ДОМИНИОН ФЕЗЗАН 13 страница

– Лёд… – простонал адмирал Гринхилл. Это были огромные глыбы льда, намного превосходящие по размеру любой линкор.

Триста лет назад. Галактическая Империя.

На холодной седьмой планете системы Альтаир, в условиях, схожих с рабством, работал на шахтах молодой человек, веривший в республиканскую систему правления. Его звали Але Хайнессен.

Он жаждал покинуть эту планету и построить среди далёких звёзд новое демократическое государство для своих единомышленников. Но перед ним была неразрешимая проблема – отсутствие необходимых материалов для постройки звездолёта, на котором можно было бы разместить всех его товарищей.

Но однажды Хайнессен увидел ребёнка, играющего с корабликом, вырезанным из льда. Молодой человек был поражён, словно он получил откровение.

Он построил космический корабль, используя неиссякаемый источник сухого льда на седьмой планете Альтаира, а затем отправился в долгоe, долгое путешествие, протянувшееся на пятьдесят лет во времени и десять тысяч световых лет в пространстве.

Это была знаменитая легенда об Але Хайнессене, создателе Союза Свободных Планет.

– Мне подсказал эту тактику наш отец-основатель, – сказал Ян без гордости, а с каким-то горьким юмором.

План был следующим:

Шестая планета системы Баалат, Шринагар, была холодным ледяным миром. Из её поверхности и будут вырезаны двенадцать цилиндрических блоков льда. Каждый блок будет иметь объём в один кубический километр и массу в миллиард тонн.

Затем эти ледяные блоки вынесут в космическое пространство, где нет гравитации, а температура приближается к минус 273, 5 градусам Цельсия, абсолютному нулю, поэтому лёд не растает.

Там в центре каждого цилиндра с помощью лазера проделают отверстия и установят туда прямоточные двигатели Бассарда.

Эти двигатели спроецируют во фронтальной части цилиндров огромное магнитное поле в форме корзины для захвата ионизированной, заряженной межзвёздной материи. Когда эта материя приблизится к цилиндрам, то мгновенно будет сжата, что приведёт к разогреву, достаточному для запуска реакции ядерного синтеза внутри двигателей. Уровень энергии, выбрасываемой позади цилиндров, будет гораздо выше того, который поступил на вход фронтальной части.

Всё это время беспилотное ледяное судно будет ускоряться, и чем ближе оно подойдёт к скорости света, тем эффективней станет перерабатывать межзвёздную материю. Таким образом, ледяные корабли достигнут предсветовой скорости.

На этом этапе стоит напомнить основной постулат теории относительности: по мере приближения материи к скорости света, её эффективная масса увеличивается.

К примеру, масса корабля, летящего на 99, 9% скорости света, увеличивается приблизительно в двадцать два раза по сравнению с изначальной. На 99, 99% скорости света она достигнет уже семидесятикратного увеличения относительно массы покоя, а на 99, 999% станет в двести двадцать три раза больше.

Глыба льда, весом в миллиард тонн при увеличении в двести двадцать три раза достигнет веса в двести двадцать три миллиарда тонн. А что случится, если ледяную глыбу, весящую как три миллиона шестидесятиэтажных зданий, объединить с предсветовой скоростью? Боевые спутники, составляющие «Ожерелье Артемиды» будут мгновенно обращены в пыль.

Однако, чтобы эти куски льда не столкнулись с самой планетой Хайнессен, векторы их движения нужно было задавать с величайшей осторожностью. Так как ни на спутниках, ни на ледяных глыбах не было людей, не должно было пролиться ни капли крови.

– Какие-то вопросы?

Шёнкопф небрежно поднял руку в ответ.

– Вы не против уничтожить все двенадцать? – саркастически спросил он, имея в виду, что спутники могут ещё оказаться полезны в будущем.

– Нисколько не против. Давайте сокрушим их все, – без колебаний отмёл вопрос Ян. «Ожерелье Артемиды», по его мнению, стало одной из причин, по которой люди обманывали себя, веря, что этот переворот может увенчаться успехом.

Это «Ожерелье» символизировало позорный стиль мышления: Хайнессен может выжить в одиночку, даже если все прочие звёздные системы и все планеты будут захвачены врагом. Но если вражеское нападение когда-нибудь зайдёт так далеко, это будет означать, что Союз находится в шаге от полного поражения. Так что лучше не допускать, чтобы враг продвинулся настолько далеко, и первое, что необходимо было предпринять для этого – приложить все политические и дипломатические усилия, чтобы не допустить войны, как таковой.

Опора на военную технику для поддержания мира была не более чем продуктом кошмара закоснелых милитаристов. Подобное стереотипное мышление было на уровне какого-то детского сериала. «Однажды мерзкие и воинственные инопланетяне внезапно безо всяких причин вторглись из отдалённого уголка Вселенной, напав на миролюбивых и справедливых людей, у которых не оставалось выбора, кроме как сражаться с ними». И для этих целей требовалось могучее оружие и огромные боевые установки.

Каждый раз, когда он смотрел на рой спутников, опутывающий эту прекрасную планету, Ян впадал в тоску, видя в них змею, обвившуюся вокруг горла богини.

Короче говоря, Ян ненавидел дешёвую бижутерию, каковой долгое время и было «Ожерелье Артемиды», и он собирался воспользоваться этой возможностью, чтобы разбить его в пыль, получив заодно небольшой приятный бонус в виде шоковой терапии для поклоняющихся технике. По этим причинам Ян и выбрал самый зрелищный из всех придуманных им способов нейтрализации «Ожерелья».

План был приведён в исполнение.

Двенадцать гигантских ледяных блоков летели, ускоряясь, к двенадцати боевым спутникам.

Это было зрелище, превосходящее воображение. По мере увеличения скорости, ледяные цилиндры набирали массу, становясь всё более мощным оружием. Радиолокационные и сенсорные разведывательные системы, которыми были оборудованы спутники, заметили быстро приближающиеся ледяные блоки. Они не были ни энергетическими волнами, ни металлическими объектами, всего лишь соединениями водорода с кислородом, безвредными сами по себе. Тем не менее, их масса и скорость были расценены, как угроза, и компьютеры спутников приняли меры.

Лазерные орудия были наведены на цель и выстрелили колоннами раскалённой энергии. В ледяных стенах образовались идеально круглые дыры диаметром три метра. Однако даже мощный лазерный удар не смог пробить лёд насквозь. Характерная для лазера прямая направленность препятствовала распространению разрушительного эффекта, приводя, напротив, к отрицательным результатам. Но это не всё: часть льда испарялась, создавая огромное количество пара, поглощавшего тепловую энергию лазера. Более того, в вакууме, при абсолютном нуле, пар мгновенно замерзал, превращаясь в облако ледяных кристаллов, которое, по закону инерции, продолжало с ускорением двигаться вперёд с предсветовой скоростью. Хотя ракеты были выпущены и вспышки взрывов осветили поверхность ледяной массы, они тоже не принесли видимого эффекта, будучи разрезанными на части кристаллами ещё до столкновения с основной частью.

На мостике флагманского корабля Яна, «Гипериона», члены экипажа безмолвно наблюдали за этим спектаклем, а голова офицера связи кружилась от быстро меняющихся на экране цифр, отображаемых детектором массы. Чем ближе ледяные ракеты приближались к скорости света, тем больше становилась их масса.

И вот они столкнулись.

Лёд разбился. Так же, как и спутники. Осколки льда танцевали в пустоте космоса, отражая свет солнца и планеты, разбрасывая ослепительные отблески. Каждый ледяной осколок весил сотни тонн. Но, когда они сверкали своим великолепием на экране, можно было поверить, что они легче снежинок. Обломки же разбитых спутников были и вовсе неразличимы.

– Уничтожено… «Ожерелье Артемиды»… Не осталось ни одного спутника… Оно уничтожено…

Оператор систем наблюдения продолжал растерянно повторять слово «уничтожено». Члены Военного Конгресса по Спасению Республики стояли неподвижно, будто превратившись в соляные столбы.

Им начинало казаться, что это слово будет вечно эхом звучать у них в ушах, когда раздался другой звук – как от падения на землю тяжёлого предмета. Это адмирал Гринхилл рухнул в своё кресло. Под обратившимися к нему взглядами товарищей он хрипло выдохнул:

– Всё кончено. Наш военный переворот провалился. Мы проиграли. Давайте признаем это.

Спустя несколько секунд тишины раздался протестующий возглас. Капитан Эванс пытался ободрить прочих заговорщиков:

– Нет, это ещё не конец, – настаивал он. – У нас есть заложники. Все жители Хайнессена, миллиард человек, по-прежнему в наших руках! – он хлопнул ладонью по столу. – Более того, мы захватили начальника Центра стратегического планирования и главнокомандующего Космического флота. В зависимости от условий, у нас ещё есть шанс на переговоры. Слишком рано сдаваться!

– Мы должны уйти. Любое дальнейшее сопротивление не только будет бесполезным, но и помешает восстановлению отношений между правительством и гражданами. Всё уже кончено. Давайте, по крайней мере, достойно опустим занавес.

Плечи капитана поникли, он с трудом смог выдавить:

– Тогда что нам делать сейчас? Сдаться и предстать перед трибуналом?

– Те, кто пожелают поступить так, могут так и сделать. Я выберу другой путь, но сначала должен кое-что сделать. Мы не можем оставить доказательств или свидетелей, подтверждающих, что наше благородное восстание было организовано амбициозным имперским кукловодом.

Глаза Гринхилла с ненавистью обратились на Линча.

– Контр-адмирал Линч, я возлагал большие надежды на вас с самого начала вашей карьеры – ещё с тех пор, как вы учились на два класса позади меня в Военной академии. И очень сожалел, когда произошёл тот прискорбный инцидент у Эль-Фасиля девять лет назад. Вот почему я принял вас под своё крыло, думая, что мы сможем восстановить вашу репутацию, но…

– Вы просто не умеете разбираться в людях, – с пьяной откровенностью безразлично ответил бывший контр-адмирал.

Лицо Гринхилла поменяло цвет. Гнев, отчаяние, отвращение – все эти эмоции соединились в нём. Сторонний наблюдатель мог подумать, что в нём что-то взорвалось.

Почти одновременно промелькнули две вспышки света. Одна завершила свой путь между бровей адмирала Гринхилла, другая попала в левое ухо Линчу, содрав часть кожи и мяса. Раздался крик, и несколько новых вспышек пронзили тело Линча спереди, сзади, слева и справа, пробивая в его теле узкие обожжённые тоннели. Через несколько секунд после Гринхилла он тоже упал на пол.

– Вы все дураки… – контр-адмирал Линч выплюнул свой последний смешок вместе с пузырями крови и оглядел застреливших его офицеров. – Я ведь спас честь Гринхилла, вам так не кажется?.. Вместо того, чтобы пойти под трибунал… наверное, лучше… этому ублюдку… умереть… ха… честь… какой бред…

Пузырь крови на его губах лопнул в последний раз, а глаза подёрнулись плёнкой. Подойдя к нему и плюнув Линчу на лицо, капитан Эванс крикнул:

– Сожгите дотла эту мерзкую папку! Избавьтесь от трупа Линча. Уничтожьте всё, что могло бы поставить под сомнение справедливость нашего дела.

– Флот адмирала Яна занял орбиту, – дрожащим голосом произнёс офицер связи. – Они готовятся начать десантную операцию. Что нам делать?

Эванс сдвинул брови, а потом кивнул, будто принимая какое-то решение.

– Откройте канал связи. Я поговорю с адмиралом Яном.

Вскоре изображение молодого адмирала, чей форменный берет был надет слегка набекрень, появилось на экране. Позади виднелись члены его штаба, включая и дочь адмирала Гринхилла. Эванс слегка поморщился.

– Я капитан Эванс. Как действующий глава Военного Конгресса по Спасению Республики, я прошу переговоров. В нападении нет необходимости. Мы знаем, что проиграли и приняли решение отказаться от какого бы то ни было бессмысленного сопротивления. Всё кончено.

– Это всё очень хорошо, но… – естественно, у Яна возникли некоторые подозрения. – Что случилось с прежним главой вашего Военного Конгресса адмиралом Гринхиллом? Я не вижу его среди вас.

Глубоко вздохнув, Эванс ответил:

– Его превосходительство покончил с жизнью. Это был достойный конец.

Услышав это, Фредерика Гринхилл негромко вскрикнула и прикрыла рот ладонью. Её плечи задрожали.

– Адмирал Ян, наши цели состояли в том, чтобы очистить правительство нашей демократической республики и избавить Вселенную от деспотизма Галактической Империи. К сожалению, мы не смогли претворить в жизнь эти идеалы. Адмирал Ян, в конечном итоге вы приложили свои силы к продолжению существовании деспотизма.

– Что такое деспотизм? Не им ли называется ситуация, когда правительство, не избранное народом, лишает людей свободы и пытается контролировать их с помощью силы и жестокости? Другими словами, именно то, чем вы занимались здесь, на Хайнессене.

Молчание.

– Это вы, «благородные солдаты», – настоящие деспоты. Или я не прав? – голос Яна был мягок, но в его словах не было прощения.

– Вы неправы!

– В чём же я неправ?

– То, чего мы хотели – это не власть для самих себя. Это были временные меры. Временная форма правления, которая должна была существовать лишь до тех пор, пока наша родина не будет спасена от правления коррумпированных мобократов, а Империя не будет повержена.

– Временные меры… – пробормотал Ян с лёгкой горечью. Для самооправдания подойдут любые слова. Тем не менее, даже если бы это и правда оказались временные меры, сколько жертв они бы потребовали? – Могу я задать вопрос? Мы сражаемся с Империей уже долгое время, сто пятьдесят лет, и до сих пор не повергли её. Возможно, что не повергнем и в следующие сто пятьдесят лет. И всё это время ваше правительство продолжало бы цепляться за власть, лишая граждан их свобод – вы и тогда настаивали бы на том, что это лишь «временные меры»?

Капитан Эванс замешкался с ответом. Но затем сменил тему и попытался привести встречный аргумент:

– Всем известно, как сильно сейчас коррумпировано правительство. Как иначе, кроме силового метода, можно исправить это?

– Коррумпированное правительство – это не то, где политики берут взятки. Это лишь личная коррупция отдельных продажных политиканов. А коррумпированным правительством я назвал бы то, при котором, даже если политик берёт взятки, он оказывается выше критики за это. Именно ваша группа провозгласила контроль над свободой слова. Вам не кажется, что уже одним этим вы потеряли все основания для осуждения деспотии Империи и недостатков нынешнего правительства Союза?

– Мы поставили на карту наши жизни и нашу честь… – голос Эванса стал жёстким. – Так что я не позволю никому клеветать на нас. Наше дело было справедливым. Нам просто немного не хватило удачи и способностей, чтобы реализовать наш план. Это всё.

– Капитан Эванс…

– Слава военному перевороту!

Экран связи погас.

– Он никогда не признает ошибки, до самого конца, – вздохнул начальник штаба Мурай.

– У каждого своё чувство справедливости, – мрачно ответил Ян и приказал Шёнкопфу готовиться к высадке. Вот так флот Яна бескровно опустился на поверхность Хайнессена.

В свете его положения и обстоятельств, нелюбовь Яна к церемониям граничила с нелепостью. Он бодро ходил везде сам по себе, заставляя подчинённых беспокоиться о его безопасности. Тем более, что сейчас трудно было судить, где могут скрываться оставшиеся заговорщики.

Не обращая внимания на громкие призывы Мурая помнить об осторожности, Ян пешком отправился в Центр стратегического планирования и выяснил у сдавшихся младших офицеров сведения о местонахождении Бьюкока. После чего немедленно освободил его и отправил в госпиталь.

Старый адмирал физически ослабел после четырёх месяцев тюремного заключения, но свет в его глазах и разумная речь успокоили Яна.

– Я ужасно смущён, – сказал Бьюкок. – Я оказался совершенно бесполезен, несмотря на предоставленную тобой информацию.

– Вовсе нет. Это из-за меня вам пришлось страдать так долго. Вам что-нибудь нужно?

– Ну, в таком случае, я не отказался бы от стаканчика виски в качестве подарка.

– Немедленно распоряжусь доставить.

– Что случилось с адмиралом Гринхиллом?

– Он умер.

– Вот как? Ох. Значит, этот старик пережил ещё одного…

Ян был признателен адмиралу Гринхиллу за то, что тому хватило здравого смысла не забрать с собой ни одного из заложников, старших офицеров или гражданских. Однако эта признательность поубавилась, когда он освобождал адмирала Доусона, исполняющего обязанности начальника Центра стратегического планирования.

Гора вопросов, требующих разрешения, замаячила перед Яном.

Ему нужно было сообщить всему Союзу о провале государственного переворота и восстановлении Хартии Союза, оценить ущерб, арестовать оставшихся членов Военного Конгресса и получить отчёты о вскрытии погибших, включая адмирала Грихилла и капитана Эванса. Если он начинал задумываться об этом, то вспоминал и множество других дел. От всего этого у Яна разболелась голова.

Именно в такие моменты Ян понимал, какими неоценимыми способностями обладает его адъютант, Фредерика Гринхилл.

Сразу после известия о смерти отца она сказала Яну:

– Адмирал, вы не могли бы дать мне час… нет, два часа? Я знаю, что смогу справиться с этим, но не сейчас… Поэтому…

Ян кивнул. Когда ему сообщили, что среди погибших оказалась Джессика Эдвардс, ему тоже потребовалось время, чтобы оправиться.

Ещё он не верил, что её отец покончил с собой. Представлялось невероятным, чтобы он приставил себе бластер между глаз и спустил курок. Скорее всего, его застрелил кто-то другой. Однако это была не та мысль, которую следовало произносить вслух.

Когда Фредерика уже собиралась выйти, молодой адмирал сказал:

– Эм… Старший лейтенант… Не знаю, как это выразить… Держитесь.

Он был способен управлять миллионом, десятком миллионов людей, командуя ими на поле боя среди звёзд, но иногда он не мог толком справиться даже с собственным языком.

Когда два часа прошли, Фредерика вышла из своей каюты, и работа сразу потекла стремительным потоком. Перед Яном стала расти гора папок, подписанных как «завершённые». Когда он, находясь под впечатлением, пролистывал страницы, то увидел, что она дошла даже до того, что определила формат парада победы и назначила время для него. Возможно, эта трудная работа была для неё сейчас спасением.

От Шёнкопфа, занятого патрулированием города, пришло сообщение. Он докладывал, что Юлиан нашёл главного виновника всего случившегося. Когда Ян уточнил, кто же это, он ответил:

– Думаю, вы не захотите даже слышать его имя, адмирал, но это глава Верховного Совета.

Это действительно было имя, которое Ян ненавидел.

В сообщении говорилось о появлении Джоба Трунихта, пропавшего без вести с самого начала переворота. Юлиан, сопровождавший адмирала Бьюкока в госпиталь, возвращался назад к Яну, когда его ландкар остановили возле какого-то старого здания.

– В-вы же… – увидев, кто обратился к нему, юноша начал заикаться. Человек, которого его опекун ненавидел больше, чем кого-либо иного в этом мире, улыбаясь, стоял перед ним.

– Конечно же, ты узнал меня, – мягким голосом сказал Джоб Трунихт, председатель Верховного Совета Союза Свободных Планет. – Я глава твоего государства.

По спине Юлиана пробежали мурашки. Ян сильно повлиял на чувства юноши.

– Ты Юлиан, не так ли? Воспитанник адмирала Яна. Я слышал, что ты молодой человек с многообещающим будущим.

Юлиан молчал и склонил голову лишь из вежливости. То, что этот человек знает о его существовании, вызвало в нём скорее тревогу, чем удивление.

Позади Трунихта стояли пятеро мужчин и женщин. Лица их были безрадостны.

– Эти чудесные люди – члены Церкви Земли, защищавшие меня. Всё это время я скрывался в их подземном храме, прилагая все усилия, чтобы сбросить этих тиранических милитаристов.

«Усилия? Какие усилия вы прилагали? Разве вы не просто прятались в безопасном месте? Разве вы не выползли на улицу только когда всё закончилось? » – хотел сказать Юлиан, но подумал, что может этим нанести вред Яну, и промолчал.

– Ну что ж, отвези меня в мою официальную резиденцию. Я должен обрадовать свой народ известием о том, что я цел и невредим.

У Юлиана не оставалось иного выбора, кроме как впустить председателя в машину. После короткой поездки, он доверил Трунихта Шёнкопфу и его подчинённым, стоявшим перед резиденцией.

– Да уж… Стоило одной беде закончиться, как ей на смену пришла другая, – сказал Ян, пожав плечами, но что-то внутри не позволяло ему смеяться. Трунихта спасли и долгое время укрывали терраисты… Значит ли это, что Трунихт использовал Церковь Земли так же, как до того Рыцарей-патриотов?

Или, может, всё было наоборот?

Глава 8. Падение Золотого Дерева (Golden Baum)

Если бы можно было сказать, что в сердце у каждого есть один священный основополагающий принцип, то в сердце Зигфрида Кирхайса он, несомненно, был воплощён в словах золотоволосой юной девушки, сказанных одиннадцать лет назад:

– Зиг, пожалуйста, будь добрым другом моему брату.

Рыжеволосый мальчик очень гордился, что Аннерозе, которой в то время было пятнадцать, говорила с ним так. У Кирхайса почти никогда не было проблем со сном, но в тот единственный раз он метался и ворочался несколько часов и, лёжа в темноте, поклялся стать верным рыцарем этих брата и сестры.

Райнхард, с его золотыми кудрями и фарфорово-белой кожей, был прекрасным мальчиком, похожим на ангела со спрятанными крыльями. Если бы только он был вежливее в общении с другими людьми, то обязательно стал бы популярным среди детей своего возраста. Однако, в противоположность внешности, он был нагл и агрессивен, так что быстро нажил себе множество врагов. Вскоре нельзя было бы с уверенностью сказать, что он сможет спокойно пройти по улице, если бы рядом с ним всегда не было Кирхайса, пользующегося уважением и популярностью среди городской детворы.

Был один мальчик, на год старше Райнхарда и Кирхайса, которой превосходил ростом и силой всех детей по соседству. Только Кирхайс, всегда умевший хорошо драться, мог справиться с ним один на один. И вот как-то раз, когда Кирхайса не было поблизости, тот мальчик поймал Райнхарда в парке и попытался преподать ему урок. Возможно, он хотел сломать его и сделать своей марионеткой.

Когда мальчик для затравки начал с каскада угроз и оскорблений, Райнхард посмотрел ему в лицо своими глазами, похожими на холодные драгоценные камни, а потом неожиданно пнул ногой в промежность. Когда тот, сложившись пополам, упал, Райнхард схватил камень и стал безжалостно бить его. Даже когда его противник был уже покрыт кровью и звал на помощь, неспособный думать о продолжении драки, Райнхард не остановился. Ещё один мальчик, увидев это, побежал к Кирхайсу, чтобы рассказать о происходящем. Кирхайс тут же примчался и оттащил, наконец, Райнхарда от хулигана.

Райнхард не получил ни царапины. Он вёл себя так, словно ничего не случилось, и не проявлял никаких угрызений совести. Только когда Кирхайс указал на его окровавленную одежду, Райнхард внезапно потерял самообладание. Он испугался, что у него будут проблемы, если его сестра узнает об этом. Хотя Аннерозе не стала бы ругать брата, но она смотрела на него с таким разочарованием в подобные моменты! Ничто иное не действовало на Райнхарда так, как этот взгляд.

Мальчики провели импровизированное стратегическое совещание и, придя к решению, прыгнули одетыми в фонтан. Это смыло кровь с одежды Райнхарда, а сказать Аннерозе, что они упали в фонтан было гораздо легче, чем пытаться объяснить ту ужасную драку.

Когда Кирхайс задумался об этом, то понял, что ему-то незачем было мокнуть. И всё же, тот вечер был так приятен – обёрнутые одним одеялом с Райнхардом, они пили горячий шоколад, приготовленный Аннерозе, а подержанный робот-прачка, купленный старшим фон Мюзелем, громко заявлял о своём существовании на заднем плане.

Больше всего Кирхайса тогда беспокоило, что жертва расскажет своим родителям о том, что сделал с ним Райнхард. Но этого так и не произошло. Мальчик, о котором шла речь, всегда искал способы показать свою силу, и, очевидно, гордость не позволила ему привлечь родителей. Хотя это не значило, что он не попытается отомстить, так что впоследствии Кирхайс всегда держался рядом с Райнхадом. Если бы тот мальчик привёл своих шестёрок, Райнхард не смог бы справиться со всеми в одиночку. Но, в конечном счёте, оказалось, что и эта тревога была напрасной. Несмотря на то, что сам Райнхард был привлекательной целью, никто из этих малолетних хулиганов не был настолько глуп, чтобы становиться врагом Зигфрида.

Вскоре после тех событий Аннерозе забрали во внутренний дворец императора Фридриха IV. Райнхард поступил в военную школу, вернувшись позже, чтобы позвать с собой и Кирхайса. Таков был конец тех старых дней.

С того времени Райнхард поднимался всё выше и выше по лестнице амбиций, таща своего рыжего друга всего на шаг позади себя.

Кирхайс отвечал взаимностью. Эти златовласые брат и сестра были его домом, самой его жизнью. В этом он чувствовал радость глубокого удовлетворения. В конце концов, кто ещё мог бы следовать по следам Райнхарда, когда он поднимался в небо?

– Прекрасная работа, Кирхайс, – сказал Райнхард, приветствуя вернувшегося с пограничья друга ослепительной улыбкой.

Командуя крупными силами, Кирхайс сражался в одиночных битвах по всей Империи, выполняя свою задачу настолько безупречно, будто сам Райнхард оказался сразу в двух местах. Маркиз Литтенхайм, второй человек в дворянской коалиции, стал теперь лишь горсткой космической пыли, а Кирхайс добавил к своему флоту силы всех тех, кто пожелал сдаться. После того, как он подавил последних мятежников на границе, он отправился к Гайесбургу, чтобы встретиться с основным флотом Райнхарда.

«Достижения адмирала Кирхайса просто слишком удивительны», – такие перешёптывания стали в последнее время обычным делом в командном центре Райнхарда. Это были слова похвалы, но в то же время зависти и даже предупреждения.

Главная причина, по которой Райнхард смог спокойно сосредоточиться на борьбе с основными силами герцога Брауншвейга, состояла в том, что Кирхайс установил власть и порядок во всех отдалённых регионах. Этот факт признавали все, и даже сам Райнхард говорил это. И как бы ни были велики достижения Кирхайса, Райнхард знал, что все они сделаны ради него.

– Ты, должно быть, устал. Проходи, присаживайся. У меня есть вино и кофе, что ты будешь пить? Хотел бы я предложить яблочный пирог сестры, но мы не можем быть разборчивыми на линии фронта. Считай это ещё одним поводом желать скорейшей победы и возвращения.

– Господин Райнхард, я бы хотел поговорить с вами кое о чём, – хотя Кирхайс высоко оценил оказанный ему тёплый приём, но он не мог ждать дольше, чтобы подтвердить или опровергнуть то, что узнал.

– О чём же?

– О двух миллионах людей, погибших на планете Вестерланд.

– И что насчёт них?

На мгновенье прекрасное лицо Райнхарда исказило раздражение. Кирхайс не пропустил этого. И почувствовал, как что-то холодное сдавливает его сердце.

– Господин Райнхард, я получил сообщение от одного человека, утверждающего, что вы знали о планах атаки на Вестерланд и, по причине политической целесообразности, позволили этому случиться.

Райнхард ничего не ответил.

– Это правда?

– …Да, – Аннерозе и Кирхайс были единственными людьми, которым Райнхард никогда не мог лгать.

Взгляд Кирхайса стал крайне серьёзным, даже требовательным. Было очевидно, что он не собирается оставлять эту тему. Вздохнув всем телом, Кирхайс сказал:

– Господин Райнхард, в Империи, какая она есть сегодня… под пятой династии Голденбаумов… невозможно существование подлинного правосудия. Именно поэтому я верил, что если вы сбросите её, то что-то изменится.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы выслушивать это от тебя.

Райнхард знал, что находится в невыгодном положении. Возможно, ему вообще не стоило вступать в эту дискуссию с Кирхайсом. Оставаясь с другом наедине, он возвращался обратно в дни их детства, дни, когда они были равны. Обычно Райнхард этого и хотел – это была его вторая натура. Но теперь он жаждал, чтобы это были вертикальные отношения, где начальник может одним приказом прогнать подчинённого. Разумеется, жаждать этого его заставляло чувство вины за массовую гибель жителей Вестерланда.

– Владетельные аристократы будут уничтожены. Это историческая неизбежность, расплата по пятисотлетним долгам, так что я понимаю неизбежность кровопролития. Но вы не должны приносить людей в жертву. Освобождение людей должно стать основой для вашей новой системы. Жертвуя же ими в политических целях вы подрываете фундамент, на котором она будет построена.

– Я ЗНАЮ ЭТО!

Райнхард одним глотком осушил бокал и хмуро уставился на своего рыжеволосого друга.

– Господин Райнхард, – в голосе Кирхайса звучала огромная печаль и лишь малая толика гнева. – Борьба за власть, что разыгрывается между вами и высокородными – это битва между равными. Вы можете использовать любую тактику безо всяких сожалений. Но когда вы приносите в жертву простых людей, это окрашивает ваши руки кровью, и никакие красивые слова не помогут её смыть. Зачем человеку ваших достоинств опускаться до этого ради временной выгоды?

К этому моменту лицо златовласого юноши окрасила болезненная бледность. Кирхайс был прав, а он нет. И, как ни абсурдно, это осознание порождало всё большее сопротивление. Он смотрел на своего друга глазами мятежного ребёнка.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒