И.Смирнов, Е.Безносюк, А.Журавлёв 10 страница

_Существование нескольких типов колебания Р300..., которые различаются по амплитуде, топографии, ЛП, специфической связи с экспериментальными переменными, может отражать различные варианты перестройки межсистемных отношений... Такое объяснение функционального значения Р300 не только устраняет противоречивость многочисленных психологических _коррелятов_ этого колебания, но и позволяет понять невозможность чисто нейрофизиологического (в терминах возбуждения или торможения локальных генераторов) объяснения феномена Р300" (Александров И. О., Максимова Н. Е. ).

Отсюда понятны непрестанные попытки многих исследователей как-то стандартизовать и унифицировать электроэнцефалографические измерения (Домбакян Х., Lesser). На различия в реакциях, получаемых с затылочной и лобной коры, указывают А. М. Иваницкий и И. А. Корсаков.

Даже мысленные представления об увеличении яркости светового стимула приводят к возрастанию амплитуды компонентов ВП (Пучинская Л. М. ).

Однако отдельные авторы могут по совокупности электрических процессов определять семантические характеристики стимула (Весhtereva N. P. и др. ). Но, поскольку электрографические реакции мозга всегда индивидуальны (Бодунов М. В. ), другие авторы считают невозможным оценивать психологический статус индивида по его физиологическим характеристикам (Сох). Другие, напротив, предлагают по спектру мощности ЭЭГ дифференцировать преступников (Наrpur, Farwell и Donchin выявляли виновных среди подозреваемых по амплитуде Р300).

Ztller считает, что для задач, требующих высокой вовлеченности когнитивных процессов, характерно наличие доминирования частоты 10 Гц в альфа-ритме правой затылочной области. Иные результаты в подобном исследовании получил В. В. Лазарев.

Увеличение перцептивной нагрузки в экспериментальной модели, имитирующей действия оператора воздушного флота, путем увеличения числа распознаваемых на дисплее объектов от 4 до 8, приводило к увеличению времени реакции выбора и снижению амплитуды Р300 (Israel).

С интервалом 8 сек. и экспозицией 300 мсек. 21 студенту Radilova и др. демонстрировали эротические и индифферентные слайды. Волна Р300 в ответ на эротические слайды всегда имела большую амплитуду, чем в ответ на световые вспышки даже на фоне сексуального возбуждения, устанавливаемого по плетизмограмме пениса.

Влияние отрицательных эмоциональных переживаний проявляется и описано разными авторами, например, М. Н. Ливановым и Н. Е. Свидерской при топоскопии синхронных биопотенциалов мозга. Р. О. Шостакович и Т. Н. Рещикова считают, что отрицательные эмоции вызывают задержку в центральном звене когнитивных процессов, где происходит процесс принятия решения. Очень подробно в экспериментальных моделях с применением транквилизаторов изучали влияние эмоционально значимых слов на ВП А. В. Вальдман с соавторами. Ими было показано, что транквилизаторы не нарушают восприятие эмоционально значимых слов, но изменяют характер реагирования. Нашим задачам близка также полярная кофеин-диазепамовая модель _Я_, которую Heinze и др. предложили для исследования влияния условного негативного отклонения на текущие электрографические процессы. Amabile и др., подробно изучили динамику условной негативной волны как коррелята прицельного внимания к стимулу на фоне действия фенамина и диазепама, а Simson и др. изучали условную негативную волну как коррелят ожидания стимула. Установлена высокая положительная корреляция между фазами условной негативной волны и спектром мощности ЭЭГ (Mantanus и др. ).

В обзорной работе Timsit, посвященной анализу всех медленных (с латентным периодом более 200 мсек) связанных с событием потенциалов, автором сделан вывод о том, что все эндогенные потенциалы крайне неоднородны у каждого индивида, различны у разных индивидов и подвержены сильным влияниям психической патологии и возраста. У детей вообще характеристики ВП при решении задач различения образов отличаются от таковых у взрослых (Kok, Roolijakkers).

Даже у человекообразных приматов характеристики вертекс-потенциалов (N125-Р225) связывают с когнитивными процессами (Boysen, Bernston). В опытах на обезьянах была установлена идентичность Р300 таковой у человека и обратная зависимость его амплитуды от вероятности появления сигнального раздражителя на фоне нейтральных стимулов (Arthur, Starr). Связанный с событием потенциал, возникающий после сочетания акустического и электроболевого воздействия у крыс, идентичен таковому и без подкрепления электрическим током (Hurlbut и др. ), что показывает принципиальную возможность и на крысах модифицировать семантические поля аналогично методу Виноградовой-Эйслер или подобно тому, как это делали мы при экспериментальном моделировании АЛЛИ. Путем придания сигнального значения вспышке света на крысах были обнаружены сниженные значения амплитуд ВП до 200 мсек. латентности, что, по мнению авторов, свидетельствует о существовании специфической семантической фильтрации уже на уровне сенсорных реле (Wilke, Dubowsky). В связи с этим упомянем работу И. Н. Крылова с соавторами, в которой также высказывается предположение о существовании простейшей формы эмоционального реагирования уже на уровне старта-реакции, оцениваемой по величине мигательного рефлекса и Р-рефлексу.

У подростков 14-15 лет амплитуда N360 оказалась наиболее зависящим от семантики стимула показателем (Богина Е. В. ). Из обзора Кutas, Нillvard, работы Boddy также видна возможность использования ВП в качестве индикаторов селекции и классификации стимулов.

При внимательном анализе литературы видно, что даже те работы, которые включают нормативные данные по характеристикам ВП на недифференцированный световой стимул (Lowitzsch), фактически вынуждают исследователя самому вырабатывать эти нормативы. Например, Regan и Spekreijse в обзоре возможностей использования ЕД для исследования зрения подчеркивают значительную вариабельность параметров, ограничивающую область их применения. Molfese считает, что в характеристиках ВП не отражаются коннотативные свойства слов, несмотря на приводимые литературные ссылки с противоположными мнениями.

Тем не менее, отдельные авторы уверенно постулируют соответствие определеной N100 в сочетании с Р300 определенным типам когнитивных реакций (Pitchard и др. ), а другие по тонкому компонентному составу Р300 характеризуют внутримозговую оценку предстоящего задания по различению стимула (Ruckin и др. ).

Erwin установил, что восприятие двусмысленностей с различением их на уровне лексики отражается в компонентах с латентными временами 45 и 488 мсек, а на уровне глубокой семантики - З5О мсек. Большую амплитуду и меньший латентный период Р300 при определении среди списка слов тех, которые ранее уже были предъявлены, обнаружили Johnson и др., и для случая малодифференцированных стимулов - Renault, Lesevre. Ullsperger и др. считают амплитуду Р300 показателем сложности решаемых задач.

Наряду с вопросами исследования познавательных и речевых ВП, в обзоре Lehmann, Skandies большое внимание уделено влиянию на характеристики ВП физических факторов - не параметров стимулов, а условий наложения электродов; рассмотрены также условия и ограничения применения многомерной статистики.

Brandies, Lehmann идентифицируют связанные с событием и вызванные потенциалы и определяют их экстремумы как фазы, совпадающие с пиками той или иной когнитивной активности. Авторы показали, что не только и не столько Р300 является характеристикой семантической значимости стимула, сколько пространственное распределение ВП. Neville показал роль N400 как идентификатора семантически нелепых слов в ряду других слов, подчеркнув, что идентифицируется именно бессмысленное для данного контекста слово, а не его графическое или грамматическое искажение. Besson также проверял гипотезу об N400 как показателя рассогласования в ряду стимулов. При этом предъявляли осмысленную фразу с периодическим включением в нее осмысленного, но нелепого для всей фразы слова. Кроме того, предъявляли ряд закономерно изменяющихся геометрических фигур, а также музыкальные гаммы. В двух последних вариантах использовали _нелепые_ стимулы аналогично тому, как это делали в первом варианте. Изменения амплитуды N400 были обнаружены только в первом варианте, когда как во всех остальных возрастала амплитуда Р300.

Почти такие же результаты получили Shappell и др. Они установили, что N400 изменяется только при семантическом, а не физическом рассогласовании в ряду стимулов. Однако в этом явлении не исключено участие ожидания стимула (Besson). Но в другой работе мы видим противоположную точку зрения: Bertin связывает наибольшую амплитуду N400 при предъявлении бессмысленных слов в ряду именно с отсутствием предварительной семантической информированности. Он же обнаружил при этом возрастание времени реакции. Отметим, что Kramer и др. показали, что в лобных долях негативность сохраняется в течение 1400 мсек. после стимула, инициирующего потребность в анализе рассогласования стимула с другими.

Многие авторы при семантической категоризации вербальных стимулов определяют и более поздние позитивные компоненты ВП с латентными периодами 500-700 мсек: Polish, Bentin и др. В обзорной работе Наlgren и Smith на основании анализа 77 источников делают вывод о том, что N400 отражает процесс консолидации энграммы, связанный с активизацией семантических цепей.

В экспериментах Neumann испытуемые должны были различать осмысленные трехбуквенные аббревиатуры от бессмысленных путем нажатия на ту или иную кнопку. При этом наблюдали большую амплитуду и меньший латентный период Р300 при идентификации семантических аббревиатур. Neumann обнаружили линейную связь между амплитудой Р 300 и степенью вовлеченности когнитивных процессов в анализ информации.

Как мы уже упоминали ранее, вызванные потенциалы обнаруживаются во сне и, как казуистика, даже у больных в состоянии клинической смерти с наличием _изоэлектрической ЭЭГ_ (Pfurtscheller и др). Акустические ВП, особенно их компонента N20, сохраняются вплоть до смертельного исхода (Weerd, Groeneveld), а неспецифическую электрическую активность головного мозга регистрировали на протяжении 168 часов после клинической смерти (Grigg и др. ).

Различны ли ВП в этих состояниях в зависимости от различий семантики стимула? Имеющиеся данные расплывчаты. Для детального изучении механизмов семантической модуляции негативных и позитивных волн ВП существенно то, что скополамин избирательно устраняет компонент Р1 слуховых ВП, не затрагивая N1 и Р2 (Hammond и др. ).

При реализации поведения (условного рефлекса) возникает сложная интерференция зрительных и сенсомоторных вызванных потенциалов (Шульгина Г. И. ). О последних полная информация имеется в монографии Т. Ф. Базылевич.

Centa и Jones решали и своей работе вопрос о том, являются ли когнитивные процессы и их влияние на психофизические реакции детерминистским или же вероятностным обучением и пришли к выводу о правомерности первого предположения, что у нас вызывает серьезные сомнения.

Возможность влияния на процессы селективного внимания у человека путем введения налоксона также была использована для изучения компонентного состава ВП (Аrnsten и др. 1983).

Как мы видим, наибольшее число работ свидетельствует в пользу наибольшей информативности Р300 и N400 в вертексе и затылочных отведениях. Это справедливо для случая семантических и физических (недифференцированных) стимулов, предъявляемых выше порога осознания и заведомо выше порога восприятия.

Что же происходит, когда стимулы предъявляют в условиях, которые исключают осознание их смысла? Возникают ли при этом какие-либо связанные с событием потенциалы и происходит ли какая-нибудь модуляция перманентных электрических процессов?

Laming считает, что область сенсорного анализа включает неосознаваемую стадию перцептивного процесса, вследствие которой из сенсорного шума рецепторов выделяются границы признаков стимула. Н. В. Финкель в обзоре литературы (1986) приходит к мнению о связи параметров ВП на стадии неосознаваемого сенсорного анализа с процессами сличения данного стимула с уже имеющимися от предыдущей стимуляции энграммами.

В работе Schwartz, Rem в строгих экспериментальных условиях проверяли данные других авторов о кодировании вызванными потенциалами неосознаваемого восприятия стимулов и отвергли эту гипотезу. Среди подвергнутых критике оказалась и работа H. Shevrin, Fritzler, которая в 1986 году явилась основополагающей для дальнейших изысканий в области вызванных потенциалов на неосознаваемый стимул. Авторы писали: _эффекты подпорогового восприятия кодируются усредненными вызванными потенциалами... Это обуславливалось очень короткими вариациями предъявлений стимулов с помощью тахистоскопа. В этих случаях позитивный компонент вызванных потенциалов с латентностью 160-250 мсек. позволял различать два _подпороговых стимула_ (там же, с. 295).

Через 1О лет Shevrin (в 1978) по прежнему настаивал на том, что усредненные вызванные потенциалы и подпороговая активация концептуальных и семантических (сlang) ассоциаций отражают динамику неосознаваемых когнитивных процессов.

Schwartz и Shagass и ранее высказывали сомнения в правомерности использования физиологических характеристик для изучения подпорогового восприятия. Это не помешало Г. Шеврину создать в 1985 году психосемантический алгоритм, близкий по принципиальным характеристикам к разрабатываемым нами. Далее он будет подробно описан.

Сheesman, Merikle проверили гипотезу о том, что зрительные стимулы, предъявляемые на уровне ниже порога осознания, подвергаются семантическому анализу. В качестве границы между осознаваемым и неосознаваемым предъявлениями использовали, как и многие другие исследователи, субъективный отчет испытуемого. Эксперименты по типу теста Штрупа (красный цвет обозначается зелеными буквами как _красный_ (Vorberg) показали, что в обоих случаях стимулы воспринимаются, но семантический анализ с использованием вероятностной стратегии применяется только к надпороговым стимулам.

Теоретический анализ концепций из области взаимоотношений осознаваемого и неосознаваемого приводит О. С. Адрианов.

На таком же уровне находится попытка Robertson описания того, что в отечественной литературе именуют семантическими полями, предпринятая с целью создания статистической меры для оценки ассоциативных связей между словами из одного списка.

Ноlender в большом (297 источников) обзоре спрашивает: возможна ли активация семантической памяти неосознаваемым стимулом без последующей сознательной идентификации значимого стимула?

На основании анализа зрительной маскировки, парафовеального прослушивания, дихотического предъявления и др. основных направлений в исследовании неосознаваемого восприятия он утверждает - нет, невозможна!

Однако известно, что с помощью неосознаваемых эмоциогенных стимулов и суггестий можно не только и не столько модулировать эмоциональное состояние человека, но даже и обучать его (Воронин Л. Г., Коновалов В. Ф.; Петрусинский В. В. ).

Убедительное доказательство этого мы можем найти в работе Roth е. а. (1988), в которой предъявляли на подпороговом уровне (в течение 6, 4 мсек) существительные немецкого языка с интервалом в 2 сек по 5-12 раз. Опознание стимулов на уровне субъективного отчета не было возможно, но через незначительное время происходило _самопроизвольное вспоминание_. При величинах интервала между словами, не превышающих 2 секунд, наблюдали линейную зависимость между величиной межсловного интервала и количеством идентифицированных слов. В лобных долях Р200 и N400 уменьшались при идентификации слов, что авторы объясняют оживлением предыдущего опыта о стимуле. Предполагают наличие в таких условиях прямого доступа в долговременную память, что отражается в характеристиках вызванных потенциалов.

При зрительной маскировке наиболее эффективным, по косвенным данным (Dixon), является межстимульный интервал порядка 100-200 мсек. Обзор данных по поводу техники неосознаваемого ввода и его физиологических коррелятов можно найти в известной монографии этого же автора.

Л. Г. Воронин и др. полагают, что процессы неосознаваемой и осознаваемой психической деятельности обеспечивают независимое формирование реакций на стимулы даже одинаковой природы. Э. А. Костандову и Ю. Л. Арзуманову удалось показать, что Р300 в ответ на неосознаваемое эмоциональное слово диффузно возрастает в обоих полушариях и симметричен. Впоследствии отмечается односторонняя активация правого полушария. Авторы считают, что правое полушарие играет преимущественную роль в корковой организации безотчетных эмоций. Интеграция эмоциональных реакций проходит в лимбической системе (Костандов Э. А. и др. ).

Еще в 1970 г. Э. А. Костандов писал: _Словесные раздражители, сигнализирующие о конфликтной ситуации, по-видимому, в определенных случаях (например, в наших опытах с очень короткой экспозицией) могут вызывать возбуждение временных связей, образованных с участием лимбической системы, без активации связей в неокортексе. Это приводит к тому, что активируются гипоталамические и стволовые механизмы оборонительной и ориентировочной реакций без осознания раздражителя, вызвавшего эти реакции_. Уже в 1972 г. эта гипотеза была подтверждена (Костандов Э. А., Арзуманов Ю. Л. Затем Э. А. Костандов в 1984 г. показал в эксперименте, что влияние неосознаваемых эмоционально значимых стимулов может приводить к развитию неосознаваемых эмоциональных сдвигов и сопровождается изменениями вызванных потенциалов. Впоследствии автор объяснил именно этим развитие неприятных беспричинных эмоций.

Обзор работ в области взаимоотношении сознательного и бессознательного можно найти в работе В. С. Ротенберга (1978).

Обзор 185 источников литературы в области тахистоскопического предъявления зрительных стимулов (Kitterle, 1986) показал, что, чем далее от фовеа располагается стимул, тем менее вероятно его обнаружение. Кроме латерального тахистоскопического (Sergent), для неосознаваемого зрительного воздействия используют явления маскировки как зрительной (Неуег, Вriand), так и акустической (Widin и др. ).

Мы не будем подробно останавливаться на способах ввода неосознаваемой информации, так как они хорошо описаны в соответствующей литературе. Отметим лишь, что мало кто из исследователей в этой области учитывает взаимовлияния более чем пары стимулов (Брудный А. ), что в принципе необходимо при постановке психосемантических методов как приема, позволяющего установить особенности категоризации и иерархии семантических сфер (см. Петренко В. Ф., 1988; Шмелев А. Г.; Shaffin, Herrmann; Giblin). Иными словами, хорошо развитая в настоящее время область вывода неосознаваемой информации совершенно никак не сопрягается с проблемами психосемантического анализа.

Семантическую память моделируют математическими (Yokoi, Saito; Masui, Lumsden, ) и экспериментальными (Eysenk, Eysenk; Falizki, Monieta; Muthig, Ulrich) моделями, имеющими то или иное прикладное значение. Однако, как было показано в предыдущих главах, средства психосемантического анализа только еще начинают развиваться и в основном - в области методов многомерного шкалирования, таких как решетки Келли.

Среди попыток исследовать семантическую память объективными физиологическими или поведенческими методами, о которых уже было много написано в предыдущих главах, следует упомянуть нейрофизиологические методы. В. Н. Малышев показал реальность существования вербальных специфических паттернов мультиклеточной активности, коды которых, по его мнению, и составляют семантические поля. Впоследствии Н. П. Бехтерева и др. существенно развили это направление. Общетеоретический анализ функциональных состояний мозга как эквивалентов языковым значениям приводит также С. А. Герзон.

Оперируя понятием _семантическая память_, одни авторы (Потемкина И. П. ) используют его только как средство анализа языковых значений, другие пытаются понять механизм функционировании семантической памяти. Так, Л. Т. Потапова и Л. Р. Зенков считают, что в сфере мышления действуют символическая и иконическая знаковые системы. Первая оперирует знаками-образами, обладающими признаками обозначаемых предметов, иногда сам предмет является собственным знаком. Вторая оперирует знаками-символами, связь между знаками и предметами носит конвенциональный, договорный характер. Это - знаки и символы естественного и специального языков. Для иконической системы характерно оперирование целостными комплексами пространственных образов, симультанность синтеза, континуальность и аналоговость, свобода в комбинации знаков, многозначность и независимость от логики вербального языка. Для символьной семантической системы характерно оперирование дискретными смысловыми единицами на основе сериального, последовательного типа синтеза.

Ясно, что, получив инструмент для исследования семантической памяти, можно существенно продвинуться и в области диагностики, и в области психокоррекции. По меткому выражению Р. А. Зачепицкого, психоанализ испытывает старческий кризис, а объективные методы еще в пеленках.

Тем не менее, попытки сочетать достоинства того и другого предпринимались. Так в 1986 г. был разработан способ диагностики алкоголизма, в котором отслеживали электроэнцефалограмму больного на фоне предъявления совокупностей слов, характеризующих различные семантические сферы значимости. Оказалось, что на словах алкогольного семантического поля мощность спектра при Берг-Фурье анализе достоверно выше, в том числе и вне похмелья (Бобров А. Е. ).

Уже упомянутые ранее H. Shevrin и др. разработали способ определения нейробиологических коррелятов вербальных стимулов путем предъявления словесных стимулов 4 категорий: приятных, неприятных, имеющих отношение к предварительно диагностированному осознаваемому патологическому процессу, имеющих отношение к предполагаемому неосознаваемому патологическому процессу. Слова при этом могут предъявляться пациенту с различной экспозицией, в том числе исключающей сознательное восприятие (1 мсек). Вызванные этим потенциалы со скальпа усредняют, а последующую обработку проводят с использованием принципа Байеса.

Принципиальная схема комплекса для обеспечения метода изображена на рис. 13.

Ясно, что эти исследователи очень удачно проявили инициативу, сочетая преимущества осознаваемого и неосознаваемого ввода информации с возможностями семантического анализа.

Мы сделали то же самое. Для этого на дисплее компьютера, с помощью светодиодной матрицы или иным путем, а также через акустический канал известными методами, предъявляли с интервалами 400-1600 мсек. тестируемые вербальные стимулы. Они были специальным образом организованы и связаны определенными семантическими полями. В ответ на каждый стимул, в том числе и на реперные (нейтральные), которые предъявляли либо в квазислучайном, либо в закономерном порядке, регистрировали электроэнцефалографические связанные с событием потенциалы, а также время реакции нажатия на кнопку. Принципиально алгоритм близок тому, который был использован при экспериментальном моделировании акцентного локуса латентной информации. Метод защищен авторским свидетельством СССР (Смирнов И. В., Н. М. Жариков и др., 1987). Интересны также экспериментальные работы Урываева Ю. В. в близкой области физиологии

_Детектор истины_.

(Аппаратно-программный комплекс для компьютерной неосознаваемой психосемантической диагностики)

Алгоритмы компьютерной психосемантической диагностики - КОПС - были реализованы на аппаратно- компьютерных комплексах на базе ДВК-2м, РС/АТ и РS/2.

Поскольку характер предъявления был таков, что последний из попарно предъявляемых стимулов осознавался и являлся поведенческим маркером для испытуемого - стимулом реакции нажатия на кнопку, а пары стимулов все время изменялись, - удалось добиться устойчиво воспроизводимых для конкретных условий результатов.

Уже при простом алгебраическом усреднении (когерентном детектировании) вызванных потенциалов стало ясно, что их форма существенно изменяется в зависимости от семантики неосознаваемых стимулов (рис. 15 и 16). Мы объяснили это очень удачным сочетанием вероятностных характеристик процедуры, когда за счет высокой рандомизации условий предъявления удалось свести до минимума влияние случайных факторов.

В целом получаемые при усреднении ВП результаты соответствовали данным, имеющимся в литературе. Обобщенные реакции на предъявление значимых (осмысленных) стимулов имели достоверно (при альфа менее О, 05) большие амплитуду и латентность, чем реакции на бессмысленные (нейтральные) стимулы.

Все же было неясно, возможно ли по электроэнцефалографическим реакциям или временам сенсомоторных реакций выбора шкалировать семантические сферы и измерять характеристики семантической памяти. Для выяснения этого вопроса было предпринято несколько исследований.

При номотетических интерпретациях результатов, полученных на консистентных группах больных хроническим алкоголизмом, выяснилось, что универсальных диагностических критериев, патогномоничных для этой нозологии, в параметрах методов КОПС не существует. У каждого больного наблюдали те или иные АЛЛИ, но чего бы то ни было общего, в частности, связанного с патологической алкоголизацией, не обнаружили.

С другой стороны, лонгитюдные исследования конкретной личности давали достаточно устойчивые и воспроизводимые результаты в течение всего времени наблюдения (при отсутствии лечения).

Для примера приведем одно из таких исследований.

Лонгитюдное психосемантическое исследование личности больного

Больной М., 22 лет, русский, не женат, проживает в Москве, студент, поступил в Клинику психиатрии им. С. О. Корсакова в 1986 г.

Диагноз: хронический алкоголизм 2 ст. у психопатической личности (303. 2).

Из анамнеза (со слов больного и его родителей): наследственность психическими болезнями не отягощена. Оба деда больного злоупотребляли алкоголем. Родители имеют высшее образование. Отец по характеру замкнут, астеничен, по многим профессиональным и бытовым вопросам имеет свое строго индивидуальное мнение, чем производит впечатление _чудака_. Больной - единственный ребенок в семье. Роды и раннее детство прошли без особенностей. С детского возраста был очень тучен, что вызывало постоянные насмешки сверстников, и что он очень сильно переживал. Сторонился сверстников, пытался выделиться необычностью суждений и поступков. Поступив в школу, продемонстрировал хорошие способности в учебе. Ровно и успешно успевал по всем предметам. В старших классах старательно готовился к поступлению в институт. В школе почувствовал себя значительно более уверенно, научился игнорировать свои недостатки, высоко оценивал свои способности, стал даже самоуверен. В старших классах школы начал курить, алкоголь не употреблял. С поступлением в институт первое время был недоволен отсутствием общения, однако вскоре появился тесный круг товарищей, с которыми проводил большую часть времени. Стал понемногу выпивать. После успешного завершения первого семестра проводил каникулы в доме отдыха, где встретил женщину несколько старше себя, в которую был _страстно и безответно_ влюблен. Всюду следовал за ней, пытался вызвать ее расположение, писал стихи, много и часто выпивал. Продолжал поддерживать с ней отношения и с началом семестра, который неплохо закончил, и во время летних каникул. Это вызвало недовольство родителей, отношения с ними, до этого времени равнодушно-благополучные, стали напряженными. Особенно родителей беспокоили частые выпивки и отсутствие по ночам дома. Пьянство, прогулы занятий продолжились в течение года. Значительно снизилась продуктивность в учебе, хотя сессию сдавал на _хорошо_. В это время отмечает появление амнестических форм опьянения и потерю количественного контроля. Эпизодически, по совету товарищей, опохмелялся по утрам. С началом третьего курса полностью порвал отношения со своей возлюбленной. Старался аккуратнее посещать занятия, более тщательно к ним готовиться, но фактически стал учиться значительно хуже. Систематически алкоголизировался, появились запои по 2-3 дня, резко прибавил в весе. Появился абстинентный синдром в виде потливости, тремора, тахикардии, вялости и плохого сна. Летом 1984 года и с началом 4 курса систематически продолжал выпивать, одновременно почувствовал _неспособность сдерживать себя в выпивках_, обсуждал с родителями необходимость лечения. Весной 1985 года амбулаторно принимал антабус, постоянно чувствовал сонливость, но алкоголь не употреблял, сдал сессию без _троек_. Сразу после окончания семестра возник запой, в связи с чем больной был срочно госпитализирован в клинику им. Корсакова. Проводилось лечение дезинтоксикационными препаратами, феназепамом, ноотропилом, пироксаном. В конце июня больной с пневмонией был переведен в терапевтическую клинику, специфического лечения по поводу алкоголизма не проводили. Вскоре после выписки из стационара возобновился запой. С началом учебы на 5 курсе резко обострились отношения с деканатом. Почти 4 месяца систематически выпивал, пропускал занятия, к врачам не обращался. В декабре 1985 года, после того, как был задержан в общежитии в нетрезвом виде и был поставлен вопрос об исключении из института, находился на лечении в Клинике им. Корсакова. После выписки был предоставлен академический отпуск. Алкоголизации не прекратил, и в феврале 1986 года после амбулаторного курса дезинтоксикации был имплантирован _Эспераль_. Больной воздерживался от приема алкоголя до июня 1986 года, поступил на работу, занимался физкультурой, резко сбросил вес, много читал, изучал английский язык. В июне возобновился запой. Резко ухудшились отношения в семье: родители отчитывали всякий раз, когда появлялся дома пьяным, несколько раз даже не открывали дверь и, наконец, вызвали участкового милиционера, чтобы госпитализировать больного в ПБ. В больнице наряду с дезинтоксикацией получал массивные дозы нейролептиков, постоянно ощущал вялость, был крайне недоволен лечением. После выписки воздерживался от выпивки в течение 3 недель, затем стал понемногу выпивать. Сентябрь прошел более или менее благополучно, с октября стал систематически выпивать. Перед ноябрьскими праздниками был задержан милицией в нетрезвом виде.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒