|
|||
Рогалёва, И. С. 3 страницаПосле таких просмотров Юрка чувствовал себя плохо. До дрожи в коленках ему хотелось сесть в американское авто, проехаться перед всеми знакомыми ребятами, затем выехать на Кутузовский проспект и помчаться по нему, рыча мощным двигателем. «Все будут на меня смотреть, завидовать и спрашивать друг у друга: “Кто владелец этой машины? ”, а я остановлюсь и крикну: “Это моя машина. Меня зовут Юрий Петров! ” И про меня напишут во всех газетах, а потом меня покажут по телевизору и меня узнает вся страна! » Такими были его мечты лет до тринадцати. Фантазировать на утопическую тему однажды надоело, и Юркины мечты обратились к богатству. На карманные деньги он начал покупать билеты «Спортлото». В лотерею ему не везло, но вера в счастливую «денежную» звезду не проходила, и Юрка каждый вечер передсном распределял будущий выигрыш: сто рублей из него всегда доставались родителям, остальные уходили на покупку нового велосипеда, роликов, кожаного футбольного мяча и шоколадных конфет. В пятнадцать лет Юра прочитал «Золотого теленка», после чего его денежные мечты облеклись в конкретную сумму — в миллион рублей. Из книги восточного гуру с труднопроизносимым именем Юрка узнал, что мысль материальна, и принялся усиленно представлять чемодан, набитый пачками денег. Чем бы он ни занимался, чемодан с миллионом всегда «находился» в его голове. Но со временем померкла и эта мечта. Юрке вообще надоело мечтать. Он взялся за учебу и налег на английский язык. Его воображение захватили американские и латиноамериканские фантасты, книги которых продавались на черном рынке, где они с Мишкой паслись, выменивая заграничные журналы на нужную им литературу. Мишка предпочитал фантастике русских классиков. — Сдались тебе эти Гумилев и Бунин! Их время давно прошло. Читай Эдгара По, Кортасара или Шекли, — однажды сказал ему Юра. — Да ну их! Мне надо, чтобы все было понятно. Я хочу разобраться: для чего человек живет? Есть ли жизнь после смерти? Существует ли Бог? — ответил Мишка. — Ну ты даешь! — рассмеялся Юрка. — Человек произошел от обезьяны, Бога нет, устройство человека описано в учебнике анатомии. А живет человек, чтобы получать от жизни удовольствие, чтобы быть счастливым. Жизни после смерти нет. Умрешь, и все. Это элементарно, Ватсон. А наши предки думали по-другому. Все великие писатели верили в существование Бога и считали, что смерть — всего лишь переход в новую, истинную жизнь. Дарвин же, предположивший, что человекпроизошел от обезьяны, до конца жизни извинялся за то, что ввел в заблуждение почтенную публику, и подчеркивал, что эта мысль была лишь предположением, версией. Недавно я прочитал в научном журнале, что один профессор из твоей любимой Америки собрал несколько свидетельств о существовании жизни после клинической смерти. Могу дать почитать, очень интересно. А еще я читал, что раньше люди продавали душу диаволу, чтобы тот исполнил их желания. Иногда доходило до абсурда: чиновник продавал душу для того, чтобы начальство к нему хорошо относилось. — Как это? — заинтересовался Юрка. — Писали письмо, капали на него каплю своей крови и бросали послание в омут или в заброшенный колодец. Хотя я думаю, что бросать письмо никуда не надо, даже писать ничего не надо, достаточно мысленного согласия. Ты о чемзадумался? — удивился Мишка, увидев перемену в лице Юрки. — Я бы тоже согласился продать душу за исполнение мечты! — горячо воскликнул тот. — Но Бога-то нет, а значит, все это ерунда! — А я верю, что Бог есть. Я недавно выменял книжку Александра Меня, начал читать и чувствую, что все, о чем он пишет, — это правда с большой буквы. Дочитаю и могу тебе дать. — Не надо мне этой ерунды, — отмахнулся Юрка.
После выпускного вечера друзья отсыпались у Юрки. Жил он на тихой московской улочке. Было воскресенье. Отец с матерью уехали на дачу, и квартира была в их полном распоряжении. — Давай ребят позовем, — предложил Мишка, выйдя утром на балкон. — Смотри, какая красота! Все цветет, все зеленеет, летний веет ветерок, — напел он. — Купим вино, песни попоем. Он вернулся в комнату, взял в руки гитару и начал перебирать струны. — Неохота, — Юрка забрал гитару из рук друга. — Да и не хочу я никого видеть. Школа и все, что с ней связано, остались в прошлом. Мне изо всех сил надо к поступлению готовиться. Если в университет не поступлю, то в армию загремлю, а мне два года терять никак нельзя. У меня вся жизнь по полочкам разложена. Давай лучше чай пить. — Ну, расскажи мне про эти полочки! — рассмеялся Мишка, ставя чайник. — Что на какой лежит и как высоко? — Учеба в МГУ, потом аспирантура, Америка, а там работа. Главное для меня — это карьера! Сделаю ее и стану миллионером, потом миллиардером. Буду делать все, что захочу! С деньгами я обрету свободу! — Глупости! — неожиданно жестко сказал Мишка. — Ничего этого у тебя небудет. Я тебе давно хотел сказать: хватит летать в облаках. Получишь образование, женишься, будешь работать как все, а там — как Бог даст. — Какой еще Бог?! — разозлился Юрка. — Нет Его! И жить как все я не хочу и не буду! Я лучше банк ограблю! — Бог есть, — тихо и как-то уперто сказал Мишка. — Я чувствую, что Он есть. — Если Он есть, значит, и диавол есть, и, значит, я могу продать ему свою душу, — злорадно сказал Юрка. — Иди ко мне, диавол! Я готов! — завопил он, скорчив страшную рожу, и принялся скакать по комнате, словно сумасшедший. — Замолчи! Этим не шутят! — испугался Мишка, пытаясь закрыть другу рот, но тот укусил его за руку. Мишка дал ему под дых, и друзья впервые в жизни подрались. Разнял их длинный звонок в дверь. Раскрасневшийся, запыхавшийся Юрка пошел открывать. На пороге стоял смуглый иностранец. — Можно пройти? — не поздоровавшись, спросил он по-русски, но с акцентом. — Пожалуйста... Конечно, — Юркино сердце неожиданно ускорило обороты. — Вот тапочки. — Он подал иностранцу разношенные гостевые шлепанцы, но тот, переступив через них, уверенным шагом прошел в гостиную, где Мишка старательно приглаживал пятерней растрепанные рыжие вихры. — Идите сюда, не бойтесь, — позвал иностранец растерявшихся молодых людей и поставил на стол «дипломат» из крокодиловой кожи. «А в нем миллион», — вдруг подумал Юрка, и горячая волна радости окатила его с ног до головы. — Вы кто? — Мишка во все глаза рассматривал незнакомца: синие джинсы, белая рубашка, галстук, пиджак, ботинки из такой же кожи, что и «дипломат». «Лицо нормальное, только глаза слишкомчерные и рот узкий, словно щель в ящике для газет. И что ему от нас надо? » — Забыл представиться. Я — мистер Терафим! Директор русского филиала фонда «Вода и камень», — красивым басом произнес гость, щелкнув металлическими замками. Юрка вытянул шею. — Там нет миллиона, — перехватив его взгляд, ухмыльнулся мистер Терафим. Лицо юноши вытянулось от разочарования. — Не надо огорчаться, дорогой. Что такое миллион? Так, мелочь на несколько приобретений, пусть и солидных, но... Вы же мечтали совершенно о другом, — мистер Терафим деловито достал из «дипломата» какие-то бумаги. — А откуда вы знаете, о чем он мечтал? — поразился Мишка. Это не важно. Кстати, ваши мечты я тоже могу исполнить, — гость пронзил его взглядом. — Что там у вас? — взяв из пачкиверхний лист, он прочитал: — Получить образование, вылечить мать, построить дом, жениться на хорошей девушке, найти интересную работу, узнать, в чем смысл жизни. Юрка с удивлением посмотрел на Мишку, тот не говорил, что его мать заболела. — Подпишите здесь, и все ваши мечты исполнятся. Я гарантирую вам самое лучшее образование, затем карьерный рост, высокую зарплату, здоровье родителей, прекрасную жену и ответ на вопрос о смысле жизни. — Тут он чихнул. — Видите, я говорю правду. — Я, кажется, понял, кто вы! — Мишка внезапно покраснел. — Нет, вы ошиблись. Я не тот, за кого вы меня приняли. Но это дела не меняет. Вы будете подписывать контракт? У меня мало времени. — Юрка, гони его! — закричал Мишка. — Или давай сами уйдем! — он схватилдруга за руку, но тот, вырвав потную горячую ладонь, прошипел: — Хочешь — уходи! А я свой шанс не упущу! — Не делай этого, Юрка, — не унимался Мишка, — не подписывай эту бумажку. У тебя все будет, только ты сам всего должен добиться. — Так он и добился сам, — доброжелательно сказал мистер Терафим. — Он же сам хотел продать некую принадлежащую ему энергетическую субстанцию, сам же и подпишет контракт. Человек вправе распоряжаться своею жизнью, как хочет. Мишка чувствовал, что в этих словах скрыт подвох, но объяснить, в чем он заключается, не мог. — Вы лжете! — крикнул он в смуглое холеное лицо и, заплакав, выбежал из квартиры. — Какой экспрессивный юноша, — улыбнулся ему вслед мистер Терафим и достал из «дипломата» дорогой «паркер». Юрка с опаской взял в руки ручку. — Это простая ручка, в ней нет подвоха в виде иглы. Нам не нужна ваша капля крови. Мы и так знаем о вас все. Первая группа, резус отрицательный. — Ничего себе! — восхитился Юрка и, вздохнув с облегчением, размашисто расписавшись, спросил: — А чем занимается фонд «Вода и камень»? — Это благотворительный фонд, созданный для защиты природы. Мы спасаем планету от гибели. Каждый подписавший контракт автоматически становится членом нашей организации и со временем начинает перечислять на ее счет десять процентов от каждого заработанного миллиона, — пояснил мистер Терафим. — Не бойтесь, от этих отчислений вы не обеднеете. Наоборот, ваше состояние будет только расти. Отчисленные проценты пойдут во всемирный банк, принадлежащий моему Боссу. Еще есть небольшие членские взносы, и все. Мистер Терафим намеренно умолчал, что в банк Босса в конечном итоге приходят денежные потоки со всего мира. Система сливания денег в единый чан была крайне проста. В кабинете мистера Терафима висела картина, изображающая круговорот денег на Земле. История художника была типичной. После подписания контракта из неизвестного пейзажиста он превратился в популярного живописца. За портреты, написанные им, люди платили бешеные деньги. Мистеру Терафиму не нравилась его слащавая манера, но на вкус и цвет... Художник очень любил считать деньги, но однажды просчитался. Ему захотелось сделать копию картины, что было запрещено, и его контракт пришлось аннулировать. Признанный гений ушел из жизни на пике славы. Теперь его картины принадлежат фонду и продаются за миллионы. Память мистера Терафима услужливо показала картину в формате 3D. Полотно было поделено на несколькогоризонтальных объемных плоскостей. Первая была вплотную заставлена крестьянами и рабочими. От каждого человека к нижней плоскости тянулись трубки, входившие в заводы, фабрики или фермы, расположенные на следующей производственной плоскости. Из них выходили трубки, напоминающие шланги для полива; они опускались на следующую плоскость, питая науку и искусство, символически изображенные в виде Оксфордского университета, Голливуда и космодрома. Оттуда, еще более увеличившись, трубы шли к плоскости потребления и развлечения, сходясь в магазинах, больницах, санаториях, отелях, казино, стадионах, кинотеатрах. Откуда, через нечто похожее на канализационные трубы, денежные потоки перекачивались в стоящие на следующей экономической плоскости банки и биржи, соединенные под своими фундаментами единой трубой; из нее в огромный чан лился непрерывный грязно-зеленый поток. Из чана вырывалисьчерные клубы дыма, поднимающиеся до первой платформы. Издалека картина напоминала зловещую матрицу. Мистер Терафим случайно узнал, что владеет не всей картиной. Однажды Босс пригласил его на кофе в пентхауз. Там мистер Терафим и увидел, что на второй, нижней части шедевра чан, наполненный деньгами всего мира, держит в мохнатых когтистых лапах сам диавол. Из его пасти вырывался огонь, воспламеняющий содержимое чана. От картины явственно шел запах серы вперемешку с запахом жженой бумаги. — Так пахнут деньги, — расхохотался Босс, увидев, что мистер Терафим потянулся за надушенным носовым платком. — Но почему наш покровитель сжигает деньги, которые сам же и придумал? — не удержался от вопроса мистер Терафим. — Потому что деньги — это бумага, иллюзия, великий обман, розыгрыш, мыльный пузырь, фуфло, простите за грубоеслово. Деньги — это ложь! А наш покровитель — король лжи. — Но человечество в большинстве своем поклоняется деньгам. — Ложь поклоняется лжи. Это нормально. Вы еще спросите, что такое истина? — скривился Босс. — Нет-нет. Я не буду задавать этот вопрос! — испугался мистер Терафим. — Осталась небольшая формальность. Гость протянул Юрию тонкое золотое кольцо в виде змеи с изумрудными глазками. — Змея, кусающая себя за хвост, — символ вечности. Это кольцо вы обязаны носить всегда. Золотой ободок был ему великоват, но Юрка промолчал. Мистер Терафим ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Юрка вскрикнул от боли — золотая змейка, сжавшись, с силой врезаласьв палец. Тут же пронзительно зазвонил телефон. «Мишка одумался, — мелькнула мысль. — Поздно, брат». — Возвращайся! Я великий и добрый! — провозгласил Юрка голосом победителя. — Юрий Петров? — раздался незнакомый женский голос. — Да, я. — Ваши родители погибли в дорожной аварии. Приезжайте на опознание. Забыв о контракте, о странном кольце, о ссоре с Мишкой, Юрка выбежал из дома, надеясь, что произошла ошибка. Но страшная новость оказалась правдой. Выйдя из пропахшего кислыми щами московского подъезда, мистер Терафим сел в поджидавшее его такси и велел шоферу ехать в аэропорт. С его лица всю дорогу не сходила довольная ухмылка. «Эта курочка принесет нам много золотыхяиц, — думал он. — Люблю, когда русские работают против русских».
Глава 8
— Двойной скоч! — приказал Юрий стюарду. — И мне! — раздался голос мистера Гарпицкого. — И мне принесите, — потерла виски Марина, у которой разболелась голова. «Да ну его, этого мистера Терафима, — решила она, залпом выпив виски. — Может, он ясновидящий. Узнал о том, что каждый из нас станет богатым и могущественным, и разыграл эту комедию с контрактами и подписями. Я ни в Бога, ни в чертей не верю, а значит, никому ничего не должна! » Голову отпустило, она автоматически улыбнулась случайно взглянувшему на нее банкиру. Но тот этого не заметил. МистерРобинсон прекрасно понимал серьезность происходящего. Прикрыв глаза, он вдруг вспомнил Одессу в июне 1945 года.
Раскинув руки, Сема разбежался, взлетел и начал набирать высоту. Было страшно, но страх быстро прошел. Вместо него пришло ощущение свободы и счастья. Он поднялся над крышей своего дома, облетел вокруг церковной колокольни, стоявшей на соседней улице, покружил над шумной толкучкой и свернул в сторону порта. Чайки и альбатросы, галдящие над пандусом в ожидании рыболовных шхун, притихли, с удивлением глядя на летящего в их сторону мальчика. — Семочка, вставай! Твои любимые оладушки скворчат на сковороде, — мамин голос с раскатистым «р» прервал чудесный полет. — Ну вот, опять ты все испортила! — семилетний Сема открыл глаза и с силой отпихнул мать ногой. — Прости, ягодка моя, не сердись, золотко мое, — та, не обидевшись, встала на колени перед его кроватью и принялась целовать сына в носик, в щеки, в лоб. — Отстань! — тот вскочил и, не умывшись, бросился на кухню. — А умыться? Семочка забыл умыться, — мать помчалась за ним с наполненным теплой водой кувшином и полотенцем в руках. Поймав и умыв сына, она принялась его кормить, обмакивая оладьи в вишневое варенье и отправляя их в раскрытый щербатый рот. — Все, больше не могу, — насытившись, Сема отвалился от стола. — Пойду гулять. — Иди, сынок, только смотри, аккуратно. Три дня назад Витька, сын Розы и башмачника, вернулся из тюрьмы. Вернулся и, чтобы забыть это ужасное место, сразу запил. И не только. Молотит всех, кто ему под руку попадется. — Да не боюсь я никого, — буркнул Сема, сунув руку в карман. Выменянный вчера на материнские часы кастет был на месте. Поцеловав сына, мать занялась своими делами, не догадываясь, что во дворе ее капризный домашний мальчик Семочка преобразился в нахального, шустрого одесского шпаненка. Прищурившись на солнце, он лихо сплюнул сквозь щербину и мастерски свистнул в два пальца, вызывая к себе закадычного дружка Борьку, живущего по соседству. — Иду, только посуду домою, — со второго этажа, из-под развешенного над окном белья, мгновенно появилась мальчишеская веселая физиономия. «Не пацанское дело посуду мыть», — буркнул Сема. Спрятавшись от солнца под виноградные лозы с листьями, закрывающими двор живой крышей, он примерил кастет. — Эй, что это у тебя? — неожиданно раздался над ним хриплый прокуренный голос. «Витька! Сейчас отнимет кастет! Не отдам! » — Уйди! — замахнулся Сема на высокого здорового бугая. — Видали, какие мы храбрые! — огромная рука в наколках перехватила тонкое детское запястье. Сема разжал ладонь. — Ты кто такой? — чуть заплетающимся языком, помягчев, спросил Витька, пряча кастет в свой карман. — Семен, сын Раисы, — шмыгнул носом Сема. — А батя твой кто? — Батя на войне немцев бьет! — вызывающе крикнул мальчик. — А ты откуда знаешь, что бьет? — озлобился Витек. Война была его больным местом. — Может, его бьют? И вообще, война кончилась. — Его медалью за храбрость наградили. Он нам об этом в письме написал и фотокарточку прислал, где он с медалью! — Ладно, верю. А ты в форточку пролезешь? — неожиданно сменил тему Витек. — Могу. — Тогда слазай-ка в то окно. Мать самогон в комнате заперла, а мне дверь ломать неохота. Потом мне же и чинить придется. Так Сема познакомился с Витьком. В благодарность за исполненную работу тот отдал ему кастет и налил самогонки. Потом они пошли на толкучку куражиться над торговками, а заодно подобрать, что плохо лежит. К вечеру Семен был по уши влюблен в нового взрослого друга, как только могут влюбляться мальчишки в кумиров — не рассуждая, безоглядно, заранее прощая им все. Обаятельный, остроумный Витек приблизил к себе щербатого мальчишку с расчетом на будущее, но пока это скрывал. Жаркое одесское лето мчалось быстро. С утра до вечера Сема с Борькой пропадали в порту, клянча у иностранных моряков жвачку и сигареты. Простому человеку в порт попасть было не просто — охрана строго следила за порядком, но мальчишки еще с войны знали потайной лаз. Большую часть своей добычи Сема относил Витьку. Тот с утра до вечера резался в домино в сквере на Дерибасовской. — Молодец, салага! — хвалил его Витек, закладывая за ухо папироску. — Сделаю из тебя человека. Погоди чуток! Сема и не заметил, как лето перешло в осень. Одесса по-прежнему цвела и зеленела, разве только на Привозе огурцы и помидоры стали отдавать почти задаром. Первого сентября намытый, подстриженный, в накрахмаленной белой рубашечке, за которую мать на барахолке отдала мельхиоровую ложку, он с отцовской папкой в руках пошел в первый класс. — У вас, мамаша, очень послушный и способный мальчик, — сказала Раисе учительница, когда мать пришла за первоклашкой. — Мне он нравится. — А я таки его просто обожаю! — отозвалась та. — Пошли, сыночка, пройдемся по Дерибасовской, чтобы все увидели, какой ты у меня красавец! — Пойду, если мороженое купишь, — не растерялся мальчонка. Весь день он провел с матерью, а вечером куда-то исчез. «Наверное, снова он с Борькой в порт пошел, конфеты у иностранцем клянчить, — подумала Раиса, — хорошо, хоть новую рубашку снял. А то дорогая рубаха-то».
— Раиса, слыхала, что вчера вечером инкассатора на площади Ленина ножом пырнули и портфель с деньгами украли, — крикнула ей на следующий день Роза со своего балкона. — Таки думаешь — это твой? — мать Семена подняла голову от корыта с бельем. — Не знаю. Дома его со вчерашнего дня нет. — А ты сходи к Аньке-цыганке, погадай, она тебе все расскажет. — Пойдем вместе. Боязно мне одной, — жалобно попросила соседка.
Цыганка жила на соседней улице. За гаданье она денег не брала, говорила: «Что принесете, и на том спасибо». — Вроде пришли, — Роза уже хотела постучать в нужную дверь, как та сама распахнулась перед ними. — Ну, заходите, красавицы. По коридору направо, — крикнула им хозяйка откуда-то из глубины. Женщины, робея, зашли в маленькую комнату и исподтишка огляделись. Комната напоминала шкатулку, обитую красным плюшем. Перед старой растрескавшейся иконой стояла гипсовая вазас грубыми самодельными бумажными цветами. — Гляди, икона! — толкнула Раиса локтем соседку, не заметив присутствия хозяйки. — Верующая она, что ли? — Тебе какая разница? — шепотом ответила та. — Ты шо, молиться сюда пришла? — Чего шепчетесь? Садитесь за стол, — подала голос цыганка. — Да не бойтесь, не съем. — Она засветила свечку. Женщины робко присели на краешек огромного продавленного кресла. Одна у вас беда, — хозяйка начала метать карты, посматривая на женщин большими, слегка навыкате глазами с черными бездонными зрачками. Те, замерев, следили за ее руками. — Твой скоро опять в казенный дом отправится, — обратилась она к Розе, а на Раису взглянула с удивлением. — А у тебя король растет! Еще какой король! Высоко взлетит. Денег у него будет гора, только гора эта на твоей могиле будет громоздить — Как это? — не поняла Раиса. — Не знаю как, но точно так будет. — А откуда вы все это знаете? — не удержалась от вопроса Роза. — Глупая ты, что ли? — удивилась цыганка. — От него и знаю. Вот ты его не видишь, а я вижу — черненький такой, с рожками. Сидит у меня на плече и в ухо мне шепчет. Что мне карты? — она убрала колоду под скатерть. — Я тебе и без них всю правду скажу. Сын твой уркой стал, потому что ты от мужа гуляла. Муж все знал и с горя пил. Сначала сам, потом сыну стал наливать. Потом... — Замолчи! — закричала Роза. — И без тебя все знаю. Моя вина, мое горе! — А твой мужик у фронтовой жены остался, не вернется он домой, не жди. Любовь у него случилась, — обернулась цыганка к потрясенной Раисе. — Что побелела? Тебе сейчас не о себе, о сыне думать надо. Мальчишка-то шпаненком растет. К тому же душа у него темная, хоть и ребенок. А все потому, что избаловала ты его своей материнской любовью... Сало-то свое на тумбочке у входа оставьте. А то уже и забыли, с чем пришли, — холодно усмехнулась она вслед поникшим матерям. Как гадалка сказала, так и случилось. Витька посадили за ограбление инкассатора. На стреме стоял Семен, но Витек его не сдал. Знал — отсидит и выйдет богатым человеком. Сема не подведет. Оперативники, не найдя украденных денег, спрятанных на маяке между старыми гнездами альбатросов, избили Витька до полусмерти, но тот словно онемел. Раиса, напуганная пророчествами Анны, отдала сына в военно-морское училище, где он прославился драками и хулиганскими выходками. Не выгнали его из училища лишь потому, что Раиса была матерью-одиночкой. Получив диплом, Семен не пошел работать судовым электриком, а устроился в порт простым грузчиком, чем огорчилмать, мечтавшую увидеть его в морской форме. Через десять лет вышел из тюрьмы Витек, превратившись в такого старика-инвалида, что Семен не сразу и узнал своего товарища. Седой, изможденный, кашляющий кровью старик ничем не напоминал двадцатилетнего красавца-балагура, когда- то отнявшего у него кастет. После застолья Семен отвел Витька на заброшенный маяк, но брикетов с деньгами там не оказалось. «Я их сюда спрятал, несколько раз проверял, все было на месте, — поразился Сема. — Видно, выследил меня какой-то гад! » — чуть не плакал он. Витек пристально смотрел подельнику в лицо, но фальши не заметил. — Ты не переживай, я что-нибудь придумаю. Сейчас в порту разные дела можно проворачивать, — успокоившись, сказал Семен. — Ладно. Думай, как деньги будешь возвращать, — Витек пожевал беззубым ртом. — Если узнаю, что ты меня обманул, убью! — сверкнул он волчьим взглядом. — Матерью клянусь, не брал я денег! — горячо воскликнул Семен, обдумывая, как избавиться от опасного друга. Но брать смертный грех на душу ему тогда не пришлось. Витек неожиданно скоропостижно скончался от энцефалита. Освободившись от дольщика, Семен достал из тайника инкассаторские деньги, сложил их в деревянный чемоданчик и поехал в Москву. После солнечной веселой Одессы столица показалась ему мрачной и негостеприимной, но в ней крутились огромные деньги, а их Сема любил больше всего на свете. Он снял комнату в новостройках и начал осторожно играть на тотализаторе. За год его состояние увеличилось в арифметической прогрессии. Но увеличился и возраст. Восемнадцатилетнему Семену пришла пора идти в армию, более того, отбыть в вооруженные силы по месту прописки. Это значило — прощай Москва, прощайте три года жизни. Пришлось купить подложные документы. За новый паспорт Семен выложил кругленькую сумму, зато документ был подлинный, да к тому же в графе «имя» было написано — Семен. Фамилию, правда, пришлось поменять, но и здесь большого огорчения не случилось. Был Семен Аронович Бронштейн восемнадцати лет, стал двадцатипятилетний Семен Петрович Робинсон. Куда подевался настоящий хозяин паспорта, Семена не волновало. Главное, что жизнь в Москве продолжалась. Спустя пару лет, достав из тайника и пересчитав денежные брикеты, Семен решил, что пришла пора браться за свое дело. Обеспечив себе покровительство высокопоставленного чиновника за определенный им процент от прибыли, Семен открыл подпольный тотализатор, где ставки принимались на все — от спортивных зрелищ до личных споров. Дела шли хорошо, пока чиновник, зарвавшись, не потребовал взять его в долю. Такого Семен допустить не мог, и жадного покровителя пришлось убрать. Делом о смерти чиновника занялись органы, которые и вышли на подпольный тотализатор. Семена арестовали. Ему грозило пожизненное заключение, когда он вдруг вспомнил рассказанную на рыбалке Витьком историю одного уголовника, осужденного на двадцать лет, но отсидевшего всего год. Тот продал свою душу какому-то фонду, подписав с ним контракт. «Ты, салага, ничего еще в жизни не понимаешь. Свобода, она, конечно, дорого стоит, но душу продать — это дело последнее, во всех смыслах, — сказал тогда Витек, заметив недоверчивую гримасу Семена. — Лучше сдохнуть на зоне, чем попасть в ад». Он говорил так убежденно, что Семен ему поверил. «Готов продать душу любому, кто спасет меня от тюрьмы! » — мысленно воззвал Семен. «Что-то мало я попросил, — подумал он и быстренько добавил: — И сделает богатым человеком». Уверенности в том, что необычное предложение будет услышано, у него не было, но Семен был готов честно выполнить свои обязательства. Через час его неожиданно вызвали к новому адвокату. — Я ваш адвокат мистер Терафим, — представился смуглый холеный мужчина, доставая из дорогого портфеля лист бумаги с отпечатанным текстом. «Сработало! » — понял Семен.
После того как Семен Робинсон поставил свою подпись под контрактом, адвокат на судебном заседании в два счета доказал его невиновность. «Семочкины дела снова пошли в гору», — радостно кричала Раиса соседке после разговора с Москвой. Семен иногда звонил матери. «Сема женился на порядочной еврейской девушке, дочкепрофессора. Мои новые родственники живут в знаменитой высотке на Кутузовском проспекте, — вытирая слезы, сообщила она вскоре постаревшей раньше времени Розе. — Свадьбу сыночка отмечал в ресторане. Было пятьдесят человек гостей! » «Что же он тебя на свадьбу не позвал? » «Таки он звал, только я не смогла с работы отпроситься. Да и билетов на московский поезд не достать», — пряча глаза, врала Раиса. «С билетами, верно, тяжело», — жалея подругу, поддакивала ей Роза. Семен позвал в «Арагви» нужных ему людей и родственников жены. Матери на свадьбе не было по понятной причине. Благодаря тестю, Семен приобрел нужные связи, хорошие манеры и определенный лоск, необходимый для будущих дел. Слово «бизнес» в шестидесятые годы еще не было в столичном обиходе. Он поступил на вечернее отделение МГУ, купив документы об окончании школы, и получил экономическое образование. Теперь Семен разбирался в экономическом устройстве страны, в его сильных и слабых сторонах. Приятель тестя устроил молодого специалиста начальником отдела Сбербанка, где тот начал прокручивать махинации, приносящие серьезный доход. Прожив с профессорской дочкой больше десяти лет, Семен был вынужден с ней развестись: она так и не смогла родить, а ему очень хотелось наследника. Чтобы именитый тесть не поднял шума, пришлось оставить жене половину нажитого имущества, что было для Семена крайне болезненно. Впрочем, у полысевшего, располневшего директора одного из филиалов Сбербанка на окраине Москвы в маленькой уютной квартирке было утешение: там жила юная Сонечка, продавщица из ЦУМа, ждущая от него ребенка. Именно с ней во второй раз прошел Семенпо красной ковровой дорожке Дворца бракосочетания. Но милая Сонечка его обманула, беременность оказалась ложной. Больше того, как выяснилось после регистрации, она не любила детей и рожать их не собиралась. Молодая жена любила лишь себя и деньги мужа, но к нему самому не питала взаимности. Семен это смиренно принимал. Страсть победила самолюбие. Вскоре они переехали в большую квартиру в районе Чистых прудов. Жена захотела иметь собаку, и в их доме появился дог. Утром перед работой, пока раздобревшая, но по-прежнему красивая Сонечка досматривала сны, пса выгуливал в парке Семен. Там, дождливым осенним днем, он снова встретил мистера Терафима, вызывающе смуглого на фоне бледнолицых москвичей.
|
|||
|