И.Смирнов, Е.Безносюк, А.Журавлёв 6 страница

Необходимость эксперимента в данном случае обусловлена единственной возможностью подтвердить или опровергнуть предположение о едином характере психосемантических процессов у человека и животных, поскольку прямое измерение параметров семантической памяти животного в настоящее время почти невозможно (из-за ограниченного набора семантических стимулов, имеющихся в распоряжении экспериментатора).

Исследование проводили с использованием нескольких вариантов основной экспериментальной модели. В общем виде эта модель представляла собой две группы биообъектов (от 1 до 20 особей в каждой группе); состояние первой группы в случайный момент времени изменяли, а состояние второй группы регистрировали и по изменениям наблюдаемых параметров устанавливали наличие или отсутствие реакции на сигналы особей первой группы.

Эксперименты проводили на 47 беспородных собаках, 322 кроликах породы _шиншилла_ и _новозеландская_, 2023 беспородных и линии Vistar крысах, 20 морских свинках. Пол и возраст животных в большинстве опытов не учитывали. Исходное состояние, время суток и года, условия эксперимента и участие различных экспериментаторов рандомизировали.

Использовали серийную отечественную и зарубежную аппаратуру: полиграфы (_San'Ei_ - Япония, _ОТЕ Biomedica_ - Италия, и др. ), аналоговые магнитофоны (SDR-41 - Япония, _Теас--80- - _Їr-Ёп, _Schlumberger- - _а -жЁп Ё ¤а. ), -Гcаr ўГаГ¤|Гал (__'_ Biomedica- - _в _Ёп), аГr_а дл (__'_ Biomedica- - _в _Ёп), аГбЇЁа вrал (__-6_ Ё ¤аг_ЁГ ЇаrЁ§ўr¤бвў '''_), Єr-ЇмовГал (__бЄа -1256-, ___ГЄваr-ЁЄ _3-28, ____-2--, ____-3- - '''_; _Plurimat-S- - _а -жЁп, _Sharp-150- - _Їr-Ёп ¤_п rЎа ЎrвЄЁ ¤ --ле ЁбЇr_м§rў _Ё Ё ¤аг_ЁГ вЁЇл Єr-ЇмовГаrў), н_ГЄваr-Гвал (_TR-84 - _Їr-Ёп, ___-16- Ё __7-30) Ё ¤аг_ЁГ, ў вr- зЁб_Г бЇГжЁ _м-r а §а Ўrв --лГ ЇаЁЎrал, в Є|Г --. ¤а.

Фрагмент работ выполнялся в рамках Программы: _Исследование семантически модулированных сигналов биологического происхождения_, где большое внимание уделяли физическим свойствам семантических сигналов, подразумевая возможность семантической модуляции не только традиционных носителей (акустического, оптического, химического), но и электрического, магнитного и электромагнитного полей В данной работе мы этот аспект затрагиваем лишь косвенн. (Журавлев А. Н., Смирнов И. В. ).

В первом варианте животных фиксировали на растяжках или иным путем в экранированных камерах. Внутривенно, внутримышечно или или внутрибрюшинно вводили миорелаксанты длительного действия (тубокурарин) в дозах, достаточных для исчезновения спонтанного дыхания и другой мышечной активности, начинали регистрацию физиологических параметров и переводили на искусственную вентиляцию легких (ИВЛ) в режиме нормовентиляции.

В случайный момент времени у биообъектов первой группы отключали респиратор, осуществляющий ИВЛ, или заменяли воздух в системе ИВЛ на инертным газ (гелий, азот). На регистрируемых кривых с помощью общепринятых методов сравнивали эпохи анализа до момента изменения режима ИВЛ и после него. Если выявляли какие бы то ни было статистически достоверные (при альфа < 0, 05) различия в сравниваемых эпохах у биообъектов второй группы, - расценивали это как искомую реакцию при восприятии сигналов от животных первой группы животными второй группы и учитывали этот результат для последующей вторичной статистической обработки.

Второй вариант экспериментальной модели основывали на общепринятых представлениях о влиянии эмоциональных факторов на поведение и восприятие семантических стимулов. Для моделирования эмоций применяли электрическое раздражение зон мозга.

Этот вариант проводили только на кроликах в возрасте 10-14 месяцев, полагая, что у более старых животных могут быть существенные особенности реагирования при злектростимуляции гипоталамуса (Рушкевич Е. Ю. ). Под местной анестезией вводили электроды в отрицательные эмоциогенные зоны гипоталамуса и воздействовали электрическими импульсами по стандартной методике для моделирования эмоционального реагирования отрицательной модальности. У другого кролика регистрировали физиологические параметры. Миорелаксацию и ИВЛ в большей части опытов не проводили.

В третьем варианте (проведен только на крысах) животных предварительно обучали инструментальной реакции нажатия на педаль или побежки в челночной камере в строго идентичных условиях управляемого эксперимента. По достижении выработки стабильного во времени навыка (при альфа < 0. 01) животных второй группы подвергали миорелаксации, переводили на ИВЛ и регистрировали физиологические параметры, а животным первой группы предъявляли условный сигнал в сочетании с подкреплением электрическим током. Для устранения возможного последействия в результате актуализации иных, чем необходимая, психосемантических матриц, через 1024 мсек непрерывного действия условного сигнала все возможные физические субстраты памяти животного уничтожали путем воздействия СВЧ-полем (для тотальной денатурации мозга использовали заведомо завышенное время аппликации поля, равное 1. 4 секунды).

При использовании всех трех вариантов экспериментальной модели были получены крайне разнородные результаты. Выделим из них главное.

Среди всего массива экспериментов, проводимых по первому варианту, наблюдали два рода реакций (реакции, не достигавшие заданного критерия значимости при альфа < 0. 05, не учитывали).

Либо это были какие-либо изменения одного или нескольких регистрируемых параметров, отражавшиеся, например, в изменении спектрального состава ЭЭГ или аритмии на ЭКГ, либо появление на этих кривых медленных ритмов, модулирующих основную активность.

Такие эффекты наблюдали спорадически, вне связи с учитываемыми параметрами, условиями эксперимента, взаимным расположением животных и т. д. При номотетической оценке результатов выяснилось, что они имели место только в 2, 9% случаев от общего числа экспериментов по первому варианту. Следовательно, либо явление имело случайный характер, либо в эксперименте присутствовал какой-то неучитываемый нами фактор.

В экспериментах, проводимых по второму варианту экспериментальной модели, когда применяли эмоциогенное раздражение зон гипоталамуса, в части серий использовали животных из одного помета, содержавшихся в идентичных условиях. При этом было замечено, что количество достоверных реакций в опытах, где в качестве источника семантически модулированного сигнала и его восприемника использовали близкородственных особей, отличалось от таковых при случайном выборе животных.

В третьем варианте экспериментальной модели наблюдали схожую картину, но реакции отмечали не у близкородственных особей (этот фактор не учитывали при отборе животных), а у тех особей, которые попарно обучались инструментальному навыку в челночных камерах. Для выявления реакций использовали алгоритм статистического анализа, разработанный А. Б. Салтыковым. Конечный результат использования алгоритма в виде биномиального критерия хи-квадрат был свободен от распределения и независим от исходных параметров, что позволяло выявлять любые, сколь угодно зашумленные реакции в любых аналоговых сигналах. При этом превышение величины биноминального критерия над заданным уровнем значимости (для альфа < О. 01) расценивали как наличие искомой реакции независимо от ее визуального проявления.

Разработка специального статистического алгоритма потребовалась потому, что использование общепринятых способов выделения сигнала из шума в условиях, когда неизвестны ни характеристики шума, ни особенности сигнала (все регистрируемые физиологические процессы являются сложными случайными нестационарными нелинейными колебательными процессами), было неэффективно. Разработанный алгоритм был проверен на имитационных моделях различного рода, использующих иерархически работающие программные генераторы псевдослучайных чисел, обеспечивающие разные комбинации шума с многообразными случайно распределенными сигналами. Проверку валидности алгоритма проводили также на детерминированных биологических моделях.

Наибольший интерес у нас вызвали результаты использования третьей экспериментальной модели. На рис. 1 в качестве примера приведены кривые научения 5 пар крыс в одной из серий опытов, каждая из которых составляла от 30 до 80 экспериментов в однородных условиях. Цифре 1 соответствуют кривые научения перципиента (восприемника семантического сигнала), цифре 2 - индуктора. Слева у каждого графика указан номер пары, по вертикали отложены значения биномиального критерия хи-квадрат, по горизонтали - порядковые номера опытов.

Видно, что в половине экспериментов животные-индукторы, у которых вырабатывали условную реакцию избегания в ответ на световой сигнал, достаточно быстро научались. Животные-перципиенты, не получавшие такого сигнала, научались только реакции избавления, т. е. перебегали на безопасную половину челночной камеры только вследствие воздействия электрическим током. Случайные реакции избегания статистически недостоверны.

Следовательно, нам не удалось наблюдать изменений поведения биообъекта при гипотетических воздействиях гипотетическими семантическими сигналами неясной природы.

Однако, проверяя не менее фантастическую гипотезу путем очень быстрого уничтожения субстрата психики индуктора - мозга, - мы неожиданно получили результаты, пример которых (животные из той же серии, что и на рис. 1) приведен в таблице 1.

В табл. 1. цифрой 1 обозначены животные-индукторы, цифрой 2 - перципиенты, буквой К - контрольные животные, не обучавшиеся в челночной камере. Расстояние между помещенными в заземленные экранированные камеры животными составляло 15 метров. Животные находились в состоянии миорелакциии, вызванной инъекцией тубокурарина, и получали ИВЛ. У животных группы 2 непрерывно регистрировали ЭЭГ и ЭКГ и вводили их в память информационно-вычислительного комплекса _Плюримат-С_. В случайный интервал времени животным-индукторам предъявляли световую вспышку и сигнальное воздействие электрическим током. Через 0, 5-1, 0 сек включали СВЧ-поле для тотальной денатурации тканей. ЭЭГ и ЭКГ животных-перципиентов обрабатывали по вышеупомянутому статистическому алгоритму, представляющему собой несложную иерархию общепринятых методов.

При этом введенный в компьютер через аналого-цифровой преобразователь исходный сигнал (ЭЭГ, ЭКГ)дискретизировали и разбивали на произвольное число эпох анализа до и после сигнальных или ноцицептивных воздействий на индуктора, после чего из полученных вариационных рядов вычисляли параметры Т-статистики ( среднюю арифметическую, дисперсию и пр. ). Затем последовательно сравнивали параметры каждой эпохи с остальными и получали совокупность критериев Стьюдента и Фишера (рис. 2).

Существует три варианта получения статистических Т- и F-критериев: А - когда они исчисляются путем перебора параметров произвольного числа эпох до воздействия (_stimulus_ на рис. 3) и после воздействия; Б - когда они исчисляются при сравнении всех эпох до воздействия между собой и каждой из этих эпох с каждой эпохой после воздействия ( рис. 4); В - когда сравнивают все эпохи до воздействия между собой, все эпохи после воздействия между собой, и все эпохи до воздействия со всеми эпохами после воздействия (рис. 5).

Последним этапом алгоритма является вычисление непа раметрического и свободного от распределения критерия, например, биноминального критерия хи-квадрат (рис. 6) Результаты, превышающие критические для альфа < О. 01 значения, свидетельствуют о статистическом различии совокупности эпох до воздействия от совокупности эпох поcле воздействия. Характер и специфика различий при этом не учитывается.

Описанная последовательность использования статистических методов была разработана и подробно исследована А. Б. Салтыковым применительно к самым разным типам исходного сигнала. Результаты испытаний показали высокую эффективность алгоритма при выделении любого сигнала из шума (при том условии, что исследователь не интересуется параметрами сигнала). Мы применяем этот алгоритм в различных процедурах, в том числе диагностических.

Как видно из табл. 1, чувствительность разных вариантов алгоритма неодинакова. Поэтому мы в своей работе использовали все три варианта. Какие же интерпретации можно получить по результатам этих экспериментов?

Принято считать, что, поскольку вторая сигнальная система у животных отсутствует, они более ограничены в средствах коммуникации, чем человек. Из обзорных работ Е. Н. Панова и А. А. Никольского явствует, что животные располагают значительным тезаурусом сигналов, в т. ч. акустических, которыми они пользуются для коммуникаций. Вокализации животных в последнее время принято считать прототипом вербального языка человека. Однако психосемантические исследования на животных существенно затруднены из-за ограниченной доступности их семантических сигналов экспериментатору. Тем не менее, поскольку для решения поставленных задач требовалось установить диапазоны значимостей семантического стимула, условия его восприятия и консолидации, а также отдельные компоненты процесса импринтинга, мы предприняли традиционный прием: искусственно тем или иным путем придавали значимость либо простому физическому стимулу (вспышка света), либо всему комплексу физических сигналов биологического происхождения. Это в большинстве случаев достигалось оперантным (инструментальным) обучением в специально созданном компьютерном комплексе, который с применением адаптивного алгоритма, подстраивающего условия обучения под особенности научения каждого конкретного животного, в автоматическом режиме обеспечивал выработку инструментальной реакции побежки в челночной камере или моторно-вегетативную реакцию без побежки. Применяли как детерминированные условия обучения, так и специально изменяющиеся вероятностные условия обучения. Последние были предварительно моделированы методом _Монте-Карло_ в 500 имитационных экспериментах на компьютере. При выработке указанных реакций всегда использовали одновременно пару или группу животных для того, чтобы исследовать возможные различия реагирования на аппаратный физический стимул и на физический стимул биологического происхождения. При этом одно животное в качестве условного сигнала получало аппаратный стимул, в ответ на который возникала готовность к действию и само действие (целенаправленное поведение или _поведенческое отчаяние_), а другое животное в синхронный интервал времени могло руководствоваться только сигналами, испускаемыми при этом первой особью (преимущественно вокализациями и побочными акустическими компонентами реагирования). Такие условия эксперимента были выбраны, во-первых, для того, чтобы провести аналогию с неосознаваемыми воздействиями у человека и, во-вторых, для сохранения всего комплекса стимулов именно биологического происхождения, чтобы можно было оценить влияние дистантных факторов биологического происхождения напроцесс формирования психосемантической матрицы, в том числе и патологической.

При обработке данных старались придерживаться идеографического, а не традиционного номотетического подхода и поэтому стремились ограничить при обсуждении результатов использование данных, усредненных по группе биообъектов.

Из графиков инструментальной деятельности пар крыс-самцов (рис. 1) видно, что эффективность выполнения побежки в челночной камере существенно зависит не только от характера условного сигнала (вспышка света для первой особи или ее преимущественно акустические сигналы для второй особи), но и от индивидуальных особенностей животного. Ясно, что при усреднении подобных результатов по данной группе были бы получены кривые совершенно иного вида, ни в коей мере не отражающие индивидуальных особенностей реагирования. В целом на массиве данных, полученных более чем в полутора тысячах управляемых экспериментов, наблюдали тривиальные результаты инструментального обучения в вероятностной среде 56, 3% особей, получающих условный сенсорный стимул аппаратного происхождения. У животных второй группы, которые обучались на стохастичный условный сигнал особей первой группы, достоверные для альфа менее О, О1 результаты инструментальной деятельности наблюдались только как редкие случаи.

Тем не менее, у отдельных особей присутствовали моторные компоненты реагирования (достоверные для альфа менее 0, 01 результаты отмечены на рис. 1 черными метками для особей 1 группы и светлыми метками для особей 2 группы), количество которых наводило на мысль о неслучайности этого явления.

Именно поэтому в острых опытах на крысах специально проводили статистический анализ ЭЭГ и ЭКГ животных 2 группы, ранее обучавшихся в челночных камерах. При этом животным первой группы предъявляли известный им сенсорный сигнал и через 1024 мсек на фоне его предъявления - ноцицептивное неизбегаемое подкрепление электрическим током в тех же режимах, в каких оно производилось при обучении. В качестве контроля использовали необученных животных. В табл. 1 представлены результаты обработки спектрального аналиэа ЭЭГ и интервалограмм ЭКГ с помощью представленных на рис. 2-6 вариантов (А, Б и В) статистических процедур. Из табл. 1 видно, что единственным случаем, когда отсутствовали достоверные реакции, был случай сочетания контрольных животных, среди которых ни одна особь не подвергалась предварительному обучению. Следует отметить, что в результатах каждого отдельного опыта на этой группе встречались статистически значимые данные, но при обработке по группе они нивелировались (аналогично тому, как это происходило при использовании усреднения результатов по группам в хроническом опыте с обучением).

Максимальное количество достоверных реакций оказалось среди животных первой группы, когда в эксперименте участвовали обученные попарно особи (табл. 1). Особо важным представляется тот факт, что только в этом случае на группе животных однозначно наблюдались изменения ЭКГ, обусловившие статистически значимые величины при обработке массива независимо от того, какие конкретные изменения имели место у отдельной особи. На имеющемся уровне представлений можно интерпретировать наличие реакции на ЭКГ как проявление мощного вегетативного компонента - аналога эмоционального реагирования при восприятии семантического сигнала максимальной значимости. При интерпретации обнаруженных явлений приняли рабочую гипотезу о том, что восприятие семантической информации обусловлено наличием тождественных или совпадающих по элементам психосемантических матриц, формируемых при научении.

Иначе говоря, только наличие в семантической памяти того и другого биообъекта тождественной информации позволяет им в полной мере обмениваться сигналами. По мере удаления структуры этих матриц друг от друга эффективность взаимодействия снижается до полного исчезновения при эксперименте на необученных особях (графа _К-К_ в табл. 1).

В случаях попарного использования особей, из которых хотя бы у одной имеется сформированная на условный сигнал психосемантическая матрица, сигналы, возникающие при актуализации такой матрицы (или при экстренном ее формировании у необученного биообъекта во время сочетания условного сигнала с ноцицептивным подкреплением), воспринимаются другой особью также независимо от наличия у нее идентичной матрицы. При этом значимость сигналов такова, что она не приводит к существенным изменениям состояния (по характеристикам ЭКГ), но и не является контекстовой (по характеристикам ЭЭГ). Последнее мы наблюдаем в случаях использования пар, среди которых одна особь является необученной (_К-1_ и _К-2_).

Таким образом, в вышеописанных экспериментах мы наблюдали семантические взаимоотношения животных, при которых уровень значимости сигналов был достаточен для существенного изменения состояния воспринимающей особи. Предположительный механизм таких явлений, по нашему мнению, заключается в своеобразном семантическом резонансе, когда воздействующий сигнал, независимо от своей физической природы, актуализирует либо эквивалентные ему элементы тождественной психосемантической матрицы, либо в силу своей уникальной значимости приводит к актуализации основных матриц жизнеобеспечения.

Образно выражаясь, для того, чтобы как-то модифицировать состояние и/или поведение биообъекта, сигнал должен попасть в строго соответствующую ему зону памяти. Только в этом случае он не будет расценен как контекстовый и в соответствии с величиной своей значимости в той или иной мере актуализирует соответствующую ему психосемантическую матрицу, что и проявится в изменении состояния или поведения биообъекта. Во всех остальных случачаях сигнал является контекстовым, независимо от физической природы его носителя и его мощности.

В дальнейшем именно эти соображения были использованы для построения процедуры семантического драйвера, необходимой для психокоррекции у человека.

Для психики человека в рамках психологических парадигм такое явление описывают как взаимодействие сигнала-денотата с соответствующими ему коннотатами. То, что при этом имеют в виду преимущественно вербальные сигналы, несущественно. Механизм взаимодействия принципиально одинаков и независим ни от физического носителя семантического сигнала, ни от конкретной формы сигнала (вербальной у человека или вокализационной у животного).

С этой точки зрения проблема второй сигнальной системы является достаточно условной и характеризует только количественную разницу в иерархии символов, которыми могут располагать разные виды биообъектов.

Вопрос о роли импринтированной в раннем сенситивном периоде информации в обеспечении зоосоциальных коммуникаций и регуляции поведения отдельной особи хорошо описан в литературе. В выше приведенных экспериментах эта информация, которая в соответствии с используемыми нами концептуальными моделями имеет максимальную эначимость, вероятнее всего, играла определенную роль, что и проявилось статистически в виде случайных результатов реагирования отдельных особей в отдельных экспериментах. Однако выделить эту роль без привлечения дополнительных методических приемов не представилось возможным. Этот вопрос крайне существенен, так как именно импринтированная в раннем возрасте информация служит ядром для обеспечения процессов памяти в течении всей последующей жизни. Здесь уместно вспомнить широко известные случаи дефектов ранней детской социализации, приводившие к необратимым искажениям психики (от Амалу и Камалу, воспитывавшихся дикими зверями, до психопатий и других нарушений вследствие отрыва от родителей и пр. ).

Для изучения механизмов психических расстройств практически важными являются два вопроса:

1) когда, при каких условиях и как формируется патологическая психосемантическая матрица, соответствующая программе неадекватного поведения, и

2) возможна ли такая патологическая модификация памяти, которая не обусловлена научением?

Косвенный ответ на первый вопросы мы уже имеем. Поскольку в условно-интактном состоянии (у контрольных необученных животных и у разнородных особей) восприятие искусственно инициированного семантического сигнала биологического происхождения является случайным событием и статистически существует только у отдельных особей при идеографическом расчете (относительно их собственных реперных значений), то достоверное его наличие у обученных животных и близкородственных особей можно пока удовлетворительно объяснить только научением.

С точки зрения здравого смысла сигналы, не являющиеся стимулами адаптивного поведения, и должны восприниматься как контекстовые, не сопровождаясь при этом существенными изменениями состояния (иначе жизнь была бы невозможна). Те случаи, когда мы наблюдаем _неадаптивное_ поведение (_смерть сочувствия_ по М. М. Хананашвили) или не обусловленные ноцицептивным фактором изменения состоянии (реакции на ЭКГ в наших опытах), можно думать о наличии тождественных психосемантических матриц, аналогичных патологическим при нарушениях поведения. Кроме такого предположения существует вероятность актуализации какой-либо матрицы жизнеобеспечения при поступлении в память сигнала исключительной значимости. По аналогии приведем пример с хорошо известными аудиогенными судорогами у мышей и крыс (но там действуют энергетические, а не семантические стимулы, т. е. не сигналы). Судороги и даже гибель, возникающие при сильном звуковом воздействии у отдельных особей (особенно при наличии генетической предрасположенности у определенных линий животных) ни в коей мере не являются адаптивным поведением. В нашем случае уже семантический сигнал с существенно более слабыми энергетическими характеристиками вызывает в сущности то же самое - актулизацию матрицы, не эквивалентной какому-либо адаптивному поведению.

Как мы убедились, одним из двух достаточно удовлетворительных объяснений такого реагирования в наших моделях может служить наличие тождественного индивидуального опыта. Это может быть обусловлено близкородственными отношениями при совместном содержании или совместным обучением животных.

Второй механизм, включающий участие импринтинга, пока недостаточно ясен.

Итак, мы установили, что при обучении может формироваться психосемантическая матрица, для которой пусковым стимулом является семантический сигнал биологического происхождения. При этом:

1) если у двух особей имеются тождественные матрицы (близкородственные кролики в одном из вариантов экспериментальной модели, описанной нами ранее, и пары обученных в челночных камерах крыс), то семантический сигнал воспринимается как максимально значимый ( т. е. они как-бы _говорят_ на одном языке, полностью _понятном_ обеим);

2) если у особи, являющейся источником семантического сигнала, имеется специально сформированная пеихосемантическая матрица, соответствующая поведению этой особи в ноцицептивной среде (обучение избеганию), то использование пусковых для этой матрицы стимулов - условного сигнала и безусловного подкрепления - приводит к актуализации этой матрицы с возникновением семантического сигнала максимальной значимости. Такой сигнал может быть воспринят даже необученной особью, но интерпретируется ею как контекстовый и не вызывает существенных изменений ее состояния (пары крыс, из которых обучена только особь первой группы). Это можно образно представить, как очень страшный крик, но непонятно о чем;

3) если у обученной особи из второй группы имеется специально сформированная матрица поведения в ноцицептивной ситуации (обучение маловероятному избеганию), то эта матрица постоянно является одной из доминируюших в поведении (эквивалент невротической тревоги), что обеспечивает постоянную готовность к селекции слабых семантических сигналов из окружающей среды. Вероятность восприятия недифференцированного сигнала первой (необученной) особи при этом возрастает, что и приводит к его детекции как контекстового;

4) если обе особи не обучены, то семантическое взаимодействие между ними носит случайный характер и наблюдается у отдельных особей, что можно объяснить наличием каких-то неподдающихся измерению индивидуальных особенностей. В массиве наблюдений эти взаимодействия статистически нивелируются. К тому же известно, что высокая адаптивность поведения (_экологическая пластичность_) может быть генетически детерминирована (например, серые пасюки Ляпуновой). Помещение таких крыс в зкспериментальную ситуацию с возможностью избегания закрытого пространства при криках другой особи показало, что эти крысы в выборе стратегии поведения руководствуются преимущественно семантическими сигналами (Штемберг А. С). Такое поведение непосредственно не связано с двигательной активностью или оборонительным поведением (Симонов П. В. и др) и очень напоминает высшие семантические акты человека, что, видимо, и позволило П. В. Симонову обозначить эту форму поведении как _животный альтруизм_.

В пользу гипотезы о контекстовом восприятии в этих опытах свидетельствует то, что при использовании обученных животных реакции статистически достоверны, в отличие от необученных особей. Это значит, что в определенных условиях ранее контекстовый семантический сигнал может приобретать высокую значимость и актуализировать какую-либо психосемантическую матрицу, что существенно изменяет состояние биообъекта.

Отсюда можно сделать вывод о том, что и у человека в определенных жизненных ситуациях семантические сигналы, обычно контекстовые, становятся значимыми в силу недостаточно изученных причин. Одной из таких причин, как мы видели в экспериментах на животных, может служить контекстовое научение, когда физический носитель семантической информации имеет слишком малую мощность ил и сигнал по иным причинам недоступен пользователю. Под последним мы имеем в виду, как уже было упомянуто, и все случаи подпорогового восприятия у человека. В вышеописанной экспериментальной модели мы проверяли на животных одну не самых невероятных гипотез, касающихся генеза психосемантических расстройств. К сожалению, в нашей постановке исследований, включая приведенный выше пример дистантных взаимодействий биообъектов, достаточно полно изучить все возможные варианты генеза психосемантических расстройств не удалось. Влитературе имеется немало свидетельств в пользу существования дистантных взаимодействий, полученных в экспериментах как на животных, так и на людях (В. П. Леутин). Что касается тривиальных гипотез, например, патогенного действия слова как сигнального раздражителя, то мы уже писали об этом выше. Как известно, в большинстве психодиагностических и психотерапевтических методов используют именно семантические факторы.

Однако существующие методы основаны в основном на эмпирических представлениях. Исследования сенситивных ситуаций на людях, когда возможен импринтинг и формируются те или иные психосемантические, в том числе патологические матрицы, практически невозможны. Поэтому мы вынуждены были прибегнуть к экспериментальному моделированию таких матриц для того, чтобы иметь какие бы то ни было реперные точки для последующих измерений.

Но, прежде чем разрабатывать экспериментальные модели, необходимо было создать приемлемые средства исследования семантической памяти.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒