он падает в атмосферу прекрасной ярко‑ белой и синей планеты.

Температура быстро повышалась, начала просачиваться в его Силовое и Процессинговое ядро через сквозные каналы повреждения, полученные во время недавнего боестолкновения. Его Процессорный костюм закроется или расплавится через восемнадцать, нет, одиннадцать, нет, девять секунд: восемь, семь, нет, три, два, одна…

Его последняя мысль: как было бы хорошо увидеть прекрасную…

Он вернулся в имитацию внутри имитации, которая была Главным Пространством Оценки Стратегической Ситуации. На Трапеции они обсуждали первые подробности плана, который может тем или иным путем положить конец войне. Здесь они продолжали снова и снова оценивать ту же самую ситуацию, над которой размышляли, когда он их оставил.

– Одно из твоих старых пастбищ, верно, Ватюэйль? – сказал один из других представителей Высшего командования, когда они обсуждали бессмысленность ведения самовоспроизводящейся войны среди этих кувыркающихся камней и глыб льда. Огненные хвосты ракет светились в темноте среди миллиардов орбитальных осколков; снаряды взрывались, боевые части то отступали, то наступали.

– Да? – сказал он. А потом узнал это место.

Он много чем побывал за время этой войны. Много раз умирал во время имитаций, иногда причиной этого становились некоторые недостатки характера или его действия, но чаще ошибки тех, кто стоял над ним в командной структуре, или просто необходимость самопожертвования. Сколько своих жизней он растратил, ведя войну? Он давным‑ давно сбился со счета.

Конечно, здесь, в царстве мертвых, где велась казавшаяся бесконечной война за души умерших, новые смерти не рассматривались как препятствие к продолжению схватки. После каждой смерти при исполнении обязанностей достижения солдата рассматривались комиссиями, составленными из его коллег и других экспертов. Был ли он отважен, хладнокровен под огнем, предприимчив? В зависимости от ответов извлекались уроки. Солдаты, реинкарнированные для новых сражений, поднимались, падали или оставались в строю в зависимости от выставленной им оценки, сама военная практика постепенно изменялась под воздействием принятых решений.

Ватюэйль сначала медленно продвигался по служебной лестнице. Даже в тех случаях, когда его действия кончались смертью, неудачей или поражением, выяснялось, что действовал он наилучшим образом, имея те ресурсы и преимущества, которые у него были, и – самое главное – он, принимая решения, продемонстрировал хорошее воображение.

Самая первая его инкарнация на этой войне с самого начала грозила обернуться катастрофой; он, даже не зная, что находится в имитации, не представляя, за что сражается, был военным туннелепроходчиком, стал предателем, был подвергнут пытке и погиб. Но все же он сумел пройти через зону, отравленную газом, а не пытался убежать, что пошло ему в зачет, а тот факт, что прежде такая стойкая и надежная душа предпочла рискнуть и сдаться врагу, а не пытаться немедленно бежать к своим, был поставлен в вину не ему, а тем, кто отвечал за это пространство боевых действий, и помог убедить тех, кто тогда руководил войной на более высоком уровне, что по большей части она ведется слишком жестоко, со слишком большим упором на секретность.

И да, именно здесь – в этом открытом лабиринте разбитых лун, летящих камней, заброшенных сооружений и пустых фабрик много поколений бойцов назад – он участвовал в сражениях.

И опять же, хотя он пришел к тому, что начал сражаться – слишком успешно – против собственного народа, это не было его виной. В том случае он даже не до конца был самим собой, неким слишком правдоподобным глюком внутри воссозданного сценария, то есть его загрузка в боевое подразделение прошла лишь частично, и он оказался там калекой, не знающим, кто здесь свой, а кто – чужой. Но и в таком неполноценном состоянии сражался он неплохо, продемонстрировал хорошее воображение и продемонстрировал зачатки попыток к развитию. Это заслуживало очередного повышения.

Но вот он снова смотрел на то же самое место, спор за которое так и не был разрешен. Невзирая на все последовавшие сражения среди и вокруг летящего кубарем каскада скалистых обломков и орбитального мусора, состоящего из заброшенной инфраструктуры, вращающейся вокруг планет системы, ни одна из сторон так и не одержала окончательной победы.

Он смотрел на это место, вспоминая, размышляя о том, какие другие бойцы вроде его прежнего «я» все еще проливали пот, сражались и умирали там.

– Нам необходимо решение, – сказала групп‑ лидер этой вахты. – Продолжать, остановиться, бросить? – Ее отделенная от тела голова одновременно смотрела на всех остальных, в каждый отдельный момент времени она фиксировала взгляд на всех сразу, потому что в имитации такое, конечно же, возможно.

Он проголосовал за то, чтобы бросить, хотя и не чувствовал особого убеждения. Таким и было принятое решение, хотя и с преимуществом всего в один голос. Он почувствовал что‑ то вроде душевного подъема вкупе с отчаянием и подумал, а не является ли в имитации столь противоречивая смесь единственной возможностью. Он так давно уже не был жив по‑ настоящему, что ни в чем не мог быть уверен.

Это не имело значения; они бросят сражение за имитированные астероиды и имитированные орбитальные сооружения в данной конкретной имитированной системе в данной конкретной имитированной версии данной конкретной имитированной эры в данной конкретной имитированной галактике.

Он подумал, что это должно было бы испортить ему настроение, но этого не случилось.

Что значило еще одно предательство среди такого множества других?

ГЛАВА 9

Она подумала, что одно только сооружение объектов такого размера впечатляет. То, что это сооружение не уникальное, не какое‑ то сверхособенное, а всего лишь одно из подобного ряда, было довольно удивительно. То, что оно принадлежит не к самому крупному классу, совершенно поражало воображение. А поверить в то, что оно двигается – фантастически, неимоверно быстро в складках пространства, недоступных ее прежнему знанию и опыту, – было невозможно.

Она сидела, свесив ноги, на скале высотой в тысячу метров и наблюдала за игрой разных летательных аппаратов. Огромное разнообразие типоразмеров верхолетов не оставляло сомнений в уникальности каждого; самые маленькие были одноместными – ими управляли мужчины, женщины или дети – и все они жужжа носились наверху, внизу, перед ней и по обеим сторонам. Верхолеты покрупнее передвигались с величественным изяществом, пестрые, беспорядочно уставленные мачтами, с вымпелами, открытыми палубами и луковицеобразными сверкающими наростами, хотя в целом чем больше были размеры, тем сильнее их формы приближались к некоему пухлому единообразию. Они парили на неспешных ветерках, создаваемых внутренней метеорологией громадного корабля. Настоящие корабли, космические суда, обычно более скромные по форме, хотя и не по украшениям, двигались с еще большей степенностью, часто их сопровождали небольшие коренастые, словно высеченные из глыбы буксиры.

Каньон перед ней имел длину около пятнадцати километров, его ровные, будто срезанные лазером кромки были смягчены занавесом многоцветной ползучей, висячей, парящей растительности, свисавшим, словно цветастые ледопады, с вершин двух громадных пиков по обеим сторонам.

Отвесные стены были испещрены умопомрачительно сложной сетью очень ярко освещенных отверстий разных размеров, в некоторых из них исчезали, а из других появлялись различные воздушные или космические суда, и вся эта поразительная, замысловатая структура доков и ангаров, вделанная в каждую из колоссальных стен, являла собой лишь малую часть этого воистину гигантского судна.

Дно громадного каньона представляло собой плоскую, как стол, и поросшую травой полосу, по которой, извиваясь, журчали ручьи, спешащие в подернутую дымкой равнину за много километров отсюда. Наверху, за дымчатыми слоями бледных облаков, светила и излучала тепло одиночная, заменявшая солнце яркая желто‑ белая линия, описывавшая за день неторопливую петлю по небу. Линия исчезла в туманистой дали открывающегося перед ней вида. По корабельному времени наступил полдень, а потому солнечная линия стояла почти точно над головой.

Сзади, за невысокой стеной в парке на верхнем слое корабля прогуливались люди, оттуда доносилось журчание воды, на холмистой земле росли высокие деревья. Между деревьев здесь и там виднелись поднимавшиеся в воздух длинные вертикальные полосы светлой, почти прозрачной растительности, каждая в два‑ три раза превышала высоту самых высоких деревьев и венчалась овоидом размером с кроны деревьев внизу. Дюжины этих странных форм покачивались туда‑ сюда на ветерке, колебались, словно громадные морские водоросли.

Ледедже и Смыслия сидели спиной к стене необработанного камня на кромке естественного вида утеса темно‑ красного цвета.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒