Глава 47. АЛЕХАНДРА

Глава 47

ТВИТЧ

Я сажусь на большой, обитый кожей трон и греюсь перед ревущим огнем в очаге. Сижу и жду.

Когда Блэк спросил, куда направляюсь, я ответил, что собираюсь прогуляться. Я не сказал, куда иду, потому что его бы привело в ярость мое местонахождение.

Проходит час, затем другой, и, борясь с раздражением, я решаю встать и размять ноги, чтобы не заснуть. Поднимаю руки над головой, разминая мышцы, обнажая живот. Опускаю руки по бокам и беспокойно качаю головой.

Рискованно находиться в логове человека, который является легендой в городе. И также неуважительно вторгаться в чужое личное пространство, как это сделал я. К счастью, меня никогда не волновал вопрос уважения.

Многие требуют уважения, хотя ничего не сделали, чтобы заслужить его.

Я рассматриваю кричащую богатством комнату, залитую светом камина. Персидский ковер на полу, картина Пикассо на стене, лучшие сорта виски в хрустальных графинах, вероятно, стоящие годовой зарплаты обычного работяги.

Я устал и собираюсь уходить, как вдруг дверь открывается, и входит он.

Уверен, он попытается застрелить меня. Однако я подготовлен, и, если он попытается меня убить, я не буду сдерживаться и прострелю ему плечо.

Не так я представлял себе встречу с зятем, но, думаю, так должно было случиться.

Мгновение спустя Эвандер МакДиармид понимает, что не один, и, на полпути к своему столу, он медленно поворачивается ко мне лицом, без оружия.

Я почти впечатлен.

Почти.

Уверенный в себе ублюдок.

Одетый в светло-серый костюм, белую рубашку, серый галстук цвета пурпурной бронзы и итальянские кожаные туфли, он на целую голову выше меня, с копной каштановых волос, зачесанных назад и убранных за уши. Его ореховые глаза пронзительно смотрят на меня, он расслабляется, прислоняется спиной к огромному столу, скрещивает руки на груди и ухмыляется. Я не ожидал, что у него будет сильный шотландский акцент.

— Ты смелый ублюдок, да?

Засунув руки в карманы черных треников, небрежно пожимаю плечами.

— Мне говорили об этом.

Он тихо смеется, отталкивается от стола и направляется к бару. Обернувшись, спрашивает:

— Выпьешь? — Я утвердительно киваю, но насторожен и недоверчив. Он снимает пиджак и бросает его на стул. Наливает два стакана, ставит их на стол, затем подходит к двери кабинета, открывает ее и кричит: — Съ*бись, — охраннику, стоявшему там, после чего снова захлопывает тяжелую деревянную дверь.

Эвандер протягивает мне стакан, и я смотрю на него, затем внимательно наблюдаю, как он делает глоток, и после подношу стакан к губам.

Да, я параноик. Но эта паранойя сослужила мне хорошую службу на протяжении многих лет. Кроме того, меня уже пытались отравить.

— Ох, черт, — вырывается у меня непроизвольно. Я так давно не пил хороший виски.

Его ухмылка становится шире, затем он делает глоток, закрывает глаза, наслаждаясь вкусом. Сглатывает, причмокивая губами.

— Одно шотландцы делают хорошо, приятель. Шотландское виски. Лучше не бывает. — Он поднимает свой бокал, оценивая цвет. — Макаллан. Семьдесят второй год. Ах да, стоит немалых денег, но я лучше проглочу свою собственную мочу, чем выпью какую-нибудь дешевую дрянь. — Он опускает стакан и смотрит на меня сквозь прищуренные глаза. — Аманда, — говорит он, — сказала мне, что ты не умер. Я ей не поверил. Думал, что она принимает желаемое за действительное. Я знаю, что она хотела встретиться с тобой.

Хорошо, тогда. Поехали.

— Ты знаешь, кто я.

Не вопрос.

Он поднимает руки вверх, глаза расширены.

— Случайно, уверяю тебя. Твой отец попросил разыскать тебя, когда ты переехал в Австралию за той девицей. У меня повсюду источники, знаешь ли? — Его влияние распространяется только на Мерику (прим. пер.: Мерика — используется в случае, когда говорится о каких-то стереотипно американских чертах, доходящих до абсурда или в случае перебарщивания с американским патриотизмом). Он снова делает глоток. — Слышал, что ты получил пулю. Умер. — Эвандер качает головой. — Никогда не видел свою Мэнди такой бледной. Она не могла в это поверить, а когда получила отчет о вскрытии, ее счастью не было предела. Она была абсолютно уверена, что ты не умер. — Он наклоняет голову. — Надо отдать ей должное. В этом она немного похожа на Зепа. Как только они что-то вбивают себе в голову, пиши пропало. Ничто не может их переубедить.

Не хочу знать своего папашу. Я сделаю все, чтобы избежать разговора о нем.

Я понял практически все, о чем он говорит.

— Зеп?

Он моргает, глядя на меня.

— Ага. — Он внимательно наблюдает за мной и говорит с осторожностью: — Твой брат.

Что за х*йня? У меня теперь еще есть и брат?

Сколько еще братьев и сестер появится на свет?

— Ты не знал.

Сбитый с толку, я бормочу:

— Есть еще?

Он откидывает голову назад и смеется, откровенно забавляясь.

— Насколько мне известно, нет.

— Хорошо.

И этот придурок снова смеется.

— У меня было ощущение, что ты мне понравишься. Мы с тобой, — произносит он, — похожи немного.

— Итак, Мэнди и Зеп, да? — я выдыхаю, качая головой. — Еб*ть.

Глаза Эвандера сияют.

— Тебе лучше называть ее Амандой. Я единственный, кому она позволяет называть ее Мэнди. Считает, что это непрофессионально по отношению к ее работе. — Я приподнимаю брови, и он поясняет. — Она врач, моя умница.

Врач? Черт. На самом деле умная девушка. Это объясняет, почему она просматривала отчет о вскрытии.

Он обходит свой стол, открывает ящик и достает сигару, протягивая ее мне. Я никогда не был любителем сигар. Отказываюсь, и он удивленно поджимает губы. Крутя сигару, лукаво ухмыляется и протягивает руку.

— Мое производство.

Когда мужчина предлагает затянуться, нельзя отказывать. Особенно, если он говорит, что это его собственное дерьмо.

Я беру у него сигару и подношу ее к носу, вдыхая.

Она пахнет настолько хорошо, что у меня пересыхает во рту. Я чертовски сильно хочу закурить, но нехотя возвращаю ее обратно. Я здесь не для удовольствия.

Эвандер кивает.

— Возьми ее.

Спрятав сигару в карман куртки, неохотно излагаю свою просьбу. Провожу рукой по губам и, моргнув, перевожу взгляд на его чудовищный стол, подбирая слова.

— Я гордый человек, МакДиармид.

Затем — ничего. Это все, что я получил.

Я не знаю, куда идти дальше.

Выпрямившись на стуле, он хмурит брови и наклоняется над столом, глядя мне в глаза. Он понимает меня.

— Что тебе нужно?

— Двое из твоих людей стоят у меня на пути. Конти и Никулин. Они должны исчезнуть.

Он втягивает воздух, шипя сквозь зубы. Мгновение смотрит растерянно, затем произносит:

— И что потом?

— Потом я вернусь домой.

Все просто.

— Итак, я отдаю тебе двух самых сильных игроков, теряю несколько крупных предприятий… — он приподнимает бровь, — и что получаю взамен?

Я сжимаю губы. Это сложный момент.

Я не хочу обманывать этого парня, поэтому говорю правду:

— Мне нечего тебе предложить.

Он пристально смотрит на меня, затем его губы подергиваются, а на лице появляется замешательство.

— У тебя ох*енное предложение, приятель.

Я сижу в полной тишине, обхватив рукой стакан виски, провожу большим пальцем по хрупкому хрусталю, прекрасно понимая, что только что выставил себя на посмешище. И это плохо. На самом деле, это хреново.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он снова заговаривает:

— Послушай, приятель, я женатый человек. И иногда это означает делать вещи, которые ты не хочешь делать ради своей жены. — Одним глотком он допивает виски и ставит стакан на стол перед собой, затем смотрит на меня. — Если бы Мэнди узнала, что ты приходил ко мне, и я тебе отказал, она бы оторвала мне яйца. — Он понимающе смотрит на меня. — А мне нравятся мои яйца, Фалько.

— Хорошо, — бормочу я, потому что что-то подсказывает, что ему что-то от меня нужно.

— Я помогу тебе, — говорит он, уверенно кивая. — Но... — делает паузу, — когда ты покончишь со всем этим, ты встретишься с Мэнди, проведешь с ней некоторое время и позволишь ей вывести тебя из себя. — Он встает, берет графин с виски, наполняет мой бокал, затем доливает в свой. — Ты будешь вести себя так, словно она — лучшее, что когда-либо появлялось в твоей жизни, потому что, черт возьми, так оно и есть. Ты будешь любить ее, как положено брату. Когда она будет звонить или писать, ты всегда будешь отвечать. Она обнимет тебя — ты обнимешь в ответ. Она поцелует тебя — ты охотно подставишь щеку, потому что это сделает ее счастливой, понял?

Хоть это крайне неприятно, но я счастлив знать, что о моей сестре хорошо заботятся.

— Я понял.

Как только начинаю расслабляться, дверь распахивается, и в нее вбегает миниатюрная рыжеволосая девушка в белой атласной пижаме, истерически рыдая.

Эвандер вскакивает со стула и бросается к ней, обхватывая руками.

— Мэнди, милая, что случилось?

Такое ощущение, что она, не успев проснуться, прибежала сюда.

— Папе звонил Юлий. Он и его парни явились к Гамбино, потому что... потому что... — Ее голос прерывается. — Джио убил Мигеля. — Еще один приступ рыданий, она задыхается: — Джио. Он... он... — Она не может говорить, не рыдая. Наконец, тяжело дыша, она продолжает: — Он отрезал ей палец, Вандер. — Гнев овладевает ею, она хватает его за рубашку и рычит: — Он, бл*дь, забрал Ану.

Эвандер напрягается, и я вижу, как яростно он сжимает челюсть.

Эти новости его не обрадовали.

Думаю, я только что нашел способ помочь. Говоря тихо, чтобы не спугнуть сестру, обращаюсь к Эвандеру МакДиармиду с вопросом:

— Нужна лишняя пара рук?

Стоя ко мне спиной, Аманда замирает, а затем медленно поворачивается, удивленная. Замечая меня, она рассматривает мое лицо, затем в ее глазах мелькает узнавание.

— Боже милостивый.

Я заставляю себя улыбнуться, но не могу установить зрительный контакт с невысокой женщиной.

— Эм, привет.

Эвандер кивает.

— Я бы не отказался, но есть проблема. Юлий наверняка будет там.

Кого это волнует?

— Я не возражаю.

Эвандер качает головой.

— Юлий Картер. Твой шафер, тот, кто думает, что ты гниешь на кладбище. Пропавшая девушка, Ана... она его жена.

Юлий... женат? Мой Юлий?

Бл*дь, я понятия не имел.

Какого черта он делает в США? Насколько мне известно, он все еще живет в Сиднее, Австралия.

— О.

Аманда делает шаг ко мне, а Эвандер саркастически произносит:

— Ага, точно, О.

Она направляется ко мне, ее лицо ничего не выражает, достигнув меня, смотрит мне в лицо, смахивая слезы.

— Это ты, Антонио?

Боже, я ненавижу это имя. Я говорю ей мягким голосом:

— Люди зовут меня Твитч.

— Я знаю, — бормочет она, ее маленькая, холодная рука поднимается к моей щеке. — Знаю. — Ее губы дрожат. — Мне жаль. Я хочу быть сейчас счастливой, но не могу. — Она опускает руку и наклоняет голову, слегка упираясь макушкой головы в мой живот, ее тело сотрясается от беззвучных рыданий, и она произносит: — Она моя лучшая подруга.

Я смотрю на Эвандера, который изображает объятие и указывает подбородком в сторону своей жены. Не раздумывая больше ни секунды, я поднимаю руки и нерешительно обвиваю ими ее крошечное тело. Когда я это делаю, мне становится легче, и краем глаза я вижу, что Эвандер одобрительно кивает. Я позволяю своей младшей сестре немного поплакать, прежде чем глажу ее по спине и спрашиваю:

— Где нам их найти?

Эвандер достает из кармана мобильный телефон, кривит губы и отвечает:

— Как и все хорошие псы, они отвечают, когда их зовут.

Ночью, после нескольких телефонных звонков и угроз, Эвандер узнает адрес частного поместья Джио Гамбино, куда он приезжает, чтобы творить зло. У нас есть план, но МакДиармид говорит, что лучше проверить, в каком состоянии находится Ана, прежде чем звонить Юлию и сообщать адрес.

Но мы говорим о жене Юлия. И я чувствую, что мой брат должен знать, что к чему.

МакДиармид, как и многие до него, в конце концов, узнает, что я не следую по проложенному пути.

Я оставляю свои собственные следы.

Извинившись, иду в ванную дальше по коридору, достаю из кармана мобильный МакДиармида, набираю номер и жду.

Раздается два гудка, прежде чем он ворчливо отвечает:

— Что?

Я хочу сказать ему столько всего, но часть меня хочет повесить трубку, не сказав ни слова.

— Ана жива.

Раздается шум, затем грубое:

— Кто это?

— Она жива, брат. У Гамбино есть дом на Каннингвейл. Она там, ждет тебя. — Короткая пауза. — Какого хрена ты ждешь? Иди и возьми ее.

— Кто, бл... — я обрываю его, положив трубку.

Сажусь на закрытую крышку унитаза, провожу руками по лицу, зная, что надвигается буря, и я охотно собираюсь шагнуть в эпицентр.

Иногда я сам себе удивляюсь. Серьезно.

Боже, помоги мне.

Глава 48

АЛЕХАНДРА

Мои ладони вспотели, голова кружится, длинные волосы прилипли к влажной спине, из-за чего я ощущаю зуд, вызывающий большее возбуждение, чем следовало бы, зная, что я никогда не смогу дотянуться до них со связанными руками.

Джио не кормил меня в те дни, что я была здесь. Я не знаю, сколько времени прошло, но, когда он ел передо мной этим утром, и у меня в животе громко заурчало, он рассмеялся.

— Не стоит тратить еду на мёртвую женщину.

И вот оно.

Он планировал мучить меня до последнего вздоха.

При этой мысли мой желудок резко перевернулся. Место в моей голове, безопасное место, куда я сбежала, моё счастливое место, становилось все темнее и темнее, пока свет не исчез, и в нём не осталось больше счастья.

Я выиграла битву, подставив Дино, но Джио выиграл войну.

В конце концов, удовольствие от маленьких побед было недолгим и с каждой секундой становилось все более и более блеклым. Голод сделал меня слабой как телом, так и умом. Пытки сломили мой дух. И я готова умереть.

Точнее, страстно желаю это.

Я безмолвно хотела бы увидеть Юлия в последний раз, почувствовать его поцелуй на своих губах, перед тем как уйду на небеса.

Для меня это был бы самый счастливый конец.

Но у таких людей, как я, мечты не сбываются. Такие люди, как я, умирают в прохладной тишине ночи, голые и одинокие, без единой души, ищущей их.

Такие люди, как я, незначительны и заменимы.

Мы — ничто, унесённые клубом дыма, унесённые тенью лунного света.

Мои глаза закрыты, дыхание затруднено, большая рука с силой сжимает мой подбородок, поднимая его выше, чем комфортно для меня. Я пытаюсь открыть глаза, но не могу, и воспоминание о побоях, которые Джио нанёс всего несколько часов назад, даёт мне понять, что мои глаза опухли почти полностью. Когда что-то холодное прижимается к моему виску, мое тело покрывается мурашками.

— Вот так, не правда ли? — Я узнаю голос. Пытаюсь вырвать подбородок из его хватки, но он сжимает его сильнее.

— Успокойся. Я здесь, чтобы помочь тебе. Прояви немного благодарности.

Мои губы потрескались, я пытаюсь их облизать, но во рту всё равно пересохло. Моя шея болезненно вытянулась, я хриплю:

— Убей меня.

Я слышу его улыбку.

— Я сделаю это, детка. Я собираюсь перерезать твоё маленькое горло, пролить всю кровь благодаря только единственному порезу.

Он прижимается своими слабыми губами к моей щеке, и его дыхание согревает меня, когда он извиняющимся тоном шепчет:

— Я знаю, что сказал, что не буду, но ничего не могу с собой поделать. Я... я ненормальный. Я люблю смерть, люблю смотреть на неё, люблю её причинять. Просто я такой.

Прямо сейчас меня не волнует, кто он, если он дарует мне эту доброту.

— Пожалуйста, — почти умоляю я.

Рука у моего подбородка начинает трястись, и Максим Никулин щипает меня за челюсть.

— Мне жаль. — Его похотливый голос дрожит. — Мне нужно это сделать. Мне необходимо.

Кончик холодного лезвия прижат ко лбу, чуть выше виска. Я почти ничего не чувствую, только тупое давление. Проходит секунда, и быстро следует боль. Мой рот приоткрылся, и я издаю низкий пронзительный стон.

Максим Никулин шикает на меня.

— Скоро всё закончится, но ты должна молчать. Ещё немного.

Его трясущаяся рука наводит беспорядок на моём лице. Его тихий стон еле слышен, он заявляет явно возбужденно:

— Да, чёрт возьми.

Острое лезвие вонзается в мою кожу, проходит мимо виска, по линии подбородка, по губам и останавливается у подбородка.

Он на мгновение рассматривает свою работу, а затем удовлетворенно вздыхает, возвращая лезвие на то место, где моя голова встречается с шеей, одной рукой, а другой приподнимает мой подбородок.

— Всё почти закончилось, — обещает он, и, глубоко набрав воздух в лёгкие, я делаю последний вздох.

Потерянная в своей голове, готовясь к тому, что должно произойти, я пропускаю начало суматохи. Громкие мужские голоса орут, и начинается борьба, мебель, скрипя по полу, ломается, и крики боли наполняют воздух.

Это неважно.

Я приняла решение, мой разум оказывает мне единственную милость, и я перестаю дышать.

Проходят болезненные минуты, и мои лёгкие горят.

Это значит, что смерть займет так много времени.

Земля подо мной рассыпается. Звезды надо мной падают, разбиваясь при ударе. Море бушует, и я чувствую, как мой корабль опрокидывается, медленно погружаясь в темные глубины яростного океана.

Но затем в темноте раздается незнакомый голос, свет ведет меня домой, и меня опускают на холодную землю.

— Ана? Ана, бл*! Очнись. Черт, проснись. Живи, черт возьми!

Голос звучит снова, и, хотя он становится приглушенным, в момент, когда моё сознание проваливается в темноту, его слова проникают в мое обледеневшее сердце.

— Живи. Давай, девочка, дыши. Сделай это. — Он держит меня крепко, раскачивая моё безвольное тело, он умоляюще шепчет слова прямо мне на ухо: — Если ты не можешь сделать это для Юлия, сделай это просто назло этим ублюдкам.

Происходит внутренняя борьба, мой разум борется с моим телом, и эти слова эхом разносятся в моей голове, кажется, навсегда.

— Живи, чёрт тебя побери!

Потом происходит что-то странное.

— Давай, девочка, дыши.

Что-то твердое надавливает мне на грудь, снова и снова, пока, наконец, мои глаза не распахиваются. Мой рот расширяется в беззвучном крике, и мои легкие открываются.

— Сделай это назло этим ублюдкам.

Сверкает молния.

И я снова дышу.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 23 24 25 262728 Следующая ⇒