Горький Максим 11 страница

- Несут, несут!

Тяжело и медленно поднимается в гору народ, словно тёмный вал морской, красной пеной горит над ним золото хоругвей, брызгая снопами ярких искр, и плавно качается, реет, подобно огненной птице, осиянная лучами солнца икона богоматери.

Из тела народа поднимается его могучий вздох - тысячеголосое пение:

- Заступница усердная, мати господа вышнего!

Рубят пение глухие крики:

- Шагу! Прибавь шагу! Шагу!

В раме синего леса светло улыбается озеро, тает красное солнце, утопая в лесу, вёсел медный гул колоколов. А вокруг - скорбные лица, тихий и печальный шёпот молитвы, отуманенные слезами глаза, и мелькают руки, творя крестное знамение.

Одиноко мне. Всё это для меня - заблуждение безрадостное, полное бессильного отчаяния, усталого ожидания милости.

Подходят снизу люди; лица их покрыты пылью, ручьи пота текут по щекам; дышат тяжко, смотрят странно, как бы не видя ничего, и толкаются, пошатываясь на ногах. Жалко их, жалко силу веры, распылённую в воздухе.

Нет конца течению народа!

Возбуждённо, но мрачно и как бы укоряя, несётся по воздуху мощный крик:

- Радуйся, всеблагая, радуйся!

И снова:

- Шагу! Шагу!

В целом облаке пыли сотни чёрных лиц, тысячи глаз, точно звёзды Млечного пути. Вижу я: все эти очи - как огненные искры одной души, жадно ожидающей неведомой радости.

Идут люди, как одно тело, плотно прижались друг к другу, взялись за руки и идут так быстро, как будто страшно далёк их путь, но готовы они сейчас же неустанно идти до конца его.

Душа моя дрожит великой дрожью непонятной тревоги; как молния, вспыхнуло в памяти великое слово Ионино:

" Богостроитель народ?! "

Рванулся я, опрокинулся встречу народу, бросился в него с горы и пошёл с ним, и запел во всю грудь:

- Радуйся, благодатная сила всех сил!

Схватили меня, обняли - и поплыл человек, тая во множестве горячих дыханий. Не было земли под ногами моими, и не было меня, и времени не было тогда, но только - радость, необъятная, как небеса. Был я раскалённым углём пламенной веры, был незаметен и велик, подобно всем, окружавшим меня во время общего полёта нашего.

- Шагу!

И неудержимо летит над землёю народ, готовый перешагнуть все преграды и пропасти, все недоумения и тёмные страхи свои.

Помню - остановилось всё около меня, возникло смятение, очутился я около тележки с больной, помню крики и ропот:

- Молебен, молебен!

Было великое возбуждение: толкали тележку, и голова девицы немощно, бессильно качалась, большие глаза её смотрели со страхом. Десятки очей обливали больную лучами, на расслабленном теле её скрестились сотни сил, вызванных к жизни повелительным желанием видеть больную восставшей с одра, и я тоже смотрел в глубину её взгляда, и невыразимо хотелось мне вместе со всеми, чтобы встала она, - не себя ради и не для неё, но для чего-то иного, пред чем и она и я - только перья птицы в огне пожара.

Как дождь землю влагою живой, насыщал народ иссохшее тело девицы этой силою своей, шептал он и кричал ей:

- Ты - встань, милая, вставай! Подними руки-то, не бойся! Ты вставай, вставай без страха! Болезная, вставай! Милая! Подними ручки-то!

Розовые тени загорелись на мёртвом лице её, ещё больше раскрылись удивлённые и радостные глаза, и, медленно шевеля плечами, она покорно подняла дрожащие руки и послушно протянула их вперёд - уста её были открыты, и была она подобна птенцу, впервые вылетающему из гнезда своего.

Тогда всё вокруг охнуло, - словно земля - медный колокол и некий Святогор ударил в него со всей силою своей, - вздрогнул, пошатнулся народ и смешанно закричал:

- На ноги! Помогай ей! Вставай, девушка, на ноги! Поднимайте её!

Мы схватили девицу, приподняли её, поставили на землю и держим легонько, а она сгибается, как колос на ветру, и вскрикивает:

- Милые! Господи! О, владычица! Милые!

- Иди, - кричит народ, - иди!

Помню пыльное лицо в поту и слезах, а сквозь влагу слёз повелительно сверкает чудотворная сила - вера во власть свою творить чудеса.

Тихо идёт среди нас исцелённая, доверчиво жмётся ожившим телом своим к телу народа, улыбается, белая вся, как цветок, и говорит: - Пустите, я одна!

Остановилась, покачнулась - идёт. Идёт, точно по ножам, разрезающим пальцы ног её, но идёт одна, боится и смеётся, как малое дитя, и народ вокруг её тоже радостен и ласков, подобно ребёнку. Волнуется, трепещет тело её, а руки она простёрла вперёд, опираясь ими о воздух, насыщенный силою народа, и отовсюду поддерживают её сотни светлых лучей.

У ворот обители перестал я видеть её и немного опамятовался, смотрю вокруг: всюду праздник и праздничный гул, звон колокольный и властный говор народа, в небе ярко пылает заря, и озеро оделось багрянцем её отражений.

Идёт мимо меня некий человек, улыбается и спрашивает:

- Видел?

Обнял я его и поцеловал, как брата после долгой разлуки, и больше ни слова не нашлось у нас сказать друг другу; улыбаясь, молча разошлись.

... Ночью я сидел в лесу над озером, снова один, но уже навсегда и неразрывно связанный душою с народом, владыкой и чудотворцем земли.

Сидел и слушал, как всё, что видел и познал я, растёт во мне и горит единым огнём, я же отражаю этот свет снова в мир, и всё в нём пламенеет великой значительностью, одевается в чудесное, окрыляет дух мой стремлением поглотить мир, как он поглотил меня.

Нет у меня слов, чтобы передать восторг этой ночи, когда один во тьме я обнял всю землю любовью моею, встал на вершину пережитого мной и увидел мир подобным огненному потоку живых сил, бурно текущих к слиянию во единую силу, - цель её - недоступна мне.

Но я радостно понял, что недоступность цели есть источник бесконечного роста духа моего и великих красот мирских, а в бесконечности этой бесчисленность восторгов для живой души человеческой.

Наутро и солнце явилось для меня с другим лицом: видел я, как лучи его осторожно и ласково плавили тьму, сожгли её, обнажили землю от покровов ночи, и вот встала она предо мной в цветном и пышном уборе осени изумрудное поле великих игр людей и боя за свободу игр, святое место крестного хода к празднику красоты и правды.

Видел я её, мать мою, в пространстве между звёзд, и как гордо смотрит она очами океанов своих в дали и глубины; видел её, как полную чашу ярко-красной, неустанно кипящей, живой крови человеческой, и видел владыку её - всесильный, бессмертный народ.

Окрыляет он жизнь её величием деяний и чаяний её, и я молился:

- Ты еси мой бог и творец всех богов, соткавший их из красот духа своего в труде и мятеже исканий твоих!

- Да не будут миру бози инии разве тебе, ибо ты един бог, творяй чудеса!

- Тако верую и исповедую!

... И - по сём возвращаюсь туда, где люди освобождают души ближних своих из плена тьмы и суеверий, собирают народ воедино, освещают пред ним тайное лицо его, помогают ему осознать силу воли своей, указывают людям единый и верный путь ко всеобщему слиянию ради великого дела - всемирного богостроительства ради!

1907-1908 г.

ПРИМЕЧАНИЕ

Впервые напечатано в " Сборнике товарищества " Знание" за 1908 год", книга двадцать третья, СПб, 1908, с подзаголовком " Повесть".

Одновременно повесть вышла отдельной книгой в издании И. П. Ладыжникова, Берлин, 1908.

В 1930 году М. Горький вспоминал: "... " Исповедь" написана по рассказу одного нижегородского сектанта и по статье о нём Кудринского, " Богдана-Степанца", преподавателя нижегородской семинарии" (Архив А. М. Горького). Тогда же, в очерке " На краю земли", М. Горький указывал, что в " Исповеди" отразилось кое-что из рукописи некоего Левонтия Поморца. Эту рукопись привёз в конце 80-х годов из сибирской ссылки С. Г. Сомов и познакомил с нею молодого Горького.

Работу над " Исповедью" М. Горький начал в 1907 году и закончил в начале 1908 года. В январе 1908 года М. Горький писал К. П. Пятницкому, что он усиленно работает над повестью (Архив А. М. Горького). В феврале того же года он уведомлял И. П. Ладыжникова: "... А сейчас - кончаю повесть, кажется, интересную. Она будет названа " Житие" или как-то в этом духе. Герой странник по святым местам" (Архив А. М. Горького). 6 марта, направляя К. П. Пятницкому более половины повести, М. Горький сообщал ему, что конец её будет готов дней через пять, и просил напечатать всё произведение непременно в одном сборнике (Архив А. М. Горького).

30 июня 1908 года М. Горький писал К. П. Пятницкому, что нетерпеливо ждёт выхода " Исповеди" (в русском издании), что за границей о ней уже кричат. Не раз М. Горький говорит о повести и в дальнейшей переписке с К. П. Пятницким, относящейся к лету того же года. Однако уже к осени 1908 года в авторской оценке повести наметился известный перелом. 31 августа 1908 года М. Горький писал В. Я. Брюсову об " Исповеди": " Сам я очень недоволен ею... " (Архив А. М. Горького).

" Исповедь" писалась М. Горьким в период столыпинской реакции, о котором в " Истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)" говорится:

" Поражение революции 1905 года породило распад и разложение в среде попутчиков революции. Особенно усилились разложение и упадочничество в среде интеллигенции...

Упадочничество и неверие коснулись также одной части партийных интеллигентов, считавших себя марксистами, но никогда не стоявших твёрдо на позициях марксизма. В числе них были такие писатели, как Богданов, Базаров, Луначарский (примыкавшие в 1905 году к большевикам), Юшкевич, Валентинов (меньшевики). Они развернули " критику" одновременно против философско-теоретических основ марксизма, то есть против диалектического материализма, и против его научно-исторических основ, то есть против исторического материализма... Часть отошедших от марксизма интеллигентов дошла до того, что стала проповедывать необходимость создания новой религии (так называемые " богоискатели" и " богостроители" )" (" История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс", Госполитиздат, 1945, стр. 96-97).

Под влиянием группы Богданова-Луначарского, с которой М. Горький был в то время связан, он допустил ряд ошибок философского характера, в частности развивая идею " богостроительства", нашедшую отражение в повести " Исповедь".

Позднее, объясняя задачу, которая ставилась им в " Исповеди", М. Горький писал:

" Я - атеист. В " Исповеди" мне нужно было показать, какими путями человек может придти от индивидуализма к коллективистическому пониманию мира... Герой " Исповеди" понимает под " богостроительством" устроение народного бытия в духе коллективистическом, в духе единения всех по пути к единой цели - освобождению человека от рабства внутреннего и внешнего" (Архив А. М. Горького).

Таковы были намерения писателя. На деле же " Исповедь" с её порочной идеей " богостроительства" давала материал для оправдания " новой" религии и поэтому была решительно осуждена В. И. Лениным.

В. И. Ленин и М. Горький, как это видно из их переписки, беседовали об " Исповеди" летом 1910 года. 22 ноября этого года В. И. Ленин писал М. Горькому из Парижа: " Когда мы беседовали с Вами летом и я рассказал вам, что совсем было написал Вам огорчённое письмо об " Исповеди", но не послал его из-за начавшегося тогда раскола с махистами, то Вы ответили: " напрасно не послали" (В. И. Ленин. Сочинения, изд. 3-е, т. XIV, стр. 375).

В. И. Ленин резко отрицательно отнёсся к отголоскам " богостроительства", проявившимся несколько позднее и в публицистике М. Горького. В середине ноября 1913 года, когда в ряде газет появилась статья М. Горького " Ещё о " карамазовщине", В. И. Ленин писал ему:

" Вчера прочитал в " Речи" ваш ответ на " вой" за Достоевского и готов был радоваться, а сегодня приходит ликвидаторская газета и там напечатан абзац Вашей статьи, которого в " Речи" не было.

Этот абзац таков:

" А " богоискательство" надобно н а в р е м я" (только на время? ) " отложить, - это занятие бесполезное: нечего искать, где не положено. Не посеяв, не сожнёшь. Бога у вас нет, вы е щ ё" (еще! ) " не создали его. Богов не ищут, - их с о з д а ю т; жизнь не выдумывают, а творят".

Выходит, что Вы против " богоискательства" только " на время"!! Выходит, что Вы против богоискательства т о л ь к о ради замены его богостроительством!!

Ну, разве это не ужасно, что у Вас выходит такая штука?

Богоискательство отличается от богостроительства или богосозидательства или боготворчества и т. п. ничуть не больше, чем жёлтый чёрт отличается от чёрта синего. Говорить о богоискательстве не для того, чтобы высказаться против в с я к и х чертей и богов, против всякого идейного труположства (всякий боженька есть труположство - будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, всё равно), - а для предпочтения синего чёрта жёлтому, это во сто раз хуже, чем не говорить совсем.

В самых свободных странах, в таких странах, где с о в с е м неуместен призыв " к демократии, к народу, к общественности и науке", - в таких странах (Америка, Швейцария и т. п. ) народ и рабочих отупляют особенно усердно именно идеей чистенького, духовного, построяемого боженьки. Именно потому, что всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость, особенно терпимо (а часто даже доброжелательно) встречаемая демократической буржуазией, - именно поэтому это - самая опасная мерзость, самая гнусная " зараза". Миллион грехов, пакостей, насилий и зараз физических гораздо легче раскрываются толпой и потому гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная, приодетая в самые нарядные " идейные" костюмы идея боженьки. Католический поп, растлевающий девушек (о котором я сейчас случайно читал в одной немецкой газете), - гораздо менее опасен именно для " демократии", чем поп без рясы, поп без грубой религии, поп идейный и демократический, проповедующий созидание и сотворение боженьки. Ибо первого попа легко разоблачить, осудить и выгнать, - а второго нельзя выгнать так просто, разоблачить его в 1000 раз труднее, " осудить" его ни один " хрупкий и жалостно шаткий" обыватель не согласится.

И Вы, зная " хрупкость и жалостную шаткость" (русской: почему русской? а итальянская лучше?? ) м е щ а н с к о й души, смущаете эту душу ядом, наиболее сладеньким и наиболее прикрытым леденцами и всякими раскрашенными бумажками!!

Право, это ужасно.

" Довольно уже самооплеваний, заменяющих у нас самокритику".

А богостроительство не есть ли худший вид самооплевания?? Всякий человек, занимающийся строительством бога или даже только допускающий такое строительство, оплёвывает себя худшим образом, занимаясь вместо " деяний" к а к р а з самосозерцанием, самолюбованием, причем " созерцает" -то такой человек самые грязные, тупые, холопские черты или чёрточки своего " я", обожествляемые богостроительством.

С точки зрения не личной, а общественной, всякое богостроительство есть именно любовное самосозерцание тупого мещанства, хрупкой обывательщины, мечтательного " самооплевания" филистёров и мелких буржуа, " отчаявшихся и уставших" (как Вы изволили очень верно сказать про душу только не " русскую" надо бы говорить, а мещанскую, ибо еврейская, итальянская, английская - всё один чёрт, везде паршивое мещанство одинаково гнусно, а " демократическое мещанство", занятое идейным труположством, сугубо гнусно).

Вчитываясь в Вашу статью и доискиваясь, откуда у вас эта о п и с к а выйти могла, я недоумеваю. Что это? Остатки " Исповеди", которую Вы сами не одобряли?? Отголоски её?? " (В. И. Ленин. Сочинения, изд. 3-е, т. XVII, стр. 81-82).

В конце ноября или в начале декабря того же года, отвечая на письмо М. Горького, В. И. Ленин указывал:

" По вопросу о боге, божественном и обо всём, связанном с этим, у Вас получается противоречие - то самое, по-моему, которое я указывал в наших беседах во время нашего последнего свидания на Капри: Вы порвали (или как бы порвали) с " вперёдовцами", не заметив идейных основ " вперёдовства".

Так и теперь. Вы " раздосадованы", Вы " не можете понять, как проскользнуло слово на время" - так Вы пишете - и в то же самое время Вы защищаете идею Бога и богостроительства.

" Бог есть комплекс тех, выработанных племенем, нацией, человечеством, идей, которые будят и организуют социальные чувства, имея целью связать личность с обществом, обуздать зоологический индивидуализм".

Эта теория явно связана с теорией или теориями Богданова и Луначарского.

И она - явно неверна и явно реакционна. Наподобие христианских социалистов (худшего вида " социализма" и худшего извращения его) Вы употребляете приём, который (несмотря на ваши наилучшие намерения) повторяет фокус-покус поповщины: из идеи бога убирается прочь то, чт`о исторически и житейски в ней есть (нечисть, предрассудки, освящение темноты и забитости, с одной стороны, крепостничества и монархии, с другой), причём вместо исторической и житейской реальности в идею бога вкладывается добренькая мещанская фраза (Бог = " идеи будящие и организующие социальные чувства" ).

Вы хотите этим сказать " доброе и хорошее", указать на " Правду-Справедливость" и тому подобное. Но это ваше доброе желание остаётся вашим личным достоянием, субъективным " невинным пожеланием". Раз вы его написали, оно пошло в массу, и его з н а ч е н и е определяется не вашим добрым пожеланием, а соотношением общественных сил, объективным соотношением классов. В силу этого соотношения в ы х о д и т (вопреки Вашей воле и независимо от вашего сознания) выходит так, что вы подкрасили, подсахарили идею клерикалов, Пуришкевичей, Николая II и гг. Струве, ибо н а д е л е идея Бога им помогает держать народ в рабстве. Приукрасив идею Бога, Вы приукрасили цепи, коими они сковывают тёмных рабочих и мужиков. Вот - скажут попы и Кo- какая хорошая и глубокая это - идея (идея Бога), как признают даже " ваши", гг. демократы, вожди, - и мы (попы и К°) служим этой идее.

Неверно, что Бог есть комплекс идей, будящих и организующих социальные чувства. Это - богдановский идеализм, затушёвывающий материальное происхождение идей. Бог есть (исторически и житейски) прежде всего комплекс идей, порождённых тупой придавленностью человека и внешней природой и классовым гнётом, - идей, закрепляющих эту придавленность, усыпляющих классовую борьбу. Было время в истории, когда, несмотря на такое происхождение и такое действительное значение идеи бога, борьба демократии и пролетариата шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой.

Но и это время давно прошло.

Теперь и в Европе и в России всякая, даже самая утончённая, самая благонамеренная защита или оправдание идеи бога есть оправдание реакции.

Всё ваше определение насквозь реакционно и буржуазно. Бог = комплекс идей, которые " будят и организуют социальные чувства, имея целью связать личность с обществом, обуздать зоологический индивидуализм".

Почему это реакционно? Потому, что подкрашивает поповско-крепостническую идею " обуздания" зоологии. В действительности " зоологический индивидуализм" обуздала не идея бога, обуздало его и первобытное стадо и первобытная коммуна. Идея бога всегда усыпляла и притупляла " социальные чувства", подменяя живое мертвечиной, будучи всегда идеей рабства (худшего, безысходного рабства). Никогда идея бога не " связывала личность с обществом", а всегда связывала угнетённые классы верой в божественность угнетателей.

Буржуазно ваше определение (и ненаучно, неисторично), ибо оно оперирует огульными, общими, " робинзоновскими" понятиями вообще - а не определёнными к л а с с а м и определённой исторической эпохи.

Одно дело - идея бога у дикаря зырянина и т. п. (полудикаря тоже), другое - у Струве и Кo. В обоих случаях эту идею поддерживает классовое господство (и эта идея поддерживает его). " Народное" понятие о боженьке и божецком есть " народная" тупость, забитость, темнота, совершенно такая же, как " народное представление" о царе, о лешем, о таскании жён за волосы. Как можете вы " народное представление" о боге называть " демократическим", я абсолютно не понимаю.

Что философский идеализм " всегда имеет в виду только интересы личности", это неверно. У Декарта по сравнению с Гассенди больше имелись в виду интересы личности? Или у Фихте и Гегеля против Фейербаха?

Что " богостроительство есть процесс дальнейшего развития и накопления социальных начал в индивидууме и в обществе", это прямо ужасно!! Если бы в России была свобода, ведь вас бы вся буржуазия подняла на щит за такие вещи, за эту социологию и теологию чисто буржуазного типа и характера.

Ну, пока довольно - и то затянулось письмо. Ещё раз крепко жму руку и желаю здоровья.

Ваш В. У. "

(В. И. Ленин. Сочинения, изд. 3-е, т. XVII, стр. 84-86).

В 1910 году в " Заметках публициста", подвергая критике платформу сторонников и защитников отзовизма, к которым принадлежали Богданов, Луначарский и др., стремившиеся использовать авторитет М. Горького в своих фракционных целях, В. И. Ленин писал: " Горький - авторитет в деле пролетарского искусства, это бесспорно. Пытаться " использовать" (в идейном, конечно, смысле) этот авторитет для укрепления махизма и отзовизма значит давать образчик того, как с авторитетами обращаться не следует.

В деле пролетарского искусства М. Горький есть громадный плюс, несмотря на его сочувствие махизму и отзовизму. В деле развития социал-демократического пролетарского движения платформа, которая обособляет в партии группу отзовистов и махистов, выдвигая в качестве специальной групповой задачи развитие якобы " пролетарского" искусства, есть минус, ибо эта платформа в деятельности крупного авторитета хочет закрепить и использовать как раз то, что составляет его слабую сторону, что входит отрицательной величиной в сумму приносимой им пролетариату громадной пользы" (В. И. Ленин. Сочинения, изд. 4-е, т. 16, стр. 186-187).

Статьи и письма В. И. Ленина, а также его беседы с М. Горьким помогли писателю преодолеть допущенные ошибки.

Повесть " Исповедь" включалась во все собрания сочинений.

Печатается по тексту, подготовленному М. Горьким для собрания сочинений в издании " Книга".

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib. ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8 9 1011