Дмитрий Ольгердович, князь брянский 4 страница

***

Нет, не прошли напрасно наставления Ольгерда своим старшим сыновьям. Он учил Андрея и Дмитрия так ходить по чужим землям, чтобы ни один вражеский лазутчик не обнаружил передвижения литовских войск, чтобы ни один купец не подал весть обречённым на битву загодя. Быстрота передвижения, внезапность – вот что главное было в Ольгердовых походах. И – знание местности до мельчайших подробностей.
Ягайло – тоже сын Ольгерда, та же осторожность, как у отца, та же продуманность поступков... А вот в быстроте действий он уступал своим братьям.
Ушёл Андрей на Полоцк, послав грамоту в Плесков о немедленном выходе конного воинства на Москву. Дмитрий с сыном Иваном да Иваном переяславским направился к Друцку. А третьего Ивана, – Ивана Трубецкого, – направил Дмитрий сразу к Брянску и Трубецку, наказал «потай» (тайно) собирать людей на подмогу московскому князю.
– Степану в Брянске, – а он в Брянске сейчас, – передашь перстень и грамоту Сергия. Ему в Киев идти, к митрополиту. Скажи: если в капкан к врагу попадёт, грамоту никто не должен увидеть. Понимаешь? Никто! – Ольгердович серьёзно вглянул на Ивана.
– Мы охотники, люди понятливые... Не беспокойтесь за нас, Степан ещё и быстрее московского князя на Дон поспеет, – усмехнулся гонец.
– Главное – это, – Дмитрий указал на послание. – Обратно может не торопиться. Из Стародуба на Любеч пусть идёт, там староста добрый... Новгород-Северский стороной надо обойти, Корибут ещё та заноза... Верно Ягайле служит... А для братца моего Владимира в Киеве от меня вот это послание. Он Степана к митрополиту должен направить. Тебе сопровождающих дать?
– Дай троих, княже. Да монет немного. Свои люди у меня везде есть, а чужие только силу да монеты признают. На четверых конников в приграничных землях ягайловские слуги не решатся напасть, – с улыбкой ответил Иван.

Великий князь литовский собрался в поход на соединение с Мамаем. Из Вильно направился в Полоцк. Только прибыл – местный воевода докладывает: был здесь уже его брат Андрей, лучших конников увёл.
– Куда увёл? Когда? – возмутился великий князь литовский.
– Три дня как на юг ушёл, по киевской дороге. Может, на татар собрался? – предположил воевода.
– На татар? А ты что здесь? – Ягайло ударил нерасторопного полочанина по лицу. – Как разрешил?
– Так ведь это Андрей, брат великого князя литовского...
Обиделся воевода, кровь с лица платком отирает...
– Собери воев добрых, завтра выступаем... Слышишь – завтра! – шипел Ягайло, вновь замахнулся было на воеводу, но повторно ударить не решился.
– И конных, и пеших? – решил уточнить полочанин.
– И конных, и пеших! – услышал в ответ.
«Не догнать великому князю литовскому своего братца – тот лишь конных увёл», – подумал воевода.
В Друцке история повторилась.
Только Ягайло вошёл в город, ему сразу донесли: был здесь его брат Дмитрий с сыном, увели большую рать на юг...
– В Киев? – выдохнул Ягайло, схватившись за меч.
– Молча удалялись витязи, не называли цели своей, знаем лишь – удалялись в южном направлении.
Прищурившись, оглядел местных бояр Ягайло. Хмуро, недружелюбно смотрели на него седые градские старцы. А самый старый, гордо взглянув в глаза великому князю, заявил:
– Тот побеждает в битве, кто первым на поле брани приходит. Опоздал ты, владетель земли литовской. Остались здесь лишь калеки безногие да безрукие. Всех конных увёл Дмитрий.
Ягайло и здесь доказал, что не зря его иногда называют «хитрой лисой». Усмехнувшись, заявил боярам друцким:
– Конных, говоришь, увёл Дмитрий? А посмотрите-ка на моё воинство трокское да вильнюсское, полоцкое да витебское... Чьё более будет, моё или братца моего? Не отвечай, сам знаю – моё больше! И соберите-ка мне пешую рать втрое большую, чем Дмитрий у вас собрал! Сегодня, сейчас, немедленно: я выступаю завтра на рассвете!
Отсюда, из Друцка, послал по главным своим русским городам Ягайло гонцов с указанием – воинов Дмитрию и Андрею не выдавать, а слать их ему, великому князю литовскому во Всеславль.
Ответные письма получил лишь от двоих: брянского воеводы да князя карачевского. Оба сообщили: ходят по лесным задеснянским весям Андрей и Дмитрий, конников к себе скликают, могут в любой момент у стен Брянска и Карачева оказаться. А потому ни из Брянска, ни из Карачева выдачи рати не будет. Вот если к ним сам великий князь пожалует, тогда другое дело.
– Трусы! Предатели! На кол посажу за непослушание! – кипел Ягайло, а сделать ничего не мог: лучшие ратники шли к его единокровным братьям, а не к нему. Получалось, что он плёлся за Андреем и Дмитрием, бессилен был взять инициативу в свои руки.
«А нужно ли мне спешить? Поспешишь – людей насмешишь, говорят на Москве, – размышлял Ягайло. – Верные люди докладывают: Дмитрий Московский от Коломны пошёл вверх по Оке, к литовским пределам приближается, а не к степным просторам... Хочет сначала со мной встретиться? Вот для встречи с ним мне и нужна многочисленная пешая рать. Здесь, на землях карачевского князя, я и соберу – пусть не очень обученных – но многих и многих воев. Возьму не опытом ратников, а их числом... Даром, что ли, карачевский князь женат на моей сестре Федоре? Пусть помогает старшему, а не то я ему по-родственному... »
И медленно продвигался Ягайло по весям верхней Десны, Болвы и Жиздры, всё ближе и ближе к Дону, собирая «остатних» – тех, кто по каким-либо причинам не присоединился к московскому князю Дмитрию Ивановичу.
Под Козельском получил Ягайло новую весть: Андрей и Дмитрий со всей ратью новосильского князя Романа Семёновича уже покинули Одоев, сам князь остался в городе.
«Хитёр Роман. Ни казнить, ни миловать сейчас его нельзя. Людей в Одоеве нет, а князь на месте. Почему город безлюден – ответит, что все погибли пять лет тому назад, защищая Новосиль от набежавшей Орды... Ну, подожди... Эта дружба с Москвой ещё выйдет тебе боком», – скрежетал зубами Ягайло.

***

Иван подъехал к слуге, что был впереди, остановил его. Вдвоём подождали слегка отставших всадников.
Гонец указал слугам на просвет впереди:
– К устью Болвы подошли. Тут горожан можем встретить: кто рыбачит, кто грибы собирает… Для наместника брянского мы – гонцы великого князя литовского, едем в Карачев. Но лучше с этим верным псом ягайловским нам не встречаться… Простым людям совсем ничего не говорить! Рот на замок. Моя задача – найти кузнеца Степана. Только бы он был в городе…
Иван посмотрел на самого старшего (по возрасту) слугу по прозвищу Дрозд, сказал тихо:
– Слезай с коня, поменяемся с тобой одёжей. Моя побогаче будет, теперь ты будешь для всех встречных главным. Вы в лесу заночуете в месте, где укажу, я в город один войду…
– Грамоту княжескую нам оставишь? Нас всё же трое, – спросил Дрозд.
Иван помолчал, раздумывая, потом согласился:
– Верно.
Гонец и его слуга поменялись одеждой, Иван обе грамоты и перстень отдал слуге. Присмотревшись к окружающим их молодым дубкам и старым раскидистым ивам, заметил:
– В двухстах саженях отсюда должен быть брод. Потом лесом до самого Брянска тропа наезженная. Напротив Соловьевых гор заночуете, я дальше без вас… Если завтра к вечеру не вернусь, идите на Трубецк, там воеводой должен быть Твердило, – надёжный слуга Дмитрия Ольгердовича. Твердило и до Киева доведёт, и подскажет, как Городок Северский обойти. Ну, с Богом…
Путники лесной тропой стали спускаться к реке. У брода заметили двух мужиков, только что выловивших бреднем немалых размеров сома.
– Бог в помощь, охотнички! Сколько ж пудов в нём? – спросил Дрозд. Он теперь лучше всех одет – ему и спрашивать, как главному.
Удачливые ловцы положили на траву свою добычу, внимательно оглядели подъехавших к ним четверых вооружённых всадников. Встреча не сулила ничего хорошего: их больше, могут и сомика отобрать…
– Мать честная! – воскликнул вдруг Иван, быстро спешился, подбежал к одному из рыбаков, схватил его за плечи.
– Степан! Вот так удача! Верно говорят: гора с горою не сходится, а человек с человеком всегда сойдётся!
Обнял друга. Но Степан быстро отстранился, разорвав объятия:
– Удача-то у меня. Вот она: пудов на пять потянет. Рад тебя видеть, Иван. Только не понимаю: о какой удаче говоришь ты?
Гонец молча посмотрел на степанова напарника, который внимательно рассматривал всадников своими необычайно большими круглыми глазами.
– Это Фрол Сова, такой же кузнец, как ты да я. При нём можно всё говорить, пытать будут – не выдаст, – сказал Степан, понимая молчание друга. – А вот ты… Старший у тебя довольно странен, пострижен по-немецки.
И указал на Дрозда.
Если до сих пор всадники улыбались, радуясь неожиданной встрече, то теперь они дружно рассмеялись, повергая рыбаков-кузнецов в полное недоумение.
Иван вновь обнял друга:
– Старший – я. По воле князя нашего, Дмитрия Ольгердовича, должен встретиться с тобой. Думал, в Брянске тебя увижу. А вышло вон как: ещё и в город не въехал… Ну, давай поможем тебе с добычей управиться, а дорогой расскажу всё… Где телега-то?
– На той стороне Болвы… Про этого сома уже пол-Брянска знает, вот и решили мы чудище речное изловить, пока других охотников не нашлось…
С трудом перетащили рыбину через Болву, погрузили её на телегу и долго, не спеша, ехали лесной дорогой, а Иван всё рассказывал и рассказывал, какое сложное поручение предстояло выполнить теперь Степану.
– Главное – чтобы эти грамоты не попали в руки людей Ягайло, – подчеркнул Иван.
На миг дорога свернула к самому берегу Десны, и на другом, высоком берегу, меж деревьев мелькнула главка церкви Петропавловского монастыря.
Вздохнув, Степан сказал:
– Пусть твои заночуют здесь. Вон, видишь, меж двух берёз стог стоит? Это наш с Фролом стог, Фрол здесь останется. За стогом и шалашик есть… А ты – со мной, но без коня. У меня заночуешь. Этой же ночью я всех соберу. Ещё до рассвета к стогу всех приведём…
Иван передал поводья от своего коня Дрозду, похлопал четвероногого друга по шее, чтобы тот не волновался, потом указал на стог. Слуги молча отъехали в сторону. Степан, посмотрев на безоблачное тихое небо, заметил:
– Ночь лунной быть обещает, переправа через Десну лёгкой будет…
Иван засомневался:
– А городская стража? Не помешает?
Степан усмехнулся:
– Не посмеет. Да и наших ребят в городской страже немало. Городскому воеводе просто никто ничего не скажет. А он поспать любит… Недавно женился, не до службы ему сейчас, не до проверки ночных дозоров… Всё организуем, как надо. Твоя задача – когда соберутся все – укрепить веру ратников в правоте нашего дела, пару слов им сказать. На низкий берег Десны придут внуки и дети тех, кто бежал от ордынского ига из-под Твери и Новосиля, Киева и Чернигова… Придут те, у кого степь отняла сына, брата, сестру… Фрол!
– Чё? – отозвался брянский кузнец, переводя немигающий взгляд своих круглых глаз со Степана на Ивана. «Сова, чистая сова! – подумали оба. – Наградил же Господь человека такими глазищами! »
– Расскажи об отце деда своего, о тётке… Будь добр, – попросил Степан.
– Чё рассказывать, у меня – как у всех тут… Сторону Литвы приняли, ибо от золотоордынских поборов невмоготу стало. Дед рассказывал – его родителей увели в полон, ибо малую дань баскакам киевляне дали…
– Твой дед – киевлянин? – решил уточнить Иван.
– Родился там… А как остался один с сестрой, влились в отряд беженцев, что шёл на север, в задеснянские леса… Дошли до Брянска. А здесь те же татары хозяйничают… Да ещё местные князьки их сторону держали, чуть что – зовут ордынцев себе на подмогу… Вот и решил народ – лучше под Ольгердом, чем под степняками жить… При Дмитрии Ольгердовиче только и вздохнули маленько…
– А что с тёткой стало? – напомнил Иван.
– Убили её с мужем пять лет назад в Новосиле. Муж её – новосильский гончар, жила за мужем неплохо, уже и старость подошла. Налетела степь – что саранча, не город – пустыня после побега осталась… Ни малого, ни старого не щадили… Тёткина родня вся в пожаре сгорела, никого не осталось… Ты вот что, гонец, скажи: правда, что Москва теперь дань Мамаю не платит? Или народ байки сказывает?
– Правда то, – подтвердил Иван. – Уж пять лет не платит.
– Ишь ты, – покачал Фрол головой. – Значит, и вправду серьёзное дело замыслили…
Пока разговаривали, подошёл плот, на него загнали лошадь с телегой, Иван со Степаном сели в телегу. Случайные попутчики с завистью поглядывали на выглядывающий из-под рогожи хвост гигантской рыбы.
Фрол кивнул уплывающим, перекрестил их:
– С Богом! Удачи вам! И мои «железки», смотри, Степан, не забудь!
– Не забудем! Жди! – улыбнулся в ответ Степан.

Из Брянска Иван вывел две сотни хорошо вооружённых конных ратников. В основном это был ремесленный городской люд, умеющий обращаться с оружием. Часть коней позаимствовали у городской стражи: им не воевать, не обеднеют… Как и предполагал Степан, ночью главу городской охраны беспокоить не стали, а утром брянский отряд, быстро собранный гонцом князя Дмитрия Ольгердовича, был уже далеко на лесной дороге, ведущей к условленному месту встречи брянских, трубчевских, стародубских, полоцких, витебских, псковских и друцких отрядов. Если бы кто-то захотел кинуться в погоню – пустая затея, брянский лес поглотил иванову дружину, защищая ратников, идущих отстаивать независимость родной земли.

Глава 5. В Стародубе

Патрикей Наримунтович, стародубский князь, вершил судебные дела, сидя на крыльце своего дома. Собственно, дел было не много, всего два: одно о краже, второе – о неуплате дорожной пошлины. Времени на их рассмотрение ушло немного, и князь собирался зайти к новому серебряных дел мастеру, прибывшему из Брянска и торговавшем не только редкостными, богато украшенными цветными камнями мечами и саблями, но и различными женскими украшениями. У супруги Елены родился второй сын, и муж собирался по такому случаю выбрать красивый подарок.
Все планы спутал новый начальник городской стражи Лист, который быстро просеменил на княжеский двор и, поклонившись князю, затараторил:
– Княже Патр-кий, лазутчика поймали у нашего стародубск-кузнеца. Имеет при себе грамоту Дмитрия Ольгердовича к киев-князю Владимиру. Опять что-то против Вел-князя литовского замышляется! Вели привести негодяя! Мы его...
– Ты можешь не частить, говорить внятно? – остановил стражника князь. – Не глотай слова, язык проглотишь! И запомни: киевский князь Владимир никогда против Ягайло не пойдёт! Запомнил?
Лист кивнул головой, преданно смотря в глаза князю.
Патрикей Наримунтович прищурился, про себя смеясь над человеком, привыкшем унижаться перед богатым и знатным господином:
– Запомнил, спрашиваю?
Стражник, пытаясь растягивать слова, выдавил из себя:
– За-апомнил. По-озволь, княже, слово мо-олвить.
– Ну, молви.
– Знаю я его, когда жил в Трубецке и конями торговал, кузнец Степан это, верно служит Дмитрию Ольгердовичу, что в Москву сбежал. Точно, наверно, на бунт людей подбивает...
– Точно или наверно? – нахмурился князь, Лист хотел ответить, но Патрикей Наримунтович поднял руку, не давая оправдаться слуге:
– Ладно, давай сюда, что там нашли у посыльного?
Лист протянул послание.
Стародубский князь ничего из него не вычитал: грамота лишь удостоверяла личность человека, и больше ничего. «Видимо, остальное гонец должен сказать устно», – подумал князь. Спросил, пристально глядя в глаза стражнику:
– Хорошо обыскали? Больше ничего?
Лист понял: врать бесполезно, всю правду господин по глазам прочтёт. Протянул князю перстень:
– Ещё вот это.
Патрикей внимательно рассмотрел его. Необычный перстень: на нём были изображены три креста, центральный – повыше, два по бокам – чуть пониже. «Что означает сие? Никогда ранее такого не видел», – подумал князь и вновь нахмурился:
– Веди посланца.
Лист мелкими шажками направился к воротам, открыл их, сказал кому-то, кого пока не видел князь:
– Заходи.
Связанного Степана впихнули во двор так, что он чуть не упал. Степан, устояв на ногах, внимательно посмотрел на князя и по первому впечатлению не смог определить его характер.
Князь был среднего роста, средних лет, прямые чёрные волосы и карие глаза говорили о примеси какой-то южной, неславянской крови. Руки держал за спиной, отчего Степану подумалось: «Это говорит о скрытности характера, либо… либо у Патрикея в руках пергамент Дмитрия Ольгердовича, который пока прячет от меня. Эх, зачем я отказался от охраны? Иван предлагал, а я... Возгордился, думал, один справлюсь... А был бы не один – не стоял бы сейчас со связанными руками».
– Развяжи, – дал указание князь начальнику стражи.
– Сбежит же, княже! Я его знаю, ему чуть волю дай, он…
– Развяжи! – громче и настойчивее повторил князь. – Да скажи отроку, чтоб воды принёс в кувшине!
После того, как руки Степана оказались свободны, отдал ещё одно распоряжение:
– А сам иди! Я наедине с ним поговорю.
Пока Степан с жадностью пил ключевую холодную воду, князь с любопытством рассматривал гонца. У того не было ни сапог, ни верхней рубахи. Нижняя губа разбита. «Без борьбы не дался страже. Возможно, пытался бежать… Без перстня и грамоты, что у меня? Значит, действительно что-то знает», – размышлял Патрикей Наримунтович.
Степан, выпив всё до дна, поблагодарил князя.
– Садись, – Патрикей указал Степану на лавку у крыльца дома. Степан присел, князь тоже.
– Это – твоё? – показал гонцу перстень.
– Моё, что ж отпираться. У меня найдено, – вздохнул Степан.
– Раз твоё – забирай назад, – князь положил перстень на лавку рядом со Степаном. – Больше ничего мои стражники у тебя не отбирали?
– Я, конечно, не в таком виде в Киев следовал…
– Не про одёжу речь.
– Грамота ещё у меня в суме была… Вместе с сумой твой страж отобрал…
«Про суму ничего не сказал Лист, впрочем, это для него мелочь», – улыбнулся Патрикей и спросил трубчанина:
– Коня тоже стража забрала?
– Я шёл в Киев о дву-конь… И кольчуга была, и меч… Остановился у знакомого оружейника, спящим меня и взяли… Всю семью хорошего человека только зря напугали… Ворвались, словно немчура какая…
«Не сказал – татары. Мою чёрную бороду увидел, боится оскорбить… Мог бы сказать – «поганые», – но и это не сказал, знает, что многие литовские князья христианство ещё не приняли… Не лыком гонец шит», – размышлял князь, перекладывая из руки в руку грамоту. Чуть помолчав, спросил:
– Значит, торопился в Киев… Набрёл на старого знакомого… Что ж мне с тобой делать, гонец?
– Отпусти меня, княже, зачем я тебе? К твоему двоюродному брату еду, от другого твоего брата…
– Вот мне и не нравится, что братья мои за моей спиной что-то замышляют, – Патрикей стал разглаживать свою бороду, что всегда у него означало крайнюю степень волнения. – Расскажи, Степан, поделись со мной…
«Конечно, Лист, что знал, всё обо мне рассказал, – подумал Степан. – Что б такое придумать? » – И произнёс глухо, словно безнадёжно:
– Просил Дмитрий Владимира не ввязываться в ссору между московским князем и Мамаем.
«Верить – не верить? » – пока не мог определиться князь.
– Что ж такое важное поручение один выполняешь? Одному на наших дорогах легче погибнуть, чем до места доскакать… И ещё… Где задание получил, в каком месте?
– В Переяславле-Залесском… Там Дмитрий мне эту грамоту и перстень дал. Видимо, готовится Мамай на Москву идти…
«Гонец говорит то, что уже всем известно… События вчерашнего дня… А что сейчас? Переяславль… Переяславль… На Москву едешь – проезжаешь Троицкую обитель Сергия», – князь покосился на выдавленные в серебре перстня кресты. – «Конечно! Троица! Три креста! И едет Степан не только к Владимиру, но и к митрополиту! На Москву зовёт! »
Патрикея бросило в жар.
– Уф! Жаркий день будет сегодня! – стал обмахиваться грамотой. Тут же добавил:
– Плохо тебя мой стражник обыскал. У тебя должна быть вторая грамота. От игумена Сергия к митрополиту. Вот и перстень о том говорит.
Степан бросился в ноги князю:
– Княже, обыщи всего – нет второй грамоты! Вот те крест! – перекрестился. – Ко князю Владимиру еду, провалиться мне на этом месте! Отпусти, княже!
– Сядь! – не громко, но властно и грозно произнёс Патрикий. – И не ори! Этот город из руин я поднял, понятно? И помог мне в его заселении великий князь Ольгерд! Сейчас здесь всякие живут, есть и сторонники Дмитрия Ольгердовича, а есть и Ягайло Ольгердовича! Может, тот же Лист за забором стоит и слушает нас! Не ори да честно скажи, как в Стародубе оказался? О дву-конь едешь, торопишься, а такой крюк даёшь! Что тебе Стародуб?
Степан ответил быстро, даже сам потом удивлялся:
– Потому и спешу, что крюк надо было сделать. Должники у меня здесь… Прости, княже, если что не так скажу, но то истинная правда: двоюродный брат твой Дмитрий не скупой, нет, но на дорогу почти ничего не дал… А в дороге монеты нужны… Я их собрал уже, но стражник твой… И монеты забрал…
– Монеты забрал… Коней забрал… Суму забрал… Меч забрал, – перечислял вслух князь, а сам думал над тем, как и перед старшими Ольгердовичами чистым остаться, и перед Ягайло предателем не выглядеть…
Спросил Степана:
– У моего кузнеца тебя Лист повязал?
– Да.
– Может, стоит твоего товарища допросить? Может, он чего скажет, что ты не говоришь?
– Гонец никогда никому ничего не говорит. Таков закон любого посланника и о нём, княже, тебе известно, – со вздохом сказал Степан. – В твоей воле меня казнить или миловать. А кузнеца своего не трожь. Не знает он ничего.
И снова плюхнулся в ноги князю. Патрикей со злостью прошипел:
– Сядь, тебе сказал! Вот что тебе скажу, гонец! Плохо ты исполняешь княжескую волю, волю моего брата, коли тебя хватают по дороге и грамоту отнимают!
– Да я… – попытался было оправдаться Степан, но князь не дал ему договорить:
– Молчи и слушай! Куда ты теперь с такой разбитой губой? Приедешь к Владимиру, а тот сразу поймёт, что ты в ягайловские сети попал, что тебя пытали! А? Думаешь, поверит он тебе?
Задумался Степан: «Верно излагает эта хитрая лиса, всё так и может случиться. Но это потом, главное сейчас – вырваться отсюда».
Вздохнул Патрикей, тихо продолжил:
– Тебе знать надобно, что Ягайло идёт на встречу с Мамаем, может, и Олег Рязанский к ним присоединится. Вон какая силища собирается против московского князя. И развязка близка. Так что поспешай, гонец, времени у тебя в обрез, если хочешь эти вести своему хозяину доставить. А я обязан со своей дружиной явиться во Всеславль к Ягайле… В Трубецке был перед тем, как сюда попасть?
– Да, княже, был.
– Воеводу Твердило видел?
Князь и гонец долго молча смотрели друг другу в глаза. Каждый думал о своём.
Князь: «Обманет на этот раз – замечу. Тогда и вправду это плохой гонец. Если скажет правду, значит, у гонца ещё одно задание: людей Дмитрию привести. И люди эти будут не от сохи, это будут великие вои, не только оружие делающие, но и умеющие его применять… А мне что делать? Вон как дело поворачивается – ничего не ясно заранее, чья сторона верх возьмёт – неизвестно, всякое может статься».
Степан: «Видимо, отпираться не стоит. Князь видит трусость великого князя литовского, храбрость и решительность Дмитрия Ивановича московского. Понимает, что Ягайло может проиграть. И княжить Патрикею придётся либо при старших Ольгердовичах, либо при самом великом князе московском при одном условии – если сейчас правильно поведёт себя, не выступит открыто на стороне Ягайло». Сказал князю:
– Видел.
– Так… И в Брянск заезжал? По одной дороге города…
– Нет, княже, Брянск стороной объехал, нечего мне там делать, – а про себя подумал Степан: «Не всё про меня Лист знает, не всё стародубскому князю сказал… С Иваном мы в лесу под Брянском встретились, а потому в сказанном лжи почти нет».
– Так… – повторил князь и отдал Степану грамоту. – Спрячь, чтоб Лист не видел. Отрок!
На крыльце появился юноша, что приносил воду в кувшине. Не глядя на него, князь поднял десницу:
– Позови дружинника Мальца.
Пока ждали дружинника, князь подвёл Степана к чану с дождевой водой, что стоял тут же во дворе:
– Умойся, а то от дорожной пыли тебя не видно, каков ты на самом деле.
«Ох, княже, а каков ты на самом деле? » – почему-то подумалось Степану, но умылся с удовольствием, князь сам подал ему какую-то тряпицу, что висела на верёвке.
Вытирая лицо, гонец заметил на материи маленькие следы крови: умываясь, разбередил повреждённую губу.
Патрикей пробурчал недовольно:
– Подорожник сорви да приложи к губе.
Пока всё это проделывал Степан, появился Малец. Только взглянул на него пленник, не смог сдержать улыбки: молодой русый дружинник был на голову выше всех, грудь, как говорят, «колесом», с широкого лица не сходила добродушная улыбка. Словом, пришёл настоящий русский богатырь. Патрикей Наримунтович с самым серьёзным видом приказал:
– Ты, Малец, поступаешь в услужение вот к этому гонцу, что следует в Киев. Не смотри на его вид, в дороге разные приключения случаются. Твоя задача – доставить его туда в невредимости. Без нежелательных встреч. Понял?
– Понятно. Доставим, – растягивая слова, сказал Малец.
– Возьми двух коней для себя и двух – для гонца. Его кони пали, – князь незаметно подмигнул Степану. – Выезжать тотчас. Всё ясно?
– Всё ясно, – повторил дружинник. – Разреши, княже, только препоясаться, как должно, на дорожку?
– Да. И гонца приодень как дружинника. Меч выдай. Только быстро! Ты, Степан, приглядывай за ним. Парень добрый, быстр в бою, а так – увалень увальнем. Путь добрый? – прищурился, разглядывая гонца, князь.
– Спасибо, княже, что по справедливости рассудил, – слегка поклонился бывший пленник. На это Патрикей Наримунтович ответил кратко:
– Выполняй задание, что тебе поручено. Да лихих людей избегай, в их лапы не попадайся!
…Только Степан с Мальцом покинули княжий двор, Патрикей приказал разыскать Листа и главу стародубской дружины. Когда оба явились, отдал распоряжение:
– Мне нужно полсотни конных дружинников. С нею выступаю немедленно ко Всеславлю. К вечеру подготовьте воев. Ты, Лист, будешь при мне. Хоть голова у тебя дурная, но многих людей в округе знаешь. Твои знакомства мне могут пригодиться. Мальца не ищите: у него особое задание. Так! К вечеру жду всех. Идите.
И князь с чувством удовлетворения, что решил всё правильно, позвал слугу:
– Принеси водицы ключевой да полотенце. Умоюсь. Лето на исходе, а какая жара!
Лист, покидая княжеский двор, подумал: «Полсотни – это четверть дружины. Почему б; льшая часть остаётся, а сам князь выступает с меньшей? Загадка. Или так уж за город радеет? А я ему для каких дел? Какие такие мои знакомства? И Степана отпустил… За Москву Патрикей держится, как старшие Ольгердовичи, что ли? Так не похоже…»
И, устав от загадок, что задал князь, совсем поник, допустил такие мысли: «Неужели прав князь: голова у меня дурная? » Однако, подходя к своему дому, уже думал совсем иначе: «Была б дурная – не взял бы с собой князь! Значит, для чего-то я ему надобен в походе! »

***

Стародубский кузнец, что приютил Степана, очень удивился, увидев его снова конным, в кольчуге и при мече, да ещё в сопровождении самого видного стародубского дружинника:
– Вон ты какой! А я уж план вызволения тебя из темницы составил…
– Князь у вас добрый, с ним не пропадёте. Давай послание, что на сохранение оставлял.
Кузнец переставил скамью, залез на неё, пошарил рукой возле матицы у стены, достал что-то в кожу завёрнутое.
Степан развернул кожу, проверил печати на грамоте, удовлетворённо кивнул:
– Всё так. Людей, как условились, веди к Твердиле. И не мешкай!
Нагнувшись к уху кузнеца, чтобы никто не подслушал, сказал по секрету:
– Князь ваш с дружиной к Ягайло отправляется, во Всеславль. Вам надо вперёд Ягайла с московским войском встретиться. Твердило всё знает.
Взяв кусок хлеба на дорожку, перед тем, как сесть на коня, повторил Степан:
– Не мешкай!
Кузнец ответил:
– Ты сам обратно не поспеешь!
Степан, уже поворачивая коня, откликнулся:
– Как Бог даст!

Глава 6. Княжеский совет

Гонец-разведчик Андрея и Дмитрия переяславский сокольничий – Иван Чёрмный, посланный на поиски московского князя, вернулся не с кем-нибудь, – с самим князем Боброк-Волынским.
Оглядел Дмитрий Михайлович хорошо вооружённое, закованное в латы воинство братьев, сказал довольно:
– Весьма обрадуете вы Дмитрия Ивановича. Сами через несколько часов увидите, какая великая сила русская собралась. Березуй – место встречи – менее чем в десяти поприщах отсюда. Ягайло где?
– Сейчас, думаю, к Одоеву подходит. Как только войдёт в Одоев, весть Роман Семёнович обязательно подаст, – ответил Андрей Ольгердович.
– Псковичи что ж? Много ратных дали? – продолжал уточнять Боброк. Внимательно выслушав ответ, задавал вопрос про следующих – витебских, полоцких, друцких... Подробно расспрашивал Дмитрия Ольгердовича про обстановку в Северской стороне. Расспрашивал про силы, которые могли пособить Ягайле: смоленские, карачевские полки. Сошлись во мнении, что ни смоленский, ни карачевский князья существенной помощи великому князю литовскому не окажут.
Впереди воинской колонны Ольгердовичей шли небольшие дозорные отряды, с которыми постоянно поддерживалась связь. Один из них сообщил, что встретился с разведчиками московского князя, что русско-литовский отряд движется быстрее и в условленном месте будет первым.
– Оно и хорошо. Вы своих поставьте на взгорке, при выходе из леса, пусть московские полки порадуются, какая подмога к ним подошла, – заключил Боброк-Волынский.

... Небольшая берёзовая роща скрывала от посторонних глаз славянское поселение. Всего в версте к югу от него была глубокая балка и невысокий земляной вал, которые выходили к Дону, словно предохраняя земледельцев от неожиданных набегов степняков. Это местечко называлось Березуй.
Когда вечером пятого сентября московские рати оказались здесь, они увидели на другой стороне балки многочисленную литовскую конницу. Всадники – кто в панцирных доспехах, кто в обычных кольчужных одеяниях – были вооружены копьями, мечами, булавами, у всех за плечами виднелись луки и тулы со стрелами.
Впереди русско-литовского войска на богатырских белых конях, в золочёных шлемах и доспехах великого московского князя ожидали три князя: Боброк-Волынский и Ольгердовичи.
Всё воинство могло наблюдать, как от московской рати к литовским князьям, на другую сторону балки, отъехали два всадника, так же облачённых в дорогие серебряно-золотые доспехи и красные, расшитые золотом, плащи.
«Дмитрий Иванович с братом Владимиром Андреевичем поехали на встречу с Литвой», – пронеслось по войскам.
– Ну и силищу привели Ольгердовичи! Словно не живые люди на лошадях, а железные! Да и сами кони – все укрытые, в попонах! – воскликнул молодой пехотинец из московской рати.
– Всем работы хватит, лишних в бою не будет. Только бы им латы помехой не стали, – заметил стоявший рядом бывалый воин.
Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич, подъехав к Ольгердовичам, спешились. То же сделали и литовские князья. Сошлись, обнялись. Андрей обратился к великому московскому князю:
– Принимай, великий княже Дмитрий, воев с западных рубежей русских. Все готовы сложить свои головы за веру православную, за землю Русскую!
– С великой радостью принимаю, – отозвался Дмитрий Иванович. – Вижу, подготовились к встрече с ордынцами. Да и мы не с пустыми руками пришли!
Московский князь широким жестом показал на текущую реку пеших и конных витязей, хорошо вооружённых копьями, мечами, секирами, шестопёрами. Эта «река» заполнила собой всё обширное поле между оврагом и берёзовым лесочком вдалеке. Передовые московские сотни уже скрылись из виду, а новые всё прибывали и прибывали. Появились обозы, на которых везли доспехи тяжеловооружённой конницы.
Андрею Ольгердовичу даже стало неловко за немногочисленность своих псковских, полоцких и витебских отрядов:
– Наших и пятой части не будет...
– Нашёл о чём горевать! – оборвал Ольгердовича Боброк-Волынский. – Ты сюда не селян привёл! Все ратному делу обучены, вот что главное!
Неожиданно рядом с полководцами оказались необычные всадники: из-под доспехов на них виднелись монашеские одеяния. Многие узнали в вооружённых монахах богатырей Пересвета и Ослябю.
Пересвет, спешившись, преклонил колено перед Дмитрием Ивановичем, из сумы достал Богородичный хлеб, протянул князю:
– Прими, княже, освящённую просфору для причастия перед боем, Святым Сергием переданную.
Дмитрий Иванович также спешился, принял священный дар, прикоснулся к нему губами и передал Боброк-Волынскому со словами:
– Храни всё время при себе, а на княжем совете перед боем каждый отведает Хлеб сей.
Пересвет из той же сумы достал свёрнутый пергамент с печатью:
– А это, княже Дмитрий, грамота тебе от игумена Сергия. На словах просил передать: благословляет он тебя и всё воинство твоё на праведное дело.
Встал Пересвет, передал грамоту, перекрестил сначала московского князя, потом всё литовское войско, что было за спиной у Дмитрия, затем, повернувшись лицом ко всему московскому воинству, находившемуся за оврагом, трижды перекрестил и его.
Солнце, скрывшееся было за маленьким облачком, разом сдвинуло небесную темноту, брызнуло золотыми лучами в лица русичей.
И оттого даже последний возница, находящийся в обозе, уверовал: на правое дело собрана сила великая, и не переломить теперь эту силу ни ордынцу, ни Ягайло, ни фрязину, в тяжёлые латы закованному, - никому.
Дмитрий Иванович поднял руку, указывая Пересвету точное место в своём воинстве:
– Вон, видишь ли среди московских воевод Владимира Всеволодовича и Дмитрия Всеволодовича, своего переяславского воеводу Андрея Серкиза?
Инок-воин кивнул.
– Ступай туда со своим братом. Чай, не чужие тебе переяславцы-то?
Долго упрашивать служителей церкви не пришлось. Вскочили они на коней и поскакали за овраг.
– А вам, – повернулся лицом к Ольгердовичам Дмитрий Иванович. – В походе быть первыми. Ваши вои все конны, если с основными силами Мамая нежданно повстречаетесь, из походного порядка в боевой быстро перестроитесь.
Только сказал, увидел новых гонцов, пересекавших овраг – разведчиков Петра Горского и Карпа Олексина, а с ними на коне связанного ордынца.
Пётр вплотную подъехал к Дмитрию Ивановичу, тихо, чтобы никто более не слышал, что-то стал говорить на ухо московскому князю.
Дмитрий Иванович кивнул, поднял вверх руку, требуя внимания.
– То дозорные мои славные, языка привели. Говорит язык: уже Мамай на Кузьмине гати стоит, ждёт Ягайла да Олега Рязанского, через три дня должен быть на Дону. А спросите-ка языка, – вновь повернулся Дмитрий к Петру, – велика ли сила ордынская?
Пётр толкнул связанного, спросил на половецком языке. Получив ответ, перевёл:
– Говорит пленный, что, мол, несчётное множество войск – сила Мамаева, никто их не сможет перечесть.
– Ишь ты, – усмехнулся Дмитрий Иванович. – А что же вид у этого сановника такой перепуганный? Только за себя боится, или за хозяина своего?
И это перевёл Пётр, но ордынец лишь втянул голову в плечи и ничего не ответил.
– В обоз его, – отдал приказ великий московский князь, вынул меч из ножен, поднял его вверх, а потом опустил, указывая на юг.
– В двух поприщах отсюда поле большое Пётр с Карпом нашли, там и лагерем на ночь станем.
Ольгердовичи поскакали оврагом, увлекая своё воинство за собой.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒