Глава 23. День шестой: среда

Глава 23

РИВЕР

День шестой: среда

Злость кипит, пока я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Но это трудно. Чертовски трудно видеть вину на лице Рейна, когда он поворачивается ко мне. Добавь к этому злорадную ухмылку Ромэна, и я уже готов распустить руки.

Но я не такой и никогда не буду.

Даже когда ядовитые слова Ромэна «Это из-за него? » прозвучавшие как мерзкое оскорбление, привлекли мое внимание, я был в порядке. Даже когда вошел в комнату посмотреть, как все разыграется между ними, я не хотел его бить.

А сейчас я думаю... как он, блядь, посмел?

Я знаю, что у Ромэна и Рейна были незаконченные дела, но, черт возьми, как он мог устроить подобное прямо у меня на глазах? Черт побери, поцеловать Рейна, как будто имеет на это право? Не знаю, когда он понял, что я наблюдаю за ним из дверного проема, но когда он посмотрел на меня, я знал, что он делает это, чтобы быть мудаком.

И если б это все, что было, я мог с этим жить. Повозмущался бы немного и забыл.

Но хуже всего то, что Рейн не вырвался. Он блядь стоял и принимал это. Я видел, как он расслабился, как напряжение покинуло его, приняв то, что делал Ромэн. Словно ему было все равно, что я могу войти в любую секунду, или что мы спали вместе последние пять ночей, или что он трахал меня большую часть времени, пока мы были здесь.

Ему было все равно, что его целует Ромэн..

Рейн хочет что-то сказать, но я поднимаю руку, не давая ему начать.

— Я не хочу ничего слышать.

— Но, Ри...

— Я сказал, — рычу я сквозь стиснутые зубы, — что не хочу! Ничего! Слышать!

Он замолкает, сжимая губы, а я перевожу взгляд на Ромэна. На его лице нет ни капли раскаяния за грязную игру и полушутливую попытку заставить Рейна сбежать с ним. Ромэн посмотрел мне в глаза, перед тем как поцеловать Рейна и сказать всю эту чушь насчет дать ему еще шанс. Чтобы они могли быть вместе.

Да ну на фиг.

Но при таком раскладе я не удивлюсь, если это сработает.

Боже, я знал, что было глупо приезжать сюда с ними обоими, но все равно сделал это. Я позволил своему сердцу взять верх над разумом. И посмотри, куда это меня привело. Под перекрестный огонь двух парней, которые явно не могут понять, что, черт возьми, они значат друг для друга. Даже когда моя интуиция подсказывала мне разобраться с этим самому.

Но я идиот, я впустил Рейна. Снова.

В мое тело, в мой разум и в мое гребаное сердце.

Я ненавижу то, что в очередной раз мы доказали, что мы всего лишь никто.

И почти... все.

И осознание этого разрывает меня на части.

Я качаю головой и тихонько смеюсь, глядя на Ромэна.

— Я не знаю, почему я вообще удивляюсь. С самого момента как я переступил порог этого дома ты ясно дал понять, что не питаешь особой любви ко мне.

Ромэн ничего не говорит, просто пожимает плечами и улыбается, и это разжигает во мне огонь. Для него это игра, наполненная душевной болью и агонией, и он в большинстве случаев был кукловодом. Питался моей неуверенностью, позволял мне предполагать самое худшее.

И все ради чего? Чтобы Рейн был его содержанкой, любовником или как там это еще можно назвать?

Эта ситуация настолько смехотворна, что мне хочется засмеяться, но я не могу. Потому что на кону стоит моя жизнь и парень, которого я люблю. Человек, ради которого я бы прошел сквозь огонь и воду, за которого я боролся, но такое чувство, что борюсь только я один.

Если я не откажусь от Рейна, то никогда не выберусь из этого дерьма живым и не стану похожим на себя прежнего.

— Он тебе нужен? — спрашиваю я Ромэна, в моем голосе звучит спокойствие, которого я не чувствую. Следующие слова выходят с привкусом лжи на языке. — Забирай. Он мне на хрен не нужен. Мне надоело бороться.

Глаза Рейна расширяются в панике.

— Рив, я не...

Я пригвоздил Рейна взглядом, который заставил его остановиться на месте.

— Я слышал столько вранья от тебя, что хватит на всю жизнь. — Оглянувшись на Ромэна, я насмешливо произнес. — А ты? Ты не лучше. Для тебя, как и для всех вас в этом тайном обществе, которое ни хрена не помогло нам разобраться в этом бардаке, обман — это и есть суть вашей игры.

Рейн шагнул ко мне, но я отпрянул, не решаясь подпустить его ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Я уже все решил, как только увидел, что он поддался Ромэну. Но знаю, что у меня не хватит силы воли противостоять ему, если он дотронется до меня.

— Все, что вы оба делаете, это вносите хаос в жизнь всех вокруг. Вы пара, созданная в аду, и вы, блядь, стоите друг друга.

Они оба молчат. Да и что они скажут? Мы все знаем, что я прав.

Облизнув губы, я криво усмехнулся, чтобы скрыть массу эмоций, захлестнувших меня, когда я снова обращаюсь к Ромэну.

— Считай, что угроза устранена.

Я не даю ни одному из них шанса что-либо сказать, выбегаю из кабинета и бегу в спальню, где на полу лежит моя сумка. Хватаю ее и начинаю запихивать свои вещи так быстро, как только могу. Потому что я не могу оставаться здесь ни минутой больше.

Можно во второй раз оказаться в дураках из-за этой дебильной штуки под названием «надежда», а можно попросить судьбу трахнуть тебя в задницу в третий раз. Я не собираюсь торчать здесь из-за этого дерьма.

Застегивая сумку, я слышу звук открывающейся двери и тяжелые шаги.

Я знаю, что это Рейн, как всегда. Просто знаю, еще до того, как он заговорит. Черт, я не удивлен, что он последовал за мной сюда.

Но когда слышу, как защёлкивается замок на двери, я срываюсь.

— Какого хрена ты делаешь?

Рейн поднимает бровь.

— Я? Какого хрена ты делаешь… — Его слова обрываются, когда он замечает сумку в моей руке. — Ривер, положи сумку и дай мне объяснить.

— Я ухожу, сейчас, — шиплю я. — Я сглупил, когда приехал сюда. Черт, застрять с тобой в хижине на пять недель итак было сущим кошмаром. Не знаю, зачем согласился на еще одну неделю, если я уже видел это шоу раньше. Это всегда заканчивается разочарованием.

А еще пошел ты на хрен, если думаешь, будто заслуживаешь хоть какого-то шанса на объяснение, когда я дал тебе, блядь, все.

Я крепко сжимаю сумку, когда понимаю, что у меня нет выхода. Рейн стоит напротив единственной двери из этой комнаты.

— Ты не уйдешь. Это небезопасно, — говорит Рейн, скрестив руки на груди. — Тед здесь. Так что извини, mo grá, но ты не исчезнешь из моего поля зрения, пока вся эта ситуация не разрешится. С помощью Анклава или без. Потому что в данный момент он в отчаянии, и я не позволю тебе подвергать себя опасности.

У меня сводит челюсти, когда я бросаю сумку через всю комнату и подхожу к нему.

— И с чего ты взял, что у тебя есть право голоса, что мне делать или куда идти? Ты не мой опекун, Рейн. Я взрослый человек, способный принимать свои чертовы решения, так что перестань относиться ко мне как к гребаному ребенку.

Рейн снова ударяет кулаком по двери, и я наблюдаю, как ярость загорается в его глазах.

— Тогда, может быть, тебе стоит перестать вести себя как ребенок, Ривер. Например, прямо сейчас и вместо этого просто выслушать меня, пока я пытаюсь все...

Я насмехаюсь.

— Да ты издеваешься надо мной. Это, что, шутка, да?

Его взгляд мечется между моими глазами, а ноздри раздувались.

— Чертовски серьезно. Потому что, вопреки тому, что ты обо мне думаешь, ты мне небезразличен...

Я закатываю глаза.

— Пять минут назад ты выглядел так, будто я тебе чертовски небезразличен, пока язык Ромэна был у тебя во рту, — рычу я, толкая его в грудь.

Это все, что мне нужно сказать, чтобы остановить его на месте. Потому что никто из нас не может обманывать себя, думая, что это не так уж важно. Один шанс — значит один. Блядь. Шанс.

Рейн просто смотрит на меня, ища на моем лице хоть какую-то подсказку или знак того, что я могу думать, потому что ему недостаточно моих слов.

— Просто отпусти меня. Пожалуйста, — тихо произношу я, позволяя себе эту уязвимость перед ним на кратчайшую секунду. — Я дал тебе второй шанс, и мы им воспользовались. Так позволь мне принять решение за нас обоих, потому что ты явно не можешь. И я не хочу просить тебя выбрать между нами.

Рейн продолжает наблюдать за мной, оценивая мои слова и искренность моего тона. И я говорю искренне. Каждое чертово слово. Я уйду с дороги и позволю ему разобраться в своем дерьме с Ромэном без меня. Я говорил серьезно, когда сказал, что с меня хватит борьбы. Очевидно, это нужно было сделать давно. Даже если это убьет меня.

— Бесполезно с тобой спорить, поэтому просто скажи. Ты действительно этого хочешь? Потому что если да, то я больше не буду тебя останавливать, — шепчет Рейн через минуту, и мне требуется вся сила воли, чтобы не рассмеяться над ним.

Нет, это полная, блядь, противоположность тому, чего я хочу.

Есть миллион вещей, которые я хотел бы или попросил бы в этот самый момент, но то, что он позволил бы мне уйти и прекратить все между нами, стоит на последнем месте в списке.

Наверное, эти мысли отражаются на моем чертовом лице, потому что выражение лица Рейна смягчается, и он делает шаг ближе ко мне. Потом еще один и еще, пока не оказался прямо передо мной. Он обхватывает мое лицо, зарываясь пальцами в мои волосы, и я изо всех сил стараюсь не прижаться к нему.

— Ты ведь этого не хочешь? Ты просто хочешь изобразить мученика.

Я ненавижу его за то, что он читает меня как открытую книгу, но не могу винить никого, кроме себя. Я никогда не умел хорошо играть в покер. Но я могу держать свой чертов рот на замке и убраться отсюда.

Он отпустит меня, разберется с Тедом, по крайней мере, с помощью Ромэна. Потому что я видел взгляд Ромэна — он никуда не уйдет. Наплюет на приказы своего отца.

Ромэн прав, я здесь не нужен ни Рейну, ни ему.

Рейн закрывает глаза, прижимаясь лбом к моему, и трется носом о мой.

— Мне нужно, чтобы ты сказал вслух.

Я не слушаюсь. Не только из-за своего упрямства, но и потому, что сосредоточился на ощущении его кожи на моей, впитывая его и запоминая этот момент.

Разочарованный вздох, почти как рык, вырывается из глубины его горла, и он отрывается от меня всем телом. Смотрит в мои глаза, испепеляя своим огненным взглядом. Который сразу же говорит мне, что меня сейчас изрешетят.

— Тебе нужно блядь сказать мне. Сейчас, — шипит Рейн, в его голосе появляется опасная нотка, когда он начинает расти от гнева. — Чего ты хочешь, Ривер? Я не могу читать мысли. Если ты чего-то хочешь, скажи это. Пожалуйста, просто, блядь, скажи мне.

Я выдохнул, прикусив внутреннюю сторону щеки, чтобы не закричать ему в лицо за то, что он так слеп. Ничего не выйдет.

Ты сам напросился, детка.

— Чего я хочу? Разве это не очевидно? Ты не знаешь? Я тебе уже говорил, — прорычал я, ледяным тоном. — Я хочу чего-то большего, чем просто трахаться в горах в течение недели или двух, а потом не получать от тебя не весточки. Я хочу знать, что со мной не играют, что я не останусь в дураках, чувствуя больше, чем должен! — Злой сардонический смех срывается с моих губ, и я сердито смотрю на него. — Я хочу иметь возможность претендовать на тебя, отмечать тебя как своего и не выглядеть при этом идиотом. Я хочу, чтобы твои чертовы слова что-то значили. Я хочу быть уверенным, что когда все это дерьмо закончится и мы вернемся в Боулдер, у нас все еще что-то будет, а не бояться, что все снова рухнет.

— Mo grá … — начал Рейн, но я уже на взводе и не в состоянии остановиться.

— Заткнись на хрен, я еще не закончил, — прервал я его. — Я хочу знать, что ты не уйдешь. Потому что все, блядь, уходят, и я устал ждать, когда каждый человек в моей жизни бросит меня. Я хочу знать, что я что-то значу для тебя. Знать, что мне не придется беспокоиться, что придет еще один Ромэн и снова заберет тебя, потому что, черт возьми, Рейн, я просто хочу тебя!

Я тяжело дышу, когда последние слова вырываются из меня с таким злобным рычанием, что я удивляюсь, как вообще смог издать этот звук. Но что-то в нем заставляет меня сходить с ума. До такой степени, что я становлюсь худшей версией себя.

Или, когда он позволяет мне, лучшей.

Глаза Рейна — жидкое золото, обжигают, когда он не отрываясь смотрит на меня. Он снова скрещивает руки на груди, и я вижу, как под татуировками, покрывающими почти каждый свободный сантиметр кожи, проступают вены.

— Ты, блядь, закончил?

Я слегка пожимаю плечами, не зная, что делать с его безэмоциональным тоном.

— Конечно.

Но это недолговечно, так как этот маленький поступок сразу же выводит его из себя.

— Хорошо, потому что теперь твоя очередь заткнуться и слушать, — шипит Рейн низким голосом, таким глубоким, что я почти чувствую, как он касается моей души. Это заставляет меня отступить от него на шаг, потому что даже в самых страшных наших ссорах я никогда не слышал такого в его голосе.

Единственный способ, которым я могу описать это — он потерял контроль над своей единственной ниточкой здравомыслия.

— Для человека, который любит поговорить, ты, блядь, знаешь, как держать все самое важное в себе. И для такого умного человека, как ты можешь быть настолько слепым?

— Что...

— Ничего, блядь, ничего! — рычит Рейн, его щеки и шея слегка розовеют. — Все, что я делал и говорил за последние два гребаных месяца, было для тебя! Только ради тебя и никого кроме тебя! И я сам едва держался. Но мне пришлось отойти в сторону. Знаешь как мне было тяжело наблюдать, как ты боролся и сражался, чтобы удержаться на плаву? Это едва не убило меня. Потому что я не хотел стать причиной твоего гребаного падения, Abhainn. — У него перехватывает горло от моего прозвища, и я вижу, как вспышка паники в его чертах сменяется сожалением. — Той ночью в твоей квартире, когда ты сказал мне, что я уничтожил тебя... Я знаю, ты не мог этого видеть или чувствовать, но просто знай, что ты уничтожил и меня тоже.

Моя грудь болит. Я очень сомневаюсь в этом, детка.

Я поворачиваюсь к кровати, не в силах смотреть на него, и хрипловато смеюсь.

— У тебя иногда забавный способ показать это.

Он съёжился когда сказал, потому что слова разожгут и без того жаркое пламя.

— А тебе ни о чем не говорит, что я стою здесь и практически умоляю тебя поделиться со мной своими гребаными мыслями? — Рейн насмехается, и я оглядываюсь через плечо, видя, как он вскидывает руки и опускает их. — Я не знаю, что еще я могу сделать, кроме как кричать на тебя, пока ты не услышишь. Ведь ясно, что я не из тех людей, которые будут прилагать столько усилий ради кого попало. Черт, Рив, как ты не понимаешь? Я дам тебе все, что ты захочешь. Все, что угодно. Просто скажи, и оно твое.

Я застонал и подошел к окну. Мне нужно убираться отсюда, пока Рейн не дал мне еще больше обещаний, которые не сможет выполнить. Не сейчас, когда он только и делает, что нарушает их. Сегодняшний день был тому прекрасным примером.

Но мазохист во мне продолжает твердо настаивать и позволяет единственному слову прозвучать вопросом на моих губах.

— Все, что угодно?

— Да, — вздыхает Рейн, его вспыльчивость немного рассеивается, но я все еще слышу разочарование в его словах. Отчаяние и свирепость. — Что угодно. Ты хочешь уравнять шансы? Отлично. Хочешь приковать меня наручниками к кровати и взять силой? Сделай это. Хочешь, чтобы я пережил один из худших моментов моей жизни, чтобы доказать тебе это? Потому что я это сделаю. Клянусь своей гребаной жизнью, я сделаю это. Потому что я люблю тебя. И сделаю все, чтобы ты это понял, ты для меня важнее всего.

У меня перехватывает дыхание, и в груди замирает сердце.

Он только что...

Я медленно поворачиваюсь, прижимаясь спиной к оконному стеклу, встречаясь с Рейном взглядом. В них нет ничего, кроме честности.

— Что? — шепчу я, как будто только что проглотил стекло.

— Ты, блядь, слышал меня, — говорит Рейн, его голос становится таким же хриплым, когда он подходит ко мне. — Но на случай, если ты не понял, я скажу это снова. Я люблю тебя. И все, что я хочу, это ты.

Вот черт.

Наверное, моя челюсть упала на пол, потому что ухмылка пересекает его великолепные губы, когда взгляд Рейна перемещается между моими глазами и ртом.

И впервые за всю свою жизнь я потерял дар речи.

Но кому нужны слова? Мне точно не нужны, когда я просто хочу его поцеловать.

И я так и делаю.

Запустив пальцы в его волосы, я притягиваю Рейна к себе, целуя в губы. Я просовываю язык ему в рот, и он обхватывает пирсинг, обводя его, посасывая и теребя.

Оторвавшись от его рта, я с трудом перевожу дыхание.

— Клянусь Богом, если это какое-то гребаное...

Рейн улыбается, покусывая мою губу.

— Нет. Я, блядь, люблю тебя.

Он говорит мне это уже в третий раз, и мое сердце не выдерживает.

Но на задворках сознания закрадывается крошечный кусочек беспокойства. Я знаю, что от сомнений так просто не избавиться, учитывая, сколько вреда мы причинили друг другу. И все же на данный момент мне все равно. Даже если это все гребаная ложь, мне нужно, чтобы эти украденные моменты с ним были чем-то большим, чем красивая трагедия.

Поэтому, как бы глупо это ни было, и как бы мой мозг ни уговаривал меня защитить свое сердце, я позволяю себе поверить ему на слово. Снова. Я поверил ему.

Рейн прижимается ко мне всем телом, вдавливая меня в стекло, и захватывает мой рот в требовательном поцелуе, заявляя, что я принадлежу ему и только ему. В джинсах болезненно пульсирует член, и я уже готов умолять его о разрядке. Он быстро это замечает. Просовывает руку между нами и ласкает меня через джинсы, я стону ему в рот, а мои бедра качаются навстречу прикосновениям Рейна.

— Ненасытен, как всегда, — говорит он, облизывая мою нижнюю губу.

Черт, ты даже не представляешь. Честно говоря, я не думаю, что когда-нибудь устану от этого. От его прикосновений, от того, как каждый раз он влияет на меня.

Это потребность, желание и собственность.

Я принадлежу Рейну. Думаю, с того момента, как мы встретились на поле в первый день тренировки, просто я еще не знал об этом. И ради всего святого, я надеюсь, что это наконец-то означает, что он тоже мой. На этот раз по-настоящему. Больше никакого Ромэна, Эбби или кого-то еще, кто все испортит.

Только он. Претендовать на него и владеть им. Прикасаться, любить, трахать и поклоняться.

Мой.

Я прижимаюсь губами к его шее, пока он возится с пряжкой ремня.

— То, что я возбужден, не значит, что я не злюсь на тебя.

— Я знаю. Это делает тебя немного шлюхой, которую я люблю.

Я почти смеюсь, потому что он прав. Я сделаю все, чтобы слышать эти слова из его уст снова и снова.

Сиплое дыхание Рейна у моего уха заставляет мои нервные окончания гореть, пока я лижу, сосу и покусаю его шею. Я расстегиваю молнию на брюках, а его руки скользят под рубашку, нежно касаясь моих боков, отчего по коже бегут мурашки.

— Мы, блядь, поговорим обо всем, — напоминаю я ему… и себе. — Позже.

— Я знаю, — повторяет он, притягивая меня обратно к кровати.

— Э-э, Рейн? — говорю я, тяжело сглатывая. Отстранившись на секунду, я держу его взгляд, пока ставлю свое сердце на кон ради него... Надеюсь, в последний раз, поскольку слова выходят едва ли больше, чем шепот. — Я тоже тебя люблю.

На его лице появляется медленная улыбка, которую, клянусь, он создал специально для меня.

— Я знаю, — говорит он мне, стягивая мою рубашку через голову, пока целуя и блуждая руками по телу друг друга.

— Ты. Голый. В моей постели, — требую я с вызовом, покусывая чувствительное место под его ухом. Затем я повторяю его слова, сказанные на днях. И с той ночи в моей квартире. — Позволь мне показать тебе.

Потому что теперь я знаю, что именно это он говорил мне тогда. Что пытался мне доказать.

Рейн стонет, отталкиваясь от меня, отступает и медленно — мучительно, блядь, медленно — начинает раздеваться. Сначала рубашка, потом пояс. Мышцы его рук под слоями и вихрями тату напрягаются и вздуваются от его движений. Затем джинсы и, наконец, нижнее белье, пока он не предстает передо мной великолепно обнаженным.

С улыбкой, я раздеваясь до конца, впервые видя, что мы наконец-то на одном поле. На одной волне. В одной команде, где мы отдаем столько же, сколько берем.

Равные.

Теперь я понимаю, что я единственный, кому он готов отдать контроль.

Если это не любовь, то я не знаю, что это.

Схватив бумажник из сумки, ищу, пока не нахожу маленькую упаковку смазки.

— Вечный бойскаут, — слышу я забавный тон с кровати.

Я слегка улыбаюсь, когда поворачиваюсь к Рейну и вижу, что он лежит на спине с членом в руке. Его глаза прикованы к моему лицу, пока он гладит себя, и через меня проносится так много эмоций, которые крутятся вокруг одной мысли.

Он действительно мой.

Я ухмыляюсь, разрывая упаковку зубами, прежде чем смазать член смазкой и накрыть его тело своим. Взяв наши члены в руки, я начинаю дрочить.

— Ривер, — задыхается Рейн, прижимаясь к моим губам, а я целую его еще сильнее, двигаясь навстречу, пока глажу наши члены в тандеме. Это самое лучшее, что я когда-либо чувствовал, не считая того, чтобы быть внутри него.

— Рейн, — шепчу я. Ухватившись за его шею, отстраняюсь от него настолько, что могу полностью рассмотреть его лицо. Взъерошенные волосы, припухшие губы, янтарные глаза, наполненные любовью и вожделением, — я никогда в своей чертовой жизни не видел ничего более совершенного.

Конечно, он должен притормозить, задавая самые глупые вопросы, которые я когда-либо слышал.

— Ты уверен? В этом? В нас? Тут так много...

О, нет, не сейчас.

Я прерываю его, снова прижимаясь к его рту, не позволяя Рейну испортить этот момент сомнениями в себе или неуверенностью. Возможно, это проносится и у меня в голове, но я не позволю им помешать нам. Потому что мы, блядь, заслужили это. После всей боли, душевной боли и всего прочего дерьма, мы заслужили этот чертов момент, чтобы быть счастливыми.

— Я чертовски уверен, — бормочу я ему в губы, когда мы, наконец, вынуждены вдохнуть воздух. — Это прозвучит глупо и чертовски банально, но мой мир начинается и заканчивается тобой. Я вижу тебя, настоящего тебя. Того, кто скрыт от всех остальных. Я знаю, кто ты, детка. И несмотря на все дерьмо, через которое мы прошли, и все остальное, которое нам еще предстоит преодолеть, я бесспорно люблю тебя.

Рейн улыбается и осыпает мягкими поцелуями мои губы, нос, все лицо, а затем возвращается к моему рту, когда я произношу слова, которые я чувствовал, но сдерживал, потому что был чертовски напуган. Он делает это так, будто полностью потерял контроль, ему нужно лизать, целовать, трогать и любить каждую частичку меня.

Я понимаю. Мне это тоже нужно.

— Чёрт, чёрт, чёрт, Abhainn, — бормочет Рейе, его глаза закрыты, он теряется в своём желании, пока я приближаю нас двоих к освобождению.

Но я не хочу, чтобы Рейн кончал, пока я не окажусь глубоко в нем, чувствуя, как его задница доит меня, когда он кончает.

Увлажнив губы, я тяжело дышу, откинувшись назад, смазываю член еще большим количеством смазки, а затем опускаюсь на колени между его ног. Я дразню пальцами его складку, скольжу по сжатому ободку его задницы, прежде чем ввести палец внутрь, а затем и второй.

И, судя по глазам Рейна, он наслаждается этим.

— Вот так, детка, — шепчу я, наблюдая за его лицом, которое начинает розоветь от жара. Он встречает мою руку каждым движением моих пальцев, и вскоре я обхватываю его ствол другим кулаком, отчаянно желая дать ему все, что нужно.

Его стоны — единственный звук в комнате, когда я надрачиваю его член, приближая его к краю. Но он хватает мое запястье и хрипло произносит мое имя, отрывая меня от моей цели.

Я смотрю вверх, его взгляд сталкивается с моим, и он протягивает руку, хватая меня за шею, и притягивает меня к своему рту.

— Трахни меня, — произносит Рейн и прижимается к моим губам, и я не могу не улыбнуться. Было время, когда он был уверен, что этого никогда не произойдет. Он сопротивлялся этому на каждом шагу. Теперь Рейн просит об этом. Нуждается в этом.

Умоляет, как я и говорил ему.

— Скоро, — выдыхаю я, мое дыхание становится прерывистым, пока я ввожу в него третий палец, растягивая его в процессе подготовки. Прошли месяцы с тех пор, как я доводил Рейна до оргазма, и я должен убедиться, что он готов ко мне. Последнее, что я хочу — причинить ему боль.

Но у Рейна другие идеи, он тянется вниз и хватает мой член.

— Трахни меня. Сейчас же, — требует Рейн, поглаживая мой скользкий член.

— Такой нетерпеливый, — хрипло смеюсь я, обожая то, каким требовательным он становится в постели.

Не то чтобы он не был требовательным раньше, просто сейчас он более... открыт. Свободный.

Вытащив из него пальцы, я, не теряя времени, пристраиваю свой член к его заднице и вхожу. Он тугой, чертовски тугой, и мне кажется, что я умер и попал в рай, так давно я не чувствовал себя настолько поглощенным.

Я не трачу много времени, и полностью вхожу в Рейна одним плавным толчком, прижимаясь бедрами. Я накрываю его тело своим, опираясь на предплечья, целую его в губы. Стону Рейну в рот, пока наши языки движутся вместе в эротическом танце, борясь за то, кто из нас главный.

Двигая бедрами длинными, медленными движениями, я свожу Рейна с ума каждым разом, касаясь его простаты. Каждый раз, когда я задеваю ее, с его губ срывается хрип удовольствия, и я заглатываю его целиком.

Рейн поглощает мой рот до тех пор, пока я физически не вынужден отрывисто вздохнуть — удовлетворение накатывает на меня при виде этих припухших губ.

Однако это не мешает мне попробовать все остальное. Я целую его челюсть, шею, грудь, пока языком не начинаю дразнить его сосок, оттягивая и втягивая его в рот, когда он издает придушенный вздох. Я сильно и медленно вхожу в него, позволяя ему почувствовать, как я проникаю в самую глубокую часть его тела.

А затем наклоняюсь, глядя вниз на его опьяненное любовью выражение лица, и улыбаюсь.

— Ты так прекрасен детка, когда ты снизу, — шепчу я, хватая Рейна за бедра и притягивая его к себе, насаживая на свой член. Я закидываю его ноги на свои предплечья и вхожу еще глубже. Новый угол наклона вызывает цепочку восклицаний из Рейна, который стонет, когда я вхожу в него так глубоко, так далеко, что мы можем стать единым целым. Рейн переводит пылкий взгляд на меня, и я улыбаюсь шире, беру его член и медленно подрачиваю, пока двигаю бедрами в нем. — Смотреть, как ты принимаешь мой член, — самое горячее, что я когда-либо видел.

Снова раздается его стон.

— Дай мне больше, Abhainn.

Я знаю, что он говорит не о моем члене.

Честно говоря, я не знаю, сколько еще могу ему дать. Кажется, что этого недостаточно. Ничто из того, что я делаю или говорю, никогда не выразит того, насколько глубоко он укоренился в моей душе.

Но, черт возьми, ничто и никогда не сравниться с этим моментом, когда я погребен в Рейне, а наши сердца наполнены такой любовью, что могут лопнуть. Я не могу представить, что может превзойти это.

— С радостью, — шепчу я, увеличивая темп, когда пот капает с моего лба. Я вытираю его и сжимаю его член во время толчка, чувствуя, как предэякулят скользит по моим пальцам. — Я дам тебе все, детка.

— Ты уже дал, — дышит Рейн, его бедра подрагивают, когда он добивается от меня все большего и большего.

И я ухмыляюсь так, что кажется, будто мое лицо может расколоться на две части.

Я продолжаю ладонью размазывать по его члену следы возбуждения и вхожу в Рейна, одной рукой все еще сжимая его бедро.

— Ты берешь мой член так, будто создан для этого. Это потому, что так и есть, да, детка? Причина, по которой ты никогда не отдавался кому-то другому, в том, что должен был быть только моим?

Его горло напрягается, когда он сглатывает, взгляд проникает в мою душу, когда он кивает в знак согласия, его лицо раскраснелось от похоти и удовольствия. Рейн хочет заговорить, но из него вырывается лишь стон, когда я касаюсь членом его простаты.

Вскоре он сжимается вокруг меня, самые страстные звуки срываются с его губ, пока я смотрю на него сверху вниз. Рейн — самое прекрасное, что я когда-либо видел.

Так было до тех пор, пока он не перевернул нас, соскользнув с моего ноющего ствола, прежде чем снова опуститься на него, устроившись на моих коленях. И эта позиция, когда Рейн оседлал меня, снова возвращает меня в прошлое. К шале. Краске. Полу.

Он властвовал над своим удовольствием, находил его и позволял ему поглотить себя.

Страсть и любовь ощущалась между нами тогда.

Теперь она разгорается.

— Я твой, — произносит Рейн, тяжело сглатывая, когда впиваюсь тупыми кончиками пальцев в его бедра, вжимаясь в него. — Ты можешь принадлежать мне, но и я принадлежу тебе. Весь. Каждой мыслью. Каждым моментом каждого дня, Abhainn. Я твой.

Сколько эмоций слышится в этих словах, и я знаю, что это правда. Сейчас я знаю, как никогда, что он больше никогда не будет мне лгать.

Мы прошли через многое. Игры. Сердечную боль.

Хотя наша история могла начаться несколько месяцев назад, сейчас это настоящее начало.

Что-то реальное, осязаемое. Совершенство, изменяющего сознание.

Потому что любовь, струящаяся через нас, — это то, чего можно достичь только с помощью судьбы, прилетевшей и подарившей вам кусочек головоломки, о которой мы и не подозревали. Вторую половинку.

Он — мой. Только мой.

Так же, как и я его.

И теперь я знаю, что мы больше не никто. Мы — все.

— Ты ведь знаешь, что я говорю тебе правду? — спрашивает Рейн позже, когда мы лежим в постели, все еще обнаженные и окутанные друг другом. Единственное, что прикрывает нас, — это половина простыни и смешанный запах секса и пота. И я чувствую себя... довольным. Даже счастливым.

Любимым? Определенно.

Я перевел взгляд на его лицо и увидел, что лоб Рейна покрыт морщинами беспокойства.

— О чем?

— Я не хочу Ромэна. Я никогда его не хотел, — настаивает Рейн, и я смотрю на его лицо. — Я хочу только тебя, mo grá.

Я вижу это в его глазах, я могу поверить ему. Довериться ему.

— Я знаю, — шепчу я.

Я наблюдаю за Рейном, когда провожу рукой по его руке, прослеживая татуировки, покрывающие его кожу. Богатая коллекция кельтских символов и узоров, все они замысловато собраны вместе, как произведение искусства.

— Ты сам все это придумал? — тихо спрашиваю я, перебирая пальцы на его запястье.

— Да, сам. Думаю, это делает их немного более особенными. Они стоят боли.

Я киваю в знак понимания, переворачивая его руку запястьем вверх. И тут я замечаю новую тату, которого не было, когда мы были в хижине.

Проведя подушечкой большого пальца по единственному слову, я замечаю, что слово не написано так, как все и явно отличается. Это означает, что он сделал ее где-то в январе или феврале. Я пытаясь прочитать слово, прекрасно зная, что это гэльский язык.

— A-b-h-a-i-n-n, — бормочу я, произнося слово по буквам и глядя ему в глаза. — Я правильно произнес? Что это значит?

Рейн наклоняется и прижимается поцелуем к моим губам, улыбаясь им, прежде чем прошептать:

— Abhainn.

Прижавшись носом к его носу, я тихо отвечаю:

— Да?

Он усмехается, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня.

— Нет, это то, что здесь написано. Abhainn. Ривер. Твое имя.

Я качаю головой, смотрю на Рейна, и мысли начинают кружиться. И почему-то первое, что вырывается из меня, наверное, самое нелепое из всех.

— Я думал, что оно пишется не так. Звучит совсем по-другому.

Рейн смеется горловым смехом и вжимается лбом в мое плечо, пряча улыбку.

— Это гэльский язык.

Я тоже улыбаюсь, когда он смотрит на меня, и улыбка только растет, когда Рейн прорисовывает ямочку на одной из моих щек, сосредоточившись на задаче.

— Ты правда сделал татуировку с моим именем?

Он кивает, все еще играет с моей ямочкой пальцем.

Я усмехаюсь еще больше, забавляясь его увлечением ими.

— Это самое большое «нет-нет» в истории татуировок. Когда ты сделал ее?

Он пожимает плечами, глядя мне в глаза.

— По дороге домой из аэропорта, когда встретил Ромэна.

Мое сердце сжимается... зачем ему это делать, когда на тот момент мы были просто... никем? Откуда у него столько веры, что мы справимся? Он рискнул, зная, что мое имя будет красоваться на его теле до конца его жизни, даже если мы никогда не помиримся?

Я тяжело сглатываю и переплетаю свои пальцы с его.

— Даже если мы не были вместе? Даже несмотря на то, что ты сказал...

— Даже несмотря на это, Abhainn, — бормочет Рейн, большим пальцем проводя по тыльной стороне моей руки, и я наслаждаюсь, как он постоянно чувствует потребность прикоснуться ко мне. Это похоже на все, чего я когда-либо хотел.

Счастье. Удовлетворение. Радость.

Любовь.

И если это не придаст мне уверенности, что он со мной надолго, то ничто не поможет. Потому что ты просто так не будешь наносить чье-то имя на тело.

— Для меня не имело значения, что мы не вместе, или никогда больше не будем вместе. Я просто должен был это сделать. — Он замолкает и смотрит мне в лицо, его глаза выражают столько же, сколько и его слова. — Твое имя уже было выгравировано на моем сердце и запечатлено в моей душе. Единственное место, где его не хватало, — это на моей коже.

И это все, что требуется, чтобы эмоции задушили меня, лишив способности говорить. Вместо этого я снова рассматриваю надпись, вытатуированное идеальным почерком мое имя. Отметив его как моего, чтобы весь мир видел.

— Я тоже хочу, — говорю я, когда наконец снова обретаю голос.

Он качает головой.

— Татуировку с твоим именем?

Я ухмыляюсь.

— Нет, придурок. С твоим именем. Как по-гэльски «Рейн»?

Он нахмуривает брови.

— Bá isteach, кажется? — говорит Рейн, но звучит не слишком убедительно.

— Неважно, — смеюсь я, притягивая его ближе. — Я придумаю что-нибудь еще.

Я чувствую его ухмылку на своем лбу, прежде чем Рейн нежно целует меня туда.

— Что бы ты не придумал, мы сделаем вместе. Все, что ты захочешь.

Я вскидываю бровь и решаю проверить.

— Я хочу одинаковые татуировки на члене. На наших задницах.

Конечно, я не удивлен, когда он отметает эту идею с глубоким смехом.

— Не в этой гребаной жизни, mo grá.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒