Глава 40. АЛЕХАНДРА

Глава 40

ЮЛИЙ

Эйлин Келли — уважаемая и почитаемая глава клана Келли.

С того момента, когда Рендмонту «Мяснику» Келли поставили смертельный диагноз, он со злостью сообщил своим сыновьям, что не будет передавать бразды правления кому-либо из них, поскольку они не были к этому готовы. Вместо этого Эйлин встала у руля и взяла на себя управление без сучка и задоринки. Не многие женщины обладают такой властью в этих местах, но Эйлин снова и снова доказывала, что она может перехитрить даже самые крутые компании и удерживать преимущество так долго, как ей было нужно.

Она жестокая, но заботливая женщина, особенно когда дело касается ее сыновей.

Я встречался с ней только однажды, и это было на суде над её сыном. Она смело выдерживала мой взгляд, как бы бросая мне вызов попробовать забрать у неё Дэнни. И когда Дэниел Келли опустился передо мной на колени, почти готовый принять приговор, я спустил курок, глядя на неё. Чтобы выразить своё уважение семье Келли, я был на похоронах. Эйлин даже не посмотрела в мою сторону, не то, чтобы я её винил. В конце концов, она была в трауре.

Эйлин знала закон, и знала его хорошо. У неё не было оснований оспаривать мой приговор, поскольку её сын, младший из Келли, открыто признался в своём преступлении. Но это не значило, что ей это пришлось по вкусу. Поэтому, когда она ворвалась в здание через час, она не замечала своих сыновей и подошла ко мне с широко раскрытыми сверкающими глазами, шипя на меня, как дикая кошка, готовая к драке.

Ростом в сто шестьдесят семь сантиметров, со стройной фигурой, вьющимися рыжими волосами, собранными в небрежный хвост и парой глаз цвета настолько насыщенной зеленой прохлады, которые вы когда-либо видели — она сила, с которой нужно считаться. Её чёрные спортивные штаны и большая чёрная толстовка дают понять, что она только вылезла из постели, и я предполагаю, что большая часть её ярости связана с эмоциями ужаса, которые она, должно быть, испытала, когда её телефон зазвонил в три часа ночи.

Эйлин подтвердила это, когда подошла ко мне, подняв руку и указывая на меня пальцем, предупреждая и произнося с сильным акцентом:

— Ты отправил одного из моих мальчиков в могилу раньше времени, Юлий Картер, и ты заберешь другого только через мой труп. Запомни мои слова, мальчик.

Она смотрит на меня снизу вверх, хотя, кажется, что она смотрит на меня свысока и с отвращением.

— А я не планирую умирать.

Прежде чем я успеваю ответить, наверху срабатывает звонок, и раньше чем кто-то успевает пошевелиться, я смотрю на Брадена и спокойно советую:

— На твоём месте я бы открыл.

Но Эйлин смеётся, недоверчиво глядя на меня.

— Думаешь, ты здесь раздаёшь приказы, не так ли, мальчик?

Годы курения отчётливо видны благодаря морщинам вокруг её рта. Она смотрит на сына, с предупреждением сдвинув брови:

— Ты ответишь на вопрос, и тебе придётся иметь дело со мной, сынок Джим.

У меня есть власть. Я в её доме, только что подстреливший её сына, а теперь сижу с опущенным пистолетом, но этим никого не одурачишь. Я быстрее любого из этих уродов.

Глубоко вздохнув, поворачиваюсь к зрелой женщине и говорю без намёка на злой умысел, несмотря на то, насколько это трудно:

— Твой сын направил пистолет на мою женщину, планировал убить её прямо у меня на глазах. Что бы сделала ты, Эйлин? Я сделал только то, что должен был, и, как ты видишь… — Я показываю подбородком на противоположную стену, где сидит Коннор, держась за своё раненное плечо, морщась от боли. Рука с дырой в центре ладони прижимается к его вытянутому бедру, дрожа. — Коннор жив. — Гляжу на раненного мужчину. — Должен добавить, что это больше того, что он заслужил.

Эйлин ошеломлённо моргает в неверии.

— Так вот в чём дело? В женщине? — Она смотрит на Алехандру и хмурится. — Из-за этой бродяжки?

Щёки Алехандры вспыхивают ярко-красным. Она открывает рот, из которого вырывается поток латиноамериканских проклятий, не совсем понятных мне. И, боже мой, член хочет отдать ей честь.

— Эта бродяжка… — я тянусь рукой с пистолетом почесать бровь и продолжаю тихим и угрожающим голосом, — моя жена.

Звонок звенит повторно, дольше, чем в первый раз.

Я замечаю тот самый момент, когда она теряет свой пыл. Он медленно сочится из неё, заменяясь робостью, которая бы заставила меня рассмеяться, будь ситуация другой.

— Понятно, — отвечает Эйлин.

Моё терпение не выдержало.

— Если ты хочешь, чтобы твой сын умер этой ночью, во что бы то ни стало, не обращай внимания на медсестру, которая ждёт снаружи.

Браден смотрит на Шейна, который качает головой. Шейн умён, он знает своё место, и, если их мать не даст добро, они ничего не сделают.

Глаза Эйлин сужаются от подозрения, ища на моём лице какие-либо признаки недоверия. Она ничего не находит, и после осторожного кивка в сторону Брадена, он идёт по коридору, чтобы впустить Аиду. Мы сидим молча, наблюдая друг за другом, ожидая обещанной мной помощи. В коридоре раздаются шаги, и когда Браден возвращается с невысокой круглой женщиной с чёрном сумкой, я улыбаюсь, смотря на раздражённое выражение лица Аиды.

— Что, вы не слышали, как я звонила?

Я не собираюсь стоять, и знаю, что Аида поймёт, почему. Я не повернусь спиной ни к одному из этих ирландских ублюдков. Ни за что и ни при каких обстоятельствах. Я останавливаю свой взгляд на Эйлин, давая Аиде понять, кто тот человек, который был в этом виновен.

— Мы слышали тебя.

Аида со вздохом проходит дальше в комнату, кладёт сумку на стол, открывая её и вынимания медицинские инструменты. Она полностью игнорирует Келли и спрашивает:

— Что сделал этот парень, у которого дерьмо вместо мозгов, чтобы его подстрелили?

Алехандра холодно отвечает:

— Он пытался убить меня.

В этот момент Аида поворачивается, узнав Ану с удивлённой улыбкой.

— Ну, посмотрите, — она невесело фыркает. — Ты чиста и вовсе не мертва.

Аида закатывает глаза.

— Я вообще не могла предугадать такой поворот событий. Ох, стой. — Она на мгновение останавливается, приподняв брови в притворном удивлении. — Могла.

Алехандра не улыбнулась, но на её глазах собрались морщинки.

Эйлин не может отвести глаза от Алехандры. Она задумчиво смотрит.

— Я знаю тебя. Ты та, о ком все говорят. Девчонка Гамбино. — Жестокая улыбка растягивает её губы. — Ты убила своего мужа.

— Нет, я этого не делала, — Ана отвечает слишком быстро, её щёки горят.

— Технически, — перебил я, — Линг убила его.

Эйлин качает головой, пристально глядя на Алехандру.

— Твой муж умер всего секунду назад, а ты уже связала себя узами с этим человеком? — Она наклонила голову ко мне. — Тебе не стыдно, дитя?

Аида выпрямилась от этих слов.

— Связала узами? — Вытаращив глаза, она в шоке смотрит на меня. — Женат? — она фыркает с весельем. — Это было быстро даже для тебя, мистер Картер.

Алехандра отталкивается от стола, к которому прислонилась и направляется к Эйлин, когда я протягиваю руку, чтобы схватить её запястье и обхватить её плечи и грудь, прижимая к себе.

Мой гнев нарастает, но тепло от тела моей жены действует на меня успокаивающе.

— Я не думаю, что это кого-то касается. — Пристально смотрю на Эйлин. — Вас в особенности.

Не поворачиваясь к ней лицом, я говорю:

— Аида, не надо его латать. Не сейчас. — Я бросаю взгляд на Брадена. — Я пришёл сюда за помощью. Была заключена сделка, и Браден предложил свои услуги в обмен на любое одолжение с моей стороны. Насколько мне известно, Коннор попрощался со своей жизнью, когда направил пистолет на мою жену. Теперь выбор за тобой, Эйлин. — Я останавливаюсь на мгновение. — Потерять ещё одного сына от моей руки или отказаться от одолжения, которое я обещал Брадену, взамен на жизнь Коннора.

Браден издаёт громкий, вынужденный стон.

— Чёрт возьми. — Он показывает рукой на место, где сидит его раненный брат, выглядя более чем разгневанным. — Тогда убей его. Он никогда мне сильно не нравился.

— Пошёл ты, тупой мерзавец! — кричит с пола Коннор.

Эйлин кричит:

— Заткни свой вонючий рот, Брай. — Она указывает на Коннора. — Это твоя кровь. Ты не будешь говорить о своём брате в таком ключе, понял? Семья — это всё.

Шейн плотно закрывает глаза и пытается прикрыть рот, но всё равно никто не замечает, как трясутся его плечи от беззвучного смеха.

Эйлин вздыхает, раздражённо ущипнув переносицу.

— Зачем ты это сделал, Кон? — Она опускает руку, глядя на сына. — Я никогда не думала, что ты сделаешь что-нибудь настолько тупое.

Коннор скривился, когда подвинулся, чтобы сесть прямо.

— Я не знал, что они женаты, мам. — Он обращает свой мрачный взгляд на Алехандру. — За неё объявлена награда. Я думал её получить.

Вознаграждение…

Бл*дь.

Люди делали глупые вещи за деньги. Это была ещё одна вещь, которая совсем не вовремя.

— Как ты узнал об этом вознаграждении?

Коннор ухмыляется, колеблясь.

— Мужик Гамбино, брат того, кого она убила. Он обходил всех, оставляя её фотографии, надеясь, что кто-то захочет нажиться.

— Ты? — я спрашиваю спокойно. — Я имею в виду, ты отчаянно пытаешься заработать?

Коннор Келли пытается пожать плечами. Его лицо бледнеет, и он издаёт мучительное рычание:

— Мне не нужны деньги, но она прямо здесь. Я принял это как знак, нельзя его игнорировать, когда он так мило падает прямо в твои руки.

Алехандра задает вопрос, который крутится в моей голове:

— Сколько я стою?

Я провожу большим пальцем по её ключице, нежная ласка, говорящая, что я рядом.

Коннор устало моргает. Потеря крови начинает его ослаблять.

— Посмотри на это с другой стороны, любовь моя. Кто-то очень сильно тебя хочет.

От этого слабо произнесённого утверждения настроение в комнате становится серьёзным. Эйлин берёт своего больного сына и соглашается, кивая:

— Хорошо, Картер. Услуга Брадену за жизнь Коннора. — Она тяжело сглатывает, от эмоции сочувствия на её лице она выглядит намного старше своих лет. — А теперь вылечите его.

Затем Алехандра добавляет:

— Ты не скажешь ни единой душе о том, что мы здесь были.

Эйлин усмехается от её слов.

— Я живу в этом мире намного дольше, чем ты, моя дорогая. Я знаю все неписанные правила. На самом деле, я мог бы научить тебя паре вещей, говоря о верности.

Но Алехандра не сдвинулась с места, даже не испугавшись.

— Тогда я жду твоего слова, если ты не возражаешь.

Прежде чем Эйлин успевает дать обещание, Алехандра вставляет:

— Просто, чтобы ты знала, если ты нарушишь его, тебе придётся переживать не об Юлии.

Без тени эмоций Ана объявляет:

— Я застрелю всю вашу семью, застрелю их всех, если ты подвергнешь мою жизнь опасности.

Эйлин внимательно наблюдает за Алехандрой, считая угрозу вполне реальной.

— Ты могла бы, не так ли, девчушка? — Она прислоняется к стене и устало отвечает: — Даю слово. Никто из Келли не произнесёт ни слова. — Она многозначительно смотрит на своих сыновей. — Разве не так, мальчики?

Все трое одновременно бормочут.

— Да, мам.

Аида терпеливо ждёт, и я кивком подаю ей знак. Приближаясь к Коннору, она произносит те же слова, что сказала Алехандре в день их встречи.

— Надеюсь, ты крутой, потому что я не терпима к херне. Особенно к той, которая сама себя создала.

Я не пропустил тонкую улыбку, которая освещает прекрасное лицо Алехандры.

Глава 41

ЛИНГ

Они не вернулись обратно в дом до рассвета. Я стою у кухонной стойки и потягиваю кофе, будто только что проснулась, когда они вошли, и изображаю бессонницу. Они не узнают, что я вообще не спала.

Они проходят мимо меня, будто я пустое место.

Потому что для них меня нет.

Когда я слегка кашляю, Юлий поворачивается ко мне лицом и зевает, прижимая Алехандру к себе, и она закрывает глаза с выражением безмятежного спокойствия.

— Я думал, ты спишь.

Меня это задевает.

Это всё, кем я сейчас являюсь.

Побочная мысль.

Это знание ошеломляет меня.

Боже, как всё изменилось. Эта хрупкая девушка обладает огромной властью над мужчиной, которого я считала слишком умным, чтобы позволить с ним так обращаться.

— Эй, — начинаю я, но он меня прерывает.

— Подожди секунду, — бормочет он, уводя Алехандру в свою спальню.

Я бы сказала в их спальню.

Тьфу. От этой мысли мои вены шипят от текучего жара.

Он возвращается, выглядя напряжённым и уставшим, наполовину тем, кем он был две недели назад.

— Как дела?

Я тщательно обдумываю то, что собираюсь сказать. Я не хочу выглядеть жалкой. Я просто хочу констатировать факты. Прочистив горло, начинаю:

— Что с нами случилось, Юлий? Ты не разговариваешь со мной. Ты даже больше на меня не смотришь. Между нами всё было хорошо, пока не появилась она.

Я надеюсь никогда не услышать ответ. Вместо того чтобы сказать, что я незаменимая часть нашей команды, он хмурится в замешательстве.

— К чему ты ведёшь? Ты уходишь?

Я? Ухожу?

Он вообще знает меня?

Я играю, чтобы выиграть. Всегда.

— Нет, я не ухожу. Просто надеюсь, что эти изменения не навечно — вот и всё. Я скучаю по прежним временам.

Отодвинув мои опасения в сторону, он садится на стул у кухонной стойки и протягивает руку к лицу.

— Я не знаю, что происходит, Линг, и не знаю, вернётся ли всё в свою колею. Но прямо сейчас у нас есть более важные дела. — Он вздыхает. — За голову Алехандры назначена награда.

— Есть более важные вещи, которые нужно решить, — говорит он.

Вещи, важнее меня — вот то, что он имеет в виду.

— Хорошо, — говорю я без эмоций. — Итак, что ты собираешься с этим делать?

— Мы, — произносит он и поднимает на меня голову, чтобы уставиться своим усталым взглядом. — Что мы с этим будем делать, — заявляет он. — Я не смогу сделать это в одиночку, Линг-Линг. Мне нужна твоя помощь.

Я теряю своего единственного друга, и это разбивает моё почерневшее сердце. Это не тот Юлий, которым он был четыре года назад. Чёрт, это даже не Юлий месяц назад. Я не знаю этого парня, но Юлий, которого знаю, никогда не позволил бы женщине держать его за яйца.

Всё, что я могу сейчас сделать, это выдавить улыбку, пока он разваливается из-за тупой п*зды, и предложить:

— Хорошо, босс. Что мы с этим будем делать?

Я закипаю в полной тишине.

Посмотрите на него.

Посмотрите, что она сделала с ним, с одним из немногих мужчин, которыми я когда-либо восхищалась.

Будь она проклята. Это не закончится хорошо.

Она получит своё.

Сука заплатит.

Глава 42

АЛЕХАНДРА

Юлий не разговорчив в самые лучшие дни, но недавние изменения в наших отношениях заставили меня увидеть его с другой стороны. Сегодня вернулся старый Юлий, который скрывал себя от посторонних глаз. Он закрывается от меня, и это не просто ранит, это меня злит.

Как он смеет дарить мне что-то настолько прекрасное, во что я боялась полностью вкладываться, а потом забирать сразу после того, как я начала это ценить? Я боюсь, что не смогу жить в мире, где его безразличие разъедает меня, как чума.

Сначала я подумала, что всё это в моей голове, но по мере того, как проходил день, стало понятно, что возможно проблема была во мне.

Когда я проснулась около обеда, после того, как провела ночь до рассвета с Келли, моей первой мыслью было найти Юлия, обернуть руки вокруг него, чтобы стать ближе. Потянувшись под одеялом, мои пальцы нашли его руку, и ленивым, но нежным движением я обхватила его указательным пальцем и погладила его большой палец своим.

Закрыв глаза, я улыбнулась в подушку, и моё тело обмякло от того комфорта, который я нашла, проснувшись с этим мужчиной.

Как только я подвинулась, чтобы стать ближе, Юлий выскользнул из кровати, не говоря ни слова, и зашагал обнажённым в ванную комнату, его член был твёрдым от утреннего стояка.

Мой желудок сжался от необычного изменения в поведении.

Я сделала что-то не так?

Перевернувшись на спину, чтобы посмотреть в потолок, я подумала об этом, нахмурившись.

Я не была уверена. Единственное, что пришло мне в голову, это мой опасный флирт с Коннором Келли ночью накануне. Но Юлий был прямолинейным. Если бы я сделала что-либо, что ему не понравилось, он бы сказал мне.

По крайней мере, я так думала.

Он определённо внёс ясность, что разговоры и обсуждения будут играть важную роль в наших отношениях, и в них не будет места недопониманию.

Говоря это, я не полностью осознавала нынешнюю ситуацию, в которой была. Это напрягало, и единственное время, когда я чувствовала себя по-настоящему спокойно, это когда находилась здесь, одна, в постели с Юлием.

И Юлий был моим защитником. Брал всё без жалоб. Я была ему так обязана, что взяла свои непослушные эмоции и сдержала их.

У каждого было право на плохой день. У меня тоже бывают.

Сегодня я позволю Юлию вести себя так, но если, проснувшись на следующее утро, он останется замкнутым, мы поговорим. И если «разговор» будет значить бросание вазы, чтобы вызвать его реакцию, я сделаю это, потому что Юлий стоит того, чтобы за него бороться, а бросание ваз — серьёзное послание. Я бы разорвала этот чёртов мир на части, чтобы всё с ним исправить.

Мы ели наш поздний завтрак в тишине. Я кусала свой тост, пока он засыпал хлопья в рот. Он читал газету, и я воспользовалась возможностью, чтобы бесстыдно взглянуть на него.

После душа Юлий надел спортивные штаны угольного цвета и ничего больше. Он прошёл мимо меня, даже не взглянув, и это безразличие потрясло меня до глубины души. Теперь, я увидела то, чего не видела раньше или, точнее, не замечала. Его красивое лицо выглядело напряжённым, появилась двухдневная щетина, по которой мне хотелось провести пальцами, а его полные, привлекательные для поцелуев губы были удивительно тонкими.

Моё сердце сжалось от грусти.

Сегодня он был другим. Он держал себя по-другому, по-другому преподносил свои черты… просто был другим. Он был холоднее, чем накануне, даже казался суровым.

Моё сердце остановилось, и моя надежда рассеялась.

Казалось, что весь наш прогресс исчез.

Неужели до него только что дошло, что я не стою тех проблем, которые принесла ему?

Дерьмо.

Я боялась этого больше всего.

Моим планом было показать Юлию, как он был дорог в надежде разжечь пламя желания, которое он когда-то держал для меня. Старая Алехандра позволяла людям вытирать об неё ноги. Новая Алехандра достанет луну с неба, чтобы стать лучом надежды и осветить путь своему возлюбленному.

И для Юлия это будет лунный свет.

Мне было интересно, знает ли он, на что я готова пойти, чтобы он был счастлив, что я сделаю, чтобы он был в безопасности. Я думала, что моё отношение к нему понятно.

Я была без ума от него.

Наши отношения были улицей с двусторонним движением. Я не ожидала «бесплатной поездки» (прим. пер.: отношения, в которые второй человек не вкладывает себя) и не хотела. Я хотела быть активным членом нашей команды, и я бы показала ему свою ценность, если бы представилась такая возможность. И, как меня научило временами жестокое, часто апатичное существование, для того, чтобы покончить с этим, временами нужно испачкать свой нимб.

Положив частично съеденный тост обратно на тарелку, я осторожно спросила:

— Ты отправишь видео моему отцу?

Ему не нужно было объяснять, что за видео. Мой отец должен был знать о судьбе своего сына, и о том, что единственный наследник был мёртв. Но вместо того чтобы смотреть на меня, Юлий покачал головой.

— Нет. Лучше держать отца в неведении как можно дольше.

— Как долго? — спросила я, не в силах поверить, что он желал бы, чтобы союз моего отца и Гамбино продолжался, учитывая смерть моего брата.

На этот угрюмый вопрос Юлий поднял взгляд на меня, отрываясь от газеты. Его глаза слегка сузились, и он жёстко пробормотал:

— Сколько, чёрт возьми, потребуется. — Он окинул меня беглым взглядом. — Не похоже, будто у тебя есть готовый план. Всё, что у тебя есть, — это время. — Он пробормотал себе под нос: — Благодаря мне.

Это было оскорблением, и он сделал то, что хотел. От обиды мои щёки покраснели.

Я решила, что сегодня определённо не день для ругани, и прикусила язык.

Я хотела высказать ему, что он вступил в этот брак не только добровольно, но и сам поставил меня в это положение, когда я не осмелилась возразить, чтобы спасти свою жизнь. Я хотела напомнить ему, что Джио был моей проблемой, и если он не может с этим справиться, то должен отпустить меня, чтобы я могла сделать это самостоятельно. Моё нежное сердце вступило в борьбу с напоминанием того, что я его очень люблю и очень сожалею обо всех проблемах, которые случились из-за моего пребывания здесь.

Но ничего хорошего не выйдет из противостояния с моим мужем из-за такой банальной вещи, как обиды, не в этой ситуации. Вне зависимости от того, как Юлий со мной разговаривал, я была бесконечно благодарна за всё, что он для меня сделал.

Время обеда пришло и прошло. Мы съели макароны, которые я приготовила, чтобы задобрить зверя, и он ел быстро, закидывая кучу еды в рот, будто не мог уйти от меня достаточно быстро. Я с тоской смотрела на него, когда он уходил в свой кабинет, с легким хлопком захлопнув за собой дверь.

У меня вырвался вздох, когда я села на диван и, подняв его ноутбук, положила себе на бёдра, открыв крышку. Юлий накануне дал мне пароль, и сказал заказать всё, что мне будет нужно, использовав одну из его многочисленных кредитных карт. Я провела вечер, покупая одежду и косметику в интернете, отправляя их на абонентский ящик, который он также дал мне.

Чем больше я покупала, тем сильнее чувствовала себя как дома. Мои внутренние переживания утихали с каждой следующей покупкой.

Юлий не собирался делать ничего необдуманного, я была в этом уверена. Чёрт, он женился на мне, перевёз меня в свой дом и сказал мне купить всё, чего я хотела и в чём нуждалась. У него был плохой день, вот и всё. Он не собирался вышвыривать мою задницу на улицу.

Я посмеялась над собой, усмехаясь над своей необоснованной нервозностью.

Глядя на открытый веб-браузер, я раздумывала о том, чтобы сделать что-нибудь настолько тупое, что-то, что рассердит Юлия, если он когда-нибудь узнает. Но по мере того, как проходили минуты, навязчивая мысль, охватившая меня, крепчала, и я знала, что сделаю это — наплевать на последствия, если они будут.

Я ввела данные от электронной почты, мигающий курсор заставил меня сделать ход.

Достаточно было всего лишь одного щелчка, и, когда мой почтовый ящик открылся, сердце забилось быстрее. Чувство вины заставило меня высматривать любые признаки приближения, но с Юлием, который спрятался в своём кабинете, и Линг, чёрт знавший, где она была, я держалась за своё неправильное решение и смирилась с этим.

Я нажала на кнопку «Написать письмо», ввела адрес электронной почты отца и написала два слова перед тем, как нажать «Отправить».

Я в безопасности.

Моё сердце умоляло меня добавить ещё много несущественных мелких деталей, но мой мозг запретил это. Я вышла из системы так же быстро, как и вошла в неё, затем зашла на сайт другого дизайнера и заказала ещё одежды, делая вид, что моя жизнь не рушится вокруг меня.

***

Когда лёгкое прикосновение пальцев убирает выбившиеся со лба волосы, мои глаза открываются, и я задыхаюсь, поднимаясь в полусидящее положение, с того места, где я лежу на диване. Единственное, что говорит о том, что я спала, это то, что я была нагло разбужена.

Я с облегчением опускаюсь, когда нахожу Юлия, сидящего рядом со мной. Его голос чуть громче шёпота:

— Привет.

Во рту пересохло, я тяжело сглатываю, сонно моргая.

— Привет.

Прошло несколько долгих недель. Моя голова болит. Мои кости болят. Моя проклятая душа болит. Я истощена во всех смыслах этого слова.

Когда вижу нежное выражение лица Юлия, мои эгоистичные мысли рассеиваются.

— Ты в порядке?

Он смотрит на меня, и вместо того, чтобы ответить вслух, он переводит свои печальные глаза на мои и медленно качает головой.

Юлий бросил мне спасательный круг. Я держусь за него, за оптимизм, который он даёт.

Пододвигаюсь вперёд, забираюсь к нему на колени лицом к лицу и ставлю ноги по обе стороны от него. Я тянусь к его тёплой щетинистой щеке с любовью, шаг за шагом приближаясь к его губам. Его тёплый рот не приветствует и не отвергает меня, когда я мягко целую закрытыми губами его полный соблазнительный рот.

Юлий не реагирует на мои прикосновения, но его пах говорит мне, что ему нравится моё внимание.

Что тебя так тревожит, моя любовь? Почему ты со мной не говоришь, cariñ o (прим. пер. с исп.: дорогой). Дай мне помочь тебе.

Мои руки скользят по его шее, чтобы обхватить его плечи, и я сжимаю их, тихо объясняя:

— Мне нужно верить, что всё будет хорошо.

Юлий качает головой от моей наивности, но я не сдвигаюсь с места.

— Продолжай. Спроси меня, всё ли будет хорошо.

Лёгким вздохом я отказываюсь показать, что он сломил мой дух. Он обнимает меня, нежно гладит по спине и полу саркастически спрашивает:

— Всё будет хорошо, Ана?

Я моргаю, бросая на него взгляд, который говорит о том, что он явно чокнутый.

— Откуда, чёрт подери, я могу знать?

Явно удивлённый моим ответом, Юлий опускает лицо, прижимаясь лбом ко мне, демонстрируя близость, пред которой я молчаливо преклоняюсь, и нежно хихикает. Когда его лицо так близко к моему, я хватаюсь за его шею и прижимаю к себе, шепча:

— Все будет хорошо. Я обещаю.

То есть я не могу обещать что-то подобное, потому что, откровенно говоря, всё говорит о том, что это закончится трагедией.

Но Юлий не противоречит мне. Вместо этого подпитывает ложь, будто понимая, насколько важно для меня то, чтобы он подыграл.

— Я знаю, малышка.

Он протягивает руку, хватая меня за подбородок большим и указательным пальцами, набрасывается на мой рот глубоким, наказывающим поцелуем, который ощущается на губах как полное отчаяние, как прощание.

Мне это совсем не нравится.

— Поехали, прокатимся, — грубо заявляет он.

Я откидываюсь назад, чтобы заглянуть ему в глаза, и он молча смотрит на моё лицо. Сокращая сантиметры, я крепко целую его щетинистую щеку и бормочу:

— Конечно.

Я буду рада отвлечься. Господь знает, что он нужен Юлию.

***

Мы едем долго, часами, но я не задаю Юлию вопрос о том, куда мы едем. Я просто рада тому, что он хочет, чтобы я была рядом с ним.

Дороги относительно пустынные в эти ранние утренние часы, и мне это нравится. Никаких гудков или ярких огней, проникающих через окна, совсем немноголюдно, вы спокойно можете ехать в своём собственном темпе. Миролюбиво.

Я начинаю дремать, проснувшись только тогда, когда машина останавливается.

Нахмурившись от внезапной остановки, я оглядываюсь вокруг, неуверенно моргая. Тёмная и пустынная дорога дышит мне в шею, а по коже на руках бегут мурашки. Я поворачиваюсь к Юлию, который смотрит на дорогу. Мы сидим так некоторое время, пока двигатель машины работает. Чем дольше мы сидим, тем чаще бьётся моё сердце.

В тот момент, когда я открываю рот, чтобы спросить его, чего мы ждём, Юлий безэмоционально приказывает:

— Вали.

Что?

Моё сердце сжимается.

Нет.

Моё дыхание учащается, и кровь отливает от моего лица, оставив его бледным и холодным. Этого не может быть.

Продолжая сидеть на своём месте, я спрашиваю:

— Что?

Выражение его лица невероятно жёсткое, он повторяет:

— Вали.

Я не двигаюсь. Я не верю ему. Он не имеет в виду то, что говорит. Его слова выходят хриплыми, когда он бессердечно произносит:

— Выметайся из машины, Алехандра.

Я всё ещё сплю. Это всё сон.

Моё тело окаменело от шока, я моргаю, не в силах говорить. Но мне это и не требуется. Юлий говорит за нас обоих, и это разрывает меня в клочья:

— Я не обдумал тщательно то, что значит быть твоим мужем. Никогда раньше не сталкивался с таким мозготрахом. Каждый день, когда ты со мной, отвлекает. Нет. — Он качает головой. — Тебе нужно уйти.

О, господи. Он передумал.

Я официально вернулась к статусу невесты, и он хочет полную компенсацию.

— Мы женаты. — Это всё, что я могу придумать, что сказать, моё потрясённое недоумение видно невооружённым глазом. — Я не собака, которую можно вернуть в приют, потому что она не подходит твоему образу жизни, Юлий.

Посмотри на меня.

— Зачем ты это делаешь? — Мой разумный голос утихает, смененный полным замешательством. — Я что-то сделала? — Моя паника возрастает до новых крайностей, когда я прерывисто выдыхаю и пытаюсь урезонить его. — Ты говорил, что мне не нужно бояться тебя.

Моя паника переходит в гнев, когда я плачу:

— Ты ударил ножом в спину, Юлий!

Моё тело начинает дрожать в кожаном сиденье.

Он не может этого сделать!

Но что-то мне подсказывает, что он уже всё решил.

Посмотри на меня, чёртов трус!

Его глаза не отрываются от дороги, он слегка покачивает головой и на мгновение закрывает глаза. И с меня хватит.

— Посмотри на меня, чёрт возьми!

Мой крик почти трясёт окна большого чёрного внедорожника.

Он глубоко вздыхает и наконец-то поворачивается ко мне лицом. Его глаза ледяные, он бормочет:

— Выметайся из машины.

— Нет, — говорю я ему в неверии.

Нет ни одного шанса, чтобы я сама вышла из машины. Ему придётся вытащить меня.

— Выходи из машины, Ана. — Его голос обманчиво спокоен.

— Нет! — кричу я, и моя паника превратилась в страх.

Почему это происходит?

Ударив кулаком по рулю так сильно, что гудок раздаётся в открытой ночи, вены на его шее вздуваются, когда он рычит:

— Выметайся из грёбаной машины!

Я рьяно качаю головой, наблюдая, как он задыхается от разочарования, его губы сжимаются. Мой тихий голос дрожит:

— Нет. Нет, я никуда не пойду. Я хочу остаться с тобой. — Я начинаю плакать. — Пожалуйста, — умоляю я дрожащим голосом. — Пожалуйста, Юлий. Не заставляй меня уходить. Я хочу быть с тобой. Только с тобой.

Мой страх превращается в холодный и сильный ужас, когда он выходит из машины, двигаясь в сторону пассажира, в мою сторону. Я отчаянно ищу кнопку, которая заблокирует дверь, но ни черта не вижу в темноте.

Дверь сбоку меня открывается, и я ахаю, когда Юлий тянется ко мне. Я борюсь, чтобы спастись, хватаю ручку двери и тяну сильно, пытаясь закрыть дверь, но его руки мешают. В панике я сломленно кричу:

— Ты говорил, что никогда не оставишь меня. Ты сказал, что есть ты и я. Ты и я!

Слёзы текут быстро и сильно. Это действительно происходит. У меня перехватывает горло от эмоций, я задыхаюсь:

— О, боже, пожалуйста, не бросай меня, Юлий. Ты мне нужен.

Он сжимает меня за руку и сильно дергает, но я держусь за сиденье, и все, что удается вытащить из машины, — это моя обувь. Он тянет меня и рычит:

— Уходи.

— Ты всё, что у меня есть. — Моё сердце продолжает быстро биться, и моё зрение затуманивается тогда, как большие крупные слёзы текут по моим щекам. Я хватаюсь за поручень, который находится над моей головой, одна нога в машине, а другая — наружу.

Его рука оборачивается вокруг моей талии, и мы на секунду боремся, звуки нашей потасовки эхом разносятся в темноте. Но моя нога выскальзывает из туфли, толкая меня в обратном направлении из машины. Я падаю на кучу графия на обочине дороги с визгом, недостойным леди, моё бедро болит, когда маленькие зазубренные камни прорезают чёрные штаны для йоги. Я шиплю от боли и пытаюсь восстановить самообладание, но уже слишком поздно. Юлий поворачивается и уходит, как будто ему всё равно. И вот тут я облажалась.

В какой-то момент он это сделал.

Не оборачиваясь, он идёт к водительской двери и снова садится в машину, запирая за собой двери.

У меня в голове бардак. Поднявшись, я хватаюсь за волосы в замешательстве и закрываю глаза, бормоча:

— Этого не может быть. Я сплю. Этого не может быть.

Слёзы текут по моему лицу, моя грудь вздымается, когда я борюсь, чтобы вздохнуть полной грудью через мои мучительные рыдания.

Когда я слышу низкий звук опускающегося пассажирского окна, мои глаза открываются, и маленький кусочек надежды начинает сиять.

Чёрная сумка вылетает через окно вместе с моей второй туфлей.

Юлий смотрит, не моргая, прежде чем сказать:

— Ты свободна, Ана. Улетай. — Его взгляд темнеет, глаза закрываются. — Улетай далеко отсюда.

Я обхватываю себя руками и крепко держу в прохладе утра. Вместо того чтобы умолять, я открываю рот, и моё сердце разбивается. Мой голос тих и сломлен, я хрипло признаюсь:

— Я люблю тебя.

Но окно уже закрывается, отрезая мои слова.

Машина переключает передачу, и когда я собираюсь к ней броситься, моя нога спотыкается о камень и я, тяжело вздохнув, падаю на колени в грязь. Внедорожник уезжает с такой скоростью, что рядом со мной разлетается гравий, и мне приходится поднять руку, чтобы защитить лицо от разлетающейся гальки, запускаемой, как ракеты, пока Юлий не восстанавливал контроль над машиной.

Немое онемение проходит через меня. Я смотрю вслед за ним, всё еще в состоянии шока. Вскоре наступает печаль…

Итак, это только что произошло.

Судорожно вздохнув, я встаю, натягиваю туфли и протягиваю руку, чтобы потрогать свои спутанные волосы. Сжимая сумку в одной руке, я неохотно начинаю идти, надеясь, что Юлий может вернуться, но чертовски хорошо зная, что он этого не сделает. Перекидываю сумку через плечо, шаркая по дороге и отказываясь плакать. Я прохожу один квартал, затем следующий и, наконец, третий, когда поворачиваюсь к ярким жёлто-белым мигающим огням.

Вакансия.

Уныло принюхиваясь, я за мгновение вытираю слёзы, которые текут по моим щекам, а также нос рукавом, и иду к тому месту, где всё это началось.

Мотель «Санфлауэр».

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒