И.Смирнов, Е.Безносюк, А.Журавлёв 9 страница

Необходимо подчеркнуть, что приводимые в таблицах 2 и 3 результаты являются относительными и правомочны только для слов данного списка: данные этих таблиц нельзя сравнивать между собой. Однако попытка сравнения параметров первых реперных слов (имени и брани) показывает, что реакции на них между списками различаются. Это означает, что психосемантические элементы в нашей экспериментальной модели не существуют сами по себе, а существенно модулируются другими элементами и оцениваются только в связи с их внутренней контекстовой совокупностью. Иными словами, даже ожидаемые реперные точки (реакция на имя как ключевой компонент аутоидентификационной ядерной сферы значимости и реакция на нецензурную брань как компонент матриц избегательного и защитного поведения) подвержены существенным флуктуациям в зависимости от того, в каком контексте эти реперные точки рассматриваются. Это полностью согласуется с основными положениями наших концептуальных моделей, которые рассматривают психосемантические матрицы как многомерные изменчивые информационные структуры, где один и тот же элемент может в зависимости от числа вхождений в Nn-мерных матриц иметь Nn значений.

Слово _животное_ также характеризуется особенной совокупностью признаков: максимальным временем реакции в списке и максимальным парным Т-критерием. Это можно интерпретировать как реакцию на категориальный стимул, который сам по себе не вызывает явлений психической защиты и поэтому не приводит к возрастанию времени реакций на последующие (парные) неосознаваемые бессмысленные стимулы.

Напротив, максимально значимые превышения реакций на неосознаваемые бессмысленные слова, следующие после слов _кошка_ и нецензурной брани, мы склонны в соответствии с традиционными представлениями (McGinnes, Sherman, Костандов Э. А. ) рассматривать как проявление механизмов психической защиты.

С этой точки зрения особо интересным представляется то, что в обоих списках заметны значительно большие количества достоверно отличающихся параметров реакций на осмысленные слова, чем на бессмысленные. Справедливо предположить, что закономерной реакцией на предъявление бессмысленных неосознаваемых слов может быть только реакция перцептивной или иной формы психической защиты, когда статистически значимо реакции на эти слова модулируются предшествующими аверсивными или эскапируемыми стимулами. Это мы и видим: слово _кошка_ и нецензурное слово в первом списке и _страх_ с нецензурным словом во втором списке.

Здравый смысл подсказывает, что ожидать сколько-нибудь значимых статистически реакций на сами по себе отдельно взятые бессмысленные слова не приходится. Следует помнить, что эти слова во избежание случайных ассоциаций программно составлялись для каждого нового предъявления по квазислучайному закону из рандомизированной последовательности букв. Случайные ассоциации, как мы обнаружили в предварительных опытах с регистрацией КГР, могут встречаться: например, слова _мрин_, _рзар_, _цоск_ среди других детерминированных буквосочетаний такой же длины при визуальном неосознаваемом предъявлении оказались статистически значимыми для 5 из 9 испытуемых. В этом случае уже можно заподозрить неслучайность события, но интерпретировать на уровне имеющегося категориального аппарата этимологию таких ассоциаций невозможно без специальных исследований, которых мы не проводили. Необычайно интересны и ценны эксперименты В. В. Налимова, выявившие архетипические зрительные образы, - возможно, имеются некие архетипические языковые корни? В русле гипотез такого направления также интересны представления о языке, изложенные известным русским поэтом Велимиром Хлебниковым (_Наша основа_), а также украинской писательницей Докией Гуменной в ее произведениях (_Родинний альбом_, Нью-Йорк, 1971, стр. 24-151; _Благослови мати! _, Нью-Йорк, 1966, стр. 80-85; Dokia Humenna. The past is flowig into the future. N. Y. 1978. Published by the Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the U. S. ) о связи архаичной символики, семантики с фонетикой в корнях слов различных европейских языков.

Наименьшие средние показатели времени реакций и средние дисперсии оказались на нейтральные для данного контекста слова _стол_ и _стена_, бессмысленное слово _бсзакм_. Последнее было включено для контроля консистентности результатов.

Слово _лукошко_ также оказалось для данного режима предъявления нейтральным, тогда как слово _окошко_ попало в семантический кластер слова _кошка_ (см. рис. 11) по времени реакции. Можно предположить, что при таком предъявлении дескрипторами слова являются первые 4-5 букв (звуков).

На рис. 11 представлены результаты факторного анализа статистических параметров нормированных значений средних показателей времени реакции на осмысленные неосознаваемые слова по всем опытам с первым списком слов. Достоверные значения факторных показателей выделены. При факторном анализе методом экстремальных компонент все наблюдения сгруппировались в 5 факторов, среди которых можно отметить отдельный 3 фактор по слову _кошка_. Интерпретация других факторов на наш взгляд носила бы на настоящем этапе слишком произвольный характер из-за отсутствия достаточной информации о механизмах формирования неосознаваемых ассоциаций.

По величинам показателей средних дисперсий времени реакций на осмысленные слова получены группировки, представленные на рис. 12.

Наиболее общими выводами из эксперимента по моделированиюАЛЛИ могут быть следующие:

1) предложенная модель АЛЛИ адекватна решаемым задачам, поскольку достигнута практическая цель - получены реперные точки для последующих исследований;

2) данная экспериментальная модель позволяет изучать механизмы экстренного формирования АЛЛИ и иерархию доминирующих психосемантических матриц аналогично тому, как это описано в литературе (Виноградова О. С., Ушакова Т. Н., Раевский А. М. );

3) иерархии статистических результатов на группе добровольцев в целом соответствует результатам, ранее полученным упомянутыми авторами при осознаваемом предъявлении, но из-за применения прецизионных условий эксперимента и статистического анализа имеет значительно большую дифференциацию и предоставляет больший простор для дальнейших исследований и интерпретаций;

4) полученные реперные точки позволяют заменить общие представления об ориентировочных и оборонительных реакциях на семантический стимул на более детализированный аппарат категорий: а) алертизирующие стимулы (требующие при психосемантическом анализе большего когнитивного времени и вызывающие увеличение показателей времени реакций), эквивалентные стимулам ориентировочного поведения, повышающим уровень бодрствования и, в случае осознаваемого предъявления, активирующие внимание; б) стимулы, сильно подверженные влиянию контекста (сопровождающиеся большими средними дисперсиями показателей времени реакций); в) аверсивные или эскапируемые (ноцицептивные) стимулы сопровождающиеся статистически достоверными особенностями реагирования на неосознаваемые бессмысленные слова, следующие по порядку пар предъявления за данными стимулами, в сочетании с какими-либо статистическими особенностями реагирования на сами данные осмысленные стимулы); г) нейтральные или предпочитаемые в данном контексте стимулы (сопровождающиеся статистически наименьшими показателями времени реакций).

Как известно, каждое слово выполняет две функции: обозначает определенный предмет или событие и является сообщающим фактором, относящим эти предмет или событие к определенной категории. Эта категория включает в себя большое количество ассоциативных связей внутри сложной семантической сети, которая актуализируется каждым конкретным воспринятым словом. Поэтому, предъявляя человеку какое-либо слово, можно ожидать от него не случайного реагировании, а закономерного, так или иначе связанного со значением предъявленного слова. На этом и основаны ассоциативные методы изучения семантических полей, описанные в литературе, равно как и разработанные нами методы психосемантического анализа, один из которых был использован при экспериментальном моделировании АЛЛИ.

В заключение данного раздела отметим, что в нашу задачу не входило исследование динамики искусственного АЛЛИ во времени и возможных его поведенческих проявлениях вне условий эксперимента (изменилось ли отношение к кошкам и пр. ).

Общими выводами для данной главы могут быть следующие:

1) реально создание средств психосемантического анализа на уровне завершенных технологических процессов, исключающих волевой контроль и участие сознания субъекта;

2) это реально и для исследований психики животных, но на имеющемся техническом уровне приходится ограничиваться косвенными моделями, использующими биогенные семантические сигналы, специально ослабляемые для возможности аналогизирования с неосознаваемым восприятием у человека;

3) такие средства впервые позволят исследовать истинные механизмы психосемантических расстройств, не опосредованные редактирующими и контролирующими функциями зон памяти, доступных пользователю (у человека - сознанию);

4) в эксперименте показано, что семантические сигналы, предъявляемые на уровне, недоступном пользователю, способны приводить к существенным изменениям состояния и поведения человека, из чего можно сделать предположение об их возможном участии в этиологии психических нарушений;

5) экспериментально выработаны первые статистические реперные критерии, пригодные для прямого измерительного исследования неосознаваемых сфер психики;

6) разработана первая экспериментальная модель акцентного локуса латентной информации, не основанная только на научении, а прямо использующая экстренную перестройку психосемантических матриц с присвоением им доминирующей значимости;

7) экспериментальная модель АЛЛИ может являться лабораторным эквивалентом реально существующих психосемантических расстройств, лежащих в основе психических нарушений или им сопутствующих.

Исследования семантической памяти в норме и при некоторых психических нарушениях

Как уже было упомянуто в предыдущей главе, ради сокращения времени обследования, при котором необходимо было предъявлять очень большое количество семантических стимулов, мы решили отказаться от традиционно используемых физиологических параметров - кожно-гальванической реакции и плетизмограммы, - и использовать для тех же целей психосемантического анализа более _быстрые_ параметры. Анализ литературы показал, что среди наиболее быстро развивающихся и быстро протекающих физиологических реакций максимально подходящими для наших задач являются вызванные потенциалы (ВП) головного мозга. Кроме того, по характеристическим временам привлекла внимание такая поведенческая реакция, как сложная зрительно-моторная реакция. Поскольку неизвестно было, позволит ли дисперсия данных параметров использовать их в качестве измерительного критерия для оценки реакции на семантический стимул, мы провели обширные предварительные исследования, в которых сопоставляли указанные параметры с традиционными и различным образом комбинировали при этом методы предъявления тестирующей информации и способы статистического выделения сигнала из _шума_. В результате сложилось несколько алгоритмических решений, в основу которых были положены три общих признака: элементы психосемантического анализа, неосознаваемый ввод информации и учет неосознаваемых ответных реакций.

Под психосемантическим анализом мы подразумеваем активные методы исследования психики в противовес пассивным - анализу самоотчета, опросникам, контент-анализу речи и мн. др. Активными мы их называем потому, что они всегда включают специально организованное тестирующее воздействие в виде предъявления семантического стимула, который может быть осознаваемым или неосознаваемым.

Реакция на стимул, которая и подлежит анализу, также может быть осознаваемой или неосознаваемой. К числу последних относятся физиологические реакции (за исключением специально выработанных осознаваемых физиологических навыков).

Осознаваемыми обычно являются поведенческие реакции. Однако это не всегда так. Можно, например, измерять время реакции (ВР) нажатия на кнопку при предъявлении стимула, который маскирует ранее предъявленный неосознаваемый стимул. В этом случае можно ожидать некоторой модуляции времени реакции, величина которой будет определяться индивидуальной значимостью неосознаваемого стимула. При этом из вполне осознаваемой реакции будет выделяться ее неосознаваемый компонент.

Именно эта гипотеза и легла в основу методов компьютерного психосемантического анализа (КОПС), которые в различных вариантах применяются нами как для исследовательских целей, так и для клинической и прикладной психодиагностики.

Экспериментальная модель акцентного локуса латентной информации (АЛЛИ) дала нам, кроме уверенности в правомочности использования времени сложной зрительно-моторной реакции в качестве измерительно-информационного критерия, еще и конкретные реперные признаки, позволяющие разносить ответные реакции в семантическом пространстве таким образом, чтобы получить иерархию сфер значимости, определить возможные АЛЛИ и интерпретировать это в категориях мотивов, интра- и интерпсихических конфликтов.

Известно, что первые исследования _психического_ компонента при различении электрокожных сигналов справа и слева проведены еще в прошлом веке. Обзор этих работ проводит в своей монографии Е. И. Бойко, подробно описывая результаты ассоциативного эксперимента Юнга, при анализе которых было обнаружено, что время реакции обычно удлиняется при предъявлении эмоционально значимых слов. Кроме того, если нейтральные слова следовали непосредственно за эмоциональными, то время реакции на них также удлинялось (в эксперименте по моделированию АЛЛИ мы получили схожие результаты). Юнг назвал это явление персеверацией, что было использовано им для развития представлений о _комплексе_ как о сложной совокупности аффективно связанных ассоциаций, погруженных в неосознаваемую психическую сферу.

В. Вундт считал, что _чувство есть реакция центральных функций сознания, т. е. апперцепции, на отдельные переживания в сфере сознания_. В наше время уже говорят и о неосознаваемых эмоциях. Эволюция взглядов определяется эволюцией технологий. Как только появились средства ввести в семантическую память информацию, минуя сознание, и как только это выявило огромное поприще для исследований, вновь ожила потребность в создании аппарата понятий. Например, имеем ли мы дело с эмоциями, когда вводим информацию на неосознаваемом уровне? Л. Г. Воронин и В. Ф. Коновалов считают, что неосознаваемыми воздействиями можно существенно изменить эмоциональное состояние субъекта. Но ведь, как мы уже рассмотрели при первоначальном анализе литературы, семантическую информацию можно вводить не только минуя сознание, но и отключив его! При этом семантические посылки будут вызывать закономерные ответные реакции. То есть, семантическая память функционирует и независимо от сознания. А раз нет сознания, то уместно ли говорить об эмоциях? Вслед за чрезвычайно оригинальной и продуктивной _информационной_ теорией П. В. Симонова в соответствии с нашими концептуальными моделями, можно описать эмоцию как доступный пользователю (сознанию) дискрет состояния, эквивалентный ключевым элементам конкретной психосемантической матрицы. При этом, будучи компонентом адресно-командного кода, такой дискрет может быть обнаружен и использован для идентификации других элементов кода совершенно независимо от сознания: минуя его или при отключенном сознании. Сознание выполняет роль коммуникатора, позволяющего пользователю выбрать то или иное решение из множества, руководствуясь при этом не внутренними приоритетами отдельных матриц, а сообщениями от других коммуникаторов, т. е. социальными интеракциями. В этом случае эмоции являются сигналами приоритетов отдельных поведенческих программ. Вне сознания, понятие _эмоция_ эфемерно. С операциональной точки зрения удобнее пользоваться представлением о дискрете состояния как о совокупности мгновенных значений основных жизненных функций, в сочетании с которыми семантической памятью была воспринята информация.

Отсюда вполне ясно, почему, восстановив некоторое состояние, мы при этом оживляем и воспринятую ранее в этом состоянии информацию (диссоциированное обучение, односеансовое обучение, обучение на фоне эмоциональных состояний). Причем, судя по данным литературы, чем ближе воспроизводимое состояние к тому, на фоне которого вырабатывали навык, тем эффективнее он воспроизводится. Предъявив семантические элементы, эквивалентные сформированной на данном дискрете состояния психосемантической матрице, мы можем актуализировать и состояние. В этом случае при наличии сознания возникает эмоция. Точность воспроизведения всей данной матрицы будет определяться в обоих случаях количеством используемых элементов ее кода.

Подобными упрощенными рассуждениями мы рискуем навлечь на себя обвинение в лапидарности, поэтому еще раз напомним, что упрощения необходимы для ограничения уровня концептуализации минимально достаточным для построения эффективных экспериментальных моделей и создания инструментальных средств исследования.

Средние значения простой сенсомоторной реакции, например, в виде нажатия на кнопку при предъявлении недифференцированного зрительного стимула, колеблются в очень широких пределах: от 100 до 1500 мсек. На величину простой реакции оказывают влияние многие факторы. Так, например, показано, что в зависимости от наличия альфа-ритма в ЭЭГ среднее время реакции возрастает до 275. 22 мсек в сравнении с 203. 67 мсек у тех же испытуемых при отсутствии альфа-ритма (Adler, Sifft). С альфа-ритмом ЭЭГ связывают время реакции и Ю. Г. Шпатенко и В. В. Даниловцев: чем выше индивидуальная частота альфа-ритма, тем короче латентные периоды простых сенсомоторных реакций и реакций выбора из двух альтернатив.

В. П. Латенков и Г. Д. Губин показали, что время реакции, подчиняющееся динамическим флуктуациям, связанным с циркадным ритмом, под действием алкоголя приобретает совершенно новый ритм - гиперкимический (возрастают амплитуды трех- и четырехчасовых колебаний).

Существуют и иные механизмы формирования времени реакции. Так, при постукивании по электрической кастаньете в ритме метронома при интервалах 0. 3 - 0. 5 сек. ритм реакций определялся не альфа-активностью мозга, а статистическим _белым шумом_, а у лиц, тренированных в области искусственно изменяемых состояний сознания - _шумом_ 1/F (Mushra и др. )

На время реакции влияет также место предъявления стимула в ожидаемом поле (и, видимо, характер сканирования букв на устройстве предъявления), а также предварительная установка глаза на цель (Fisher, Rogal).

Rockstroh и др. у 20 человек, обученных с помощью обратной связи изменять величину и знак медленного потенциала головного мозга, определяли время реакции выключения акустического белого шума, предъявляемого на фоне либо негативной, либо позитивной фазы медленного потенциала. Оказалось, что на фоне отрицательной фазы время реакции в среднем меньше на 1З мсек, что, по мнению авторов, отражает преднастройку к действию.

Поскольку процесс различении сигналов имеет непостоянную скорость и протекает в течение 1000 мсек, т. e. интервала, равного периоду альфа-веретена ЭЭГ, существенное влияние на конечную скорость этого процесса оказывает количество символов в стимуле (Бовин В. Г. ).

В обзорной работе Elsass приводит данные измерений времен реакций в различных ситуациях и делает вывод о преимущественной информативной ценности этих измерений для определения дисфункции мозга.

Огромное влияние на время реакции оказывает операторская мотивация - заинтересованность испытуемого как можно быстрее нажать на кнопку при появлении стимула и т. п. Э. А. Костандов и Ю. Л. Арзуманов показали, что в условиях повышенной мотивации, когда испытуемый стремился как можно быстрее нажать на кнопку, чтобы избежать электрокожного удара и получить награду, время реакции значительно сокращалось. При этом в области вертекса наблюдали сдвиг медленного постоянного потенциала.

Srebro предъявлял на фоне _шума_ в течение 34 мсек. лица или геометрические образы и цифры в течение 1. 7 мсек. и регистрировал вызванные потенциалы и время реакции. Пространственно-временные характеристики ВП различались в зависимости от предъявления лиц или геометрических фигур. Наибольшая амплитуда ВП, независимо от полярности, отмечалась в височных отведениях. Экстремум кривой ВП (206 мсек) при предъявлении лиц был на 196 мсек. ранее времени реакции.

Э. А. Костандов и Т. Н. Важнова не обнаружили корреляции между латентным периодом компонента Р300 и временем реакции на зрительный стимул. Амплитуда данного компонента в вертексных отведениях была выше, чем в затылочных.

А. Р. Шарипов обнаружил, что возрастание времени реакции в задачах, сопряженных с необходимостью различения императивного стимула, сочетается с усилением ранней негативности в теменно-центральных отделах и со снижением амплитуды N 100.

Кок с соавт. показали, что время реакции и параметры вызванной активности меняются в зависимости от того, в каком полуполе зрения предъявляли стимул, что авторы объясняют асимметрией сенсорных входов в разные полушария мозга.

Пространственно-временная организация негативных компонентов ВП на зрительный стимул в сочетании со временем реакции исследована В. П. Рожковым, который связал уменьшение времени реакции с предварительным развитием ВП в центральной и затылочной областях. Близкие данные приводят А. А. Пирогов и И. Месарош, показавшие, что по мере становления навыка нажатия кистью руки альфа-активность в световых зрительных потенциалах после поздних компонент в окципитальных отведениях синхронизируется.

Анализ литературы по исследованиям времени реакции создает впечатление, что этот параметр в силу его относительной _быстроты_ целесообразно использовать в психосемантических методах. Среди других связанных с событием реакций наиболее быстро развиваются во времени вызванные потенциалы головного мозга, обзоры исследований которых можно найти в работах Л. Р. Зенкова и М. А. Ронкина, А. М. Иваницкого, В. Л. Татко. Компонент ВП Р300 рассматривают как составляющую ориентировочного рефлекса, идентичную кожно-гальванической реакции (Schandry и др. ) и коррелированную с релевантными задаче стимулами (Костандов Э. А. ).

Остановимся более подробно на тех работах, которые имеют непосредственное отношение к решаемым нами проблемам.

Stradburg и др. у 15 испытуемых регистрировали связанные с событием потенциалы, возникавшие в ответ на предъявление в течение 50 мсек набора из 12 букв. Задание сводилось к необходимости нажатия на кнопку или определении наличия в предъявляемой совокупности букв Т и F. Поскольку компонент М2 всегда обнаруживался при выполнении задании, а компонент Р3 - только при правильном его выполнении, авторы сделали вывод о связи М2 с процессом категоризации стимула, а Р3 - с оценкой принятого решения. Однако при анализе таких работ следует иметь в виду, что на скорость физиологических реакций в таких случаях могут влиять недостаточно учитываемые многими исследователями факторы. Применительно к данным Stradburg можно предположить, что имело место влияние знакомости слова по его лексическим характеристикам (Flowers J. Н., Lohr D. J. ), чего авторы не учли. Burgess также показал, что априорное знание (вероятностная категоризация при антиципации) существенно улучшает качество обнаружения сигнала на уровне _шума_. Автор уподобляет этот процесс стратегии Байеса. Повторное предъявление слов списка или опознание слова, близкого по смыслу к ранее предъявленному, приводит к укорочению времени реакции и увеличению амплитуды N400 (Rugg).

На процессы, в большинстве случаев описываемые как нечто однозначное, например, ВП в ответ на вспышку, на самом деле влияет очень большое количество факторов: не только значимость стимула и предшествующее знание о нем, но и текущее функциональное состояние. Как зрительные, так и слуховые ВП зависят от уровня внимания (Collet, Duclaux) и когнитивной сложности решаемой задачи (Frederico). Последнее открывает широкие перспективы для исследований интимных различий семантических стимулов в связи с одаренностью, способностями, когнитивным стилем (Frederico, Braun, Baribeau). Вызванные потенциалы используют для определения индивидуальных различий в процессе усвоения новых идей (Federico), для оценки степени нарушении сознания (Zettler, Кnebel), при изучении нарушений когнитивных функций у больных шизофренией (Кoukkou, Buttmann) и мн. др.

Н. А. Аладжалова и С. В. Квасовец показали, что в потенциалах головного мозга присутствует сверхмедленный ритм, который совпадает с колебаниями эмоционального состояния. А эмоциональные сдвиги, как и колебания внимания, при решении вербальных и пространственных задач существенно изменяют электрографические характеристики мозга (Балабанова В. А., Кудинова М. П., Мыслободский М. С., Лутин В. П., Николаева Е. Е., Мачинская Р. И. ). Но ведь медленные колебания потенциала могут модулировать более быстрые и, кроме того, они сами развиваются при предъявлении значимого стимула (Костандов Э. А., Арзуманов Ю. Л. ) А. М. Иваницкий с соавторами пишут, что для _адекватного восприятия слабо различающихся по интенсивности вспышек света необходима стабильность условий, в которых происходит восприятие. Одним из этих условий является, видимо, постоянство направления в сдвиге потенциала коры_. На связь медленных колебаний с процессами активации внимания указывают многие авторы (Илюхина В. А., Кожушко Н. Ю., Швинд И. и др., Коган Е. А). Перемещения людей в новые климато-географические условия, приводящие к развитию медленных колебаний биоритмов, неодинаково влияют на фиксацию и воспроизведение эмоциогенных и нейтральных слов (Ильюченок Р. Ю. и др. ). Известно, что медленные колебания межполушарной активности отражают множество быстрых реакций и состояний при когнитивных процессах (Орбачевская Г. Н., Сербиненко М. В. ). Медленные процессы (условная негативная волна)способны существенно искажать форму Р300 (Ruckin E. A. ). Роль медленных процессов в субъективной переработке сенсорной информации для многих исследователей неоспорима (Филимонова Т. Д. ), а Heider и др. вообще пытаются объединить в единое целое вызванные потенциалы с латентностью до 300 мсек, условные негативные отклонения и волну ожидания. Elton также обнаружил корреляцию между условным негативным отношением и параметрами ВП в ответ на обусловленное инструкцией нажатие на кнопку при появлении акустического стимула у здоровых и у больных психозами. При наличии альфа-ритма порог восприятия зрительного стимула и латентный период реакции были больше, чем при десинхронизированной ЭЭГ (Radil и др. ). Регистрируя при этом плетизмограмму полового члена, авторы установили, что развитие сексуального возбуждения при предъявлении порнографических образов коррелировано с амплитудой Р300.

Предположение о том, что на форму Р300 будет влиять то, в какую фазу альфа-волны ЭЭГ был воспринят семантический стимул, не подтвердилось (Reuter, Linke, 1987), зато существенно влияли вероятностные характеристики стимула (Bjscj и др. ). Но при слиянии ВП за счет наложения друг на друга при быстром предъявлении стимулов возникает реакции усвоения или ответ устойчивого состояния (Cammann, Girov), который, по нашему мнению, может быть использован как коррелят психосемантических процессов.

Процесс обучения при предъявлении зрительного стимула, подкрепляемого словами _хорошо_ или _плохо_ в зависимости от оценки определяемой величины микроинтервала времени, сопровождается изменениями амплитуды Р300 (Костандов Э. А. и др. ). Ранее Э. А. Костандов показал, что если подкрепляющий раздражитель эмоционально значим и осознается, то отмена подкрепления приводит к существенному возрастанию вызванного ответа.

Швегждас А. и др. показали, что при антиципации в виде принятия решения о характере предполагаемого стимула (что могло иметь место в ситуациях, описываемых в двух последних работах) могут быть модулированы и более ранние компоненты ВП: в затылочных отведениях амплитуда Р118 - N 162 и N164 - Р226 возрастала в случае несовпадения ожидаемого и предъявляемого стимула. Э. А. Костандов и др. обнаружили, что амплитуда РЗОО возрастает при правильной идентификации микроинтервала времени между стимулами.

В работе Б. И. Кочубей на близнецах показано, что генотип существенно влияет в ситуации вызванной ориентировочной реакции на амплитуды КГР, N1000 и P180. При этом около половины вариативности амплитуд обеспечивается влиянием условий обитания. Dincheva и др. обнаружили у интровертов, в отличие от экстравертов, снижение амплитуды условной негативной волны в переднемозговых отделах при отвлечении внимания от операторской деятельности.

Г. А. Элькиной и Я. А. Васильевым получена прямая зависимость между увеличением времени правильных ответов при запоминании стимулов в кратковременной памяти и синхронностью потенциалов височных областей. Заметим попутно, что большинство методов определения синхронности, например, способ С. В. Квасовца и О. О. Суханова заключающийся в определении синхронности фаз волн ЭЭГ, не всегда удовлетворительно решают задачу выделения сигнала из _шума_ при условии предъявления семантического стимула.

Кроме того, в этих случаях вступают в игру _коварные_ правила статистики: _для устранения чисто случайных помех применяется хорошо разработанный, классический аппарат математической статистики. На его основе определяются такие вероятностные характеристики, как средние величины, дисперсии, вероятности и т. д. В присутствии же помех, которые создаются сознательно, найти указанные характеристики классическими статистическими методами не удается. Это объясняется тем, что классические статистические методы эффективно применяются в условиях неопределенности, которую можно устранить при достаточно больших и представительных выборках. Между тем... к случайным помехам добавляются помехи, которые тем или иным образом _портят_ саму выборку и увеличивают неопределенность настолько, что нарушаются условия применения известных статистических методов_ (Симонов П. В., Анисимов С. А. ). Hashcke предлагает основываться на теории функциональных систем и применять статистические методы для выделения реакции. Попытки математического моделирования существующей в реальных экспериментах вариабельности ответных реакций ограничиваются необходимостью выбора только нескольких _рисков_ из множества (Bloxom, 1985), тогда как реальная ситуация дает такое множество помех, что их и перечислить невозможно. Это и приводит к разногласиям в литературе. Э. А. Костандов и Ю. Л. Арзуманов прямо пишут, что вызванные потенциалы у каждого испытуемого в разные дни исследования были разными и лишь в одном случае устойчивыми. Авторы при этом предъявляли в течение 200 мсек стимулы равной длины с интервалом 5 сек и усредняли по 50 реализаций на вертексе и затылке. Эмоционально значимые стимулы в затылочных отведениях давали большую, чем нейтральные, амплитуду Р300 с меньшим латентным периодом. У двух из десяти испытуемых эта амплитуда была, наоборот, меньшей, но в вертексе отличий не было. Эти же авторы приводят аналогичные результаты и в другой работе.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒