ИСКРА, ДОЧЬ УЧИТЕЛЯ 4 страница

Отец сел рядом с Цветановым за стол. Женщины стали хозяйничать, собирая ужин. Несмотря на отговорки Цветанова, его угостили всем, что нашлось в доме, угостили по‑ свойски. К отцу вернулась его былая веселость, речь снова украсилась множеством образных выражений. Цветанов слушал как завороженный. Разговаривали допоздна. На другой день Искра собрала чемоданчик и отправилась в Габарево. В ее родном селе знали, что она собирается работать учительницей. Отец и мать старались об этом с соседями не говорить, опасаясь испортить дело. Но все же на вопросы селян гордо отвечали:

– Люди хотят, чтобы именно она учила их детей.

– Еще бы, она ведь способная. К нам таких олухов прислали, что и рта открыть не могут. Вот бы ее сюда назначили!

– Решили оставить ее там, – гордо отвечала мать.

Когда Искра пришла в школу, директор познакомил ее с коллегами, и она сразу приняла свой класс. Ученики, сжимая в руках букетики цветов, встали из‑ за парт. А потом ее буквально засыпали цветами. Она была тронута до глубины души. Уж не директор ли подготовил такую встречу? Впервые после всего пережитого она встретила такое отношение. Это повторилось еще и еще. Она спросила директора:

– Почему меня засыпают цветами? Разве и других учителей встречают так же?

– Нет.

– Тогда почему же?

– Ребята узнали, что тебе грозила смерть. Теперь они выражают свое уважение к тебе.

– Мне неприятны такие напоминания.

Директор постарался сдержать восторженность учеников. Уроки проходили спокойно. На переменах дети жужжали, как пчелки, перешептывались. Все это наполняло теплом опустошенную душу девушки. Искра чувствовала, как эти неугомонные пчелки заполняют ячейки ее души целительным медом, от которого заживают все раны. Это было вознаграждением за пережитое. После занятий дети провожали ее до самого дома, а утром встречали и шли с ней в школу. Ее любовь к босоногим ребятишкам росла с каждым днем. Они разбудили в ней интерес к жизни, жизни без укоров совести, без душевных тревог. Молодость брала свое. Она все чаще думала о директоре, анализировала каждый его шаг. Искра понимала, что Цветанов неравнодушен к ней, что близится час, когда он скажет ей о своих чувствах.

Она частенько задумывалась над тем, как они будут жить вместе, и надеялась, что совместная жизнь с этим прекрасным человеком принесет ей душевный покой и счастье. Искра готова была идти с ним одной дорогой. Она верила, что у них не будет размолвок, что он сумеет защитить ее в случае опасности. Ей было приятно заставать его одного в классе, когда он приводил в порядок цветы, принесенные ей ребятишками, интересно говорить с ним о школьных делах. У нее ведь еще не было никакого опыта преподавательской работы, и поэтому она старалась перенять опыт своих учителей по школе и гимназии, внимательно прислушивалась к советам отца. И все же ей не хотелось никому подражать, она пыталась сама освоить педагогическое искусство. Единственным человеком, к кому она с удовольствием шла за советом, был директор. Работа в школе все больше и больше сближала их.

Однажды, когда они повели детей на экскурсию и оказались одни среди высоких стройных деревьев, она взяла согретые его сильной рукой холодные осенние цветы и призналась ему:

– Я была совсем подавлена, не хотелось жить. И только теперь тебе признаюсь… Может, и до тебя дошли слухи… Меня лизали языки пламени, но я уцелела. Понимаешь? А сейчас у меня больше нет сил скрывать свои чувства к тебе…

У Искры закружилась голова. Она доверчиво склонила голову на плечо любимого человека.

– Когда вы в последний раз навещали свидетельницу?

На третий день, после того как Искра призналась Цветанову в своих чувствах, в село прикатила коляска с поднятым верхом. Управлял ею солдат. Веселый зон колокольчиков, висевших, как золотые бусы, на гордых шеях коней, нарушил тишину теплого октябрьского вечера. В школе только что закончились занятия, и ребятишки окружили коляску, остановившуюся у постоялого двора неподалеку от школы. Из нее выпрыгнул офицер в красивой фуражке, в бриджах с лампасами. На ногах позвякивали шпоры. Плащ распахнулся, и были видны блестящие пуговицы на кителе, яркая кожаная кобура.

– Жди здесь, у постоялого двора, – строго сказал офицер ездовому и спросил детей:

– Это ваша школа?

– Да‑ а, – одновременно ответило несколько голосов. Ученики с любопытством разглядывали блестящую форму офицера. Им хотелось подойти поближе, но они не решались.

– А новая учительница здесь?

– Зде‑ е‑ есь, – опять дружно ответили ребятишки.

Офицер повел головой, будто воротник кителя чересчур стягивал ему шею, и решительно направился к школе.

Учителя, кончив занятия, расходились по домам. Появление офицера очень удивило их. В испуге они угодливо раскланивались, уступая ему дорогу, но уходить не торопились. Что их остановило? Почему они начали перешептываться и переглядываться? Ученики толпились у коляски, тут же на скамейках сидели крестьяне, которые пришли в корчму пропустить рюмочку‑ другую. Ездовому быстро уступили место на скамейке, угостили вином – и завязался разговор.

– Начальство возишь?

– Да. Полковника Кузманова.

– По каким делам?

– Не знаю.

– Зачем он пришел в нашу школу?

– Начальство нам не докладывает.

Полковник без стука вошел в учительскую. Искра и директор разговаривали.

– Добрый день, господа, – поздоровался полковник. Снял плащ и, не спросив разрешения, повесил его на стул. Потом направился к Искре.

– Здравствуй, учительница!

Он покровительственно, по‑ барски протянул ей руку. Девушка побледнела, сжалась от страха. Машинально подала руку. Искру охватила какая‑ то апатия, в ней словно что‑ то надломилось. Полковник же понял ее смущение по‑ своему и, чтобы не показать, что он тому причиной, крепко потряс сильную руку директора и громко заговорил:

– Завидую вам, учителям. Благородная профессия. Если бы я не стал офицером, был бы учителем…

– А вы и есть учитель солдат, – спокойно ответил директор, зорко следя за каждым движением полковника. Тот подошел к глобусу, легонько крутанул его, потом, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, остановился перед картой Болгарии.

– Вот оно, ваше село. – Он ткнул пальцем в светлую точку. – Мирные вы люди, не взбунтовались, остались верными царю и отечеству. Потому я и не заходил в эти места со своим отрядом.

Слова полковника прозвучали как предупреждение и потому возмутили директора. Пока непрошеный гость стоял спиной к ним, директор жестами дал Искре знак молчать и не волноваться. Полковник, видимо, заметил это и сразу принял деловой вид. Его явно раздражало все то, что он видел, – столы с книжками и тетрадями, указки, учебные пособия. Он круто повернулся, подошел вплотную к Искре и негромко сказал:

– Пришел повидаться, поговорить.

– Нам не о чем говорить, – ответила Искра, облизывая пересохшие губы.

– Мы давно не виделись, и нам, думаю, есть что сказать друг другу.

– Нам незачем видеться и не о чем говорить. Все уже сказано и с моей стороны, и с вашей.

Директор что‑ то писал в журнале, но движения его были нервными, неуверенными. Склонившись над столом, он внимательно следил за происходящим и чувствовал, что визит полковника грозит неприятностями ему и Искре.

– Ах так?! А я считал, что вы все обдумали и пришли к определенным выводам, – продолжал полковник.

Он зло взглянул на директора, ожидая, что тот все поймет и оставит его наедине с Искрой. Но директор, сознавая, что оставлять Искру одну нельзя, продолжал что‑ то писать. Искра нервно перелистывала журнал. Неожиданное появление полковника вывело ее из душевного равновесия, лишило способности принять правильное решение. Она ведь уже давно считала, что полковник наконец оставил ее в покое. Сколько вокруг хорошеньких девушек? Зачем ему она, неблагодарная, осмелившаяся поднять на него оружие? Все шло так хорошо. И вот теперь, когда она обрела уверенность, почувствовала себя сильной и счастливой, появился он, злой демон. Он налетел на нее как коршун и хочет похитить. Девушка не могла больше держаться на ногах и села напротив директора. Если бы только можно было скрыться! Они попытались выйти из учительской, но полковник встал в дверях, загородив дорогу. Искра знала, что просить его о чем‑ нибудь или пытаться силой вырваться бесполезно – это могло только осложнить дело. Надо же было такому случиться здесь, вдали от родного дома, здесь, где она впервые испытала счастье. Искра не могла себе представить, что сейчас произойдет, что ей следует делать. Она понимала одно – в таком беспомощном состоянии она будет не в силах оказать какое‑ либо сопротивление насилию. Хорошо хоть, директор был рядом. Будь она одна, полковник мог бы схватить ее, увезти и делать с ней все, что захочет, а потом выбросить, как ненужную вещь. Кто помешал бы ему? Она помнила озлобление полковника после того, как она отвергла его покровительство, предложение стать опекуном, удочерить ее. За свою милость он требовал очень дорогую плату – рабство на всю жизнь. И вот последний час борьбы настал: он или получит то, чего добивается, или прибегнет к своим садистским приемам. Искра никак не могла собрать свою волю в кулак, была неспособна ни думать, ни действовать.

Стук шагов полковника, заглушавший скрип пера директора и шелест перелистываемых Искрой листов журнала, вдруг затихли. В комнате воцарилась зловещая тишина. Искра снова увидела себя рядом с отцом, увидела руку, дерзко рвущую на ней блузку, и себя, застывшую в страхе, дрожащую, как утратившая листву молодая липка, неспособную даже прикрыть наготу. Она ждет, когда грянет выстрел. Пускай смотрят все, ведь она умрет достойно. И в этот момент прозвучал не выстрел, а голос полковника:

– Прошу вас, господин директор, оставьте нас одних. – Полковник показал на дверь, но Цветанов даже не шелохнулся.

– Я работаю, – ответил он.

– Но я прошу вас, господин…

– Я тоже прошу вас дать нам возможность заниматься своим делом и уйти отсюда.

– Но, поймите, вас просит полковник.

– Это не имеет значения.

Полковник покраснел, угрожающе посмотрел на директора.

– Тогда, Искра, ты пойдешь со мной, а с этим господином я потом потолкую. Он узнает, что такое полковник. Пойдем, ненадолго. – Он протянул руку и постарался смягчить тон. Но Искра не подняла головы и не шелохнулась. Он мог только силой вытащить ее отсюда, да и то живой она не далась бы.

– Оставь журнал, – приказал полковник.

Это напомнило девушке тот кровавый день, когда он положил перед собой школьный журнал и ставил на нем крестики перед именами казненных повстанцев.

– Пойдем, объяснимся, – протянул он руку девушке. Но в этот момент директор вскочил и оттолкнул его.

– Оставьте ее в покое…

– А вам какое дело? Я ее спас, я добился ее назначения в школу.

– Не вы, а мы. В инспекции есть постановление нашего попечительского совета.

– Если бы я не переговорил с инспектором, ваше постановление оказалось бы в мусорной корзине.

Искра, ободренная вмешательством директора, снова сникла. Значит, опять все произошло по милости этого человека, тянувшего ее в пропасть.

Директор, не найдя что ответить полковнику, умолк. Выходило так, что ни он, ни кто другой в селе ничего для Искры не сделали. Нет, нужно сопротивляться, и директор снова загорелся решимостью помочь Искре.

– И больше не вмешивайтесь в мои личные дела. Вы только навредите себе, – строго сказал полковник.

– Не запугивайте меня, – ответил директор. – Она назначена учительницей, а я директор школы. Вы не имеете никакого права вмешиваться в школьные дела.

– Да ты еще огрызаешься? Я тебе покажу!.. Ты еще не знаешь, кто я.

– Знаю, все знаю. Никто не забыл. Но здесь школа, а не казарма.

– Что?! – взревел полковник. – Вы оскорбляете армию!

– Я спасаю армию от унижения. У армии свое начальство, а мы, учителя, подчиняемся своему. Прошу вас покинуть школу.

– Я уйду, но и ты из нее вылетишь!

– Хорошо. А сейчас оставьте школу.

– Я уйду, но с ней. Искра, идем!

Полковник схватил растерявшуюся девушку за руку. Но решимость, с которой директор защищал ее, вдруг вернула Искре силы.

– Оставьте меня. – Девушка отшатнулась, но разъяренный офицер схватил ее снова.

– Оставьте мою жену. – Директор отстранил руку полковника и освободил Искру. – Или я немедленно донесу в военное министерство о ваших бесчинствах.

– Вашу жену?!

– Да, Искра моя жена, и если только вы прикоснетесь к ней… – Глаза директора горели, он был полон решимости спасти девушку.

В комнату, услышав шум, вошли учителя, и полковник, спрятав выхваченный им было пистолет, прошипел:

– Вы оба дорого заплатите мне за оскорбление.

– Офицер, который угрожает мирным людям оружием, ведет себя, как грабитель, так будет точнее, – выкрикнул Цветанов.

– Поговорим в другом месте…

– Нет, уж давайте говорить здесь! Пусть вас народ услышит!

Перед школой собралась толпа. Люди окружили коляску и не подпускали к ней полковника.

– Пропустите! – орал он, но дорогу ему загородили почтенные старики.

– Что же ты, сынок, на добрых людей набрасываешься!

– Снова надо чистить… – только и мог проговорить полковник.

– Зачем же так? Ведь и мы служили. В трех войнах воевали. Кресты за храбрость носим. Не один ты…

Даже кмет, все время старавшийся успокоить людей и разгонявший детей, и тот не вытерпел:

– Не надо спорить, господин полковник. Все уладится, успокойтесь.

– Успокоиться?! Вы тут потакаете этим мятежникам, а я!.. Видимо, напрасно тогда проявил милосердие…

– Убирайся подобру‑ поздорову! А там будь что будет. Учителя у нас хорошие, дело свое знают. Учителей ты нам оставь, а за солдатами своими смотри, господин полковник! – кричали крестьяне.

Кучер взмахнул кнутом. Детвора разбежалась. Лошади рванулись вперед, но людская волна преградила им путь. Лошади встали на дыбы.

– Прочь с дороги!

Кучер щелкнул кнутом, но перед коляской собралось много народу – женщины с коромыслами, мужчины с мотыгами, вилами и лопатами. Все только что вернулись с полей.

Полковник пришел в ярость. Топоры, вилы, лопаты… Что это – новое восстание? Он вынул пистолет и выстрелил. Раз, другой, третий, пока люди не разбежались.

До поздней ночи крестьяне не расходились. Село гудело, как бурный поток во время наводнения. В окнах школы долго не гас свет. Директор послал телеграмму в министерство просвещения с жалобой на полковника. Кмет не решился жаловаться своему начальству, но, когда его спросили, как было дело, изложенные Цветановым факты подтвердил.

Министерское начальство, рассмотрев жалобу сельских властей, признало, что полковник был не прав. Так был положен конец тем страданиям, которые пришлось перенести Искре из‑ за случайно проявленной к ней милости.

– Я – твоя жена? – воскликнула Искра, прослезившись, когда они остались вдвоем, и бросилась Цветанову на шею. – Как это тебе пришло в голову сказать такое? Ведь мы еще не решили.

– Это неважно. Собирались ведь…

– Ты уже решил. – Искра обнимала любимого, целовала, не зная, как выразить свою благодарность, свою любовь.

Искра сама не понимала, как это произошло. Цветанов был ей приятен, интересен, мил своими заботами о ней. Она чувствовала, что встречи с этим человеком возвращают ее к жизни и наполняют все существо юношескими желаниями. И все же что‑ то сдерживало ее. Может быть, то, что она прошла через огонь восстания, а он нет. Может быть, причина заключалась в том, что она видела, как в пламени борьбы ее товарищи становились героями… Этот человек держался пассивно, хотя честно и верно служил народу. В ее памяти все еще жили жаркие дни восстания, но ему, Цветанову, не находилось места в этих воспоминаниях как прославившемуся своими подвигами герою, хотя именно таким ей хотелось его видеть.

Искра отвергла помощь полковника. Он неизменно оставался для нее убийцей ее героев. Но в то же время она все еще не решалась связать свою жизнь с Цветановым. Ее волновали мысли о командире повстанческого отряда, потому что они переносили Искру в ряды борцов, идеалами которых она жила. А ее новый друг, по мнению Искры, не был готов к борьбе, которую вели ее любимые герои. И это мешало быстрому сближению Искры с Цветановым. Между ними установились дружеские отношения. Искре была знакома такая дружба и до восстания. Она выросла среди старших по возрасту людей, вместе с ними пошла в бой. С тех пор она не могла дружить со своими сверстниками, и во время учебы в гимназии ей не раз приходилось выслушивать упреки одноклассниц. Но для нее они были детьми, ничего не испытавшими в жизни.

Искра была рада дружбе с Цветановым, хотя он был старше ее. Ей пришлись по душе его слова о том, что, если бы в селе началось восстание, он встал бы в ряды повстанцев. И не его вина, что волна восстания не дошла до Габарево, что жители села не приняли участия в боях, в которых сложили свои головы многие повстанцы. А она мечтала стать женой повстанца. И вот теперь, после встречи с полковником, холодок, разделявший ее и Цветанова, полностью исчез. Огонь, которого не было в их отношениях, вдруг вспыхнул. С тех пор как Цветанов заступился за нее, не испугался вооруженного до зубов полковника, он стал в ее глазах настоящим борцом. Она могла смело считать его даже не рядовым повстанцем, а командиром, способным повести за собой односельчан на бой за справедливость.

– «Она моя жена… Она моя жена…» – повторяла Искра слова Цветанова и горела от волнения. В тот момент она была готова броситься на полковника, вцепиться ему в горло. Тогда она не думала о последствиях, ею владела только жажда расплаты за свои страдания.

Еще больше ободрилась Искра, увидев, как на защиту ее чести и свободы поднялось все село, от мала до велика. Свобода и честь были дороги каждому. Вот если бы так было в сентябре.

– Теперь я твоя жена… Теперь твоя, твоя, только твоя… – не в силах сдержать своих рвавшихся на волю чувств без умолку твердила Искра. – Но как ты решился сказать это?

– Был уверен, что ты поддержишь меня. Видишь, даже полковник поверил.

По селу разнеслась весть, что директор назвал Искру своей женой. Его домашние, люди старых обычаев, советовали:

– Чего же ждать? Обвенчайтесь, пока этот офицер не вернулся с начальством, чтобы проверить…

Цветанов возразил:

– Пусть проверяют, заявим, что обручены, а это все. равно, что женаты.

– Все же лучше оформить как полагается. Тогда тебе никто слова не скажет. И виновным будет он, полковниц, а не ты…

Однажды под вечер, когда Искра была в доме у Цветановых, пришли кмет и поп. Тут и состоялся обряд венчания. Свадьба среди ночи. Так венчались только вдовы! Вот какая судьба выпала на долю Искры.

Утром Искра проснулась новобрачной в новом доме. Теперь пусть хоть генерал, хоть министр приезжает проверять, правду ли сказал тогда директор школы полковнику, – молодоженам не страшно…

– Твоя, твоя навеки… – шептала Искра.

– Скажите, обвиняемый, это был единственный случай, когда вы проявили милость к преследуемым вашим режимом людям или были и другие обстоятельства, которые могли бы сейчас смягчить вашу вину перед народом? – спросил прокурор.

Бывший офицер молчал. Он вспомнил тот вечер на площади перед школой и понял, что час расплаты настал. Почувствовал, как в глазах у него темнеет, в памяти всплыли жуткие картины пожарищ и казней. Как он жалел сейчас, что не приказал тогда убить девчонку, не помешал ей стать теперь матерью детей – коммунистов. Полковник молчал. Он не знал, каков будет приговор суда, сохранят ли ему жизнь. Но приговор и так уже был приведен в исполнение – полковника охватило леденящее дыхание смерти.

[1] Георгий Димитров. Избранные произведения. Т. II. М., Госполитиздат, 1957, стр. 588.

[2] Будители – активные деятели национального и культурного возрождения Болгарии. – Прим. ред.

[3] Апостолы – так в Болгарии называли людей, несших в народ великие идеи свободы. – Прим. ред.

[4] Военно‑ фашистский переворот 9 июня 1923 года, совершенный крупной буржуазией. Целью переворота было отстранение от власти правительства Стамболийского и установление фашистской диктатуры. – Прим. ред.

[5] Владайское солдатское восстание в сентябре 1918 года имело своей целью свержение монархии и установление республиканского строя. Восстание было подавлено с помощью немецких войск, но царь Фердинанд вынужден был отречься от престола и передал его сыну Борису. – Прим. ред.

[6] Памид – сорт винограда.

[7] В мае 1876 года повстанческий отряд численностью 175 человек под предводительством Христо Ботева прибыл по Дунаю на пароходе «Радецкий» в Болгарию с целью поднять восстание против турецкого владычества. Однако отряд был вскоре уничтожен, а Ботев убит.

Апрельское восстание против турок началось месяцем раньше, в апреле 1876 года. Оно тоже было зверски подавлено. – Прим. ред.

[8] Шпиц‑ команда – фашиствующие молодчики, получившие такое название по остроносой обуви, которую в то время носили щеголи. – Прим. ред.

[9] Караканчанин – представитель одного из национальных меньшинств, живущих в горах и занимающихся скотоводством. – Прим. ред.

[10] Царвули – крестьянская обувь из сыромятной кожи.

[11] Белодрешковец – крестьянин из Северной Болгарии, носящий обычно белую одежду.

[12] Димитр Благоев (1855–1924) – политический деятель, положивший начало распространению марксизма в Болгарии, основатель болгарской партии «тесных» социалистов, преобразованной в 1919 году в Болгарскую коммунистическую партию. – Прим. ред.

[13] Ятак – человек, сочувствовавший, помогавший партизанам и повстанцам. – Прим. ред.

[14] Васил Левский (1837–1873) – выдающийся деятель болгарского революционно‑ освободительного движения. – Прим. ред.

[15] Боримечка – герой известного романа великого болгарского писателя Ивана Вазова «Под игом». – Прим. ред.

[16] В данном случае – Васил Левский. – Прим. ред.

[17] Ченгел – по‑ болгарски – крюк, крючок. – Прим. ред.

[18] Георгий Бенковский (1844–1876) – болгарский революционный демократ, один из вождей национально‑ освободительной борьбы болгар против турок. В 1876 году возглавил восстание против угнетателей и тогда же был убит турками. – Прим. ред.

[19] Георгий Дамянов – видный партийный и государственный деятель НРБ. После победы вооруженного восстания 9 сентября 1944 года занимал посты заведующего военным отделом ЦК БКП, военного министра, Председателя Президиума Народного собрания НРБ. – Прим. ред.

[20] Гюро Михайлов – болгарский солдат, погиб на посту во время пожара, охраняя казну гарнизона. – Прим. ред.

[21] Шипро – по‑ болгарски – боров.

[22] Веселини – по‑ болгарски «весели нас».

[23] Кутел – мера веса, около пяти килограммов.

[24] Чешма – каменное сооружение с чаном для набора воды из родника.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 20 2122