|
|||
Баранец, Н.Г. 17 страницаВ критических замечаниях Л. Б. Баженов говорил о том, что взгляды В. В. Орлова носят «откровенно телеологический» характер. Кроме того, требуя определения материи в категориях марксизма, В. В. Орлов тем самым приговаривает марксизм к постоянному «повторению задов» естествознания, поскольку естественно-научные представления о материи постоянно развиваются и изменяются. В ходе дискуссии более убедительной выглядела позиция эпистемологистов, за которыми остался моральный реванш. Но в конце 70 – начале 80-х годов онтологисты вновь обрели влияние. В 1980 году вышел новый учебник по философии, в котором диалектика в природе трактуется так же, как это было сделано в учебнике М. П. Руткевича. Блок онтологистов усиливался за счет доминантных позиций на курсах повышения квалификации преподавателей общественных наук. Эти курсы являлись формой образования, предлагаемой для преподавателей университетов (особенно провинциальных), технических вузов и техникумов. На них преподавалась упрощенная версия диалектического материализма. В 1982 году вновь развернулась дискуссия между представителями этих направлений, в ней приняли участие более 70 авторов, опубликовавших статьи по этим вопросам в философских журналах. Как отмечали В. К. Бакшутова и В. И. Корюкина: «Онтологические блуждания в нашей философии не закончились до сих пор. Больше того, в последнее время они обрели как бы второе дыхание. Существуют планы создания марксистской философии как системы онтологического знания. «Выпячивание» онтологического момента в марксистской философии объективно ведет к реставрации донаучных философских представлений» [Бакшутова, Корюкина. 1982. С. 131]. О деструктивных тенденциях, которые накопились в философии, написал М. А. Розов в статье «Философия без сообщества» (1988). Во-первых, он отметил разрушение коммуникативного поля в советском философском сообществе. В частности, была утрачена цель коммуникативного действия – филиация идей. Произведения представителей собственного отечественного философского сообщества почти не читали и перестали реферировать. Эта тенденция стала очевидна с конца 70-х годов, когда исчезли дискуссии и критические обсуждения новых книг и идей. Выступая на совещании по проблемам диалектического материализма, Ф. В. Константинов сетовал: «У нас нет творческих дискуссий. Я бы сказал, что и у представителей диалектического материализма тоже не было творческих дискуссии… мы совершенно не дискутируем» [Материалы совещаний… 1982. С. 38]. В. С. Швырев предлагал изменить систему публикаций в журналах и помещать отклики на статьи, для восстановления коммуникации: «Часто получается так, что опубликована интересная статья – и как в глухой колодец. Как можно прореагировать на такую статью, в какой форме? В форме развернутой публикации в виде статьи? Это не всегда возможно и, во всяком случае, далеко не так оперативно. Поэтому, если бы больше места уделялось рубрикам типа реплик, замечаний, это было бы как раз то, что нужно. Они не займут много места, зато результативность будет большая. Отделы журнала, безусловно, ведут большую работу по подбору материалов, тщательно работают с авторами, текстами статей и т. д. Но, мне кажется, что в журнале должна высказываться и собственная позиция отделов по поводу отдельных публикаций» [Материалы совещания… 1982. С. 36]. Дискуссии, по мнению М. А. Розова, носили ритуальный характер, не имели цели выявить суть проблемы, так как был в принципе утрачен интерес к той проблематике, которая была предметом обсуждения. Во-вторых, он констатировал извращение норм, составляющих этос философского сообщества, в частности, нивелирование нормы незаинтересованности и организованного скептицизма. В условиях идеологической подконтрольности и ситуации, когда занятие философией стало достаточно доходной профессией, которою жаль ставить под удар критики, сложилась такая ситуация, что: «…монографии и статьи очень и очень часто пишутся только потому, что для кого-то важно включить их в список своих печатных работ. И действуют здесь неумолимо те же формальные критерии: нужна монография для защиты докторской диссертации, нужен докторский диплом для продвижения по службе, нужен список работ... Никого особенно не интересуют такие мелочи, как содержание, подлинная научная значимость, реакция читателей... И вот возникает целая очередь жаждущих опубликовать свои опусы. Одни довольствуются скромными тезисами, другие претендуют на пухлые монографии. Это уже не подвижничество это скорей, жадный дележ дефицитных благ, где каждый готов оттеснить плечом зазевавшегося соседа» [Розов. 1988. С. 31]. Исходя из вышеизложенного, М. А. Розов сделал вывод, что философское сообщество утратило способность акуммулировать усилия для решения новых проблем. В-третьих, советское философское сообщество почти не продуцировало самостоятельных философских проблем, а создаваемые концепции не имели эвристического потенциала. Самая качественная часть философской продукции была связана с комментаторством или переводом произведений западных философов: «Как выразился один остроумный человек, всех наших философов можно разделить сейчас на две группы: на знающих и не знающих английский язык. Одни блещут эрудицией, другие всё еще пребывают в самодовольстве. А кто же будет ставить и решать проблемы? Для кого они составляют подлинную личную боль? Где те, на ком может держаться храм нашей философии? » [Розов. 1988. С. 29]. В-четвертых, идеологические и цензурные запреты, которые то усиливались, то несколько уменьшались, привели к деструктивному изменению мышления, которое превратилось в имитацию процесса: «Было бы ошибочным поэтому полагать, что ритуальные игры, в которых мы участвуем, – это нечто только навязанное нам внешними обстоятельствами. Увы, сплошь и рядом это становится уже выражением нашей подлинной сути. Вспоминается разговор в группе гуманитариев где-то в середине 60-х годов. Все жалуются на цензурные запреты, на то, что ни о чем нельзя писать и даже говорить... А один из собеседников вдруг спрашивает: «Ну, а если вдруг все запреты снимут, что тогда? Есть ли нам что сказать? » Сейчас этот вопрос звучит уже вполне актуально. И многие из нас, вероятно, чувствуют, что навешенные на нас кандалы уже слишком глубоко вросли в нашу собственную плоть» [Там же. С. 35]. М. А. Розов высказал в предельно заостренной форме то, что было предметом колуарных обсуждений, и решился сообщить диагноз – состояние глубоко кризиса отечественного философского сообщества, который во многом определен даже не внешними факторами, а внутренними, связанными с разрушением этоса как основного механизма саморегуляции философского творчества.
В 80-х годах продолжали разрабатываться проблемы философии естествознания и эпистемологии. Проблемами методологии научного познания занимались А. П. Шептулин, И. С. Нарский; вопросами диалектической логики – И. П. Попов, А. Д. Гетманова; проблемами теории рациональности – А. С. Автономова, П. С. Дышлевый, Б. С. Крымский; этоса науки и когнитивных и социальных детерминант научного познания – Б. Г. Юдин, А. А. Ивин, Л. М. Косарев; традициями в науке и научными школами – Е. С. Бойко, А. А. Горелов, Л. А. Микешина; о взаимодействии естественных, технических и социальных наук как факторе развития науки писали В. Г. Горохов, В. И. Купцов; проблемы, связанные с контекстом открытия в фокусе методологии, исследовали Г. И. Рузавин, Д. И. Дубровский, В. Е. Никифоров; исследованием истории логики, методологии и философии науки занимались В. А. Смирнов, В. Н. Садовский, М. С. Козлова, В. Л. Рабинович, И. Т. Касавин, А. Г. Барабашев, З. А. Сокулер, Н. С. Юлина, Н. С. Мудрагей. Продолжали разрабатываться философско-методологические проблемы специальных наук: основания физических наук исследовали И. А. Акчурин, Н. М. Роженко, В. С. Степин, Ю. В. Сачков, А. И. Панченко, В. В. Казютинский, А. М. Мостепаненко; основания биологических наук изучали Р. С. Карпинская, А. С. Мамзин, Н. Д. Тищенко; проблематикой психологии и когнитивных наук занимались Ч. А. Измайлов, Е. Н. Соколов, В. Б. Швырков, М. А. Гелашвили, В. Ф. Моргун. Одной из наиболее успешно развивавшихся новых областей была философская антропология. Появился цикл работ И. Т. Фролова, посвященных изучению феномена человека (в частности, проблем смысла жизни и смерти в единстве биологических и аксиологических аспектов). И. Т. Фролов анализировал, как связана биология с проблемами человека, его среды обитания, экологии, генетических основ его здоровья, болезней, способностей, а изменение социальной роли биологии – с комплексом стоящих перед нею проблем. Он выдвинул понятие нового типа науки и обосновал тезис, согласно которому всё более проясняющиеся связи биологии с идеями гуманизма, непосредственная причастность биологии к глобальным проблемам современности, к этическим и ценностным аспектам науки позволяют рассматривать грядущий «век биологии» как «век человека». Концепцию глубинного общения разрабатывал Г. С. Батищев. Ученик Э. В. Ильенкова, он эволюционировал в течение жизни от гуманистического марксизма, через увлечение идеями Н. Рериха, до религиозной философии. Занимался проблемами философского критицизма, межличностной коммуникации, глубинного общения, диалога и полилога, ценностного измерения творчества. Г. С. Батищев различал три основных периода своей духовной эволюции. Начало было связано со «спинозовско-гегелевским парадигмальным горизонтом». Субстанциалистский способ истолкования действительности перестал удовлетворять философа, ибо он осмысливал креативные усилия человека, ставил под сомнение или подозрение его высшие духовные потенции. Переосмысление отношений субъекта и объекта (субстанции) привело философа к другой крайности: субстанциальность была им приписана теперь самому субъекту – человеку, который в его глазах стал «монополистом ценностной устремленности, подобно тому, как раньше мир диктовал ему смысл извне». Теперь уже само мироздание выглядело лишь фоном, на котором развертывается инициативно-творческое, авторское бытие человека. Определяющее значение имел «деятельностный подход», который вырос из субстанциализма, породил «иллюзии имманентной способности человека (или общества) управиться собственными силами со всеми проблемами». В этой анти-субстанциалистской парадигме человеческое творчество лишается объективных критериев ценности, оно становится самодовлеющим и самоутверждающим началом. Эти притязания уже обнаружили свою несостоятельность – онтологическую и особенно аксиологическую, поэтому анти-субстанциализм также потерял значение для Г. С. Батищева. Выход был найден в «обращении к межсубъектному подходу – полифонически гармоническому, который вместе с тем есть также подход принципиально многоуровневый, предполагающий присутствие и в человеке и повсюду вне его не только доступных, но и кардинально недоступных, запороговых уровней или ярусов бытия». Никакая человеческая деятельность сама по себе не может породить креативного отношения человека к миру и самому себе, ценностное по своей сути отношение. Напротив, это отношение является условием творческой деятельности. Такой подход может быть назван «субъект-субъектным», ориентированным на высшее Личностное начало. Эти взгляды позволили по-новому осмыслить проблему творчества в пересечении гносеологического, онтологического и аксиологического ракурсов, выявить принципиальные ограничения деятельностного подхода в истолковании сущности человека, преодолеть и панлогизм, и психологизм в истолковании творчества. Ценностное отношение, долженствование выдвинулись на первый план и стали основой создания сочинений последнего периода Г. С. Батищева, осуществившего поворот в сторону этики и философии педагогики [Шердаков. 1995. С. 98]. В духе экзистенциализма разрабатывал проблему времени человеческого бытия Н. Н. Трубников. В качестве основных философских вопросов он рассматривал: Зачем человек живет, если он должен умереть? Стоит ли жить? Как жить, если знаешь непреложно, что умрешь? Полагал, что гносеология не составляет специфического предмета философии и является только средством решения философских проблем. Оригинальную концепцию философии сознания разрабатывал М. К. Мамардашвили. Исследуя европейскую традицию трансцендентального анализа сознания, он анализировал мысль, то как можно мыслить мысль. Философию он определял как мысль мысли. Этой теме посвящены работы: «Классический и неклассический идеалы рациональности» (1984), «Кантианские вариации» (1989), сборник его статей под общим названием «Как я понимаю философию» (1990). Проблемам свободы и самореализации человека были посвящены исследования Б. Т. Григорьяна, Л. П. Буевой, М. С. Кагана, А. Г. Мысливченко. В них обсуждались темы сущности человека, его свободы, истории, диалектики его жизни, ставились вопросы философской познаваемости человека и единства человечества. На грани философии и психологии работал И. С. Кон, исследовавший проблемы возраста, пола, самоидентификации человека в обществе. Системный и междисциплинарный подход, развитый М. С. Каганом, позволил разработать категориальный аппарат, отображающий строение культуры и человеческой деятельности. Вопросы этики исследовались в работах А. И. Титаренко, А. А. Гусейнова, Л. В. Коноваловой, Л. М. Архангельского. С начала 80-х годов возобновляется дискуссия о предмете этики – в плане возможного «отпочкования» от этики самостоятельной, конкретно-научной области знания «моралеведения» или «этосологии» (учение о нравах и нравственности). Инициированная полемической статьей В. Т. Ефимова «Этика и моралеведение» (Вопросы философии. 1982. № 2) дискуссия выявила широкий спектр точек зрения на проблемы и перспективы развития этики, свидетельствующих о намечающемся плюрализме идей в советской этической науке середины 80-х годов[34]. В 80-е годы появилось много работ по теории и истории эстетики (М. Ф. Овсянников, М. А. Лифшиц, А. В. Михайлов, А. В. Гулыга, В. В. Бычков), структуре категорий эстетики (А. Я. Зись, Л. Н. Столович, Ю. Б. Борев, В. П. Шестаков). А. В. Гулыга разрабатывал концепцию о том, что эстетика – это наука о красоте. С учетом этого он строил систему категорий эстетики, используя разработанный Гегелем принцип восхождения от абстрактного к конкретному. Исходя из идеи прекрасного как совершенно простой категории, А. В. Гулыга выстраивал ряд узловых понятий эстетики: прекрасное – возвышенное – трагическое – комическое – фантастическое – эстетический идеал. Проблемам социальной философии были посвящены работы В. Ж. Келле, М. Л. Ковальзона, Ю. К. Плетникова, В. С. Барулина, А. К. Уледова, В. М. Межуева. В их исследованиях проявился процесс разработки методологии отображения общества как целого в системе социально-философских категорий на основе разработанной в 70-е годы методологии такого отображения. Учёные предприняли попытки совместить различные подходы и методы для решения задачи отображения общества как целого. К. Х. Момджян пытался соединить «деятельностный» и системный подход с методом восхождения от абстрактного к конкретному и материалистическим пониманием истории. Свои попытки соединить системный подход с принципом историзма и способом восхождения от абстрактного к конкретному предлагали Ю. К. Плетников, В. Н. Шевченко, В. С. Барулин. «Трехаспектную схему» рассмотрения общества (в естественно-историческом аспекте прослеживается развитие общества как объективного процесса, независимого от воли и сознания людей; деятельностный аспект отражает социальную структуру общества как результат деятельности людей; гуманистический аспект характеризует исторический процесс как развитие самого человека) предложили В. Ж. Келле и М. Я. Ковальзон. Конечно, основная теоретическая философская жизнь происходила в академических институтах, но и от инициативности представителей кафедр некоторых провинциальных вузов зависела интенсивность философской жизни, которая там оставалась достаточно насыщенной. Так, в Нижнем Новгороде было несколько центров, кроме того, здесь уже в 70-е годы были организованы семинары, ориентированные на разработку собственно философской проблематики, что было невозможно без предыдущего опыта методологических семинаров и осознания специфичности философского знания как по отношению к науке, так и идеологии. Было решено на кафедре философии госуниверситета построить работу философского семинара на основе изучения и обсуждения всех 55 томов Полного собрания сочинений В. И. Ленина. Первый этап работы семинара (сентябрь 1970 – июнь 1979 гг. ) проходил в форме чтения и последующего обсуждения последовательно, том за томом, ленинских сочинений. Главное внимание уделялось вычленению и анализу методологического аспекта работ В. И. Ленина. На базе работы семинара было издано шесть выпусков межвузовских сборников статей «Ленинская методология исследования» (1970-1978) общим объемом 66 п. л. По тематике семинара было проведено две научные конференции (1972, 1976), на основе которых были изданы соответствующие межвузовские сборники «Формирование коммунистической убежденности у советской молодежи» (1974), «Проблема социальной закономерности» (1978). На втором этапе работы семинара (сентябрь 1979 – июнь 1990 гг. ) исследования сосредоточились вокруг ряда узловых проблем общественного развития и социального познания, на основе чего были изданы сборники научных трудов: «Соотношение противоречий и законов развития» (1981), «Философские проблемы общественного прогресса» (1982), «Общественный прогресс и культура» (1983), «Противоречия в процессе познания» (1984), «Методологические проблемы современной науки» (1986), «Анализ ленинского философского словаря» (1988), «Книга В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и современное мышление» (1989). Не менее интересным опытом была организация философского клуба, который объединил преподавателей и студентов в полунеформальном общении и способствовал формированию живого интереса к философии. Он принес весьма впечатляющие плоды как «кузница кадров» (десятки членов клуба защитили кандидатские диссертации) и как способ организации коммуникативного пространства (за 32 года работы организовано 29 академических симпозиумов и 4 международные ярмарки идей). Нижегородский философский клуб был создан 25 ноября 1969 года по инициативе студентов тогдашнего Горьковского инженерно-строительного института (ГИСИ – Генерации Идей Совокупным Интеллектом) [Философия в российской провинции. 2003. С. 104]. Идея создания Философского клуба родилась у студентов архитектурного факультета (Т. Лебедева, А. Улановский Н. Петрова, О. Орельская, С. Князев, В. Чепраков и др. ) в связи с изучением проблем эстетики. В 1969 году студентам было предложено заняться коллективным исследованием проблемы законов эстетики, законов эстетической деятельности. Этот факт имеет принципиальное значение для становления и существования клуба: новизна, неисследованность проблемы, несомненно, стимулирует творческий поиск, а не ведет к переложению уже открытого, исследованного (например, члены клуба обсуждали такие темы, как «Учение Гегеля о прекрасном» или «Учение Канта об эстетическом вкусе» и т. п. ). Коллективная работа велась с 1969 по 1972 гг. Заседания клуба все эти годы проходили еженедельно. В исследование включились студенты консерватории, педагогического, политехнического, медицинского институтов и госуниверситета. Это, кстати, обеспечило возможность многогранного, многопрофильного осмысления единой проблемы. Работа на первом этапе была закончена и представлена в докладах на 1-м Межвузовском симпозиуме вфеврале 1972 года. Благодаря содействию ректора ГИСИ А. С. Мейерова удалось издать материалы симпозиума – «Законы эстетики» (Горький: ГИСИ, 1972. 5 п. л. ), авторами которых были исключительно студенты. На 1-м симпозиуме присутствовали докладчики (студенты) из Ленинграда, Свердловска, Куйбышева и Горького. Многие из них сейчас уже доктора и кандидаты наук. В феврале 1974 года был организован 2-й Межвузовский симпозиум по проблеме законов эстетики, на котором присутствовали уже 44 докладчика из 25 городов СССР. Анализ законов эстетики вывел членов клуба на проблему системы эстетического развития (образования, обучения и воспитания) личности – 3-й симпозиум в 1975 году. Частная проблема эстетического развития личности переросла в более общую – система всестороннего развития личности (4-й симпозиум – 1976 год). 5-й симпозиум – 1977 год – по просьбе общественности был посвящен проблемам теории и практики дизайна с определением практически ориентированной системы дизайна с шестью его основными принципами. Связь клуба с Философским обществом СССР, со многими вузами страны позволила в течение года подготовить и провести 6-й Всесоюзный симпозиум на тему «Проблема нормативности в этике и эстетике» (материалы изданы в 1978 году). На нём присутствовало более 80 докладчиков из 50 городов страны. Материалы этого симпозиума представляют до сих пор методологическую ценность, поскольку в них впервые была представлена логика движения в системе «детерминация – регламентация – мотивация». Благодаря научным связям с учёными Белоруссии в 1979 году был организован совместный 7-й Всесоюзный симпозиум на тему «Мера человека – мир человека». Важно, что в деятельности клуба был совершен поворот в сторону человековедческой проблематики. В этом отношении колоссальная методологическая помощь была оказана членом клуба, блестящим философом и социологом Р. И. Никифоровым. 8-й Межвузовский симпозиум углубил разработки 7-го и был посвящен проблеме «Человек и предметный мир». Материалы опубликованы в 1980 году. В философском сообществе, как и в других областях советского общества, назревали перемены, которые были встречены преимущественно с энтузиазмом, когда о них было объявлено.
Новый генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев начал реформы. По его инициативе на Пленуме ЦК в апреле 1985 года был провозглашен курс на ускорение социально-экономического развития страны – за счет более полного использования достижений НТР, производственных мощностей и укрепления трудовой дисциплины, то есть потенциала. В духовной жизни общества новшеством стала политика гласности. Этот термин впервые прозвучал на XXVII съезде КПСС (1986). Объявление этой политики объяснялось сопротивлением переменам со стороны старой номенклатуры и необходимостью для реформаторов опереться на общественное мнение. Радикализация политического курса продолжалась. Она выражалась, наряду с гласностью, в перестройке политической системы общества. Намеченный на XIX партконференции план конституционной реформы был принят Верховным Советом СССР. Высшим органом государственной власти становился Съезд народных депутатов СССР, который избирал постоянно работающий двухпалатный Верховный Совет. 26 марта 1989 года прошли выборы народных депутатов СССР, год спустя – депутатов остальных звеньев Советов. Представителям номенклатуры удалось занять в Советах прочные позиции, однако они не могли уже безраздельно господствовать. В Советы пришли многие кандидаты оппозиции. Именно они стали перехватывать инициативу у партийного аппарата, заметно теряющего свой авторитет. В результате М. С. Горбачев перестал быть самым радикальным реформатором, а КПСС всё больше отставала от демократических процессов, происходящих в обществе. 1989 год стал годом массового появления политических партий. Они отражали в своих программах все ведущие направления политической мысли. Горбачев, занимая с октября 1988 года пост председателя Верховного Совета СССР, то есть фактически спикера парламента, не мог решать вопросы управления государством. На I съезде народных депутатов (май-июнь 1989 года) Горбачев провозгласил переход к правовому государству, что отстраняло от государственной власти партийные органы, которые до сих пор были выше Конституции и законов. Коммунистическую партию охватил кризис. В июле 1990 года на XXVIII и последнем съезде КПСС Б. Н. Ельцин заявил о выходе из партии. Начался массовый исход из КПСС. На III съезде народных депутатов в марте 1990 года Горбачев был избран Президентом СССР. Введение поста Президента призвано было укрепить позиции Горбачева. Но и этого не произошло: консерваторы были недовольны реформами, радикалы – их непоследовательностью. На этом Съезде отменили 6-ю статью Конституции, декларировавшею КПСС «руководящей и направляющей силой советского общества». Власть начала переходить от партийного аппарата к президентскому. В философском сообществе это был период борьбы между тенденциями обновления и попытками сохранить ситуацию в неизменном виде. В концептуальном плане ситуация не выглядела драматично. Шел постепенный процесс обновления проблематики за счет традиционно сильной части сциентизированной философии – выходило много исследований по логике, методологии и философии науки, теория познания становилась доминирующей в проблематике диалектического материализма, усилилась антропологическая проблематика и настоящий прорыв произошел в области отечественной истории философии, которая стремительно увеличивала поле исследования за счет открытых философов русского духовного ренессанса. Обращение к религиозной философии и литературе вызывало иногда публичные столкновения на страницах газет («Комсомольская правда» поместила в 1986 году полемику между писателями и докторами философии И. А. Крывлевым и С. Калтахчяном о богоискательстве и его вреде, но это были отголоски воинствующего атеизма, в целом нехарактерные на фоне повсеместного интереса к религии и идеалистической философии). Основным полем столкновения между обновленцами и традиционалистами стала концепция преподавания философии. Власть осознавала, что перестройка в обществе сопряжена с изменениями в общественном сознании. Успехи реализации стратегии перестройки зависели от сдвигов в общественном сознании в направлении усвоения им ценностей и идеалов перестройки. В формировании общественного сознания значительная роль принадлежала философии. Поэтому серьезные проблемы возникли с изменениями программы курса философии и такие же острые дискуссии были по проекту нового учебника по философии. Идеологи обновления философии и её преподавания, известные своим творческим подходом к философии, сумевшие создать в советском философском сообществе относительно самостоятельную концептуальную нишу – И. Т. Фролов, В. С. Степин, В. А. Лекторский, В. Ж. Келле – предложили путь преобразования в самой структуре нового учебника. Курс философии проблематизировался и лишался догматичности, была выстроена связанная пропедевтика философии, и курс гуманизировался за счет обращения к проблеме человека как узловой для философии. Была усилена историко-философская компонента и исключена поверхностная критика зарубежной философии. Из курса были исключены темы о классах, социальной революции и государстве, как относящиеся к научному коммунизму, что вызвало протесты, особенно со стороны провинциальной части философского сообщества. Несогласие выражали с исключением раздела исторического материализма, так как исчезала марксистская философия общества. Были возражения по разделу диалектического материализма и протесты против сведения диалектики к идее развития и т. д. [Отклики… 1989. С. 155-159]. Проблема обновления советского общества заставила рассматривать перестройку сознания как новую научную проблему и модернизировать для её решения марксистскую парадигму. Представители социальной философии (Н. В. Любимов, В. М. Межуев, Ф. Т. Михайлов, В. И. Толстых) пытались выработать новое отношение к марксизму, утверждая, что марксизм – не сумма предписаний и рецептов, годных на все времена, это продуктивный способ анализа исторической действительности, теоретически осмысливаемой в ей же присущих формах, сознательно, логически обоснованно используемых в качестве категорий мышления. Они исходили из того, что перестройка нуждается в идеологии обновления, а не просто в обновлении идеологии, а социализм нуждается в марксизме-ленинизме, очищенном от упрощенчества. В. М. Межуев обратил внимание на те проблемы, которые встали перед обществоведами на этом пути обновления: «Стремление перестроить сознание, приблизить его к жизни, достигнуть более верного представления о нашей действительности мы порой склонны трактовать как исключительно теоретическую, гносеологическую задачу, забывая о том, что она в первую очередь задача практическая и социальная» [Любимов, Межуев, Михайлов, Толстых. 1989. С. 38]. Как отметил Ф. Т. Михайлов, сознание как способ отношения людей к своему бытию – существеннейший момент самого бытия, поэтому необходимо изменять сознание людей. Сознание же современников двойственно, так как движется по двойному пути реальной антиномии бытия: отражая беспокойство субъектов социальной активности перед лицом неминуемых фундаментальных преобразований, в тоже время сохраняет верность наличным, вполне объективным мыслительным формам застоя [Там же. С. 48]. В. И. Толстых призывал понять действительность, чтобы её переменить, переделать, а для этого необходимо перестроить сознание и особое место в этом процессе должна была играть философия, которая способствует раскрепощению мышления. При отсутствии позитивных и содержательных проектов и программ преобразования советского общества, востребованной оказалась этика в качестве мировоззренческого ориентира и общей морально-ценностной проекции общественного развития. Изменилась парадигма общекультурного понимания морали, что получило свое выражение в приоритете общечеловеческих нравственных ценностей и в «оправдании» абстрактно-гуманистического канона морали, призванного восполнить «конкретный гуманизм» социалистической практики. Но поворот к общечеловеческим ценностям в этике приобрел идеологический и общекультурный резонанс и не стал предметом философско-теоретического осмысления. Отдельные собственно этические работы на эту тему затерялись в потоке социально-публицистической периодики. В результате исходный импульс становления российской этики не получил своего теоретического развития и не оказал заметного влияния на основной круг её проблем.
|
|||
|