ДОМИНИОН ФЕЗЗАН 12 страница

– Я повторю это столько раз, сколько понадобится. Несмотря на то, что он был проинформирован о том, что дворяне собираются убить два миллиона жителей планеты Вестерланд, маркиз Лоэнграмм позволил им умереть и сделал это только ради пропаганды.

– Должно быть, всё дело в том, что он не поверил разведке… Есть ли доказательства, что маркиз намеренно позволил жителям Вестерланда умереть?

– Доказательства? – спросил офицер и язвительно рассмеялся. – А разве изображения, которые они рассылают по всей Галактике, не являются достаточным доказательством? Неужто эти кадры, снятые с близкого расстояния, откуда-то из стратосферы планеты, действительно могли быть записаны случайно?

Кирхайс отпустил перебежчика и приказал своим солдатам молчать о произошедшем. Это было невероятно. Он не хотел в это верить. Но возможно ли, что так всё и было?

«Скоро я встречусь с Райнхардом. И когда это случится, я выясню для себя всю правду... И что тогда? – спросил себя Кирхайс. – Конечно, если это всего лишь ложный слух, то всё хорошо. Но что, если это правда? »

У него не было чёткого ответа на этот вопрос.

До сих пор Райнхард и Кирхайс разделяли одинаковое чувство справедливости. Настанет ли день, когда им придётся разойтись, даже если один из них не может жить без другого?..

Глава 7. Победа ради кого?

Борис Конев, молодой независимый торговец с Феззана, не мог скрыть своего угрюмого настроения. Он отважился на риск и провёз группу паломников-терраистов через объятые войной территории, но его заработок оказался настолько скудным, что после того, как он рассчитался с долгами, выдал жалованье экипажу и заплатил за стоянку «Берёзки», оставшихся денег едва хватило бы на покупку десяти квадратных сантиметров корпуса корабля.

– Похоже, вы не в духе, – глубоким голосом произнёс мужчина, стоящий возле стола.

– Нет, это моё обычное выражение, – поспешил объяснить Конев. – Это совершенно не связано со встречей с вашим превосходительством.

Последняя фраза явно была лишней, и Конев сразу же пожалел о ней, но человек, с которым он разговаривал, правитель Феззана Адриан Рубинский, не подал вида, что обратил на это внимание.

– Недавно вы перевозили последователей Церкви Земли, не так ли?

– Да.

– Что вы думаете о них?

– Я мало что о них знаю. Что же касается религии как таковой, то я думаю, что существует ужасное противоречие в самой сути большинства из них. Бедняки верят в справедливого Бога, но, раз существует бедность, значит, Бог несправедлив.

– В этом есть смысл. Значит, вы не верите в Бога?

– Ни капли.

– Вот как…

– Тот, кто придумал фигуру под названием Бог, был величайшим мошенником в истории. Его произведение восхитительно, пусть даже только как бизнес. Разве не правда, что у всех народов, с древнейших времён и до наших дней, самыми богатыми всегда были аристократы, землевладельцы и церковные ордена?

Рубинский с интересом посмотрел на молодого торговца. Под этим взглядом Конев почувствовал себя очень неуютно. Правитель Феззана был представительным мужчиной, недавно разменявшим пятый десяток, но на его голове не было ни волоска. Вполне естественно, что под взглядом этого необычного человека можно было чувствовать себя совсем не так, как, к примеру, под взглядом красивой женщины.

– Довольно интересная точка зрения. Вы сами пришли к этому?

– Нет… – с некоторым сожалением покачал головой Конев. – Хотел бы я, чтобы это было так, но большая часть этой мудрости чужая. Из детства. С тех пор прошло, должно быть, уже шестнадцать или семнадцать лет.

– Хмм…

– Я вырос, путешествуя от звезды к звезде со своим отцом, но как-то раз познакомился с одним мальчиком, живущим такой же жизнью. Он был на два года старше, но мы подружились. Мы провели вместе лишь два-три месяца, пока пути наших отцов снова не разошлись, но он был ребёнком, который много знал и много думал. Всё, что я сказал сейчас, я говорил с его слов, – пояснил Конев.

– Как его звали?

– Ян Вэнли, – произнёс Конев с выражением иллюзиониста, показавшего новый фокус. – Говорят, сейчас он нашёл работу в не слишком почётной военной области, за что свободный человек вроде меня может его лишь пожалеть.

Молодой капитан был несколько разочарован, так как правитель Феззана ничем не показал своего удивления. После нескольких секунд тишины, Рубинский торжественно произнёс:

– Капитан Борис Конев. Правительство Феззана решило возложить на вас важную обязанность.

– А? – Конев моргнул, скорее встревоженный, чем удивлённый. Называемый «Феззанским Чёрным Лисом» в Империи и Союзе, этот человек был буквально набит расчётами и уловками, сжатыми до состояния пыли и помещёнными в его крепкое тело, – так говорили вездесущие слухи. И у Конева не было никаких оснований отрицать их. Скромный торговец вообще не знал, почему правитель планеты вызвал его к себе. Ведь явно не для того, чтобы послушать его воспоминания. Какое дело на него хотят возложить?

Покинув, наконец, здание правительства, капитан сделал несколько широких кругов руками, словно пытаясь сбросить невидимые цепи.

Щенок, выгуливаемый пожилой хозяйкой, визгливо залаял на него. Конев погрозил ему кулаком и, под укоризненные крики женщины, угрюмо пошёл прочь.

Когда Конев вернулся на судно, на старом лице Маринеску появилась широкая улыбка. Он сказал, что пришло сообщение из управления, где говорилось о том, что им больше не нужно беспокоиться о топливе для «Берёзки».

– Что за магию вы применили, капитан? Для такого маленького торгового корабля, как наш, это настоящее чудо.

– …Я продал душу правительству.

– Что?

– Всё этот проклятый Чёрный Лис, – Маринеску испуганно огляделся, но Конев ничуть не пытался понизить голос. – Не сомневаюсь, он задумал какую-то гадость. Но втягивать в это достойного гражданина…

– Да что у вас произошло? Вы сказали, что продали душу правительству… Вы поступили на государственную службу?

– Государственную службу?! – вскричал Конев, но понял, что помощник просто пытается разобраться в ситуации, и успокоился. – Ну да, я теперь госслужащий. Я стал сотрудником разведки и теперь должен отправиться на территорию Союза.

– Ого!

– Позволь, я расскажу тебе кое-что о семействе Коневых… Мы гордились возможностью говорить, что за последние двести лет из нашей семьи не вышел ни один преступник и ни один грязный политик! – Конев снова перешёл на крик. – Мы были свободными гражданами. Свободными гражданами, говорю я тебе! А теперь посмотри, что случилось – шпион, он говорит! Так что я теперь и тот, и другой!

– Сотрудник разведки, капитан. Сотрудник разведки.

– Как ни назови, сути это не поменяет! Разве, назвав рак простудой, можно вылечить его так же просто? А если я назову льва крысой, он не откусит мне голову?

Маринеску ничего не ответил, но про себя подумал: «Что за ужасные сравнения».

– Он уже раскопал тот факт, что в детстве я был знаком с Яном Вэнли. Это не смешно. Быть может, я просто расскажу Яну обо всём этом.

– Но, скорее всего, это будет невозможно.

– Почему нет?

– Вам не дадут такой возможности. Могу с уверенностью сказать – он сделал вас сотрудником разведки не просто так. Кто-то станет присматривать за вами и в любой момент будет готов наказать за неповиновение.

– Итак, давайте обсудим детали, капитан.

Маринеску приготовил кофе. Тот оказался неприятно кислым на вкус, так что сразу было понятно, что сделан он из дешёвых заменителей. Тем не менее, Маринеску смаковал каждый глоток, пока Конев, быстро осушивший свою чашку, объяснял, как обстоят дела.

– …Понятно. Но должен вам сказать, капитан, не стоило упоминать имени Яна Вэнли перед его превосходительством. Разумеется, вполне вероятно, что он сам затронул бы эту тему, но всё же он вряд ли мог знать точно, каковы были ваши отношения.

– Знаю. Язык мой – враг мой. В будущем, если оно у меня будет, я стану более осмотрительным.

Чувствуя отвращение к самому себе, Конев признал свою ошибку. Но это не означало, что он оправдывал или принимал указания Рубинского. Даже невидимые, цепи оставались цепями, и чувство скованности вызывало такой дискомфорт, по сравнению с которым даже невозможность зарабатывать деньги не имела значения.

Если существование человека по имени Борис Конев имело какую-то ценность, она заключалась в том, что он был свободным и независимым. Правитель Феззана Адриан Рубинский безжалостно растоптал этот источник гордости. И, что ещё хуже, сам он считал, что делает одолжение!

Власть предержащие часто считают, что быть хотя бы поверхностно вовлечённым в механизмы этой власти – большая привилегия для гражданина. Оказывается, даже столь умный человек, как Рубинский, не был свободен от этого заблуждения.

Так что… Почему бы не позволить ему и дальше верить в это заблуждение? Конев язвительно улыбнулся.

Маринеску, задумчиво глядевший на своего молодого капитана, поднял чайник:

– Как насчёт ещё одной чашечки кофе?

В первых числах августа Ян Вэнли добрался до окраины звёздной системы Баалат, построил свой флот и стал искать возможность продвинуться к Хайнессену. Расстояние до планеты составляло шесть световых часов или около шести с половиной миллиардов километров. Для флота, преодолевшего межзвёздное пространство, это было ничтожным расстоянием.

Ян вышел на этот рубеж не только в военном, но и в политическом значении.

Это означало, что Военный Конгресс по Спасению Республики, оккупировавший Хайнессен, не имел политической силы за пределами планеты и не мог эффективно контролировать даже звёздную систему Баалат. После поражения Одиннадцатого флота они лишились своей военной мощи в космосе. Так что полное Поражение Военного Конгресса, провал государственного переворота и восстановление порядка в соответствии с Хартией Союза были теперь лишь вопросом времени. Своими действиями Ян демонстрировал это всем.

Эффект был сильным. Известность Яна, которую он сам считал пустой славой, разумеется, ещё больше усилила этот эффект. Те, кто до сих пор не определился, поддерживать Верховный Совет или заговорщиков, делали свой выбор и один за другим стекались на сторону Яна из различных корпусов планетарной защиты, местных гарнизонов, а также из пенсионеров, офицеров и рядовых, и даже гражданских, надеющихся войти в добровольческие силы под командованием Яна.

Естественно, организация этих сил не могла пройти гладко. Ян не любил вовлекать гражданских в войну. Он считал, что по своей воле участвовать в военных действиях захотят только люди с сомнительным психологическим складом, но и отказать людям в свободном выборе не мог. Чтобы убедить колеблющегося командира, они зашли так далеко, что даже сослались на положение Хартии Союза под названием «Право на Сопротивление», согласно которому граждане могли использовать силу, чтобы бороться с несправедливым использованием власти.

Не найдя, что на это возразить, Ян решил хотя бы добавить возрастные ограничения к требованиям для вступления в добровольческий корпус. Он пытался исключить лиц младше восемнадцати и старше пятидесяти пяти, но старики, выглядевшие на все свои восемьдесят, настаивали на том, что им только пятьдесят пять, а семнадцатилетние юноши, которые видели Юлиана и никак не могли поверить, что он старше, чем они, набрасывались на ответственных за приём добровольцев, убеждая записать и их.

Старший лейтенант Фредерика Гринхилл критически рассмеялась, увидев это, и сказала: «Что ж, видимо, это нелёгкое дело».

Огромным облегчением для Яна стало объявление о поддержке, полученное от гранд-адмирала в отставке Сидни Ситоле, бывшего начальника Центра стратегического планирования. Он был директором Военной академии, когда Ян учился там. Молодой адмирал всегда уважал его, но при этом Ситоле был крепким орешком. Так что Ян обрадовался, узнав, что ему не придётся враждовать с ним. Одного адмирала Гринхилла было уже более, чем достаточно.

Было также и много людей, прежде словами или делом оказывающих поддержку Военному Конгрессу по Спасению Республики, а теперь присоединившихся к Яну. Отчасти это было результатом того, что обстоятельств Резни на Стадионе не удалось скрыть. Теперь те, кто прежде поддерживал заговорщиков, громче всех поносили их. Всегда серьёзный начальник штаба Мурай едко критиковал перебежчиков, но Ян сказал: «Каждый человек стремится обезопасить свою жизнь. Если б на мне не лежала такая ответственность, то и у меня могли бы появиться мысли о том, чтобы присоединиться к победителям».

Глядя на историю, можно увидеть, что люди, жившие в эпоху потрясений, всегда поступали так. Не делай они этого, и им бы не удалось остаться в живых. Можно называть это «умением читать ситуацию» или «гибкостью», но осуждать людей, ведомых главным инстинктом, инстинктом выживания, не стоит. Напротив, именно люди с «непоколебимыми убеждениями» чаще всего причиняли вред себе и другим, а также всему обществу.

Отбросивший республиканскую систему правления ради создания монархической Галактической Империи, Рудольф фон Голденбаум, убийца четырёх миллионов мирных жителей, не желавших соглашаться с автократией, не имел себе равных по силе убеждений. Те заговорщики, кто в данный момент контролировали Хайнессен, тоже, по все видимости, действовали из убеждений.

В истории человечества никогда не было Рагнарёка, битвы между абсолютным добром и абсолютным злом. Происходившее всегда было столкновением одного субъективного добра с другим, двух сторон, одинаково убеждённых в своей правоте. Даже в случае односторонних агрессий, напавший всегда был уверен, что он прав. Таким образом, человечество всегда находилось в состоянии войны. До тех пор, пока люди будут продолжать верить в Бога и справедливость, конфликты никогда не прекратятся.

Что касается убеждений, то от слов «победа любой ценой» волосы Яна вставали дыбом.

«Если бы кто-то мог победить в силу своей веры, это было бы затруднительно, потому что все хотят победить», – думал Ян. По его мнению, убеждённость была лишь более сильной формой желания. Не было никаких оснований считать, что она повлияет на результат. Чем больше растёт убеждённость, тем более узким становится поле зрения, до тех пор, пока не станет совершенно невозможно разглядеть происходящее. По большому счёту, слово «убеждение» только запутывало всё, и, хотя его присутствие в словаре принять можно, но это было не то слово, которое стоило употреблять всерьёз. Если бы Ян поделился этими мыслями с Юлианом, юноша с удовольствием спросил бы: «Значит, таковы ваши убеждения, адмирал? ». Но он не стал ничего говорить, потому что Юлиан и так мог предвидеть всё, что он скажет.

Как бы то ни было, первым человеком в истории, предпринявшим нападение на планету Хайнессен, названную в честь отца-основателя Союза, был не имперец.

«Им, на удивление, оказался я, Ян Вэнли».

Ян беззвучно рассмеялся. Это всё, что он мог делать в своём нынешнем настроении. В своей убеждённости и вере в демократическое правительство он, не колеблясь, был готов проглотить своё горе и атаковать свою родину. Трагичность ситуации не укладывалась у него в голове.

– Только не нападайте на столицу Галактической Империи, пока я не вырасту и не стану самостоятельным, – сказал Юлиан, пытаясь его успокоить. – Это будет скоро.

– На Один? Что ж, оставлю это тебе. Для меня нападение на Хайнессен – это уже чересчур. Я хочу выйти в отставку и начать ту жизнь пенсионера, о которой всегда мечтал.

– О, так значит, мне можно вступить в армию?

Ян поспешил взять назад свои слова. Юлиан мечтал стать офицером, командующим огромными флотами в космосе, но Ян пока не мог принять решения на этот счёт. Даже не говоря о том, что речь шла о Юлиане, не была ли сама идея – борьба за гегемонию путём столкновения между огромными флотами – пережитком прошлого? В последнее время Яну начало казаться именно так.

Самое главное – иметь нужный участок пространства в нужное время. Если бы конкретный участок космоса можно было использовать в конкретное время, этого было бы достаточно. Только потому, что некоторые стремились навсегда взять под своё управление участки пространства, маршруты были ограничены, боевые зоны очерчены, а сражения становились неизбежными. Но разве недостаточно просто использовать пути, где на тот момент нет врагов?

Ян назвал эту тактическую концепцию «контролем над космосом» и хотел систематизировать её как тактическую структуру. В плане гибкости и рациональности она была на шаг впереди нынешней «власти над космосом», предполагавшей, что всё зависит от битв между флотами. Он не смог бы винить Шёнкопфа, если б тот посмеялся над ним за это. Ян, несмотря на то, что он ненавидел войну, не мог отбросить своего энтузиазма насчёт тактики и стратегии, как интеллектуальной игры.

Примерно в это время, глубоко под поверхностью планеты Хайнессен, один человек успокаивал своих товарищей:

– Это ещё не конец, – с нажимом произнёс адмирал Дуайт Гринхилл. – У нас ещё есть «Ожерелье Артемиды». Пока оно защищает планету, даже великий Ян Вэнли не сможет пробиться к Хайнессену.

Увидев некоторое просветление на лицах собравшихся, он повторил своё мнение:

– Мы ещё не побеждены.

III

«Мы ещё не победили», – подумал Ян, глядя на красивую нефритовую планету, плывшую на большом экране.

«Ожерелье Артемиды» его не волновало. Он никогда не опасался конструкций, будь то системы вооружения или крепости, какими бы грозными они ни были. У него были варианты того, как сделать бессильным «Ожерелье Артемиды». А вот военный захват густонаселённой планеты казался ему куда более трудной задачей. Сама по себе планета являлась огромной базой снабжения и производства, для нападения на которую требуются значительные силы и много боеприпасов. Перед битвой при Амритсаре войскам Союза удалось взять под контроль множество обитаемых планет, но лишь благодаря стратегическому отступлению имперцев. Тогда планеты были лишь приманками, разбросанными на пути к ловушке, и они без разбора съедали их.

Но с Хайнессеном всё не могло пройти столь же гладко. Однако у столицы Союза всё же была слабость: вера в систему вооружения под названием «Ожерелье Артемиды». Если уничтожить объект этой веры, воля к сопротивлению будет подорвана.

Двенадцать боевых спутников, обеспечивающих возможность атаки в любом направлении. Двенадцать сфер, полностью окутанных зеркальной бронёй, оснащённых полной гаммой вооружения, включая рельсовые, лазерные, инфракрасные и нейтронные пушки, управляемые лазером термоядерные ракеты, а также орудия, стреляющие пучками заряженных частиц и многое другое. Большая часть этого арсенала подпитывается от солнечной энергии, имея, таким образом, бесконечный запас. Система массового убийства, столь же красивая, сколь и дорогая. Серебряные сферы, отсвечивающие всеми цветами радуги.

Но эти спутники, скорее всего, погибнут от руки Яна Вэнли, так ни разу и не послужив своей цели. А вот миллиард людей, военных и гражданских, на планете Хайнессен… Это его пугало. Все они могли стать ценными заложниками для захвативших власть заговорщиков. Если они пригрозят уничтожить планету со всеми её жителями… Или даже просто приставят бластер к голове адмирала Бьюкока и потребуют переговоров…

Яну Вэнли придётся поднять руки.

Ему не хотелось верить, что адмирал Гринхилл зайдёт так далеко. Но опять же, сам тот факт, что адмирал окажется одним из руководителей заговорщиков, уже оказался за пределами воображения Яна.

Ян должен был предпринять какие-то действия на этот случай. Что можно сделать, чтобы нанести удар по их упорству и предотвратить бесполезное сопротивление?

Этот переворот, вопреки мнению его организаторов, был спланирован маркизом Райнхардом фон Лоэнграммом из Галактической Империи. Яну необходимо было пролить свет на этот факт.

Прямых доказательств у него не было. Но в Империи сейчас действительно шла широкомасштабная гражданская война. Можно было использовать это в качестве косвенного доказательства. Или, возможно, материальные доказательства удастся обнаружить после подавления переворота… Как бы то ни было, сейчас Яну нужен был кто-то, кого можно было представить в качестве свидетеля.

– У меня есть для вас одно дело.

– Я к вашим услугам, – ответил Багдаш, оглядывая комнату и с облегчением убеждаясь, что Юлиана в ней нет. Было нелепо чувствовать себя беспомощным перед таким молодым юношей, но когда кому-то удалось подавить тебя, это остаётся в памяти надолго. – И что же от меня требуется? Если вы прикажете, ваше превосходительство, я готов даже проникнуть на Хайнессен…

– …и перебежать обратно на сторону адмирала Гринхилла?

– Так нечестно, адмирал.

– Я просто шучу. По правде говоря, я хочу, чтобы вы выступили в качестве свидетеля.

– Свидетеля чего?

– Свидетеля того факта, что маленький заговор Военного Конгресса по Спасению Республики был срежиссирован не кем иным, как Райнхардом фон Лоэнграммом из Галактической Империи.

Багдаш несколько раз моргнул. Когда он наконец осознал, о чём говорит Ян, его челюсть отпала. Он посмотрел на командующего так, будто увидел совсем другого человека.

– Это очень интересная идея, адмирал, – наконец сказал он.

Пропагандистский манёвр, чтобы лишить переворот хоть какой-то легитимности – так Багдаш интерпретировал это. Ни чем иным это не могло быть.

– Это реальный факт. Пока у нас нет прямых доказательств, и всё же это факт, – сказал Ян, но выражение удивления и сомнения не покинуло лица Багдаша. Ян собрался было сказать что-то ещё, но сдался, поняв, что этого человека так просто не убедить. – Ладно, неважно. Я понимаю, что вам трудно в это поверить.

Ян почувствовал апатию. Сомнительно, что хоть кто-то поверит в такое на слово. Единственными, кто верит во вмешательство Лоэнграмма, были, вероятно, Бьюкок, слышавший это заявление от Яна до того, как произошёл переворот, и Юлиан. Даже насчёт Фредерики и Вальтера фон Шёнкопфа Ян сомневался. Шёнкопф, скорее всего, со своей обычной насмешливой улыбкой скажет: «Это хорошо продуманная точка зрения, но это слишком просто. Принимая во внимание ваш чрезмерный оптимизм, я бы поставил где-то на восьмидесятипроцентную вероятность». А Фредерика может возразить: «Пожалуйста, не проявляйте такого презрения к моему отцу, адмирал. Он ни за что не стал бы пешкой Империи». Ян потряс головой, чтобы отогнать эти лица, всплывшие перед его глазами.

– В любом случае, я хочу, чтобы вы подтвердили это. Если вам нужен подробный сценарий или вещественные доказательства, я создам их для вас. Признавая, что мы играем нечестно. Что скажете? Вы сможете сделать это?

– Хорошо. Я перебежчик. Я сделаю всё возможное, адмирал, – ни выражение лица, ни голос Яна не были суровыми, но что-то в этом человеке не давало Багдашу сопротивляться ему. В данный момент, по крайней мере, Багдашу ничего не оставалось, кроме как доверить Яну свою судьбу.

Почувствовав некоторое отвращение к себе от почтительного поклона Багдаша, Ян вызвал лейтенанта Гринхилл.

– Я хочу обсудить технические проблемы, связанные с атакой на «Ожерелье Артемиды». Соберите всех в конференц-зале.

– Слушаюсь, адмирал.

В каждом движении Фредерики проявлялось напряжение, предстоящее столкновение с этими знаменитыми своей ужасающей мощью боевыми спутниками не давало ей покоя. Возможная цена победы была за пределами воображения. Но, словно откликаясь на её мысли, Ян сказал:

– Не волнуйтесь, старший лейтенант Гринхилл. Обещаю, что нам не придётся пожертвовать ни единым кораблём и ни единым человеком при уничтожении «Ожерелья».

Не то чтобы Ян считал, что бескровная победа принесёт ему снисхождение за то, что он собирался сделать…

Появление майора Багдаша на видеоэкране стало для находящихся в осаде членов Военного Конгресса крайне неприятным сюрпризом. Не справившись со своей жизненно-важной задачей по убийству Яна Вэнли, он бросил своих союзников в опасном положении, а теперь выступал с абсурдным заявлением, что переворот был вызван махинациями Райнхарда фон Лоэнграмма, полностью лишая правоты их действия.

– Этот бессовестный предатель! Просто невероятно, что Багдаш смеет публично показывать своё лицо, – сказал кто-то мрачно. Члены Военного Конгресса понимали, что у них нет никакой возможности отомстить. Они также вынуждены были признать, что даже наличие «Ожерелья Артемиды» лишь отодвигает дату их окончательного поражения.

Военный Конгресс теперь контролировал лишь поверхность и часть подземных территорий Хайнессена. Космос же полностью был в руках противника.

Этот противник, по сути, ещё совсем мальчишка, по имени Ян Вэнли, стал причиной краха их попытки государственного переворота. Он разгромил Одиннадцатый флот, лишив членов Военного Конгресса их единственной военной силы в межзвёздном пространстве, ограничил их влияние на столичной планете Хайнессен и привлёк на свою сторону колеблющихся. Его действия были поразительно искусны. Но на одну неожиданно проявившуюся черту его характера адмирал Гринхилл не мог не пожаловаться:

– Возможно, я неверно оценивал Яна Вэнли. Использовать столь вопиющую пропаганду, назвать нас пешками Империи… Не стоило проявлять к нам такого презрения.

Собравшиеся в зале руководители Конгресса согласно закивали. Увидев это, Гринхилл продолжил:

– Мы сами начали переворот. Этому немало поспособствовало возвращение из плена контр-адмирала Линча, предложившего столь замечательный стратегический план. Маркиз Лоэнграмм не имеет в этому никакого отношения. Так ведь, Линч?

Остекленевшие от пьянства глаза Линча вспыхнули. Судя по выражению лица, его вдруг захватило какое-то сильное побуждение.

– Я горжусь вашей похвалой, но эту стратегию придумал не я.

– Что?! – на лице адмирала Гринхилла появились угроза и сомнение. После нескольких секунд колебаний, он спросил: – Тогда кто? Кто составил столь подробный и завершённый план?

Выдержав паузу, Артур Линч ответил:

– Маркиз Райнхард фон Лоэнграмм, главнокомандующий флота Галактической Империи.

– Ч-что вы сказали?!

– Ян Вэнли прав. Этот заговор – детище того самого маркиза Лоэнграмма. Он хотел вызвать беспорядки в Союзе, пока разбирается с аристократами в гражданской войне у себя в Империи. Всеми вами манипулировали.

– Вы говорите, что всё это время мы плясали под дудку Лоэнграмма? – вопрос прозвучал хрипло и надломленно.

– Именно, – с издёвкой ответил Линч, его голос сочился ядом. – И вы сыграли для нас замечательное представление. Конечно, болваны вроде капитана Кристиана тоже внесли свой вклад, но главная роль была у вас, адмирал Гринхилл.

Это была убийственная насмешка. Рождённый в парах алкоголя, невидимый демон пронесся по комнате, пронзая сердца собравшихся своей пикой. Кто-то застонал.

– Вот, взгляните. Это стратегический план, который дал мне маркиз Лоэнграмм.

Небольшая тонкая папка вылетела из руки Линча и с сухим шлепком упала на стол. Гринхилл схватил её и пролистал страницы.

«…Вызвать беспорядки на отдаленных планетах. И не в одной локации, а в нескольких разрозненных местах. Тем самым, правительственный контроль будет распылён, и в создавшемся вакууме появится возможность захватить ключевые политические и военные узлы…»

Гринхилл судорожно вздохнул и отбросил папку.

– Всё шло по этому сценарию, но закончилось провалом, потому что вы, как исполнители, не отличались мастерством.

– Но, контр-адмирал Линч, почему вы стали исполнять схемы Лоэнграмма? Что такого заманчивого он вам предложил? Обещал сделать адмиралом имперского флота?

– И это тоже… – голос Линча дрожал, то поднимаясь, то падая. Сам он не делал никаких видимых попыток справиться с ним, пока говорил. – Но это не всё. Не буду называть имён, но, скажем так, я хотел, чтобы некоторые люди, которые всегда уверены в своей несомненной правоте, были унижены. Унижены так, что никогда не смогут оправдаться. Что же касается моей карьеры и даже моей жизни… Мне просто всё равно, – красные от выпитого глаза Линча прошлись по перекошенным от ужаса лицам. – Так что насчёт этого, адмирал Гринхилл? Каково чувствовать, что этот славный «Военный Конгресс по Спасению Республики» был лишь инструментом амбициозного имперского интригана?

Его слова затихли, превратившись в смех. И этот неровный, неприятный смех словно кислота разъедал души людей. Этот человек, который вывалял своё имя в грязи после бегства при Эль-Фасиле, который провёл девять лет в непростительном пьянстве, неужели он всё это время пестовал свою обиду, не зная, на кого её направить?

– Господин председатель! Вражеская атака началась, – крикнул офицер связи. От этого сообщения застывшее руководство Военного Конгресса словно оттаяло. Гринхилл обернулся и спросил голосом человека, проснувшегося от кошмара.

– Который из двенадцати спутников они атакуют?

В ответе офицера ясно слышалось недоумение:

– …Они атакуют все двенадцать одновременно, адмирал.

Собравшиеся переглянулись. На лицах у всех было написано замешательство. Двенадцать спутников, свободно перемещающихся на орбите, были способны защищать и поддерживать друг друга. Так что атака сразу на несколько из них имела смысл, хотя при этом и распылялись силы. Но все двенадцать одновременно? Это противоречило здравому смыслу. Что задумал Ян Вэнли?

На большом экране появилось изображение, отображающее объекты, по прямой траектории приближающиеся к спутникам. Когда природа этих объектов стала ясна, в зале раздались перешёптывания.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒