|
|||
Глава 38. АЛЕХАНДРАГлава 38 ТВИТЧ
Богдан Михаилович (прим. пер. фамилия на серб.: Mihailović ) сентиментальный п*дор. Он также третий в моём списке. Хотя Югославии больше нет, распад страны произошёл ещё в тысяча девятьсот девяносто втором году, Михаилович всё ещё называет свою банду «Парни Юго». Сербо-американская группа слишком хаотична, чтобы её можно было называть фирмой, слишком организована, чтобы называться простой бандой. Они застряли где-то между. С того момента, как я их встретил. Я знаю несколько сербов, и по большей части они порядочные люди, но эта группа мужчин… они вышли из-под контроля. Они ничего не делают наполовину. Пируют каждую чёртову ночь, тусуются слишком много и слишком много бухают. Они спецы по излишествам. Михаилович ещё не в курсе, но «Парням Юго» конец. Их время пришло, и я ни капли не жалею, что это произошло. После уничтожения Нео Метаксаса и последнего выстрела, который спас Блэку жизнь, мне предоставили большую свободу заниматься тем, чем хочу. Не то, чтобы мне нужно было их разрешение. Я всегда был парнем, который скорее просит прощения за сделанное, чем разрешения совершать поступки. Поэтому, когда Итан Блэк сказал, что мне больше не нужно оставаться дома, если я ношу солнцезащитные очки и одежду, скрывающую мои татуировки, я сделал то, что, уверен, было предсказуемо: я засмеялся над ним. Неужели он ничего обо мне не узнал за всё время нашего партнёрства? Он пялился на меня целую минуту, прежде чем покачать головой и уйти, но минутой позже вернулся и рявкнул на меня, чтобы я определился с ужином. Я выбрал стейк и попросил сделать заказ в приличном месте. Я ждал возражений и был удивлён, когда Блэк охладил свой пыл и согласился. Когда он пробормотал что-то о том, что хочет пожевать хороший, толстый кусок мяса, я прикусил свой язык. В смысле, да ладно. За версту видно, что он это специально. Я реально хотел ему сказать, что он может не претендовать на мой кусок, но был не в настроении к словесной перепалке с парнем, которому в задницу засунули четырёхопорную трость. Привезли еду, и Блэк заплатил курьеру, перенеся коричневые бумажные пакеты с обедом на кухню. Мы сидели в тишине, раскладывая тарелки перед тем, как попробовать один из лучших стейков в моей жизни. Либо это было невероятно потрясающе, либо я давно не ел приличной еды. Я недолго обдумывал первый вариант, потом второй. С момента моего первого сеанса лазерного удаления татуировки, короста на щеке чесалась почти постоянно. Мастер по лазерному удалению, с которой я общался, сказала мне, что, поскольку татуировка была сделана очень давно и уже немного поблекла, мне понадобится не более пяти сеансов, но она оценит результат после четвёртого. После сеанса она сказала мне, что кожа может опухнуть или покрыться волдырями. Меня это не очень обрадовало. Затем сказала, скорее всего, в этой области появится короста, зуд и кровотечение. Отстойно. Потом напомнила мне держаться подальше от солнца, массировать эту зону по десять минут в день и пить много воды, чтобы избежать обезвоживания. Я был сбит с толку. Они вели себя со мной так, будто мне предстояла ампутация или что-то в этом роде. К счастью, у меня были только коросты и зуд, ничего серьёзного. Но всё же я не мог бриться и уже начал обрастать приличной щетиной, которая кололась. На данный момент я был чертовски зол. Когда я поднял руку, чтобы почесать это место, Блэк предостерегающе закашлял. Моя рука снова упала на стол, отчего столовые приборы громко лязгнули о тарелку. — Это ненадолго, — проворчал он равнодушно. От его холодного замечания я скривил рот. — Нужно проделать это дерьмо где-то раз пять. Не знал, что так будет. Я громко вздохнул, взял вилку и ткнул зелёную фасоль с чесноком, прежде чем засунуть её в рот, а затем пробормотал: — Я хочу побриться, чёрт возьми. Губа Блэка дёрнулась. Ублюдок хотел сказать мне что-то дерзкое. — Что? Он засмеялся, отрезая кусок от своего стейка с кровью и насаживая его на вилку, а затем указал ею на меня: — Ты ведёшь себя как маленькая сучка. Я был ошарашен. Знал ли этот морщинистый мешок с яйцами с кем, чёрт возьми, он имеет дело? Я заслуживал уважение. Увидев моё ошеломлённое молчание, он запрокинул голову и весело рассмеялся. — О, я знаю, тебе это не нравится слышать, но, чёрт возьми. Ты не переставал жаловаться всё время, пока мы здесь. — Он стал серьёзен, склонив голову набок и смотря на меня с полным разочарованием. — У меня есть жена. У меня двое сыновей и дочь. Как ты думаешь, я бы лучше был здесь с твоей угрюмой задницей или дома с ними? Я не ответил, потому что, если бы сделал это, то стал бы Капитаном Очевидностью. Он продолжил: — Ты слышишь, как я ко всему придираюсь? Нет. Он этого не делал. Но это сравнение было несправедливым. — Ты можешь увидеть свою жену и детей в любое время. Вся моя жизнь зависит от нескольких следующих месяцев. — Я пристально глядел на него. — У тебя уже давно есть семья. Недолгое время вдали от них тебе не повредит. Бл*дь, тебе это даже может показаться праздником. — Я играл со своей едой. — Это не одно и то же. — Я мог бы надуться, но мне было всё равно. — Моя женщина оплакивала меня. У меня есть сын, который не знает своего отца. Он мой мир и он не… — Я резко остановился. Я был критически близок к тому, чтобы сломать что-нибудь и, прежде чем это что-то стало носом Блэка, я встал, неся свою почти пустую тарелку к раковине. Я выкинул остатки еды в мусорку, ополоснул тарелку, сбрызнул холодной водой себе лицо, осторожно, избегая заживающей коросты. В этот момент мне пригодились дыхательные упражнения, которым меня научили. Я закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, повторив это десять раз под мысленный счёт. Когда я закончил, мои плечи облегчённо опустились. Это было средством для достижения цели. Это не могло продолжаться вечно. Мне нужно было унять своё дерьмо. Но я этого не хотел. Я желал подраться с достойным противником. Знал, что это ничему не поможет. Дело в том, что я был тем, кто я есть. И я, скорее всего, не почувствовал бы себя лучше после спарринга, но во время него я был бы на седьмом небе от счастья. Услышав, как Блэк подошёл к раковине, я открыл рот, чтобы кинуть в него острыми, как ножи, словами, но, когда повернулся, они растаяли во рту. Мой взгляд приклеился к середине обеденного стола. Он поставил свою тарелку в раковину позади меня, задержавшись всего на мгновение, чтобы положить руку мне на плечо и сжать его на долю секунды, прежде чем подняться по лестнице в свою спальню. Дверь тихо закрылась, и, ничего не чувствуя, я двинулся к столу, ступая босыми ногами по прохладному кафельному полу. Я подошёл к стулу, на котором сидел во время обеда, протянул руку и схватил, не смея смотреть на стол, пока не добрался до безопасного места, закрыв за собой дверь и включив свет. Кровать манила меня к себе, и я тихо сел, подняв небольшую пачку фотографий до уровня глаз. Я улыбнулся первому, снятому на скрытую камеру. ЭйДжей сидит в тележке для продуктов, выглядя явно смущённым, когда кладёт шоколадный батончик вместе с другими продуктами. Молодая девушка, одетая во все черное, с волосами, уложенными в короткий черный боб, с накрашенными черными губами и дымчатыми глазами, насмешливо смотрит на моего сына, положив руки на бедра. Я не знаю эту готессу, но на вид ей не больше двадцати одного. На следующей фотографии моё сердце ёкнуло. ЭйДжей играет со своими грузовичками в парке, пока Лекси лежит животом на мягкой траве. Он катит грузовики по джинсам Лекси, используя эффектную попку моей девочки как гору, по которой могут ездить землеройные машины. Её задница была немного толще, чем я помнил, но никак не менее манящая, а может даже и более. Я поднес фото к лицу и прищурился, но улыбающееся лицо Лекси было расплывчатым. Меня охватило разочарование. Чёрт. От следующего фото моё горло пересохло. Лекси, одетая в белый сарафан, с развевающимися вокруг неё от ветра длинными волнистыми волосами. Она держала себя в руках, выглядя несчастной, когда прислонилась спиной к передней части белого мраморного надгробия с единственной маргариткой, заправленной ей за ухо. Моего белого мраморного надгробия. Эта женщина — моё всё. Следующий снимок был сделан в тот же день. Лекси прислонилась к белому мрамору, прижалась к нему щекой, на её прекрасном лице застыло выражение явной тоски. Маргаритка теперь лежала на том месте, которое должно было стать моим вечным местом отдыха. В опасной близости к тому, чтобы пустить слезу, я дошёл до следующей фотографии и прикусил внутреннюю часть щеки, когда увидел моего мрачного сына, кладущего горсть шоколадных пуговиц на вершину этого надгробия. И вот так я сломался. Первая слеза упала, моё дыхание прервалось, эхом отражаясь в тишине холодной, стерильной спальни. Место, где сердце должно безудержно болеть. Моя грудь вздымалась, я попытался сделать глубокий вдох, сжимая фотографию обеими руками так сильно, что она помялась, снова и снова целуя изображение моего сына. Мне нужно вернуться к нему домой. К ним. Моя цель обновилась, я напомнил себе, что всё, что делаю, я делаю для людей, которых люблю. Я не могу провалиться.
Спустя две недели и три дня…
Финикс жарче, чем в моей памяти, даже ночью. Чёрный военный конвой подпрыгивает, тряся всех пассажиров машины, пока мы едем по ухабистой дороге в пустыне. Эта облава будет легче других, потому что сегодня утром был арестован Богдан Михаилович. Это не обязательно значит, что он останется без работы. Я думаю, что теперь, когда Михаилович в тюрьме, его дерьмо будет под контролем. Под утроенной охраной. Но только если его команда еще не сменила локацию. Разведка быстро узнала его привычки и определила, что он каждое утро ходит в одно и то же кафе в своём родном городе Чикаго, в штате Иллинойс. Прежде чем он успел заказать завтрак, парни Блэка схватили его. Он был взят под стражу чуть ли не по собственному желанию, и теперь я молча молюсь, чтобы убежище было там, где я помню. Солдаты как всегда молчат, единственное отличие состоит в том, что Блэк качает ногой вверх-вниз в заметной тревоге. Многое зависит от моих воспоминаний. К счастью для меня, я всё еще в твердом уме и здравой памяти. Водитель едет по указаниям, которые я ему даю, и, прежде чем мы добираемся до места, у меня пересыхает во рту, и я с трудом сглатываю. Мой лоб мокрый от влажности, я с трепетом закрываю глаза, но мне пора бы уже привыкнуть к этому. Через час и сорок пять минут пути по пустыне напарник водителя открывает люк, отделяющий навигаторов от груза, и объявляет: — Сэр, мы приближаемся к какому-то бункеру. Я долго и медленно выдыхаю, и выдох приносит полное облегчение Блэк смотрит на меня и кивает с уважением. Я в ответ наклоняю голову. Это здесь. Но в этот раз я не страдаю хернёй. В тишине кабины я объявляю: — Мне нужен пистолет. Все солдаты движутся одновременно, и моя оборона растёт. Я смотрю вокруг и вижу каждую из их вытянутых рук, без вопросов предлагающие пистолеты. Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что эти люди выказывают мне некоторый знак уважения. Я моргаю, глядя на Блэка, заставляя его что-то сказать, и протягиваю руку, чтобы взять пистолет у парня, сидящего рядом со мной. Я бормочу: — Спасибо. Солдатик отвечает: — Нет проблем. Я киваю, поджав губы и тихонько зарычав: — Давайте наведём шороху.
Глава 39 АЛЕХАНДРА
Обстоятельства жизни могут лишить вас эмоций. Особенно трудные моменты настолько утончают их, что ты больше ничего не чувствуешь. Ты просто существуешь. Проживая жизнь на автомате и ничего больше. Но в таком состоянии оцепенения эти напряжённые эмоции, какими бы слабыми они ни были, всё ещё очень сильны. Да, они есть. Мой разум ощущает их, как струны арфы, когда дёргает те, которые отмечены страданием, печалью и горем, играя неназванную пьесу, которую я скоро назову местью. Мои глаза стали настолько сухими, что даже моргание даётся с тяжким трудом. Но я не смею плакать, проливать ни единой слезинки, как бы ни жаждала их освобождения. Моё сердце велит мне обуздать боль, которую я чувствую, обуздать и использовать её. Что я и планирую. Юлий входит в спальню. Я знаю это, потому что до сих пор слышу его твёрдые шаги, когда он доходит до кровати. Мои глаза закрываются, когда я наклоняюсь над раковиной, крепко держась за края, пока мои пальцы не побелеют. Я глубоко дышу, пытаясь понять, что мне делать дальше. Вито Гамбино хочет, чтобы я умерла. Джио хочет ребёнка, которого я никогда не носила. Джио хладнокровно убил Мигеля и, на мой взгляд, око за око было выплачено. Мне больше не нужно было умирать. Мой брат занял моё место. Его жизнь была намного дороже моей. Юлий встал у открытой двери ванной. Я чувствую его взгляд на себе, но отказываюсь смотреть на него. Если я это сделаю, то моя скорбь выльется из моих глаз, польётся по щекам, а вместе с ней и моя ярость. — Малышка, — говорит Юлий этим мягким, хриплым, экспрессивным голосом, и мой желудок неистово бурлит. — Они сломали меня. Он убил моего брата и теперь ему нужна моя сестра, Юлий, — холодно бормочу я, — Ей тринадцать лет. Мои глаза открываются, но вместо того, чтобы смотреть на него снизу-вверх, я гляжу на собственное отражение. — Тринадцать. — Я медленно качаю головой. — Он не получит её. Я не позволю ему забрать её. — Хорошо, — заявляет он. — Она всего лишь маленькая девочка. — Да, — признаёт он. — Он хочет сломать её. Сделать ей больно. Украсть её невинность. Погрузить её в такую же тьму, как и меня. Юлий выпрямляется. — Этого не случится. Меня охватывает разочарование, когда я признаю: — Мне нужно что-нибудь сделать. Я не знаю, как дальше быть. Я даже не могу придумать, что делать, с чего начать. Мой голос слабеет, когда я бормочу: — Я хочу убить его, но как… — Я сбиваюсь. Когда собираюсь с мыслями, говорю решительно: — Как вы планируете убийство? Спустя долгие минуты тишины, Юлий тихо произносит: — Пойдём со мной. Это не вопрос, потому что он знает, что спрашивать не нужно. Конечно, я пойду с ним. Я буду слепо следовать за Юлием куда угодно. — Куда? — Недалеко. Сунув руку в карман, он вытаскивает ключи от машины, крепко сжимая их в ладони. Мне нужно подумать, но я слишком взвинчена. Какое-то скучное, неинтересное дело, например поездка, может очистить мне голову. — А когда мы вернёмся, ты мне поможешь? Составим план? Он смотрит на меня, не двигаясь, прежде чем сказать: — Ты и я, малышка. И это те слова, которые мне необходимо было услышать. Эти слова — обещание. Юлий поможет мне, поможет избавить мою жизнь от паразитов из семейства Гамбино. Мы сделаем это вместе. Грядёт буря. В жизни мало истин. Солнце всегда встаёт на рассвете и садится вечером. Мы рождаемся ни с чем и умираем также. И, наконец, мы все истекаем кровью. Это прописные истины, но у меня есть оговорки. Я до смерти хочу перерезать горло Джио Гамбино, чтобы увидеть, какого цвета кровь у зла. В этот самый момент, хотя я держу свои беспорядочные эмоции при себе, моё разбитое сердце нуждается в Юлие больше, чем он когда-либо мог знать. Так что мы прокатимся, просто чтобы я могла быть рядом с ним, и там, где мне больше всего комфортно. На его стороне. Мы подходим к безупречно белому зданию, и хотя сейчас ранний утренний час, свет включён, и я вижу, как люди ходят сквозь освещённые окна. Я смотрю на Юлия, который паркуется на улице. — Что это за место? Он долго моргает, прежде чем заговорить, и когда начинает отвечать, у меня замирает сердце: — Получил сообщение от Фалько, когда мы были у Тони. Проведя кончиком пальца по кожаному рулю, он признаётся с неохотой: — Попросил его позвонить твоему брату, чтобы дать ему знать, что ты в безопасности. Моё ледяное сердце немного оттаивает. Этот прекрасный мужчина мой. — Фалько сказал, что Мигель обыскал дом после твоего ухода. Сказал, что сейф был открыт. Что? Юлий продолжил: — Сказал мне, что Мигель прислал ему кое-что из того, что он нашел в качестве страховки. Джио следил за ним, думая, что ты с ним свяжешься. Отправил Фалько диски, сотни дисков, с датой и временем. Я немного сбита с толку. Единственный сейф, о котором я знала, я опустошила при побеге. Я нахмурила в недоумении брови. — Что там? Юлий слегка пожал плечами. — Фалько не может их открыть. Файлы зашифрованы. Он открыл один, но он запросил пароль. Он ничего не ввёл. Десять секунд спустя компьютер сгорел. Мёртв. — Я не понимаю. — Файлы защищены, — осторожно заявляет Юлий. — Я предполагаю, что всё, что на них, важно. — Хорошо, — бормочу я про себя, прежде чем долго и протяжно спросить, — и мы здесь, потому что?.. — Браден Келли. Ирландский мафиози. В настоящее время освобождён условно-досрочно. — Он бросает на меня многозначительный взгляд. — Компьютерный гений. — Ты думаешь, он сможет разгадать, что это за файлы. — Дайте угадаю. — Он должен тебе? Юлий качает головой. — Нет, но если он выживет, я буду у него в долгу. Моя грудь болит от тонкой красоты этих слов. Я выросла в тени закона и знаю, что значит для мужчины быть в долгу. Это никогда не легкомысленно или неважно. Ты не даёшь обязательств, если не собираешься их исполнить, потому что, если ты этого не сделаешь, то умрёшь. Проблема в том, что никогда не знаешь, что тебе придется делать в результате. Быть кому-то обязанным безоговорочно — тревожно. Моё ледяное сердце начинает оттаивать, моё чувство потери растворяется от напоминания того, что я получила в Юлие. Юлий готов все сделать за меня. Он даже не ставит под сомнение это, как будто и ежу понятно, словно я достойна всех последствий. Теплота, которая поглощает меня, успокаивает, и чувства, которые я никогда не осмеливалась ощущать, выходят наружу, зажигая бесплодный костёр в моём сердце. Они вспыхивают, затем превращаются в мерцающее маленькое пламя и через мгновение становятся пожаром, который даже боги сочтут достойным. Я влюбляюсь. Скрепя сердце. Понимание этого факта довольно поражает. После Дино я никогда не считала себя настолько глупой, чтобы влюбиться. Не говоря уже о таком человеке, как Юлий. Тем не менее, это произошло. Я определённо не настолько глупа, чтобы верить, что Юлий когда-нибудь по-настоящему полюбит меня. Но я была бы слепа, если бы не видела, как он на меня смотрит. Возможно, он никогда не будет любить меня всей душой, но я ему нравлюсь, очень, и я приму это. Любовь заставляет делать людей непредсказуемые и глупые поступки. Наш брак оставит меня довольной, удовлетворённой. Да. Я вижу, что мне будет комфортно в паре, когда мы с партнёром тянемся друг к другу, жаждем компанию друг друга и смешим друг друга. Сочту за дополнительное преимущество то, что меня через день не бьют. Юлий выходит из машины и идёт к моей двери, открывает её и помогает мне выйти. Проверяя почву, я надавливаю на пятки и могу сказать, что более чем удивлена, когда всё, что чувствую — это лёгкое пощипывание, которое вполне терпимо. Я пытаюсь взять его за руку, но он отстраняется. И, ауч, это ранит. — Господи. — Юлий громко вздыхает при виде моей очевидной реакции, засовывая руки в карманы. — Не смотри так на меня, Ана. В наших же интересах сделать так, чтобы Келли думал, что мы просто работаем вместе. Конечно, Юлий прав, и когда он дёргает головой в сторону здания и начинает идти, я следую за ним, отставая, показывая этим молчаливый протест. Приёмная пуста, и белые флуоресцентные лампы, отражающиеся на безупречно белых стенах, режут мне глаза. Деревянная дверь за стойкой регистрации так и манит, и я предполагаю, что мы собираемся в неё войти, но Юлий подходит к неприметной белой двери слева, нажимает на кнопку сбоку от неё и ждёт. Динамик, которого я не вижу, визжит, а затем гудит, заставляя меня вздрогнуть от пронзительного звука. Грубый мужчина спрашивает: — Да, чего ты хочешь? Юлий открывает рот и громко задаёт вопрос в невидимый микрофон: — Браден Келли здесь? Треск и гудение. — Кто интересуется? — Юлий Картер. Затем динамик искажённым голосом объявляет: — Что ж, бл*дь. Дверь трещит, потом где-то за ней раздаётся громкий звонок. Слышимый щелчок даёт понять, что она уже не заперта, и непритязательная дверь открывается, показывая рыжеволосого мужчину за тридцать с рыжей бородой. Его глаза светлы и окружены морщинами от смеха, он ухмыляется Юлию, показывая ослепляющую белую улыбку. — На самом деле, бл*дь. Вытянув руку, он берёт ладонь, которую Юлий ещё не протянул, и грубо её трясёт. У него лёгкий акцент, который интригует меня. — Картер, войди, а? Я должен вернуться, пока меня не уволили. Мы с Юлием следуем за ним внутрь и быстро идём по вытянутому холлу, торопясь, чтобы не отставать от человека, который, я предполагаю, и есть Браден Келли. Юлий кажется удивлён. — Разве это место не принадлежит твоей семье? Келли бросает ему ухмылку. — О, да. И поверь мне, они используют любой предлог, чтобы избавиться от меня. Скажи, что я чёртов псих. Он переводит взгляд с Юлия на меня и поддерживает свой ритм с лёгкостью. — Однажды, ты вырезал глаз ножом для писем… — Он качает головой и громко щёлкает языком. — Это было кроваво. Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах. Он довольно забавный. То, что эти люди — хладнокровные убийцы, не означает, что у них нет определённого обаяния, и Браден Келли источает его. Мы приближаемся к двери в конце коридора, и Браден распахивает её, чтобы показать двух других мужчин, сидящих за столом, которые обернулись, чтобы посмотреть на нас. Один из них стоит, высокий мужчина с золотисто-каштановыми волосами, достаточно длинными, чтобы заправлять за уши. Когда он видит Юлия, его челюсть напрягается. И хотя он явно недоволен тем, что мы здесь, он показывает своё уважение одним кивком. — Картер. Как дела? Юлий склоняет голову в знак уважения. — Коннор. Человек, который продолжает сидеть на своём месте, кажется, безразличен к нашему присутствию. Он ниже Брадена, крупнее Коннора, его длинные волосы собраны в низкий хвост. Он откидывается на спинку стула, жуя ручку, но его глаза улыбаются. — Юлий. Зачем такой замечательный человек, как ты, навещает Келли рано утром? Не желаешь замарать свои красивые волосы? Браден смеётся от души. — О да, Шейн, ни в этих дорогих туфлях. Мой желудок сжимается от оскорблений, которые они кидают. Я имею в виду, они в себе? Им жить надоело? Коннор усмехается над подколками своего брата. — Нет, ребята. Он показывает на меня подбородком. — Смотри, а? Он пришёл с подарками. Он подмигивает мне, и я, не слишком долго думая, иду к нему, не останавливаясь, пока мы не соприкасаемся нос к носу, и обращаюсь к своей внутренней Линг. Мне нужно это сделать, потому что я уверена, что такие мужчины сочтут присутствие кроткой женщины, работающей с Юлием, подозрительным. Я смотрю на него и улыбаюсь, соблазнительно хлопая ресницами. Он слишком увлечен, чтобы заметить, как моя рука продвигается. Его удивлённый крик, когда мои пальцы хватают его член — это всё, что нужно. Моя улыбка остаётся, когда я резко сжимаю его, прежде чем отпустить. Не теряя зрительного контакта, возвращаюсь к Юлию и слышу смех Шейна и Брадена, пока Коннор шипит, сжимая свой член сквозь джинсы. Браден толкает Коннора плечом. — Надеюсь, тебе нравятся твои подарочки с зубками. Шейн добавляет, посмеиваясь: — Я не буду тебе сочувствовать. Тебе виднее, Кон. Лицо Коннора краснеет, но на его губах появляется улыбка. Он не спускает глаз с меня, и когда он говорит, его голос более теплый, чем был минуту назад: — А ты кто такая? Я держу рот на замке. Юлий отвечает за меня: — Это Мария Гамбриелла из Нью-Йорка. Она работает со мной какое-то время. — Итальянка. Коннор вздыхает с явным отвращением. Покачивая головой с притворной грустью, он вздыхает: — Между нами могло бы быть всё так хорошо, любовь моя. На этом Шейн оживляется, выглядя заинтригованным. — Ох? Что тогда случилось с мисс Линг? Юлий дипломатично сообщает: — Даже Линг время от времени нужен перерыв. Но Коннор хмурится в мою сторону. — Ты выглядишь знакомо. Мой желудок начинает дико крутить. Все в порядке. Он тебя не знает. Успокойся. Я заставляю унять свое беспокойство и ровно отвечаю: — Мы не встречались. — Я смотрю на его промежность и пытаюсь лукаво улыбнуться. — Я бы запомнила. Рука Юлия предупреждающе касается моей поясницы. И мои щёки краснеют от сдерживаемого разочарования. Если мой притворный флирт беспокоит его, ему не следовало говорить мне, что было бы лучше, если бы эти мужчины не знали, что он мой муж. Я просто играю свою роль. — Итак, — начинает Браден, — зачем ты пришёл? Мы не виделись с похорон нашего брата. Мой рот без раздумий открывается. — Мои соболезнования. Все смотрят на меня. Через мгновение Шейн искренне отвечает: — Спасибо, дорогая. Очень мило. Затем он поднимает руки вверх, потягиваясь. — Но парень сам навлёк на себя это, засунул нос туда, где не должен был быть, и из-за этого его убили. Юлий отвечает тихо, но непреклонно: — Я не хотел его убивать. И это бьёт меня, как мокрое полотенце, брошенное в лицо, с резкой и гулкой пощечиной. Юлий. Конечно. Судья. Присяжный. Палач. Шейн пристально смотрит на убийцу своего брата. — Мы знаем. У всех нас есть своё место в мире. Дэнни не следил за дорогой и попал на встречку. Коннор наклоняется ко мне и задумчиво моргает. — Клянусь, я видел тебя раньше, дорогая. Я просто не могу понять, где. — Не видел, — говорю я тоном, не оставляющим места для размышлений. Браден внимательно наблюдает за Юлием. — Хватит болтовни. Зачем ты здесь? Юлий выходит вперёд, усаживаясь за свободное место за столом, а я встаю позади него. — Вы можете расшифровать файл? Браден моргает, явно не ожидая вопроса. — В первую очередь, это зависит от того, что использовалось для его зашифровки. — Сколько времени это займёт? — со скучающим видом спрашивает Юлий, постукивая пальцами по ручке стула. Браден пожимает плечами. — Если бы у меня был файл… Юлий лезет в карман, достаёт металлическую флешку и бросает его Брадену. — Сколько? Браден Келли сжимает флешку и усмехается. — Ты думаешь, я дурак, Картер? Деньги для меня ничего не значат. Знаешь жизнь цыган. Я думаю о чем-нибудь более полезном. — Всё ещё улыбаясь, его глаза расширяются, когда он показывает пальцем на Юлия. — Мне нужна услуга. Похоже, долг Юлия Картера стоит больше, чем все деньги в мире. Юлий делает вид, что долго об этом размышляет, прежде чем кивает в знак согласия. — Договорились. Сейчас… Браден обходит стол и садится перед открытым ноутбуком. Он вставляет флешку и, не говоря ни слова, быстро перемещает пальцы по клавиатуре. Проходит минута, и он весело фыркает. — Кто бы ни зашифровал это, ему нужен сильный удар по голени. Пятилетка смог бы сделать работу лучше. Он смотрит на Юлия. — Это видео. Это не займёт много времени. Не дёргайтесь. Чёрт. Видео. Ох, чёрт. Моё нутро сжимается. Они не могут же быть? Дино никогда не был таким глупым. Он не… Он не мог… Мог ли он? Юлий, кажется, думает о том же, что и я, потому что его лицо становится жёстким, и он быстро встаёт, глядя на братьев Брадена. — Простите нас, парни. Нам нужно побыть наедине. Шейн понимающе поднимает руки. — Пойдём, Коннор. У меня есть работа. Когда Коннор встаёт, он осматривает меня с ног до головы. — Да, я иду. Он выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Браден работает не покладая рук, пока, наконец, он ухмыляется, поднимая руки по сторонам ноутбука в священном жесте. — Я чёртов гений, да. — Ты сделал это, — Юлий размышляет вслух. Похоже, он впечатлён. — Я думаю, что да мой друг. Погоди. Браден печатает ещё немного, затем внезапно открывается файл, и, хотя я не вижу экран, я слышу шум. Если бы лицо Брадена не побледнело так сильно от шока от просмотра видео, то я бы все равно по звукам моих слышимых рыданий и болезненных криков на видео поняла, что он смотрит. Я должна была знать, что Дино запишет то, что он и Джио сделали со мной. В конце концов, он был вуайеристом. Браден смотрит на меня, на его лице написано замешательство, а в голосе мягкое сочувствие. — Девочка. Без предупреждения дверь распахивается, и мы все поворачиваемся. Коннор стоит с гордой улыбкой на красивом лице. Он щёлкает пальцами и объявляет: — Я знаю, кто ты. Я тяжело сглатываю, моя рука сжимается в кулаке. Я изображаю высокомерие. — Ох, правда? — я насмехаюсь. — Кто я? В следующую секунду улыбка Коннора становится сердитой. Он поднимает руку из-за спины и направляет пистолет мне в голову. — Мёртвая женщина. Мои глаза закрываются, и тело вздрагивает от каждого выстрела. Проходит время, а я не чувствую боли. Когда слышу мучительный стон, мои глаза расширяются в ошеломляющем неверии. Юлий стоит над Коннором, сжимающим кровоточащую рану на плече, поднимая одну руку вверх, через дырку сквозь неё капает кровь на белый пол с мозаикой. Его зубы стиснуты от боли, он шипит: — Ты долбанный осёл. Ты хоть представляешь, кто эта женщина? — Представляю, — совершенно спокойно отвечает Юлий. — Она моя жена. Браден медленно встает со стула, подняв руки в успокаивающем жесте, его глаза не отрываются от пистолета, который Юлий направляет в голову брата. Когда Шейн вбегает в открытый дверной проём, он смотрит вниз на кровавую массу, которую представляет собой Коннор, затем на Юлия, тихо ошеломлённо произнося: — П*здец. Браден устало вздыхает. — Определённо п*здец. Он смотрит на меня и заявляет: — Мама будет в ярости.
|
|||
|