Глава 2. Раменское

Пл. 47 км

Глава 2

Витя не то чтобы Малаховку не любил, просто это место напоминало ему болотную топь, в которой всё замерло. Он и до знакомства с Ярцевым частенько бывал здесь, и вот уже на протяжении многих лет ничего не менялось, даже его старые приятели остались прежними, будто законсервированными в тормозном масле. Аллочка с Колей были другими. Может, потому что в каком-то смысле вырвались из этого болота? Их жизнь протекала вне родных мест, они заводили новые знакомства, стремились к чему-то, не прирастая намертво к Малаховке. Само это название Гридневу казалось каким-то страшным диагнозом. Но ради Аллочки он готов был на какое-то время окунуться в эту топь со всеми её обитателями. Её прошлый День рождения они с размахом отметили в ночном клубе, но в этом году ей вдруг захотелось собрать старых и новых друзей у себя дома. Захотелось чего-то тёплого, домашнего.
Гриднев и с присутствием Эдика заранее смирился. Выбора не было. Ярцев на следующее же утро после их первой встречи с блаженной улыбочкой вплыл в последний вагон, придерживая за плечо белобрысую пародию на человека. Оказалось, что Рашкину нужно вставать всего лишь на десять минут раньше обычного, чтобы ездить со «спартанцами» по утрам на одной электричке. Да и после учёбы, если он будет порасторопнее, как накануне, «47-ой» с удовольствием или без домчит его в своих душных объятьях до дома.
Вите навязанная компания не нравилась. И хотя Эдик, кроме «Привет» и «Пока», никогда и слова ему не говорил, само его присутствие бесило. Тимуру же Рашкин нравился. Они всегда находили общие темы и трепались, не затыкаясь ни на минуту, что порядком раздражало. А ещё взгляд Кольки, полный обожания и какой-то отеческой гордости. Подобрал убогого…
Ничего. Выдерживает же он ежедневно по будням этого небесного, потерпит и на выходных. Одноразовая акция смирения. Ради Аллочки, которой, к слову, Ярцев не рассказал ни о встрече с Рашкиным, ни о его приходе. Решил приятный сюрприз сделать и теперь то и дело поглядывал на телефон в ожидании намеченного времени.
Погода, конечно, к посиделкам у мангала не особо располагала, но отсутствие дождя было уже своего рода поводом устроить шашлыки. Весна в этом году не баловала теплом, поэтому любые прояснения встречались восторженно и сопровождались у большинства населения вылазками на природу. Аллочка жила в частном доме с большим двором и вместительной беседкой, поэтому далеко идти или ехать не было необходимости.
— Селезнёва, с днюхой! — Ксю, как все называли подругу Аллы, буквально ввалилась в калитку, с ходу перебрасывая огромный пакет в руки открывшему ей Коле. — Взяла всё, что просили.
— По звону понятно, — усмехнулся Ярцев.
— Спасибо, Ксю, — Аллочка поцеловала подругу и сунула любопытный маленький носик в бумажный свёрток, протянутый ей. Её глаза маньячно блеснули, и Витя даже представить боялся, что же такого ей подружка подарила.
Собрались уже все, а Эдика, к радости Гриднева, не было. Стоило порадоваться буквально мгновение, как все загудели, обернувшись к высокому забору. Витя тоже оглянулся и невольно улыбнулся: воздушные шары, накачанные гелием, так и норовили взмыть в небо. Их было очень много. Аллочка замерла, глядя на эту красоту, а Коля уже спешил открыть калитку и представить взору именинницы гостя, которого она точно не ожидала увидеть. Рашкин с трудом и не без помощи Ярцева внёс во двор две огромные связки шаров. Его не было видно из-за них, разве что ножки-спички, обутые в красные кеды, по которым Гриднев и узнал ущербного.
— С Днём рождения! — прогудели из-за шаров. Селезнёва застыла на мгновение, а потом, странно вскрикнув, рванула одну связку в сторону, выпустила её из рук и снова замерла, вглядываясь в знакомое до трогательных слёз лицо.
Шары полетели в небо, стремительно набирая высоту.
— Эд! — она бросилась к нему на шею, визжа и всхлипывая, из-за чего Рашкин невольно разжал пальцы, и вторая связка шаров рванула ввысь. Шары были некрепко связаны между собой, поэтому ветер разбросал их в стороны.
— Здорово вышло! — Ти подошёл к брату и ткнул ему под нос свой телефон. Он сделал отличные фотографии: на них были и шары в небе, и моменты до, включая ошарашенное лицо Аллы и крепкие объятья, из которых она всё ещё не выпустила бывшего одноклассника.
Так бывает, что люди теряются, даже живя рядом. Да, в школе Аллочка и Эдик были довольно близки, но, когда Рашкин ушёл, жизнь закрутила. Не было никаких обид и разногласий, но так сложилось. Они даже в социальных сетях не общались, просто висели друг у друга во френд-листе ещё со школы.
Эдик обнимал девушку и шептал что-то на ухо. Его узнали и остальные, но не спешили подходить, позволяя имениннице насладиться невероятно приятной встречей.
Витя видел в глазах гостей и одобрение, и радость, и равнодушие, но никто не смотрел на Рашкина с неприязнью. Странно, а ему казалось, что гомосек по жизни был изгоем.
Когда Селезнёва, справившись с эмоциями, отстранилась, Эдик достал из кармана толстовки бархатную синюю коробочку и вложил подруге в руку. Алла решительно открыла её и, присвистнув, выдохнула:
— Помоги.
Она собрала густые рыжие кудри в хвост и приподняла его. Рашкин застегнул на её шее цепочку и поправил кулон. Солнце. Золотое солнце. Изящная вещь, достойная Аллочки.
Да, Эдик мог позволить себе подобные подарки. Гриднев с первой встречи понял, что мальчик не из бедных. Но даже он не посмел бы обвинить Рашкина в попытке выпендриться или похвастаться, потому что трогательную искренность в глазах бледной моли не увидел бы только слепой. Он делал подарок от души. И если бы нашёл полевые цветы, так любимые Аллой, нарвал бы и принёс, не задумываясь о крутизне и прочем.
Так поступают друзья…
И всё же Вите не нравился Эдик. Очень не нравился. Всем. Чувства отвращения и омерзения к нему переполняли Гриднева. Не потому, что Рашкин был плохим человеком, нет, а потому, что на лбу у него надпись горела «ПЕДИК». И кто бы что ни говорил, в обратное Витя верить отказывался.
— Ты почему девушку свою не привёл? Алина, кажется? — Коля положил свою лапищу на тощее плечо Эдика.
— Мы расстались, я разве не говорил?
— А что так?
— Да вот…
Гриднев ловил каждое слово.
— Ага, отмазывайся, гомик, — пробормотал он под нос, делая вид, что очень занят изучением серого неба и совсем не слышит разговор, происходящий буквально в двух шагах от него.
— Что? — переспросил Рашкин, резко обернувшись.
— Ничего, — Витя усмехнулся и пошёл к мангалу, возле которого суетились приятели Ярцева. Лучше им помочь, чем беседовать с этой ошибкой природы.
Тимур, оставшись в одиночестве, тут же был окружён подругами Аллочки. Ожидаемо. Всё же он умел производить на девушек впечатление, даже не стараясь. Само собой выходило. С одной стороны, открытый и весёлый, с другой — хранящий в себе какую-то загадку. Что уж скрывать, Ти бессовестно пользовался каждой возможностью, а возможностей было предостаточно. Ему действительно достаточно было щёлкнуть пальцами… Витя не завидовал брату: в его состоянии подобное внимание было бы лишь в тягость. Склонности к истерии он тоже не имел, поэтому не спешил записывать себя в импотенты. Он прочёл довольно много информации по болезненному вопросу и знал, что подобное не редкость, он не грёбаное исключение из правил и уж точно не педик, несмотря на произошедшее в Бангкоке. Что-что, а вздрочнуть под гейское порно у него желания не возникало. А сны… Это последствия, без которых, увы, не обошлось.
Взгляд невольно возвращался к Эдику. Если говорить начистоту, Витя довольно равнодушно относился к самому явлению гомосексуальности — за закрытой дверью под одеялом пусть хоть оргии кровавые устраивают, но не надо демонстрировать это общественности. Не все хотят знать, что это такое и с чем его едят. Не выносил Гриднев очевидных педиков, мерзких существ, пославших к чертям собачьим законы природы. Ну нравится тебе задницу подставлять, вперёд, но какого хрена ты просвещаешь об этом окружающих? Витя вообще не любил, когда кто-то говорил о своих сексуальных увлечениях — это неуважительно по отношению к партнёру. Его брат ни разу не позволил себе ни словом, ни взглядом унизить ни одну из тех, с кем был близок. Он ловко уводил нить разговора в другое русло, когда кто-то из приятелей пытался выспросить у него интимные подробности, касающиеся той или иной девушки.
А эти разукрашенные гомики не лучше проституток, выставляющих себя напоказ, — это не люди, а дешёвый товар сомнительного качества. И Рашкин один из них. Он не красится, юбки и розовые лосины не носит, не манерничает, но чувствуется в нём за версту ЭТО. Прёт прямо, как из открытого канализационного люка. Побороть отвращение Гриднев не мог.
— Влюбился? — Тимур возник рядом из ниоткуда.
— А?
— В Эда, говорю, влюбился? Смотришь на него странным взглядом: то ли трахнуть хочешь, то ли расчленить и по пакетам фасовочным распихать. Не пойму никак, что именно…
— У тебя больная фантазия, малыш. Он отвратителен.
— Чем?
— Он педик.
— Во-первых, Эдик не гей, — Ти надавил на последнее слово, — во-вторых, окажись он таким, лично меня бы это не заботило. Какое твоё дело? Не все геи горят от желания трахнуть тебя, поверь.
— Ага.
— То, что на тебя запал один из них, не значит, что каждый от твоего взгляда готов на спину упасть, — Тимур сбавил тон до шёпота.
— Не напоминай.
— Ты сам не можешь отпустить это и оставить в прошлом. Цепляешься, как закомплексованный неудачник. Или, прости, пытаешься в чём-то себя убедить.
— Я не такой! — Витя посмотрел на брата чуть ли не с ненавистью.
— Не ори. И прекращай уже быть мудаком, — Ти покачал головой и направился прямиком к Рашкину, болтающему с бывшими одноклассниками.
Гриднев-старший досадно сплюнул и заозирался в поисках Игорька Тузова, взявшего на себя роль разливающего. Хотелось напиться до поросячьего визга и полной отключки мозга, сейчас готового взорваться в любой момент. Он никогда не был любителем выпивки, предпочитая здоровый образ жизни, но без фанатизма. Всё же подростки склонны к некоторым авантюрам независимо от убеждений. Витя мог позволить себе расслабиться изредка в компании друзей, но всегда держал ситуацию под контролем и следил за братом, которому как раз не хватало чувства меры. Сегодня же он мысленно послал всё в далёкие дали. Иногда нужно ослаблять поводок самому себе.
Игорёк организовал бар в беседке, выставив на стол бутылки в ряд, и вереница «посетителей» медленно вплывала в ворота, ведущие, как он говорил, прямиком в Эдем. Закуска была тут же, на столе (спасибо девочкам, быстро накрывшим стол), шашлык выхватывали буквально из рук у занимающихся им Лёши и Сергея. Решив не собирать всю толпу за столом в беседке, Аллочка с бокалом вина ходила от компании к компании, принимая поздравления.
— Тебе чего? — Тузов закатал рукава серого джемпера.
— Водки, — окинув взглядом бутылки, выдохнул Витя.
— Вот так сразу? Может, с малого начнёшь? Понижать-то нельзя.
— Нет, давай сразу.
— С соком?
— Игорёк!
— Понял.
— О, кто-то в скверном настроении? — Ярцев, подойдя сзади, от всей своей широченной души приложил друга кулаком между лопаток.
— Осёл! — Гриднев едва не рухнул на стол от удара.
— Не рассчитал, — Коля безмятежно улыбнулся. — Игорь, плесни коньячку.
— Будет сделано! — Тузов шутливо шаркнул ногой.
Витя взял пластиковый стакан и вздохнул, подумав, что Игорь перестарался, потому что водка в любую секунду готова была выплеснуться при малейшем неосторожном движении. Обойдя шкаф по фамилии Ярцев, он вышел из беседки и неторопливо пошёл к Алле, как на грех стоящей возле белобрысого хмыря.
Аллочка Селезнёва была дьявольски красива: огненной лавой на её плечи и спину падали тяжёлые кудри, большие зелёные глаза с хитринкой могли растопить нежностью, а после взмаха густых ресниц уничтожить ненавистью, бледно-розовые губы хотелось искусать, чтобы кровь прильнула к ним, окрасив тёмным, а гладкая кожа, будто поцелованная солнцем, вызывала нестерпимое желание прикоснуться к ней, провести пальцами по каждой маленькой веснушечке — ведьма. Именно на таких мужчины оборачиваются взглянуть, капая слюной на собственные ботинки. Но только отмороженные рискнули бы подойти к этой неземной красоте, рядом с которой неизменным стражем был Коля Ярцев, детинушка богатырского телосложения. Как вообще эти двое стали парой — вопрос, которым задавались многие до того, как близко знакомились с обоими. После близкого знакомства становилось понятно, что иначе быть не могло — они созданы друг для друга.
Гриднев обнял одной рукой девушку, нашёптывая на ухо тёплые слова и пожелания. Аллочка улыбалась, обнимая друга в ответ. Её улыбка сияла солнцем, которого так не хватало. Отстранившись, Витя опрокинул в себя стакан, уничтожая содержимое большими глотками, чтобы не обжечь горло. Он поморщился и сделал несколько коротких выдохов.
— Вот, — Эдик протянул ему невесть откуда взявшийся кусок чёрного хлеба.
— Не надо, — отмахнулся Гриднев.
— Закуси, — Рашкин впихнул ему в руку хлеб. — Плохо же будет.
— Он прав, Витюш, давай, — Аллочка нахмурилась. Тонкие бровки, сведённые на переносице, сделали своё дело: Витя стал послушно жевать хлеб. С Селезнёвой спорить было опасно для здоровья. Очаровательная хрупкая прелесть в порыве гнева могла и самого Ярцева заломать. Ти порой в шутку называл их подругу перерождением Поддубного.
— Хорошо пошла, — Гриднев отдал оставшуюся корку обратно Эдику, неслабо офигевшему от подобного.
— Эм, — Рашкин смешно вытаращил глаза и приоткрыл рот.
— Подержи, я пойду ещё налью.
— Тогда и мне, пожалуйста.
— Сок?
— То же, что и тебе, — Эдик усмехнулся.
Теперь рот в удивлении приоткрыл Витя.
— О, ты многого о нём не знаешь, — хохотнула Селезнёва. — Эд тебя ещё поразит. Пойду я, мальчики, а вы тут пообщайтесь.
— Алла!
— Гриднев, ты вроде за выпивкой собирался? Эдька не кусается.
— Почему же? — Рашкин подмигнул парню. — Иногда…
— Не пугай ребёнка, Эд!
Витя поморщился: всё настроение гомик испортил. Но ради Аллочки он будет любезен с педиком, даже выпивку ему принесёт. И свалит. Подальше от поганки бледной. Как можно дальше.
Когда Гриднев вернулся в не самую приятную компанию, держа по стакану в руке, компания увеличилась на двух человек: его брата и Ксю, которая активно флиртовала и с Ти, и (совсем дура? ) с убогим. Такова уж была Ксю, она не могла иначе.
— Не захлебнись, — Витя бесцеремонно прервал разговор и протянул Эдику стакан.
— Благодарю, — улыбнулся тот и вернул взгляд туда, откуда перевёл его лишь на секунду: в декольте Ксю. Гриднев поклясться был готов, что хитрозадый уродец смотрит именно туда, но так незаметно, что видит это лишь сам Витя, потому что очень внимателен к Рашкину. С такими глаза должны быть зорки, а булки поджаты — мало ли…
Часом позже, порядком выпивший Витя, всё ещё имел способность удивляться, и удивлялся он самому себе, по какой-то нереальной причине пьющему с маленьким педиком. Они сидели на широких качелях под старой ветвистой яблоней и квасили. По-другому это было не назвать. Тимур пропал вместе с Ксю, и Гриднев-старший ни секунды не сомневался, чем они заняты в данный момент. Эти двое уже не раз оказывались в одной койке. Правда, сейчас они скорее всего открывают новые горизонты, потому что ни один из них не позволил бы себе заняться сексом в доме Аллочки. Ну, таким ни снег, ни дождь, ни зной не страшны, так что им любые кусты подошли бы.
— И ты реально учителем стать хочешь? — Рашкин раскраснелся от выпитого.
— Да. Во МГАФК поступать собираюсь.
— Я бы не смог, — Эдик покачал головой. — Терпения не хватило бы.
— Каждому своё. Вот ты где учишься? — Витя оттолкнулся ногами от земли, и качели двинулись.
— В архитектурном, я же говорил как-то. Хотя, да, ты же никогда не слушаешь, о чём мы с ребятами говорим… Я тебя раздражаю?
— Да, — честно ответил Гриднев. Водка вообще язык на раз-два развязывает.
— Эх, — Рашкин вытянул ногу и остановил качели. Он поднял бутылку, стоящую у корней яблони, и налил себе полный стакан. Жестом Витя попросил его налить и ему. До краёв не хватило. Вздохнув, как вечный нытик Пьеро, Эдик поставил пустую бутылку обратно. — Я схожу за новой.
— Выпьем сначала.
— За Аллусика!
За бутылкой был отправлен гомик. Повторно. Витя решил, что его трогательная пьяная моська разжалобит Игорёчка, категорически отказывающегося выдавать алкоголь «на руки». Не прогадал. Через десять минут Рашкин вернулся, радостно сияя и таща подмышкой пузырь. Вторая пошла. И пошла хорошо, на удивление. Моль бледная у Игорька и закуской разжился, а завернув к мангалу, упёр из-под чьего-то носа шампур с шашлыком. Полезный этот педик, если знать, как использовать. В принципе, если отбросить мысли о том, что он заднеприводный, с ним и поговорить можно, особенно под водку. Заходит как солёные огурчики.
Гриднев понимал, что его хорошенько развезло. Тот самый момент, когда ещё осознаёшь происходящее, чувствуешь, что уже готов, но остановиться не можешь, потому что организм радостно приветствует новую порцию алкоголя и даже не сопротивляется, наоборот, визжит восторженно, постепенно отключая разум.
— У тебя девушка есть? — неожиданно спросил Эдик.
— Нет.
— И у меня теперь нет, — вздохнув в очередной раз, Рашкин опрокинул в себя стакан и резко оттолкнулся ногами от земли. Качели дёрнулись, и Витя выронил из рук свой стакан. Выматерившись, он недовольно покосился на собутыльника, но возмущение застряло в глотке: убогий, задрав голову, задумчиво смотрел в небо и улыбался. Как безумный. Гриднев поёжился — неприятное зрелище. Странное какое-то, ненормальное. Наверное, так маньяки смотрят на тела своих жертв после расправы. Видение быстро исчезло. Эдик словно очнулся, посмотрел на Гриднева и улыбнулся уже нормально. Извинившись, он остановил качели, поднял стакан, наполнил его, затем второй и отдал Вите тот, из которого пил сам до это. На немой вопрос он ответил:
— Так грязный. Я уронил, мне и глистов зарабатывать. Хотя, думаю, они после пары глотков загнутся. Ну, на всякий случай!
А потом Рашкина понесло: он рассказывал о бросившей его из-за какого-то качка девушке, в которую Витя почти поверил, потому что педик был убедителен. В подтверждение своих слов он тыкал в лицо Гридневу телефон, показывая её фотографии. Интересная, кстати. Хорошенькая девочка. Загорелая улыбчивая брюнетка — контрастно с бледной молью.
Единственное, чего Витя опасался, так это пьяных слёз, но, к чести Эдика, рыдать он даже не собирался. С грустью рассказывал, обнажая душу, но без вздохов и лишних соплей.
— Ты любил её? — Гриднев в упор смотрел на собутыльника, повернувшись к нему корпусом.
— А сам как думаешь? Мы год вместе были.
— И без любви можно.
— Я не могу. Без любви нет смысла. Без любви, — Рашкин усмехнулся, — достаточно таких, как Ксю. Я обожаю её, но она шлюшка, и прекрасно осознаёт это.
В этой ситуации Витя поражался лишь способности Эдика связно говорить, несмотря на количество выпитого. У него самого язык уже заплетался.
Да, педик тоже человек, оказывается… И педик ли? Двояко: разум говорит одно, а внутреннее чутьё ехидно скалится и утверждает обратное.
Что ж, у него ещё будет много времени, чтобы разобраться, так как исчезать из его жизни белобрысое создание явно не собирается.
— Давай выпьем. Найдёшь другую, лучше этой.
— Если бы всё было так просто.
— Не усложняй.

Глава 3

— Привет, — Витя протянул Эдику руку, едва тот вошёл в тамбур.
— Доброе утро, — Рашкин улыбнулся, пожав широкую ладонь, и подошёл к Тимуру.
— Оу, — присвистнул Ярцев, здороваясь с другом. — Сердце Кая оттаяло?
— Пошёл ты!
Эдик с Ти нашли очередную общую тему для обсуждений и выпали из окружающего мира, Коля переписывался с Аллочкой, а Витя смотрел на них со стороны и думал, как порой поворачивается жизнь. Обмануло его чутьё: Рашкин — натурал. Теперь Гриднев верил в это. Может, совместная попойка повлияла, как часто бывает, может, история несостоявшейся любви. Кто бы знал… Но относиться к Эдику Гриднев стал иначе, спокойнее, что ли. Сочувствовал даже, что не повезло парню похожим на девку родиться. Архитектор. Витя представил эту тростинку на стройке в каске и невольно засмеялся, вызвав недоумение в глазах Коли, стоящего рядом. Нет уж, Рашкина нужно держать подальше от физической работы, пусть чертежи делает дома, завернувшись в пледик и потягивая сладкое какао из кружки.
Как часто мы вешаем ярлыки на людей, даже не попытавшись разглядеть и понять их? Короткая юбка — шлюха, очки — ботаник, прыщи — стрёмный неудачник, смазливый — педик, клёвая тачка у девушки — насосала, при деньгах — богатые родители, курит и выпивает — будущий уголовник, матерится — необразованное чмо, дешёвые кеды — отброс. А что мы, собственно, знаем об этом человеке? А пытались ли мы вообще узнать его? Нет, мы просто сразу повесили на него ярлык и пошли дальше. Мы не хотим заморачиваться. Мы считаем, что одного взгляда достаточно, чтобы увидеть истину. Мы ошибаемся.
Но почему мы делаем это? Почему Витя, с первой встречи окрестив Эдика геем, был так негативно настроен к нему? Да, большинство парней именно так и реагирует на гомосексуалов, но проблема Гриднева иная: произошедшее в Бангкоке обострило его чувства. Он начал вешать ярлыки на людей, видеть в них тех, кем они, возможно, не являются. Малейшее «похож» стало для него истиной. Почему? Потому что это защитная реакция. В попытках избежать повторения случившегося он стал бояться даже мизерного риска. Страх? В нас с детства вбивают основы нормы и морали и учат отторгать отклоняющееся от них. Норма большинства становится и нашей нормой. Мы ставим в один ряд насилие, убийство, педофилию и гомосексуальность, потому что всё это отклоняется от нормы, с детства вложенной в наше сознание. Нас так учат.
— Чего завис? Ау! — Коля щёлкал пальцами перед лицом друга.
— Что?
— Соревнования у меня завтра.
— Помню.
— Позже поеду.
— Ага.
— А мне к зубному завтра, — Тимур включился в разговор. — Ненавижу.
— Зато прогуляешь, — Витя похлопал брата по плечу.
— Я бы лучше до ночи в колледже просидел, чем хотя бы на секунду в это пыточное кресло сесть.
— Меньше сладкого жрать надо, — Ярцев усмехнулся. — Ты ж постоянно какие-то конфеты лопаешь!
— Полезно для мозга!
—Я вот не ем почти, — Коля почесал затылок.
— Оно и видно, — прошипел Ти и отвернулся к окну.
Кто из нас не трясётся перед кабинетом стоматолога? Наверное, есть такие. Тимур Гриднев был не из их числа. Его штормило перед дверью, за ней, по дороге к пыточному креслу, в нём, а от звука бормашины он едва в обморок не падал. У всех есть свои слабости. Витя улыбнулся, глядя на насупившегося брата. Так по-детски…
— Может, в вагоне завтра? — Эдик повернулся к Гридневу-старшему, вопросительно выгнув светлую бровь.
— Давай, я займу тебе.
— Я с сорок седьмого поеду, — Рашкин загадочно улыбнулся.
— Договорились.
— Сегодня я раньше сваливаю, так что обратно без меня, ребят, — Эдик продолжал светиться улыбкой.
— Чего так? — Ярцев заинтересовался, почему же такой ботаник сруливает с пар.
— Дела. — Не человек, а загадка прямо…
Витю, если честно, жизнь Рашкина не волновала. Хочет пацан прогулять? Вперёд. И что он на сорок седьмом забыл, его тоже не заботило, — мало ли.
Весь день был каким-то тягучим. Как прилипшая к зубам ириска. Не то фуфло, что сейчас продают, а как в далёком детстве, когда зубы склеивались намертво. Вечер был таким же. Тимур где-то шлялся до ночи, убивая депрессию в связи с предстоящим походом ко врачу, поэтому Витя завис перед компьютером, пересматривая любимые боевики.
И утром всё было как-то серо и уныло. Говорят, что человек чувствует какие-то события. Гриднев не чувствовал ни накануне, ни в этот день ни черта, кроме тупой усталости по неизвестным причинам.
Эдик ждал его в вагоне, заняв соседнее место увесистым рюкзаком. Откуда силёнки такую тяжесть таскать?
Рашкин излучал позитив. Из него буквально пёрла энергия. Он не затыкался всю дорогу, что порядком утомило Витю, не привыкшего к такому плотному общению с Эдиком. Он мужественно терпел, кивал и поддакивал в ответ, но, разойдясь с попутчиком в метро, испытал истинное облегчение. Даже пары пролетели как-то быстро в отличие от предыдущего дня. Скучно было без брата и Ярцева, но на Выхино к нему подошёл Рашкин. Он молчал. Гриднев даже занервничал. Хотел спросить, в чём дело, но, глядя в пустые глаза Эдика, не рискнул.
В тамбуре их тесно прижали друг другу, и несколько станций они ехали, слипшись, как сиамские близнецы. Рашкин тяжело дышал в грудь Вити, иногда прислоняясь лбом, будто забывшись. Его плечи были ссутулены, голова опущена. Гриднев видел лишь светлую макушку, понурую и какую-то разбитую. Когда поубавилось людей, Эдик отошёл подальше и уставился в окно. В Малаховке Рашкин не вышел.
— Эй, твоя, — Витя дёрнул его за рукав светлой джинсовки.
— Я до сорок седьмого, — промямлил Эдик и снова замолчал. Тяжёлый рюкзак упал с плеча на заплёванный пол. Рашкин даже не дёрнулся.
Гриднев поднял его, выругавшись тихо. Что за хрень с этим маломожным?! Они снова ехали в тишине.
— Эй, приём! — Гриднев помахал рукой перед лицом Эдика. — Я на следующей выхожу. Рюкзак забери.
— А? — Рашкин протянул руку, а потом опустил, вернее, она сама безвольно опустилась.
— Да что такое-то? — не выдержал Витя.
— Вик… — Да, его бесило это, но после совместной пьянки Эдик обращался к нему именно так. — Какие планы на вечер?
— Никаких вроде. В чём дело?
— Давай напьёмся, а?
— Крышу рвёт?
— Пожалуйста.
Гриднев внимательно посмотрел на мямлю, вздохнул, задумался, снова вздохнул, а потом на резком свистящем выдохе ответил:
— Хрен с тобой, давай. Где?
— На сорок седьмом.
Больше он ничего не спрашивал. Молча плёлся за Рашкиным по платформе, продолжая тащить его рюкзак. Они прошли мимо магазина, и Витя удивился, что не зашли: мелкий вроде пить собирался? Эдик привёл его к старенькой хрущёвке, достал ключи возле подъезда, открыл дверь и, чуть ли не шатаясь, стал подниматься наверх. На третьем этаже он остановился, потоптался на месте и лишь потом открыл дверь одной из квартир.
— Проходи.
— Это чья? — Гриднев завис.
— Моя. От дедушки осталась. Иногда ночую здесь. — Он говорил короткими фразами, будто с трудом, заставляя себя выдавливать из горла слова.
Витя поставил на пол свой и чужой рюкзаки, разулся, а Эдик как был в кедах, так и пошёл в них на кухню. Типичная хрущёвская двушка, простенькая, но с хорошим ремонтом.
Рашкин загремел шкафами, с каким-то отчаянием дёргая дверцы. На столе появилась бутылка водки и стопки.
— Есть хочешь? — Эдик покосился на гостя.
— Хотя бы закусить. — Да, не ожидал он, что нажираться Рашкин решил капитально.
— Курица есть, вчера делал. Поешь сначала?
— Давай разом.
— Понял.
Хозяюшкой Эдик был знатной: на автомате накрыл на стол, разогрел картошку с курицей, салат овощной нарезал, какие-то заготовки домашние открыл. И всё это очень быстро, словно он каждый день только и делает, что гостей принимает.
— Мама всё время на работе, я фактически один живу, — не дожидаясь вопроса, ответил.
— А здесь ты часто?
— Да. Каждые выходные, иногда по будням.
Гриднев понял, откуда в доме столько продуктов, но об алкоголе решил не спрашивать. Он и так уже заметил, что хлипкий на вид Рашкин пьёт не по-детски.
Он позвонил брату и прямо сказал, где будет ночевать, после чего, кажется, Ти подавился чем-то, но промолчал, лишь угукнув в ответ и сбросив вызов. Родителям он скажет, так что всё в порядке. Эдик же матери не звонил, потому что она никогда не напрягала его излишней заботой, будучи уверенной в благоразумии сына.
Витя, заметив нетерпение поганки, открыл бутылку. Будет больше закусывать, если что.
Под плотный ужин водка пошла хорошо. Это действительно сначала походило на обычный ужин, а уже после стало перерастать в попойку. Тогда, когда Рашкин достал вторую бутылку.
Гриднев чувствовал, что мозг машет ему ручкой, но остановиться уже не мог, или просто Эдик заразил его какой-то фигнёй.
Мелкий не ел, он лишь пил и хрустел маринованными огурцами.
— Что случилось-то? — Витя не выдержал.
— Вчера здесь была Алина, — Рашкин опрокинул в себя очередную стопку.
И как Витя сразу не понял, что без бывшей тут не обошлось?
— Помирились?
— Потрахались. — Грубо. Не для рта Эдика.
— И?
— Знаешь, почему она пришла? Денег захотела. Уроду своему подарочек купить.
— И ты согласился?!
— А я знал? Сегодня позвонила…
— Дал денег?
— Ей я могу только по роже дать, — Рашкин усмехнулся. — У неё между ног что, скважина нефтяная, что ли? Сама пришла, ноги тоже сама раздвинула.
— Тебе больно?
— Противно. Потому и хочу нажраться.
Гриднев посмотрел в злое лицо поганки и присвистнул: а парень-то молодец! Не тряпка, оказывается. Злится, бесится, но не скулит и не ноет.
С каждой стопкой Эдик оживал. Он больше не мямлил, его голос становился звонче и веселее. Его отпускало. Ему в душу нахаркали, а он сумел с этим справиться.
— Я такой мудак, Вик, — он хохотал. — Самый настоящий мудак.
— Бывает.
— Плевать. Теперь реально плевать. Спасибо, брат, — он улыбнулся и хрустнул огурцом.
Брат? Витя задумчиво всматривался в раскрасневшееся лицо напротив: слишком красивый для парня, слишком… Брат? Брат и сестра скорее… Но только внешне, потому что внутри смазливого Рашкина жил настоящий мужик. Природа любит пошутить.
Они переместились в одну из комнат и расположились на полу. Водки осталось немного, да и пить обоим уже не особо хотелось — организм своё принял. Тянуло на задушевные разговоры. Гриднев и сам не понял, как рассказал Эдику о Бангкоке. Само вырвалось. Откровенность за откровенность, может? Вроде не настолько и пьян, а язык сам выболтал.
Рашкин не смеялся, не кривился, он просто вздохнул.
— Не повезло тебе. Забудь, Вик. В жизни столько дерьма, забудь.
— Не могу.
— Не хочешь. Но теперь я понимаю, почему ты так ко мне относился.
— Не в обиде?
— Нет. Почему не начнёшь встречаться с кем-нибудь?
— Не могу. Не выходит у меня… с девушками…
— Парней советовать не буду. Влюбишься. Когда-нибудь.
— А если нет?
Эдик усмехнулся и рывком притянул к себе Витю за ворот футболки. Он мягко коснулся его губ своими, буквально на секунду, и отстранился.
— Противно?
— Странно…
— Был бы трезвым, стало бы противно. Не всё потеряно.
— А ты мог бы с парнем?..
— Не знаю, — честно ответил Рашкин. — Теперь думаю, что мог бы. Если бы любил.
— Неправильно это.
— Кто сказал? Мама с папой? Бред. Важно, чего хочешь ты сам. — Удивительно, но Эдик говорил связно, будто и не пил вовсе. Гриднев же ощущал туман в голове. — Вот скажи, если бы я вдруг замутил с парнем, ты бы со мной общаться перестал?
— Не знаю…
— У меня что, третий глаз вырос бы? Или я дерьмовым человеком стал бы?
— Нет.
— Тогда какая разница, кого я люблю и с кем сплю? Это моё сердце и моя постель.
Витя задумчиво посмотрел на него. Наверное, он бы продолжил общаться с Рашкиным. Ещё неделю назад его ответ был бы другим, но не теперь, когда он узнал его настоящего.
— Просто это ты.
— Нет, Вик. То же и остальных касается. Ты думаешь, твоя задница их цель? Или, кроме твоего, членов мало? Мир не вертится вокруг тебя.
Гриднев молчал. Молчал и пытался думать. В словах Эдика был смысл, но, возможно, это всё алкоголь. Он ведь даже по морде поганке не захотел дать за поцелуй. Хотя это и поцелуем не назовёшь, так, клюнул его как курица. Будь на его месте кто-то другой, был бы он так спокоен? Вряд ли. Просто Рашкину он стал доверять. Понял его, принял и доверился.
Эдик раскинулся на полу в позе морской звезды. Витя тоже прилёг, устроив голову на худой коленке поганки. Было хорошо. Хорошо и спокойно. Глаза слипались, на приключения не тянуло. Удалась попойка. Без лишних проблем. Выпили, поговорили, открылись друг другу и вроде стали ближе.
— Спать хочешь? — Рашкин таращился в потолок.
— Ага.
— Может, чаю на ночь крепкого?
— Хорошо бы.
— Иди в душ, а я пока уберу тут.
Витя нехотя поднялся. Эдик выдал ему большое пушистое полотенце и чуть ли не пинками загнал в ванную. Прохладный душ прояснял мысли. Осталось лишь приятное дурманящее чувство, которое совсем не мешало. Иногда так бывает: пьёшь, а не напиваешься. По крайней мере не в слюни.
Рашкин хозяйничал на кухне. Чай был готов, на столе стояла вазочка с конфетами и печеньем. Он оставил гостя и ушёл в ванную, где проторчал не менее получаса. Гриднев за это время даже чашку за собой помыть успел и улечься на разобранную в спальне постель. Он уже засыпал, когда Эдик шмыгнул к нему под одеяло и, повертевшись, затих.
А утро было суматошным: они проспали, потому что никто не додумался включить будильник. С хохотом носились по комнате, одеваясь, потом ржали на кухне, запивая бутерброды горячим крепким кофе, толкались в прихожей и неслись, как сумасшедшие, на электричку. Первая пара была благополучно пропущена. Тимур названивал обоим, но его игнорировали, сообща решив понервировать. Будто мало ему нервов после стоматолога…
Когда Витя появился в колледже, Ти атаковал его расспросами и возмущениями, но от него отмахнулись, как от назойливой прилипчивой мухи, нанеся смертную обиду, которая продлилась ровно до появления на обратном пути на платформе Эдика. На Рашкина Гриднев-младший злиться не мог, заодно и обиду на брата забыл. Отходчивый он был.
Эдик же окончательно пришёл в себя, улыбался, болтал и, кажется, думать забыл об Алине. Вите такой расклад нравился, потому что унылый Рашкин и его самого в уныние вгонял. И как-то вышло так, что решили они вчетвером у поганки на выходных зависнуть. Даже Ярцев поддержал компанию «без баб», мысленно готовя объяснения для Аллочки. Главный спортсмен колледжа, лучший из лучших. Спортсмены не пьют? Нет. Они выпивают. И здесь всё зависит от самого человека: Ти мог упиться до беспамятства, его старший брат позволял себе такое пару раз, а Коля всегда ограничивался минимумом «для поднятия настроения».
До выходных оставалось всего ничего, и всё это время Эдик с Витей активно общались лично, по телефону и в интернете, будто навёрстывая упущенное по глупости время. Оказалось, что с Рашкиным можно о чём угодно поговорить, и это действительно было интересно. Гридневу казалось, что поганка затягивает в себя, всасывает и не отпускает, — его становилось мало, недостаточно. Теперь Ти чувствовал себя лишним, когда они ехали на учёбу и обратно. Он неловко уходил подальше от неумолкающих парней и вставал рядом с Ярцевым, с которым хоть и дружил, но не мог найти много общих тем. Ему импонировал Эдик и то, что брат в его компании оживал, превращался в себя прежнего, того, кем он был до встречи с озабоченным маленьким тайцем. Но всё же его беспокоила одна вещь: взгляды. Создавалось ощущение, что эти двое видят лишь друг друга. Хорошо, когда появляется новый друг, но… Ти знал, что произошедшее в Бангкоке оставило глубокий след в душе брата, что такое трудно забыть, но сближение Вити с Эдиком, которого он изначально приравнял к Эму, наталкивало на иные мысли. От противного. А что, если его брат на подсознательном уровне хочет повторения? Что, если его зацикленность всего лишь борьба с общественными устоями и с самим собой? Нет, от брата он, конечно, не откажется, просто… К этому нужно будет привыкнуть. Понять и принять. Может, он вообще глупостей напридумывал? Он не хотел, чтобы родному человеку было больно. А больно будет, потому что Витя не сможет принять себя. Для него настанет личный конец света после осознания. И это пугало.
— Ти, что пить будешь? — Эдик дёргал друга за рукав. — Ау!
— Водку или коньяк, — очнувшись, ответил Тимур.
— У тебя там вроде ещё осталось? — Гриднев-старший широко улыбнулся.
— Ага, только Кольке пива купить надо.
— Я сам возьму, — Ярцев оторвался от телефона. — Если вообще до пива дойдёт.
— Да ладно, я же приглашаю, — Рашкин отмахнулся. — Сразу поедем?
— Ну да, чего время терять, — Витя прислонился к стене. — Пожрать сделать надо ещё.
— С этим разберёмся, — Эдик сдвинул брови, задумавшись. — Может, шашлыки?
— Прикалываешься? Лень тащиться куда-то, — Коля поморщился.
— Хорошо.
Ти закрыл глаза. Дурное предчувствие не отпускало. Послать всё к чёрту? Не влезать в это? Оставить брата он не мог. Что-то неизбежное приближалось. Что-то, что изменит их жизнь. Неприятное царапание в душе раздражало. Неужели они не чувствуют того же? Брат безмятежно улыбался, переговариваясь с Рашкиным, Ярцев снова завис в телефоне, переписываясь с Аллочкой, и только он не мог найти себе места, предчувствуя неприятности. Может, бред всё это? Но сомнения вгрызались в него и не отпускали. Мерзкое ощущение. То, перед чем он бессилен, то, с чем он не сможет справиться. Нужно ли остановить это? Имеет ли он право лезть в чужие жизни? Должен ли?
— Ты чего такой тормознутый? — Витя толкнул его в плечо. — Мы выходим.
— Ага, — Тимур глубоко вздохнул.
— Странный ты сегодня. Ты всегда на своей волне, но сегодня… — Коля покосился на него.
— Всё нормально.
— Точно?
— Отвали, Ярцев.
— Тебе мозги задели бормашиной?
— Закройся.
— Ксю позвони. Тебе расслабиться нужно.
— Я в порядке. Я, блядь, в полном порядке! — Ти первым выскочил из вагона и торопливо пошёл к метро. Какого чёрта? Почему бы им просто не оставить его в покое?

Глава 4

Витя в свой повторный визит к Эдику чувствовал себя свободнее. Пока друзья толкались в прихожей, он, быстро скинув кеды, отнёс на кухню пакеты с продуктами и, открыв холодильник, стал раскладывать всё по полкам. Рашкин, войдя следом, прислонился плечом к косяку и молча наблюдал, улыбаясь. На душе стало тепло.
— Молоко прокисло, — Гриднев, морщась, поставил на стол прозрачный кувшин.
— Забыл.
— Вонища, вылей!
— Семейная идиллия, — хохотнул Коля, возвышаясь за спиной Рашкина.
Эдик протиснулся мимо него в коридор и нырнул в дверь туалета, держа на вытянутой руке смердящий сосуд.
Тимур же сначала прошёл по квартире, заглянув в комнаты, и только после присоединился к остальным на небольшой кухне. Однако хозяин квартиры почти сразу выставил их оттуда, дабы не мешали готовить. В помощниках остался лишь Витя. Ярцев с Гридневым-младшим устроились перед телевизором в зале и смотрели мультфильмы. Ти это не нравилось, но пультом завладел Коля, поэтому его никто не спрашивал.
Из кухни доносился грохот посуды, приглушённые голоса и смех. Нехорошее предчувствие не отпускало. Несколько раз Тимур заглядывал на кухню. Нет, он не следил, просто… Просто.
Когда он в очередной раз пошёл на проверку, столкнулся в коридоре с Рашкиным.
— Может, тебе комп включить? — поинтересовался хозяин квартиры.
— Не надо. Поговорим? — неожиданно для самого себя спросил Гриднев-младший.
Эдик кивнул и первым зашёл в спальню. Ти, последовав за ним, плотно закрыл за спиной дверь.
— Что случилось?
— Тебе нравится мой брат. — Тимур не спрашивал.
— Да, — Рашкин кивнул, задумавшись лишь на мгновение.
— Он не такой.
— А я? Какой я? — Эдик усмехнулся. — Ти, не лезь не в своё дело, по-дружески прошу.
— Это херово кончится.
— Чтобы что-то закончилось, оно должно начаться. Ты сомневаешься в своём брате?
— Он сам в себе сомневается, а ты добавишь ему ещё больше сомнений.
— Я сделал хоть что-то?
— Пока нет.
— Ти!
— Эд, я не против тебя, не подумай!
— Знаю.
— Я боюсь его реакции. Боюсь за него, понимаешь?
— Он взрослый мальчик, во-первых, и я не собираюсь ничего говорить ему, во-вторых. Я похож на психа? Если для меня всё это дико, то для него… Я же понимаю, не идиот.
— Он уже тянется к тебе, но пока не осознаёт.
— Мы друзья, Ти. Друзья.
— Ты сам в это веришь?
— От нереальности иного.
— Тебе больно?
— А ты раны залечивать любишь?
— Эд, я твой друг и его брат.
— Но это не даёт тебе права вмешиваться.
— Я лишь хочу предотвратить.
— Что?
— Видимо, неизбежное.
— Ти, я не сделал ничего такого.
— Но…
— Вы чего тут? — Ярцев широко распахнул двери и задел Тимура.
— Дебил! — Гриднев едва не рухнул от такого удара по спине. Его резко толкнуло вперёд, но Рашкин помог ему устоять на ногах.
— Ой!
— Коль, ты хоть иногда мозги включаешь, или башка тебе для красоты?
— Не злись, Тишка. — Это обращение Ти ненавидел больше всего, но Ярцев будто специально подливал масла в огонь.
— Успокойся, — Эдик похлопал его по плечу. — Мы разговаривали об Алине, — соврал он другу.
— Забыть пора уже, — Коля покачал головой. — Я пароль пришёл от сети спросить.
— Телефон дай, — вздохнув, Рашкин взял протянутый телефон и ввёл данные.
— Эд? — Тимур пристально смотрел ему в глаза.
— Я услышал тебя, — кивнув, он вышел из комнаты.
То, что он сам осознал совсем недавно, понял и Тимур. Да, ему нравится Витя. Глупо отрицать. И, вероятно, нравится с самого их знакомства. В Гридневе-старшем, несмотря на внешнюю суровость, теплится очень тонкая и чистая душа. Он честный, понимающий и отзывчивый. Может, сразу это и не понять, но при более тесном общении невозможно не заметить. Если бы кто-то сказал Эдику, что когда-нибудь он влюбится в парня, он бы расхохотался или дал по роже, но теперь… Жизнь непредсказуема. Выстрел в упор. В сердце? Нет. В голову. Прямиком в башку, разбивая лобную кость и вышибая мозг. Точно. Чётко. Мгновение на осознание. Секундная боль. Тьма. Падение в бездну.
Мучить себя самокопаниями он не хотел — с Алиной хватило. Оставалось лишь принять себя, смириться и жить дальше. Всё проходит, и это пройдёт. К истерии Рашкин никогда не был склонен, да и бессмысленно это. Толку-то? Ситуация вряд ли изменится. Нужно время.
Кухня встретила его запахом шкворчащей на сковородке картошки и матом Вити, пытающегося выловить из банки последний корнишон, уворачивающийся от его пальцев, с трудом пропихнутых внутрь на ловлю пупырчатого овоща.
— Вилкой подцепи, — Эдик улыбнулся. — Грибы нашёл?
— Да, — Гриднев взял вилку, воткнул её в корнишон и как-то плотоядно оскалился.
— Садист.
— Да заколебал он меня! Это делом принципа было.
— В зале посидим?
— Нет, давай здесь. Насвинячим же.
— Поместимся?
— Ярцева приткнём к окну, если что.
— Как вариант.
Рашкин не мог сдержать улыбку, растягивающую губы. В кого он превращается? Он сам себе казался нелепым и смешным со своей тупой влюблённостью. Именно тупой, потому что влюбиться в парня в принципе не очень умно, а уж в Вика… Может, он в прошлой жизни был серийным убийцей, а теперь расплачивается за грехи?
Вдвоём они накрыли на стол. Картошка томилась под крышкой и буквально требовала поскорее сожрать её. Эдик позвал остальных, поставил на стол бутылку водки и махнул рукой в приглашающем жесте. Казалось бы, они всего лишь подростки, но что-то было в них такое, что не позволяло им шататься по подъездам с банками дешёвого пива и коктейлей. Переросли, наверное, повзрослели. А ведь ещё года три назад сам Рашкин…
Коля ограничился тремя стопками, больше налегая на еду, потому как поесть он любил немногим меньше, чем любил Аллочку. Эдик с Витей пили в меру, а вот Тимур себе в удовольствии не отказывал, хотя сейчас это было скорее успокоительным.
По ходу ужина Рашкину пришлось ещё и курицу запечь, потому что накормить досыта Ярцева оказалось делом крайне сложным. Такого проще убить, чем прокормить.
Бывает такое состояние, когда пьёшь и никак не можешь напиться. Настроение, что ли… У Гриднева-старшего был сегодня именно такой день: вроде и пьёт, но голова ясная. Обидно даже. С другой стороны, зачем упиваться? Эдик тоже был бодрым, а вот Ти заметно развезло. В итоге его полоскало в ванной, после чего он ещё под душем полчаса проторчал. Зато отпустило. Коля развалился в большой комнате на диване, продолжая смотреть какие-то мультфильмы, Тимур упал рядом с ним, вырубившись мгновенно, а Гриднев-старший с Рашкиным убирали со стола и мыли посуду. И никто из них не возмущался даже мысленно: Эдик был принимающей стороной, а Витя просто хотел помочь. Он вообще последнее время неосознанно старался быть ближе к поганке. Само собой выходило.
Гриднев снова первым пошёл в душ. Он стоял под струями воды, бьющими по телу, и думал, что ему нравится это. Нет, не вода, а находиться здесь, в этой квартире. Было спокойно и уютно. Так, как должно быть. Как дома. Может, это странно, но ощущения были именно такими.
— Я с ума сошёл, — пробормотал он под нос.
Когда он вышел из ванной, Рашкин предложил ему чай с вафлями. Действительно по-домашнему.
После, когда Эдик был в душе, Витя заглянул в зал, выключил телевизор, под бубнёж которого вырубился Коля. Он немного постоял над братом, с улыбкой поправил одеяло и ушёл. Тимур открыл глаза и уставился в темноту. ОНО почти пришло…
— Не спишь? — Рашкин вошёл в спальню, вытирая волосы полотенцем.
— Не хочется.
— Посмотрим что-нибудь?
— Давай.
Эдик повесил полотенце на дверцу шкафа, включил компьютер и, не оборачиваясь, спросил:
— Что включить?
— Ржачное что-нибудь.
— «Бриллиантовый полицейский» подойдёт?
— О, старьё, но крутое! Давай.
Рашкин запустил видео и улёгся рядом с другом. Монитор у него был большим, очень подходящим для просмотра. На самом же деле купил его Эдик в те времена, когда был отчаянным задротом. Теперь он со смехом вспоминал, как трясся над новой игровой клавиатурой и чуть ли не облизывал монитор. Было время… А потом он встретил Алину и всё отошло на второй план.
— Лоуренс офигенен, — Витя приподнял подушку, устраиваясь поудобнее.
— Согласен. Смотрел все его фильмы.
— Я тоже.
— И не напрягает, хотя я уже не раз пресматривал.
— Точно. Слушай, ты как? Я будто не пил совсем.
— Аналогично. Но у меня так часто бывает. Зато утром никакого сушняка и головной боли.
— И без вертолётов!
— Ага, — Рашкин скосил глаза, всматриваясь в чужой профиль. Был ли Вик красивым? Наверное. Он как-то не особо в мужской красоте разбирался. Он любил душу Гриднева, а не его лицо. Но если рассматривать Гриднева как объект желания, то отрицать его привлекательность было нелепо. Это Эдик признавал, несмотря на то, что никогда в жизни не думал о мужчинах в подобном ключе. Нет ничего странного в том, чтобы желать человека, в которого влюблён. Даже если это парень, у которого нет груди, а между ног совсем не то, что должно быть.
— Ты чего? — Он так задумался, что оказался пойманным с поличным за разглядыванием.
— Ничего.
— Эд?
— М?
— Забей, — Гриднев отвернулся. На него ТАК никогда не смотрели… лаская взглядом, обволакивая и нежа. Странное чувство. Вроде бы и не по себе, но в то же время приятно. Неосознанно он подвинулся ближе к Рашкину, заставив того тем самым сглотнуть. Если бы он знал, что творилось сейчас с его другом, был бы аккуратнее в своих действиях.
Эдик заёрзал, пытаясь уйти от соприкосновения с чужим телом. Его копошение достало Витю. Не особо приятно, когда у тебя под боком извивается чья-то тушка, заворачиваясь в кокон, как толстозадая гусеница, и мешает смотреть фильм.
— Да угомонись ты! — резко повернувшись, он придавил рукой Рашкина к кровати. Гусеница пискнула в знак протеста и вытянула из кокона растрёпанную голову. — Хорош дёргаться. Тебе хреново, что ли?
— Нет.
— Чего тогда?
— Спина чешется, — соврал, не моргнув глазом.
— Сказать трудно? — недовольно фыркнув, Гриднев перевернул сопротивляющееся тело на живот и сорвал с него одеяло. — Где?
— Лопатки. — Если врать, то до конца.
Витя пошкрябал торчащие кости. Худой поганка, но не сказать, что болезненно тощий. Он скорее как Тимур, только поуже в плечах и намного ниже ростом.
— Нормально?
— Угу, — Эдик довольно хрюкнул в подушку. — Пониже чуть-чуть. — Наглеть, как и врать, нужно до победного.
— Тут?
— Ага. И ещё пониже.
— Так?
— М…
Гриднев продолжал двигать рукой, а его взгляд остановился на длинном узком шраме, идущим откуда-то из-под волос, вдоль позвоночника, и резко уходящим в сторону правого плеча, то есть снова поднимающимся наверх. Он невольно коснулся его и повёл пальцем по бледной линии. Рашкин резко дёрнулся и перевернулся на спину, отталкивая чужую руку. Они молча смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Тишина начала пульсировать в висках, сгущаясь и тяжелея. Эдик первым потянулся наверх, приподнявшись на локте. Слишком близко. Непозволительно. В его голове царил хаос. Друзья? Чёрта с два! Он кретин, если думал, что обманет самого себя. Наплевав на последствия, он зажмурился и поцеловал Витю. Не прижался к его губам, а именно поцеловал, сразу проталкивая внутрь язык. Чего мелочиться, если всё равно по морде получать? Хоть отхватить сполна. И по роже, кстати, тоже сполна отхватить. Гриднев дёрнулся от неожиданности, замер, но не оттолкнул. Он вообще ничего не делал. Смотрел перед собой на морщинки, появившиеся от напряжения на бледном лбу. Рашкин ловил момент. Он не останавливался. Обхватив руками шею Вити, он потянул его вниз. Ещё чуть-чуть… пока ему позволяют. Он даже не понял, когда именно Вик начал отвечать на поцелуй, просто почувствовал, что ведёт уже не он сам, а ведут его, к какому-то краю, к неизбежности. Широкая ладонь скользнула по рёбрам вниз, крепкие пальцы сжали бедро. Непривычно грубо и жёстко. Когда Гриднев прижал его к постели собой, навалившись всем весом, Эдик едва не задохнулся от этой тяжести. И совсем не от поцелуев. Глупость, что от поцелуев задыхаются, — люди не наносы, просто воздух будто густеет, но на деле это возбуждение, а не отсутствие кислорода. Рашкин очень хотел избавиться от давления на свои несчастные кости, но боялся, что тогда исчезнут и поцелуи. Витя сам перекатился на спину, затаскивая на себя Эдика, потому что почувствовал чужое состояние. И кое-что другое он тоже чувствовал. Оно настойчиво упиралось ему в живот, непрозрачно намекая на продолжение. Не было ощущения неправильности. Возможно, если он задумается, оно придёт, а думать сейчас было сложно: проворная рука Рашкина шарила у него в трусах. Вопреки всему нужный эффект был достигнут. Гриднев даже удивиться не успел, вместо этого он простонал в чужой рот, а потом ещё и язык прикусил. Не свой. Случайно. Эдик оторвался от него, прошипев и фыркнув, скользнул ужом вниз и стянул трусы. Свои он снимал с какой-то неловкостью, нелепой и смешной. Снова навалился на Витю и замер, растерянно заглядывая ему в глаза, будто спрашивая разрешения продолжить. Уверенность в голубых глазах стремительно угасала. Гриднев притянул его к себе за шею и поцеловал. Не останавливаться же. Только не теперь. И поцелуев стало мало. И рук, изучающих тела друг друга, тоже. Витя перевернулся, нависая над Эдиком и тяжело дыша. Рашкин дотянулся до тумбочки, схватил попавшийся под руку тюбик и протянул его Вику. Его пальцы дрожали. Гриднев мазнул взглядом по тюбику. Для рук. Он сел на кровати и, отвернувшись полубоком, выдавил немного на ладонь. Подумал и выдавил ещё. Эдик в этот момент шарил в тумбочке в поисках презервативов. Нашёл. Неуверенно протянул Вите, опустил глаза, смутившись. Гриднев тупо смотрел то на презерватив, то на крем на ладони. Как быть? Рашкин вздохнул, сгрёб с чужой ладони крем и кивнул, мол, давай. Когда Вик полностью развернулся к нему, он осторожно, намазал крем поверх латекса, всё ещё неуверенно прикасаясь, и откинулся на спину, разводя ноги в стороны. Тянуть дальше уже не было смысла. Витя навалился на него, но что-то пошло не так: он скользил, ничего не получалось. Тогда Эдик перевернулся, уткнулся носом в подушку и застыл. Он знал, что будет больно. Знал, и страх не давал ему расслабиться. Больно было обоим. Рашкин зажался, причиняя боль партнёру и увеличивая свою собственную. Он рвано дышал, кряхтел, трясся и никак не мог успокоиться. Гриднев отстранился, и Эдик испугался уже не боли, а того, что всё закончится. Он промычал нечленораздельно в подушку что-то протестующее и постарался расслабить мышцы. Стало легче. Но не ему. Первые толчки были особенно болезненными, потом тело перестало остро реагировать, и он ждал, когда всё закончится. Вик над ним стыдливо постанывал, стесняясь собственной реакции. Рашкину стонать не хотелось. От удовольствия уж точно, потому что оного не наблюдалось. Закончилось всё достаточно быстро, но последний толчок был болезненным, как и первый, поэтому Эдик невольно сжал зубами подушку.
— Прости, — глухо произнёс Витя над его головой через какое-то время. Видимо, приходил в себя. И ведь удержался на руках, не придавил… И на том спасибо.
— Я же сам… — выдохнул Рашкин, оторвав лицо от подушки.
— Оба.
Гриднев повалился на спину рядом с ним. Стянув презерватив, он зажал его между пальцев.
— Иди первым в душ, я там надолго, — промямлил Эдик.
Когда Вик вышел из спальни, стало легче дышать, будто давление исчезло. Это всё стыд. Сложно смотреть в глаза парню, которому только что отдался, как девчонка. С постели он себя буквально соскребал. Тело ломило от непривычной тяжести, а уж то, что творилось там… Он прошёл мимо вернувшегося Вити, не поднимая глаз. Идти было жутко неудобно, неприятно, но не сказать, что больно — не ноги же ему сломали. В ванной он был долго. Тихо матерясь, вымывал из себя крем. Вот это — больно. После он ещё смотрел на себя в зеркало длительное время. Ничего не изменилось. Внешне. Нет, он и внутренне особых изменений не замечал, но в глазах Вика наверняка… А это куда больнее горящей задницы. Он готов был ещё много раз пройти через это, но отказаться от Гриднева намного сложнее. Собрав всё своё мужество в кулак, он вышел из ванной. Витя ждал его. Откинул одеяло и кивнул приглашающе. Рашкин ломаться не стал, лёг рядом, даже голову на крепкое плечо положил.
— Прости, — повторил Вик.
— Я не барышня.
— Знаю.
— Я хотел этого, и я не жалею. Не пожалею никогда. Хочу, чтобы ты знал.
— Эд…
— Давай не будем обсуждать это? Очень прошу тебя. Не нужно. Выключи комп. Я спать.
Эдик отодвинулся подальше и повернулся к Вите спиной. Он чувствовал, что это конец, и не желал выглядеть брошенкой. Это было бы слишком.
А в другой комнате Тимур изучал темноту потолка. Он не спал. Он понял, что происходит за закрытой дверью спальни, когда шёл на кухню в поисках воды. До кухни он так и не дошёл. Вернулся обратно, лёг в кровать и погрузился в пустоту. Нет, ему не было противно. Даже странно не было. Ему было никак. Никак. Всё уже случилось. И важно не это, а то, что будет завтра. А завтра будет ад. Он понимал это, потому что знал своего брата лучше кого-либо. Он не сможет принять себя. Сделает больно и себе, и Эдику, который не заслуживает этого. Да оба они не заслуживают, но тупизне брата не объяснишь… Он Бангкок еле пережил, а теперь… Трудно представить, что будет. Определённо ничего хорошего.
— Ты чего не спишь? — неожиданно спросил повернувшийся Коля.
— Сплю. — Ти чуть удар не хватил. — А ты чего?
— Ссать захотел.
— Так вали уже. — Кажется, он только проснулся. Хорошо.
— Не знаешь, там попить есть что?
— Сходи и посмотри.
— Бля.
— И мне принеси.
— Всё равно не спишь, мог сам сходить.
— Пожалуйста.
— Ладно.
Тимур вздохнул. Если бы Ярцев знал, понял бы? Не отвернулся бы от друзей? Наверное, постарался бы понять и принять, как и сам Ти. Не из тех он был, кто разменивается дружбой.
Утро наступит. Увы. Было бы хорошо, если бы оно не наступило…

Глава 5

Пустота. Вакуум. Таким было его утро. Утро в разворошённой постели, хранящей запах ушедшей ночи.
Эдик ждал подобного исхода, но всё равно надеялся. Где-то в глубине потрёпанной жалкой души истерзанная надежда, схаркивая кровь, не желала умирать.
Вик ушёл.
Их история не могла закончиться иначе. Хеппи-энда не будет.
— Проснулся? — в комнату заглянул взлохмаченный Ти.
— Да, — Рашкин отвёл взгляд, чувствуя себя виноватым.
— Он ушёл?
— У него дела срочные…
— Не ври! — Ти жёстко оборвал его. — Я не тупой. Я знаю, что произошло.
— Я…
— Только не извиняйся, — Гриднев-младший вошёл в спальню и сел на край кровати.
— Я дурак.
— Бесспорно. Вы поторопились, ребята. С Витьком надо было, как с барышней нежной и трепетной, от вида мужика голого в обморок падающей. Ты же знаешь, какой он. Ему будет трудно принять себя.
— Или меня.
— Нет, Эд, тебя он уже принял, а вот себя не может.
— Принял, ага, — Эдик усмехнулся и, вжавшись затылком в подушку, зажмурился. — Дерьмово вышло.
— Секс?
— И это тоже, но я о ситуации в целом.
— Мой брат так плох? — Глаза Ти сверкнули любопытством.
— Я не буду обсуждать это с тобой!
— А зря, я б ему советом помог, чтобы в другой раз…
— Не будет другого раза. Неужели не понимаешь, что это всё, финиш?!
— С чего ты взял? Я лишнего наговорил тебе вчера.
— Ты был прав во всём, Ти, а я просто идиот.
— Почему ты винишь себя? В чём ты виноват?
— Во всём, что произошло.
— И что же такого произошло? Я долго думал об этом, не мог уснуть и думал, но, блядь, даже я, человек, смотрящий со стороны, понял, что это рано или поздно случилось бы. Вы с Витьком неровно дышите друг к другу — факт! Долго вы смогли бы врать себе? Можно обмануть другого, но не себя, Эд. Может, спешить не стоило, и Витька бы свыкся с этой мыслью, но что сделано, то сделано, и не надо теперь грузиться и всякую муть пороть.
— Он возненавидит себя, понимаешь?
— Да насрать! Если он такой мудак бесхребетный, то и хер бы с ним! Чмо долбаное, самому себе признаваться не хочет, что залип на тебя. Вцепился в тайскую историю, псих одержимый. Если бы он забил, самому проще стало бы.
— А что делал бы ты на его месте?
— Точно не травил бы себя воспоминаниями о пьяном сексе.
— Это был секс с парнем!
— И? Бухло и гормоны — всё просто.
— Ты не был на его месте.
— Я бывал в местах и похуже, Эд. Поверь, есть такие бабы, что лучше уж с мужиком перепихнуться… Да он никого из той компашки не увидит больше никогда!
— А как же ты?
— А я родной брат, который примет его любым.
— У тебя всё просто.
— Зачем усложнять? От тебя точно не ожидал херни такой. Ладно он, придурок замороченный, но ты же адекватным всегда был, Эд! Ты до вчерашнего не загонялся и принимал всё как есть. Какого лешего ты теперь тут жертву апокалипсиса изображаешь?
— Я не думал…
— Не думать, когда трахаешься — это нормально.
— Ти!
— Давай называть вещи своими именами? Вы потрахались. Не огонь, может, но бывает и такое, а теперь-то что?
— Охуеть. — Коля стоял в дверном проёме и глупо хлопал ресницами. В любой другой ситуации Тимур посмеялся бы над туповатым выражением лица друга, но не сейчас.
— Бля, — Гриднев скривился. — Ну какого?!
— Ты так орал, что я не выдержал, — Ярцев отвечал Ти, но смотрел в упор на сжавшегося Эдика.
— Тебе, блядь, чувство такта знакомо? Хотя мы же о тебе говорим… Тупой был вопрос.
— Так Вик и Эд, — Коля почесал затылок, — того..?
— И того, и этого, а теперь заткнись. Тебе иногда лучше просто изображать мебель, — Ти махнул рукой. — И спрашивай у самого Эдика, он как бы тут.
— Да я просто…
— Ярцев, как Аллочка, это милейшее и умнейшее создание, с тобой связалась, а? Ладно, отложим эту тему на другой раз, а то без ста грамм не разберёшься. Эд, — Тимур посмотрел на друга, — расслабься. Это всего лишь Колян. Ты лучше меня его знаешь, так что не надо сейчас в страуса в испуге играть. Ярцев, иди пожрать намути, а?
— А чего?
— Боже, да свали ты уже! Запугал ребёнка рожей своей каменной!
— Да я же ничего. Эдька, ты прости, я…
— Уйди, блядь! — Ти вскочил с кровати. — Потом извиняться будешь!
Когда Коля вышел из комнаты, Гриднев сел обратно на кровать и устало вздохнул: почему его окружают одни дебилы?
— Эд, выдохни. Колька не будет осуждать, он просто в шоке.
— Что за день? — простонал Рашкин. — Всё через жопу!
— Не болит, кстати?
— Иди на хер!
— Ты там в душ, что ли, и на кухню приходи, пожрём, выпьем.
— Угу.
Оставшись в одиночестве, Эдик нервно рассмеялся. Это истерика, да? Переспал с парнем, обсудил это с его младшим братом и довёл друга до нервного тика своей внезапно открывшейся любовью к мужикам. К одному конкретному мужику.
Любовь… Эдик не думал, что после Алины так быстро переключится на кого-то другого, тем более на парня. Голову пеплом посыпать нелепо. Но вся эта ситуация вышла из-под контроля. Вик не простит. Вик не примет. Потерять его было страшнее, чем, если бы весь мир узнал о том, что он жалкий педик. Жалкий, потому что сидит тут, спрятавшись в своей комнате, и мотает сопли на кулак, не зная, как дальше жить. Жить-то просто, а вот жить без человека, который в душу врос… Он бы многое отдал, чтобы всё было иначе. Нет, волшебная перемотка ему не нужна, потому что отказываться от ночи с Виком он не желал, а вот изменить их настоящее и будущее… Если бы он мог! Но там, наверху, если и существует небесная канцелярия, уже всё подписано. Рука сама потянулась к телефону, лежавшему на тумбочке. В голове было столько слов, но пальцы смогли написать лишь короткое «Прости…». Это всё, что он мог — попросить прощения, не ожидая его. Это малость, которую он позволил себе, не имея душевных сил сказать то, что действительно хотелось сказать. В многоточии скрывалась целая жизнь. Если бы Вик понял это, если бы смог принять… Почти умершая надежда робко заворочалась на дне души. Она отчаянно цеплялась за жизнь. С надеждой всегда так. И от этого ещё больнее. Коросту надо сдирать одним рывком, а не продлевать мучение, медленно оттягивая сухую корочку от раны, — это знает каждый ребёнок. Но мы боимся боли, жалеем себя и позволяем надежде жить, реанимируя её на пороге смерти. Идиоты!
Эдик поднялся и поплёлся в душ. Он не может вечно лежать овощем в кровати. Так нельзя.
После душа ему полегчало физически. Морально же всё осталось неизменным. Глубоко вздохнув несколько раз, он вошёл на кухню. Коля натянул улыбку на лицо, Тимур оторвался от телефона, хмурясь.
— Яичницу будешь? — Ярцев неловко метнулся к плите.
— Спасибо, Коль.
— Да ладно! На шедевры я не способен, а по мелочи вполне.
— Этот урод мобилу вырубил, — Ти недовольно цокнул языком. — Парни, я домой поеду, он без вариантов там. Рыдает в подушку, наверное, истеричка.
— Ты бы не трогал его, — Коля поставил на стол ещё одну тарелку.
— Тебя забыл спросить.
— Ти, может, не нужно? Хуже будет, — Рашкин взял вилку и ковырнул глазунью. Сколько яиц вбухал Ярцев? Десяток, наверное. Не мог же он из-за парочки яиц изгадить огромную сковородку? Тупые мысли…
— Хуже, чем что? Эд, если ты загоняешься, прикинь, что он натворить может? Мой брат туповат в некоторых вопросах, увы.
— Он разозлится.
— Пусть злится. Хоть какие-то эмоции.
— Я останусь с Эдиком, — Коля с грохотом опустился на табурет. — Мы же хотели нормально позависать в мужской компании.
— Ярцев, а ты иногда умные мысли из своей головы извлекаешь! — Тимур повеселел. Он не хотел оставлять Эда одного в таком состоянии. Мало ли…
— Тебе не противно? — прямо спросил Рашкин и впился взглядом в Колю.
— Нет, — парень пожал плечами. — Меня, к счастью, природа бурным воображением обделила, так что норм всё.
— Уверен?
— Ты со мной потрахаться хочешь?
— Блядь, нет! — Эдика перекосило.
— Ну и всё. Я, конечно, в ауте полном, но привыкну. У Аллочки подружка есть, она лесба. Ничего, нормальная девка.
— Ярцев, меня природа воображением не обделила, и я представил секс с тобой, — Гриднев поморщился. — Не говори таких вещей больше.
— Себя представлял?
— Ага. Сверху! — Тимур заржал.
Рашкин был благодарен им обоим. Казалось, что мир вокруг постепенно рушится, но эти двое… Такими и должны быть друзья. Он справится. Он сможет. Главное, чтобы Вик был в порядке, чтобы его не сломало произошедшее. Вик важнее. Почему? Потому что все мы ставим на первое место людей, которых любим, а сами топчемся где-то позади.

Проснувшись этим утром, Витя несколько минут всматривался в потолок. Белый. Пустой. Как его сознание. Мыслей не было. Какие могут быть мысли после того, как он трахнул парня, и, чего греха таить, ему это понравилось? Никаких. Абсолютно. Он ушёл, пока все спали.
Гриднев решил пешком прогуляться до дома. Видеть никого не хотелось. Только не сейчас, когда в голове какая-то нереальная пустота. Может, к лучшему? Редкие в столь раннее время прохожие были погружены в собственные мысли. Глупцы… Они не знают, как это приятно — не думать ни о чём. Он шёл медленно, пиная мелкие камушки, попадающиеся по дороге. Просто шёл.
Ближе к центру города стало шумно из-за машин. Посторонние звуки убивали пустоту. Витя из последних сил цеплялся за неё, но она таяла в его руках, растворяясь серой дымкой, похожей на сигаретный дым. Его накрыло на перекрёстке. Резко. Внезапно. Съездив по мозгу наотмашь чем-то тяжёлым. Он сделал это — переспал с парнем. Добровольно и в полном сознании. Ну что, доигрался? Как он там говорил, успокаивая самого себя? Без любви не может заняться сексом? Приплыли. Смог. И вывод напрашивался вполне логичный: он влюбился. Влюбился в долбаную поганку. И вот это уже ни хера не смешно. Обманывать себя Гриднев не собирался, поэтому списывать произошедшее на алкоголь или помутнение рассудка было глупо. Он действительно влюбился. Он осознал это, но не находил в себе сил принять. Эдик не девушка. Витя попытался представить Рашкина в женском платье и поморщился — извращение. Каким бы женоподобным Эд ни был, всё же он парень.
Прислушавшись к себе, Витя понял, что протест в нём вызывает не сам факт чувств к Рашкину или секс с ним, а то, что он не оправдал собственных ожиданий. Говорят, что нужно быть самим собой, но что, если принять себя слишком сложно? Нереально. Как быть, когда не узнаёшь себя? Будто это уже и не ты вовсе, а кто-то далёкий, чужой, пугающий.
В кармане завибрировал телефон. Гриднев достал его и, посмотрев на дисплей, убрал обратно. Ти… Он не был готов к разговору с братом. После нескольких звонков пришло сообщение. Витя рискнул прочесть его и чуть не выронил телефон, с ужасом бегая взглядом по печатной строке:
«Я всё знаю. Не наделай глупостей. Не будь мудаком! »
Откуда? Как? Кто? Миллион вопросов пронеслось в его голове за долю секунды, и всё-таки разум взял верх над эмоциями. Вик решил ответить брату, дабы тот в панике не вызвал МЧС, полицию и скорую заодно.
«Всё нормально»
Ложь. Необходимая, вынужденная.
Что сделал с ним Эдик? Он вынул его рваную остывшую душу, согрел своим теплом, залечил раны, но не вернул её обратно в тело, сжав тонкими длинными пальцами и спрятав в глубокий карман кенгурушки с модным принтом. Гриднев вообще не представлял, как будет теперь смотреть поганке в глаза. Да, насильно он Рашкина ни к чему не принуждал, но всё же… Эдик парень. Наверняка ему сейчас во сто крат хуже.
Он не испытывал к Эду отвращения после случившегося — в конце концов, в эту бездну они шагнули вместе. Но что делать дальше? Как вести себя? Кто может гарантировать, что эта ночь не повторится? Витя не мог. Если падать, то на самое дно, да?
Телефон снова завибрировал. На этот раз сообщение было от Рашкина. Вик долго не решался открыть его, а когда сделал это, в голове перемкнуло от злости к самому себе.
«Прости…»
Почему поганка просит прощения? За что? Почему он такой? Считает себя виноватым, хотя не сделал ничего, за что стоило бы извиняться. Берёт ответственность за чужие ошибки. Дурак! Нет, отвечать они будут вместе. Не перед кем-то, а перед самими собой, что куда страшнее.
Витя не ответил на сообщение, потому что так и не смог найти нужных слов. Они поговорят, но позже, немного позже…
Подойдя к дому, Гриднев выключил телефон: ему нужны тишина и покой. Родителей не было, и он, заперев дверь спальни, рухнул как подкошенный на кровать. Ти, вероятно, скоро будет здесь, а задушевных разговоров хотелось меньше всего.
Вик вырубился и очнулся от громкого шума: в дверь барабанили, чередуя удары с матом.
— Открывай, блядь, пока я не выломал эту деревяшку! — Ти орал как бешеный.
— Чего тебе? — огрызнулся Витя спросонья.
— Ты сдох там, что ли?
— Не дождёшься…
— Не слышу! Чего бубнишь? Открывай, мать твою!
— Отвали, Ти! Я сплю! — рявкнул Гриднев-старший и накрылся с головой одеялом.
Сон больше не приходил, и он просто лежал, жмуря в темноте глаза и тяжело дыша в духоте одеяла. Этот кокон спасал его от реальности, в которой его ждали нравоучительные беседы от младшего братца, чувство вины и куча проблем, которые он сам себе организовал, не сумев удержать член в трусах.
Через полчаса Ти снова стал колотить в дверь. Невыносимо. Витя встал, отбросив одеяло и, матерясь, открыл брату.
— Живой? — Ти с подозрением оглядел помятого Вика с головы до ног.
— Нет, блядь, вены ложкой пилю! Я похож на дебила?
— Тебе честно или как?
— Заткнись. Чего надо?
— Поговорим?
— О чём, Ти? Ты больной? — Гриднев-старший поражался непробиваемости брата.
— Я лишь хочу, чтобы ты не изображал королеву драмы и подумал своим жиденьким мозгом! На роже печать мировой скорби, — Тимур оттолкнул Витю и вошёл в комнату. — А Эду, думаешь, охеренно сейчас? Не тебя, а его трахнули и свалили в закат…
— В рассвет.
— Иди ты, блядь! Конец света наступил?
— Нет, но…
— Послушай меня, придурь! — Ти схватил брата за ворот футболки и встряхнул. — Я не дам тебе страдать хернёй, понял? С меня тайской голубятни хватило!
— Мне нужно время.
— На что? Честь поруганную оплакивать будешь? Ты год этой ерундой занимался. Год! Если ты не сделаешь ничего прямо сейчас, то опять будешь как говно в проруби болтаться. Унылое говно. И Эд уже пытался сделать свои выводы…
— Пытался?
— Я с ним поговорил.
— Могу представить, — Витя наконец оторвал от себя руки Тимура. — Не лезь не в своё дело.
— Если я не влезу, то вы, два мудака, наворотите дел, которые, блядь, в итоге всё равно я разгребать буду!
— Я разберусь со всем. Мне правда нужно время.
— Дебил, — Ти вышел, хлопнув дверью. Он знал, что этим всё закончится… Знал, но не смог предотвратить и теперь пытался не допустить возможного маленького апокалипсиса.
Вик вернулся к кровати и снова завалился на неё. Тимуру легко говорить: не он внезапно оказался тем, кого презирал всю свою сознательную жизнь. Как у них вообще будущее может быть? За ручку по улице гулять? Так они максимум пару шагов сделать успеют… И не в этом дело, а в собственном восприятии — не мог Гриднев представить отношений между двумя парнями.
Вариант перестать общаться с Эдиком его тоже не устраивал. Совершенно. Даже если отбросить его влюблённость в поганку, тот и приятель классный, какими не разбрасываются. Притвориться, что ничего не было? Не выйдет. А если в неподходящий момент опять потянет? Определённо потянет… Быть вместе? Как это вообще возможно?!
Даже если хочется. Очень хочется.
Решения не было.
Ти больше не доставал его, напротив, демонстративно игнорировал и вёл себя как сучка, но это было даже хорошо, потому что мозг Вик и сам себе уже успел вынести.
Три дня он провалялся дома, имитируя простуду под презрительные смешки младшего брата, продолжавшего играть в молчанку. Ярцеву он тоже врал, покашливая и шмыгая в трубку. Время шло, а проблема оставалась проблемой. На четвёртый день он оторвал себя от постели и поплёлся за братом на учёбу.
— Ты как? — Тимур заговорил с ним впервые за эти дни.
— Не знаю.
— Решил, что будешь делать?
— Нет.
— Ты идиот? Чем ты занимался столько времени?
— Думал.
— Каким местом? Ты ведь знаешь, что встретишься с ним сегодня?
— Знаю.
— И? Ему тоже нелегко, но ты все рекорды по унынию побил!
— Он в порядке?
— У тебя было достаточно времени, чтобы позвонить ему и спросить.
— Ти!
— Что? Если беспокоишься, то не веди себя как сыкло последнее! Не съест он тебя.
— Знаю.

Глава 6

Пл. 47 км

Раменское

Как он дошёл до этого? Когда всё началось? Почему он не может остановиться?
Витя смотрел на заплеванный пол тамбура и пытался сосредоточиться, но мысли наскакивали одна на другую, толкались и вообще вели себя как хаотично двигающиеся молекулы.
Тимур деликатно помалкивал, уткнувшись в телефон. Игнорировал. Но Гридневу-старшему приятнее было думать, что брат просто не желает беспокоить его. А поговорить хотелось. О чём угодно, только бы не думать, что совсем скоро он нос к носу столкнётся с источником беспорядка в своей голове. Как вести себя с Эдиком? Как смотреть ему в глаза? Он не находил решения, сколько бы ни думал. Плевки на полу приковали его взгляд. Многие люди в нашей жизни, как эти плевки: грязные, размазанные, противные, но, к счастью, лишь временная мерзость — мы идём своей дорогой, оставляя их за спиной. Был ли Рашкин таким плевком? Нет. Определённо.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒