А я? Я была в спа весь день. 1 страница

роман

Побег из приюта

Мэделин Ру

Аннотация

Печально известный Бруклин — это лечебница для людей с омраченным сознанием. В ее стенах главврач Кроуфорд проводит жуткие эксперименты, которые называет «своеобразными методами лечения». Сюда попадает шестнадцатилетний Рики Десмонд, и теперь его тоже будут «лечить». Он станет Исходным Пациентом. Рики объясняют, что это привилегия, и уверяют, что исследования Кроуфорда сделают его жизнь необыкновенной и яркой. Случайно ознакомившись с архивом Бруклина, юноша понимает, что стать Исходным Пациентом означает потерять себя. Он должен бежать, чтобы спастись. Иначе его ждет нечто гораздо более страшное, чем смерть. Нечто, от чего нет спасения. Нигде. Никогда.

Любительский перевод группы https: //vk. com/byatlanta

Убедительная просьба НЕ КОПИРОВАТЬ, или копируя указывать ссылку на источник

переводчик Aisha Atlanta

посвящается

«Всей командеПриюта в HarperCollins

и для поклонников серии, старых и новых»

Эпиграф

" Я не ангел, – заверила я его, – и могу стать ангелом только после смерти. Я буду сама собой"

Шарлотта Бронте, Джейн Эйр

" Я создан иначе, чем кто-либо из виденных мною; осмеливаюсь думать, что я не похож ни на кого на свете. Если я не лучше других, то по крайней мере не такой, как они"

Жан-Жак Руссо

Содержание

От автора

Эпиграф

Пролог

Глава 1.

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Эпилог

Благодарности

Фото карточки

Обратная Реклама

Об авторе

Книги Мэделин Ру

Титры

Авторское право

Об издателе

Пролог

Он не хотел быть первым. Даже тишина этой комнаты была кричащей. Шарканье шагов и усиливавшийся крик сомнений в голове оглушили его. Смотритель заверил его, что ему повезло быть первым. Это было честью. В конце концов, смотритель долгое время ждал его - подходящего человека. Почему бы Рикки просто не быть хорошим, покладистым мальчиком? Ведь это особенный случай, привилегия - быть Исходным Пациентом.

Но он всё ещё не хотел быть первым. Эта комната была холодной и одинокой, и каким-то образом он осознавал всей своей сущностью, источником его человечности, что быть Исходным Пациентом плохо. Очень плохо.

Быть Исходным Пациентом означало потерять себя. Не умереть, нет. Нечто гораздо хуже.

Глава 1

Бруклин, 1968

Тремя неделями ранее

Они привели его в маленькую комнату в немой тишине. Рикки идет этой дорогой не в первый раз, только в прошлый раз это был Викторовуд в Хэмптоне и он шел охотно. Это по счету третье " пристанище". Всё это начинает раздражать.

Свесив голову, он уставился в пол - его пожизненное представление. Раскаивался ли он? Ничуть, он хотел выбраться из этого места. Больница Бруклин. Хоть и зовется дурдомом, но звучит так же пафосно и глупо, как и ретритные центры. Он не хочет иметь ничего общего с этим.

— Мне нужно увидеть родителей, - сказал он. Разговор заставил их сжать его руки ещё крепче. Один из санитаров достал защитную маску, Рикки не нужно было притворяться, чтобы выглядеть шокированным. - Воу, эй, в этом нет необходимости. Я просто хочу поговорить с моей мамой. Вы должны понять, произошла какая-то ошибка. Если бы я мог просто поговорить с ней...

— Хорошо, парень. Разумеется. Ошибочка. - хмыкнул санитар. Он был выше и сильнее Рикки, поэтому брыкаться было бесполезно. — Мы не хотим навредить тебе, Рик. Мы пытаемся помочь.

— Но моя мама...

– Мы уже слышали это. Тысячу раз.

У него был приятный голос, у этого санитара. Нежный. Добрый. Обычно так и бывает: приятный голос, говорящий приятные вещи, прикрывающий темные намерения. Эти голоса хотели изменить его. Порой он даже был искушен соблазном позволить им.

- Я хочу увидеть моих родителей, - повторил он спокойно. Трудно было скрывать ужас в голосе, когда его тащили в камеру в месте, которое он совсем не знал. Камера в психушке. - Пожалуйста, просто позвольте мне поговорить с ними. Я знаю, это звучит нелепо, но я думаю, что действительно могу заставить их понять.

- Поздно, - сказал санитар. - Теперь мы будем заботиться о тебе. Твои родители придут к тебе, когда ты почувствуешь себя лучше.

- Смотритель Кроуфорд лучший в своем деле, - сказал другой мужчина. Его голос был теплым, но холодный взгляд смотрел на-сквозь-Рикки. Как будто его там и не было вовсе, или как если бы он был просто пятнышком грязи.

- Он действительно лучший, - механически добавил санитар повыше.

Рик стал бороться с ними, высвобождаясь. Он уже наслышался этих слов о других докторах, других " специалистах". Это был шифр. Всё было зашифровано, всё что говорили эти люди в " санаториях" и больницах. Они никогда не говорили того, что действительно имели в виду, что он никогда не выйдет, никогда не станет свободным, пока не превратиться в совсем другого человека. Тот высокий, сильный санитар справа выругался себе под нос, изо всех сил стараясь удержать руку Рик и потянулся за чем-то недоступным его взору.

Комната была холодной, промерзшей от весеннего дождя за окном, и свет был слишком ярким, бледной белизны, как и вся комната. Мир за стенами ещё никогда не чувствовался столь отдаленным. Возможно, было всего лишь несколько футов к стене, а затем несколько сантиметров кирпича, но казалось, что свободный воздух по другую сторону ограждала миля бетона.

- Это твой выбор, - сказал санитар с хриплым вздохом. - Ты сам выбираешь, как мы будем относиться к тебе, Рик.

Рикки знал, что это неправда, он начал бороться сильнее, бросая свой вес из стороны в сторону, пытаясь врезаться лбом в одного из них и разорвать хватку. Их голоса стали отдаляться, через секунду игла скользнула в его руку, прокалывая глубже, чем обычно, вгрызаясь глубоко в вену.

- Я просто хочу увидеть их, - говорил он, медленно комкаясь на линолеум, - я могу заставить их понять.

- Конечно можешь, но сейчас ты должен отдохнуть. Твои родители придут увидеть тебя ещё до того, как ты узнаешь.

Успокаивающие слова. Бред. Предметы в комнате стали размыты. Кровать, окно, стол - все стало похожим на молочно-серые капли. Рикки позволил себе скользнуть в мрачное, надвигающееся онемение, почти облегчение от узла страха и предательства туго петляющего живот. Мама и Бутч должно быть уже по дороге обратно в Бостон. Уже далеко, уже далеко. Он всегда мог договориться, чтобы выбраться раньше, и он знал, что может сделать это снова, если только останется наедине с матерью.

- С ним всё будет хорошо здесь, не так ли? - спросила его мать. Кадиллак плавно покатилась вверх по склону в сторону больницы, дождь неустанно бьется, ритмично, как крошечный солдатик барабанами по окнам. - Здесь совсем неё так как в Викторвуде... Может быть, это слишком опасно.

- Сколько можно, Кэти? Он буйный урод. Он чертов...

- Не говори так.

Это было похоже на сон тогда, сейчас даже больше. Сначала он был так уверен, что они просто везут его обратно в Викторвуд, дом для " своенравных" мальчиков, как он. Персоналом там были просто избалованные слабаки и как только ему надоедало место, хватало всего несколько слезливых звонков, чтобы его мать приезжала со слезами на глазах и заключала его в объятия. Но на этот раз они везли его не в Викторвуд. Где-то посреди дороги они остановились и изменили направление. Настал тот самый следующий-раз-который-будет-иметь-последствия момент, упоминаемый Бутчем.

Блин. Он не должен был так попасться с Мартином. Бутч в конце концов исполнил свои угрозы. Длинная, бешеная поездка в больницу, в Бруклин, было достаточным наказанием, и все это время Рик думал, что они так не поступят. Они не приговорят его.

И теперь он здесь, соскальзывающий в беспамятство далеко от дома, с двумя незнакомцами, которые тащили его на тонкий матрас и его последние ясные мысли: " Они это сделали. На этот раз они действительно сделали это. Они заперли меня и они не вернутся".

Глава 2

Плотно сложив руки на животе, он уставился в потолок. Голос казалось охрип от напрасных криков на санитаров. Поняв, что это не сработало, он попытался успокоить себя. Теперь он спокоен. Кончики пальцев были настолько холодными, что на мгновение он подумал, они могут заледенеть до треска и разбиться.

Этот холод он почувствовал ещё в первый раз, как только переступил через порог больницы, это было его первым предостережением. Двор вокруг Бруклина был красивым и довольно ухоженным, крепкий черный забор был единственным свидетельством того, что свобода здесь ограничена. Напротив больницы шли параллельно коричневые кирпичные здания в форме U. Они отличались от больницы совершенно другой конструкцией. Темные, старинные, студенческие. Взъерошенные молодые парни в фуфайках и вельветовых брюках гуляли от одного здания к другому-студенты, готовящиеся уйти на летние каникулы, как узнает позже Рикки.

По сравнению с этими старинными зданиями Бруклин был кристально белым. Чистым. Даже трава была подрезана на идеально ровную высоту. Чувствовалась фальшивой под ботинками. И пациенты в саду, спины согнуты, дотошно обрывающие увядающие цветки и подстригающие живую изгородь, под пристальным наблюдением санитаров.

Все это кажется нетронутой и прекрасной картиной, пока ты не ступил внутрь и холод не ударил тебя, как разряд электричества.

Сонный, каким он и был, Рикки был уверен, что он никогда не сможет по-настоящему отдохнуть в этом месте, даже если они вколют ему еще одно из тех успокоительных.

Он продолжал засыпать и резко просыпаться, уверенный, что кто-то по ту сторону двери подслушивает. Его беспокойный сон был и вовсе нарушен внезапным криком посреди ночи. По крайней мере, он думал это ночь. Было сложно понять сквозь затворенную камеру.

Конечности Рикки стали свинцовыми, как только он сел. Крик повторялся снова и снова, заставляя его полностью проснуться. Он поплелся к двери, приникший к ледяной поверхности. Схватившись за дверную ручку, он был потрясен, когда дверь приоткрылась. Этого не может быть. Ему бы не позволили бродить по залам Бруклина в одиночку. Он мог точно сказать, судя по тому, как к нему применяют силу, это не одно из таких мест. Неужели один из санитаров облажался и забыл запереть его? В коридоре было по-прежнему темно, без медсестер или санитаров, никаких других пациентов, без признаков жизни вообще, кроме стука, как сердцебиение, что барабанил медленно откуда-то из-под его ног. Может быть, это были трубы или старинные печи, которые ворчали где-то в подвале, как древний, дремлющий зверь.

Корень здания. Его ядро. Живое, бьющееся сердце дурдома. Рикки шел по коридору к лестнице, босые ноги такие же ледяные, как и пол. Млечный свет заполнил всё пространство, освещая его шаги вниз по этажу. Бьющееся сердце взывает к нему, и он последовал. Он не чувствовал себя в безопасности, точно. Это больше похоже на безрассудство. Но что они могли сделать, выгнать его? Не его вина, что эти идиоты оставили его дверь открытой.

Казалось странным, но этот шум исходящий откуда-то глубоко из сердца здания успокаивал его. До тех пор пока он не дошел до приемной. Он сидел здесь и смотрел как Бутч заполняет документы, в то время как его мать плакала.

- Разве ты не будешь скучать по мне? - пробормотал он, изображая большие глаза по-детски.

- Дорогой..

Она почти купилась на это, ее губы дрожали, когда она смотрела на него.

- Нет, не в этот раз.

Бутч закончил за неё и разрушил заклинание. И Рикки ненавидел его за это.

Страх и неверие завладели им, надвигаясь как волна, стремящаяся утопить его в себе. Он поспешил к двери, которая вела наружу, подумав на дикую долю секунды, что лучше бежать, чем пытаться связаться с мамой по телефону, но его удача была исчерпана - эти двери были определенно закрыты. Зов " сердца" или печи усилился, Рикки последовал, в этот раз неохотно. " Некуда Бежать" - пришло на ум. Песня или мысль. Звук, который исходил из подвала как бы играл эту песню. Цепляющая, мрачная, управляющая и заражающая.

Некуда бежать...

Он оказался в той части больницы, которую не знал. Не удивительно, ведь не прошло и целого дня с тех пор как он прибыл. Вестибюль была позади него, а впереди офисы и складские помещения с узким залом, который исчез в зияющей тьме. Арка. Арка, что вела вниз.

Вниз он и последовал, в холодную глубину, чувствуя грубые камни на стенах и запах червивой, влажной земли, которым был пропитан подвал. Лестница казалась бесконечной, непрекращающийся барабанный звук взревел громче, отзываясь эхом, переплетаясь с его страхом, известью и кирпичом, пока не стал частью его самого. Трубы гремели, скрипели, от внезапных похлопываний казалось, что они могут взорваться в любую секунду.

Поиск. Он понял, что отчаянно пытается найти не телефон или выход, а источник сердцебиения.

Рикки следовал звуку барабана всю дорогу в длинный, высокий коридор, потолок которого возвышался так высоко над ним, что возможно это было просто пустое небо. Что-то царапнуло спину, он резко оглянулся, сзади ничего не было. Его посетила мысль, что возможно всё это сон, когда он почувствовал, как острые ногти человека схватились сквозь рубашку, заставляя кожу гореть, но никого не было. Он был один в зале. Стиснув зубы от боли он пошел дальше к звуку, проходя запертые двери по обе стороны без окон. В каком-нибудь кошмаре они были бы точно закрыты, но он пытался открыть каждую, на всякий случай. Внезапно он был уверен, что эти крики ранее он слышал именно из этой прихожей. Что кто-то за дальней дверью справа рыдал так громко, что было слышно в его камере. Сердцебиение направило его прямо к источнику.

И когда он дошел до последней двери справа, она была открыта, как и его. Ещё одна халатность, разумеется. Он должен зайти внутрь, спастись от когтей царапающих за его спиной и найти пульс сердцебиения, что гремел в ушах. Теперь это было его собственное сердцебиение, его собственный пульсирующи

й страх.

Он остановился перед дверью и заглянул внутрь, царапающие ногти оказались внутри него, разрывая живот и поднимаясь к горлу. Не было никакого крика и сердцебиения, просто тишина. Затем он увидел ее. Маленькая девочка стояла в пустой комнате, в ночной рубашке, рваной и грязной. Она поворачивалась медленно, кругом, вокруг и вокруг, но под каждым уголом Рикки видел просто длинные, грязные волосы.

Не было видно лица под волосами, но почему-то он чувствовал ее глаза. Ее глаза были там, наблюдая, оценивая. . . Он был частью этого места теперь. Он был замечен.

Глава 3

К утру он чувствовал себя получше, проснувшись с " Некуда Бежать" в голове. Просто беспокойный сон, решил он. Он никак не мог выбраться из комнаты посреди ночи. Чтоб убедиться он проверил ступни. Чистые. Надо признать, это было большим облегчением.

Обратно к плану А: найти телефон. Его родители-или по крайней мере его мать вернется за ним, и скоро. Она не могла жить без своего маленького медвежонока. Она хотела вернуться за ним, с Бутчем или без него, потому что была слишком хрупкой и нежной, чтоб удержаться. Это не было обвинением, просто правдой.

И черт возьми. Он почти добился своего в приемной, но Бутч всё испортил. Поэтому она так быстро вышла замуж после исчезновения отца. Спустя год суд дал ей развод, основанный на " отказе", Бутч уже был в их жизни к тому времени, как будто выжидал момент, чтобы занять место его отца. Она не могла сама по себе, не могла нести ответственность за что-либо. Рикки не был уверен, ненавидел ли он свою мать, но он определенно испытывал к ней неприязнь. Все же, он надеялся, что кровь может быть жиже воды и он добьется свободы в конце концов.

Совсем скоро он будет снова в Бостоне, в своей комнате, окруженный постерами Пола и Джона, своей одеждой и вещами, книгами и бейсбольными карточками. Он, вероятно, даже вернет Бискейн - его настоящий билет на свободу, которым он едва успел воспользоваться до этой строки прославленных тайм-аутов.

Рикки уже представлял это: окна опущены, играет музыка, весенний ветер, несущий славный аромат гамбургеров и хот-догов, шипящих на десятках пригородных грилей. . . . Мама, по крайней мере, позволила ему вчера взять последний гамбургер, прежде чем они добрались сюда, но Бутч отказался переключать радио на другую волну, кроме бейсбола.

Раздался короткий, робкий стук в дверь. Рикки сел в кровати, а затем качнул ногами по краю, запустив обе руки через смятые волосы, когда дверь открылась, и рыжая медсестра с добрым лицом вошла внутрь.

- Привет. Я не помешала?

Рикки фыркнул, вставая, и прислонился к кровати.

- Это что-то типа шутки у вас здесь?

Не сказать, что она красивая. Скорее безобидная. Чистая. И примерно с такими же острыми углами, как кран оригами. Она смотрела на него, явно недоумевая.

- Оу, нет. Я не шутила.

Она крепко держала блокнот к груди.

- Я медсестра Эш, и я буду заботиться о тебе здесь в Бруклине.

- Эш. Медсестра Эш. Ха. Довольно подходящее мрачное имя для этой прелестной темницы.

Ее выражение лица стало пустым, и она пожала плечами, глядя на свои заметки.

- Я не буду поднимать шумиху, если это подпитывает твое чувство юмора по поводу всего этого, - сказала она, почти беззаботно. - Нам придется познакомиться поближе, и я предпочитаю своих пациентов веселыми, если это вообще возможно. Идущими на контакт, по крайней мере.

- Да, да - сказал он восторженно. Обычно он имел дело с застегнутыми советниками, кричащими на него за очками, но, возможно, с ней он мог бы немного повеселиться. Она была почти его ровесницей, на удивление молода для медсестры. Если он правильно сыграет свои карты, она может стать его другом и помочь ему сделать телефонный звонок своей матери.

- И как ты управляешь корабликом дурдомом? Правила строгие или не очень?

Немного флирта никогда не помешает при знакомстве, хотя этот подход с треском провалился со старыми психологами, к которым он обычно ходил.

- Я знаю, что это должно быть трудно для тебя, судя по тому, как тебя...

Медсестра Эш тщательно изучала свои записи, которые включали документы от Бутча. Её предложение оборвалось, когда она обнаружила точные причины его пребывания здесь. После его имени (Кэррик Эндрю Десмонд, хотя никто, кроме его бабушки и Бутча, когда он был сердит, не назвал его Кэррик), его возраст, вес и дата рождения, а затем мог быть любой эвфемизм, который Бутч вставил для описания проблемы на этот раз.

Последние два раза он также цитировал " вспышки насилия" в этих заявлениях. Но это был только один раз, и на самом деле, Бутч заслужил вилку, которая попала ему в голову за то, как он называл Рикки.

- Судя по тому, как меня застукали в постели с соседским мальчиком. Или я должен сказать, молодым человеком? Я не такой уж извращенец.

- Ты вовсе не извращенец, мистер Десмонд, - категорически сказала медсестра Эш. Да. Это было ново. - Мне не нравятся такие слова. Они не вызывают ничего, кроме стыда. Лечение - это не стыд.

Может, она действительно была другой. Он сомневался в этом, но все возможно.

- Ты меня шокируешь, сестра Эш. Но в хорошем смысле.

Она улыбнулась и это почти сделало ее красивой.

- Пожалуйста, дай мне знать, если у тебя возникнут проблемы с обустройством. Приспосабливаться к жизни здесь может весьма... - медсестра прикусила губу, колеблясь - Озадачить.

- О, поверь мне, ничего такого, с чем я не смог бы справиться. Я родился в тюрьме.

Возможно, это преувеличение.

Как только она собралась уходить, она нахмурилась, покачав головой. - Я боюсь, жизнь была очень несправедлива к тебе.

- Боюсь, жизнь ко всем несправедлива.

- В скором времени я зайду к тебе снова, - сказала она, поспешив к двери. Она быстро отвернулась от него, возможно, чтобы скрыть румянец, ползущий по ее шее. Он чувствовал себя еще лучше, прямо-таки самодовольно, когда крик знакомой девушки прорезал молчание. Дверь громко закрылась на замок, и улыбка Рикки исчезла. Это был не просто крик человека, охваченного безумием. Это был вопль боли.

Глава 4

Завтрак в семь. Обед в полдень. Предсказуемо. По режиму. Когда Рикки спросил у медсестры с резкими чертами лица, сопровождающей его на ланч, что подадут, она покачала головой и сказала с безжалостным смешком:

- Суп и хлеб, мистер Десмонд, суп и хлеб. Ты запомнишь.

Её было не так просто заставить покраснеть, как сестру Эш.

На завтрак была мягкая каша с яйцами (не совсем яичница, и не совсем настоящая, похоже на яичный порошок). Ничего такого, чем можно подавиться.

Он ел свой обед в наблюдательной тишине, его глаза просматривали " кафетерий", который, казалось, был большой, многоцелевой комнатой с закрытым коридором к кухням и арочным дверным проемам к главному больничному залу, который также мож

но было закрыть и запереть при необходимости. Белый. Все было белым и блестяще чистым. Достаточно чисто, чтобы есть прямо на полу, но, к счастью, они не заставили его сделать это.

Дождь стучал по стенам; он мог услышать это издалека, напоминание о том, что жизнь продолжалась, пока его держали внутри Бруклина. Суп стекающий с ложки был цвета разбавленной крови. Он напоминал твердый овощной суп, но был разбавлен до прохладной, томатной воды со случайным куском сельдерея. Отложив свою ложку, Рикки посмотрел на нескольких других пациентов в комнате. Их привозили посменно, стол уже был полон, а теперь лавка прямо за ним заполнялась.

Всё напоминало среднюю школу, только это были не группы, выбирающие свои сферы. Они даже не разговаривали. Другие пациенты ели так быстро, как будто ели свой последний обед, и Рикки поспешил закончить свой суп, думая, что они знали что-то, чего он не знал. Медсестры стояли на противоположных концах длинных белых столов, с одинаковые выражениями лица, их глаза бродили по комнате. За столом перед ним сидела пожилая женщина локтем к локтю с короткостриженной девушкой, которая выглядела так, будто хотела заглянуть через плечо, возможно, чтобы поймать его взгляд. Но каждый раз, когда она начинала поворачиваться, она сначала смотрела на медсестер и останавливалась.

Рикки соскреб остатки супа и набил рот половиной черствого батона. Медсестры начали подходить к скамейкам, постукивая каждого пациента по плечу, сигнал, что время трапезы вышло. Большой, широкоплечий Халк дальше по скамейке от Рикки колебался ещё несколько секунд, чтобы доесть суп.

- Деннис.

Как только медсестра хлопнула в ладоши, гигантский человек поднялся со скамейки, повесив голову, как будто он был ребенком, пойманным рукой в конфетную банку. Рикки наблюдал с широко раскрытыми глазами. Что бы медсестры не делали здесь, чтобы держать своих пациентов послушными, это явно работало.

Когда дождь прекратился, они вышли на улицу для " рабочего часа. " Рикки стоял в траве, уставившись в мутное небо, позволяя пластинке играть в голове. Отис, Стиви, Смоки. . . Все записи он мог проигрывать, только когда был дома один. Родители ненавидели его музыкальный вкус, особенно Бутч. Рикки сморщил нос, когда медсестра Эш появилась во дворе, неся корзину, наполненную садовыми перчатками. Это казалось обыденным. Рутинная работа обычно приземлялась тяжелее всего на его плечи, когда Бутч приходил с работы рано домой и заставал его, слушающего Смоки Робинсона на полную громкость.

- Я не потерплю никакого чертового шума в моем доме, человек хочет тишины и покоя, когда приходит с работы!

- О, Бутч, не думаю, что маме понравятся подобные выражения в этом доме...

- Пошел вон, Кэррик. Сейчас же!

Медсестра Эш не окрикнула его, когда вручала перчатки. Она была такой же аккуратной и опрятной, как и другие медсестры, но теперь Рикки заметил, что ее волосы выглядели более дикими под шляпой, а не собранными в идеальный пучок.

- Что мне с этим делать? - спросил он с сарказмом.

- Надеть на руки, я полагаю, - равнодушно ответила сестра Эш.

Он ухмыльнулся. - Так я и думал, но...

Рикки кивнул в сторону других пациентов, которые схватили пары перчаток и немедленно пошли в определенные места, чтобы начать работу.

- Каждый день после обеда мы занимаемся садоводством. Мы не можем позволить пациентам иметь что-то слишком острое, очевидно, но начальник Кроуфорд считает, что такого рода упражнения хороши для вас. Почему бы тебе не присоединиться к Кей? Она как раз собирается обрывать азалии.

- Превосходно, - пробормотал он. Прежде чем сестра Эш смогла перейти к следующему пациенту, он сказал:

- Послушай, как думаешь... Есть ли способ замолвить за меня словечко перед тем надзирателем? Мне правда нужно поговорить с мамой. Если бы я только смог сделать телефонный звонок, это значило бы для меня весь мир.

Вместо того, чтобы прямо отклонить его просьбу, она спокойно вручила пациенту пару перчаток после него.

Только он смирился с тем, что его игнорируют, она спросила:

- Что-то не так?

Смешок Рикки был настолько громким, что напугал всех во дворе. Все глаза были уставлены на него, он прочистил горло и опустил голову, пытаясь стряхнуть их внимание.

- Мне здесь не место, - сказал он, помягче. - Посмотри на меня. Разве ты не видишь? Я не. . . один из этих психов.

12 3 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒