ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Обмен 7 страница

– Я? Ира?

– А чего здесь делаешь?

– Сижу…

– Во народ! – хмыкнул полковник и с решимостью присущей нетрезвым людям, рубанул воздух правой рукой, – я же говорил, что собираемся в сауне. Говорил? – выпуклыми бесцветными глазами он уставился на Иру. – Говорил?

– Да, говорили… – неуверенно ответила та, не зная, как ей реагировать на внезапное вторжение военного и его «веселое» настроение.

Между тем полковник вплотную подошел к ней, уже поднявшейся с дивана и не знающей чего дальше ожидать. Венный вдруг с пьяной нежностью погладил её плечо и, распространяя запах перегара, забормотал:

– Хорошо, хорошо… Ты… Почему тебя раньше не видел? Где пряталась?

– Нигде. Здесь была, – сказала она правду.

– Здесь?.. А я где был?

– Не знаю!

– Точно. Не знаешь!

Он приобнял её за плечи.

– Тебя как зовут, девчушка?

– Ира.

– И кто такую красоту прячет? Ух, я ему! Пойдем со мной!

Полковник пьяно качнулся, едва удержавшись за плечи девушки. Они вышли в коридор, но не остановились, а пошли на улицу, прочь из административного корпуса.

Сауна находилась в другом здании, в том самом, который стоял рядом с лужайкой. Девушки уже слезли с капота «Мерседеса» и полулежали в шезлонгах, надев бикини с бокалами вина в руке. Они довольно громко обсуждали свою жизнь, и Ире не составило труда, проходя мимо с пьяным полковником, услышать, о чем они весело щебетали.

– Мой‑ то опять в командировке, – говорила одна. – Опять привезет подарки.

– А куда его отправили? – спросила другая.

– Не знаю. В Сибирь, кажется.

– Ну и что оттуда можно привезти? Шкуру медведя? – хихикнула третья, – вот моего, девочки, отправили в Италию на закупку новой техники. Он оттуда точно привезет шикарные вещи. Мамке своей и мне. Он всегда привозит нам одно и то же, чтобы не перепутать. Духи там, редкие или что еще…

– А мой виллу достраивает в Испании, – делая глоток вина, заметила вторая.

– Да брось! – почти в один голос удивились обе её собеседницы. И одна из них спросила, – не боитесь, что проверят?

Когда сидящие в шезлонгах увидели Ирину с полковником, едва держащимся на ногах, они замолкли и удивленно посмотрели на девушку. Ирина почувствовал себя белой вороной. В этом тесном мирке все знали досконально друг друга: и высокопоставленные военачальники, и их любовницы, и каждое неожиданное появление нового лица вызывало у девиц известное напряжение.

Сопровождаемые, не то удивленными, не то осуждающими взглядами, она с полковником вошли в другой корпус и пошли по коридору к сауне.

– Борисыч, стой, ты куда?

Кто‑ то громко окликнул полковника из глубины коридора.

Им навстречу шел, прихрамывая, полный низкорослый военный с подполковничьими звездочками на погонах. Поравнявшись со спутником Иры, он остановился, невольно преграждая путь.

– Борисыч, ты куда вчера пропал? Мы сидели до утра! – сказал он, обдавая Ирину ядреным водочным духом и широко улыбнувшись, обнажив при этом неровные желтые зубы.

– Да я… не помню. Проснулся у себя. Кто‑ то меня туда доставил, но кто, хоть убей! А ты чего хромаешь?

– Ударился ногой по пьянке! – подполковник, попытался придать своей желтозубой улыбке гусарский оттенок, чтобы произвести впечатление на незнакомую девушку. – Думал, ногу сломал, а оказалось – растяжение. Девчонки в амбулатории сильно замотали, теперь не болит. Я тут с одной медсестрой познакомился, – продолжил делиться подполковник, – страшна, как атомная война, но…

Он осекся, глянув на Иру.

– От этого есть только одно лекарство – примешь грамм триста и молодцом! – сказал полковник, подразумевая то ли ушибленную ногу, то ли атомную медсестру.

И захохотал громким баском, отчего его рука, которой он опирался на плечо Ирины, затряслась как в лихорадке, и ей по инерции, передались эти мощные толчки. Она торопливо отстранилась.

Подождав пока стихнет оглушительный смех, потому что спрашивать, когда полковник смеялся, всё равно было бесполезно, его сотоварищ по оздоровительным процедурам заинтересованно спросил.

– Борисыч, как насчет сегодня? Посидим, пульку распишем…

Полковник покосился на Ирину, явно забыв, как её зовут.

– Слушай… девчушка, иди прямо, а потом повернешь налево. Там сауна. Я скоро…

– Окей! – кивнула Ира и пошла по коридору, оставив двух собутыльников договариваться.

Глава 17

Она дошла до конца коридора и повернула в том месте, где указал её невольный спаситель. Оказалось, что перед ней был еще один коридор, короче, чем первый, упиравшийся в большую дверь. За этой дверью, по‑ видимому, и находилась сауна. Но Ире туда было не нужно. Она повернула вправо, по небольшому узкому коридорчику, которым пользовалась прислуга, и пошла дальше в поисках выхода.

Навстречу, к счастью, никто не попадался. Она шла и попутно искала глазами телефон, чтобы позвонить Вере и рассказать обо всем: как её забрали от бизнес‑ центра, где она находится теперь, как к ней приставал пьяный полковник. Как ей удалось сбежать из комнаты.

Ей хотелось выплеснуть свои эмоции подруге в надежде, что та её успокоит и на трезвую голову даст подходящий совет. Вера, хотя и была фантазеркой, но в здравом уме ей не откажешь.

В одной из подсобных комнат, вдоль по коридору она увидела тумбочку, над которой была проводка и следы телефонной розетки, но телефона не было. Из‑ за двери выглянула черненькая средеазиатка‑ уборщица в зеленом халате. В руках у неё была стопка свежего белья.

– Подскажите, – обратилась к ней Ира, – где здесь телефон? Мне позвонить надо!

– Там, там дальше, – махнула рукой уборщица, с любопытством глядя на неё маленькими круглыми глазами.

Наверное, в доме отдыха давно не пользовались стационарными телефонами, имея на руках мобильники, и оттого просьба Ирины показалась среднеазиатке странной. Та выглянула из комнаты и проводила девушку взглядом пока она шла по коридору.

Ира оглянулась. «Вот я дура такая! Идиотка! » – зло поругала она себя. Её пронзила пугающая мысль, что уборщица вот‑ вот поднимет тревогу и тогда уже не убежать от погони. Но сзади повисло молчание, никто не кричал, не звал охрану.

Она снова оглянулась – прислуга скрылась в подсобке, занявшись своими делами, коридор был пуст. Ира пошла дальше, уже без надежды встретить здесь телефонный аппарат, который, скорее всего, был в единственном числе, в регистратуре.

За одной из дверей слышались громкие голоса. К своему удивлению она узнала голос Григория Алексеевича. Тот кому‑ то кричал:

– Я ничего не знаю, я же сказал!

На вальяжного, самодовольного Григория Алексеевича это было не похоже.

В ответ раздался тихий невнятный голос с интонациями угрозы.

Ира тут же представила мрачного охранника в черном костюме и очках, скрывающих глаза, его лысого подручного‑ водителя и ей стало жутко. Если уж такой важный человек как начальник СБ их фирмы кричит взвинченным тоном, то что будет с ней, когда за ней придут и поведут на полиграф.

Девушка замерла у двери не в силах двинуться дальше и, пытаясь хоть что‑ то расслышать, а в это время воображение рисовало жуткие картины происходящего там, за дверью. Ей послышался глухой стук, похожий на падение тела.

«Его убивают! – подумала она в панике, и ледяной ужас охватил её, – уже убили! »

Она отодвинулась от двери. Ей показалось, что сейчас дверь распахнется, на пороге возникнут их мучители. Она попятилась еще дальше, пока не почувствовала спиной, что уперлась в стену.

Но бубнивший за дверью голос внезапно стал более громким и четким, и Ира поняла, что охранник в черном костюме подошел ближе к двери. Он говорил громко, потому что звонил по телефону.

Не понимая, что с ней, почему это делает, девушка вновь приблизилась к страшной двери и приникла к ней ухом. Всё это невольно напомнило, как они вместе с Верой ждали возвращения лифта на двадцать пятый этаж. Так же стояли тогда в тревожном ожидании. Так же прижимались ухом к створкам лифта, слушая шорохи из шахты.

– Что мне с ними делать? – разобрала она слова звонившего. – Оставить здесь? Что? Плохо слышно… Кого задержали? Не понял! Кого? – Охранник назвал фамилию и отчество их Главного.

«Неужели Бульдога повязали? – поразилась Ира, – но кто посмел? Кто поднял руку? »

Это вопрос интересовал и чернокостюмного.

– Кто его взял? Следственный комитет? А как же?..

Он не договорил, подразумевая высоких покровителей. Почему они не прикрыли их начальника, почему не отвели удар? Непостижимо! Невидимый собеседник что‑ то пояснил, и его объяснение не до конца устроило человека в непроницаемых очках.

– Хорошо, я оставлю их с Иваном, а сам вернусь!

Ира поняла, что он говорит о лысом водителе.

«Короче, надо валить отсюда! Только без паники иначе поймают! – мысли беспорядочно метались в голове, и она пыталась себя успокоить. – Сейчас я выйду, и пойду вглубь парка. В заборе должна быть дыра. В таких заборах всегда есть дырки. Я выберусь через неё и проголосую на шоссе».

Глава 18

Расставшись с Петром в холле первого этажа, Алексей испытывал только одно желание – незамедлительно подняться в приемную Главного.

Он думал, что Веру повезли туда давать объяснения, но обычно у Бульдога не засиживались. Тот был деловым человеком, умел ценить свое время, поэтому с провинившимися сотрудниками разговаривал жестко, но не долго. Он был не из любителей пережевывать одно и то же по многу раз, мусолить мысль до такой степени, пока они не становилась абсурдом.

По расчетам Алексея, Вера должна была вскоре освободиться и рассказать где Ирина.

Он вошел в лифт и нажал кнопку двадцать четвертого этажа – приемной Главного.

Двери начали закрываться. Алексей успел рассмотреть, как озабоченный Петр начал набирать номер на мобильнике.

«Кому он звонит? – с любопытством подумал молодой человек – Вере? Хочет предупредить, что я еду? Нет, это бред! Зачем ему это? Он, так же как и я хочет найти Иру, но я буду первым! »

Эта мысль наполнила его тщеславным осознанием главенства в поиске своей герлфренд, словно они с Петром выступали на соревнованиях по бегу и Алексей был в метре от финишной черты, а его соперник отстал на два корпуса.

Лифт стремительно поднимался, и молодой человек не обращал на мелькание этажей на дисплее. Первый этаж, второй, третий…

Так было всегда, здесь, в лифте – этажи мелькали как годы, быстро, безостановочно. Чем выше от земли, тем больше цифры. Чем дальше от дня рождения, тем старше годы. Правда, он, Алексей пока не задумывался о быстротечности времени. Он был далек от метафор такого рода.

Однажды он не удержался и представил, что было бы, если б каждый человек работал на этаже, связанном с его возрастом. Тогда он бы работал в офисе на двадцать девятом этаже. А Ирина на двадцать восьмом. Их Главный принимал бы сотрудников на пятьдесят девятом этаже, а начальник Веры Иван Андреевич трудился бы на сорок восьмом. В любом случае, маловероятно, что это было бы стоэтажное здание. До ста лет никто не работает – максимум до семидесяти. Алексей подумал тогда, что здания такой высоты построить не проблема. В Америке есть и выше…

Он не знал, почему ему иногда в голову приходили такие странные мысли. Но они приходили, время от времени.

Сейчас же его волновало другое.

Макаров дал ему пару часов на поиски Ирины и время уже истекало. Прошел час, пролетел незаметно. Так же пройдет и второй, если он будет бестолково метаться. Ну, ничего, он уже близко – теперь он увидит Веру и та ему всё расскажет.

В это время лифт останавливается и двери с легким свистом открываются. Но что это? Нет, только не это!

Он опять на двадцать первом этаже, перед пещерным лабиринтом. Он не хочет сюда, ему не надо! Алексей с силой жмет кнопку двадцать четвертого этажа, но лифт не подчиняется, не слушается его. Все кнопки загораются одновременно, будто их замкнуло.

Тогда он вынужден пойти по песочной тропинке к ожидавшему его морю. Он знает, чем всё закончится – впереди море, солнце, шезлонг с пивом. Конечно, расслабиться не помешало бы. Кто откажется от такого? Но время… Где его украсть, где достать недостающие минуты, когда ты в жесточайшем цейтноте!

Что же, если ему суждено пройти весь путь по лабиринту заново, если это кому‑ то нужно – он сделает это. Только сделает быстро.

Как и в прошлый раз, Алексей снимет туфли и носки, и почти бежит по сыпучему песку, отталкиваясь для ускорения руками от стен на поворотах. Бежит он недолго. Вскоре молодой человек видит то же, что и в прошлый раз: шезлонг у моря, пару банок пива. Но теперь возле шезлонга стоит девушка из холла первого этажа. Настя. Она уже не выглядит такой строгой, как там, внизу, когда они с Петром пытались у неё выведать – куда делись их девушки.

Она стоит, улыбается, и в её улыбке нет джокондовской загадки. Она улыбается простой, милой улыбкой, как обычно улыбаются старым знакомым. Молодой человек обращает внимание, что с её груди исчез бейджик.

– Настя? – удивленно спрашивает он. – Мы сейчас с тобой виделись внизу. Ты на каком лифте приехала?

– На служебном, – не прекращая улыбаться, произносит Настя.

– На служебном?

Он не слышал о существовании служебного лифта за всё время своей работы в бизнес‑ центре.

– Да, на служебном! – подтверждает Настя, заметив его удивление. – Не хочешь спросить, зачем я здесь?

– Хочу! – сознаётся Алексей.

– Тебе предстоит небольшое купание, легкое, можешь зайти по колена…

– Я не могу купаться – упрямо возражает он, – у меня нет времени!

– Тебе придется. Без этого ты отсюда не выйдешь.

– Правда? – Алексей хочет выругаться и повернуть назад, но вовремя вспоминает о лифте, о светящихся красным замкнувших кнопках. Его, точно, отсюда не выпустят!

Кто эти люди? Как они смеют распоряжаться им, его временем! Яростный гнев охватывает его, и он со всей силы пинает ногой шезлонг. Легкий деревянный шезлонг летит прямо в море, в набегавшие мелкие волны и начинает плескаться в них, как уставший купальщик, которому не хватило сил подняться.

– Ну что вы надели! – с укоризной произносит Настя, – теперь придется его доставать.

Гнев Алексея уже остыл.

Причем тут эта девушка, причем тут шезлонг? Чего он распинался, как взбесившийся слон?

– Сейчас принесу, – говорит он, взяв себя в руки, – вы извините меня, но мне, правда, некогда здесь торчать! На работе полно дел…

Говоря это, он кладет ботинки на песок и идет к воде. Настя поощрительно улыбается. В этой девушке, определенно что‑ то есть. Нечто таинственное, загадочное. Ему кажется, что она им манипулирует, управляет его волей. Не открыто и явно, как гипнотизер, предложивший лечебные сеансы и не как жена, у которой муж под каблуком. Она как будто скрыто передаёт свои мысли, побуждая к действию, и Алексей улавливает, откликается на них.

Загадочная Настя заинтриговала его.

Подойдя к воде, он оглядывается и смотрит на девушку. Она все также поощрительно улыбается и даже производит легкое движение рукой, точно подталкивая молодого человека сделать следующий шаг.

«Сейчас я войду в воду и что‑ то случиться, – отрешенно, словно это не он, а кто‑ то другой за него, думает Алексей. – Что‑ то непременно произойдет! Не надо ходить. Надо остановиться, повернуть назад! »

Но он делает еще шаг вперед и чувствует пальцами ног мокрую влагу. Он шагает дальше, и теперь морская вода достигает его щиколоток, краев брюк. Алексей замер на какое‑ то мгновение, он застывает, почти не дыша. Однако вопреки его ожиданиям, ничего не происходит. Тогда он уже смелее нагибается к шезлонгу, пальцы ухватывают скользкие деревянные перекладины, касаются мокрой ткани и тут…

Он оглядывается вокруг. Пальцы левой руки сжимают не палки шезлонга, а деревянный борт яхты, а правой он касается не тряпки, натянутой на шезлонг, а влажной от соленого ветра парусины.

Он на яхте в открытом море и над его головой хлопает раскрытый парус.

Вокруг было сине.

Всё окрашено или в синее, или пестреет разными оттенками этого цвета. Темно‑ синий ультрамарин выстилает слоями морское дно, а спокойный кобальт, переходящий местами в светло‑ лазурный цвет, в художественном беспорядке смешивается на волнах, словно краски на полотне сумасшедшего художника‑ импрессиониста.

Защищая глаза от солнца, Алексей прикладывает козырьком руку ко лбу, чтобы лучше рассмотреть побережье.

Он видит голубевшие вдали зеленые горы, скрытые полупрозрачной сизой дымкой. Солнечный свет, отражаясь от волн, падает голубоватым отсветом на облака. В минуты, когда они закрывают солнце, кажется, что и желтое светило приобретает голубой оттенок.

Вокруг Алексея плавает множество яхт с неестественно белыми парусами, которые не окрашиваются в голубое. Он не понимает, отчего, но факт остаётся фактом: всё вокруг кажется синим, а паруса белыми. Не окрашиваются в голубое и оранжевые спасательные жилеты, в которых мимо него проходят яхтсмены на своих быстрых судах.

На нем тоже оранжевый жилет. Его посещает мысль, что он странно в нем выглядит и так же странно смотрятся яхтсмены в этих спасательных куртках, потому что они не участвуют в регате, а лишь ходят под парусами в свое удовольствие. Можно сказать, просто катаются.

Так и запоминается ему картина этого дня: ярко‑ белые мазки парусов на синем фоне вскипающих волн, оранжевые яхтсмены, улыбающиеся, машущие издалека. И еще: резкий крик летающих над головой чаек, перемежающийся хлопаньем паруса и скрипом натянутых канатов…

Он направляет яхту ближе к берегу. Издалека ему кажется, что побережье напоминает юг Франции – Ниццу или мыс Антиб, а может и княжество Монако. Но подплывая ближе, Алексею уже стало казаться, что это гористое побережье Испании.

Он проплывает мимо нескольких живописных селений, приютившихся на склонах невысоких гор, и разукрасивших берег мозаикой разноцветных черепичных крыш. В небольших уютных бухтах покачиваются яхты, владельцы которых еще не выходили в море. Яхт было много и потому причалы‑ марины напоминали густо разросшийся бамбуковый лес, внезапно утративший листву после урагана. Теперь этот лес вздымал вверх деревянные пальцы мачт, будто взывая к осторожности.

На одной из небольших возвышенностей он замечает маленькую фигурку с мольбертом. Это художница. Поставив холст на мольберт, она рисует море, и Алексей даже представляет на миг её лицо – лицо до того неведомой девушки.

Фантазия рисует разные картины, однако никак не может придать правдоподобия её чертам. В придуманном лице не хватало законченности, определённости. Словно перед ним был портретный набросок, на который осталось нанести несколько завершающих штрихов, но рука не поднимается их сделать.

Всё же, совершив определенное усилие над собой, он представляет её: бронзовое от загара лицо, сверкающие синевой глаза. Сильный ветер, гуляющий по плато, где стоит художница, треплет её волосы, мешает рисовать. Поэтому на голове её белая кепка‑ бейсболка, из‑ под которой выбиваются завитые в мелкие колечки соломенные волосы. Она сосредоточенно, закусив нижнюю губу, выписывает темно‑ голубые волны, белые барашки на гребнях, яхты, превращающиеся на её полотне в маленькие точки с белыми хвостиками. Яхтсменов на них не разглядеть.

Но одну яхту она рисует крупно, в увеличенном масштабе, и здесь уже виден яхтсмен. Он стоит на корме, держится за толстый канат. Его оранжевый жилет хранит на себе следы соленых брызг, временами окатывающих яхту с верхушки мачты до бортов. У этого яхтсмена должно быть нарисовано его лицо.

Так хочется Алексею. Непременно его лицо, ведь именно он сейчас проплывает мимо художницы.

Но потом ему представляется, что лицо яхтсмена на этой картине не разобрать. Оно расплывчато, смазано брызгами морской воды и скоростью летящей по волнам яхты. Лицо его стерто, потому что не соответствует концепции картины, на которой нет четких деталей, нет определенности. Картина размыта как сама жизнь.

Тем не менее, ему хочется, чтобы там, на картине незнакомой художницы его лицо всё‑ таки было.

Он огибает небольшой мыс, на котором рисует маринистка. Алексей был бы не прочь помахать ей рукой, поздороваться. Но в последний момент возникает сомнение: увидит ли она с такого расстояния, что он подает ей какие‑ то знаки? Нет. Вряд ли!

И Алексей плывет дальше.

Плыть для него это настоящее наслаждение. Плыть и слушать глубинное пение моря, посвист дерзкого ветра, чувствовать соль на губах. Он молод и бодр и жизнь прекрасна, как прекрасно всё, что окружает его.

Он знает куда плывет. Это небольшой итальянский городок Бордигера, расположенный примерно в двадцати километрах от границы с Францией. Там у него дом, работа. Он всегда хотел заниматься проектированием и строительством яхт. Мечтал об этом с детства. И потому, он ясно видит перед собой невысокий, по западным меркам, трехэтажный дом, тем не менее, имеющий лифт. Дом, который его ждет.

В этом доме находится несколько фирм, в том числе и его на самом верхнем этаже. На одной из вывесок написано: «Alex: La progettazione di yacht», что означает: «Проектирование яхт Алексом». То же, только на английском языке продублировано мелким шрифтом: «Alex Yacht Design».

Фирма, принадлежащая ему небольшая. В ней всего два человека: он и второй, мужчина в возрасте под пятьдесят, удивительно похожий на его начальника отдела Макарыча. Условный Макарыч занимается поиском заказов, размещением рекламы и ведет всю бухгалтерию, а дизайн, проектирование парусных яхт, переговоры со строителями лежат на нем, Алексее.

Бизнес их развивается довольно успешно и у них есть заказы не только из Монако или Неаполя, но и из Рима.

Если бы его в это минуту спросили: почему Италия, а не, допустим, Франция или Испания, то Алексей не мог бы сам себе ответить на вопрос. Почему он оказался здесь, в этой жаркой южной стране, почему понимает итальянский язык, хотя думает на русском? Фантазии порою причудливы и не подчиняются логике.

Вскоре показываются зеленые горы за Боридегерой, и сам городок, бухточки, пляжи. Сизый туман уже развеивается, и приглушенная зелень гор становится четче, ярче. На улицах почти не видно людей – рыбацкие артели еще работают в море.

Алексей пришвартовывает яхту, садится в ярко‑ красный «Феррари», предварительно поставленный перед пирсом, и отправляется на работу. Мощная спортивная машина ему нравится. И хотя он отдал за неё почти полмиллиона евро – он не жалеет. Он любит скорость, как на воде, так и на суше и потому его так привлекают скоростные аппараты, будь то спортивный кар или гоночная яхта.

Неожиданно, по дороге на работу, ему приходит в голову мысль выехать за город и найти прибрежную гору с ровной верхушкой, почти плато, с которого как та художница, он может увидеть море сверху.

У него есть такое место. Оно неподалеку от террас с экзотическими растениями сада Паланка.

На окраине города стоит белый домик, небольшой, прикрытый от жаркого солнца тенью пальм и лимонных деревьев. Он находится на высоте, на отшибе от остального городка и к нему ведет удобная дорога.

Как‑ то случайно Алексей заехал сюда, его никто не прогнал, и он долго сидел на краю обрыва, смотрел вдаль. Хозяев не было. Наверное, уехали путешествовать. Он давал волю фантазии: то представлял себя свободной птицей, летающей над взморьем, то реющим флагом, вознесенным на самую высокую вершину мира, которую обдувают сильные и гордые ветра. Фантазии эти были скорее духовные, чем материальные, поскольку с финансами у него был порядок, денег хватало. А человек всегда мечтает о том, чего ему недостает.

Съехав с дороги, ведущей к Сан‑ Ремо, он отправляется к этому дому в надежде, что ему и сейчас никто не помешает. И точно. Хозяев, как и в прошлый раз, на месте не оказалось. Оставив машину, он, обойдя дом вдоль высокого каменного забора, идет к обрыву, с которого открывается захватывающий вид.

Под ним, перед ним лежит огромный мир: голубеют леса, стекающие по пологим склонам гор к морской воде, зеленеет море, смыкающееся вдали с горизонтом. Кромки этого слияния не видно, и потому, кажется, что море плавно переходит в небо. В картине, которую он наблюдает, нет яркого блеска акриловых красок, в то же время плоских, не дающих перспективы. Напротив, всё блестит, переливается перламутром, будто выполнено особыми красками и приемами рисования.

И ему хочется обнять этот мир, но не руками, не телом, а обнять душой, которая безгранична, как море, соединенное за горизонтом с небесами в одно целое…

Он еще стоит какое‑ то время на берегу обрыва, запоминая, закрепляя в себе это чувство единения с миром, смотрит на море, небо, на город внизу, а потом возвращается к машине и едет на работу, наполненный свежестью моря и солнечным ветром.

Оставив «Феррари» неподалеку от набережной Аргентины, самой длинной на Лигурийском побережье, Алексей пешком идет до подъезда своего дома. В доме он попадает в старый лифт, огражденный прозрачными металлическими решетками. Лифт на удивление не скрипит, поднимает без рывков и сбоев, и Алексей знает, в чем тут дело. Двигатель лифта недавно меняли – заказывали из Франции и он, Алексей, по просьбе хозяина дома, принимал в этом непосредственное участие.

Он улыбается.

Его сегодня всё радует: и утреннее плаванье на яхте, и морская панорама, открывшаяся с горы и даже этот лифт, отремонтированный с его помощью. Задумавшись, молодой человек не замечает, что лифт остановился. Несмотря на кажущуюся прозрачность решетки ограждения, он не видит, что там за дверью: то ли вход в его фирму, то ли еще что‑ то…

Он открывает дверь, выходит и оказывается на двадцать четвертом этаже, в приемной Главного.

Глава 19

Его встретили непонятный шум, суета, столпотворение неизвестных лиц, среди которых оказалось много силовиков в камуфляже спецназа. Мелькали встревоженные, растерянные и деловитые лица руководителей фирмы, начальников департаментов и отделов. Их никто не прогонял, но они толпились возле распахнутой двери, ведущей в кабинет Самого.

Некоторые из этих людей с жадным любопытством заглядывали в кабинет, высматривали мельчайшие подробности, связанные с обыском. Им хотелось запомнить исторический момент свержения Главного, а потом рассказать остальным, непосвященным. Ведь будут же спрашивать.

Увидев всё это, Алексей пришел в смятение.

Как он был далек от суеты и хаоса той неприглядной жизни, которую сулила реальность. Ему захотелось вернуться назад, в лифт, и оказаться у себя на работе в Бордигере. Или хотя бы на яхте, проплывающей вдоль французской и итальянской ривьеры. Или катиться по серпантину дорог на «Феррари», ощущая дикую мощь машины, спрятанную под капотом. Но изменить ничего нельзя. Всё исчезло, растворилось как мираж, и он снова был здесь, в бизнес‑ центре «Орион», в фирме «Россервис».

«Жаль, что не могу вернуться! »

Он понимал: то был всего лишь сон, несбыточная фантазия, сотканная из желаний, в которой лифт исполнял свою, отведенную ему роль. Как в пьесе Теннеси Уильямса трамвай под названием «Желание», исполнял свою, доставляя главную героиню к месту событий.

С расстроенным лицом Алексей подошел к секретарю Татьяне, которую, казалось, не захватила общая офисная паника. По её лицу было видно, что низвергнутый начальник не вызывал её жалости. Как правило, в таком возрасте и с такой внешностью редко о чем сожалеют – потеряет это место, найдет еще лучше.

Заметив огорченного чем‑ то Алексея, она удивилась – не мог же он быть расстроен задержанием их общего начальника!

– Что тут такое? – обратился к ней Алексей. – Что случилось? Где Главный?

– Его забрали, – пояснила Татьяна с пренебрежительной интонацией, как будто из кабинета начальника вывезли сломанный холодильник, – где‑ то час назад. До сих пор обыск идет.

– Ни фига себе! – присвистнул Алексей и увидел обращенные на себя испуганно‑ разгневанные физиономии начальников, которым показался неуместным свист молодого человека. – За что взяли? – он понизил голос, чтобы не смущать офисную бюрократию.

– За что, за что… за коррупцию! – насмешливо произнесла Татьяна, стрельнув глазами в сторону немолодого, но перспективного начальника Департамента планирования Сидорчука.

Тот стоял к ней ближе всего, и по его напряженному лицу Алексей понял, что топ‑ менеджер просчитывает в уме перспективы своего продвижения с учетом новых обстоятельств.

– Слушай, а Веру ты не видела? Она, вроде, сюда поднялась.

– Твоя Вера уже давно свалила. Директор как бы хотел её отчитать, но вмешались эти, – Татьяна показала глазами на спецназовцев, – и она отделалась легким испугом. А так, разговор шел об увольнении. Ты же, как бы, знаешь наши порядки!

– Куда пошла – не говорила?

– Нет!

Тут Татьяна от него отвернулась, просияв навстречу, подходившему Сидорчуку.

– Иван Сергеевич! Что‑ то нужно?

Однако Сидорчук ничего не попросил, а недоуменно посмотрев на Алексея, сказал:

– Вы что здесь делаете? Идите работать!

– Я тут… – молодой человек хотел объяснить, что искал сотрудницу из другого отдела, но затем подумал, что придется объясняться долго и для постороннего непонятно. – Уже ухожу! – сказал в результате он. И обращаясь к Татьяне добавил: – Как её увидишь, передай, что Алексей искал.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒