Глава восьмая.

И в ту самую минуту, когда я подумала, что близится финал моей истории, как что-то сбивает меня с моей не рассчитанной траектории. В прямом смысле! Меня протаранили сквозь незримый воздушный поток, собирая капли холодного дождя и прижали к мощной груди сильные руки. На моих глазах конец моей истории сворачивался, превращаясь в нечто мне невидимое. Мое сердце бешено колотилось в такт сердцебиению того, кто держал меня в своих руках. Я зажмурилась, страх засел комом поперек горла. Внезапно, мы влетаем на крышу какого-то здания, и крушитель моего самосуда сжимает меня в своих цепких объятиях так сильно, что я начинаю чувствовать каждую кость в теле. Он умудрился выдержать весь удар на себе так, что мы ни разу не перекатились. Должно быть, он содрал себе спину, потому что крыша оказалась огромной, с вертолетной площадкой. Я затаила дыхание, когда он отодрал мое внезапно атрофировавшееся тело от своего и отбросил, как ненужный трофей. Я чертыхнулась, когда проклятый спаситель вышел из тени, его силуэт окружил приятный лунный свет и я с трудом узнала в нем Человека-паука. Глубоко внутри, на подсознательном уровне, я знала, что это он. Но, какого черта? Он должен был быть на вечеринке.

Паук молчит, смотрит на меня и сжимает руки. За его спиной трещит ветер. Мое сердце бьётся с такой силой, что звон отдается в ушах.

— Кто тебя сбросил? — едва узнаю его голос, испещренный ледяной яростью.

Я сглотнула, опустила глаза и собралась с духом, чтобы выдать:

— Никто. Я сама.

Могу поклясться, он дрогнул, будто кто-то сдуру запульнул в него шаровой молнией.

— Хочешь сказать, ты сама сбросилась с крыши Белой Башни?

Вдох.

— Да, — все же набираюсь смелости, чтобы твердо посмотреть на него.

Тут, он сдирает с себя маску и сжимает в руке, перебирает пальцами ткань. Дрожит, как от бешенства. У меня перехватывает дыхание, от страха в жилах стынет кровь. Или от холода. Ещё не поняла.

— Ты… — едва его слышу, но сейчас кажется, даже ветер был на его стороне, глушил меня. — Ты собиралась повторить судьбу своей матери?

Я не ответила. Собственно, мне было нечего сказать. Остальное он и сам в состоянии додумать. Внезапно, парень, которого я всегда считала самым уравновешенным из всех, кого знала, рычит, как дикий зверь после недели голода, от ярости. Паук резанул воздух рукой, замахнулся высоко над головой и зло швырнул маску на пол.

— Ты совсем из ума выжила? — заорал на меня.

Меня аж передёрнуло. Во мне все вскипело.

— Знаешь, что? — вскинулась в ответ. — Не все такие сильные как ты, Паркер. Не все могут спасать людей из пожаров или останавливать поезда на полной скорости. Не все могут ловить слетающие с моста автомобили и выглядеть при этом непринужденно. Не все, понимаешь?

— Причем здесь я? Речь о тебе, — пытался успокоиться, но судя по тому, как сжимал руки в кулаки и как были напряжены его плечи, ему это слабо удавалось. — Ты понимаешь, что могла погибнуть? Если бы я не успел…

— Если бы ты не успел, все бы закончилось! — закричала я.

Питер ошарашенно округлил глаза.

— Что бы закончилось?

Краем глаза я заприметила двери, ведущие на лестничный пролет. Должно быть, там выход. Я поднялась на ноги, отряхнула платье под его пристальным взглядом, а потом отмахнулась.

— Уже не важно.

Я направилась в сторону двери, которая была открыта. Доносился какой-то вкусный запах, у меня скрутило желудок. Я потеряла бдительность, стоило подойти к выходу, как что-то промелькнуло в сантиметре от меня и дверь с грохотом закрылась, оплетённая паутиной. Я обомлела.

— Хватит убегать, Блейк, — бросил мне в спину леденящим душу голосом. — Поговори со мной.

Я сжимаю руки в кулаки, впиваюсь ногтями в кожу. Его взгляд прожигает мне спину.

— Мне не о чем говорить, — отчеканили каждое слово.

— Брось, будь это так мы не стояли бы здесь. Ты не можешь все время держать все в себе, — пытается подкопаться ко мне.

Меня пробирает смех. Я оборачиваюсь, чтобы видеть его лицо.

— Ещё как могу, — поправила его.

— Это как-то связано с тем, что завтра годовщина? — он сделал акцент на последнем слове.

— Ты помнишь? — удивилась я.

Питер посмотрел на меня так словно я сморозила глупость.

— Ты не часто о себе рассказываешь, поэтому в те редкие случаи я стараюсь запомнить, как можно больше, — признался тот.

Он прав. Я действительно немногословна, в беседах выступаю в основном в роли поддержки, но стараюсь не участвовать. Ненавижу болтливость, в принципе. Считаю, что заваливать других людей своими проблемами один из проблесков дурного тона. Обычно, я рассказывала Питеру о себе, когда он завороженно наблюдал за Элизабет, зная, что в такие моменты его внимательность даёт сбои. Просто, думаю, что, если кто-то что-то знает обо мне это даёт ему преимущество перед мной. Выходит, я была слишком самонадеянной.

— Это только одна из многих причин, — выдохнула я.

— Расскажи мне, — попросил парень.

Меня бесил его взгляд. Полный сострадания. Он смотрел на меня как на котёнка, который неделю перебивался от двери к двери, превращаясь под сильным дождем в клубок шерстяной грязи.

— Я просто потеряла последние ценности в своей жизни, она выглядит такой же бессмысленной, как и весь наш разговор. Ты прав. Держать все в себе постоянно невозможно. Я понимаю это, когда возвращаюсь каждый день в пустой дом, зная, что мне не с кем говорить. А мне в принципе много говорить нельзя, ведь любое мое слово может быть использовано против моего отца… — я резко замолчала, воздуха не хватало, нужно было перевести дыхание, чтобы продолжить: — После смерти мамы мой мир раскололся. Отцовский также. Каждый из нас по-своему пытался это пережить. Ну, думаю, ты и сам заметил, что с отцом у меня не заладилось. Он решил искать утешение в работе, зарылся с головой. Но, я все равно продолжала оставлять ему сообщения, не зная, прочтет он их когда-нибудь или нет. Его так давно нет в моей жизни, что я даже привыкла. Вернее, я так думала, до тех пор, пока не увидела его на днях в кафе. Завтра годовщина, а он сидел в кафе и разговаривал с какой-то женщиной, будто ничего не происходило. Не то, чтобы я была против того, чтобы он шел вперёд. Просто мне обидно. Почему он мне не сказал? Почему не позвонил? Почему не захотел заглянуть домой? Я такая ужасная дочь?

Я уже сказала так много, но остановиться все равно не могла. Меня прорвало как плотину после жуткого шторма. Питер слушал, не перебивая, видимо, понимая, как важно мне было все сказать и объяснить.

— Я думала, что в смерти матери есть капля его вины. А теперь понимаю, что все произошедшее сугубо моя вина. Если бы я не сбежала, если бы только послушалась маму, смогла бы всего избежать. Я уверена, что ко всему ее подвело то, что она винила себя в том, что не смогла удержать меня, к тому же в довесок ко всему я оказалась в коме, пристегнутой к больничной койке. Я очнулась, и через несколько дней она сбросилась с крыши Белой Башни. И теперь, из-за меня отец не может вернуться домой. Ведь мы с мамой как две капли воды похожи. Наверное, в его глазах я не больше, чем причина гибели мамы. Я вижу в отражении тоже самое. Я его понимаю. Не хочу и дальше рушить его жизнь.

Я не заметила, когда Питер подошёл, оставив между нами пару метров, будто боялся спугнуть меня. Перед глазами туманная пелена, застилает весь вид.

— Ты берешь на себя слишком много, — его голос становится приятным, вибрирующим. — Прекрати винить себя в том, в чем твоей вины нет. Это было решение твоей матери и только. Я уверен, что не каждый человек решиться на что-то такое.

Я поджала губы.

— Слишком много сентиментальности, — устало прикрыла веки. — Ты не должен был вмешиваться. Все бы закончилось сегодня. И я перестала бы чувствовать эту вину. Она увенчала меня тяжёлой короной. Я устала таскать ее на себе, как целый дом. Я уже не человек, а грёбаный кусок вины. А ты видел, как люди смотрят на меня? С сожалением, будто это что-то изменит. Ни моя вина, ни их сожаление не вернут мне маму и не заставят отца переступить порог дома. Я больше не могу. Этого слишком много, даже для меня.

Вот Питер безмолвно преодолевает ещё один метр, сокращая оставшееся между нами расстояние. Я не могу отступить, ноги дрожали так сильно, что казалось, будто любое движение превратит меня в груду песка.

— Я ненавижу этот мир. Ненавижу этот город. Ненавижу этих людей. Ненавижу! Черт, Питер, я и тебя ненавижу!

Парень тянется ко мне. На его лице непроницаемая маска, сквозь которую не видно эмоций. Я пыталась отбиться, но он оказался куда сильнее и проворнее. Бью его в грудь кулаками, но ему нет до этого дела. Кажется, для боли он неприкасаемый. Питер перехватывает мои руки за запястья, заглядывает в мои глаза, и я замираю, не в силах отвести взгляд. Его глаза снова темные, но совсем не устрашающие. Во мне что-то снова ломается, перемыкает, как каким-то рычагом, я пытаюсь вырваться из его стальной хватки всеми силами, кричу на него что-то, что до сознания туго доходит. Над головой гремит гром. Почти выворачиваю свои руки, но высвободиться не получается.

— Ты слышишь? Питер, ты ведь наказываешь плохих людей. Так, я грёбаная убийца. Довела мать до суицида. Хочешь тоже попасть под мое дурное влияние?..

Внезапно, Паркер ухмыльнулся.

— Я уже попал, — выдыхает он.

Меня пронзило холодом.

— Что ты такое говоришь?..

— Знаешь, если я начну судить с твоей точки зрения собственную жизнь, то она не окажется чем-то лучше твоей, — грубо перебил меня. — Я уже потерял обоих родителей и дядю Бена. У меня осталась только тётя Мэй, ради которой я с трудом выносил год за годом, по сей день. И теперь этот список хочешь пополнить ты. А ведь у меня тоже есть скелеты в шкафу. Я не рассказывал, но в смерти дяди Бена есть моя вина. Я поддался своему эгоизму и не сделал то, что должен был в нужный момент, и это повлекло за собой печальные последствия. К тому же, я не такой хороший супергерой. Люди все равно умирают каждый день. Так, какая разница? Может мне спрыгнуть и покончить со всем? Как думаешь?

Питер отпустил меня, чтобы переметнуться к самому краю крыши. На мгновение я просто перестала дышать, будто существуя лишь наполовину, в то время как тело наливалось свинцом и едва поддавалось контролю. Парень раскинул руки в стороны. Я рванулась к нему, наблюдая, как словно в замедленной съёмке он плавно откидывается назад, скользя по воздуху. Сердце ёкнуло, болезненно сжалось и я почувствовала такое опустошение, когда Питер исчез из виду, рухнув с крыши, что забыла об всем на свете. Кто-то закричал. Не сразу осознала, что это мой голос всколыхнул воздух. Я не думала, когда, перебирая руками подол платья, перемахнула через край следом за парнем. В ушах звенело и стук сердца наперебой с громом глушили меня. Я видела Питера. Он летел быстрее, будто совершенно не боялся смерти, а в следующую секунду, парень выпускает паутину и притягивает ею меня к себе. Я оказалась в кольце сильных рук. Питер смотрит на меня внимательно, будто пытается запомнить.

— Остановись! — пыталась перекричать звон в ушах и громыхание над головой. — Зачем ты это делаешь?

— Хочу, чтобы ты поняла. Твоя жизнь не бессмысленна. Черт, Блейк, как ты не понимаешь? Только в твоих силах изменить все. Если тебе не нравится, что отец так поступает с тобой, покажи ему, что так делать не стоит.

Мы падали, прорезая собой сам ветер, кружась в воздухе с каким-то поистине циничным изыском.

— Питер!

Звон битого стекла окончательно испугал меня. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Это неправильно. Так не должно было произойти.

— Если ты хочешь умереть, то почему бы не сделать это вместе? — он будто издевался.

— Но какой в этом смысл? — злилась я.

— Ты ведь почувствовала что-то, когда я упал, верно? Я почувствовал тоже самое, когда увидел тебя, летящую к земле. Теперь представь, что почувствует твой отец. Он потерял свою единственную настоящую любовь, а твоя смерть добьет его. Ты этого хочешь, Блейк? Этого?

— Отцу все равно на меня! — противилась я.

Его глаза вспыхнули черным пламенем. Он злился, но старался быть спокойным и непринуждённым, как выглядел всякий раз будучи скрытым маской Паука. Но, это была скорее ледяная сдержанность, чем спокойствие.

— Это миф, Блейк, чтобы тебе было проще. Ты видишь только часть настоящей картинки. Твой отец продолжает участвовать в твоей жизни, хоть и находится далеко от тебя. Открой глаза. Проснись наконец!

Питер встряхнул меня за плечи, словно хотел, чтобы я проснулась от долгого и скорее мучительного, чем нужного, сна. Мне стало тошно от его слов. Все во мне взревело от нахлынувшего понимания. Злость, отчаяние, безысходность — все смешалось, сжимая в своих когтистых «лапах» мое сердце. В словах Питера была логика, что если он прав? Я задохнулась. Осознание того, какую боль, ни смотря ни на что, могу причинить отцу, выбило из лёгких весь воздух. Следом пришел стыд.

— Я могу нас спасти. Только попроси, — вкрадчиво сказал Питер.

— Спасайся сам! Я не хочу… так… больше!.. — говорить вдруг стало трудно.

— Нет, если спасаться, так вдвоем. Выбирай, Блейк! Либо мы сейчас умрем, вместе, либо останемся в живых.

Я всхлипнула, больше не в силах сдерживаться. Уже было слышно, как где-то внизу гудели автомобили. Мне было глубоко наплевать на мой счёт. Я изначально хотела сдохнуть. Но, совершенно не хотела, чтобы он погиб из-за меня. Питер из тех людей, кто должен жить долго и счастливо, потому что он никогда не жалеет себя, если дело касается спасения чьей-то жизни. Даже, если эта жизнь ничерта не стоит. Даже, если она моя.

— С…спа-си, — едва выдавила из себя.

Парень прижал меня к себе одной рукой, выпуская паутину из запястья свободной руки. Мы пронеслись в метре от земли, а потом взмыли вдоль высотных зданий. Я чувствовала, как менялся вокруг нас воздух. Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем мы приземлились на очередную крышу. У меня кружилась голова, ее бомбили мысли, от которых я долго и старательно убегала. Питер ещё долго не выпускал меня из объятий, позволив выпустить все накопившиеся слезы. Я разрыдалась навзрыд, как маленькая девочка. Всё-таки, плечо надёжного парня лучше любого носового платка. Я долго плакала в ту ночь. Плакала не от причинённой боли — любую боль можно вытерпеть, плакала от понимания того, что могла совершить самую ужасную ошибку в своей жизни, так и не узнав главного. От осознания того, что чуть не погубила лучшего друга. От страха, что в одной из альтернативных реальностей я все же разбилась. И ещё плакала от благодарности. Я стёрлась в переливах мира. Когда все слезы закончились, и плакать было нечем, я растерянно боролась с сразившей меня икотой. Питер все равно продолжал спокойно гладить меня по волосам и успокаивать своим теплом и бархатным голосом. Его слова напоминали плохо сложенную мантру, но я точно знала, что была она от чистого сердца.

— Всегда знал, что из меня получится неплохая жилетка для слез, — смеётся он, когда я отстранилась.

Мне было неловко смотреть на Питера. Я крупно облажалась перед ним. И ещё больше облажалась перед самой собой. Столько было громких слов, которых я не сдержала. Я просто сгорала от стыда. Теперь, Паркер знает обо мне больше, чем я бы того хотела. Но, в тоже время я благодарна ему за это первое откровение. Мне было просто необходимо с кем-нибудь поговорить. Здорово, когда есть кто-то, кто готов вместе с тобой спуститься в Чистилище.

— Где мы? — решила отвлечься от странной неловкости.

— На крыше школы, — ответил Паркер, не спуская с меня внимательного взгляда.

Я удивлённо осмотрелась. Вокруг так темно, что ничего не видно. Только деревья едва различимы, а все остальное затеряно в сгустках темноты. Невероятно, я даже не заметила, как мы оказались здесь.

— Ты смог добраться так далеко вместе со мной?

Парень кивнул, его губы едва тронула улыбка.

— Я только с виду слабый.

Я не выдержала и рассмеялась.

— Ты уже давно перестал выглядеть слабым. В зеркало хоть изредка смотришь?

Питер неопределенно пожал плечами, а потом решил перейти к сути.

— У меня есть предложение, которое не обсуждается. Сегодня ты переночуешь у меня.

Я мягко говоря опешила.

— Не хочу вас стеснять.

Питер засмеялся, обнажив белоснежный ряд зубов. Впервые я увидела эту его улыбку, и она заворожила меня.

— У тети Мэй ночная смена. Она вернётся, когда мы завтра уйдем в школу. Не о чем беспокоиться.

Я хмыкнула.

— Ну, а тебе самому удобно будет?

Паучок кивнул.

— Обычно я возвращаюсь домой через окно, ну ты сама это видела. Ты как? — видимо я как-то изменилась в лице, потому что он поспешил добавить: — Или лучше через дверь?

Я замялась. Не хотелось создать ему ещё больше проблем, и так достаточно за сегодня облажалась.

— Вряд ли мы вдвоем сможем пролезть через окно, — справедливо заметила я, — но, если тебе так удобнее, я постараюсь.

Питер задумался.

— Я не просто так именно сюда тебя приволок. Я оставил в своём шкафчике рюкзак с одеждой, если немного подождёшь, я схожу за ним. Тогда сможем спокойно идти по земле и вернуться в дом через дверь.

— Я подожду, — поспешила ответить прежде, чем он придумает что-нибудь ещё.

Питер ласково потрепал меня рукой по голове, а потом поднялся на ноги и направился к краю крыши. Я хлопнула себя по лбу за наивность. Паучок каждый день сигает с крыш, как в последний раз. Для него было не впервой бросаться в пропасть с крыши высотного здания. Я слишком испугалась, в очередной раз облажалась, и восприняла его поступок иначе. На эмоциях, как говорится. Он бы не погиб, в любом случае. Однако, мне все равно было приятно. Хотя, пойми я это раньше, сочла бы за предательство. Странное чувство. Я бы заметила даже, что неправильное. Если бы он не был Человеком-пауком мы бы умерли. Вдвоем. Меня пронзило холодом. Питер изначально знал, что я выберу. Он прочел меня, как книгу, а я не смогла сделать того же в ответ. Дубина, Блейк. У меня новое прозвище. Новый уровень, прям. Я прокачала свою тупость до 80-го уровня. Кажется, за это должен полагаться приз.

— Блейк! — послышался голос Питера.

Я огляделась, но нигде его не увидела. Когда он позвал меня во второй раз, я смогла сориентироваться и подошла к краю крыши. Паркер помахал мне рукой. Он уже переоделся, выглядел забавно, будто снова сбежал из-под ареста. Растрёпанный, но чертовски счастливый. Улыбался мне широкой улыбкой. Так мило.

— Что? — я старалась быть тихой, насколько это было возможно, учитывая расстояние в четыре этажа между нами.

— Прыгай! — ответил он.

Сказать, что я офигела, значит сожрать мокрую тряпку и просто удавиться ею.

— Нет! — испугалась я. — Здесь так темно, что тебя едва виду! Землю вообще не видно!

Он расхохотался.

— Ну, я же тебя вижу, — констатировал парень.

— Знаешь, это нисколько не утешает! — бросила ему я и немного отошла от края, так, чтобы можно было видеть друга, но без головокружения.

— Прыгай, трусишка, я тебя поймаю, — попытался утешить меня Питер.

— А если нет? — нервно отозвалась.

— Никаких нет. Я думал, ты уже это поняла, — хитро намекнул Паркер. — И потом, так будет проще, чем если мне придется лезть на крышу снова, а потом прыгать вместе с тобой. К тому же…

— Ладно, ладно! — перебила его я. — Но, если ты меня не словишь, я буду проклинать тебя из больницы!

Я не боялась смерти, но вот боль — это совсем другое дело.

— Давай уже, — хохотнул Паркер.

Решилась я не сразу, только после того, как мысленно попрощалась со всеми своими конечностями, а после спрыгнула, предварительно закрыв глаза. Он подхватил меня, как и обещал, с такой лёгкостью, будто ловил не живого человека, а куклу, одной рукой под коленями, а другой — за спину. Я открыла глаза и встретилась с ним взглядом, Питер улыбнулся мне одним уголком губ. Поставил меня на ноги, придерживая одной рукой под локоть.

— Порядок? — обеспокоенно спросил парень.

— Ага, — мне удалось встать твердо на ноги.

Питер отпустил меня, чтобы взять свой рюкзак, и мы пошли к выходу. Я с удивлением замечаю, что ворота открыты, и ещё больше удивляюсь, когда Питер сам закрывает их после того, как мы выходим. Видимо, не в первый раз. Сколько же у него всего на примете, все так продумано. Он замер, заметив мой взгляд на себе.

— Что? Я сделал ключ несколько месяцев назад, на случай, если понадобится где-то перекантоваться.

— Я вообще молчу, — ответила я.

— Умничка, — подмигнул мне Питер.

Всё-таки новый ритм жизни многое в нем изменил. Два года назад Питер был обычным отличником, умником среди умников, он ни с кем не конфликтовал и всегда находил компромисс. Его мало кто замечал, но всегда норовили чем-то задеть, потому что он никогда не поддавался на провокации. Я всегда поражалась его стойкостью. Изменения начались, когда сформировалась наша троица. Его перестали долбать, даже наоборот, пытались с ним подружиться, но Паркер всегда был на шаг впереди их социальных махинаций. Сейчас же Питер, наконец, нашел себя. Теперь, я видела ясно. На самом деле, это не мы с Гарри помогли ему, а он нам.

Внезапно, он накинул мне на плечи длинную кожаную куртку.

— Идём, может ещё успеем поймать последний автобус, — Питер схватил меня за руку, и мы побежали на остановку.

Со стороны мы, наверное, походили на парочку, пытаясь скрыться от дождя. Даже успели на автобус. Людей было не много, слава богу, но те, кто были пялились на меня как на суперзвезду из любимого кино (я так надеялась). Питеру пришлось приобнять меня за плечи и прикрывать от любопытных глаз всю дорогу. Чуть позже я долго думала об этом, и вообще о том, что он сделал для меня в эту злополучную ночь, и поняла, что мне жизни не хватит, чтобы отблагодарить его за помощь. Очень важно, чтобы в такие моменты рядом кто-то был.

Дома у Паркера действительно никого не было. Тётя Мэй оставила записку на столе в гостиной, предупреждая о ночном дежурстве. Все, как Питер и говорил. Но, мне все равно было неловко. Я и без того доставила ему немало хлопот, а теперь ещё и ночевать у него буду. Как беженка. А ему, видимо, вообще плевать. Такой непринуждённый.

— Могу я поспать здесь? — машу в сторону дивана. Он большой и выглядит очень уютным. Я не могу требовать от него больше. Просто не имею права.

Питер хмурится и качает головой.

— Ни за что. На диване лягу я. Ты можешь занять мою постель.

О боже. Нет! Это уже перебор. Я не могу это сделать. Питер стал свидетелем моего фиаско. Сегодня он заставил меня кое-что осознать и в кое-что поверить. В моем сердце вновь загорелась надежда. И не то, чтобы место ночлега как-то изменило произошедшее, но мне хотелось, как следует порыдать в подушку и сделать это так, чтобы Паркер не прознал об этом. Он и без того увидел слишком многое. После «такого» люди в моём мире не живут.

Мне нужно подумать. Что за черт. Дышать нечем. Питер Паркер спас меня и теперь я чувствовала себя глупым ребенком. И это все изменило. Изменило даже то, что, как мне казалось, изменить было невозможно.

Теперь я смотрела на него точно сняла розовые очки. Смотрела, как будто никогда раньше не видела. Помнится, также я смотрела на него, когда узнала, что он Человек-паук. Тот самый герой, что приходил ко мне в больницу после гибели матери, чтобы узнать, что со мной все в порядке. Тогда, я очень сильно заболела, практически все время находилась в состоянии между сном и реальностью, потеряв силы, чтобы их разграничить. И думала, что больше не смогу встать на ноги. А Человек-паук казался мне выдумкой моей нескончаемой лихорадки.

Я прозрела.

Произошедшее сломало мой компас, в котором вместо сторон света, четыре цвета безумия. Во мне что-то перемкнуло. Я совершила грубую ошибку, когда позволила себе посмотреть в его глаза и забыться. В комнате стало слишком тесно и мне показалось, что поднялся градус — мне жарко от стыда или стыдно от жара? О боже, кажется, рассудок окончательно потерян для меня.

Питер Паркер стал моим другом, хотя был не обязан мне. Он всегда оказывался рядом, и я всегда недооценивала его. Никогда не видела его.

Он спас меня. И теперь все будет по-другому. Наша дружба преодолела незримые границы, проскользнула под воротами злосчастной френдзоны и теперь направлялась изучать новые территории, ранее невиданные ни мной, ни Питером.

Моя фантазия уже взялась за карандаш. Я знала точно, что не смогу уснуть этой ночью.

Я боялась, что могу увидеть во всем этом больше, чем есть на самом деле. Не хотелось быть одной из тех глупых девиц, которые страдают от трёх золотых вершин: сама придумала, сама поверила, сама обиделась.

Мне нужно срочно куда-нибудь провалиться.

Только подумать, что... Вдох. Постель хранит его запах. Стоит мне улечься на матрац и зарыться головой в подушку, как разыграется мое воображение. Я посмотрела на Питера Паркера не как его друг, а как девушка, ради которой он сиганул с крыши ни смотря на все возможные варианты исхода. Лучше бы я ослепла, потому что, о боже, я увидела то, чего раньше не замечала. Его глаза светлеют, когда ему хорошо и темнеют, когда он злится. У него красиво очерченные скулы, будто высечены на камне. И губы. Вот бывает же, дано или не дано. Так вот, Питеру дано, и ещё ой как дано. Я не понимаю, почему раньше не замечала, как он красив. Все это время я видела перед собой только Озборна. Теперь все изменилось. Как бы мне ни хотелось, в эти секунды я видела только Питера. Он затмевал собой все мысли о Гарри. Его взгляд выжигал во мне все эти мысли, как солнце выжигает тени по утру. Невероятно.

Я слышала, как девчонки со школы шептались за моей спиной о Питере. О том, как он изменился. Да, он изменился. Перестал прятать глаза за толстым стеклом очков, перестал носить старые фланелевые рубашки, перестал игнорировать провокации других парней. Однако, я так привыкла видеть в нем своего лучшего друга, что за всеми этими бирками, которые самолично на него навесила, я не замечала его самого. Да, наш Питер-панда повзрослел. Чертовски повзрослел.

Я на пороге противоречий. Меня рвут изнутри мысли: хочу броситься к нему и прижаться к его сильной груди, чтобы никогда не отпускать. Хочу, чтобы он обнимал меня также, как на крыше, словно боялся, будто вот-вот я рассыплюсь на части.

Больная. Мне нужно выставить стену. Пропитанные женским эгоизмом мысли должны исчезнуть. Раз и навсегда. Питер привлекательный, но не мой. Я не могу претендовать на него. О боже, о чем я вообще начала думать. Претендовать? Слишком громко, нужно взять себя в руки сейчас, иначе, боюсь, я совершу очередную глупость. Насквозь сгнивший дух и протухший из-за наркотиков разум в совокупности окончательно все смешали в моей голове.

Я не умела быть благодарной.

— Я бы предпочла диван.

Голос дрожит, дышу глубоко, пытаюсь контролировать чувства, но получается с трудом. Совсем расклеилась, тряпка. Слеза бежит по щеке, и я беспомощно шмыгаю носом. Дерьмо! Когда я успела стать такой плаксой? Я вообще ненавижу плакать. Только в редких случаях, если все совсем плохо. Видимо, в последнее время жизнь поливает меня соусом из чаши злой судьбы.

— Блейк, — его голос, напротив, глубокий и низкий, резонирует во мне, и я отпускаю голову, будто спасаюсь бегством. Не хочу, чтобы он видел мои слезы снова. Эти чертовски бесполезные слезы. Ненавижу себя. Дурацкая привычка держать все в себе сыграла со мной в злую шутку. Теперь остановить слезы все труднее и труднее. — Посмотри на меня.

Я мотнула головой. Он берет меня за подбородок и приподнимает мое лицо. Мне ничего не остаётся, кроме как собрать осколки своей гордости и посмотреть на него. Питер хмурится, вытирая мои мокрые щеки.

— Ты плачешь.

Я часто моргаю.

— Нет, — мотаю головой.

Он нежно гладит мой подбородок большим пальцем, кончиком задевая нижнюю губу.

— Все позади, слышишь?

Я закрываю глаза, слезы продолжают литься, склеивая ресницы.

— Я не знаю, как с этим справиться. Мне так хотелось, чтобы все закончилось. Я просто не нашла другого способа. Мне так… так… так стыдно. Прости.

— Не нужно просить прощения. Ты не виновата. — Он придвигается ближе. Я чувствую жар его тела. Меня беспокоят собственные ощущения. Питер будто не замечает мольбы в моих глазах, когда губами касается моего лба, оставляя на коже неуверенный поцелуй. Кожа горит. Его тепло обжигает. — Если хочешь, я могу пойти завтра на кладбище вместе с тобой? — Ещё один поцелуй в висок. Кажется, он и сам не отдает себе отчёт о происходящем. Его взгляд затуманен. — В качестве поддержки. Мне совсем не сложно. — Целует кончик носа.

Не колеблясь, вжимаюсь в него, обнимая руками. Он такой большой, твердый и тёплый. На душе становится спокойно, приходит облегчение и опьяняющее чувство безопасности. Я понимала, что рядом с ним мне нечего бояться.

— Я не могу просить тебя об этом, — шепчу ему.

— И не надо. Я сам вызвался, — быстро отвечает.

Мы так и замираем, безмолвно, а внутри меня бешено колотиться сердце. Одна его рука придерживала меня за талию, а другой он зарылся в мои волосы. Так странно. Вообще все это странно. Мне хочется, чтобы это мгновение продлилось вечность.

— А что с вечеринкой?

Я рискую поднять глаза и встречаюсь с ним взглядом. Он выглядит растерянным, словно я застала его врасплох.

— Не знаю. Я хотел пойти, а потом на полицейской волне озвучили экстренное объявление об угоне фургона. Я и сорвался.

Мысленно я поблагодарила чувака, который зачем-то решил угнать фургон.

— Жалеешь, что не попал на вечеринку?

Он нахмурился.

— Шутишь? Иначе, я бы не увидел тебя. К черту вечеринку, их будет ещё много, а ты одна.

И прежде, чем успеваю что-либо сказать, он притягивает меня ближе и наклоняется так близко, что у меня вырывается вздох. Всего несколько секунду отделили меня от возможности примкнуть к нему. Внезапно, в его глазах что-то разбивается, словно пелена застелившая разум. И все его лицо в сантиметре от моего будто каменеет. А потом парень резко отступает на шаг, как если бы проснулся от долгого сна. Все внутри меня стынет от разочарования.

— Прости, — говорит он. — Сейчас вернусь.

Питер бросается к лестнице, как будто убегает от чумы. Взлетает по ступеням и скрывается из вида. Я проводила его глазами. Что-то не везёт мне.

Паркер возвращается вместе с подушкой. Вручает мне футболку, чтобы в ней спать, и скомкано объясняет где расположена ванная комната, а потом устраивается на диване и затыкает уши наушниками. Я послушно поднимаюсь на второй этаж, в ванную, чтобы смыть с себя этот чертовый день, а после направляюсь в комнату парня. Диван он уже занял, буду давиться своим воображением. Особенно теперь. Давайте скажем спасибо Питеру Паркеру.

Его футболка с какой-то формулой из физики оказалась вполне приличной, длиной до середины бедра. Кажется, я видела его в ней как-то раз. Час от часу не легче. Войдя в комнату, сразу побрела к кровати, но не успела даже забраться под одеяло, как в дверях показался Питер. Сейчас он выглядел как никогда привлекательно. Такой растрёпанный, с этими ссадинами, к которым я успела привыкнуть за последнюю неделю и чертовски бледный, будто что-то неустанно мучает его. Я стянула полотенце с головы и совсем невесело улыбнулась.

— Давай, просто забудем все, что сегодня было. Пускай, завтра начнется с чистого листа.

Питер поджимает губы, внимательно смотрит на меня, будто ещё решается. Его глаза потускнели, в то время как мое сердце болезненно сжалось в груди. Кажется, этот парень способен в секунду лишить меня возможности дышать. Просто, этот его взгляд. Так смотрят на что-то, что очень хотят, но в силу своих возможностей получить не могут. Раньше, я не замечала этого.

— Хорошо. Тогда, забудь и это.

В недоумении, не успеваю вставить хоть слово, когда он оказывается рядом в считанные секунды. Где он научился так быстро передвигаться? Хочу отступить хоть на шаг, но он быстрее и проворнее меня. Питер рывком притягивает меня ближе и прижимается губами к моим. Его губы горячие, жадные и очень, очень настойчивые. Я легко раскрываюсь в ответ, все сплетается, мое сердце делает очередной кульбит, когда он так ловко и умело манипулирует мной.

Я уже знаю, что пропала.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒