Удельная. Малаховка
Удельная
Сердце начинает биться в груди как сумасшедший в припадке агрессии. Почти. Ещё совсем немного. В голове нет ни одной дельной мысли — там царит хаос. Настоящий кавардак. Ти с каждой секундой веселеет в предвкушении, а Вите хочется на ходу выскочить из электрички и скрыться в неизвестном направлении. Пульс отсчитывает оставшиеся секунды, отделяющие от принятия решения. Это похоже на последнюю ступень, ведущую на эшафот — перед глазами проносится калейдоскоп воспоминаний, начинающихся почему-то с бледно-голубого горшка в садике и заканчивающихся размазанными плевками на полу. С остановкой состава Вите кажется, что и жизнь его останавливается, а скрежет открывающихся дверей — это поминальная служба по нему.
Малаховка
Первым зашёл шкафообразный Ярцев, плечами расталкивая стоящих в тамбуре. За ним протиснулся Эдик, подталкиваемый в спину толпой, похожей на взбесившуюся волну, атакующую берег. Коля умудрился в этой тесноте поздороваться с обоими Гридневыми и встал возле младшего, наигранно заинтересовывавшись перепиской того с кем-то. Ти кивнул Эдику и снова опустил взгляд в телефон, а Витя замер как идиот, таращась в бледное лицо поганки и не имея сил произнести ни слова. Они слишком близко. Между ними несколько жалких сантиметров, которые стирает толпа, стоит составу тронуться с места. Рашкин буквально впечатался в Гриднева под действием чьего-то толчка. — Привет, — промямлил он в чужую грудь. — Привет, — ответил непослушными пересохшими губами Витя в белобрысую макушку. А сердце окончательно взбесилось. — Прости, тесно, — извинился Эдик и ещё плотнее прижался. — Ага, — Гриднев неловко обхватил его одной рукой, поддерживая. — Вот это фарш… — Угу, — Рашкин поднял голову, и Витя потерялся. В чёртовом взгляде этом, полном теплоты, в улыбке, мягкой, едва заметной, в лице, осунувшемся, но по-прежнему красивом — в Эдике. И не было слов, чтобы выразить творившиеся с ним в это самое мгновение.
|