Утраченная невинность. 2 страница

― Да, хорошо... ― Я смотрю налево и вижу маскарадную маску в стиле скелета. ― Придержи эту мысль. ― Подхожу к нему, становясь на цыпочки, чтобы отцепить его от манекена. Проведя большим пальцем по рельефным костям и кружевам, я ухмыляюсь. ― С этим я могу работать.

― Это немного жутковато, ― бормочет Татум из-за моего плеча.

― Ну, конечно, это Хэллоуин, и я знаю, что это может быть шоком для тебя, но ты должна одеваться жутко, а не как шлюха. Мы оставляем это для выходных, когда наши парни расстаются с нами, ― я улыбаюсь ей, добавляя последнюю часть, чтобы смягчить удар. Татум не шлюха и не потаскуха, но она немного шлюшка. Но разве не все мы такие? Как бы я ни любила джинсы, толстовки и одежду, прикрывающую мою задницу, иногда мне тоже нравится наряжаться.

Тилли смеется.

― Ну, я буду пастушкой, Татум ― Харли Квинн, а Мэди ― зомби из бального зала! Мы все ― троица, созданная в аду.

Мы начинаем смеяться, и я ухожу от них, перебирая одежду, чтобы попытаться найти платье или что-нибудь, чтобы надеть к образу в моей голове. После пятой неудачной попытки я снова вешаю одно из платьев на крючок и поворачиваюсь.

― Я могу просто надеть черное платье с этим.

― И подвязки! ― кричит Татум, когда мы выходим из магазина.

― Нет, никаких подвязок.

― С тобой не весело.

― Татум, мы будем в лесу. Я не собираюсь одеваться, как шлюха в лесу. Кстати, кто будет ставить наши палатки? ― спрашиваю я, останавливаясь у небольшого кафе и бросая сумку на стол. Татум и Тилли садятся.

― Хороший вопрос. Может быть, тебе стоит спросить Картера, так как он будет там рано. ― Одна из моих многочисленных проблем. Но он мог бы поставить нашу палатку, и это не приглашение или что-то в этом роде. Но он мужчина, а иногда они ожидают чего-то взамен.

― Я напишу ему. ― Сажусь и просматриваю меню.

― Итак... Бишоп, да? ― Тилли шевелит бровями. Я смотрю на нее из-за меню.

― Мы не говорим о нем, ― отвечаю я невнятно, а затем возвращаюсь к поиску между рогаликами и картофельными дольками со сметаной.

Татум наливает ей стакан воды и хихикает.

― Да, он ― запретная зона для разговоров с Мэди.

― Но у меня даже не было возможности поговорить об этом! ― Тилли ругается, как ребенок, желающий получить последнее печенье.

― Ничего особенного. ― Бросаю меню, когда официант подходит к нашему столику. ― Можно мне картофельные дольки, куриные палочки и кока-колу?

― Почему? ― спрашивает Тилли, заказав еду.

― Потому что это случилось, а потом я узнала, что все это было каким-то больным гребаным... ― Я делаю паузу, глядя на официанта, который, должно быть, примерно нашего возраста, с небрежными каштановыми волосами и макияжем, который мог бы дать Татум фору.

Он замечает, что я смотрю на него, и смеется, отмахиваясь от меня.

― О, девочка, тебе не стоит беспокоиться обо мне.

― Да, хорошо, ― я улыбаюсь ему, и он закатывает глаза, записывая наши заказы, прежде чем уйти.

― Больным что? ― насмехается Татум, делая глоток воды и ухмыляясь из-за края бокала.

― Не знаю, но это было не по-настоящему. Ничего из этого не реально.

― Ничего из чего? ― спрашивает Татум, откидываясь на спинку стула. Я действительно хочу, чтобы она перестала задавать так много гребаных вопросов.

― Не знаю, Татум. Я растеряна и сбита с толку.

― Они опасны, Мэди, ― шепчет Татум, наклоняясь вперед. Тилли делает паузу и внимательно наблюдает за нашим разговором. ― Подумай об этом. Хейлс пропала без вести... Никто не знает, где она и что случилось. Все, что мы знаем, это то, что она встречалась с Бишопом. ― Она откидывается на спинку стула.

― Ну и что? Это ничего не значит, ― спокойно отвечаю я.

― И это может означать все, ― спокойно парирует Татум.

Я пожимаю плечами.

― Ну и что? Я держусь подальше. Даже не знаю, что между нами произошло.

― Ничего, ― объявляет Тилли из ниоткуда.

― Что? ― шепчу я. Я впервые слышу, как она что-то говорит с тех пор, как завела этот разговор.

― Между вами ничего не было. Для него это ничего не значило.

― И откуда ты это знаешь? Я имею в виду, знаю это, но откуда ты это знаешь? ― спрашиваю я, наклоняясь, вперед и наливая еще стакан воды, когда официант возвращается и ставит нашу еду на стол.

― Просто предположение. Я имею в виду... ни у одного из этих парней никогда раньше не было девушки, ― небрежно говорит Тилли, беря одну из моих картофельных долек. ― Единственный, кто когда-либо это делал, был Бишоп, и посмотрите, чем это закончилось, ― она смеется, качая головой. ― Я не имею в виду это из подлости, просто по-настоящему.

― Все в порядке, ― шепчу я, беря картофель и макая хрустящую, обжаренную во фритюре вкуснятину в сметану. ― Я просто хочу, чтобы они забыли обо мне.

ГЛАВА 21

— Теперь, когда у нас есть костюмы на эти выходные, — говорит Татум по телефону, пока я включаю кран в душе, — ты спросила Картера, сможет ли он установить наши палатки?

Нейт заходит в ванную, его волосы растрепаны, на нем белые боксеры Calvin Klein. Он не удостаивает меня взглядом, а идет прямо к раковине и размазывает зубную пасту по щетке.

— Мэди?

— Что? — спрашиваю я, снова глядя в пол. Ни одного умного замечания от Нейта? Это на него не похоже. Я снова смотрю на него в зеркало. Он чистит зубы, его глаза смотрят в ответ, но на этот раз они смотрят сквозь меня, а не на меня, а когда дело доходит до Нейта, есть огромная разница. Я вздрагиваю от его пристального взгляда. — Извини, гм, да, Картер сказал, что сделает.

— Хорошо, хорошо.

Нейт перестает чистить зубы, его глаза остаются на мне, когда он наклоняется и медленно сплевывает. Сполоснув зубную щетку, он кладет ее обратно в раковину.

— Мне нужно идти. — Как только я вешаю трубку, Нейт выходит, хлопнув за собой дверью. В чем, черт возьми, его проблема? Решив, что не хочу сталкиваться с его дерьмом, я подхожу и щелкаю замком, прежде чем вылезти из пижамы.

Втирая в кожу сладко пахнущее мыло, я закрываю глаза, когда ко мне возвращаются яркие картины той ночи, когда они остановили меня на темной дороге. Мое дыхание медленно восстанавливается, грудь поднимается и опускается. «Хочешь поиграть в игру, Китти? » Грубый материал их лыжных масок обжигает лицо. Сражайся или беги. Сражайся или беги. Бегство. Моя рука скользит по кольцу на животе, вниз к вершине бедер. «Ты знаешь, что хочешь этого, Китти» раздается ленивый голос Бишопа. Я хочу.

Скользнув пальцами между складок, я ввожу один из пальцев внутрь себя. Застонав и откинув голову назад, поглаживаю себя изнутри, а в памяти мелькает ухмылка Бишопа. Его прикосновения, то, как он двигался по моему телу, пока я не перестала чувствовать свои ноги, и пот не хлынул из моих пор. То, как он провел языком по моей плоти, а затем спустился к моему клитору. Я хватаю мыло и намыливаю палец, прежде чем поднести его обратно к клитору, представляя, как опытный язык Бишопа скользит по моему бугорку. Мои глаза закрываются, ноги сжимаются, и мое сердце извергается от удовольствия, когда оргазм разрывает меня, овладевая телом. Медленно открыв глаза, краснею. Не могу поверить, что только что сделала это. Я ненавижу его, так почему, бл*дь, он все еще возбуждает меня? Даже если я знаю, что у нас с ним ничего не было по-настоящему? Неужели я настолько испорчена? Возможно.

Выйдя из душа, быстро вытираюсь и одеваюсь. Спускаясь по лестнице, в доме стоит жуткая тишина, в которой мне комфортно. Но с тех пор, как я здесь, это больше не то, к чему я привыкла из-за Нейта, который — самое далекое от тишины существо.

— Вот тебе и нянька, — бормочу себе под нос, выходя из парадной двери и видя, что его машины нет. Закрыв ее, Сэм снова открывает за мной дверь.

— Мэди, тебя подвезти сегодня в школу?

Я качаю головой.

— Все круто. У меня сегодня поход, помнишь? — Папа и Елена тоже вернутся сегодня из поездки, так что я не вернусь домой после похода в библиотеку. Думаю, что перед уходом переоденусь в раздевалках для девочек и позанимаюсь до того, как школьный спортзал закроется в десять. К тому времени, как я доберусь до места, которое, очевидно, не является настоящим кемпингом, будет уже ближе к полуночи, но я надеюсь, что, во-первых, его легко найти, а во-вторых, его чертовски легко найти.

— А, точно. У тебя все упаковано?

— Да, Сэмми, у меня есть все. — Я спускаюсь по лестнице, сжимая в руке спортивную сумку. — Увидимся в воскресенье! — кричу ей.

— Ой! Мэди! — кричит Сэмми, и я оборачиваюсь.

— Что?

Она вбегает внутрь, а затем снова выходит, бросая мне ключи.

— GMC здесь нет. Его чинят, что-то с неисправным топливным насосом. — Она качает головой и снова смотрит на меня. — Тебе придется взять отцовский «Астон Мартин».

Я ловлю ключи в воздухе.

— DB9? — Я вздрагиваю. — Я не могу его взять. Он убьет меня.

— Не убьет, и это он позвонил мне, чтобы сказать, что тебе нужна эта машина.

Я делаю паузу.

— Это что, шутка? — Я оглядываю свое тело. — Папа любит меня, но не настолько сильно.

Сэмми смеется, поворачиваясь и отмахиваясь от моей драматичной задницы.

— Веселись, Мэдисон.

Я ухмыляюсь. Папа разрешил мне взять DB9? В этом нет никакого смысла. Я сигналю, чтобы отключить сигнализацию, проскальзываю на водительское сиденье, прежде чем включить первую передачу, и еду в сторону школы.

Я опоздала. Опять.

— Мэдисон, мне казалось, мы уже обсуждали вопрос твоих опозданий? — Мистер Бэррон, мой учитель физики, ругает меня, оглядывая с ног до головы. Мистер Бэррон — один из тех учителей, у которых властная рука, но ты не возражаешь, потому что он молод и красив, и ты не против, чтобы он отшлепал тебя по заднице, пока ты называешь его папочкой.

Пятичасовая щетина, клетчатые рубашки, хорошо сидящие джинсы, которые демонстрируют его задницу. Мистер Бэррон горяч, поэтому я инстинктивно краснею под его взглядом.

— Извините, в этот раз я действительно не виновата. Была пробка. — Его взгляд остается прикованным к моему, пока я не ерзаю на своем месте. — Этого больше не повторится, сэр.

Он кивает.

— Очень хорошо, присаживайтесь. — Я уже говорила об ирландском акценте? Кто-нибудь обрызгайте меня холодной водой. Возвращаюсь к своему столу и достаю блокнот.

Элли поворачивается на своем сиденье ко мне.

— Привет, шлюха.

Весь класс начинает смеяться.

Я сужаю глаза на нее.

— Ты говоришь так, будто знаешь, Элли. Скажи, разве ты не говоришь как шлюха? Конечно, говоришь, — отвечаю за нее, мне надоели ее слабые уколы.

Она поворачивается ко мне.

— Бишоп рассказал мне о том, как ты царапаешься в постели. — Она пытается задеть меня за живое, и, кроме того, что я злюсь, — Бишоп говорил с ней о нашей маленькой интрижке, — я не доставлю ей удовольствия видеть это. Пошла она.

— В самом деле? — передразниваю я, изогнув бровь и ухмыляясь. — Значит, он сказал тебе, насколько они острые? — Моя ухмылка становится шире, и когда она понимает, на что я намекаю, ее рот захлопывается.

— По-прежнему шлюха.

— По-прежнему не волнует.

Наконец звенит звонок на следующий урок, и я вскакиваю со стула, проталкиваясь сквозь толпу, прежде чем отправиться на следующий урок. Пожалуйста, пожалуйста, пусть этот день пройдет быстро.

Этот день не проходит быстро. Я опускаю свой поднос на обеденный стол как раз в тот момент, когда ко мне подбегает Татум с Картером и... я уже забыла его имя... на хвосте.

— Эй, сладкая! Ты не выглядишь такой горячей.

— Спасибо, Татум, — бормочу я, опускаясь на сиденье. Картер проскальзывает рядом со мной, и я изо всех сил стараюсь игнорировать Нейта и Бишопа в углу.

— Она всегда выглядит сексуально. О чем ты говоришь? — Картер ругает Татум.

— Пожалуйста, прекратите. — Медленно массирую виски, делая глубокие вдохи. — Я буквально не знаю, как собираюсь пережить этот день, не говоря уже о сегодняшнем вечере. Чувствую, что Элли высасывает из меня всю жизнь, и она была у меня на всех трех утренних занятиях. — Я рывком открываю крышку своего йогурта и бросаю его на поднос. — Она чертовски...

— Не стоит твоих сил, — заканчивает Картер, забирая у меня йогурт. Он смеется. — Успокойся, или ты испачкаешь этим всю свою одежду.

Я больше ничего не могу с собой поделать; моя попытка не смотреть в сторону Бишопа и Нейта терпит эпическое фиаско, потому что я, бл*дь, смотрю. Только они не смотрят на меня. У Нейта на коленях новая девушка, а Бишоп вернулся к своему каменно-холодному «я», не признавая существования кого-либо. Ха. Я думала, что буду довольна, но из-за ледяного взгляда Нейта, который он бросил мне сегодня утром, я не знаю. Каким-то образом привыкла к тому, что они наблюдают за мной, независимо от того, жутко это раздражает или нет.

— Спасибо, — говорю я Картеру, отводя взгляд от их группы.

— Так во сколько ты сегодня выезжаешь? — Он перекидывает ногу через стул, так что сидит на нем задом наперед.

— У меня всего пара дел, но я должна быть там около полуночи. Напишу вам, ребята, когда буду в пути.

Похоже, он обдумывает мою идею, но потом кивает.

— Да, хорошо. Мы идем гулять после школы, так что я поставлю палатку для твоих девочек.

— Ммм! — Татум ерзает на стуле. — Ты можешь поставить нас в лучшее место?

— Что? Татум, это буквально посреди леса. Есть несколько ровных участков, где мы устроимся. Лучших участков нет, — Картер хихикает.

Татум делает паузу.

— Подожди, я думала, там будет озеро или что-то красивое?

Он смеется.

— Нет. Это лагерь для празднования Хэллоуина. Там нет никаких красивых вещей.

Я хихикаю, когда вижу, как вытягивается лицо Татум.

— Но я купила каблуки. — Она надувает губы.

Картер снова смеется.

— Забери их обратно, малышка. Они тебе не понадобятся.

Ее губы дрожат, прежде чем она откусывает кусочек яблока.

— Думаю, Харли Квинн могла бы носить Чаксы.

Кто-нибудь, найдите этой девушке ее пудинга.

ГЛАВА 22

РАЗДАЕТСЯ ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК, и я нервно достаю телефон из кармана, снимая блокировку. Мне надоело не знать, что, черт возьми, происходит с Нейтом, поэтому отправляю ему сообщение.

Я: Что с тобой происходит?

Сунув телефон обратно в карман, направляюсь в библиотеку. Плюхнувшись на диван с «Книгой» в одной руке, я снова смотрю на свой телефон. Ноль новых сообщений. Расстроенная, открываю новое сообщение и набираю одно для Бишопа.

Я: Нейт с тобой?

Вздохнув и немного более взволнованная, чем обычно, убираю телефон и открываю следующий отрывок.

Ритуал.

Пламя плясало в кромешной тьме небытия, словно яркие отблески тепла, терзая небо, словно оно ждало меня. Для моего сына. Облизывая мою кожу в угасающей надежде, потому что я пришла к пониманию... это была ложная надежда для меня. Но я надеялась, что когда-нибудь кто-нибудь где-нибудь найдет мои слова не для утешения и не для понимания. Я шла по грязной тропинке, которая вела к центру, где из кучи сухих дров разгоралось пламя. Пятеро мужчин окружили огненную яму, все в длинных плащах с капюшонами. Им не нужно было показывать свои лица, чтобы я знала, кто они такие. Они были солдатами моего мужа. Они верили в это ужасное дело так же, как и мой муж. Ослепленный каким-то ложным совершенством того, каким должен быть мир.

Мой муж всегда был сверхуспевающим в больших масштабах. Временами это пугало меня, потому что, когда он был зациклен на чем-то или на ком-то чего жаждал, он не останавливался ни перед чем, чтобы получить это. Это было похоже на жажду крови в его костях, и он не засыпал, пока не получал свою порцию. Его последняя навязчивая идея… я знала, что она не пройдет. Они никогда не проходили. В конце концов, он всегда получал то, что хотел прежде всего. Но я надеялась, что он изменит планы, правила. Хотя, он сказал, что не было никаких правил. — писал он, что по-арамейски означает «Правил нет». Я не была уверена, что он имел в виду, по крайней мере, не сейчас, в этот момент, но вскоре узнала, что именно он хотел.

Я подошла к мужчинам, держа сына на руках.

— Кация, отдай мне мальчика. — Мой муж поспешил с другой стороны, стоя возле большого, плоского, холодного камня.

Я посмотрела вниз на своего маленького мальчика, мое горло сжалось, и слезы выступили на глазах. Я не хотела этого. Не хотела этого делать. Мне было плевать на создание синдиката людей, которые будут править на протяжении многих поколений. Меня не волновало богатство или власть. Я заботилась о своем ребенке. Но мой муж поклялся, что ему не причинят никакого вреда, ни малейшего. Поэтому медленно, но осторожно я направилась к камню, мерцание пламени освещало темную лунную ночь, словно большие светлячки.

— Опусти его, Кация. Мы не причиним вреда. Это я тебе обещаю.

Держа сына на руках, прижимаю к моей груди.

— Твои обещания ничего не значат, чтобы успокоить мои беспорядочные мысли, муж.

Он шагнул ко мне, забрал моего ребенка и положил его на камень, а затем развернул пеленку, в которую я его закутала.

— Твои чувства меня не касаются, Кация. А теперь уходи, если не можешь с этим справиться.

— Я не оставлю своего ребенка с тобой, Хамфри. Никогда. Сделай это быстро и верни моего мальчика.

Его глаз дернулся, когда он отвел руку назад, а затем ударил ею по моему лицу, раздался громкий шлепок, и резкое жжение пронзило мою скулу. Я упала на землю, сжимая под ногтями влажную, рыхлую грязь. Медленно приподнявшись, я посмотрела на него с земли.

— Зови меня «Мужем». Не Хамфри. Встань, как положено настоящей женщине. Ты меня смущаешь.

Я снова встала, расправив плечи. Он посмотрел вниз на моего сына как раз в тот момент, когда кто-то подошел, сжимая металлическую палку.

— Он должен быть правильно инициирован, — сказал мой муж, глядя на Дэвида, одного из своих людей. — Приведи мне девушку.

Из леса вытащили девочку-подростка, зажатую между двумя другими мужчинами в плащах. На глазах у нее была повязка, а руки были связаны за спиной. У нее уже были порезы на шее.

— Что ты делаешь? — спросила я Хамфри, наблюдая, как обезумевшая девушка пытается освободиться от кляпа во рту.

Хамфри ухмыльнулся мне.

— Это ритуал. Это то, через что должен пройти каждый посвящаемый после клеймения, а затем еще раз, когда он достигнет половой зрелости.

— Что? — прошептала я, потому что, вполне возможно, потеряла дар речи.

Он подошел ко мне, провел грубой рукой по моей щеке.

— О, милая Кация. Я говорил тебе. Это процесс, и ты должна доверять ему. — Но я не доверяла. — Эта женщина будет принадлежать ему до тех пор, пока он не достигнет половой зрелости.

— И что потом? — пробормотала я, сдерживая подступающую к горлу желчь.

— И тогда она лишит его девственности.

Я покачал головой.

— Нет. — Но даже когда я отрицала это, рычащая ухмылка, появившаяся в уголке его рта, сказала мне, что он далеко не закончил раскрывать свои больные планы.

— А потом он убьет ее.

Трель телефона прерывает мое чтение, и я достаю его, чтобы ответить на звонок, не глядя на экран.

— Алло?

— Когда погаснет свет и вокруг никого не будет, Мэдисон будет кричать или дуться? Потому что я знаю одну вещь, которую ты, возможно, не знаешь, — как ты кричишь для меня, внизу.

— Кто это? — Мое дыхание снова учащается, и я встаю со стула, книга падает на пол.

Искаженный треск тонального смеха прорывается сквозь мои барабанные перепонки, и мой пульс учащается.

— Разве тебе не хотелось бы знать, моя любимая маленькая шлюшка? Скажи мне... Папа знает, как чертовски хорошо ты сосешь?

— Это не смешно. — Я опускаю взгляд на свой телефон, а затем подношу его к уху. — Серьезно...

Они вешают трубку. В ушах звенит пустой гудок, и я запихиваю телефон обратно в карман, наклоняюсь, чтобы взять книгу. Оглядываю библиотеку. Когда я вошла сюда, в нескольких проходах горел свет, но сейчас здесь кромешная темнота, и только слабое освещение парит над стойкой администратора, где сидит мисс Винтерс. Прочистив горло, я кладу книгу обратно на книжную полку и собираю свою сумку, перекидывая ее через плечо. Кем бы ни был этот звонивший, он начинает меня пугать. Я даже не разгадала его первую загадку, которая, на мой взгляд, не имела смысла.

Направляясь к двери для студентов, мисс Винтерс останавливает меня.

— Мэдисон?

Я поворачиваюсь к ней лицом, моя рука на холодной металлической ручке двери. Она идет туда, где я была, а затем возвращается ко мне, сжимая книгу. Сунув ее мне в руки, она говорит:

— Просто возьми ее.

— Но я думала…

Она качает головой.

— Не спрашивай, просто… — Женщина нервно оглядывается по сторонам, как будто ищет бугимена. — Просто возьми, ладно? — Ее глаза умоляюще смотрят на меня.

Обхватив пальцами старую потертую кожаную обложку, я киваю.

— Спасибо, но не нужно было этого делать.

Мисс Винтерс смотрит через мое плечо, на ее лице мелькает паника, но она маскирует ее фальшивой улыбкой.

— Все в порядке. Ничего страшного. Я заметила, как часто ты приходишь почитать ее, так что я уверена, что смогу придумать какую-нибудь историю о том, что она потерялась, а потом волшебным образом нашлась, когда ты ее вернешь. Ничего страшного. — Она отмахивается от меня, но я все еще вижу скрытую панику под ее словами.

— Хорошо, спасибо, — наконец проскальзываю мимо нее, сжимая книгу в руках, и направляюсь в женскую раздевалку рядом с тренажерным залом.

Зайдя в пустые кабинки, кладу книгу в сумку и достаю платье, фен и выпрямитель. Не могу поверить, что решила подготовиться здесь. Может, мне просто отважиться и пойти домой? Нет. Нет, это ужасная идея. Сбросив с себя одежду, оборачиваю полотенце вокруг себя и иду под обжигающе горячую струю воды, намыливаясь в ускоренном темпе, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, всех людей убивают в проклятом душе в раздевалках. Я смотрела «Крик». Знаю, что происходит, когда ты поворачиваешься за шампунем. Но не со мной, нет.

Выключив кран, я снова оборачиваюсь полотенце вокруг тела и выскальзываю наружу, сначала высушив волосы, а затем быстро проведя по ним плоским утюжком. Не знаю, почему я трачу на это так много ненужного времени; не то чтобы мой наряд был бесподобен. Без каламбура. Надев черное платье без бретелек, которое обтягивает мою задницу немного больше, чем я хотела на сегодняшний вечер, накладываю немного макияжа, тщательно прокрашивая глаза, чтобы добавить эффект к моей маскарадной маске зомби, а затем надеваю ее на голову. Вот. Это все, что мне нужно. Накрасив губы матовой помадой глубокого бордового цвета, я подхожу к сумке, достаю кеды и обуваю их на ноги, а затем кладу всю одежду обратно в сумку, поверх книги. Теперь, когда она у меня, это все, о чем я могу думать. Надеюсь, вечеринка продлится не слишком долго, и люди не заметят, что я пробралась в свою палатку, чтобы почитать. Сейчас я очень сожалею о том, что согласилась на это. Это даже не мое представление о том, что такое кемпинг.

Запихивая все внутрь, перекидываю сумку через плечо, а затем иду по темному коридору к лифту, который доставит меня в подвал студенческой парковки. По спине пробегают мурашки, и у меня возникает стойкое ощущение, что кто-то наблюдает за мной. Кто-то, кого я не знаю и с кем не знакома. Пожав плечами и желая поскорее убраться отсюда, нажимаю на кнопку, а затем жму ее еще несколько раз, пытаясь ускорить процесс. Двери со звоном открываются, и я захожу в теплое помещение. Это быстрое путешествие вниз, и как только двери открываются, я снова встречаю гулкую тишину пустоты между бетонными стенами. Посигналив папиной машиной, открываю водительскую дверь с колотящимся в груди сердцем, забрасываю сумку внутрь и быстро забираюсь внутрь, мгновенно запирая двери.

— Вот дерьмо, — шепчу я. Полностью осознаю, как себя накручиваю. Мой пульс медленно замедляется, и я нажимаю на кнопку, заводя машину.

— Позвони Татум, — приказываю я по Bluetooth, выезжая из гаража.

— Звоню Татум, — отвечает голосовой помощник, и я включаю стерео как раз в тот момент, когда в динамиках начинает звучать «The Exorcist». Сделав звук чуть тише, чтобы могла слышать Татум, она почти мгновенно берет трубку, и я позволяю ей и музыке успокоить меня.

За исключением того, что ты включила ремикс песни «The Exorcist». Кого ты пытаешься успокоить? Своего девятого демона?

— Девочкаааа! — Татум визжит в трубку, ее голос заглушается приглушенными пьяными тонами и громкой музыкой.

Я смеюсь, выезжая на главную магистраль, которая приведет меня туда, где они находятся. Согласно моему GPS-навигатору, это тридцатиминутная поездка буквально в самую глушь.

— Что?

— Эта вечеринка просто потрясающая! И, боже мой! — невнятно бормочет она. О, боже. — Картер поставил нас на самую плоскую часть земли, ну, знаешь, вроде как рядом с ним, что чертовски сомнительно! Но все же, палатки у всех остальных немного перекошены. — Она хихикает, а потом рыгает. — Упс. Прошу прощения.

— Тейт? — я смеюсь. — Притормози, или ты не сможешь встретиться со мной, когда я приеду. Где Тилли?

— Она где-то здесь. — Отмахивается от меня подруга. — Поторопись! Ты нам нужна! О! И Королей здесь нет. Ты в безопасности!

Качаю головой.

— Хорошо, увидимся через тридцать минут! Попроси кого-нибудь трезвого пойти с тобой.

Татум вешает трубку. Королей там нет? Это странно, учитывая, что они были так одержимы тем, чтобы сделать мою жизнь несчастной. Должно быть, они нашли новую игрушку для игр. Я должна быть счастлива, но другая сторона меня — девчачья сторона — хочет знать, что, черт возьми, я сделала не так.

Включив радио на полную громкость, я позволяю тексту песни Disturbed поглотить все мои чувства. Как только добираюсь до выезда, мой телефон загорается на сиденье.

Неизвестный: Беги.

Я сворачиваю на дорогу, фары мигают передо мной и отвлекают внимание от телефона. Как только вывожу машину обратно на дорогу, загорается еще одно сообщение.

Неизвестный: Ошибка дилетанта. Я действительно надеялся, что это убьет тебя раз и навсегда.

Бросив телефон на пол, я смотрю в зеркало заднего вида, но ничего не вижу. Никаких фар, ничего, кроме темноты и отражающегося света от уличной разметки. Капелька пота выступает у меня на лбу, и я смахиваю ее. Меня преследуют? Что, черт возьми, происходит? Бросив взгляд на свой телефон, лежащий на полу со стороны пассажира, игнорирую входящее сообщение и сосредотачиваюсь на том, чтобы добраться до места в целости и сохранности.

— Вы достигли пункта назначения, — сообщает GPS, когда я съезжаю с темной, ухабистой гравийной дороги.

— И где именно это находится? — спрашиваю я себя. Через две секунды мой телефон снова загорается на полу, и я закатываю глаза, тянусь к нему и беру в руки. Разблокировав, открываю его на недавнем сообщении.

Неизвестный: Ад.

Меня начинает охватывать паника, и я снова смотрю в зеркало заднего вида, но вижу, что я совершенно одна, без каких-либо дорожных указателей. Теперь меня окружает непроглядная тьма, полная жути, среди чертова леса. Смотря вперед, концентрируюсь на том, что делаю. Наклонившись, открываю бардачок и вижу отцовский пистолет, который он хранит там. Улыбаясь и чувствуя себя намного безопаснее, чем две секунды назад, достаю его и кладу на колени. Мой папа всегда говорил мне: «Мэди, никогда не направляй пистолет на человека, если у тебя нет смелости нажать на курок». Достаточно сказать, что сейчас у меня большие яйца. Я не хочу никому причинять боль, но меня учили заботиться о себе, и вот как я это делаю. Оружие не убивает людей. Люди убивают людей. Оружие существует для защиты людей, которые нуждаются в защите от тех, кто убивает других.

Как только я останавливаюсь рядом с вереницей машин, приходит еще одно сообщение.

— Серьезно? — стону я, поднимая телефон и разблокируя его.

Неизвестный: Нет, детка. Это ни хрена не поможет, когда мои руки обхватят твою шею, а твой рот будет сосать мой член.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒