Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ДОМИНИОН ФЕЗЗАН 16 страница



– Но что мы станем делать, если человек, в чьих руках окажется имперская печать, останется на Одине и сам попытается стать диктатором? – с сарказмом спросил Миттермайер.

– Этого не стоит опасаться, – ответил Оберштайн. – Даже если у кого-то из вас есть такие амбиции, его остановят адмиралы того же ранга. Никто из вас не станет послушно служить человеку, который до сих пор был наравне со всеми. На самом деле, именно по этой причине я и говорил, что нам не нужен номер два.

Главное – это не то, как ты получил силу, а то, как её используешь.

Адмиралы признали правоту этого суждения, и это привело их к принятию важнейшего решения.

Заговоров и обмана нельзя избежать. Теперь настало время очистить двор от скрытых врагов маркиза Лоэнграмма и обрести всю полноту правительственной власти. И стратегия Оберштайна – именно то, что им для этого нужно. Если они продолжат стоять и ничего не делать, то просто отдадут инициативу в руки врага.

И адмиралы начали действовать. Оберштайн, Меклингер и Лютц остались в Гаейсбурге, чтобы обеспечивать безопасность, в то время как все остальные, возглавив элитные войска, направились на Один.

Таким образом, они сделали первый шаг по предотвращению государственного переворота, который герцог Лихтенладе наверняка собирался рано или поздно устроить. Движимые своей решимостью, они преодолели двадцатидневный переход до Одина всего за две недели.

«Ураганный Волк» Миттермайер язвительно сказал своим подчинённым:

– Бросайте корабли, отстающие от колонны. Надеюсь, когда-нибудь они всё же доберутся до Одина.

Крепость Гайесбург покинул флот скоростных крейсеров, насчитывающий около двадцати тысяч кораблей, но это число уменьшалось с каждым последующим варп-переходом, и к тому времени, когда они добрались до звёздной системы Вальгалла, в которой находился Один, от флота осталось всего три тысячи судов.

Мюллер использовал восемьсот из них, чтобы взять под контроль спутниковую орбиту, а остальные тем временем уже входили в атмосферу. Столь большое количество одновременно приземляющихся кораблей превзошло возможности контрольных устройств космопортов, так что половине флота пришлось совершать посадку на воду окрестных озёр.

До дворца Нойе Сан-Суси они добрались в полночь. Миттермайер сразу направился прямо в кабинет канцлера, а Ройенталь возглавил захват резиденции герцога Лихтенладе. Канцлер сидел в постели, когда молодой офицер с разноцветными глазами пинком открыл дверь в его комнату и ворвался внутрь.

– Что всё это значит?! Что вы творите, низкородные болваны?! – закричал Лихтенладе на Ройенталя.

– Ваша светлость, канцлер Клаус фон Лихтенладе. Вы арестованы.

Тем, что захватило разум Лихтенладе в тот момент, было не удивление, а чувство поражения. Старик надеялся монополизировать всю силу и власть, а потом избавиться от Райнхарда одним ударом в спину, но в итоге сам пропустил удар, благодаря проницательности Оберштайна и действиям адмиралов.

– На каком основании? – спросил он.

– Вы были заказчиком неудавшегося покушения на его превосходительство маркиза Райнхарда фон Лоэнграмма.

Глаза пожилого министра широко раскрылись. Долгое мгновение он стоял, глядя в лицо Ройенталю. Затем по его худому телу пробежала дрожь, и он выплюнул:

– Идиоты. Какие доказательства у вас есть, чтобы заявлять подобный вздор? Я канцлер Империи и стою выше вас, как помощник его величества!

– И в то же время вы преступник и заговорщик, – холодно ответил Ройенталь, а потом приказал своим солдатам: – Арестовать его!

Солдаты-простолюдины грубо схватили за руки старого аристократа, человека, к которому когда-то не могли и приблизиться.

В то же время отряд под руководством Миттермайера входил в здание, где находились кабинеты канцлера и его сотрудников.

– Где имперская печать? – потребовал ответа Миттермайер у пожилого чиновника, работавшего в ночную смену. Но, хотя он и побелел как полотно, оказавшись под прицелом сразу нескольких бластеров, чиновник отказался сообщать местонахождение печати.

– На каком основании вы об этом спрашиваете? Здесь действительно находятся Комната Печати и кабинет канцлера Империи. И это не то место, куда могут вламываться посреди ночи военные, не имеющие отношения к нашей работе. Пожалуйста, уходите.

Миттермайер понял, что нужно действовать быстро, чтобы не дать выйти наружу кровожадности своих людей. Он с уважением отнёсся к мужеству старого чиновника и не хотел видеть, как ему причиняют вред. Однако это не значило, что он собирался отступить. Адмирал дал знак подчинённым, и те вошли внутрь, рассредоточились и начали обыскивать здание, бывшее до недавнего времени священным местом, куда даже главы министерств и гросс-адмиралы Империи не смели войти без разрешения. Шкафы и столы переворачивались, а важные документы, которые нельзя было выносить из комнаты, валились на пол, где их топтали подошвы военных сапог.

– Прошу вас, прекратите это! – вскричал старик. – Так вы относитесь к императорской… власти императорской семьи? Вам должно быть стыдно за себя. Такие действия недостойны подданных Империи!

– Власть императорской семьи? Кажется, я слышал об этом. Когда-то давно она у них была, – сказал Миттермайер. – Но, в конечном счёте, это сила даёт власти смысл, а не наоборот. Просто оглянитесь – и, думаю, вы сами всё поймёте.

 

Один из солдат завопил от радости, держа в руках маленькую шкатулку. Её бока и крышка были причудливо изукрашены.

– Это она! Я нашёл её!

Старый чиновник с криком рванулся к нему и попытался выхватить шкатулку, но сам оказался сбит с ног другими солдатами. Верный своему долгу старик пополз вперёд, марая пол кровью из рассечённого лба.

«Так это и есть имперская печать? » – подумал Миттермайер, открыв шкатулку и, не чувствуя особого волнения, посмотрел на лежащую внутри на пурпурном бархате золотую печать. Двуглавый орёл, в форме которого была выполнена ручка печати, смотрел на него в ответ, словно живое существо.

Адмирал негромко рассмеялся, а потом взглянул на пожилого человека, распластавшегося на полу, и приказал вызвать врача.

Для столицы Империи Одина гражданская война началась и закончилась захватом власти адмиралами Райнхарда.

Дочь графа Мариендорфа Хильда уже легла в постель, когда всё началось, но, как только ей сообщили о беспорядках в городе, она накинула халат поверх ночной рубашки и вышла на балкон своего особняка.

Оттуда она и услышала все звуки короткой войны: громкие и тихие, сильные и слабые – симфонию, рождаемую для неё ночным ветерком.

Пока она стояла на балконе, к ней подошёл кто-то из слуг и испуганно спросил:

– Откуда они взялись, госпожа?

– Армии не выскакивают из-под земли просто так, – ответила она. – Помимо маркиза Лоэнграмма ни у кого нет такого многочисленного войска.

Подставив свои короткие волосы робким ласкам ночного ветерка, Хильда продолжила, словно разговаривая сама с собой:

– Похоже, впереди нас ждут весьма яркие времена. Конечно, всё вокруг немного сойдёт с ума, но я всё равно предпочту это застою.

 

III

 

…Это был сон?

Райнхард огляделся. В комнате было темно, холодно и тихо. Кроме него, в ней был лишь Кирхайс, лежащий в капсуле из особого стекла, и сухой прохладный воздух. Его друг не двигался, не говорил, не дышал.

Значит, это всё-таки был сон. Плечи Райнхарда поникли, он поднял повыше ворот форменного плаща и закрыл глаза.

…Аннерозе, получив разрешение отдохнуть от императора, пригласила Райнхарда и Кирхайса на горную виллу во Фройдене. Это был первый раз за полтора года, когда они увидели друг друга. Белокурый и рыжеволосый мальчики, одетые в униформу военной школы, поправили друг другу воротники и береты и выбежали из своего строгого общежития.

До места пришлось шесть часов добираться на ландкаре, так как полёты над землями, принадлежащими императорской семье, были запрещены. В долинах там были разбиты цветники, а горы круглый год покрывал снег. Но контрастную красоту чистого белого снега и разнообразных цветов вскоре смыл обрушившийся с грохотом и молниями тёмно-серый ливень. Так что они втроём провели весь отпуск, будучи запертыми на вилле. Но и в этом была своя прелесть. Подбрасывая в камин дрова, они пели все известные им песни, а в отражения пламени танцевали у них в глазах…

Однако воспоминания Райнхарда были внезапно прерваны.

– Это я, Оберштайн, ваше превосходительство, – произнёс рядом голос, лишённый эмоций и жизни. – Вам пришёл вызов по сверхсветовой связи с Одина.

После короткого колебания Райнхард спросил:

– От кого?

– От вашей сестры, графини Грюневальд.

Молодой человек, уже много часов, много дней не двигавшийся с места, резко вскочил, словно внезапно ожившая скульптура. Его глаза сверкнули синим огнём гнева.

– Ты ей рассказал! Ты рассказал моей сестре о Кирхайсе!

Начальник штаба выдержал кипящую ярость Райнхарда, даже не вздрогнув.

– Да, только что.

– Как ты посмел! Это не твоё дело!

– Может, и так, но этого невозможно было скрывать вечно.

– Замолчи!

– Вы боитесь? Вашей сестры, я имею в виду.

– Что ты сказал?!

– Если нет, то, пожалуйста, поговорите с ней. Ваше превосходительство, я всё ещё не разочаровался в вас. Я считаю, что вам делает честь то, что вы вините во всём себя, а не пытаетесь свалить вину на меня. Однако, если вы продолжите жить прошлым и откажетесь смотреть в будущее, для вас всё будет кончено. Другой человек возьмёт Вселенную в свои руки. А адмирал Кирхайс будет смотреть из Вальгаллы и стыдиться того, что был знаком с вами.

Райнхард окатил Оберштайна взглядом, который мог бы сжечь того на месте, но потом оттолкнул его и прошёл в свою личную комнату связи.

На экране появилось свежее, обладающее естественной красотой лицо Аннерозе. Молодой главнокомандующий изо всех постарался сдержать дрожь и унять колотящееся сердце.

– Аннерозе… – вот и всё, что смог вымолвить Райнхард, прежде чем его язык окончательно отказался служить ему.

Аннерозе внимательно смотрела на брата. Её щёки были бледными… слишком бледными. В её голубых глазах не было слёз. В них было нечто большее.

– Мой бедный Райнхард… – негромко произнесла она. И этот тихий голос поразил юношу в самое сердце. Он прекрасно понял смысл слов сестры. Ради силы, ради власти он попытался относиться к своему второму «я», как к простому слуге, и понёс ужасную кару за такую нищету духа.

– Ты потерял всё, что у тебя было, не так ли?

К Райнхарду наконец вернулся дар речи.

– Нет… У меня ещё осталась ты… Ведь так? Так, Аннерозе?

– Это верно. У нас не осталось ничего, кроме друг друга, – что-то в её голосе заставило Райнхарда вздрогнуть. Но заметила ли Аннерозе изменение в выражении лица брата? – Райнхард, я уезжаю из особняка в Шварцене. Может, мне удастся найти где-нибудь небольшой коттедж.

– Аннерозе…

– И ещё. Думаю, некоторое время нам не стоит видеться.

– Аннерозе!

– Для всех будет лучше, если меня не будет рядом. Наши с тобой жизни слишком отличаются… Всё, что у меня есть, это прошлое. Но у тебя есть будущее.

И снова Райнхард не смог ничего сказать.

– Когда ты устанешь, приходи ко мне. Но пока для тебя ещё слишком рано уставать.

Она была права. Райнхард надолго потерял право и даже способность отдыхать. Кирхайс сдержал свою клятву, и теперь он тоже должен сдержать клятву, данную Кирхайсу.

Он должен взять Вселенную в свои руки. Чего бы то ни стоило, он должен сделать всё ради этой цели. В конце концов, учитывая необъятность того, что он потерял, будет позором, если он не сможет сделать подобной мелочи взамен.

– Я понял. Если ты хочешь именно этого, то я сделаю, как ты пожелаешь. Я приду за тобой, когда Вселенная будет моей. Но прежде, чем ты уйдёшь, пожалуйста, ответь мне на один вопрос.

Райнхард сглотнул, а потом постарался успокоить дыхание.

– Ты… любила Кирхайса?

Он со страхом посмотрел сестре в глаза.

Она не ответила. И всё же Райнхард никогда не видел свою сестру столь фарфорово-бледной, как в тот момент, и никогда не видел такой грусти на её лице. Он знал, что наверняка сохранит в памяти это выражение на её лице до конца своей жизни.

И в этом предположении он оказался прав.

Ройенталь с неохотой, но всё же взялся доложить в крепость Гайесбург о проделанной работе. Попытавшись в течение некоторого времени столкнуть эту обязанность друг на друга, адмиралы в конце концов решили дело за карточным столом, где удача оказалась не на стороне молодого адмирала с разноцветными глазами.

Он послал в крепость запрос с приветствием от адмиралитета Райнхарда, и почти сразу молодой главнокомандующий появился на экране. В его льдисто-голубых глазах сиял свет разума и воли, и Ройенталь сразу понял, что его молодой господин снова обрёл себя. Речь Райнхарда тоже была ясной, а голос сильным, как прежде. И всё же Ройенталь чувствовал, что он оправился не до конца.

– Я знаю текущее положение, – сказал Райнхард. – Я услышал обо всём от Оберштайна. В тот же день, когда вы отправились.

– Понятно…

– Ваше достойная служба будет щедро вознаграждена. Вскоре я тоже возвращаюсь на Один. Могу ли я попросить отправить кого-нибудь, чтобы встретить меня?

– Конечно, ваше превосходительство. Я сейчас же отправлю Миттермайера.

Передав эту обязанность своему коллеге, Ройенталь перешёл к причине, по которой и связался с Райнхардом:

– Мы арестовали всю семью герцога Лихтенладе. Когда вы вернётесь, то сможете провести над ними суд.

– Нет необходимости дожидаться меня. Я могу сделать это отсюда прямо сейчас и предоставить вам исполнение приговора. Как насчёт этого?

– Хорошо, ваше превосходительство. Итак, что мы будем делать с самим герцогом?

– Мы не можем казнить того, кто был канцлером Империи. Посоветуйте ему совершить самоубийство. Каким-нибудь безболезненным образом.

– Как прикажете. А его семья?

– Женщин и детей отправьте в пограничье, – голос Райнхарда напоминал по звуку сталкивающиеся кусочки льда. – И казните всех мужчин от десяти лет и старше.

– …Как прикажете, – Ройенталь, как и следовало ожидать в такой ситуации, чуть замешкался с ответом. – Значит, те, кому девять лет и меньше, не пострадают? – уточнил он, возможно, в поисках самооправдания. Ройенталь был смелым адмиралом, но не любил ненужного кровопролития.

– Мне было десять, когда я поступил в военную школу, – ответил Райнхард. – Про тех, кто не достиг этого возраста, можно сказать, что они ещё не сформировались как личность. Поэтому я пощажу их. Если они захотят убить меня, когда вырастут, то пусть приходят. В конце концов, если у завоевателя не хватает способностей, то вполне естественно, что он сам будет свергнут.

Райнхард рассмеялся. Это был звонкий элегантный смех, но он звучал немного иначе, чем прежде.

– И то же относится ко всем вам. Если у вас есть решимость, и вы готовы рискнуь всем, то действуйте. Можете бросить мне вызов в любое время.

На его изящных губах промелькнула тонкая улыбка. Дрожь волнами пробежала через каждый нерв в теле Ройенталя. Он не понимал, как прозвучал его голос, когда он произнёс:

– Вы, конечно же, шутите.

Райнхард сбросил свою прежнюю кожу. Потеряв половину себя, он пытался заглушить это, найдя что-то новое. Это изменение с радостью примут одни, в то время как других оно отвратит. К кому относится он сам, Ройенталь сказать не мог.

Когда разговор окончился, перед Райнхардом появился Оберштайн. Он смотрел на своего молодого господина, словно изучая его.

– Ваше превосходительство, «Брунгильда» сможет покинуть порт через час.

– Отлично. Я прибуду через тридцать минут.

– И ещё одно. Вы правда довольны своим решением насчёт семьи Лихтенладе?

– Я пролил уже немало крови и наверняка пролью ещё больше в будущем. Что изменит кровь семьи Лихтенладе? Лишь добавит несколько слезинок в ведро.

– Надеюсь, вы действительно верите в это.

– Да. А теперь оставьте меня. Возвращайтесь к своей работе.

Оберштайн молча поклонился. Когда он опустил голову, его искусственные глаза сверкнули странным, необъяснимым светом.

Отослав своего начальника штаба, Райнхард опустился в кресло и повернулся к экрану наблюдения, чтобы посмотреть на море звёзд, которые он собирался захватить.

Он чувствовал жажду. Кирхайс ушёл навсегда, а теперь он потерял даже сестру.

Если он покончит с династией Голденбаумов, создаст новую Галактическую Империю, победит Союз Свободных Планет, захватит Доминион Феззан и станет правителем всего человечества… Будет ли тогда эта жажда утолена?

«Нет, не будет, – подумал Райнхард. – Даже тогда эта она не будет утолена. Скорее всего, её никогда не удастся утолить».

И всё же у него не осталось теперь другого пути. Всё, что он мог сделать, чтобы бороться с этой пустотой в сердце, – это продолжать сражаться, продолжать побеждать, продолжать завоёвывать.

А для этого ему нужны были враги. Лишь могучие, талантливые враги могли заставить его на время забыть об этой жажде. Даже если он на какое-то время сосредоточит свои силы на том, чтобы укрепить позиции внутри страны, всё равно нетрудно понять, что военное столкновение с Союзом начнётся уже в следующем году. И именно там, в Союзе, находился самый могучий, самый талантливый из всех врагов.

 

IV

 

Могучий враг, о котором думал Райнхард, в этот самый момент находился в ужасном расположении духа.

После захвата Хайнессена, он отправился на Нептис, Каффар и Палмеренд, где принял капитуляцию от повстанцев на этих трёх планетах, а теперь вернулся в столицу. Там-то его и встретил человек, назвавшийся специальным представителем правительства, и попросил публично пожать руку председателю Трунихту на церемонии, которую спонсировало правительство. Это событие, по плану, должно было засвидетельствовать победу демократии над милитаризмом, а также восстановления порядка согласно Хартии Союза Свободных Планет.

Реакция Яна была откровенно ребяческой.

– Почему я должен жать руку этому болвану… – тут он осознал, что кричит, и сбавил тон. – Зачем нужно, чтобы мы с председателем Трунихтом пожали друг другу руки?

Ян считал большим несчастьем, что Трунихт невредимым выбрался из своего убежища. Разумеется, он совсем не обрадовался, что его предчувствия его не обманули. Ослепительно яркий занавес должен вот-вот опуститься, закрывая спектакль, полный отвратительного фарса.

Хотя нет. Когда занавес опускается, всё заканчивается только в театре. А в реальной жизни нет никаких гарантий, что не последует вызов на бис.

Ян чувствовал глубокое отвращение, когда думал о чудовищном эгоизме Трунихта. Всё стало настолько плохо, что закончилось государственным переворотом, но вместо того, чтобы внимательно пересмотреть свою политическую позицию, он использовал различные уловки и манипулировал людьми, чтобы сохранить власть. Пожать этому человеку руку на сцене было для Яна тем же, что продать душу.

Тем не менее, чем больше битв он выигрывал и чем больше возрастала его роль, – иными словами, чем более политически-полезным он становился, – тем чаще он оказывался в подобных ситуациях. Но что ему делать, чтобы избежать этого?

Ну, во-первых, он мог проиграть. Вступить в битву и потерпеть жалкое поражение. Поступи он так, и его репутация обрушилась бы с небес на землю, и голоса тех, кто сейчас славил его, стали бы громче всех критиковать неудачника. Полностью справедливый термин «Убийца! » будет применён к нему, и всем покажется вполне естественным, что он должен подать в отставку. Лишь очень немногие, если найдётся вообще кто-то, могут попробовать остановить его.

Таким образом, Ян был бы спасён из ада государственной службы. Тихая жизнь, укрытая от общественного мнения, где-нибудь в дальнем уголке, была бы совсем неплоха. Он смог бы жить в небольшой коттедже среди рисовых полей, в холодные ночи согреваясь стаканчиком бренди и слушая завывания ветра, доносящиеся снаружи. В дождливые дни он бы чувствовал ностальгию и пил вино, раздумывая об эпическом путешествии воды в атмосфере…

«Кто бы мог подумать… Я только и делаю, что пью», – горько улыбнулся Ян и выгнал из головы эти спокойные мысли. Поражение, конечно, спасло бы его, но сколько десятков тысяч жизней было бы при этом потеряно? Поражение означает гибель множества людей, а также множество жён, лишившихся мужей, матерей, лишившихся сыновей, и детей, потерявших своих отцов.

Поэтому, если он вступает в сражение, то должен победить. Но что будет означать победа? Она будет означать убийство множества вражеских солдат, нарушение структуры вражеского общества и множество лишившихся кормильцев семей. Направление другое, а результат тот же.

«Так что, получается, что неверно и то, и другое? »

Почти десять лет прошло с тех пор, как Ян окончил Военную академию и стал солдатом, но он так и не смог разрешить этого противоречия. Это не простая арифметика, так что чёткого ответа ему найти не удавалось, даже когда он серьёзно задумывался над этим. Но, хоть он и знал, что попытка найти ответ заставит его потеряться в лабиринте мыслей, он не мог перестать думать об этом.

Но, как бы то ни было, сама идея о том, чтобы пожать руку Джобу Труниху!..

Ян не боялся возможного ответа, который мог последовать, если он откажется. Но целью этого собрания было показать сотрудничество между правительством и военными, и он не мог подорвать дух этой гармонии. Ян искренне считал, что военные должны подчиняться правительству и, через него, народу. Именно поэтому он и воевал с теми, кто устроил государственный переворот.

Церемония проходила на открытом воздухе.

Стояла чудесная погода, нежное солнце ранней осени освещало собравшихся и золотило листву на деревьях. Но на сердце у Яна было совсем не так празднично.

«Я пожимаю руку не Трунихту, а главе государства в лице председателя Верховного Совета», – подумав так, Ян всё же смог справиться со своими эмоциями. Разумеется, это был лишь способ уклониться от истины, и осознание этого факта только усиливало его раздражение.

Всё потому, что, по его мнению, все эти продвижения ничего не стоили. «Вы поднялись так высоко», – с завистью говорят люди, но одним из свойств подъёма на вершину пирамиды является то, что чем выше вы забираетесь, тем уже и ненадёжнее становится площадка под ногами. Ян считал странным, что множество людей так зациклены на повышении статуса и совсем не думают о шаткости своей позиции.

И кроме того, он никак не мог справиться с чувством неловкости, сидя на трибуне в кресле для особо важных персон. В прошлом году, на поминальной службе после битвы при Астарте, Ян ещё сидел вместе со всеми офицерами. По сравнению с нынешним состоянием, тогда ему было куда легче…

Сейчас как раз выступал Трунихт. Его речь представляла собой пустое красноречие второсортного агитатора. Он воспевал погибших, превознося их жертву во имя государства, и просил людей не настаивать на своих правах и свободах, ведь они находятся в разгаре священной войны с тиранией Галактической Империи. Это же самое он повторял уже много лет.

«Люди умирают, – думал Ян. – У звёзд есть определённый срок жизни. Даже сама Вселенная когда-нибудь прекратит своё существование. И ни одно государство не может существовать вечно. Поэтому, если государство никак не может выжить без гигантских жертв, то почему меня должно беспокоить, не падёт ли оно уже завтра? »

Из раздумий его вырвал обратившийся к нему голос.

– Адмирал Ян…

Дружелюбная улыбка сияла на красивом лице председателя Трунихта, вернувшегося на своё кресло для особо важных персон. Это была улыбка, давно очаровавшая миллиардный электорат. Иногда звучало мнение, что его сторонники отдают за него свои голоса не из-за его политики или идей, а ради этой улыбки. Ян, разумеется, никогда не принадлежал к их числу с тех самых пор, как достиг возраста, дающего право участвовать в голосовании.

– Адмирал Ян, – сказал Трунихт. – Уверен, вы много чего хотели бы мне высказать, но сегодня счастливый день – наше отечество празднует освобождение от диктатуры милитаристов. И я думаю, что мы не должны показывать нашим общим врагам, что между гражданским правительством и военными существуют разногласия. Иначе они используют это против нас.

Ян ничего не ответил, и Трунихт продолжил:

– Поэтому, только сегодня, давайте оба будем улыбаться и делать всё возможное, чтобы не разочаровать народ, которому мы служим.

Ян, несомненно, с уважением относился к людям, которые умели подобрать удачный аргумент. Но как быть с теми, кто находили удачные аргументы, но при этом сами не верили в них ни минуты? Это противоречие разрывало Яна каждый раз, когда он видел Трунихта.

– Сегодня вместе с нами находятся два воина, которые каждый день сражаются за демократию, за независимость нашего государства и за свободу каждого из нас! И сейчас мы увидим, как они пожмут друг другу руки! Давайте поприветствуем аплодисментами господина Трунихта, лидера граждан нашего государства, и Яна Вэнли, представляющего здесь всех мужчин и женщин, носящих военную форму!

Человеком, прокричавшим эти слова, был Арон Думек, ведущий этой церемонии. Думек начинал как литературовед, потом стал политическим комментатором и наконец превратился в политического деятеля. Он принадлежал к ближнему кругу подчинённых Трунихта и нашёл своё призвание в нападках и клевете на политических противников своего босса, а также на представителей средств массовой информации, критиковавших его.

Трунихт поднялся с кресла, помахал собравшимся и протянул Яну руку. Яну тоже удалось заставить себя встать, хотя он с трудом удерживался от того, чтобы спрыгнуть с трибуны и бежать без оглядки.

Когда их руки встретились, крики зрителей стали ещё громче, а гром аплодисментов поднялся до небес. Яну не хотелось удерживать эту руку ни одной лишней секунды, но когда он наконец освободился от этой бескровной пытки, у него в голове мелькнула совершенно неожиданная мысль.

Неужели он всё это время недооценивал Трунихта?

Эта мысль ворвалась в сознание Яна, как солнечный луч в разрыв облаков. Удивлённый настолько, что на несколько секунд даже перестал дышать, он стал внимательно рассматривать то, что пришло ему в голову. Сам не зная, почему он об этом думает, он переосмысливал произошедшие события.

Во время государственного переворота Трунихт не сделал ничего. Укрытый служителями Церкви Земли, он просто прятался под землёй.

Это Ян Вэнли привёл флот и сражался с заговорщиками. Это Джессика Эдвардс встала за людей и боролась с помощью речей и собраний. Трунихт не внёс ни капли усилий в дело окончательной победы. Но вот он здесь, живой и купающийся в поклонении толпы, а Джессика, зверски убитая, лежит в могиле.

А что насчёт позорно проигранной битвы при Амритсаре? До тех пор Трунихт вставлял провоенные лозунги в каждую свою речь, но, когда пришло время голосования за вторжение в Империю, он резко сменил свою позицию и проголосовал против этого. И что получилось в результате? Приверженцы провоенного курса потеряли доверие людей и лишились опоры под ногами, в то время как популярность Трунихта лишь возросла, и теперь бывший председатель комитета обороны стал председателем Верховного Совета и главой всего Союза Свободных Планет.

А потом произошёл этот государственный переворот…

Ничто не могло навредить Трунихту. когда что-то взрывалось, то жертвами всегда оказывался кто угодно, но только не он. Хотя это именно он вызывал бурю, но когда она приходила, он всегда оказывался где-нибудь в безопасном месте. А потом, когда небо прояснялось, он снова возвращался.

Каждый раз во время кризиса он не предпринимал ничего, но и сам оказывался не затронутым.

Ян поёжился. До сих пор он никогда не боялся быть убитым. До сих пор он никогда не дрожал перед лицом вражеских сил, многократно превосходящих его собственные. Но теперь, при свете дня, под ярким солнцем, Яна охватило чувство глубокого ужаса.

Трунихт снова обратился к нему. На его лице сияла прекрасно контролируемая улыбка, в которой не было ни грамма искренности.

– Адмирал Ян, люди зовут вас. Не могли бы вы дать им то, чего они ждут?

Волны преклонения окружали Яна. Он механически помахал этим людям, продолжавшим воспевать его надуманный образ.

Быть может, в этот раз он переоценил Трунихта. Яну хотелось бы так думать. Тем не менее, это было бы лишь временным побегом от действительности. Ян ушёл, чувствуя неладное. Это зловоние наполняло атмосферу и было настолько густым, что ему трудно было дышать.

 

V

 

Вернувшись домой, Ян прямиком отправился в ванную и несколько раз подряд помыл руки с дезинфицирующим средством. В том, как он пытался смыть грязь, оставшуюся после пожатия руки Трунихта, Ян ничем не отличался от ребёнка.

Пока Ян находился в ванной, Юлиану пришлось иметь дело с незваным гостем в прихожей. Это был редактор из какого-то издания, пришедший к выводу, что Ян пишет мемуары и желающий приобрести права на них.

– Мы планируем напечатать первое издание тиражом в пять миллионов копий, – говорил он.

Если бы Ян стал обычным историком, как всегда хотел, то не мог бы и надеяться, что какая-нибудь из публикуемых им книг получит хотя бы тысячную часть этго числа.

– Адмирал не принимает гостей по личным делам в своей официальной резиденции. Прошу вас, уходите.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.