Константин Георгиевич Фарниев 5 страница

Моложавое лицо Гинса выразило озабоченность. В черных глазах его мелькнула тревога.

– Да, но Крок Суни… – начал было Фэтон.

– Вне всякого сомнения! – чуть громче перебил его Гинс. – Порядочнейший человек и настоящий ученый. Впрочем, извините, мы, кажется, мешаем.

Гинс откинулся на спинку коляски и обратил свое внимание к президиуму. Начались прения по сообщению профессора Фэтона.

Заседание Ученой комиссии закончилось в одиннадцать вечера. Много времени отняло обсуждение текста обращения к Пришельцам. У каждого были свои предложения и все они противоречили друг другу.

– Самое трудное для нас, – заметил в наиболее напряженный момент шумной дискуссии профессор Гинс, – это прийти к общей точке зрения. Каждый в глубине души уверен, что он умнее своего соседа. К сожалению, в науке столько же дураков, сколько и умных.

Профессор Гинс нравился Фэтону все больше и больше. Рядом с ним он чувствовал себя ребенком, который только‑ только начинает понимать жизнь. В сущности так оно и было. Ведь он фактически прожил жизнь, отгородившись от людей прочной стеной душевного одиночества. Только Нейман имел свободный доступ через эту стену. Но, приходя к Фэтону, он приносил с собой свое одиночество, которое, в принципе, ничем не отличалось от фэтоновского. Гинс же был – сама жизнь со всеми ее сложностями, трудностями и житейской мудростью.

Когда председатель объявил о закрытии заседания, Гинс тронул Фэтона за локоть.

– Извините, коллега, но я прошу вас позволить нашему молодому другу, – кивнул он на Дюка, – отвезти вас домой. Я буду спокойнее за вас и за ваш аппарат. Чего в жизни не бывает!

– Благодарю вас, профессор, – с признательностью ответил Фэтон. – буду рад, если Шэттон отвезет меня домой.

Подошел Крок Суни. Глаза его возбужденно блестели. Он крепко пожал руку Гинсу.

– Как вам понравилось заседание? – спросил он у обоих.

– Мне больше пришлась по душе первая часть, – ответил Гинс.

– Мне тоже, – заметил Суни. – Не хотите ли принять участие в банкете, который местные власти устраивают сегодня в нашу честь? – обратился он к Гинсу и Фэтону.

– Увы, – ответил Гинс. – Боюсь, моя инвалидная коляска будет удручающе действовать на публику. Если профессор Фэтон…

– Нет, нет! – живо возразил Фэтон. – Я так устал сегодня. Манифестация, затем заседание. Я очень благодарен вам, – обратился он к Суни, – но сейчас мне хочется отдохнуть.

– Ну что ж, – развел руками Суни. – Тогда до завтра.

Крок Суни кивнул и пошел к выходу из зала, где его дожидалась группа коллег.

Шэттон взялся за спинку коляски Гинса.

– Я еду домой, – предупредил вопрос Фэтона Гинс. – С такой пустячной раной в больнице нечего делать.

На улице Шэттон помог санитарам погрузить в машину коляску с Гинсом. Фэтон уже сидел в машине Дюка.

Окно в комнате было темным. Значит, Нейман уже спал. Фэтон открыл дверь, тщательно запер ее на два оборота ключа и, стараясь не шуметь, разделся. Потом тихо проскользнул в комнату‑ лабораторию.

Приятели в ту ночь спали, как убитые. По крайней мере, так они утверждали потом.

Фэтон проснулся рано – в половине пятого утра. Проснулся и сразу ощутил знакомый с прошлой ночи аромат. Сначала подумал, что запах ему просто чудится. Но нет – он сохранял свою силу и устойчивость.

Фэтон вскочил и принюхался. Сейчас он был похож на огромную гончую, вставшую на задние лапы. На темной поверхности задвинутого в угол журнального столика бледнел какой‑ то квадрат. Фэтон рванулся к столику. Здесь пахло так сильно, что у него закружилась голова. Он в изнеможении упал в кресло и закрыл глаза.

Сердце колотилось с такой силой, что он непроизвольно схватился за пульс. Наконец Фэтон открыл глаза. Светлый квадрат не исчез. Теперь профессор заметил, что он не просто светился, а пульсировал слабым белым светом. Фэтон протянул к нему руку и тут же отдернул. Сердце вновь заколотилось с бешеной силой. Фэтон зажег свет и приблизил лицо к столику. Он решил на всякий случай пока ни к чему не прикасаться.

На столе лежал плоский квадрат какого‑ то вещества. При свете электричества квадрат начал краснеть. Чем больше он краснел, тем четче выступали где‑ то внутри как бы отпечатанные на машинке буквы. Рядом с квадратом лежал шарообразный предмет, вроде бы сотканный из нитей тончайшей паутины. Свет свободно проникал внутрь шара и будто накапливался там. Сила свечения шара все возрастала. Сначала он был рубиновым, потом стал золотым. На глазах у Фэтона он начал раскаляться до неимоверной белизны. Точно так же вел себя и квадрат неизвестного вещества.

Фэтон испуганно отпрянул от стола. В квартире стояла тишина. Слышалось только сонное сопение Неймана и тонкое потрескивание шарика. Фэтон, отчаявшись, протянул руку и дотронулся до светлого квадрата. Поверхность его была гладкой и совершенно холодной. Фэтон решил сначала прочитать текст, а потом заняться шариком. Текст помещался где‑ то внутри квадрата. Написан он был на аранском языке.

«Земляне! – начал читать Фэтон. – Дорогие земляне! В этом письме мы будем пользоваться не только вашим языком, но и вашей терминологией. Мы прибыли к вам из таких глубин космоса, о которых вы даже не подозреваете. Мы прошли всю вашу, как вы ее называете, Солнечную систему из конца в конец и только на вашей планете, к величайшей своей радости, обнаружили существа, обладающие разумом. Однако наша радость длилась недолго. Очень скоро мы поняли, что нас с вами разделяет не только бездонная пропасть времени и пространства, преодолевать которые вы еще не научились. Среди вас нет мира, нет единства. Все силы, все возможности своего разума вы затрачиваете на потребительские проблемы. Чтобы быть точными, скажем – почти все. Земные блага, эквивалентом которых для вас являются деньги, занимают в вашей жизни слишком большое место. На короткое время мы лишили вас этого блага, специально выбрав город, принадлежащий наименее организованному обществу, не очень большой и не очень маленький, чтобы, как вы говорите, получить средний результат. Результаты эксперимента подтвердили наши предположения, и мы не рискнули идти с вами на непосредственные контакты.

Предлагаем вам лишь более или менее общую информацию о своей планете, о нас самих, о социальной организации нашего общества, о наших технических и научных достижениях. Своему информатору мы придали самую удобную и самую рациональную форму. Попытайтесь расшифровать и понять заложенные в него знания. Они помогут вам не только найти дорогу на нашу планету, но и сделать огромный шаг в вашей борьбе с временем и пространством».

Фэтон читал и поражался не только содержанию текста, но и другим обстоятельствам. Стоило Фэтону прочитать полностью все, что вмещалось на площади квадрата, как этот текст исчезал, и появлялось его продолжение.

«…Шарик очень прочен. Не бойтесь брать его в руки, исследовать всеми доступными вам способами, кроме излюбленного вами способа разрушения. Оставляем информатор профессору Фэтону, потому что именно он первый научным способом доказал наше присутствие среди вас, но через него и всем землянам.

Если профессор Фэтон найдет нужным передать его какому‑ то лицу или какому‑ то государству или какой‑ то организации – его право. Право, как вы говорите, собственника. В столь поразившем вас феномене нет ничего сверхъестественного. Просто мы приказали гражданам переложить свои ценности и забыть об этом. Элементарный массовый гипноз, о чем вы уже догадались. Сегодня в шесть часов утра вы вспомните, где лежат ваши деньги, а банковские сейфы и их содержимое вернутся в свое обычное физическое состояние. Мы применили так называемый эффект невидимости. Мы надели на ваши сейфы шапки‑ невидимки. То, что вам известно в этой области, к данному явлению совершенно не применимо. Здесь способ воздействия на материю совсем иной, и нет никакой необходимости объяснять вам его. Со временем вы овладеете способом превращения видимой материи в невидимую. Эксперимент завершен. Выводы сделаны.

Астероллы – так мы назьваем себя».

Фэтон вскочил и заплясал по комнате, как сумасшедший. Разбуженный его истерическим смехом, Нейман с ужасом смотрел на скакавшего по комнате в ночном белье приятеля.

– Нейман! Черт тебя подери! – схватил за плечи друга Рок. – Мы получили кое‑ что от Пришельцев… Здесь… у… нас… в… квартире. – Фэтон заикался от волнения.

Нейман выхватил из его рук письмо, подбежал к столу. Пока он читал, Фэтон сидел за столиком и при сумеречном свете раннего утра рассматривал шарик.

Шарик на глазах светлел, потом в этом свечении появилась голубизна. Она становилась все ярче и ярче. Ни Фэтон, ни Нейман никогда в жизни не видели голубизны такой чистоты и такой яркости. Чем голубее становился шарик, тем сильнее ощущался аромат.

Нейман пригнулся к шару.

– Соткан будто из паутины, – восхищенно пробормотал он. – Что думаешь делать?

Фэтон не ответил, взял шар в руки. Он почти ничего не весил. Ученый разжал пальцы, подставив внизу ладонь. Шар на мгновение повис в воздухе, а потом плавно стал опускаться вниз. Зрелище было захватывающим.

– Я, пожалуй, позвоню сперва Гинсу.

– И правильно сделаешь, старина.

Гинс как будто ждал звонка.

– Я так и знал! – закричал он в трубку взволнованно. – Они не должны были не сказать о себе ничего! Прочитайте, пожалуйста, текст помедленнее! Я запишу!

Фэтон, заикаясь, прочитал все.

– Потрясающе! – воскликнул Гинс. – Советую пока никому ничего не говорить ни о письме, ни о информаторе.

– Почему?! – изумился Фэтон.

– Не изумляйтесь, профессор. Не забывайте, в каком мире вы живете. Имейте в виду, вы стали обладателями предметов такого значения и такого смысла, какими не обладал еще ни один человек за все время существования человечества. Огромная ответственность, профессор, легла отныне на ваши плечи. Так что будьте максимально осторожны. Я позвоню вам позже.

Фэтон растерянно постоял с трубкой в руках. Лицо его утратило выражение восторженности.

– Что он сказал? – заглянул ему в лицо Нейман.

– Так, – уронил Фэтон. – Парад, старина, отменяется. Повременим пока с восторгами. Сядем, дружище, и как следует подумаем.

Глава пятая

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Утром третьего января газеты Арании запестрели сенсационными заголовками: «Таинственное исчезновение профессора Фэтона, доктора Неймана и чудесного аппарата! », «Дьявол покинул нас! », «Где вы, профессор Фэтон?! »

Еще ни один гражданин Арании за всю историю ее существования не пользовался таким вниманием мировой прессы, каким пользовался в тот день профессор Фэтон. Не было ни одной газеты, которая не поместила бы на своих страницах его фотографии. Вторым по известности человеком в мире третьего января был комиссар линской уголовной полиции господин Муттон. Его интервью с корреспондентом новой газеты «Линский феномен» обошло всю мировую прессу.

Корреспондент: Господин комиссар, вы уже начали расследование?

Комиссар: Да.

Корреспондент: Относите ли вы это происшествие к области уголовных преступлений?

Комиссар: На этот вопрос пока ответа нет.

Корреспондент: Что вам удалось узнать?

Комиссар: Очень мало.

Корреспондент: И все‑ таки?

Комиссар: Пока мы располагаем показаниями свидетелей – соседей профессора и результатами осмотра его квартиры.

Корренспондент: И каковы эти показания?

Комиссар: Соседи утверждают, что профессор и его друг рано утром были посажены в полицейский фургон, который направился в сторону перекрестка.

Корреспондент: Это были полицейские?

Комиссар: Это были люди в полицейской форме.

Корреспондент: Значит, это были не полицейские?

Комиссар: Разумеется, нет. Сегодня утром мы никого не арестовывали.

Корреспондент: Вы уверены, что это были люди?

Комиссар: Если судить о том, как их описали соседи, то это, несомненно, были люди.

Корреспондент: И как они выглядели?

Комиссар: Отвечать на этот вопрос преждевременно.

Корреспондент: Что дал обыск в квартире профессора?

Комиссар: Ровным счетом ничего. В квартире был полный порядок. Никаких следов борьбы и насилия. Все вещи профессора и его ценности на местах. Там же был и саквояж доктора Неймана. Все, кроме аппарата.

Корреспондент: Значит, ничего заслуживающего внимания?

Комиссар: Ничего, если не считать окровавленных бинтов, которые мы нашли в мусоросборнике.

Корреспондент: Это интересно.

Комиссар: Увы, нет. Позапрошлой ночью от одного из наших полицейских ускользнуло двое подозрительных. Мы их задержали ночью, и один в перестрелке был ранен. Произошло это напротив дома, где живет профессор Фэтон.

Корреспондент: Вы считаете…

Комиссар: Предполагается, что раненый провел ту ночь в квартире профессора под наблюдением доктора Неймана. Известно, что оба они питают слабость к левой политике.

Корреспондент: Вы уверены в том, что профессор и его друг исчезли сегодня утром?

Комиссар: Так показывают соседи, и у нас нет никаких оснований не доверять им.

Корреспондент: Неужели у вас нет ни одной версии?

Комиссар: Об этом говорить еще рано.

Корреспондент: Не кажется ли вам, господин комиссар, что исчезновение профессора и доктора Неймана – дело рук Пришельцев?

Комиссар: Не кажется.

Корреспондент: Почему?

Комиссар: Если судить по докладу профессора на заседании Ученой группы, то Пришельцы, если они есть или были, могли бы это сделать без переодеваний и прочей чепухи.

Корреспондент: Логично, и в то же время они могли направить вас по ложному следу.

Комиссар: Не думаю. Их истинные следы, быть может, давно уже затерялись в безбрежном космосе.

Корреспондент: Следовательно, вы допускаете все‑ таки, что в нашем городе побывали Пришельцы?

Комиссар: Я ничего не допускаю, а только следую вашим предположениям.

Корреспондент: Кроме супругов Рэктон, никто ничего не видел?

Комиссар: Нет. Мы опросили жителей всего квартала.

Корреспондент: Каковы ваши дальнейшие планы, господин комиссар?

Комиссар: О наших планах вслух не говорят. Наши планы – наши тайны.

Корреспондент: Благодарю вас, господин комиссар. Надеюсь, вы и в дальнейшем не откажетесь сотрудничать с нашей газетой?

Комиссар: Надеюсь.

Чрезвычайное заседание Государственного совета состоялось утром третьего января.

Манифестация в Лине и столь неожиданный ее финал ощутимо подорвали в Совете позиции генерала Зета. Своими самовольными действиями он серьезно скомпрометировал правительство Арании в лице мирового общественного мнения. Это восстановило против генерала даже его сторонников.

Президент не преминул воспользоваться благоприятной для себя ситуацией, вынеся на голосование резолюцию, осуждающую самоуправные действия министра национальной безопасности. Резолюция была одобрена подавляющим большинством голосов. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что ко времени заседания совета положение в Лине нормализовалось само собой. Люди вдруг вспомнили, куда они в новогоднюю ночь положили свои домашние деньги. Находили они их в самых неожиданных местах, куда никогда не положили бы, будучи в здравом уме и полной памяти. Один из горожан нашел, например, свою кубышку в кухонном столе среди банок с солью, перцем, лавровым листом и прочими столовыми специями.

Невидимые сейфы, их содержимое и те предметы, которые ученые изъяли из сейфов для изучения, обрели свой обычный вид. Науке так и не удалось установить физическую природу феномена.

Казалось бы, все вернулось на круги своя. Получая в кредит продукты питания и другие товары, линцы, однако, не напрасно проявляли недовольство вдруг подскочившими ценами. Линский феномен дал тот побочный эффект, который предсказали эксперты по экономическим вопросам в своем отчете.

Как только сенсационное сообщение об исчезновении в Лине денег стало достоянием широкой публики в других городах Арании, многие задались вопросом: если наличные деньги, драгоценности, ценные бумаги, сейфы и прочее таким таинственным образом исчезли в Лине, то почему они не могут также исчезнуть и у них. Ответ для всех получался однозначным: от наличных денег нужно избавляться и как можно скорее, пока они еще целы. Естественно, заботы подобного рода одолели прежде всего состоятельных обывателей, живших на проценты от своих вкладов. Уже к середине дня первого января по всей стране наблюдалось интенсивное изъятие вкладчиками своих денег. Это было похоже на начало массового психоза. И он грянул. К вечеру у всех банков и сберегательных касс уже вились длинные очереди вкладчиков. Каждый торопился заполучить свои деньги. А получив их, люди спешили обратить наличность в движимую и недвижимую собственность. Вскоре к ним присоединились и те, кто держал свои деньги при себе: в кубышках, тайниках, домашних сейфах.

Торговый бум стал, кроме всего прочего, причиной множества семейных ссор, скандалов, конфликтов финансового характера.

Вчерашний несостоятельный должник вдруг оказывался обладателем целого состояния. Прижимистый отец семейства, державший свою семью, скрывая свои доходы, в черном теле, представал перед изумленными домочадцами с кубышкой, под завязку набитой звонкой монетой. Нищий любовник, как в сказке, оборачивался богатым принцем, бедная бесприданница – принцессой. Многое тайное становилось явным.

Линский феномен со всей остротой обнажил неизлечимые язвы общества потребления. Волна торгового бума росла от часа к часу. К вечеру второго января бум превратился в бедствие.

Единовременный выброс на рынок фантастических сумм наличных денег обострил инфляцию и вызвал резкий скачок цен на все товары потребительского и промышленного спроса, на все виды движимого и недвижимого имущества. Скоро возник дефицит некоторых наиболее ходовых товаров. Цены в короткий срок достигли баснословного уровня. Представители торгового бизнеса в несколько минут становились миллионерами и даже миллиардерами.

Прекращение действия линского феномена, казалось, должно было успокоить людей. И правда, в торговом буме обозначился заметный спад. Но публика не знала, что делать с массой закупленных товаров.

За два сумасшедших дня люди истратили все, что у них было. Наемные работники, жившие на зарплату, встретили третье января с пустыми кошельками и с самыми мрачными перспективами на ближайшее будущее. К их недовольству присоединялось и недовольство состоятельных обывателей, владельцев теперь уже никому не нужных товаров.

В такой обстановке в столице открылось третье чрезвычайное заседание Государственного совета.

Площадь перед зданием совета была буквально запрессована людьми и напоминала сверху дно глубокого колодца, стенами которого служили выстроенные по ее периметру небоскребы. Многоголосый шум людской массы, отражаясь от фасадов небоскребов, многократно усиливался и вырывался к верхним этажам чудовищной силы ревом.

Люди требовали работы, кредитов, повышения зарплаты, восстановления прежних цен, обложения усиленным налогом торговцев и предпринимателей, обогатившихся в период торгового бума. Сюда пришли и обладатели огромной массы закупленных в горячке товаров. Они требовали, чтобы государство выкупило у них товары по ценам, действовавшим во время бума.

Компартия Арании призывала нацию принять участие в общенациональной забастовке в том случае, если Государственный совет не удовлетворит выдвигаемых требований.

Комиссар Снайд по приказу Президента привел столичную полицию в состояние боевой готовности. Генерал Зет стянул опять по собственной инициативе войска национальной безопасности.

Профсоюзные центры просели объединенное заседание и выработали единую программу действий на случай крайнего обострения внутриполитической ситуации. Компартия настаивала на мобилизации всех прогрессивных сил страны для отпора наступающей реакции.

Факт присутствия в непосредственной близости от столицы частей национальной безопасности и регулярной армии, говорили коммунисты, следует воспринимать как прелюдию к захвату военными власти и установлению военной диктатуры. Все левые силы страны должны объединиться, создав по опыту Лина Всеаранский Комитет общественного спасения. Профсоюзный центр настаивал на мирных переговорах при любой позиции правительства.

Зал заседания Государственного совета был оформлен с явной помпезностью: стены, отделанные ценными породами дерева, портьеры, расшитые золотом, шикарные с позолотой просторные кресла, огромные люстры, дорогие росписи на потолке.

Сто пятьдесят пять кресел, по числу членов Государственного совета, располагались двумя полукруглыми ярусами, концы которых сходились к небольшой площадке, где стояли трибуна и председательский столик. Из ста пятидесяти пяти кресел девяносто занимали представители либеральной партии. Остальные принадлежали умеренным демократам. Столь внушительное арифметическое большинство не обеспечивало, однако, Президенту устойчивых позиций. Среди либералов не было надежного единства. Правое крыло партии тяготело к умеренным демократам, а некоторые даже к находящемуся в оппозиции Союзу военных.

Президент сидел за председательским столиком, украдкой скользя взглядом по лицам своих соратников по партии.

Вице‑ президент Оргей провел перед заседанием серию консультаций внутри партии и с представителями поддерживающих ее деловых кругов. Вопрос «с кем идти? » и для него, и для его партии так и остался открытым.

На трибуну поднялся генерал Зет.

В стране хаос. Пресловутый линский феномен все перевернул вверх дном. Исчезновение профессора Фэтона и его игрушки еще больше накалило страсти.

– Это благодаря вашей полицейской политике в Лине, господин генерал, линский феномен вырос в национальную проблему. Своим испугом перед ним и драконовскими методами успокоения вы перепугали полмира.

Генерал Зет обернулся и вперил глаза в зал.

– Не смотрите так свирепо, генерал. Здесь вас никто не боится. Слава богу, пока мы живем в демократической стране. – Человек, сидевший в первом ряду, открыто усмехнулся и нервно откинул со лба седоватую прядь.

– Господин Криви, – удовлетворенно констатировал Зет. – Узнаю ваш голос. Интересно, что вы запоете, когда голодранцы намнут вам бока и вышвырнут, как они говорят, на помойку истории.

– Пуганая ворона куста боится, – вполголоса заметил Криви.

Генерал Зет сдвинул брови, зал загудел.

– До каких пор, – вскочил с места импозантного вида умеренный демократ, – мы будем терпеть здесь издевательства господ с сомнительными политическими связями. Всем известно, что господин Криви в свое время был близок к коммунистам.

Зет поднял руку, успокаивая зал.

– Мы не против демократии, – продолжал он. – Но когда народ начинает выходить из повиновения, когда подстрекатели открыто призывают его к бунту против устоев существующей демократии, правительство должно круто повернуть внутреннюю политику в сторону твердости и некоторых ограничений политических свобод.

Президент оторвал взгляд от сцепленных на столе рук и с интересом посмотрел на оратора.

– Что предлагаете, генерал? – сухо спросил он. – Военную диктатуру?

Генерал переложил с места на место лежавшие на трибуне бумаги. В настороженной тишине зала шелест бумажных листов прозвучал, как невнятный шепот.

– Предлагаю объявить в стране чрезвычайное положение, ввести в столицу и во все более или менее крупные города регулярные войска и силы национальной безопасности. Это первое. Второе: предоставить силам национальной безопасности и полиции особые полномочия. Отменить на время конституционные гарантии свободы личности, слова, печати, собраний. Специальным декретом запретить организацию и проведение забастовок, как в промышленности, так и в других областях национальной экономики.

– Но ведь этот шаг поставит вне закона профсоюзы, – бросил кто‑ то.

– Не спорю, – согласился генерал. – Коммунисты сами признают, что профсоюзы – школа коммунизма. Мы запретили компартию, но продолжаем терпеть левые профсоюзы. Такое ненормальное положение нужно преодолеть. Повторяю, предлагаемые мною меры будут носить временный характер.

– Но ведь ваша программа вызовет в стране массовые аресты, генерал, – снова подал голос Криви. – Как наше правительство будет выглядеть в лице мирового общественного мнения. Мы же не полицейское государство и не военная хунта.

– А как вы будете выглядеть здесь, господа либералы, со своим гнилым либерализмом, когда толпа припрет вас к стенке?! – сорвался почти на крик Зет.

Либералы возмущенно загудели.

– Возмущаетесь? Лучше послушайте и посмотрите, что творится внизу, на площади.

Генерал сошел с трибуны и направился к окну. Некоторые встали и двинулись за ним. Зет откинул портьеру и открыл створку окна. В зал ворвался густой гул голосов.

Президент не двинулся с места. Продолжать борьбу за власть или принять отставку? Арифметическое большинство в Государственном совете и в Законодательном собрании его не спасет. Если он выстоит сегодня, завтра его все равно сомнут. Военные закусили удила. На умеренных надежды никакой. Они могут уживаться при любом правительстве. Видимо, он совершил ошибку, сориентировав свои действия на реакцию прогрессивных сил внутри страны и за рубежом. Нужно было устраниться от решения линской проблемы. Сейчас у него оставалось бы поле для маневрирования. Надо полагать, за спиной генерала немалые силы. Можно, конечно, обратиться к народу. Но он, слава богу, не коммунист. В конце концов, хватит. Четыре года президентства в такой стране не так уж мало для одного человека. А впрочем…

Президент встал.

– Господа! – сухо обратился ом ко всем. – Продолжим заседание. Народ ждет нашего решения.

Все вернулись на места. Генерал сел в первом ряду, привольно разбросав в кресле свое огромное тело.

Президент обвел взглядом зал, шагнул к трибуне. Один из членов совета торопливо прошел к открытому окну и захлопнул створки. В зале сразу стало тихо.

– Обстановка в стране, – начал Президент, – тревожная. В провинциях спокойнее, но это спокойствие неустойчиво.

Президент сделал паузу и оглядел зал. Лица выражали одно – острое любопытство.

– И предыдущий оратор, и господин Криви несколько ошибаются, объясняя возникновение настоящей ситуации только пресловутым феноменом. Конечно, он сыграл свою негативную роль. Но ведь и до его возникновения у нас были безработица, инфляция, дороговизна, забастовки, демонстрации.

Президент отпил глоток воды из стоявшего на трибуне стакана, поднес к губам белоснежный платок.

– Будем откровенны хотя бы сами с собой, господа. Это естественные для нашего общества явления. Ничего нового, страшно другое: силой чрезвычайных обстоятельств они превратились в национальное бедствие.

Перед нами конкретная задача – успокоить население, а следовательно, нужно в какой‑ то мере удовлетворить его требования или хотя бы дать ему надежду на удовлетворение в ближайшем будущем. Генерал Зет предлагает применить кнут. Я предлагаю присовокупить к кнуту пряник или иллюзию пряника. О снятии запрета с компартии не может быть и речи. Конкретно предлагаю следующее: предложить Законодательному собранию законопроект о повсеместном повышении заработной платы и снижении цен.

Чтобы успокоить состоятельных обывателей, стоит купить у них приобретенные за последние два дня товары по ценам, сложившимся к двенадцати часам дня второго января. Пусть государство понесет какой‑ то убыток, зато мы получим поддержку довольно многочисленной категории населения и сможем расколоть существующий ныне единый фронт недовольных.

Не менее важно форсировать поиски профессора Фэтона. Успех в этом деле в какой‑ то мере повлияет на оздоровление внутриполитической обстановки. К поискам профессора необходимо подключить наиболее способных детективов как нашей полиции, так и Интерпола.

Предлагаю также широкую программу научных исследований линского феномена с привлечением зарубежных ученых.

Президент посмотрел на генерала Зета и усмехнулся.

– Вижу, генерал Зет едва сдерживается, чтобы не обвинить меня в капитулянстве. На самом деле ни о какой капитуляции не может идти и речи. Наши законопроекты надолго застрянут в сложных лабиринтах бесчисленного множества комиссий и подкомиссий Законодательного собрания. Иллюзией капитуляции мы снимем напряжение и выбьем почву из‑ под ног коммунистов. Все их лозунги и призывы сразу утратят свою притягательную силу. Какой будет смысл кому бы то ни было ломиться в открытые двери! Ведь мы соглашаемся с толпой. Людям ничего не останется делать, как успокоиться и разойтись по домам.

Мы получим передышку, которая позволит нам как следует изучить ситуацию момента. Надо полагать, министерства обороны и национальной безопасности не будут дремать во время этой передышки. Откровенные репрессии только усугубят обстановку. Их нужно проводить исподволь и без всякой огласки. Присутствие в столице войск и сил национальной безопасности разоблачит наши истинные намерения.

Генерал Зет внимательно слушал Президента, оспаривая мысленно каждое выдвинутое им предложение. У генерала было такое чувство, будто его хотят посадить на скамейку запасных.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒