Глава 36. АЛЕХАНДРА

Глава 36

ЮЛИЙ

Я готов к этому.

Я не настолько глуп, чтобы поверить в то, что Алехандра обрадуется. Скорее, я даже уверен, что она будет в бешенстве. Если бы я мог объяснить ей, заставить её понять, что это жизненно важно, то она все поймет. Честно говоря, даже если она не примет этого, мне плевать.

Если она хочет, чтобы я чувствовал себя плохо или жалел, что манипулировал ситуацией в свою пользу, в нашу пользу, то она ошибается. Так поступают хорошие бизнесмены. Они берут дерьмовую ситуацию и находят способ извлечь из неё выгоду.

Она выглядит более чем просто красивой в её нынешнем состоянии бешенства, и я понимаю, что хочу побыть с ней наедине. Я поворачиваюсь к Антонио Фалько-старшему и бормочу:

— Тебе пора.

Он переводит взгляд с Алехандры на меня и с согласием кивает.

— Да, пора.

Алехандра не шевелит ни единой мышцей, когда Фалько обнимает её и целомудренно целует в висок.

— Я позвоню, чтобы дать знать, когда Манда сможет прийти.

Он оглядывается на меня.

— Я сам найду выход. Будем на связи.

Я слышу его, но не могу отвести глаз от Алехандры. Она в любой момент сорвётся, и это не то, что я хочу пропустить. За моей закрытой молнией дергается член.

Есть что-то такое в женщине с характером, женщине, которую нужно успокоить, приручить, это так чертовски сексуально, что я не могу отвести взгляд.

В тот момент, когда она слышит, как открывается и закрывается входная дверь, ее голова резко поднимается из покорной позы, а глаза вспыхивают.

— Как давно?

Было бы глупо сейчас играть с ней в игры. Без капли эмоций я заявляю:

— Через два дня после того, как ты упала на мои колени.

Она моргает, её выражение лица расслабляется, но только слегка. Держу пари, она не ожидала такого ответа.

— Я… — Алехандра запинается. — Как? Зачем? Я думала, это не взаправду или что-то в этом роде.

Я протягиваю ей руку, надеясь, что она подойдёт ко мне. Часть меня задаётся вопросом, уйдёт ли она и пойдёт своей дорогой, или она достаточно глупа, чтобы поверить в то, что я её отпущу.

В её предыдущих отношениях, единственных отношениях, которые у неё были, держу пари, она была слишком напугана, чтобы уйти, что определённо имеет свои преимущества. Это не обязательно должно мне нравиться, но это влияет на то, насколько искренней будет её реакция, когда я сделаю то, что должен.

Мой живот сжимается при мысли о том, чтобы оставить её даже на день, но я должен сделать всё, что в моих силах, чтобы взять эту ситуацию под свой контроль и уничтожить её полностью. Иногда выигрыш стоит того риска. Я надеюсь на то, что это так и будет.

Она не подходит ко мне, и я не показываю, насколько это меня беспокоит. Я опускаю руку с мягким вздохом, и говорю ей, как всё будет идти дальше:

— Я чувствовал, что у тебя были причины сделать то, что ты сделала. Я не собираюсь врать. Я хотел тебя даже после того, как ты скормила меня собакам. Я решил составить план от А до Я, если соберусь обезопасить тебя, малышка. Вот и всё. У меня был знакомый парень, который делает это быстро. Он взял огромную сумму, но штамп сделал это всё официальным, также как и официальные расходы. Прежде чем ты скажешь что-нибудь ещё о том, что это неправда, — я удерживаю её взгляд, — в глазах закона ты теперь миссис Юлий Картер. Это настолько реально, насколько возможно.

Просто потому, что мне нравится румянец гнева на её щеках, я добавляю с невозмутимостью:

— Ну же, Ана. Я не могу быть таким плохим мужем, как твой первый.

Её глаза сужаются, смотря на меня, а губы сжимаются в линию от раздражения. Но прежде чем я смогу насладиться недовольством, которое вызвал, она рушит его, печально кивая и соглашаясь в мучительной печалью:

— Нет. Полагаю, ты прав.

Не-а. Мне не нравится эта Алехандра.

Эта Алехандра — женщина, которую создал Дино, женщина, которую вылепили по его желанию.

Мне нравится моя Алехандра: разгневанная, раздражённая и настоящая, с эмоциями в глазах и чёртовым стержнем.

Качая головой, закрываю глаза.

— Это не поможет, Ана. — Когда она смотрит не меня, в её прелестных оленьих глазах почти нет света. — Послушай меня, воробушек. Я — не он. Я не причиню тебе боль за то, что ты скажешь что-то не то. Я могу разозлиться, и иногда мы можем ругаться, но всё это не означает, что когда я трахну тебя позже ночью, я буду грубее, чем следовало бы. Когда мы закончим спор, значит, всё. Но мы забыли об этом. У меня всего два правила. Мы не спим врозь и не ложимся спать разозлёнными. Мы целуемся и миримся, независимо от того, готова пойти на это наша гордость или нет.

Её глаза расширяются в недоумении, и я добавляю:

— Мне жаль, что я лишил тебя права решить самой, малышка. Ты моя жена. Мы команда. И ты именно там, где я хочу тебя. Рядом со мной.

Она шагает ко мне с осторожностью, и в глазах снова появляется теплота, когда она бормочет:

— Не думаю, что когда-либо слышала, чтобы ты говорил так много всего сразу. — Уголок её губ приподнимается в опасной близости от улыбки. — Мне вроде как понравились все эти разговоры.

Я опускаю лицо и подавляю вздох облегчения, тихо посмеиваясь. Я не ожидал, что так легко отделаюсь. Протягивая руку вверх, я рассеянно потираю затылок и говорю:

— Ага, ну тебе лучше привыкнуть к тому, что я говорю только с людьми, которые этого стоят.

В этом и есть весь смысл, и в нём полная правда. С этого момента эта женщина будет моим миром.

Не думаю, что она осознаёт, что это значит, и на что я готов пойти, чтобы сохранять её в безопасности. Ещё нет, но она поймёт.

Я быстро смотрю на неё и обнаруживаю, что Алехандра стоит передо мной в лёгкой задумчивости.

— Ладно.

Затем она берёт меня за руку и держит её крепко.

— Ладно. Так каков план? Что мы будем делать с Джио?

Если я расскажу ей, она всё испортит — не специально, но она это сделает.

Я рассказываю ей всё, о чём могу, опуская основные детали.

— Человек, убивший Рауля, Максим Никулин, мои источники установили его местонахождение. Я передам его твоему отцу.

— Юлий, — хмурится Алехандра, — этого недостаточно. Мой отец сделает всё, чтобы сохранить свой союз с Вито. — Её рука сжимает мою. — И Вито хочет меня.

Я поднимаю голову, и она проводит пальцами по моей щеке.

— Ты не можешь остановить то, что грядёт. Я нанесла самое большое оскорбление, какое только могла. Вито добьется справедливости для своего сына.

Сидя прямо, я протягиваю руку, чтобы схватить её за бёдра, и притягиваю к себе. Алехандра знает, чего я хочу, и закатывает глаза, забираясь ко мне на колени и оборачивая бёдра вокруг моих. Она обнимает меня за шею и прижимается своей грудью ко мне, практически нос к носу.

— Я начинаю думать, что то, что находится на твоих коленях — принадлежит тебе.

— Всякий раз, когда ты находишься рядом со мной, я хочу, чтобы ты была как можно ближе, и это позволяет ощутить тебя полностью, не будучи внутри тебя. Так что да. — Я целую её полную нижнюю губу, нежно прикусывая её, сжимая руками её спину. — Ты можешь называть это моим. Привыкай к этому. Ты здесь проведёшь много времени.

Её губы сжимаются, чтобы поймать поцелуи моих губ, пока я продолжаю ласково и медленно атаковать их. Она шепчет мне в губы:

— Мне страшно, Юлий.

Когда я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза, она признаётся:

— Я не хочу умирать. Не так, как это сделает Джио. Он не будет торопиться. Будет делать это медленно.

— Ты сказала, что Вито захочет справедливости для своего сына. Как насчёт отцовской справедливости для тебя? Я думаю, твой отец не будет слишком любезен, узнав то, что сынок Вито делал с его девочкой.

Но она уже качает головой.

— Нет. Даже если бы у меня были доказательства того, что происходило, мой отец всегда учил меня, что мы должны приносить жертвы ради общего блага. Если бы он знал, то просто бы сказал, что это замужество стало жертвой моей жизни. Кроме того, у меня нет никаких доказательств, которые бы подтвердили мои обвинения.

Мой гнев нарастает из-за её холодной отстранённости.

— Всё твоё грёбаное тело — доказательство, Ана.

Её выражение лица не изменилось.

— Ты не знаешь моего отца. Ему не всё равно, но он бизнесмен. Его не будет это волновать в достаточной мере.

Описание моего свёкра звучит так, будто он крепкий орешек. Если кто-то осмелится поднять руку на моего ребёнка, да поможет им Бог. Когда я закончу с ними, они будут умолять о смерти, и, поскольку я милосерден, я дам им то, чего они хотят.

— К чёрту твоего отца. Мы что-нибудь придумаем.

Я обнимаю её крепче, прижимаясь щекой к её груди, глаза закрыты от удовольствия. Алехандра проводит пальцами по волосам на затылке, прижимаясь щекой к моей голове, и, охваченный сонным блаженством, я почти не слышу её, когда она начинает говорить:

— Итак, муж мой, — я отстраняюсь и ловлю ее неловкое выражение лица с широкими глазами, — сколько тебе лет?

Я моргаю, прежде чем откинуть голову назад и издать рокочущий смех. Когда она наклоняется, чтобы поцеловать мои губы, я хихикаю в её улыбающийся рот.

Неожиданно брак кажется не таким уж плохим.

Не тогда, когда дело касается этого симпатичного воробушка.

***

Моя сестра открывает дверь, и когда она замечает, что моя рука сжимает крохотную руку Алехандры, ее рот приоткрывается, а в глазах появляется подозрение.

— Ух, — начинает Тоня, опершись бедром о деревянный дверной косяк и признаваясь, наклонив голову, — я этого не предвидела.

Я усмехаюсь.

— Ты впустишь нас или как?

Она резко выпрямляется.

— Да, конечно.

Улыбаясь Алехандре, она отходит в сторону, махая нам. Когда Тоня идёт по коридору, она подбирает обувь, школьную сумку и случайные предметы, прежде чем сказать:

— Простите, вещи моей дочери. Девочки-подростки грязну́ ли, но они не хотят этого.

Её нос сморщивается от искренней любви.

— Они просто слишком заняты, чтобы вспомнить, где вещи должны быть. Клянусь, если бы голова этой девушки не была бы прикручена... — она усмехается про себя, — ну, вы понимаете, о чём я.

Алехандра улыбается моей сестре и признаётся:

— Да. Когда я жила дома, все мои сестры: Вероника, Кармен и Патрисия были подростками, и я постоянно следила за ними. Моей младшей сестре, Розе, уже тринадцать, — её глаза комично расширяются, — и с её мнением стоит считаться.

Тоня негромко смеётся.

— О боже, да. Тринадцать — ужасный возраст. Играют все эти гормоны. В одну секунду они кричат, в следующую — плачут. Признаются они в этом или нет, иногда их просто нужно обнять, иногда нужно, чтобы им сказали, что все будет в порядке.

Чистое восхищение в глазах Алехандры мне известно. Я чувствую это каждый раз, когда вижу, как моя сестра становится матерью своей дочери.

— Говоря о подростках, — начинаю я, — где моя девочка?

Тоня закатывает глаза:

— В своей пещере, которую она называет комнатой. Я схожу за ней. Она будет так счастлива увидеть своего дядю Джея и его… — Не зная, как ее назвать, она смотрит на Алехандру и слегка краснеет. — Я просто пойду за Кирой.

Мы садимся за обеденный стол на кухне, и я смотрю на жену.

—Ты в порядке?

Я не готов к её ответу. Она кладёт свою маленькую руку мне на колено и сжимает.

— Я с тобой, не так ли?

Бл*дь.

Почему высокое обо мне мнение этой маленькой женщины заставляет меня чувствовать себя лучше? И кто этот идиот, который дал ей эту власть?

Не моргая, я грубо бормочу:

— Ага, малышка.

С таким же успехом я мог только что сказать ей, что я её.

Её улыбка становится больше, её полные губы счастливо растягиваются.

— Тогда да, я в порядке.

Чёрт побери.

К чёрту это.

Я её. Она только что сделала это.

Когда слышу бегущие шаги, спускающиеся по коридору, я встаю и успокаивающе кладу руку Алехандре на плечо. Из открытой двери появляется сияющее лицо молодой девушки, и она слышит легкий крик. Кира прыгает в мои руки быстрее летящей пули, и я держу её так же крепко, как она сжимает меня, раскачивая из стороны в сторону.

Она хватает меня за рубашку и встряхивает с наигранным гневом на лице.

— Ты больше не приходишь.

— Работа, девочка, — объясняю я.

Она трясет меня еще раз, её большие карие глаза широко раскрываются, а длинные волнистые волосы колышутся вместе с ней.

— Ты больше заботишься о работе, чем о семье, дядя Джей?

Тоня издает гортанный смешок позади нас и выглядывает из-за плеча Киры, смотря на Алехандру.

— Никогда не стоит недооценивать силу вины, которую шестнадцатилетняя девочка может повесить на своего дядю.

Алехандра открыто улыбается молодой женщине. Я осторожно отцепляю пальцы Киры от своей рубашки и прижимаю её к себе, обнимая.

— Ты знаешь, я люблю тебя, но мужчина должен зарабатывать деньги.

Кира надувается.

— У тебя уже много денег. Тебе больше не нужны чёртовы деньги.

— Следи за языком, — предупреждаю я, приподняв бровь. Я таю, когда она прячет взгляд.

Я не могу этого отрицать. Она хорошая девочка.

— Кики, я хочу тебя познакомить кое с кем, — говорю я ей, притягивая её ближе к Алехандре, которая собирается встать.

Кира внимательно смотрит на Алехандру, затем вслух размышляет:

— Мама сказала мне, что ты привел сюда девушку. Сказал, что она красивая. Мне стало интересно, она твоя девушка?

— Она не моя девушка. Это Алехандра, — объясняю я, прежде чем осторожно добавить, пристально глядя на сестру, — моя жена.

Обе всё ещё застряли в моменте ошеломлённого неверия, в то время как моя сестра потянулась, чтобы схватиться за сердце с выражением отчаянного замешательства.

В голосе Тони неприкрытая боль.

— Вы поженились… — её карие глаза ярко сияют, — …и вы не пригласили нас?

— Тоня, дорогая, — начинаю я, не зная, что могу сделать или сказать, чтобы уменьшить чувство предательства.

Кира отступает, моргая, глядя на меня холодными глазами.

— Ты не хотел, чтобы мы были рядом с вами, дядя Джей?

Слова произносятся в обманчивом спокойствии.

— Нет, все было не так, — отвечаю я им обеим с нескрываемым лёгким раздражением.

Моя сестра качает головой с болью на лице, не зная, что мне сказать.

Но Алехандра прочищает горло и говорит, и когда она это делает, она очаровательно лжет:

— Вообще-то, это была моя идея провести свадьбу в здании суда.

Она произносит с лёгкостью:

— Понимаешь, я была однажды замужем, и эта свадьба была… — она не торопится, подбирая подходящее слово, — ужасной. В первый раз у меня была большая свадьба, и это было ужасно, нервно.

Она встаёт рядом со мной, кладёт свою руку на мою в безмолвной поддержке, затем печально улыбается мне.

— Я не хотела заставлять Юлия проходить через это. Казалось, ему это не понравится, поэтому я предложила. — Она смотрит на Тоню, а затем на Киру. — Мы поженимся в суде, а потом приедем сюда и отпразднуем.

Она улыбается и добавляет:

— Вы первые, кому мы сказали. Я знала, что Юлий захочет поделиться этим с вами, его семьей.

Грусть Тони утихает, но не сильно, в то время как Кира скрещивает руки на груди и смотрит на Алехандру.

— А как насчёт твоей семьи, Алехандра?

Я говорю сквозь зубы:

— Я — ее семья.

В то же время Алехандра заявляет:

— Юлий — моя семья.

Мы делаем паузу, чтобы посмотреть друг на друга, на наши заявления, сделанные в идеальное время.

Моя сестра, всегда романтичная, вздыхает, мягко улыбаясь нам двоим.

— Ну, посмотри на нас, таких эгоистичных, когда я должна поздравить вас обоих и поприветствовать мою новую сестру в семью.

Тоня подходит к Алехандре и протягивает ей руки. Алехандра принимает их любезно, и Тоня ласково поясняет:

— У нас не большая семья, мне жаль, но мы всё, что у нас есть.

— Огромное спасибо. Я рада быть частью этого, — щебечет мой маленький воробушек.

Я перевожу взгляд с Тони на Киру.

Она сбита с толку и обижена.

— Кира, — бормочет Тоня, хмуро глядя на дочь, — ты ведёшь себя грубо.

Но игнорируя негласное предупреждение своей матери, Кира осматривает Алехандру сверху и донизу.

Не моргая, Алехандра твердо произносит:

— Ты узнаешь меня поближе, — не отступает перед шестнадцатилетней девушкой.

Демонстративная вежливость Алехандры почти впечатлила Киру, которая подняла брови.

— И она делает тебя счастливым?

Я поднимаю руку, почесываю лоб и борюсь с ухмылкой.

— Невероятно, я знаю.

— Эй.

Алехандра толкает меня локтем под ребра, и я тяжело вздыхаю от неожиданного движения, когда Тоня смеется, а губы Киры подергиваются.

Именно тогда я понимаю, что всё будет хорошо.

Я даже не понимал, что искал утешения.

Пока не нашёл.

Глава 37

АЛЕХАНДРА

Дорога домой проходит без происшествий, и я благодарна этому. Проведя время с Тоней и Кирой, я приложила все усилия, чтобы молодая девушка прониклась по отношению ко мне. Всё, что я получила взамен, — холодный приём. Однако наши отношения слегка продвинулись к концу ночи, когда она встала, чтобы обнять Юлия на прощание. Я не ждала многого, поэтому, когда она оглядела меня с ног до головы и поджала губы, прежде чем неохотно пробормотать «Добро пожаловать в семью», у меня вырвался маленький смех ошеломления.

И теперь, когда мы едем в тишине, я должна скинуть груз с плеч и рассказать кое о чем.

Поворачиваюсь лицом к человеку, которого буду защищать своей жизнью, и осторожно спрашиваю:

— Она твоя сестра, да?

Юлий мгновение смотрит на меня, его брови низко опущены в замешательстве, прежде чем его взгляд возвращается к дороге.

— Ага. Я тебе это уже говорил. — Он хмурится в непонимании. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Я качаю головой.

— Не Тоня, — мягко бормочу я. — Я имею в виду Киру.

Когда его лицо каменеет, а руки сжимаются на руле, я мягко добавляю:

— Линг рассказала мне, что ты убил своего отца, потому что он насиловал твою сестру. Я начинаю думать, что в итоге Тоня забеременела.

Но он игнорирует меня, симулируя концентрацию на дороге. Я моргаю, наблюдая за его реакцией.

— Всё в порядке, Юлий. Это никого не касается, и я никому не собираюсь рассказывать. Я просто хотела тебе дать понять, что я в курсе, и всё.

Когда он продолжает игнорировать меня, это ранит, но я понимаю, что данная ситуация, должно быть, болезненна для него, поэтому пытаюсь сгладить ситуацию, протягиваю руку и сжимаю его бедро, говоря:

— Привет. Прости, что подняла эту тему. Если хочешь поговорить об этом или о чём угодно, я рядом.

Прошло пять минут, и его молчание сеет хаос в моей голове.

Что я наделала?

Когда Юлий, наконец, начинает говорить, то делает это без чувств:

— Она знает, — грубо произносит он. — Рассказал, когда ей было четырнадцать.

Затем выдыхает, и, кажется, будто все его силы уходят на это. Он выглядит таким усталым, таким потерянным.

— Она плакала, называла себя уродом, говорила нам, что чувствовала себя грязной. Это чудо, что она стала такой идеальной.

Его выражение лица меняется, когда он думает вслух:

— Я помню её прозрение. Ей было четырнадцать, и она не только узнала, что была во всех смыслах выродком, но также узнала, что её мать изнасиловал её собственный отец.

Мои глаза закрываются от тех тяжелых слов, которые он произносит. Я задаюсь вопросом, как долго он держал всё это при себе.

— Ох, малыш, — шёпот нежности вырывается из моего горла, переполненного эмоциями.

— Эта девочка заслуживает весь мир, — допускает он. — Они обе.

— Я уверена, так и есть, — вежливо уступаю я, и крайне жуткая боль осознания того, что я всегда буду на третьем месте в жизни этого человека, проходит сквозь меня.

— Я поклялся, что отдам его им любой ценой.

Ах.

Это начинает обретать смысл. Я нашла причину, что заставляет Юлия делать то, чем он занимается, и нисколько не удивлена. Даже ни на грамм.

Восхищение захватило меня, но оно ушло так же быстро, как и пришло, а на его месте собирается боль от неуверенности. У меня дома тоже были те, кого нужно защищать.

Моё сердце сильно сжимается.

Что стало с моими братом и сестрами?

— Юлий, — осторожно начинаю я.

Он смотрит на меня мельком, и моё сердце болит, когда я почти умоляю:

— Я действительно хотела бы поговорить со своим братом.

Он снова возвращается к дороге, и я быстро выпаливаю:

— Только в последний раз, и я обещаю никогда больше не спрашивать.

Падая в кресло, я закрываю глаза, а затем прикрываю лицо руками. Я говорю через них приглушённо:

— Прежде чем ты скажешь мне, что они больше не моя семья, мне нужно, чтобы ты знал, что ты рискуешь меня расстроить, а когда я расстраиваюсь… — убираю руки с лица и бросаю ему свою тщетную и бесполезную угрозу, — …становлюсь менее готовой к сотрудничеству.

К сожалению, это единственная угроза, которую я теперь могу использовать.

К счастью для меня, у Юлия поддёргивается губа, и я замечаю, как его плечи движутся в беззвучном смехе, моя напряженная спина расслабляется. Он возвращает свое самообладание, после чего подкалывает меня и делает это со всей серьёзностью:

— Не может же теперь у меня быть жена, которая не собирается сотрудничать?

Я киваю и отвечаю в полной уверенности:

— Я уверена, что ты слышал эту поговорку. — Поворачиваюсь, чтобы поймать его любопытный взгляд, и понимаю, что он понятия не имеет, о чём я.

Я сжалилась над ним и напомнила:

— Жизнь — отрада, когда жена рада.

Его плечи ещё больше начинают трястись по мере того, как его захватывает радость, и я улыбаюсь про себя в ответ на лёгкое поддразнивание.

Юлий протягивает руку и берёт мою, переплетая наши пальцы, затем подтягивает их ко рту, где он нежно целует мои пальчики. А в животе кружатся сплошные волны нежности.

Я почти не слышу его, когда он тихо бормочет:

— Чёртов дурак.

Ещё один поцелуй.

— Буду гореть в аду.

Мягкий кивок.

— Но это того стоит.

Но вот что важно...

Я его слышу.

Дом встречает нас тишиной, и, когда я прохожу мимо него, Юлий ловит меня за талию и притягивает к себе, его торс прижимается к моей спине. Он наклоняется, чтобы прикоснуться своей щетинистой щекой к моей, и я тянусь к нему, несмотря на то, что она царапает нежную кожу моего лица. Для странного, но волнующего момента я сомневаюсь, что это то, что кажется нормальным.

Если это так, то я никогда не хочу потерять всё то, что даёт Юлий.

— Хорошая ночь, — тихо говорю я в темноте холла.

— Ага, — бормочет он в мой затылок, растягивая слова, и от его дыхания у меня бегут мурашки по коже.

Как, чёрт возьми, женщина может не потерять голову от его присутствия?

Прямо сейчас мне наплевать на моё здравомыслие. Я поворачиваюсь в его хватке и засовываю пальцы в карманы джинсов, вставая на цыпочки и отчаянно желая, чтобы он захватил мой рот в глубоком, сокрушающем поцелуе.

— Пора спать?

Его великолепные глаза прикрыты, и это так чертовски сексуально, что моё сердце сжимается.

— Ммм… — Это его единственный ответ, звук одобрения отдаётся вибрацией в моей груди.

Я не слышу, как Линг выходит из тени.

Она говорит мягко, ее голос необычайно осторожен:

— Вы вернулись.

Я хочу накричать на неё за то, что она нас прервала, и собираюсь это сделать, но когда оборачиваюсь, чтобы высказать ей всё, её выражение лица заставляет меня замолчать.

Одетая в короткий халат в стиле кимоно, обнажающий её ноги, без макияжа, с собранными в пучок на макушке волосами, она избегает моего взгляда, когда заявляет:

— Днём у нас была доставка. Конверт. Я забыла об этом через минут двадцать. Я не… — она тяжело сглатывает и кусает себя за щёку, — я не думала, что это важно.

Юлий отходит от меня и подходит к ней, его настороженность подсказывает мне, что это необычно для Линг.

— Линг… — осторожно говорит он. — Что случилось?

Крепко сжимая халат, она начинает:

— Я начала смотреть его только тогда, когда вы пришли. Я бы позвонила, но…

Смотреть это?

— Это видео? — задаёт вопрос Юлий.

Так странно видеть её без идеально красных губ, безупречно прямых волос и превосходного хладнокровия. Часть меня хочет порадоваться от осознания того, что она такая же, как и любая другая женщина, но это настолько тревожно, что вместо этого я покрываюсь мурашками.

Она очень сильно потрясена.

— Видео от Джио, — подтверждает она мои ощущения. Моё тело застывает. Затем, наконец, она смотрит на меня, глаза в глаза, но то, что она говорит дальше, заставляет меня желать, чтобы она никогда этого не делала:

— И это предназначено для Алехандры.

Моё сердце начинает идти галопом. Я вижу телевизор в гостиной и сразу узнаю голос Джио. Ноги несут меня к нему без промедления.

Линг кричит:

— Не ходи туда!

Затем она в панике добавляет:

— Бл*дь. Не позволяй ей смотреть, Юлий. Это плохо.

Ноги подводят меня к открытой двери. Картинка на ТВ потрясает меня. Я почти не замечаю, как Юлий проходит мимо меня с пультом в руке. Я рычу:

— Не выключай.

— Ана, малышка, ты не хочешь это видеть. Позволь мне с этим разобраться самому, — разумно предлагает он.

Я отвечаю ему без капли тепла в голосе:

— Заткнись.

Подойдя к Юлию, я забираю пульт из рук, и он позволяет это. Я делаю громкость больше, чем необходимо, но мне это нужно. Я так боюсь пропустить хоть одну секунду.

Мои глаза слезятся от яркости экрана, но вместо того, чтобы сделать шаг назад, я подхожу ближе.

Я перематываю видео до самого начала и смотрю, как передо мной разворачивается ужас.

Джио входит в кадр.

— Эта штука включена? Да. Отлично. Хорошо.

Со вздохом он двигается, чтобы сесть на пустой стул.

Рядом сидит мой связанный и окровавленный брат.

Мигель сидит прямо, несмотря на то, что его дыхание затруднено, а его бровь раскроена до кости. Он не может говорить из-за тряпки, завязанной вокруг его рта. Я никогда не видела, чтобы его глаза были такими тусклыми. Он едва может держать их открытыми.

Джио передвигается в кресле.

— Ладно, думаю, к этому времени ты знаешь, что слухи распространились, — он насмехается. — Поздравления счастливой паре.

Он слегка хлопает в ладоши, затем поворачивается к моему брату, игриво взъерошивая его волосы.

— Этот парень, а? Ты должна любить этого парня. Так много веры, так мало мозгов.

Джио встаёт, начинает ходить, все следы веселья пропали. Внезапно он останавливается и смотрит в камеру, широко раскинув руки, прежде чем положить их на бёдра.

— О чём ты, чёрт возьми, думала, Алехандра?

Он смотрит на экран, будто ждёт ответа.

— У нас были хорошие отношения, ты, я и Дино. Ты была хороша для нас. То есть, ты боролась, но в глубине души я знаю, что тебе это нравилось. Ты не доставляла нам трудностей. Каждый раз было одно и то же. Ты сражалась, ты ломалась, а затем сидела и брала всё, как хорошая девочка. Ты была тихой, кроткой и чертовски жалкой. — Он пялится. — Именно такой, какой должна быть женщина.

Сидя рядом с братом, он пожимает плечами.

— Так что же случилось? Что изменилось?

Он кивает, будто осознавая причину.

— Хорошо, значит, ты беременна. — Он закатывает глаза и усмехается. — И что, чёрт возьми?

Наклонившись, Джио успокаивается и кладёт пальцы на губы, прежде чем отвести их и заявить:

— Мне нужно, чтобы ты поняла, что этот ребёнок, этот щенок, теперь мой. Я заявляю, что он мой, и я иду за тобой и за ним, — он жестоко ухмыляется. — В конце концов, мне нужно заботиться о своей семье. Мальчику понадобится его дядя. — Он быстро бросает взгляд на моего брата, прежде чем снова повернуться в камеру с закрытыми глазами. — По крайней мере, один из них.

Он встаёт, тянется за спину и достаёт большой охотничий нож, осторожно проводя пальцами по острому лезвию.

— Ты что, думаешь, я отпущу тебя, как будто ничего не случилось? — Он бросается вперед, останавливаясь перед тем, как попасть в камеру, его глаза сверкают, и он рычит сквозь стиснутые зубы: — Ты забрала единственного человека, который меня понимал. Единственного грёбаного человека, у которого получилось. Понять меня.

Джио отходит и успокаивающе проводит рукой по коротким волосам.

— И посмотри, с кем ты меня оставила. — Он бросает на меня взгляд, говорящий «Какого хрена? » — Мой младший брат, Люк? Чёртов гомик? Готов поспорить, если ты спустишь его штаны, то найдешь гребаную киску, где должен быть его член. Мистер Нет ненужному насилию. Мистер Заниматься любовью, как денди. — Он с отвращением качает головой. — Ты долбаная сука. Я выпотрошу тебя за это.

Он делает паузу, а затем смотрит в камеру так, как будто только что к нему пришла идея лучше.

Джио берет свой нож и продолжает:

— Тебя нужно наказать, Алехандра, и, поскольку тебя здесь нет, кто-то должен тебя заменить.

Когда он подходит к моему брату, я уже рыдаю.

— Нет, — хрипло шепчу я, моё тело содрогается от слёз. — Пожалуйста, не надо.

Но я знаю, что мои просьбы бессмысленны. Это видео показывает мне то, что уже произошло. И в глубине души я знаю, что мой брат уже мёртв.

Джио хватает Мигеля за волосы и с силой тянет вниз, пока они не соприкасаются нос к носу. Мой брат вздрагивает от его рычания:

— О чем ты думал, разговаривая с Фалько? — Он сильнее запрокидывает голову. — Ты не имеешь права разговаривать с таким мужиком, гребаный педик. — Оскорблённый донельзя, он отпускает его на минуту, только чтобы ударить по лицу. — Расскажи мне, что ты отправил ему, и я отпущу тебя.

Джио снимает импровизированный кляп, губы брата кривятся, его ответ слабый и хриплый:

— Пошёл ты, больной ублюдок.

Джио жестоко смеется, прежде чем ударить его по голове. Пока Мигель стонет, Джио сворачивает шею и злорадствует:

— Если я правильно помню, твоя сестра сказала то же самое, когда я привязал её к кровати Дино и взял её тугую маленькую задницу.

Он хватает свою промежность и слегка встряхивает.

— О да, она хорошо кричала, но держу пари, ей понравилось это дерьмо.

Параллельно я слышу быстрые шаги, а затем что-то позади меня разбивается. Юлий издаёт звериный рёв, который потрясает меня, но недостаточно, чтобы отвести взгляд.

Слёзы не прекращаются, когда я смотрю, как Джио избивает моего брата. Когда он вонзает нож ему в грудь, я издаю рыдающий вопль и падаю назад в шоке от того, чему я только что стала свидетелем.

— Нет, нет, нет, — плачу я. Всё моё тело слабеет и дрожит.

Я закрываю глаза, чтобы справится с горем, но только на мгновение.

От звуков стона моего брата, я смотрю на экран и почти жалею об этом.

Джио, прижав стул моего брата к земле, изо всех сил несколько раз наносит ему удары ножом в живот и грудь, и я могу только наблюдать, как мой брат заторможено моргает, хрипя на последнем дыхании.

Я больше не плачу. Не могу.

Эмоции оставили меня. Остаётся лишь туманная отстраненность.

Я оцепенела.

Мне холодно.

Кровь шумит у меня в ушах, и я едва моргаю, когда Джио разрезает моего брата от груди до живота, смеясь, и начинает вынимать его внутренности, выпотрошив его. Мой брат дрожит и трясётся, когда из уголка его рта капает кровь.

Прежде чем он обретает покой, Мигель поворачивается лицом к камере, его глаза закрываются в усталой темноте, которая скоро станет вечной, и выдыхает, хрипя:

— Ана… Бейся… Кричи… Борись.

Я не нахожу утешения в том, что мой брат умер гордым человеком. Не тогда, когда пустой сосуд, в котором он был, так открыто смотрит на меня, безмолвно проклиная меня в глубине ада.

Джио стоит на коленях над моим братом и вытирает лезвие о штаны.

— Я не хотел этого, Алехандра. — Он смеется сам с собой. — Кого я обманываю? — он усмехается, всё его лицо в крови. — Да, я это сделал. И мне это понравилось. Я стал чертовски твёрдым от этого.

Мои кишки содрогаются от осознания, что это не его кровь.

Он подходит к стулу, собираясь сесть и переступая через моего брата.

— Итак, что мы узнали сегодня?

Положив руки на колени, он переплетает пальцы и, не мигая, смотрит в экран.

— Ньютон сказал, что на каждое действие есть равное и противоположное противодействие. — Он смотрит на тело моего брата, приподняв брови, затем улыбается. — Я думаю, он прав.

Он бормочет в спокойствии с мрачным лицом:

— Ты забираешь у меня, я забираю у тебя.

Джио встает и клянется:

— Я иду за тобой, и тебе лучше быть готовой, когда я приеду, детка.

Берет камеру в руки. Экран дрожит, когда он ставит его на уровень глаз.

— Я хотел подождать, но, думаю, мне стоит прямо сейчас рассказать вам хорошие новости. — Он тихонько хихикает. — Мой отец хочет, чтобы наши семьи были связаны вновь. Он намерен попробовать ещё раз. Они желают, чтобы я женился на Веронике, но, как оказалось, Люк хочет её. О, я боролся за то, чего хочу. Тебе это понравится.

Его улыбка темнеет, когда он тихо и ядовито говорит:

— Я получил Розу.

Экран гаснет, а вместе с ним и мой разум.

За последние пять минут я стала свидетелем ярости безумца, смерти моего брата и обещания сделать мою тринадцатилетнюю сестру постоянной жертвой изнасилований, жестокого обращения и моральных пыток.

Чем он думал? Считал, что я просто буду сидеть, сложа руки, и позволю этому случиться?

Бл*дь, нет.

Я тут же принимаю решение.

Я убью Джио.

Я убью его сама.

Неожиданные чары смелости расцветает из глубины моего живота. Я буду готова к его появлению.

Повернувшись на пятках, выхожу из комнаты, крича:

— Пригласи синьора Фалько. Позвони ему прямо сейчас. Если мой брат что-то ему отправил, это должно было быть важным.

Что бы это ни было, ради меня самой, я молюсь, чтобы это было полезным.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒