Мирза Ибрагимов 25 страница

‑ Скажи, доченька, ‑ спросил минуту спустя Шарафоглу, ‑ ты пришла по какому‑ нибудь делу?

Она ответила не сразу, посмотрела куда‑ то вдаль, вытерла платочком губы, передохнула.

‑ Знаете, товарищ Шараф, дело мое покажется вам странным. Но я знаю, что вы относитесь к Рустаму‑ киши дружески, с уважением. В " Новой жизни" великолепный урожай, но ведь его не успеют собрать. Потери! А Рустам‑ киши упрямится, не хочет обращаться к вам за помощью, это мне все говорят.

Шарафоглу, словно избавившись от какой‑ то мучительной думы, улыбнулся:

‑ Хорошо сделала, что пришла. Рустам забыл, что, пока ребенок не заплакал, мать не накормит. Поможем, поможем...

Майя поднялась, но Шараф удержал ее: вдруг почудилось ему, что это не Майя, а родная Геярчик попала в беду. Можно ли отпустить ее без отцовского утешения? И он мягко спросил:

‑ Ну, а как поживает Гараш? Работает твой муж замечательно. ‑ Майя промолчала, да Шарафоглу и не ждал ее ответа. ‑ Слышал, что ваши отношения... испортились.

‑ Я ни в чем не виновата, ‑ сказала Майя, с трудом удерживаясь от слез, но смотрела она на Шарафа открыто, гордо.

‑ И это я знаю, ‑ кивнул Шарафоглу, и снова ему показалось, что он говорит с Геярчик. ‑ Прошу тебя только об одном... Наши отцы и деды жили на земле неторопливо, испытали горе и радость, копили мудрость и завещали нам помнить, что нет семьи без неурядиц и ссор, как нет и не может быть счастливого слепого. Не спеши принимать окончательное решение.

Комочек забился в горле Майи, она чувствовала искренность Шарафоглу, но что‑ то помешало ей откровенно до конца рассказать о себе.

Шарафоглу проводил ее, напомнив на прощанье:

‑ В любой день и час приходи ко мне, дочка! Приходи и с радостью и с печалью.

Аслан часто наведывался в колхозы. Беседуя с людьми, вместе с ними борясь с солончаками и засухой, Аслан ощущал высокий душевный подъем и думал, что у поэтов такое состояние называется вдохновением. В этом он не ошибался.

В поездках он острее испытывал радость созидания, видел силу и своего труда, и труда народа‑ строителя.

Со многими колхозниками у него завязалась крепкая дружба. Аслан любил несговорчивых, упрямых с виду людей, умевших стойко бороться за свои убеждения, и не выносил подобострастных, которые на каждое слово секретаря райкома отвечали:

‑ Бэли, бэли..., да, да... Бэли, бэли... да, да!

Эти блеющие, словно овцы, людишки беспрекословно соглашались со всеми его указаниями, но работали вяло, скучно, всегда старались свалить с себя ответственность, обезопасившись разными бумажками и докладными,

Аслан знал, что те, с кем приходилось спорить до хрипоты, а кое в чем и уступать, кто не боялся ни бога, ни дьявола, кто напрямик критиковал ошибки райкома и райисполкома, только те и помогали ему, охотно подставляли плечи под его ношу.

Если Аслан хотел похвалить, то обычно говорил:

‑ Настоящий коммунист.

Такими настоящими ‑ по духу, по убеждениям, по душевной чистоте коммунистами были, по мнению Аслана, Шарафоглу, Гошатхан, Ширзад, Кара Керем‑ оглу.

Как оценить Рустама, Аслан все еще не знал...

Больше всего его раздражало и настораживало, что председателя " Новой жизни" окружали такие льстецы, как Салман и Ярмамед.

Казалось бы, зачем секретарю райкома размышлять о таком ничтожном человеке, как Ярмамед? Много на свете неприметных, робких людей, сидят, склонившись над ведомостями, получают два раза в месяц зарплату, ни к чему не стремятся, ничем не интересуются, ничего не знают...

И все‑ таки Аслан не раз возвращался мыслями к Ярмамеду. Приглядевшись к юркому льстецу, можно найти и лазейку в логово, где притаились куда более хищные звери.

Аслан был сдержан, невозмутим, трудно его было вывести из равновесия, но и он вздрогнул, когда однажды заметил на тропке к логову хищников тень Калантара.

Нет, быть не может, слишком высокий пост занимает Калантар, слишком многое ему доверено; нужно быть или дураком, или законченным подлецом, чтобы связаться с Ярмамедом.

Эксперты выяснили, что все двенадцать анонимных писем, поступивших из " Новой жизни" в районные учреждения, написаны рукою Ярмамеда. Получив их заключение, Аслан вызвал бухгалтера в райком.

Пока дрожащий, бледный Ярмамед, вытянув тонкую шею, умоляющим взглядом встречал и провожал всех посетителей в приемной секретаря райкома, Аслан беседовал с Калантаром, Шарафоглу и Гошатханом о раздельной уборке хлебов.

Вошел помощник секретаря, дверь осталась открытой. Аслан заметил, что в приемной сидит Ярмамед.

‑ Знаете, кто бомбил нас анонимками из " Новой жизни"? ‑ спросил Аслан.

Шарафоглу и Гошатхан с удивлением переглянулись ‑ слишком неожиданным был вопрос, ‑ а Калантар‑ лелеш насмешливо процедил сквозь зубы:

‑ Зачем заниматься пустяками в такой ответственный момент?

Аслан не ответил и попросил помощника пригласить в кабинет Ярмамеда.

А тот уже чувствовал себя в теснинах преисподней и в безнадежном отчаянии даже перестал молиться господу богу.

В кабинет Аслана Ярмамед не вошел, вполз, ‑ ноги были словно ватные, спина согнулась, губы дергались.

‑ Садитесь, ‑ сухо сказал секретарь райкома.

‑ Неприлично сидеть в присутствии столь высокой особы, ‑ пролепетал Ярмамед.

Калантар‑ лелеш потянул его за пиджак.

‑ Садись, садись, слушай товарища Аслана.

‑ Что бы ни сказал высокочтимый секретарь райкома, я с ним согласен, заявил Ярмамед.

Аслан вынул из ящика стола папку с какими‑ то бумагами, но не раскрыл ее, а положил перед собою и спросил:

‑ Вы хорошо знаете Рустама?

‑ Как не знать, миленький... Председатель!..

‑ И какого вы о нем мнения?

Ужас охватил Ярмамеда. Вспомнился ему утренний разговор с Салманом. " Не бойся, никто тебя в подвал не запрячет, даром кормить такого обжору государству непосильно. Обычный деловой вызов", ‑ успокоил его дружок, Салману легко рассуждать у себя дома, а каково извиваться Ярмамеду в райкоме! Если хотят снять Рустама, значит, требуется его очернить без жалости. Но вдруг условились выдвинуть Рустама на высокую должность районного масштаба?

‑ Вам это лучше известно, миленький, ‑ пробормотал Ярмамед, стараясь не глядеть в глаза секретаря. ‑ Не моему скудному уму решать такие задачки. Сидящий у яркого костра слепнет. Издалека‑ то куда виднее.

И Шарафоглу и Гошатхан поражались хладнокровию Аслана, его выдержке. Кажется, видывали всякие виды, но с таким, как Ярмамед, встречались впервые.

‑ Товарищ Ярмамед, мы считаем старого коммуниста Рустама‑ киши порядочным, честным, ‑ сказал ровным тоном Аслан, ‑ Такой не позарится на народное добро. Но, может, мы ошибаемся? Помоги нам.

‑ Истинно так, ‑ кивнул Ярмамед, ‑ во всем селе нет равного Рустаму‑ киши ‑ наичестнейший человек, кристальная совесть.

‑ Вот видишь!... А мы получили анонимное письмо, где сказано, что Рустам унес с колхозной фермы трех баранов, продал на базаре, а на выручку купил жене и дочке обновки. Почитай‑ ка! ‑ Аслан развязал папку, подал Ярмамеду письмо.

Чтобы протянуть время, собраться с силами, тот оседлал переносицу очками, перевязанными нитками, приблизил к глазам листок бумаги и сокрушенно покачал головой.

‑ Какой неразборчивый почерк. Будь проклята мать, родившая такого грамотея!

‑ Правильно написано? ‑ повысив голос, оборвал его Аслан.

‑ Каждая буква отливает грязной клеветой! ‑ воскликнул Ярмамед. ‑ Чтоб рука отсохла у сочинившего эту пакость!...

‑ Ярмамед, мы точно знаем, что письмо сочинил ты. Ты! ‑ с отвращением сказал Аслан.

‑ Клянусь твоим здоровьем, не писал! ‑ Ярмамед развел руками. ‑ Нужно быть сумасшедшим, чтобы поднять руку на своего благодетеля Рустама‑ киши. Раз ее я не знаю, что райком партии доверяет Рустаму? Так зачем же мне писать?...

Калантар с равнодушным видом чистил ногти перочинным ножом.

‑ Да оставьте вы беднягу в покое, ‑ лениво посоветовал он. ‑ Если так твердо стоит на своем, значит, не причастен к анонимкам.

Ярмамед сразу осмелел:

‑ Баллах, люди добрые, непричастен, непричастен, много у меня врагов, вот и решили погубить.

‑ Двенадцать анонимных писем. И все написаны твоей рукою. Передаю дело прокурору! ‑ Аслан поднял со стола папку.

Ярмамед рухнул на колени и воздел кверху руки, моля о пощаде.

‑ Товарищ Аслан, вы мой руководитель и наставник! Виноват, я, я написал, и не двенадцать, а семнадцать. Остальные, верно, затерялись на почте. Накажи сам, убей, но не отдавай в руки прокурора. У меня неизлечимая болезнь, товарищ Аслан, ‑ строчить доносы. Что ж, один злосчастный пьет до белой горячки, другой в карты режется напропалую, третий... ну, сам понимаешь, ‑ с бабами... А у меня, горемыки, в руках нестерпимый зуд рассылать заявления в высшие инстанции. Не о себе пекусь ‑ о деле. Пусть, думаю, проверят еще раз человека, окончательно убедятся в его неподкупности, ‑ раскачиваясь и причитая, будто на похоронах, юродствовал Ярмамед. ‑ А если подтвердится? Значит, обезопасил преступника, опять же о благе народа старался.

И Шарафоглу и Гошатхан молча смотрели на него, и им казалось, что на полу извивается скорпион, убивающий ядовитым жалом самого себя.

‑ Убирайся отсюда вон, ‑ приказал Аслан. Ярмамед подпрыгнул, не веря избавлению, стал оглядываться.

‑ Ухожу, ухожу, всемилостивый товарищ, ‑ лепетал Ярмамед. ‑ Болезнь, самая настоящая болезнь... А в колхозе меня оставят?

‑ Это пусть решат сами колхозники, ‑ ответил Аслан, а когда дверь за доносчиком закрылась, тяжело вздохнул. Ему казалось, что, заблудившись глухой ночью, он попал на свалку и вдохнул омерзительную вонь. " Кто ж вытащил со свалки такую гадину, кто научил его отравлять мир смрадным дыханием? " ‑ подумал Аслан.

‑ Все‑ таки не пойму, почему ты его помиловал, ‑ сказал Шарафоглу, подходя к открытой форточке и жадно вдыхая свежий воздух,

‑ Да видишь ли, товарищ Шараф, этот человек седьмая спица в колесе. Нам надо до заправил добраться, ‑ объяснил Аслан, ‑ Ну, давайте заниматься раздельной уборкой.

‑ Там главная‑ то фигура Салман, ‑ вдруг сказал Гошатхан. ‑ Вот кем надо заняться и прокурору и еще кое‑ кому.

Неожиданно Калантар‑ лелеш вскрикнул: перочинный ножик, которым он чистил ногти, соскользнув, вонзился в кожу. Все обернулись. Сунув палец в рот, Калантар заискивающе улыбнулся.

Тщеславному, изворотливому, нечистому на руку человеку только бы добраться до высокого служебного поста. Тогда он разовьет бешеную энергию, будет подлаживаться к начальнику и в то же время стараться его свалить, затоптать и занять его место. Все средства хороши, если ведут к цели: правда и ложь, честность и жульничество, благородство и подлость. Шелкопряд неутомимо ткет себе смертный саван, а карьерист с исключительным упорством сам себе роет могилу.

Сделавшись заместителем председателя колхоза, Салман почувствовал, что в нем проснулась неистовая страсть, более сильная, чем азарт картежника, чем страсть к женщинам и кутежам; жажда власти, известности затуманила рассудок, заронила в душу самые несбыточные, дерзкие мечтания. Он считал не только естественным, что стал заместителем Рустама, но даже обижался, что опоздали с выдвижением, не оценили вовремя его способностей. Теперь предстояло наверстать упущенное, без промедления стать председателем. Надо сплотить вокруг себя преданных людей, готовых и на любой подвиг, и на любое преступление. На первых порах ему удалось то хитростью, то лестью, то угрозами собрать под свою руку отряд оруженосцев. С нерешительными, робкими он был напористым, требовательным, с гордыми, непокорными сам шел на уступки, заискивал. Жадных соблазнял жирным куском, отправлял на такие участки, где можно было без труда выколотить побольше трудодней. Жуликам давал понять, что знает их делишки, но готов молчать, если его будут слушаться.

Оруженосцы пели хвалу, бегали из дома в дом, говорили, что сам бог благословил Салмана занять высокий пост...

Салман начал замечать, что некоторые колхозники относятся к нему с уважением и доверием. Стало быть, вскоре можно и весь колхоз прибрать к рукам. Для этого нужно иметь друзей и наставников в районе, а там пока, кроме братца Калантара, у Салмана нет никакой опоры. Что ж, придется блеснуть богатым урожаем, создать себе репутацию делового человека,

Последние дни Салмана тревожило, что на некоторых участках плохо с уборкой пшеницы, что Шарафоглу уехал из колхоза хмурый, недовольный, что на ферме нет порядка. " Достаточно дать волю этому Немому лодырю и хитрой лисице Ярмамеду, как они сами рухнут в колодец и меня увлекут за собой", думал Салман. Зазвав к себе, он так отругал их, что верные помощники только глаза протирали от изумления: неужто перед ними помолодевший, превратившийся в юношу Рустам?

Несколько дней и Гусейн и Ярмамед работали на совесть, а потом остыли, началась прежняя канитель, а когда на ферме снизились удои, Салман даже испугался. Он не верил своим подручным, как, в сущности, не доверял ни одному человеку на свете, считая всех продажными. Ярмамед выгораживал Немого Гусейна, беспечно подшивал в папку акты: то молоко свернулось, то неопытные чабаны выгнали овец на выжженный солнцем покос. " Если они сговорились, я погиб! " ‑ сказал себе Салман. Выдвигая Гусейна на ферму, он рассчитывал обращаться с колхозным мясом и молоком, как с отцовским наследством. Тайный сговор заведующего фермой и бухгалтера был опасен: если они попадутся с поличным и сядут на скамью подсудимых, Салман тоже опозорится. Все знают, что Гусейна рекомендовал он.

Нет, надо незамедлительно действовать.

Воспользовавшись тем, что Рустам вечером уехал в район, Салман вместе с Ярмамедом пошел к Гусейну.

При виде незваных гостей у хозяина вытянулось лицо.

Невозмутимый Салман вежливо попросил хозяйку посидеть во дворе у очага, замкнул дверь и остановился перед Гусейном, скрестив руки на груди, пронизывая его сверлящим взглядом.

‑ Ты что задумал, кровопийца?

Немой Гусейн приложил ладонь к уху и, наивно глянул на Салмана, сделал губами " лырч".

‑ Ладно, ладно, эти штучки я знаю: когда тебе выгодно ‑ ты глухой, а сам слышишь, как трава растет! ‑ продолжал возмущенный Салман.

Ярмамед по его тону понял, что разговор затевается беспощадно откровенный, и сразу же определил свою позицию.

‑ Да, да, ты прав, Салман, на ферме неблагополучно, надо принять срочные меры...

Гусейн неожиданно рассмеялся.

‑ Да ты трус, как я погляжу, ‑ сказал он Салману. ‑ Чуть что ‑ и напала оторопь.

Его развязность окончательно вывела из терпения Салмана. Облагодетельствовал жулика, а он теперь решил колоть топором орехи на макушке своего покровителя. Перед Рустамом они готовы землю целовать, а с ним осмелели. Ну, не на такого напали...

Стукнув с размаху ладонью по столу, Салман рассмеялся и добродушно сказал:

‑ Вот что, друзья. Что было между нами раньше, кончено. Мы заборами отгородились друг от друга. ‑ И он пальцем начертил на скатерти три кружка: дескать, у каждого свой двор. ‑ Все взаимные счеты погашены. Люди, не умеющие ценить дружбу, мне не требуются. Жизнь у меня одна, я ею дорожу, не на улице нашел. Забудьте своего приятеля Салмана. Не бойтесь, пожалуйста, не бойтесь, ваши проделки останутся в полной тайне. Ну, а что будет завтра, ‑ дело прокурора, не мое.

Ярмамед почувствовал, что у него зубы застучали и дрожь пробрала до костей. С анонимками еще не выкрутился, а тут опять ‑ " прокурор".

Тщетно Немой Гусейн убеждал себя, что Салман притворяется, будто на сцене колхозного клуба играет, но спустя минуту и его охватил озноб. Норовистая, оказывается, черепаха... Не моргнув родному брату голову отгрызет. С таким надо быть осторожнее и хитрее... И, горько вздыхая, Гусейн сказал с жалобным видом:

‑ Братец, ну что случилось? Если речь идет о твоём авторитете, то клянусь собственными детьми, хоть ты и младше меня годами, признают тебя старшим. А что касается проделок, то, во‑ первых, ничего такого не было, а во‑ вторых...

‑ Как так не было?! ‑ Салман перегнулся через стол и зашептал: ‑ А пятнадцать тонн семян? А прокисшее молоко?

‑ Вот я и говорю: во‑ вторых... ‑ Немой Гусейн по‑ детски простодушно моргал. ‑ Во‑ вторых, воровали вместе, значит, и отвечать вместе. Такое у нас условие... И не надо тебе, братец, кипятиться, выходить из себя и болтать лишнее. Все, что было и чего не было, делали втроем: ты, ты, ‑ он ткнул пальцем на Салмана, Ярмамеда, а затем скромно опустил глаза и закончил еле слышно, и я. Рука об руку, душа в душу!

Салман забегал по комнате, сжимая в бешенстве кулаки.

‑ Так чего ж ты садишься мне на голову? Я заместитель председателя, либо выполняйте беспрекословно мои приказы, либо... Не‑ ет, дружба дружбой, но вы оба будете вставать при моем появлении; не постучавшись, голову в дверь моего кабинета не просунете; прежде чем чихнуть, будете спрашивать разрешения!

‑ Будем, будем! ‑ в один голос охотно воскликнули хозяин и Ярмамед, бросая друг на друга злорадные взгляды.

‑ А государственные планы изволь выполнять изо дня в день, ‑ пригрозил Салман. ‑ Хоть на свои деньги молоко покупай. Чтобы к осени ферма была на первом месте в районе.

‑ Клянусь своими детьми, с завтрашнего дня стану сдавать сверх плана по тонне молока!

" Значит, за десять дней они украли десять тонн! " ‑ сообразил Салман и укоризненно покачал головою.

‑ Ай‑ ай‑ ай, без меня прибыль решили делить! Ну и дружки‑ приятели!

Немой Гусейн поперхнулся.

‑ Да никакой прибыли еще не было. Когда будет ‑ скажу. Знаешь, братец, в торговых делах иногда и рассрочку компаньонам приходится давать. Нельзя без этого. ‑ Осмелев, он добавил с покровительственным видом: ‑ Может, коньячку рванем?

Салман отказался от угощения и увел с собою окончательно приунывшего Ярмамеда.

В темном проулке Салман прижал бухгалтера к забору и сказал:

‑ Видал этого Немого проходимца? Украл пятнадцать тонн первосортных семян, а теперь пускает меня в долю. Каков!... В ногах у меня валялся, плакался: " Малые детки, пощади, пожалей!... " А когда пожалели, списали по акту как вымерзший посев, так он нам с тобою подносит премию: " Вместе... " Нет, на такого нельзя положиться, будь начеку!

Слушая его, Ярмамед думал: " Испытывает меня эта хитрая бестия или говорит правду? Если он объединится с Гусейном, мне каюк". И с ласковой улыбкой сказал:

‑ Не волнуйся, этот Немой ‑ твой придворный Немой...

Салман не поверил и, глядя в упор, спросил:

‑ А ты не вступил с ним в сделку?

Ярмамед так обиделся, что чуть не заплакал.

‑ Ты ж меня с ним свел! Если б не твоя воля, я с Немым куска хлеба не преломил бы.

Отчаявшись выведать что‑ либо, Салман махнул рукою:

‑ Иди спать... Но если..., ‑ И он щелкнул языком, проведя пальцем по горлу.

" Придется и на тебя настрочить анонимку, но уже не в район, а в Баку", ‑ решил Ярмамед, пробираясь в потемках к дому.

Он скрыл от Салмана все, что произошло в райкоме: вызывали по финансовым вопросам, ничего тревожного. Кажется, тот поверил. А если не поверил, притворился?

" Надо пишущую машинку купить и на ней писать заявления", ‑ озарила Ярмамеда спасительная мысль.

После утомительно долгого рабочего дня, когда красный диск солнца уже помутнел, покрылся серой дымкой, женщины и девушки из бригады Гызетар возвращались в деревню. Они шли молча, размахивая кетменями, лица от ходьбы раскраснелись. Девушки охотно замедлили бы шаг, даже посидели у дороги, но замужние женщины торопились: дома ждут заботы ‑ и воды принести с арыка, и очаг разжечь, и ужин сварить, и детишек вымыть и уложить спать.

Наконец Першан надоело молчание.

‑ Аи, тетушка Телли, что это ты подпрыгиваешь, как гусыня? Что за походка? ‑ с невинным видом спросила Першан.

Тетушка, взмахнув длинной юбкой с бесчисленными оборками, остановилась.

‑ Я‑ то уже отпрыгалась, теперь ты, председательская дочка, попрыгай! с добродушной грубостью посоветовала она Першан.

Девушки прыснули со смеху,

‑ В самом деле, тетушка, ‑ серьезным тоном сказала Гызетар, ‑ как это у тебя получается? И шею вытягиваешь, как гусыня, и кормой виляешь, будто уточкой по реке плывешь.

Теперь девушки смеялись уже открыто, но тетушку Телли мудрено было смутить. С кокетливым видом она чуть‑ чуть приподняла с боков юбку и, плавно шевеля плечами и бедрами, засеменила по дороге.

‑ Вот какой должна быть походка у настоящей ханум! ‑ объяснила она задыхавшимся от смеха девушкам. ‑ А вы всегда несетесь сломя голову, будто на пожар. ‑ Тетушка ущипнула Першан за румяную пушистую, как персик, щеку. ‑ Когда у тебя будет такая походка, все деревенские парни взбесятся. Да будь у меня сын‑ холостяк, я б его научила, как тебя выкрасть.

‑ А я б твоему сынку голову побрила, веревкой шею затянула и обратно к мамочке отправила, ‑ отшутилась Першан.

‑ Это ты сейчас храбришься, а угодишь в лапы норовистому парню ‑ так по‑ другому запоешь.

‑ Аи, тетушка, к чему такие мрачные предсказания? ‑ заступилась за подругу Гызетар. ‑ Ты ж сама не раз говорила, что любовь сладка, как шербет.

" Шербет"!... ‑ Тетушка Телли пренебрежительно фыркнула. ‑ Поживи с мое, узнаешь вкус этого шербета. ‑ Подумав, она добавила: ‑ Конечно, если председательская дочка встретила парня, который сам застенчивее девицы, то на первых порах это покажется шербетом!...

‑ Да никого я не встретила. ‑ Першан отвернулась.

Несколько минут шли молча, но теперь уже тетушке

Телли было трудно удержаться. Бросив на Першан торжествующий взгляд, она сказала:

‑ Не отпирайся, а то прокляну самым страшным проклятием.

‑ А какое самое страшное проклятие? ‑ заинтересовалась Гызетар.

‑ В старых девах засидеться.

‑ На злую свекровь наскочить!

Предположения и догадки посыпались со всех сторон.

‑ А разве добрые свекрови попадаются? ‑ с удивлением спросила самая молоденькая девушка, почти подросток.

Першан, довольная, что на нее больше не обращают внимания, подумала, что мать с добрым сердцем приняла невестку в своем доме.

Но тетушка Телли не забыла о Першан, подкралась, громким шепотом прошипела:

‑ Попадется тебе такая свекровь ‑ в каждом стуле гвоздь будет торчать, а на кровати ‑ вилы, скрутит тебя клубком и в угол заметет веником... А мужа станет пилить, пилить, пока раздора между вами не посеет. Вот тогда любовь и покажется тебе шербетом. ‑ И, подбоченившись, тетушка, приплясывая, прошлась по дороге, взвихривая длинной юбкой пыль, и пропела:

В дому ты скорая, свекровь.

Хозяйка скорая ‑ свекровь,

Когда домой приходит сын,

Ты всех проворнее, свекровь!

Першан захлопала в ладоши.

‑ Аи, тетушка, молодец! Да ты, оказывается, хорошо знаешь мою свекровь? Вот, на удивление вам, выйду за парня, у которого мамаша с крутым нравом, и через месяц она в моих руках в ягненка превратится.

Круглое, как медный поднос, лицо тетушки сделалось серьезным.

‑ А что вы думаете, девушки? Так и станется. От председательской дочки любая свекровь убежит. Ей бы в армии из пушки стрелять. Это не ханум, а солдат‑ артиллерист.

Так, болтая и посмеиваясь, они не заметили, как вошли в деревню, короткой показалась пыльная, знойная дорога. На окраине все притихли и разошлись по домам, а Гызетар направилась к полуразвалившейся избушке, подле которой одиноко возвышался тутовник. Здесь жила вдова Бадам. Муж ее вернулся с фронта калекой, хворал и несколько лет назад умер. У тетушки Бадам осталось трое детей. Пока она работала, жила сносно, а этой весною, как на грех, захворала...

Гызетар обошла огород, увидала, что грядки не политы, заросли буйным сорняком, рассада уже пожелтела. Работы хватит на весь вечер, а ведь еще дома сколько хлопот: скоро явится с поля голодный Наджаф, его надо кормить. Гызетар забежала на минутку к больной, сказала ей, что позднее придет с комсомолками: и детей вымоют, и на огороде управятся.

‑ Спасибо тебе, красавица! ‑ Тетушка Бадам прослезилась.

Выйдя на улицу, Гызетар увидела, что Першан и Телли все еще не разошлись, не наговорились.

‑ Эй, подождите‑ ка! ‑ окликнула их Гызетар. ‑ Надо сегодня же вечером прийти помочь тетушке Бадам.

‑ Ей‑ богу, твое сердце ‑ божий дар! ‑ сказала Телли. ‑ Если на свете есть справедливость, то быть тебе председателем колхоза... Правда? спросила она Першан,

Та поняла, куда закидывает удочку тетушка, и, не раздумывая, ответила:

‑ А что тут удивительного? На Мугани много колхозов, вот Гызетар и станет где‑ нибудь председателем. Очень просто.

Тетушка Телли засмеялась.

‑ Вывернулась, председательская дочка. Ума палата!

Рустама вызвали в министерство сельского хозяйства в Баку, Салман уехал на ферму к Немому Гусейну и застрял там, ‑ никто не торопил бригадиров и звеньевых с культивацией хлопчатника; немало лодырей перекочевали с полей в прохладные чайханы, околачивались на базарах.

Заметив это, Ширзад понял, что медлить нельзя. Дорог каждый день, каждый час. Собрав коммунистов и комсомольцев, он напомнил им, что они отвечают не только за свою работу, но и за весь урожай, Договорились, что ежедневно в бригадах будут выходить листки ‑ " молнии", введут премии за перевыполнение нормы, выходные будут давать только домохозяйкам, а мужчины, парни и девушки, станут работать непрерывно, ночевать в полевых станах.

Как будто дело пошло на лад, но Ширзад оставался недоволен. Что это за порядки: Рустам уехал ‑ и дисциплина упала. Значит, все держалось на криках и нагоняях, на страхе перед председателем? Это не годится. В большом многоотраслевом колхозе каждый из колхозников должен знать свои обязанности, трудиться не за страх, а за совесть.

Как‑ то раз на рассвете, проходя мимо вросшего в землю домика тетушки Телли, Ширзад решил проведать ее. Тетушка возилась во дворе у очага. Увидев парторга, она приветливо сказала:

‑ Да падут твои недуги на меня, проходи, сейчас сварю младенцам кашу и вместе пойдем.

Согнувшись в три погибели, Ширзад вошел в избушку. В комнате было полутемно, в маленькие окошки еле проникал свет, земляной пол застлан паласом, тюфяки и стены прикрыты джеджимом, ‑ тетушка хотела хоть тряпками скрыть убожество своего жилища. В люльке спали близнецы, на полу, поджав ноги, сидели в ожидании завтрака заросший бородою де самых глаз мрачный Керем и его сынишка, а Гарагез расставляла на паласе посуду.

Ширзад поздоровался, пожелал всяческих благ, а сам подумал с бессильной яростью: " Вот нравы! Вот обычаи! Хозяйка в больнице, а Телли и Керем стыдятся сдать близнецов в ясли. Как же, кумушки осудят: " Родная бабушка и отец сплавили детей в чужие руки, сами не могут приглядеть".

Тетушка Телли вошла в комнату с дымившейся парком кастрюлей, укоризненно сказала Ширзаду:

‑ Что ж не садишься? Ничего не поделаешь, сынок, таково наше достояние: стула в доме нету. Эх, был бы грузовик, за два дня навезли бы камня, глядишь, к осени и вырос новый дом...

‑ Не беспокойтесь, тетушка, ‑ сказал Ширзад и опустился на палас, рядом с Керемом.

У ворот остановилась грузовая машина, из кабины вылез Салман ‑ без Рустама он решил пользоваться грузовиком для разъездов. Услышав еще на ферме, как энергично взялся Ширзад за укрепление трудовой дисциплины, заместитель мигом примчался в деревню, чтоб не выпустить такое дело из своих рук.

Не ожидая, что в гостях у Телли сидит партийный секретарь, Салман еще за дверью грубо закричал:

‑ Эй, тетушка, на работу пора! Нечего рассиживаться! Хлопок гибнет. И сынка‑ лежебоку тоже гони в поле...

У Керема глаза налились кровью, но он сдержал себя, только глубоко вздохнул.

Рванув дверь, Салман ввалился в дом. При виде Ширзада он осекся, смущенно засмеялся и объяснил:

‑ Вот чем приходится заниматься, друг, ‑ на работу выгонять.

‑ А ты не ошибся адресом? ‑ спросил Ширзад. ‑ Кажется, именно тетушка Телли и спасает от гибели наследство твоего собутыльника Гусейна.

Тетушка приложила руку к щеке и пронзительным голосом запричитала:

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒