Глава 43. АЛЕХАНДРА

⇐ ПредыдущаяСтр 25 из 28Следующая ⇒

ЛИНГ

Я смотрю, как она натыкается на дрянной вид мотеля, и улыбаюсь, глядя на то, как хреново она выглядит.

Не ожидала, что это произойдёт, сучка?

У меня на коленях звонит телефон, и я отвечаю, не смотря на то, кто это.

— Следи за ней, — единственные слова, которые произнесены перед тем, как Юлий грубо бросает трубку.

Когда она попадает в здание, я ищу в своих контактах и набираю номер.

Когда телефон начинает звонок, я размышляю, стоит ли за это умирать.

Спорим, ты этого тоже не заметишь.

Жестокая улыбка появляется на моих губах.

Да похер.

Уходить так с размахом.

Глава 43

ТВИТЧ

Нью-Йорк

Второй месяц контракта

Я знал, что Клаудио Конти будет занозой в моей заднице ещё до того, как начал его искать. Какие проблемы? Этот мудак был пьяницей и любил показать, насколько он богат. У него повсюду недвижимость, бо́ льшая часть которых была уединённой и частной во всех смыслах этого слова. Вся его команда состояла из бывших военных. Все знали, что он женат, но никто не был знаком с его женой. У неё не было имени, и её редко видели. Он почти не впускал людей в свой ближний круг, и большинство из них в конечном итоге были мертвы. Посторонние считались угрозой — мужчина, женщина или ребёнок. Он никому не доверял.

Трудно было найти человека, который не хотел, чтобы его выследили.

У большинства людей был кто-то, кому они доверяли, кого я мог сломать, чтобы раскрыть все пыльные маленькие секреты, которые они держали в тёмных уголках своего разума.

У Конти был только один, и он был почти неприкасаемым. Его звали Эмиль Бароне, и он держал своё дерьмо крепче, чем девственная задница. К Конти вела только одна ниточка, и это был Эмиль.

Где бы ни был замечен Эмиль, можно быть чертовски уверенным, что Конти где-то рядом.

Ещё была его жена, но я её не знал, никто не знал, и казалось, что она недоступна. Во всех смыслах и для всех намерений женщина была призраком.

Мы прибыли в Нью-Йорк несколько дней назад. Я попросил Хэппи связаться от меня с несколькими старыми помощниками, которые могли знать о текущем местонахождении Конти, но никто ничего не сказал ему. Именно в этом была проблема с выходом из игры. Никто больше не считал вас частью своего мира, и связи Хэппи сокращались. Я мог бы позвонить Ноксу, но он прямо сказал мне, что вышел, и я не хотел приносить дерьмо к порогу его дома, после всего, что он для меня сделал. Я хотел бы связаться только с одним человеком, но не смог.

Юлий всё ещё был частью подпольного мира. Он и Линг были сами по себе, теми ещё плохишами, передвигаясь между городами, вынося приговор людям, которые облажались настолько, что взрослым мужчинам приходилось вызывать пару таких зелёных едва выросших консультантов, чтобы они позаботились о делах.

Я втайне гордился им. Я знал, что он справится после моего ухода. Я бы сказал ему это, если бы не считал необходимым держать его в неведении.

Он и Хэппи, оба были моими друзьями, но Юлий был моим братом. С этим не поспоришь. Я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы защитить его. Было крайне важно, чтобы он поверил в мою смерть. Иначе никто бы не поверил. Его реакция на мою смерть должна была быть искренней.

То, что я не могу с ним связаться, чертовски бесит. Если бы кто и мог узнать, где был Конти, это был бы Юлий. Если Хэппи позвонит ему и спросит о Конти, это вызовет слишком много подозрений.

Часть меня думала, что он будет здесь, в Нью-Йорке. Здесь большая часть его недвижимости, не говоря уже о бизнесе. Я не сомневаюсь, что у него есть кое-что еще, о чём я не знаю.

Конти был человеком старой закалки. Конечно, ему было всего за тридцать, но его папаша научил его тому, как должны идти дела. Семья Конти брала деньги у малого бизнеса, взамен предлагая защиту. Это не значило, что они собирались защитить кого-либо от чего-либо, это просто означало, что малый бизнес будет защищён от них, от Конти, на какое-то время.

Вымогательство было для этих парней образом жизни, но с приходом к власти более крупного франшизного бизнеса мафия перестала иметь своё влияние. Было не так много «мальцов», у которых можно было вымогать, что означало меньше денег в карманах мафии.

Конти занялся оружием и наёмными убийцами. Мужчина ненавидел наркотики. Не хотел иметь с ними ничего общего. Думал, что они приносят грязные деньги. В конце концов, это не имело значения, потому что оба направления бизнеса, которым он занимался, были востребованы, а это означало, что Конти неплохо устроился.

В некотором роде он был ценным человеком. Быстро перегружался. Даже не придерживался своего расписания, ему нужно было, чтобы кто-то делал это за него. И этим человеком был Эмиль.

Блэк спросил меня, в наших ли интересах взломать телефон Эмиля Бароне. Я ответил, что это не повредит, но я не был настолько туп, чтобы поверить, что такой человек как Конти, позволит сделать доступным своё расписание в цифровом виде. Нет, эти люди имели дело с ручкой и бумагой, и через некоторое время эти бумаги сгорали.

Они не были глупы. Их воспитывали лучше. Не останется никаких следов.

Теперь, ведя наблюдение в течение четырёх дней подряд, мы засели через улицу напротив от популярного ночного места, которое, как говорят, часто посещает Конти. Какой-то бурлеск-бар под названием Bleeding Hearts. Сегодня вечер пятницы, и мне повезло.

Блэк не обрадовался тому, что я ничего не знаю об этом парне.

Я сказал ему идти на хер. Неужто этот мудак думал, что я ничего не делаю? Если бы у меня что-нибудь было, поверьте, я бы использовал это, чтобы отыскать Клаудио.

Пока мы сидим за шатким столиком под тусклыми лампами кафе, выжидая время и потягивая наш третий за эту ночь кофе, мы с Блэком внимательно наблюдаем через окно. Даже несмотря на то, что ничего разглядеть изнутри нельзя из-за яркого света неоновых огней, сияющих через дорогу, снаружи всё прекрасно видно. Это место было выбрано удачно, и оно для нас на очень выгодной позиции. Мы садимся в укромный уголке бара. Блэк достаёт бинокль и всматривается в дорогу.

Проходят часы, и очередь в Bleeding Hearts уходит на мили. Мы не нашли ничего, чтобы стоило потраченных усилий.

Блэк вздыхает.

— Мы буквально действуем только из-за своего желания.

— Ага, — кисло отвечаю я, потому что это отстой.

Блэк слегка подталкивает меня в плечо, встаёт и заявляет:

— Это пустая трата времени. Да брось. Мы уходим отсюда.

Мы выходим из кафе, и я поправляю толстовку. Пройдя еще один сеанс лазерного удаления татуировки на щеке, я стараюсь изо всех сил прикрыть коросту пластырем. Провожу рукой по щетине на подбородке, которую очень хочу сбрить.

Что-то в моём животе заставляет меня обернуться. Лениво глядя на клуб из-под капюшона, я останавливаюсь, не сделав и шага.

Эмиль чёртов Бароне.

Он выходит из Bleeding Hearts рядом со знакомым лицом, разговаривая с человеком, которого я когда-то знал.

Саша Леоков.

Хороший человек, Саша. Он русский, крепкий, как кирпичный сортир. Стильный. Не особо разговорчив. Раньше он был курьером в мафии под названием Хаос. Я имел с ним дело всего несколько раз по бизнесу, но, судя по виду Саши, он разгневан. И моё любопытство резко возросло.

Блэк замечает, что я не двигаюсь, и поворачивается, чтобы самому посмотреть на человека. Он шипит себе под нос:

— Попался.

Саша всегда был таким крутым, спокойным и собранным, что мой разум подсказывает, что нужно постараться, чтобы вывести такого спокойного человека.

Что Эмиль сказал ему, чтобы он настолько разозлился?

Поэтому, когда Саша заканчивает свою тираду и видит Эмиля, вышедшего из клуба ни с чем, только отвернувшись, пытливый разум спрашивает:

— Блэк, кому принадлежит этот клуб?

Он делает глубокий вдох, его лицо выражает задумчивость.

— Какой-то парень с фамилией Леоков. Держится сам по себе. Не высовывается. Платит налоги.

Конечно, платит.

Я усмехаюсь про себя, внимательно наблюдая за Эмилем.

— Ты знаешь, кто самый близкий друг Леокова?

Блэк пожимает плечами и бросает на меня взгляд, говорящий, что ему действительно плевать.

Я заставлю его пожалеть. Это, бл*дь, важно.

Эмиль ругается, качая головой, затем засовывает руки в карманы брюк перед тем, как идти вниз по улице.

Блэк следит за Эмилем ястребиным взглядом.

— Следуй за белым кроликом.

Когда к Эмилю подходит другой мужчина, я тихонько шепчу:

— Ну, бл*дь, выкуси. — Я усмехаюсь и бормочу мужчине рядом со мной: — Ты уверен, что не хочешь знать, кто правая рука Леокова?

Блэк, понимающий, что облажался, качает головой.

— Думаю, в конце концов, это не повредит.

Эмиль оглядывается, я опускаю лицо и говорю:

— Виктор Никулин. Ты ведь знаешь, кто это?

В ответ Блэк молча кивает.

Эмиль Бароне продолжает идти, а Максим Никулин выходит из тени, чтобы присоединиться к нему. Они долго идут, не говоря ни слова. Когда они оба садятся в красивую спортивную машину и уезжают, я паникую.

— Бл*дь. Блэк, следуй за ними.

Я бегу к седану белого парня, открываю пассажирскую дверь и кричу:

— Мы их потеряем!

Блэк садится в машину, заводит машину, и мы уезжаем, держась на достаточном расстоянии, чтобы никто не заметил.

Это может быть моя счастливая ночь.

Если номер четыре и пять в моём списке ведут совместный бизнес, я не просто убью двоих зайцев одним выстрелом.

Я обрушу гребаную гору на их головы.

— Ты теряешь их, — хрюкаю я, и Блэк показывает мне средний палец.

— Приближайся. Ты теряешь их.

— Я не теряю их, — заявляет Блэк с уверенностью, хотя я вижу другое.

— Теряешь.

— Нет, не теряю.

Мой гнев растёт.

— Ага, ты, бл*дь, теряешь.

Блэк бросает на меня взгляд, прежде чем снова посмотреть на дорогу.

— Поверь мне, Фалько, я не теряю их. — Он делает паузу, прежде чем тихо признаться: — Я знаю, куда они едут.

Хм?

— Итак, — осторожно начинаю я, не зная, как реагировать на тон Блэка. — Куда они едут?

Мы наблюдаем, как дорогой спорткар скрывается в закрытом, выглядящем дорого, частном доме. Всё кричит о богатстве. Большой и пугающий, это место, где я бы предпочел жить.

— Кто здесь живёт?

Итан Блэк показывает подбородком в сторону дома.

— Это дом Эвандера МакДиармида. Родом из Глазго, он иммигрировал подростком вместе со своим отцом. Они создали уличную банду «Стальной Хайленд». Эти парни в своём роде стали культовыми. Об их преступлениях ходили легенды. Они стали серьезными людьми, одной из крупнейших мафий Нью-Йорка. Блэк смотрит на меня с мрачным выражением лица. — Мы должны отступить. Мы сейчас знаем, где это место, но МакДиармида нет в списке. Я не могу вызвать своих парней только потому, что здесь один из твоих целей и ручной пёс другого.

Я знаю это, и это меня съедает.

Откинувшись на спинку сидения, я смотрю на крышу машины из салона и раздраженно сжимаю кулаки.

— Что ты предлагаешь?

— Будем ждать, — отвечает он. — Мы знаем, что они оба в штате. Я поставлю на паспорт Конти маячок для авиаперелётов, но мы оба знаем, что это ему не понадобится, так как он летает частными рейсами. Мы будем следить за Эмилем, куда бы он ни пошёл, и прикрепим к нему людей. Мы их поймаем в другой раз. Это не случится этой ночью, Твитч. — Я чувствую на себе его взгляд. — Мне жаль. Я знаю, ты хочешь, чтобы всё закончилось.

Я говорю ему грубым голосом:

— Сделаем это по правильному. Ещё одна неделя не убьёт меня.

Блэк вздохнул с облегчением.

— Это хорошо. Кроме того, мне не хотелось бы расстраивать жену МакДиармида.

Я хмурюсь от этого непонятного комментария, но клюю на наживку, которую он кинул.

— Почему? Кто она?

В лунном свете губы Блэка трогает лёгкая улыбка.

— Твоя сестра, Манда.

От неожиданности я просидел всю дорогу молча.

Ну, дай мне по заднице и назови меня сучкой.

Глава 44

АЛЕХАНДРА

В какой момент жизни ты опускаешь руки?

Я уже столько пережила. Потеряла маму в одиннадцать. Была отдана жестокому мужу в восемнадцать. Снова замужем и брошена другим в двадцать четыре.

Самое тяжёлое, когда кого-то теряешь — это не проститься, а скорее научиться жить без того, что они давали, и постоянно пытаться заполнить пустоту, которую они оставили своим уходом.

Я уже даже не злюсь на Юлия.

Не совсем. Просто больно.

И, тем не менее, я пытаюсь не обращать внимания на зияющую рану, которую он оставил. Когда мысли проходят, моя грудь невыносимо сжимается, и ещё одна волна рыданий захватывает меня, сковывая движения.

Как только вхожу в зону ресепшена мотеля «Санфлауэр», молодой человек, сидевший за стойкой, вскочил со своего места и бросился ко мне, обхватив меня руками в тот самый момент, когда я больше не могла ходить.

— Дедуля, — кричит парень подросткового возраста, обнимая меня и опуская на землю, чтобы я села на задницу, а затем отходит.

Я, должно быть, выглядела чуднó, потому что, когда поднимаю руку, чтобы сказать ему, что мне не нужна помощь, его глаза расширяются, и он издает тихое проклятие. Именно тогда Дуэйн появляется из-за спины. Он смотрит на меня, и его плечи опускаются, на обветренном лице отражается печаль. Он встает на колени рядом со мной, взяв мою холодную, грязную руку в свою, похлопав по-отечески, и меня накрывает волна эмоций. Губы дрожат, я поднимаю другую руку, чтобы закрыть глаза, а затем поворачиваю голову в сторону, как только начинается ещё один поток слёз. И когда я плачу, на этот раз та часть меня, которая была рациональной и держала меня воедино, вырвается на свободу и сносится потоком солёной воды, залившей моё лицо и капавшей с подбородка.

Дуйэн сжимает мою руку.

— Мы беспокоились о вас, мисс Ана. Состояние вашей комнаты… а вас там не было… ну, мы с Джимми думали о худшем.

Я смотрю на него сквозь пальцы, и глаза Дуэйна расширяются, когда он напряжённо шепчет:

— Мы думали, что ты мертва.

Я ничего не могу с собой поделать.

Дуйэн думал, что он был спокоен.

А это не так.

Короткий смешок вырывается из меня, когда я объясняю:

— Простите за комнату. Вне зависимости от ущерба я всё оплачу.

Меня осеняет мысль, и я нехотя убираю свою трясущуюся руку от его, потянувшись за своей сумкой. Открыв её, я достаю пачку денег, которую с самого начала взяла из нашего с Дино дома и протягиваю ему.

Он смотрит вниз на пачку в руке и в шоке моргает.

— Я не могу это взять, мисс Ана.

С лёгким вздохом я беру его запястье и говорю:

— Мне не нужны эти деньги, Дуэйн. Отремонтируйте комнату и… — Я мочу. — А может, ты дашь её на ещё одну ночь?

Его ошеломлённое неверие перерастает в гнев.

— Чёрт возьми, девочка. Конечно, ты можешь остаться в этой комнате.

Он встает, держась за деньги, и мой живот расслабляется от облегчения. Он зовет юношу к себе и говорит мне:

— Это Уайет, мальчик Джимми. Уайет, это Ана. — Он смотрит внука своим строгим взглядом. — Ей нужна наша помощь.

Глаза Уайета блуждают по моему телу, но не в сексуальном плане. Он напрягает свою челюсть, выглядя рассерженным из-за того, как я выгляжу. Кивнув, Дуэйн взъерошивает волосы.

— Хороший человек.

Юноша шагает вперёд и протягивает руку. Мой взгляд на мгновение застывает на нём, прежде чем я беруеё, и он помогает мне встать, приобняв меня для поддержки. Дуэйн проходит за стойку, снимает со стены связку ключей, бросает их Уайету, и тот ловит их, даже не глядя. Следующее, что я помню, меня провожают в ближайшую к стойке регистрации комнату.

Уайет открывает дверь и помогает мне сесть на кровать.

— Мэм, мы можем кому-нибудь позвонить для вас?

Я медленно качаю головой и шепчу:

— У меня никого нет.

И у меня никого не было.

Больше нет.

Он стоит и сурово смотрит на меня.

— Ни один мужчина не имеет права поднимать руку на женщину.

Я соглашаюсь с ним.

— Ага.

Когда Уайет присаживается передо мной на корточки, я так много вижу в нём от его отца и деда, что мне кажется, что я знаю эту семью лучше, чем свою собственную.

— Вам что-нибудь нужно? Я буду счастлив помочь вам с этим, — спрашивает он.

Вынужденная улыбка расплывается по моим губам, и я опускаю подбородок. Слёзы перестают литься из моих глаз и я, наконец, вижу, как выгляжу. Мои порванные джинсы и заляпанная грязью блузка издеваются надо мной.

— Мне нужна одежда. — Моя лёгкая улыбка становится шире. — Но я бы не стала мучить вас, прося достать её мне.

Он встает, решительно сказав:

— Какой у вас размер?

И я понимаю, что ему нужно было сделать это для меня.

— Нулевой, для миниатюрных женщин (прим. пер.: В оригинале фраза звучит «A petite zero». «Petite» — категория одежды для миниатюрных девушек роста ниже 165 см. Одежда «Petite» отличается не только ростом, но и соотношением объёмов, т. к. крой создаётся с учётом всех особенностей фигуры женщин маленького роста. ).

На пути к выходу из номера, когда я хочу сказать ему, чтобы он взял немного денег из сумки, Уайет разворачивается, залезает рукой в карман и вытаскивает пачку денег, которые, я уверена, подсунул ему Дуэйн.

Он останавливается у двери и приказывает:

— Никому не открывайте дверь.

Этот юноша, показавший свою мужскую силу, снова заставляет меня улыбнуться.

— Хорошо.

Уайет опускает взгляд, нахмурившись, внутренне борясь сам с собой.

— Я думаю, мэм, нам нужен пароль. Когда я вернусь.

— Конечно, — произношу я успокаивающим тоном.

Он выпрямляется и смотрит мне в глаза.

— Я постучу дважды и скажу, что у меня доставка для мисс «Нулевой размер».

— Всё будет хорошо, Уайет, — признаю я. В конце концов, он просто пытается мне помочь.

Протянув руку, чтобы закрыть за собой дверь, он просовывает голову внутрь.

— Дедуля… Я имею в виду, Дуэйн хочет поговорить.

Он ждет моего согласия. Милашка.

Я молчаливо киваю, разрешая, и Дуэйн толкает дверь, входя внутрь, держа в руках свёрнутый узел одежды. Он выглядит так, будто ему было слегка некомфортно из-за этого, он шлёпнул его на кровать и заявляет:

— Подумал, что вам нужно что-нибудь для сна, дорогая. Это вещи Уайета. Он худее, чем мы с Джимми, который, кстати, рад знать, что ты жива.

Моя улыбка искренняя, особенно когда я улавливаю его лёгкий румянец.

— Большое спасибо, Дуэйн. Вы были слишком добры.

Он уже скрывается, явно обеспокоенный из-за похвалы. Взмахнув рукой, он отворачивается, чтобы выйти.

— Не думайте об этом. А теперь заприте за мной. Мы не хотим, чтобы плохие парни пришли за вами снова.

Я подхожу к двери, держась рукой за ручку.

— Спасибо ещё раз, Дуэйн. — Я прикрываю наполовину дверь, глядя ему в глаза. — Но люди, которые забрали меня в прошлый раз, были хорошими.

Его лицо, перед тем как я закрываю дверь, выражает все его мысли.

Я уверена, что оставила Дуэйна с мыслями о том, что сделают плохие парни, когда поймают меня, если хорошие причинили столько вреда.

***

Проходит час, а Уайет всё еще не вернулся из магазина.

Хотя это и не важно. Одежды, которую принёс Дуэйн, хватит на ночь. Я лежу на жёсткой, но чистой кровати, одетая только в одну из мягких клетчатых рубашек Уайета.

Штаны для йоги, которые я носила всего несколько часов назад, сейчас были усеяны дырами. На моей рубашке были оторваны пуговицы. Единственными вещами, которые я снова могла надеть, были бюстгальтер и трусики, их я постирала шампунем в раковине и повесила сушиться на штангу для душевых занавесок.

Перед тем как принять душ, я включила в ванной свет и встала перед зеркалом, висящим над туалетным столиком.

Я была в шоке от своего отражения.

Мало того, что моё лицо было в грязи, с дорожками пролитых слёз, уголок моих губ был разбит, кровь шла прямо до подбородка. Я определенно выглядела хуже, чем себе представляла, и душ звал меня в свои объятья.

Я ощущала себя грязной из-за мелкой пыли с гравийной дороги, покрывающей мои волосы, и небольших камешков, прячущихся в моей одежде.

Вода обжигала, когда я встала под душ, но мне это было нужно. Мне нужно было почувствовать себя очень чистой, а с этой задачей сможет справиться только горячая вода. Ссадины и порезы на моих ногах пульсировали, как и трещина на губе, но душ был своего рода сеансом психотерапии для меня. Я ощущала себя лучше.

Моей почти невыполнимой целью стало найти Джио и хладнокровно убить сукиного сына. Я не знаю, как много времени это займёт, но как бы то ни было, я от неё не откажусь. Когда моя жизнь будет свободна от тяготившего прошлого, я найду Юлия и покажу ему, что я больше не та женщина, которая зависит от мужчины, что он мне нужен не для защиты, а потому что я его хочу. Что моё сердце принадлежит ему вне зависимости от его выбора.

Я буду верна ему до смерти.

Верность сейчас — это всё, что я могу ему дать.

В настоящее время, когда я лежу здесь, размышляя о загадках жизни, раздаётся стук в дверь. И я перестаю дышать.

Ещё один стук. Но я всё равно не встаю.

Когда я слышу голос, моё сердце подпрыгивает.

Это определённо не Уайет.

— Боже. Давай, Алехандра. Я видела, как ты туда входила, — обвиняет хриплый женский голос. — Впусти меня. Здесь чертовски холодно.

Я пытаюсь выскользнуть из кровати, но останавливаюсь, садясь на край.

Её тон становится жёстче, она шипит:

— Если мне придётся охранять тебя, как грёбаный ястреб, я сделаю это с комфортом, сучка. А теперь впусти меня.

Следить за мной?

Что ж, её слова привлекли моё внимание. Неужели Юлий отправил её присматривать за мной?

Я не настолько смелая, чтобы надеяться. Но у меня хватает храбрости двинуться к двери.

— Чего ты хочешь, Линг?

Она издаёт тяжкое рычание.

— Я только что тебе сказала. Бл*дь. Впусти меня, а?

Я знаю, что это глупое решение, и при этом закатываю глаза, но отпираю дверь и распахиваю её.

Атака, которую я ожидаю, не наступает.

Она заходит внутрь, даже не взглянув на меня, потирая руки, а затем дышит на них, чтобы отогреться. Линг раздражённо ворчит.

— Здесь намного теплее, и он хочет, чтобы я ночевала в это проклятой машине? Я так не думаю, босс.

Это подтверждает мои первоначальные подозрения.

Юлий отправил её. И моя душа ликует.

Я знала, что он ведёт себя странно, по-другому, и вот почему.

Он никогда не хотел уходить от меня.

— Линг, — раздражённо выдыхаю я, — ты не можешь оставаться здесь. Тебе нужно уйти.

Вот когда она поворачивается ко мне. И меня удивляет её реакция.

Её лицо смягчается, когда она обращает внимание на меня, оглядывая с ног до головы, качая своей головой.

— О, Ана.

Она подходит прямо ко мне, но наше прошлое приказывает мне не доверять этой женщине, во всяком случае, не полностью, и я отступаю на шаг, отходя от неё.

Не испугавшись, она бросает на меня сочувствующий взгляд и заявляет:

— У тебя идёт кровь.

На этот раз её высокие каблуки не цокают, приглушённые мягким ковром, когда она приближается ко мне. Я не двигаюсь ни на шаг. Когда она подходит ко мне, протягивает руку, и я стараюсь не вздрогнуть. Но пощёчина, которую, я думаю, она собирается нанести, не доходит до моей щеки. Вместо этого она осторожно прижимает руку к ней, проводя большим пальцем по уголку моего рта, там, где у меня рана.

Она поднимает большой палец, чтобы показать мне небольшое пятнышко крови на нём, затем медленно подносит к своим красным губам. Её розовый язык выскакивает, облизывает подушечку большого пальца, и моё сердце начинает бешено колотиться.

Мне не по себе от чувственности Линг с самого знакомства.

Опустив лицо, она кладёт большой палец в рот и сосёт какое-то время, прежде чем позволить руке упасть вниз. Затем она говорит:

— Ты помнишь, что я сказала тебе той ночью после клуба? О том, что я буду делать, если ты заберёшь у меня Юлия?

Я хорошенько думаю, отчаянно пытаясь вспомнить её слова.

«…и, если ты заберешь его у меня, в том, что произойдёт в результате этого, будет твоя вина. Не моя».

Спустя долгое время я киваю, потому что это больше не звучит как угроза. Теперь это похоже на сожаление.

Подойдя на шаг ближе, она смотрит мне в глаза.

— Мне жаль.

Когда я пытаюсь понять выражение её лица, всё, что я вижу, — это искреннее раскаяние.

Я открываю рот, чтобы ответить, чтобы сказать ей, что с этого момента мы будем мириться друг с другом ради Юлия. Но она ошеломляет меня.

Протянув руку, она берет меня за локти, крепко сжимая их в безмолвном извинении, затем наклоняется вперед, чтобы коснуться губами моего уголка губ, целуя меня. Я все еще не знаю, что делать. Меньше всего мне хочется ее обидеть. Обиженная Линг могла положить моей жизни конец. Проходит секунда, и она отстраняется, чтобы прижаться лбом к моему виску.

— Мне очень жаль, Ана.

Это сожаление звучало по-другому. Как-то холоднее.

И когда Линг поднимает голову и начинает говорить, сердце пропускает удар. Её глаза ледяные, она произносит:

— Но ты сама на себя это навлекла.

Повернувшись на каблуках, она выходит из комнаты мотеля, оставляя дверь открытой.

Прохладный вечерний ветерок, дойдя до меня, пробирает до костей.

Я обхватываю себя руками, бросаюсь к двери, хватаюсь за ручку в попытке закрыть её, но не успеваю.

Дверь распахивается так быстро, как будто с другой стороны от неё взорвалась бомба. Меня отбрасывает назад на пол, дверь ударяет меня по голове. Звёзды танцуют перед глазами, пока я борюсь за то, чтобы остаться в сознании. Рубашка собралась вокруг талии, а моя задница полностью обнажена, и я слышу его.

Я слышу его и умираю внутри.

— Здравствуй, Алехандра.

Прежде чем успеваю даже взглянуть на него, моё тело начинает дрожать от страха, когда я борюсь со слезами ужаса.

Вот и всё.

Это конец.

Он нашёл меня.

Я опять облажалась.

Моя первая реакция — прикрыть свой голый зад, и когда я делаю это, Джио смеётся низко и грубо, подходя ко мне.

— В этом нет необходимости. Раньше я это всё видел.

Я ползу назад в неубедительной попытке убежать от него, но он хватает меня за плечо и тянет вверх с небольшим усилием или вообще без него. Я стискиваю зубы, пытаясь контролировать своё дыхание, но моя грудь болит.

Джио смотрит на меня в недоумении, хмурясь, задумчиво наклоняет голову и спрашивает шёпотом:

— Интересно, что он в тебе нашёл? — Он отгоняет свои мысли. — То же, что мой брат нашёл в тебе. — Он смотрит на меня из-под опущенных бровей. — Ничего, кроме задницы.

Я закусываю нижнюю губу, чтобы заглушить, грозящееся выйти наружу, хныканье.

Джио сжимает мою руку достаточно сильно, чтобы появился синяк.

— Сколько времени прошло, прежде чем ты с ним трахнулась? День? Два? — Он смотрит на меня и тихо хихикает. — Думаю, я не могу тебя винить. Это всё, что ты умеешь. Не так ли, Алехандра?

— Пожалуйста, — тяжело дышу я и чувствую себя глупо из-за этого, потому что не имею понятия, о чём прошу. Может быть, о быстрой смерти.

Его лицо смягчается, но лишь немного, и он шикает:

— Эй. А теперь заткнись. Ничего страшного, Ана. — Он прижимает меня к спине и крепко обнимает за плечи. — Всё нормально. Ты пойдёшь со мной. Мы пойдём домой.

Я не могу драться, не сейчас, пока один из нас не умрёт, и это, скорее всего, буду я. Я слишком умна, чтобы позволить гордости убить меня. Так что не борюсь. Я позволяю ему меня держать и делаю это без нытья.

Джио наклоняется и прислоняется своей щекой к моей, мягко покачивая.

— Я скучал по тебе, знаешь? — Его свободная рука скользит по моему правому боку, огибая бедро, чтобы схватить правую руку. — Итак, снова замужем, а?

Я медленно, покорно киваю, и он поднимает мою руку, чтобы посмотреть на неё. Он поворачивает свою голову ко мне, чтобы оценить выражение моего лица. Его брови поднимаются.

— Без кольца?

Я качаю головой и не говорю ни слова, хотя внутри кричу.

Он отпускает меня на секунду, чтобы залезть в карман, прежде чем снова обнять меня за плечи, прижимая к себе сильнее, чем раньше. Когда я замечаю то, что он держит в руке, оцепеневшее рыдание вырывается из меня. Моё тело дрожит так сильно, что слышно, как стучат зубы.

Я жду приближающегося ледяного, холодного ужаса, который гниёт, как животное, убитое на дороге.

Джио говорит мне прямо в ухо, его дыхание согревает мою шею, и я вздрагиваю от этого чувства:

— Знаешь, в глазах Бога ты никому не принадлежишь, Ана. Ты предала своего мужа, и, честно говоря, я думаю, что Дино был бы в бешенстве, узнав, что ты вышла за другого. Да кто ты, бл*ть, такая, чтобы насрать на святость брака? — Он делает паузу. — Когда я женюсь на твоей сестрёнке, тебе лучше поверить, что то, что случилось с Дино, не произойдёт со мной. Я не позволю. — Я чувствую щекой, как он улыбается. — Я убью её первой.

Его пальцы сомкнулись на моём безымянном пальце правой руки, и он дёргает его вверх на уровень моего лица.

— А сейчас я хочу убедиться, что все знают о твоём прегрешении, и, если эта грёбаная обезьяна Юлий когда-нибудь подарит тебе кольцо, — его смех — это чистое зло, — я бы посмотрел на то, как ты попытаешься его надеть.

Садовые ножницы, которые он держит, приближаются к моей руке, и, хотя я не собираюсь драться, моё тело переходит в режим защиты, и я кидаюсь, пинаясь и рыча сквозь крики мольбы.

Но он больше меня. Сильнее меня. Он бо́ льший псих, чем я.

Ничто его не остановит.

— Нет, Джио, не надо. Пожалуйста.

Мои рыдания бесполезны. Я пытаюсь вырвать руку из его хватки, выдыхая со слабостью:

— Пожалуйста, не делай этого.

Но ножницы ближе, и я задыхаюсь от усталых, безнадежных криков, зная, что грядёт.

Пока он прижимает открытые, сияющие, отполированные лезвия к моему пальцу, я стою. И когда он смыкает их быстрым движением, мой безымянный палец приземляется на пол передо мной, а густая красная кровь течёт по костяшкам моих пальцев, омывая руку.

Так что я делаю единственное, что могу.

Я поднимаю голову к небу, моё тело дрожит от боли, и я кричу в агонии.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 23 242526 27 28 Следующая ⇒