Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Глава XXX



 

Разгром Уилера. — Опасное путешествие через Маскл-Шолс

 

Я был в Чаттануге, когда генерал Крук пригласил меня поехать вместе с ним в Теннесси, поскольку ходили слухи, что Уилер попытается со своим кавалерийским отрядом проникнуть в наш тыл. Такое намерение противника очень озаботило каждого патриота, поскольку если бы линии снабжения нашей армии были хоть раз нарушены, или даже совсем перекрыты на 3 или 4 дня, доблестной Камберлендской армии пришлось бы сдаться. Не менее печальная участь постигла бы и Чаттанугу, поскольку существовал только один путь, с помощью которого она могла пополнять свои склады боеприпасов и других необходимых материалов, чтобы до прибытия подкреплений успешно выдержать осаду.

 

23-го и 24-го сентября генерал Крук со своей 2-й кавалерийской дивизией выступил к Вашингтону, штат Теннесси, чтобы, если получится, прекратить или, хотя бы, задержать рейдеров. Идя по Смитс-Кросс-Роуд, генерал поставил свои пикеты у каждого брода — на несколько миль, как выше, так и ниже по течению реки, но в Коттон-Порт враг, применив пушки, не позволил нашим людям выйти на берег, а сам занялся переправой. Не имея достаточных сил, генерал не мог в этом месте сразиться с Уилером, но, со всей возможной быстротой, собрав все свои разбросанные по разным местам отряды, он был готов атаковать Уилера с тыла. Бой у брода был недолгим и жарким, но оказавшись на северном берегу реки, Уилер двинулся маршем по долине прямо в горы, а генерал Крук быстро преследовал его. Сразиться со всей армией Уилера в открытом бою он не мог, но всякий раз приближаясь к его арьергарду, имел возможность бить его прямо во время рейда.

 

Среди тех из команды Уилера, кто первым перешел через Теннесси, был мятежник-прово из Чаттануги Уильям Озье, и его целью было призвать в армию всех мужчин северного берега реки. Майор Мэттьюс из 4-го Огайского возглавил пикет, он отдал приказ не стрелять по пересекавшим реку небольшим группам, но я не знал об этом приказе. Мы брали их по четверо или пятеро человек за раз, они становились нашими пленниками без единого выстрела, и хотя по мере продвижения они строились в боевые порядки, я полагал, мы должны были продолжать действовать в такой манере. Они приближались, я внимательно наблюдал за ними, а потом мне показалось, что они втайне от нас они готовятся к атаке. Гром Чикамоги все еще звенел в моих ушах, я, возможно, немного нервничал, но как бы то ни было, не дожидаясь, что будет дальше, я поднял свою винтовку и, выстрелив в переднего, мгновенно убив его, а следующий за ним свою пулю получил в храме. Потом открыли огонь и все остальные — а испуганные «джонни» развернули лошадей и бросились обратно к реке. Тот, кто был ранен в голову, не умер. Пуля влетела в храм и пролетела внутри него до противоположной стены, а он как раз тогда вышел наружу — об этом я узнал от вытащившего его из реки фермера. В карманах прово нашли 1400 долларов, но я к ним даже не прикоснулся. Я очень аккуратно обыскал его, а потом передал для опознания местным жителям.

 

Силы генерала Крука в то время не превышали трех тысяч пятисот человек, а Уилер располагал семью, но все-таки мы хорошо потрепали его и у Камберленд-Маунтин, и у Секватчи-Ривер, и у Макминнвилля. Мы отбили Мерфрисборо, железную дорогу и все наши склады, после чего, настигнув его у Шелбивилля, задали ему еще одну хорошую взбучку. Потом мы заставили этого фанатичного мятежника дать генеральное сражение у Фармингтона, где, нанеся ему особенно болезненный удар, взяли все его пушки и несколько обозных фургонов. Затем мы выгнали его из Пуласки, догнали и разгромили его у Шугар-Крик, тем самым заставив его вдвое быстрее двигаться к Маскл-Шолс.

 

Это была тяжелая работа, обе противоборствующие стороны проявляли исключительные решительность и мужество, так часто сходясь в рукопашных схватках. Я своими собственными глазами видел, что мятежники сражаются с револьверами против наших вооруженных карабинами людей. Я много стрелял и очень часто с трудом выходил из неприятностей. Дважды случалось так, что когда по приказу генерала я осматривал их позиции, с короткого расстояния они залпами стреляли по мне, а у Фармингтона я стал мишенью для трех заряженных картечью пушек — и в пределах их досягаемости больше не было ни одного человека. Картечь летала повсюду — и рядом со мной, и надо мной, и подо мной, но ни одна картечина не попала ни в меня, ни в мою лошадь. В том же бою под брюхо моей лошади влетел снаряд — взрыватель сдетонировал и порох вспыхнул — и, тем не менее, взрыва не произошло.

 

Очень хорошо укрепились мятежники в находившемся недалеко от Фармингтона маленьком бревенчатом, выделенном местной школе домике. Я видел, как один из тех парней стрелял из-за дерева, он находился в полной безопасности, поскольку ограда между ним и нашими людьми не давала последним возможности добраться до него. Я спешился, спрятался за другим ближайшим к нему деревом, хорошо прицелился и застрелил его. Обычное дело, так случается в любом бою.

 

После изгнания Уилера из Теннесси и Северной Алабамы, 2-я дивизия, состоящая из Конной пехоты Уайлдера, отправилась в Браунсборо — охранять графство и железную дорогу.

 

Сколько обычных граждан пострадало из-за этого рейда — просто ужас! Их грабили обе армии, отнимали все, что можно было употребить в пищу. Я видел, как это происходило, мне было очень жаль маленьких детей, ведь они не понимали, как, откуда, и за что обрушилась на них эта беда. Женщинам я тоже сочувствовал, но не всем — большинство из них вели себя так, что никакой симпатии к себе они вызвать просто не могли. Невероятно мстительные и постоянно ищущие любого повода, чтобы проявить все дурное, что скрывалось в их душах. В свое время они проводили на войну своих мужей и сыновей, и никаких оснований для особой любви к нам у них не было. Многие из них, правда, все так же, беззаветно, сохраняли свою верность — они в любой момент были готовы сделать любой свой вклад в дело нации — но все же, в целом, они находились в меньшинстве.

 

Пока я был в Браунсборо, генералу Круку телеграфом прислали адресованную генералу Шерману депешу — ее просили вручить ему как можно скорее. Депешу отдали мне, но где сам генерал, не знал никто. В старой газете мятежников капитан Кеннеди нашел статью — в ней говорилось о том, что он в Коринфе, но с тех пор прошло какое-то время, и теперь мы понятия не имели, куда он ушел. Капитан Старр из 2-го Кентуккийского кавалерийского, с эскадроном своих людей проводил меня до Уайтсберга, что на Теннесси, в десяти милях от Хантсвилля. Там я взял каноэ и в два часа ночи начал свое одинокое путешествие. Примерно в 15-ти милях ниже Уайтсберга я услышал шум — похоже, какие-то люди с южного берега собирались переправиться через реку на пароме, а поскольку мне подумалось, что я успею проскочить перед ними до того, как они сумеют это сделать, я еще усерднее заработал веслом. Я очень хорошо слышал их, греб просто прекрасно, но они, тем не менее, приближались. Я выкладывался из последних сил, но они все же нагоняли меня — еще один взмах их длинных весел — и они врежутся в мое каноэ. Это был очень критический момент, но, к счастью, стоявший на берегу человек крикнул им: «Вы, кажется, решили по реке прокатиться? Не похоже, что вы идете ко мне! » Я оглянулся — на берегу стоял капитан мятежнической кавалерии, а чуть далее за ним я заметил 40 или 50 верховых. На пароме находилось 6 человек — я видел их совершенно отчетливо — двое на веслах, один у руля, а трое стояли рядом — на обращено рулевое управление и три стояли на обращенной ко мне стороне парома. И в тот момент он был так близко к моему каноэ, что я мог бы в случае столкновения оттолкнуться от него рукой, чтобы он совсем не потопил меня.

 

После окрика капитана они чуть дальше прошли вверх по течению, и я проскочил мимо парома на расстоянии, равном длине моего весла. Когда они проходили мимо, я видел, с каким вниманием они наблюдали за мной, тем не менее, они промолчали, я же, усердно работая своим веслом, вскоре скрылся в темноте. Промежуток между их паромом и стоявшим на берегу их отрядом не превышал тридцати ярдов. И если бы я со своей лодкой издавал больше шума, я никак не смог бы благополучно проскочить через него, но я подошел к ним так тихо, что их отряд узнал обо мне только тогда, когда я уже миновал его.

 

В нескольких милях выше Декейтера меня уже озаряло утреннее солнце и прекрасно зная, что вплоть до самой Таскамбии река находится под плотным наблюдением мятежников, я уже не пытался продолжить свое плаванье, напротив причалив у крутого мыса, спрятал под свисающими над водой ветвями ивы свое каноэ, а сам, укрывшись в расщелине ближайшей скалы, решил отоспаться и хорошо отдохнуть до следующей ночи. Это происходило в конце октября — числа 26-го или 27-го, я думаю — и я немного замерз тогда, отдыхая среди камней. Днем, через мыс, прямо над моей головой проехал отряд мятежнической кавалерии, но меня они не заметили, и я очень хорошо отдохнул. А потом, когда стемнело, я снова сел в каноэ и возобновил свое путешествие. Проплывая мимо Декейтера, я видел светящиеся окна домов его жителей, а потом, проходя совсем рядом с его главной улицей, на берегу прогремел выстрел — судя по вспышке, стреляли в меня — правда я не знал, кто и зачем стрелял, да и спросить об этом мне было не у кого.

 

Будучи у Лэмбс-Ферри, на самом подходе к Маскл-Шолс, я лег на дно своей лодки. Я очень устал и мне хотелось немного отдохнуть. Как долго я спал, я не знаю — думаю, не более часа — когда услышав куриное кудахтанье и проснувшись, я обнаружил, что я дрейфую мимо стоявшего на берегу дома. Я взял весло и начал грести — очень медленно и устало — я слишком устал для более усердной гребли, и вскоре миновал еще один дом. Темно было, конечно, но я все же заметил, что он поразительно похож на предыдущий. Может быть, это были дома двух живших на смежных плантациях братьев, а может быть, старик и один из его детей построили себе совершенно одинаковые дома. Я продолжал грести, и вдруг — хоп! Буквально спустя пару минут я миновал еще два дома — в точности таких же, как и те два, которых я видел ранее. Некоторое время я пребывал в полном недоумении, а кроме того, я вспомнил, что у каждого из ранее виденных домов рос большой тополь, и теперь я вспомнил, что и они — как и дома и ограды — тоже были совершенно одинаковы, что бы это могло значить? Меня что, околдовали, что ли? Я направился прямо через реку к противоположному берегу, решив уйти из страны, где так много одинакового. Слишком это изысканно и сложно для меня, именно поэтому я изменил курс, но приблизившись к середине протока, я понял, что угодил в большой, образовавшийся между двумя островами водоворот, и что теперь я плыву по кругу — как долго это продолжалось, я не помню.

 

Затем я причалил к одному из островов и решил провести на нем весь следующий день — я спрятал свое каноэ под нависающими над водой ветвями, улегся в него и заснул. Проспав довольно долго, я проснулся от лязга лодочной цепи. Приподнявшись, я увидел большого толстого енота, стоявшего на задних лапах, а передними играющего со свободно свисающим ее концом. Его взгляд был удивительно разумен, и он наслаждался этой игрой до тех пор, пока болтающийся конец цепи не стукнул его по носу, — он спрыгнул на берег и больше я его не видел. Тем не менее, сразу же после него меня посетила норка — она взобралась на корму и уже была готова сунуть свой любопытный нос в саму лодку, но одного моего взгляда ей оказалось достаточно — она тотчас исчезла.

 

Ничто меня более не беспокоило, пока на северном берегу реки я не обнаружил роту мятежнической конницы. Почти напротив того места, где я находился, стоял дом. Кавалеристы подъехали к нему, а потом я увидел, как старик подвел офицера к обрезу воды и указал ему, туда, где я спрятался, после чего последний вернулся к своему отряду, и когда все они двинулись вдоль берега вниз по течению реки, я и вправду поверил, что они меня никак не побеспокоят. Тем не менее, я решил, что хорошо бы проследить за ними, и вскоре, в трех четвертях мили ниже, я нашел их. Они вышли на берег, и я очень обрадовался, осознав, что теперь мне необходимо что-то сделать. Потом они сошли с коней, а шестеро, сев в большое каноэ и оттолкнувшись, направились ко мне. Пройдя довольно значительное расстояние, они, похоже, были отозваны обратно теми, кто оставался на берегу. После непродолжительного совещания они снова вошли в реку, но на сей раз, они поплыли к дальней оконечности озера, и я снова уже почти был готов поверить, что они меня не тронут.


Изображение 19

 

Примерно через полчаса я услышал, как они идут вверх по реке с противоположной стороны острова, — здесь русло было очень узким. Я внимательно наблюдал за ними и понял, что теперь они не более чем в 75-ти ярдах от меня и приближаются очень быстро, поэтому, в одно мгновение, высвободив лодку, я оттолкнулся от берега и пошел далее вниз по реке. Я изо всех сил старался как можно быстрее миновать стоявших на берегу людей, а когда на безопасном расстоянии я проплывал мимо них, они приветствовали меня таким приказом: «Эй, там, на лодке, идите сюда! » — но абсолютно не представляя себе этого, я удвоил свои усилия. Я слышал их выстрелы — «бах! », «бах! », «бах! » — но они зря тратили свои патроны, поскольку почти со скоростью молнии я уже летел по одному из самых быстрых участков Теннесси и дотянуться до меня враг уже не мог.

 

Маскл-Шолс тянутся на 40 миль, и теперь мне предстояло пройти через них. В некоторых местах река очень широка — возможно, мили две — а в других местах намного уже, и вот там-то она и усеяна множеством небольших водопадов — с ревущей, стремительно несущейся и с грохотом бьющейся о скалы водой — иногда на многие мили — белой от порожденной ее же мощью пены, перекатывающейся через все впадины и неровности ее скалистого речного русла. Эта ночная прогулка была просто ужасна, так как некоторые из водопадов достигали 5-ти или 6-ти футов высоты, а один из них, известный под названием «Большой Прыжок» — целых 10 футов — так, по крайней мере, мне говорили те, кто сами на своих лодках прошли через эти перекаты. Труднее всего мне было с южной стороны протока, у так называемого Блафф-Грин. Держась южного берега, я имел возможность избежать самой высокой точки «Большого Прыжка», и я вполне благополучно прошел через него, хотя и без сухой нитки на теле, да еще и с парой-тройкой хороших синяков.

 

У Саут-Флоренс я видел великое множество лагерных костров и никак не мог понять, кто это. Днем, когда я отдыхал на острове, прогремел пушечный выстрел, и теперь весь лагерь лежал передо мной во всей своей красе — возможно, тот самый, который я искал. Я был возле довольно бурного, но не слишком опасного участка этих перекатов, так что я решил немедленно приступить к разведке, и потому, когда я подплыл на своей лодке совсем близко к этим кострам, некоторые из которых находились у самого обреза воды, и увидев серые мундиры часовых, я, конечно, моментально отвалил назад, точно зная теперь, что только что я прошел мимо армии мятежников.

 

Я прекрасно знал, что неподалеку находится, по крайней мере, часть нашей армии, иначе откуда бы взяться тем выстрелам, которые я слышал? Немного далее я увидел обгорелые опоры железнодорожного моста — все, что было сделано из дерева, сгорело, и я был рад этому, поскольку он являлся частью пути на Таскамбию. Тем не менее, я не видел подходящего места для причаливания, но потом, уже довольно далеко удалившись от моста, я увидел начинавшуюся прямо от воды узкую тропинку — там-то я вытащил на берег свою лодку, приняв решение найти какой-нибудь дом и разузнать о том, какие войска находятся в этих местах.

 

В поисках дома я услышал вдали барабанный бой, а потом и «утреннюю зарю», и тоже довольно далеко от того места, где я находился. Я шел крадучись и очень осторожно, и уже перед самым рассветом я обнаружил часового. Скрываясь за ветвями густого кустарника. Я приблизился к нему — он стоял возле ограды с еще не обрезанными концами — вскоре я мог коснуться его моим ружьем. Я спросил его, какой это полк, и он ответил: «5-й Огайский».

 

Какой же тяжкий камень тревоги и сомнений свалился с моей души! Это был друг! Я так боялся нарваться на лагерь мятежников, но теперь все мои опасения исчезли! И я сказал часовому, что у меня пакет для генерала Шермана и мне надо попасть в лагерь. Он вызвал капрала, и тот немедленно отвел меня туда.

 

Таскамбия была во власти генерала Блэра, генерал угостил меня вкусным завтраком, затем на санитарной повозке меня отвезли на станцию Чероки, а оттуда, по приказу генерала Райта, на специальном поезде меня отправили в Юку, где в то время находился Шерман, и я сразу же вручил ему свои депеши — со дня их отправки и трех дней не прошло. И тут силы оставили меня, я слег и лежал до тех пор, пока не обрел возможности добраться до предназначенного мне места отдыха.

 

Это выполненное мной задание было исключительно трудным и опасным — генерал Шерман лично дал ему свою оценку, выразив ее письменно в следующем документе:

 


«ГЛАВНЫЙ ШТАБ ДИВИЗИИ МИССИССИПИ, НЭШВИЛЛ, ТЕННЕССИ,

 

16-е апреля 1864 года.

 

Капрал Джеймс Пайк, из роты „А“ 4-го Огайского кавалерийского, в октябре 1863 года, лично передал мне в Юке письмо от генерала Гранта. Недалеко от Хантсвилля, в Уайтсберге, он взял каноэ, и спустился по Теннесси, преодолев Маскл-Шолс — совершенно один он прошел по реке более ста миль — каждая из которых находилась под полным контролем врага — и в результате благополучно встретился со мной в Юке. Именно это письмо ускорило мой ход к Чаттануге. Своим успехом это дело полностью обязано мастерству, мужеству и невероятному старанию капрала Пайка.


У. Т. ШЕРМАН, Генерал-майор».


Так же благополучно к нему пришли и копии этого письма. Капрал Брент и рядовой Джон Уэйкфилд из 4-го Огайского, шли по северному берегу реки, тем же маршрутом двигался и лейтенант Фитцджеральд с сотней из 4-го Регулярного, но я не думаю, что кто-либо из них справился с этой задачей, если бы, воспользовавшись каноэ, я не пришел раньше них.

 

Спустя примерно два часа после моего прибытия, генерал Шерман отправил свою армию в Чаттанугу. Как только его передовая дивизия начала переправу, засевшие на северном берегу мятежники, преодолев перекаты, присоединились к расположившемся на южном берегу Уилеру, дав тем самым другим гонцам возможность добраться до генерала — иначе у них бы ничего не получилось.

 

Денек я отдохнул, а потом, в обществе Брента и Уэйкфилда я отправился обратно — сообщить генералу Круку о наступлении армии Шермана. Я попросил генерала Шермана о лошади, и он мне сказал, что я могу взять лучшую, какая найдется в графствах Тишоминго или Лодердейл, но после тщательных поисков и настойчивых вопросов, я обнаружил, что его солдаты забрали всех, кто мог самостоятельно передвигаться, и после моего рассказа генералу о результатах моих изысканий, он весьма любезно одолжил мне свою — с седлом, уздечкой и чепраком, и я думаю, вряд ли мне стоит упоминать о том, что все это я, конечно, забыл ему вернуть.

 

В невероятно короткое время армия добралась до Чаттануги, а через два дня приняла участие в битвах у Лукаут-Маунтин и Миссион-Ридж — и славные победы, одержанные ею на этих залитых кровью полях, в полной мере дали мне почувствовать, что теперь я полностью вознагражден за те опасности, с которыми я столкнулся в своем ночном путешествии через Маскл-Шолс.

 




  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.