Почему?. Серебряный лебедь.

Почему?

— Нет, нет, нет, нет, нет… — Я покачала головой слева направо, когда еще одна схватка прошла по моим внутренностям. — Я не… Я не готова. Еще слишком рано.

— Это не слишком рано, мэм. Вы рожаете всего на две недели раньше срока. Этого времени достаточно, чтобы ребенок выжил самостоятельно.

Откинув голову на холодную твердую поверхность, я посмотрела на звезды.

— Еще не время…

— Хватит, Кация. Время пришло. Делай, что тебе говорят, и делай это со знанием дела.

Я посмотрела в сторону мужа.

— Не смей говорить со мной таким тоном!

— Женщина! Ты должна делать то, что тебе говорят, или, да поможет мне бог, я вдолблю тебе немного здравого смысла! — прорычал он, бросаясь на меня. Я не дрогнула. Мои внутренности разрывались, живот пульсировал от такой боли, которая могла бы вселить страх смерти в любого мужчину. Я была готова к войне. Тогда я этого не знала, но была причина, по которой меня окружало так много людей. Правая рука моего мужа сидел в углу со своей женой, которая держала на руках их новорожденного сына, а остальные солдаты — как он их называл — окружали его.

— Мэм, вы готовы к потугам.

— Почему здесь? — прошептала я, обращаясь ни к кому конкретно. — Почему здесь? — закричала я, как раз когда началась схватка. Я тужилась резко, пока мой живот не перевернулся от боли, а тазовая кость словно раздробилась под сильным давлением, которое на нее оказывалось.

— Еще один толчок, мэм. Вот так. Я вижу его маленькую головку.

Прерывисто вдохнув, издала последний крик и толкнула. С хлопком, ярким, горящим кольцом огня вокруг моей промежности и влажной рекой, текущей между моих бедер, я тужилась, пока все давление, которое чувствовала, не исчезло. Раздался тихий плач, и моя горничная улыбнулась, завернув ребенка в одеяло.

— Мэм, у вас родилась дочь.

— Что? — я улыбнулась, любовь наполнила мое существо. Я любила бы своего ребенка независимо от этого, но осознание того, что это дочь, наполняло меня другой любовью. То же количество, просто другие чувства.

В комнате воцарилась тишина.

— Повтори, что ты только что сказала, — потребовал Хамфри, поднимаясь по каменной ступеньке. — Ты только что сказала «дочь»? — спросил он, наклонив голову. Я увидела, как в его глазах промелькнуло выражение, и сразу же поняла, что что-то не так. Очень плохо. Муж был в ярости, он просто извергался. Девочка? В его мире для девочки не было места.

Служанка кивнула, на ее лице промелькнул страх. Она судорожно посмотрела в мою сторону.

— Да… да, гм…

Он выхватил ребенка из ее рук, и я поднялся с каменного ложа.

— Хамфри! Отдай мне моего ребенка сейчас же.

Он понес ее вниз, шаг за шагом.

— Нет. Никаких девочек.

— Что ты имеешь в виду? — закричала я на него, кровь стекала по моим бедрам, а мое тело раскачивалось из стороны в сторону.

— Девочки, родившиеся из первых девяти, — прорычал он, поворачиваясь ко мне лицом, — о них нужно заботиться. Сядь, жена, и делай, что тебе говорят.

— Нет! — закричала я, спотыкаясь на ступеньке. — Хамфри! — Все расплывалось и кружилось, холодные стены ходили кругами в моем мозгу.

— Мэм, — сказала моя горничная, и ее лицо появилось в трех местах. — Мэм, присядьте, чтобы я могла привести вас в порядок, — эхом повторила она. Мои глаза закрылись, а голова откинулась назад, когда все подо мной рухнуло. Я упала на спину, ударившись затылком. Запрокинув голову к темному небу, я наблюдала, как полная луна светит на меня.

— Как странно, — ошеломленно прошептала я своей горничной. — Как странно, что в этой старой пещере есть дыра в крыше.

Я задыхаюсь, захлопывая книгу.

— О, боже! — шиплю я.

— Что? — Татум запихивает попкорн в рот, полностью поглощенная историей.

— Я знаю это место, о котором она говорила, Татум! — кричу я. — Нам нужно идти сейчас же!

— Почему? — Она встает с дивана, обувая сапоги.

— Потому что я думаю, что это место, эта пещера, о которой говорила Кация... Я думаю, что она находится в хижине Бишопа, и как здорово, что мы можем пойти посмотреть на нее? Может быть, смогу изучить ее немного больше.

Татум останавливается.

— Это просто странно. Может быть, это совпадение. Это было бы так странно, если бы это было так.

— Может быть. — Я пожимаю плечами. — Но все равно хочу показать ему эту книгу и прочитать остальное, посмотреть, может быть, это так, и тогда мы все сможем пойти и посмотреть! — Я едва сдерживаю волнение.

— История действительно заводит тебя, да? — дразнится Татум, собирая свои волосы в высокий хвост.

— Да, и что более важно, это отвлекает меня от Элли.

Она кивает.

— Хорошо, моя богиня истории, пойдем! — она грустно улыбается.

— Эй, ты в порядке?

— Да, — шепчет Тейт. — Мой папа читал мне старые истории, когда я была маленькой. Вот и все.

— О, ну это очень мило. Почему это заставляет тебя грустить?

Она замолкает, словно размышляя о своих воспоминаниях, а затем выдыхает.

— Я доверяю тебе и знаю, что ты заботишься обо мне.

— Так и есть.

— Мои родители не появлялись дома уже несколько месяцев. Но они в порядке, потому что я открыла банковские выписки и увидела, что они по-прежнему тратят деньги. Позвонила в пентхаус, который постоянно фигурировал в этих выписках, и попросила соединить меня с ними. Конечно, ответила моя мама. Мой трастовый счет все еще велик, и у меня все еще есть к нему доступ. Ипотека и счета все еще оплачиваются. Но им просто все равно, Мэди.

Я в шоке. Мой рот открыт в полном шоке, но, самое главное, мне больно. Больно за Татум.

— Мне жаль, Тейт. Они обычно так делают?

Она качает головой.

— Я имею в виду, их всегда не было дома, но они не уходили дольше, чем на неделю.

— Сколько времени прошло? — Я провожу рукой вверх и вниз по ее руке, когда из уголка ее глаза скатывается слеза.

— Двести одиннадцать дней.

— О, боже! — шепчу я, испытывая отвращение, и именно здесь я решаю, что ненавижу ее родителей.

— В любом случае, — стряхивает она меня, — пойдем посмотрим, нет ли на земле у хижины Бишопа какой-нибудь жуткой истории!

Мы садимся в машину Татум, и я поворачиваюсь к ней лицом.

— Ты знаешь, где находится его дом?

— Все знают, где дом Бишопа.

Я смеюсь, качая головой.

— Наверное, это был глупый вопрос.

— Так расскажи мне побольше об этой Кации.

Я начинаю говорить о том, что прочла в книге, а затем поворачиваюсь лицом к Татум.

— Возможно, это звучит глупо, но я чувствую связь с Кацией. Как будто она пережила все эти... темные вещи, а я смогла наблюдать за этим через ее слова.

— Это не глупость. — Татум качает головой, сворачивая на дорогу Бишопа. — Это не неслыханно. Именно поэтому я читаю.

— Ты читаешь? — спрашиваю я, потрясенная.

Татум хихикает.

— Не делай вид, что удивлена, Мэди. Да, я читаю. Религию. Это то, что отвлекает меня от жизни. — Еще несколько минут назад я думала, что у Татум идеальная жизнь. Двое родителей дома, никакого беспорядочного дерьма в ее прошлом. А теперь чувствую себя ужасно, что сделала такое предположение.

— Жаль, что ты не сказала мне раньше, Тейт. У нас могло бы быть гораздо больше ночевок.

Она улыбается.

— Я знаю, — бормочет она, сворачивая на закрытую подъездную дорожку Бишопа.

— Тут будет заперто.

Она подъезжает к тротуару.

— Ну, тогда мы перепрыгнем!

Я смеюсь, толкая дверь с книгой под мышкой.

— Похоже, что так и есть.

Я иду к дереву, которое находится недалеко от дорожки, ветка свисает над верхушкой забора, который окружает дом Бишопа.

— Вот! Держи книгу. Когда подойду, брось ее, я поймаю, а потом ты пойдешь следом.

— Хорошо. — Татум кивает. — Господи, не могу поверить, что мы это делаем. Его отец пугает до усрачки.

— Его отца нет дома. Его не будет до этих выходных. Я слышала, как они говорили об этом, когда мы были в хижине. Давай. — Я цепляюсь ногой за пень поменьше и хватаюсь за грубую кору дерева, приподнимаясь. Перекинув ногу через последнюю ветку, которая свисает с забора, я смотрю вниз на Татум.

— Ты уверена в этом? — бормочет она. — Я имею в виду, знаю, что ты не тяжелая, но эта ветка не выглядит очень толстой.

— Все будет хорошо, и если я упаду, то это не будет очень долгим падением.

— Ха-ха, — сухо смеется Татум.

— С тобой все будет в порядке. Ты — веточка.

— Да, но ты...

— Тейт? Заткнись. Ладно, ладно. — С трясущимися конечностями медленно встаю на ветку, игнорируя скрип, который извлекает из нее вес моего тела. — Черт, — шепчу я. — Это нормально. Я точно смогу. — Я смотрю вперед, не отрывая глаз от толстого ствола, и делаю первый шаг. — Черт, черт, черт. — Делаю торопливые шаги, и как только дохожу до конца, я прыгаю и приземляюсь на вершину ворот. — Видишь? — я ухмыляюсь, глядя на Татум.

— Да, хорошо, поторопись.

Я спрыгиваю вниз с забора.

— Хорошо! Бросай.

Кожаная книга подлетает в воздух, и я прыгаю в сторону, приземляясь на живот, чтобы поймать ее.

— Черт!

Татум спрыгивает с забора, приземляясь на ноги.

— Это было не так уж плохо. Проклятый Бишоп и то, что он не отвечает на свой гребаный телефон. Серьёзно? С каких это пор он перестает отвечать на чертов телефон, когда ты звонишь?

Я качаю головой, отряхиваясь.

— Я не знаю.

Мы идем к его дому.

— Эй, ты что-нибудь слышала от Тилли? — спрашивает Татум.

Я качаю головой.

— Нет, я пыталась позвонить ей вчера вечером, но знаю, что Нейт говорил с ней.

— Что вообще происходит с этими двумя?

— Никто не знает. Они странные. Нейт переспал с другой прошлой ночью, и я вышла из себя, сказав ему, что расскажу ей, если он этого не сделает.

— Я даже не удивлена.

— Но они были такими милыми в хижине, Тейт. Как будто были настоящей парой. Но, очевидно, Тилли не против, чтобы Нейт спал с кем-то другим. Но я ничего о ней не слышала, и она не отвечает на мои звонки.

— Милые как вы с Бишопом? — Татум ухмыляется, и звук его имени и меня в одном предложении заставляет мой желудок трепетать.

— Вроде того, — я улыбаюсь.

Дойдя до его дома, иду по тропинке к его спальне в задней части главного дома, рядом с бассейном.

— Господи, это как дом семьи Адамс, только новее.

Я смеюсь.

— Да, я знаю. — Направляясь к его спальне, останавливаюсь, когда слышу голоса, доносящиеся, похоже, из-под земли.

— Ты это слышала? — Татум подтверждает мою теорию.

— Да, это похоже на голос Бишопа. Они, должно быть, в главном доме. — Я иду к задней части дома, открываю стеклянные двери, выходящие на бассейн и напротив комнаты Бишопа.

— Ты уверена в этом? — шепчет Татум, хватая меня за руку.

— Да! Это Бишоп и Нейт. С нами все будет в порядке.

— Я на это не куплюсь, — бормочет она, оглядывая дом.

— Она открыта! — шепчу я, указывая на раздвижную стену.

— О, черт возьми, — ворчит Татум. — Мне страшно.

— Да, наверное, мне тоже было бы страшно, если бы не выходные в хижине.

— Бишоп теперь хороший парень? — спрашивает она, пытаясь успокоить себя.

— Определенно нет.

— Ты мне солгала! — ругает она, когда мы входим в гостиную.

— Я не лгунья, — спокойно шепчу я.

— Не-а, подружка, не...

— Нейт! — шепчу я. Мы поворачиваемся и идем к двери, которая открывается под двойной лестницей.

— Мэди, я не уверена насчет этого.

— Хорошо, оставайся здесь.

— Я не могу позволить тебе спуститься туда одной!

— Ну, тогда пойдем. В любом случае, я иду. — Подхожу к двери, открываю ее, и голоса становятся громче.

— Мне, бл*дь, все равно, — отвечает Бишоп, его тон мрачный, мучительный и почти неузнаваемый.

— Ты вышел за рамки правил. Она гражданское лицо! — рычит Брэнтли.

Я вздрагиваю от его тона и звуков потасовки, когда разбивается стекло и кто-то толкает другого.

— Мы с тобой оба знаем, что она не гражданская, Брэнтли.

Я прижимаю книгу к груди и делаю последний шаг вниз. Мои глаза мгновенно находят глаза Брэнтли, и он улыбается.

— Ну, похоже, тебе нужно кое-что объяснить, Би, — он ухмыляется мне с рычанием.

Боковым зрением я вижу остальных Королей в комнате, но все расплывается, когда мой взгляд падает на Элли, которая лежит в луже собственной крови, ее шея разрезана, темно-красная рана рассекает ее горло, кровь все еще пульсирует из нее. Моя рука взлетает ко рту, когда из меня вырывается душераздирающий крик. В мгновение ока Бишоп летит ко мне.

— Мэди!

Я отпихиваю его и поворачиваюсь, бегу вверх по лестнице.

— Бл*дь! — кричит Нейт, и я слышу шаги Бишопа, бегущего за мной по лестнице. Мое сердце сильно бьется в груди. Он убил кого-то. Он убил кого-то. Он убил Элли. Слезы текут по моему лицу, а по всему телу пробегают мурашки страха. Он убийца. Бишоп — убийца. Он убил кого-то. Я открываю дверь как раз в тот момент, когда рвота подступает к горлу. Мои глаза затуманиваются от потока слез, которые льются из моих глаз, и когда взгляд падает на Татум, которая стоит там и ждет меня, мое лицо бледнеет. Я бегу к ней, но, в конечном итоге, сталкиваюсь с другим телом. Упав на задницу с глухим стуком, книга пролетает по воздуху и приземляется на пол. Я чувствую, как все Короли позади меня наблюдают за мной, все поднимаются из подвала.

Я потираю рукой лоб и медленно поднимаю глаза на того, с кем я только что столкнулась, догадываясь, что отец Бишопа дома. Проглотив желчь от всего, чему я только что была свидетелем, мой взгляд достигает владельца тела, и я задыхаюсь, шок распространяется по каждому дюйму меня.

— Папа?

— Мэдисон! — удивленно огрызается папа. — Что ты здесь делаешь?

— Нет. — Я качаю головой. — Что ты здесь делаешь?

Папа смотрит на раскрытую книгу, когда Бишоп подходит ко мне и тоже смотрит на нее. В воздухе раздается громкий вздох, и я поворачиваюсь к Бишопу, мои глаза тяжелы и слабые от слез. Его рука в шоке прикрывает рот, глаза широко раскрыты, когда он смотрит на книгу. Дергает себя за волосы, а я смотрю вниз на книгу, смятение охватывает меня повсюду. Ползу по полу на четвереньках, я добираюсь до нее, следующая глава открыта и готова.

Серебряный лебедь.

По правде говоря, я не знаю, что мой муж сделал с моей дочерью. Он сказал, что девочки испорчены. В его генеральном плане нет места для девочек, и так будет всегда. Он говорил, что они продадут девочек, но что-то темное и сомнительное всегда щекотало мое сознание. Мой муж был лжецом, обманщиком и манипулятором. Ни одна часть его тела не является правдивой и не может быть искуплена.

Позже той ночью, после того как служанка привела меня в порядок, Хамфри вернулся в пещеру, сел рядом со мной и сказал:

— Девочки не могут быть рождены в нашем завете, жена. Они слабы по человеческой природе. О них нужно заботиться с самого рождения.

— Ты не Бог, Хамфри. Ты не можешь определять, кто кого вынашивает во время беременности.

— Нет, — ответил он просто. — Но я могу позаботиться об этом.

Я покачала головой, мое сердце разорвалось в клочья, и моя жизнь стала мрачной, темной, законченной.

— Ни в этой семье, ни в любой другой из первых девяти не родятся Серебряные Лебеди. Они будут уничтожены.

— Серебряные лебеди? — спросила я, отрывисто и раздраженно.

— Серебряный лебедь — это то, что в старые времена называли «запятнанным существом». Каждая девушка, которая рождается в первой девятке, — это запятнанное существо. Здесь не место для нее.

— Хамфри…

Я вытираю слезы с глаз, не желая больше читать.

— Папа? — Я наклоняю голову к отцу. — Почему ты здесь?

Он судорожно сглатывает.

— Я просто улаживал деловую сделку. — Его глаза прищуриваются от беспокойства. — Просто у меня были кое-какие дела с мистером…

Воспоминания нахлынули с новой силой.

«У твоего отца сомнительные деловые отношения».

«Она гражданское лицо! »

«Она не гражданское лицо, и ты это знаешь».

«Ты знаешь что-нибудь о нас? »

«Ты уже бывала в Хэмптоне? И будь честна со мной! »

«К черту твоего отца! »

«Поверь мне, Мэдисон. Твой отец не невиновен в этом! »

«Он узнал ее! Бл*дь! »

И наконец, слова Бишопа из хижины. «Просто пообещай мне, что ты всегда будешь знать, что мы сделали все для твоей безопасности».

Все секреты. Вопросы, пустые ответы и обещания. Ложь!

Мой рот открывается, а грудь замирает, когда осознание становится ясным.

— О, боже, — шепчу, поднося руку ко рту. Я оглядываю всех Королей, а затем смотрю на своего отца, чьи плечи поникли в знак поражения. Смотрю через его плечо и вижу крепкого мужчину в сшитом на заказ костюме. Его челюсть квадратная и напряженная, глаза мертвые и безэмоциональные. Он щелкает запонками на запястье и смотрит сквозь меня.

— Я — Серебряный Лебедь, — бормочу я себе под нос, ища хоть какой-то намек на то, что слишком остро реагирую. Все замолкают, никто не поправляет меня. — Вы все лгали мне! — Я вскакиваю с пола и указываю на них всех. Ненависть набирает силу. Слезы текут по моему лицу, когда я поворачиваюсь к Бишопу. — Ты солгал мне. Боже мой! — Делаю шаг назад, Татум, будучи Татум, следует за моей спиной. — Кто ты, черт возьми, такой? — шепчу я Бишопу, затем поворачиваюсь к папе. — И кто ты, черт возьми, такой? — Я качаю головой.

— Мэди, подожди! — кричит Бишоп, когда я вбегаю в дверь, сжимая в руке книгу.

— Оставь ее, сынок.

— Не говори о моей дочери...

Они все замолкают, когда я ускоряю шаг, и Татум бежит за мной по подъездной дорожке. Мы добираемся до забора, и он мгновенно открывается, как только мы туда добираемся.

— Мэди! — кричит Бишоп, сбегая по ступенькам своего дома.

— Быстрее, Татум! — Мы выбегаем за ворота, и она сигналит, открывая свою машину. Ворота медленно закрываются за нами, и я быстро забираюсь на пассажирское сиденье, а она садится на водительское. — Поехали, — шиплю я, мое сердце разрывается, когда я ловлю взгляд Бишопа, его руки обвиваются вокруг прутьев ограды.

— Куда?

— Куда угодно, только отсюда.

— Хорошо. Мы бежим, Мэди? Потому что я с тобой до конца.

— Да, Тейт, мы бежим, и мы не вернемся.

Они оказались не теми парнями, кем я подозревала. Они из тех монстров, о которых вы предупреждаете людей. Не наивных детей, а взрослых. Те, кто лжет, обманывает, манипулирует, соблазняет и убивает, только чтобы получить то, что они хотят. Они из тех, от кого ты убегаешь.

Я Мэдисон Монтгомери, и думала, что знаю, кто я. Но я ошибалась. Я не просто обычная девочка, чья мама покончила с собой после убийства женщины, с которой у моего отца был роман.

Я Серебряный Лебедь.

А теперь? Теперь я лишь остатки сломанной марионетки, которой они все пользовались. Все человеческое во мне было вырвано и заменено лишь ватой и фальшивой любовью. Теперь пути назад нет — никогда.

Конец.

(Пока что)

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 14 15 1617