Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Рогалёва, И. С. 3 страница



После таких просмотров Юрка чув­ствовал себя плохо. До дрожи в коленках ему хотелось сесть в американское авто, проехаться перед всеми знакомыми ребя­тами, затем выехать на Кутузовский про­спект и помчаться по нему, рыча мощным двигателем. «Все будут на меня смотреть, завидовать и спрашивать друг у друга: “Кто владелец этой машины? ”, а я остановлюсь и крикну: “Это моя машина. Меня зовут Юрий Петров! ” И про меня напишут во всех газетах, а потом меня покажут по телевизору и меня узнает вся страна! »

Такими были его мечты лет до три­надцати. Фантазировать на утопическую тему однажды надоело, и Юркины меч­ты обратились к богатству. На карман­ные деньги он начал покупать билеты «Спортлото». В лотерею ему не везло, но вера в счастливую «денежную» звезду не проходила, и Юрка каждый вечер передсном распределял будущий выигрыш: сто рублей из него всегда доставались родителям, остальные уходили на покупку нового велосипеда, роликов, кожаного футбольного мяча и шоколадных конфет.

В пятнадцать лет Юра прочитал «Зо­лотого теленка», после чего его денежные мечты облеклись в конкретную сумму — в миллион рублей.

Из книги восточного гуру с труднопро­износимым именем Юрка узнал, что мысль материальна, и принялся усиленно пред­ставлять чемодан, набитый пачками денег. Чем бы он ни занимался, чемодан с милли­оном всегда «находился» в его голове.

Но со временем померкла и эта мечта. Юрке вообще надоело мечтать. Он взялся за учебу и налег на английский язык. Его воображение захватили американские и латиноамериканские фантасты, книги которых продавались на черном рынке, где они с Мишкой паслись, выменивая загра­ничные журналы на нужную им литературу.

Мишка предпочитал фантастике рус­ских классиков.

— Сдались тебе эти Гумилев и Бунин! Их время давно прошло. Читай Эдгара По, Кортасара или Шекли, — однажды сказал ему Юра.

— Да ну их! Мне надо, чтобы все было понятно. Я хочу разобраться: для чего че­ловек живет? Есть ли жизнь после смерти? Существует ли Бог? — ответил Мишка.

— Ну ты даешь! — рассмеялся Юрка. — Человек произошел от обезьяны, Бога нет, устройство человека описано в учебнике анатомии. А живет человек, чтобы получать от жизни удовольствие, чтобы быть счастливым. Жизни после смерти нет. Умрешь, и все. Это элемен­тарно, Ватсон.

 А наши предки думали по-другому. Все великие писатели верили в существо­вание Бога и считали, что смерть — всего лишь переход в новую, истинную жизнь. Дарвин же, предположивший, что человекпроизошел от обезьяны, до конца жизни извинялся за то, что ввел в заблуждение почтенную публику, и подчеркивал, что эта мысль была лишь предположением, версией. Недавно я прочитал в научном журнале, что один профессор из твоей любимой Америки собрал несколько сви­детельств о существовании жизни после клинической смерти. Могу дать почитать, очень интересно. А еще я читал, что раньше люди продавали душу диаволу, чтобы тот исполнил их желания. Иногда доходило до абсурда: чиновник продавал душу для того, чтобы начальство к нему хорошо относилось.

— Как это? — заинтересовался Юрка.

— Писали письмо, капали на него каплю своей крови и бросали послание в омут или в заброшенный колодец. Хотя я думаю, что бросать письмо никуда не надо, даже писать ничего не надо, до­статочно мысленного согласия. Ты о чемзадумался? — удивился Мишка, увидев перемену в лице Юрки.

— Я бы тоже согласился продать душу за исполнение мечты! — горячо восклик­нул тот. — Но Бога-то нет, а значит, все это ерунда!

— А я верю, что Бог есть. Я недавно выменял книжку Александра Меня, на­чал читать и чувствую, что все, о чем он пишет, — это правда с большой буквы. Дочитаю и могу тебе дать.

— Не надо мне этой ерунды, — от­махнулся Юрка.

 

После выпускного вечера друзья от­сыпались у Юрки. Жил он на тихой мо­сковской улочке. Было воскресенье. Отец с матерью уехали на дачу, и квартира была в их полном распоряжении.

— Давай ребят позовем, — предложил Мишка, выйдя утром на балкон. — Смотри, какая красота! Все цветет, все зеленеет, летний веет ветерок, — напел он. — Купим вино, песни попоем.

Он вернулся в комнату, взял в руки гитару и начал перебирать струны.

— Неохота, — Юрка забрал гитару из рук друга. — Да и не хочу я никого видеть. Школа и все, что с ней связано, остались в прошлом. Мне изо всех сил надо к по­ступлению готовиться. Если в университет не поступлю, то в армию загремлю, а мне два года терять никак нельзя. У меня вся жизнь по полочкам разложена. Давай луч­ше чай пить.

— Ну, расскажи мне про эти полоч­ки! — рассмеялся Мишка, ставя чайник. — Что на какой лежит и как высоко?

— Учеба в МГУ, потом аспирантура, Америка, а там работа. Главное для меня — это карьера! Сделаю ее и стану миллионе­ром, потом миллиардером. Буду делать все, что захочу! С деньгами я обрету свободу!

— Глупости! — неожиданно жестко сказал Мишка. — Ничего этого у тебя небудет. Я тебе давно хотел сказать: хватит летать в облаках. Получишь образова­ние, женишься, будешь работать как все, а там — как Бог даст.

— Какой еще Бог?! — разозлился Юрка. — Нет Его! И жить как все я не хочу и не буду! Я лучше банк ограблю!

— Бог есть, — тихо и как-то уперто сказал Мишка. — Я чувствую, что Он есть.

— Если Он есть, значит, и диавол есть, и, значит, я могу продать ему свою душу, — злорадно сказал Юрка. — Иди ко мне, диавол! Я готов! — завопил он, скорчив страшную рожу, и принялся скакать по комнате, словно сумасшедший.

— Замолчи! Этим не шутят! — ис­пугался Мишка, пытаясь закрыть другу рот, но тот укусил его за руку.

Мишка дал ему под дых, и друзья впервые в жизни подрались. Разнял их длинный звонок в дверь. Раскрасневший­ся, запыхавшийся Юрка пошел открывать. На пороге стоял смуглый иностранец.

— Можно пройти? — не поздоровав­шись, спросил он по-русски, но с акцентом.

— Пожалуйста... Конечно, — Юркино сердце неожиданно ускорило обороты. — Вот тапочки. — Он подал иностранцу разношенные гостевые шлепанцы, но тот, переступив через них, уверенным шагом прошел в гостиную, где Мишка старатель­но приглаживал пятерней растрепанные рыжие вихры.

— Идите сюда, не бойтесь, — позвал иностранец растерявшихся молодых лю­дей и поставил на стол «дипломат» из крокодиловой кожи.

«А в нем миллион», — вдруг подумал Юрка, и горячая волна радости окатила его с ног до головы.

— Вы кто? — Мишка во все глаза рассматривал незнакомца: синие джинсы, белая рубашка, галстук, пиджак, ботин­ки из такой же кожи, что и «дипломат». «Лицо нормальное, только глаза слишкомчерные и рот узкий, словно щель в ящике для газет. И что ему от нас надо? »

— Забыл представиться. Я — мистер Терафим! Директор русского филиала фонда «Вода и камень», — красивым басом произнес гость, щелкнув металлическими замками.

Юрка вытянул шею.

— Там нет миллиона, — перехватив его взгляд, ухмыльнулся мистер Терафим.

Лицо юноши вытянулось от разочаро­вания.

— Не надо огорчаться, дорогой. Что такое миллион? Так, мелочь на несколько приобретений, пусть и солидных, но... Вы же мечтали совершенно о другом, — мистер Терафим деловито достал из «дипломата» какие-то бумаги.

— А откуда вы знаете, о чем он меч­тал? — поразился Мишка.

 Это не важно. Кстати, ваши мечты я тоже могу исполнить, — гость пронзил его взглядом. — Что там у вас? — взяв из пачкиверхний лист, он прочитал: — Получить образование, вылечить мать, построить дом, жениться на хорошей девушке, найти интересную работу, узнать, в чем смысл жизни.

Юрка с удивлением посмотрел на Мишку, тот не говорил, что его мать за­болела.

— Подпишите здесь, и все ваши мечты исполнятся. Я гарантирую вам самое луч­шее образование, затем карьерный рост, высокую зарплату, здоровье родителей, прекрасную жену и ответ на вопрос о смыс­ле жизни. — Тут он чихнул. — Видите, я говорю правду.

— Я, кажется, понял, кто вы! — Мишка внезапно покраснел.

— Нет, вы ошиблись. Я не тот, за кого вы меня приняли. Но это дела не меняет. Вы будете подписывать контракт? У меня мало времени.

— Юрка, гони его! — закричал Миш­ка. — Или давай сами уйдем! — он схватилдруга за руку, но тот, вырвав потную горя­чую ладонь, прошипел:

— Хочешь — уходи! А я свой шанс не упущу!

— Не делай этого, Юрка, — не унимал­ся Мишка, — не подписывай эту бумажку. У тебя все будет, только ты сам всего должен добиться.

— Так он и добился сам, — доброжела­тельно сказал мистер Терафим. — Он же сам хотел продать некую принадлежащую ему энергетическую субстанцию, сам же и подпишет контракт. Человек вправе распоряжаться своею жизнью, как хочет.

Мишка чувствовал, что в этих словах скрыт подвох, но объяснить, в чем он за­ключается, не мог.

— Вы лжете! — крикнул он в смуглое холеное лицо и, заплакав, выбежал из квартиры.

— Какой экспрессивный юноша, — улыбнулся ему вслед мистер Терафим и достал из «дипломата» дорогой «паркер».

Юрка с опаской взял в руки ручку.

— Это простая ручка, в ней нет подво­ха в виде иглы. Нам не нужна ваша капля крови. Мы и так знаем о вас все. Первая группа, резус отрицательный.

— Ничего себе! — восхитился Юрка и, вздохнув с облегчением, размашисто расписавшись, спросил: — А чем занима­ется фонд «Вода и камень»?

— Это благотворительный фонд, соз­данный для защиты природы. Мы спасаем планету от гибели. Каждый подписавший контракт автоматически становится чле­ном нашей организации и со временем начинает перечислять на ее счет десять процентов от каждого заработанного мил­лиона, — пояснил мистер Терафим. — Не бойтесь, от этих отчислений вы не обе­днеете. Наоборот, ваше состояние будет только расти. Отчисленные проценты пойдут во всемирный банк, принадлежа­щий моему Боссу. Еще есть небольшие членские взносы, и все.

Мистер Терафим намеренно умолчал, что в банк Босса в конечном итоге приходят денежные потоки со всего мира. Система сливания денег в единый чан была крайне проста. В кабинете мистера Терафима висела картина, изображающая круговорот денег на Земле. История художника была типичной. После подписания контракта из неизвестного пейзажиста он превратился в популярного живописца. За портреты, написанные им, люди платили бешеные деньги. Мистеру Терафиму не нравилась его слащавая манера, но на вкус и цвет... Художник очень любил считать деньги, но однажды просчитался. Ему захотелось сделать копию картины, что было запреще­но, и его контракт пришлось аннулировать. Признанный гений ушел из жизни на пике славы. Теперь его картины принадлежат фонду и продаются за миллионы.

Память мистера Терафима услуж­ливо показала картину в формате 3D. Полотно было поделено на несколькогоризонтальных объемных плоскостей. Первая была вплотную заставлена кре­стьянами и рабочими. От каждого человека к нижней плоскости тянулись трубки, вхо­дившие в заводы, фабрики или фермы, рас­положенные на следующей производствен­ной плоскости. Из них выходили трубки, напоминающие шланги для полива; они опускались на следующую плоскость, питая науку и искусство, символически изобра­женные в виде Оксфордского университета, Голливуда и космодрома. Оттуда, еще более увеличившись, трубы шли к плоскости потребления и развлечения, сходясь в ма­газинах, больницах, санаториях, отелях, казино, стадионах, кинотеатрах. Откуда, через нечто похожее на канализационные трубы, денежные потоки перекачивались в стоящие на следующей экономической плоскости банки и биржи, соединенные под своими фундаментами единой трубой; из нее в огромный чан лился непрерывный грязно-зеленый поток. Из чана вырывалисьчерные клубы дыма, поднимающиеся до первой платформы. Издалека картина на­поминала зловещую матрицу.

Мистер Терафим случайно узнал, что владеет не всей картиной. Однажды Босс пригласил его на кофе в пентхауз. Там мистер Терафим и увидел, что на второй, нижней части шедевра чан, наполненный деньгами всего мира, держит в мохнатых когтистых лапах сам диавол. Из его пасти вырывался огонь, воспламеняющий со­держимое чана. От картины явственно шел запах серы вперемешку с запахом жженой бумаги.

— Так пахнут деньги, — расхохотался Босс, увидев, что мистер Терафим потя­нулся за надушенным носовым платком.

— Но почему наш покровитель сжигает деньги, которые сам же и придумал? — не удержался от вопроса мистер Терафим.

— Потому что деньги — это бумага, иллюзия, великий обман, розыгрыш, мыль­ный пузырь, фуфло, простите за грубоеслово. Деньги — это ложь! А наш покро­витель — король лжи.

— Но человечество в большинстве своем поклоняется деньгам.

— Ложь поклоняется лжи. Это нор­мально. Вы еще спросите, что такое ис­тина? — скривился Босс.

— Нет-нет. Я не буду задавать этот вопрос! — испугался мистер Терафим.

— Осталась небольшая формальность. Гость протянул Юрию тонкое золотое

кольцо в виде змеи с изумрудными глаз­ками.

— Змея, кусающая себя за хвост, — символ вечности. Это кольцо вы обязаны носить всегда.

Золотой ободок был ему великоват, но Юрка промолчал.

Мистер Терафим ушел, плотно при­крыв за собой дверь.

Юрка вскрикнул от боли — золотая змейка, сжавшись, с силой врезаласьв палец. Тут же пронзительно зазвонил телефон.

«Мишка одумался, — мелькнула мысль. — Поздно, брат».

— Возвращайся! Я великий и доб­рый! — провозгласил Юрка голосом по­бедителя.

— Юрий Петров? — раздался незнако­мый женский голос.

— Да, я.

— Ваши родители погибли в дорожной аварии. Приезжайте на опознание.

Забыв о контракте, о странном кольце, о ссоре с Мишкой, Юрка выбежал из дома, надеясь, что произошла ошибка. Но страш­ная новость оказалась правдой.

Выйдя из пропахшего кислыми щами московского подъезда, мистер Терафим сел в поджидавшее его такси и велел шоферу ехать в аэропорт. С его лица всю дорогу не сходила довольная ухмылка. «Эта курочка принесет нам много золотыхяиц, — думал он. — Люблю, когда русские работают против русских».

 

Глава 8

 

— Двойной скоч! — приказал Юрий стюарду.

— И мне! — раздался голос мистера Гарпицкого.

— И мне принесите, — потерла виски Марина, у которой разболелась голова.

«Да ну его, этого мистера Терафима, — решила она, залпом выпив виски. — Может, он ясновидящий. Узнал о том, что каждый из нас станет богатым и мо­гущественным, и разыграл эту комедию с контрактами и подписями. Я ни в Бога, ни в чертей не верю, а значит, никому ничего не должна! »

Голову отпустило, она автоматически улыбнулась случайно взглянувшему на нее банкиру. Но тот этого не заметил. МистерРобинсон прекрасно понимал серьезность происходящего. Прикрыв глаза, он вдруг вспомнил Одессу в июне 1945 года.

 

Раскинув руки, Сема разбежался, взлетел и начал набирать высоту. Было страшно, но страх быстро прошел. Вместо него пришло ощущение свободы и счастья. Он поднялся над крышей своего дома, облетел вокруг церковной колокольни, стоявшей на соседней улице, покружил над шумной толкучкой и свернул в сторо­ну порта. Чайки и альбатросы, галдящие над пандусом в ожидании рыболовных шхун, притихли, с удивлением глядя на летящего в их сторону мальчика.

— Семочка, вставай! Твои любимые оладушки скворчат на сковороде, — ма­мин голос с раскатистым «р» прервал чудесный полет.

— Ну вот, опять ты все испортила! — семилетний Сема открыл глаза и с силой отпихнул мать ногой.

— Прости, ягодка моя, не сердись, золотко мое, — та, не обидевшись, встала на колени перед его кроватью и принялась целовать сына в носик, в щеки, в лоб.

— Отстань! — тот вскочил и, не умыв­шись, бросился на кухню.

— А умыться? Семочка забыл умыть­ся, — мать помчалась за ним с наполнен­ным теплой водой кувшином и полотенцем в руках.

Поймав и умыв сына, она принялась его кормить, обмакивая оладьи в вишне­вое варенье и отправляя их в раскрытый щербатый рот.

— Все, больше не могу, — насытив­шись, Сема отвалился от стола. — Пойду гулять.

— Иди, сынок, только смотри, акку­ратно. Три дня назад Витька, сын Розы и башмачника, вернулся из тюрьмы. Вер­нулся и, чтобы забыть это ужасное место, сразу запил. И не только. Молотит всех, кто ему под руку попадется.

— Да не боюсь я никого, — буркнул Сема, сунув руку в карман. Выменянный вчера на материнские часы кастет был на месте.

Поцеловав сына, мать занялась свои­ми делами, не догадываясь, что во дворе ее капризный домашний мальчик Семочка преобразился в нахального, шустрого одесского шпаненка. Прищурившись на солнце, он лихо сплюнул сквозь щербину и мастерски свистнул в два пальца, вы­зывая к себе закадычного дружка Борьку, живущего по соседству.

— Иду, только посуду домою, — со второго этажа, из-под развешенного над окном белья, мгновенно появилась маль­чишеская веселая физиономия.

«Не пацанское дело посуду мыть», — буркнул Сема.

Спрятавшись от солнца под виноград­ные лозы с листьями, закрывающими двор живой крышей, он примерил кастет.

— Эй, что это у тебя? — неожиданно раздался над ним хриплый прокуренный голос.

«Витька! Сейчас отнимет кастет! Не отдам! »

— Уйди! — замахнулся Сема на высо­кого здорового бугая.

— Видали, какие мы храбрые! — огромная рука в наколках перехватила тонкое детское запястье.

Сема разжал ладонь.

— Ты кто такой? — чуть заплетаю­щимся языком, помягчев, спросил Витька, пряча кастет в свой карман.

— Семен, сын Раисы, — шмыгнул но­сом Сема.

— А батя твой кто?

— Батя на войне немцев бьет! — вы­зывающе крикнул мальчик.

— А ты откуда знаешь, что бьет? — озлобился Витек. Война была его больным местом. — Может, его бьют? И вообще, война кончилась.

— Его медалью за храбрость награ­дили. Он нам об этом в письме написал и фотокарточку прислал, где он с медалью!

— Ладно, верю. А ты в форточку про­лезешь? — неожиданно сменил тему Витек.

— Могу.

— Тогда слазай-ка в то окно. Мать самогон в комнате заперла, а мне дверь ломать неохота. Потом мне же и чинить придется.

Так Сема познакомился с Витьком. В благодарность за исполненную работу тот отдал ему кастет и налил самогонки. Потом они пошли на толкучку куражиться над торговками, а заодно подобрать, что плохо лежит.

К вечеру Семен был по уши влюблен в нового взрослого друга, как только могут влюбляться мальчишки в кумиров — не рассуждая, безоглядно, заранее прощая им все. Обаятельный, остроумный Витек приблизил к себе щербатого мальчишку с расчетом на будущее, но пока это скрывал.

Жаркое одесское лето мчалось быстро. С утра до вечера Сема с Борькой пропада­ли в порту, клянча у иностранных моряков жвачку и сигареты. Простому человеку в порт попасть было не просто — охрана строго следила за порядком, но мальчишки еще с войны знали потайной лаз. Большую часть своей добычи Сема относил Витьку. Тот с утра до вечера резался в домино в сквере на Дерибасовской.

— Молодец, салага! — хвалил его Витек, закладывая за ухо папироску. — Сделаю из тебя человека. Погоди чуток!

Сема и не заметил, как лето перешло в осень. Одесса по-прежнему цвела и зе­ленела, разве только на Привозе огурцы и помидоры стали отдавать почти задаром.

Первого сентября намытый, под­стриженный, в накрахмаленной белой рубашечке, за которую мать на барахолке отдала мельхиоровую ложку, он с отцов­ской папкой в руках пошел в первый класс.

— У вас, мамаша, очень послушный и способный мальчик, — сказала Раисе учительница, когда мать пришла за перво­клашкой. — Мне он нравится.

— А я таки его просто обожаю! — ото­звалась та. — Пошли, сыночка, пройдемся по Дерибасовской, чтобы все увидели, какой ты у меня красавец!

— Пойду, если мороженое купишь, — не растерялся мальчонка.

Весь день он провел с матерью, а ве­чером куда-то исчез. «Наверное, снова он с Борькой в порт пошел, конфеты у ино­странцем клянчить, — подумала Раиса, — хорошо, хоть новую рубашку снял. А то дорогая рубаха-то».

 

— Раиса, слыхала, что вчера вечером инкассатора на площади Ленина ножом пырнули и портфель с деньгами украли, — крикнула ей на следующий день Роза со своего балкона.

— Таки думаешь — это твой? — мать Семена подняла голову от корыта с бельем.

— Не знаю. Дома его со вчерашнего дня нет.

— А ты сходи к Аньке-цыганке, по­гадай, она тебе все расскажет.

— Пойдем вместе. Боязно мне одной, — жалобно попросила соседка.

 

Цыганка жила на соседней улице. За гаданье она денег не брала, говорила: «Что принесете, и на том спасибо».

— Вроде пришли, — Роза уже хотела постучать в нужную дверь, как та сама распахнулась перед ними.

— Ну, заходите, красавицы. По ко­ридору направо, — крикнула им хозяйка откуда-то из глубины.

Женщины, робея, зашли в малень­кую комнату и исподтишка огляделись. Комната напоминала шкатулку, обитую красным плюшем. Перед старой растре­скавшейся иконой стояла гипсовая вазас грубыми самодельными бумажными цветами.

— Гляди, икона! — толкнула Раиса локтем соседку, не заметив присутствия хозяйки. — Верующая она, что ли?

— Тебе какая разница? — шепотом ответила та. — Ты шо, молиться сюда пришла?

— Чего шепчетесь? Садитесь за стол, — подала голос цыганка. — Да не бойтесь, не съем. — Она засветила свечку.

Женщины робко присели на краешек огромного продавленного кресла.

 Одна у вас беда, — хозяйка начала метать карты, посматривая на женщин боль­шими, слегка навыкате глазами с черными бездонными зрачками. Те, замерев, следили за ее руками. — Твой скоро опять в казенный дом отправится, — обратилась она к Розе, а на Раису взглянула с удивлением. — А у тебя король растет! Еще какой король! Вы­соко взлетит. Денег у него будет гора, только гора эта на твоей могиле будет громоздить

— Как это? — не поняла Раиса.

— Не знаю как, но точно так будет.

— А откуда вы все это знаете? — не удержалась от вопроса Роза.

— Глупая ты, что ли? — удивилась цыганка. — От него и знаю. Вот ты его не видишь, а я вижу — черненький такой, с рожками. Сидит у меня на плече и в ухо мне шепчет. Что мне карты? — она убрала колоду под скатерть. — Я тебе и без них всю правду скажу. Сын твой уркой стал, потому что ты от мужа гуляла. Муж все знал и с горя пил. Сначала сам, потом сыну стал наливать. Потом...

— Замолчи! — закричала Роза. — И без тебя все знаю. Моя вина, мое горе!

— А твой мужик у фронтовой жены остался, не вернется он домой, не жди. Любовь у него случилась, — обернулась цыганка к потрясенной Раисе. — Что побелела? Тебе сейчас не о себе, о сыне думать надо. Мальчишка-то шпаненком растет. К тому же душа у него темная, хоть и ребенок. А все потому, что избаловала ты его своей материнской любовью... Сало-то свое на тумбочке у входа оставьте. А то уже и забыли, с чем пришли, — холодно усмехнулась она вслед поникшим матерям.

Как гадалка сказала, так и случилось. Витька посадили за ограбление инкасса­тора. На стреме стоял Семен, но Витек его не сдал. Знал — отсидит и выйдет богатым человеком. Сема не подведет. Оперативники, не найдя украденных де­нег, спрятанных на маяке между старыми гнездами альбатросов, избили Витька до полусмерти, но тот словно онемел.

Раиса, напуганная пророчествами Анны, отдала сына в военно-морское училище, где он прославился драками и хулиганскими выходками. Не выгнали его из училища лишь потому, что Раиса была матерью-одиночкой.

Получив диплом, Семен не пошел ра­ботать судовым электриком, а устроился в порт простым грузчиком, чем огорчилмать, мечтавшую увидеть его в морской форме.

Через десять лет вышел из тюрьмы Витек, превратившись в такого старика-инвалида, что Семен не сразу и узнал своего товарища. Седой, изможденный, кашляю­щий кровью старик ничем не напоминал двадцатилетнего красавца-балагура, когда- то отнявшего у него кастет. После застолья Семен отвел Витька на заброшенный маяк, но брикетов с деньгами там не оказалось.

«Я их сюда спрятал, несколько раз проверял, все было на месте, — поразился Сема. — Видно, выследил меня какой-то гад! » — чуть не плакал он. Витек при­стально смотрел подельнику в лицо, но фальши не заметил.

— Ты не переживай, я что-нибудь при­думаю. Сейчас в порту разные дела можно проворачивать, — успокоившись, сказал Семен.

— Ладно. Думай, как деньги будешь возвращать, — Витек пожевал беззубым ртом. — Если узнаю, что ты меня обманул, убью! — сверкнул он волчьим взглядом.

— Матерью клянусь, не брал я денег! — горячо воскликнул Семен, обдумывая, как избавиться от опасного друга.

Но брать смертный грех на душу ему тогда не пришлось. Витек неожиданно скоропостижно скончался от энцефалита. Освободившись от дольщика, Семен до­стал из тайника инкассаторские деньги, сложил их в деревянный чемоданчик и по­ехал в Москву. После солнечной веселой Одессы столица показалась ему мрачной и негостеприимной, но в ней крутились огромные деньги, а их Сема любил больше всего на свете. Он снял комнату в ново­стройках и начал осторожно играть на тота­лизаторе. За год его состояние увеличилось в арифметической прогрессии. Но увели­чился и возраст. Восемнадцатилетнему Семену пришла пора идти в армию, более того, отбыть в вооруженные силы по месту прописки. Это значило — прощай Москва, прощайте три года жизни. Пришлось ку­пить подложные документы. За новый па­спорт Семен выложил кругленькую сумму, зато документ был подлинный, да к тому же в графе «имя» было написано — Семен. Фамилию, правда, пришлось поменять, но и здесь большого огорчения не случилось. Был Семен Аронович Бронштейн восем­надцати лет, стал двадцатипятилетний Семен Петрович Робинсон. Куда подевался настоящий хозяин паспорта, Семена не волновало. Главное, что жизнь в Москве продолжалась.

Спустя пару лет, достав из тайника и пересчитав денежные брикеты, Семен решил, что пришла пора браться за свое дело.

Обеспечив себе покровительство вы­сокопоставленного чиновника за опреде­ленный им процент от прибыли, Семен открыл подпольный тотализатор, где ставки принимались на все — от спортивных зре­лищ до личных споров. Дела шли хорошо, пока чиновник, зарвавшись, не потребовал взять его в долю. Такого Семен допустить не мог, и жадного покровителя пришлось убрать. Делом о смерти чиновника занялись органы, которые и вышли на подпольный тотализатор. Семена арестовали. Ему гро­зило пожизненное заключение, когда он вдруг вспомнил рассказанную на рыбалке Витьком историю одного уголовника, осуж­денного на двадцать лет, но отсидевшего всего год. Тот продал свою душу какому-то фонду, подписав с ним контракт. «Ты, салага, ничего еще в жизни не понимаешь. Свобода, она, конечно, дорого стоит, но душу продать — это дело последнее, во всех смыслах, — сказал тогда Витек, заметив недоверчивую гримасу Семена. — Лучше сдохнуть на зоне, чем попасть в ад». Он говорил так убежденно, что Семен ему поверил.

«Готов продать душу любому, кто спасет меня от тюрьмы! » — мысленно воззвал Семен. «Что-то мало я попросил, — подумал он и быстренько добавил: — И сделает богатым человеком».

Уверенности в том, что необычное предложение будет услышано, у него не было, но Семен был готов честно выпол­нить свои обязательства.

Через час его неожиданно вызвали к новому адвокату.

— Я ваш адвокат мистер Терафим, — представился смуглый холеный мужчина, доставая из дорогого портфеля лист бума­ги с отпечатанным текстом.

«Сработало! » — понял Семен.

 

После того как Семен Робинсон поста­вил свою подпись под контрактом, адвокат на судебном заседании в два счета доказал его невиновность.

«Семочкины дела снова пошли в гору», — радостно кричала Раиса со­седке после разговора с Москвой. Семен иногда звонил матери. «Сема женился на порядочной еврейской девушке, дочкепрофессора. Мои новые родственники живут в знаменитой высотке на Куту­зовском проспекте, — вытирая слезы, со­общила она вскоре постаревшей раньше времени Розе. — Свадьбу сыночка отме­чал в ресторане. Было пятьдесят человек гостей! »

«Что же он тебя на свадьбу не позвал? »

«Таки он звал, только я не смогла с работы отпроситься. Да и билетов на московский поезд не достать», — пряча глаза, врала Раиса.

«С билетами, верно, тяжело», — жалея подругу, поддакивала ей Роза.

Семен позвал в «Арагви» нужных ему людей и родственников жены. Матери на свадьбе не было по понятной причине.

Благодаря тестю, Семен приобрел нуж­ные связи, хорошие манеры и определен­ный лоск, необходимый для будущих дел.

Слово «бизнес» в шестидесятые годы еще не было в столичном обиходе. Он поступил на вечернее отделение МГУ, купив документы об окончании школы, и получил экономическое образование. Те­перь Семен разбирался в экономическом устройстве страны, в его сильных и слабых сторонах. Приятель тестя устроил моло­дого специалиста начальником отдела Сбербанка, где тот начал прокручивать махинации, приносящие серьезный доход. Прожив с профессорской дочкой больше десяти лет, Семен был вынужден с ней развестись: она так и не смогла родить, а ему очень хотелось наследника. Чтобы именитый тесть не поднял шума, при­шлось оставить жене половину нажитого имущества, что было для Семена крайне болезненно.

Впрочем, у полысевшего, распол­невшего директора одного из филиалов Сбербанка на окраине Москвы в малень­кой уютной квартирке было утешение: там жила юная Сонечка, продавщица из ЦУМа, ждущая от него ребенка. Имен­но с ней во второй раз прошел Семенпо красной ковровой дорожке Дворца бракосочетания. Но милая Сонечка его обманула, беременность оказалась лож­ной. Больше того, как выяснилось после регистрации, она не любила детей и ро­жать их не собиралась. Молодая жена лю­била лишь себя и деньги мужа, но к нему самому не питала взаимности. Семен это смиренно принимал. Страсть победила самолюбие. Вскоре они переехали в боль­шую квартиру в районе Чистых прудов. Жена захотела иметь собаку, и в их доме появился дог. Утром перед работой, пока раздобревшая, но по-прежнему красивая Сонечка досматривала сны, пса выгу­ливал в парке Семен. Там, дождливым осенним днем, он снова встретил мистера Терафима, вызывающе смуглого на фоне бледнолицых москвичей.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.