Красково. Томилино. Люберцы —1
Красково
Народ всё прибывал. Даже Ярцева потеснили к стене, впечатав в недовольного Тимура, вынужденного прервать переписку и убрать телефон в карман. Рашкин сложил руки на чужой груди и нервно теребил шнурок толстовки. Но глаз не отводил. Жадно ловил взглядом каждую эмоцию, проносящуюся на лице Гриднева, и продолжал улыбаться. Оказывается, можно понять друг друга без слов. Витя улыбнулся в ответ. Просто так. Стало легко. Будто долго терзающая тело тяжесть исчезла. Один молча просил прощения, а второй прощал так же безмолвно. Вот так, без ненужных разбирательств, без надуманных драм. Между ними было только настоящее без оглядки на прошлое и без намёков на будущее. Здесь и сейчас.
Томилино
— Тебе лучше? — первым нарушил молчание Эдик, продолжая накручивать на палец белый шнурок. — Намного. — И мне. И вроде говорили об одном, но подразумевали совсем другое и поняли друг друга. Гриднев устроил на чужой талии и вторую руку. Потому что удобно. Потому что тесно. Потому что так должно быть. Сейчас, глядя в сияющие глаза, он сотню раз мысленно называл себя идиотом. Если бы он не был трусом… Он нужен Рашкину. Таким вот придурком нужен. И душа, выскользнув из узких бледных ладоней, вернулась в тело хозяина, обновлённая, очищенная от грязи и согретая теплом другой души. Даже дышать стало легче. И страх понемногу отступил, опасливо пятясь и злобно фыркая. — Я… — начал Гриднев, но замолчал. Не здесь. Не так. — Знаю, — кивнул Эдик. Он действительно всё понял. Это было чем-то диким, удивительным, но реально существующим — любовь. Витя всё ещё не знал, что ждёт их впереди, но в одном был уверен: если он отступит сейчас, будет сожалеть всю свою жизнь. Лучше рискнуть и ошибиться, чем гадать до конца своих дней, что было бы, если бы попробовал.
Панки
Он ещё не раз будет просить прощения за свои сомнения, будет бороться с самим собой в попытках принять себя, но не остановится, пока не поймёт, что это правда конец. Пока есть хотя бы один шанс… Рашкин облизал нижнюю губу и буквально впился взглядом в Гриднева. Витя дрогнул: мелкая поганка играла на его нервах, осознав свою значимость. Знает, гадёныш, что желанен, но хочет убедиться. Вик предупреждающе цокнул языком и покачал головой, как бы говоря, что не то место и время для игр в соблазнения. Эдик довольно оскалился и отвёл взгляд. Скромница, ага. С этим засранцем точно не будет скучно… Гриднев уже знал, где проведёт предстоящую ночь. Без вариантов. Только теперь он будет осторожнее. Он не повторит прошлых ошибок. По крайней мере, постарается. А потом будет завтра, послезавтра и ещё много времени, пока они оба желают одного и того же — быть вместе. Рашкин не станет демонстрировать их отношения на каждом шагу и требовать внимания, как неуравновешенная девица, — он всё понимает и осознаёт. Им не нужно ничьё одобрение, им не нужно признание общества. Зачем? Зачем выставлять напоказ то, что должно быть лишь для двоих? Не из-за чувства неправильности или стыда, нет, но по велению души, которой достаточно другой души без примеси чего-то стороннего.
Люберцы —1
Не имеет значения, поймут ли их, пока они понимают друг друга. Вите бы самого себя до конца принять, а на других плевать. Он и раньше не был особо общительным. Близкие поймут, а все остальные только новогодняя мишура, которую раз в год достают из пыльной коробки. Кто чертит границы нормы? Кто решает, что нормально, а что нет? Кто эти люди? Мораль, нравственность — чепуха для идиотов! Безликое стадо, запуганное пастушьей собакой. Стадом легче управлять. Стадо легче контролировать. Выбившиеся за пределы загона становятся опасными, заразными, несущими угрозу всему стаду, поэтому их отлавливают и отправляют к ветеринару или под нож — в зависимости от степени заражения. Заражения свободой. Воздух свободы ядовит, он смертелен для пастуха и его пса. Ты человек, пока считаешь себя таковым. Ты волен сам выбирать, как жить и какими принципами руководствоваться, подстраиваться под мнение большинства или поступать наперекор ему — это твоя жизнь и твой выбор. Вик просто хотел жить. Долго и желательно счастливо. И для этого ему не нужно было поддакивать большинству или, наоборот, бежать на него в розовых лосинах, размахивая радужным флагом, выставляя напоказ свои чувства. Его чувства принадлежат только ему.
|