ЗВЕЗДЫ. ПОЩЕЧИНА. АПОСТОЛ ИЗ ГУШАНЦЕВ. КИТАНА, ДОЧЬ НАЧАЛЬНИКА. ПОСЛЕДНЕЕ БОГОСЛУЖЕНИЕ

Колокол на сельской церкви звонил уже вторично, а отец Андрей все не появлялся. Старухи и старики, несчастные молодухи и матери, одетые в черное, спешили к молитве. Церковный служка с раннего утра стоял возле свечного ящика, люди бросали ему пятаки, брали свечи, а некоторые приносили свои свечи, сделанные дома из грубо обработанного воска, зажигали их, вставляя в подсвечники, в которых в утреннем сумраке весело и живо трепетали огоньки, и смиренно останавливались перед амвоном. Колокол прозвонил в третий раз, и только тогда поп Андрей вышел из алтаря. Когда он вошел туда, никто не видел. Немногочисленные богомольцы, придавленные несчастьями и ожидающие причастия, стояли, склонив головы. Голос священника заставил их вздрогнуть. Все знали: поп Андрей не очень старательно нес свою службу, за что постоянно получал от архиерея взыскания. Говорили, что, когда владыка в последний раз вызывал к себе в митрополию нерадивого попа, грозился строго наказать его. Попа Андрея даже отправляли на два месяца в монастырь, но он вернулся оттуда, нисколько не смирившись и не раскаявшись. Поп часто ходил в гражданской одежде, с растрепанной бородой. Когда Андрея спрашивали, где его камилавка и ряса, тот отвечал: «Поп я в церкви, а здесь – просто Андрей Игнатов! » – и продолжал свой путь на ниву. Работал он за троих. Любил крестьянский труд и к земле был привязан больше, чем многие земледельцы. Прикупал землицу, чтобы прокормить свое многочисленное семейство, а в последнее время стал или приобретать, или делать сам сельскохозяйственные орудия. Сыновья его выросли такими же, как и он, – крепкими и рослыми и, вместо того чтобы отделиться от отца, как это делали многие, объединились с ним в одном хозяйстве. Купили разбитую молотилку, от которой решил избавиться один богатей. Два лета торговались и вот наконец притащили машину на волах в село. Никто не верил, что из этой старой рухляди что‑ нибудь получится. Но поп запер церковь и взялся за дело. Это было в праздник, на спас, и до самой троицы поп и его сыновья все что‑ то чинили и подтягивали, стучали молотками, пока не наладили молотилку.

«Ну, бог в помощь! » – засмеялся поп Андрей, отер пот с покрасневшего лица, передал молотилку сыновьям, переоделся и пошел в церковь. Все лето гудела молотилка. Обмолотила хлеб у всего села, а под конец и у самого хозяина. Поп и его сыновья оказались отличными механиками. Работа по ремонту молотилки, заставившая отца Андрея забыть о церковных делах, не только не подорвала, а, наоборот, подняла его авторитет в глазах крестьян. Общинные власти были недовольны попом, жаловались владыке, но все, кому поп Андрей помог, уважали и ценили его.

«Он рожден не попом, а механиком», – улыбаясь, говорили крестьяне и восхищались его трудолюбием.

И действительно, Андрей не был рожден для поповской службы. Сама натура его противилась всем постам и молитвам. Человек кипучей энергии, подвижный, он не был чужд мирским страстям. Двуличие не было свойственно Андрею и он старался под рясой и камилавкой спрятать свои настоящие чувства, как это делали другие духовные пастыри. Открытый и прямой в своей семье, перед соседями, близкими и противниками, Андрей не мог вершить службу строго по божьим законам. В священное писание, которое читал в силу своих обязанностей, он не верил и все требы справлял спустя рукава. Даже когда его звали прочитать над больным молитву, он вел себя как врач – лечил не душу, а тело. Дома он держал аптечку, где хранились простые лекарства – йод, нашатырь, капли, хинин. А когда в церковь приходила какая‑ нибудь согрешившая молодуха и, как заблудшая овца, тыкалась головой в его колени, чтобы получить отпущение грехов, поп Андрей прямо говорил ей:

«Ну, не лижи мне руку, как овца соль. Скажи лучше, с кем это ты так влипла. Мужу твоему не скажу…»

И вместо того чтобы дать поцеловать крест, он отвешивал ей пару пощечин и прогонял с наставлением больше заниматься делом и заботиться о муже. И это давало лучший результат, нежели фальшивые раскаяния, слезы и обещания. Встретив мужа заблудшей овцы, поп угощал его и, подмигивая, спрашивал:

«Как твоя молодица? Не кружится у нее больше голова? »

«Знаешь, святой отец, с тех пор как исповедовалась у тебя, как рукой сняло…»

«Покрепче держи ее за узду и загружай работенкой, не жалей. Женщина, как кукуруза: чем больше ее бьет град, тем крепче становится».

«А разве так гласит священное писание? »

«Все это есть в моем писании…»

Поп Андрей был из семьи тружеников – Игнатовых. Люди дела, они не витали в облаках, а твердо держались за землю, стараясь взять от нее все, что только она могла дать. Работящие, общительные и дружелюбные по натуре люди. Бедные, но с широкой душой.

Отец Андрей отделился от своей семьи, и, хотя служба и труд позволяли ему жить в достатке, он все же не утратил качеств, присущих Игнатовым, дорожил ими, как родовой отметиной. И поэтому люди прощали ему церковные прегрешения, или, вернее, из‑ за них считали его своим человеком и даже защищали от светских и церковных властей. А власть имущие неустанно следили за ним и доносили на него устно и письменно в митрополию. Из‑ за этих дрязг Андрей все больше охладевал к церкви и становился небрежным к несению службы. Не раз случалось так: приходят люди в церковь, ставят свечи, а попа все нет и нет. Послушают богомольцы старого псаломщика деда Аминя, который звонче и дольше всех тянул «Ами‑ и‑ нь», подождут, пока догорят свечи, и пойдут себе домой. А отец Андрей тем временем копошится на своем поле, любуясь мозолистой твердью земли. Человек, который любил жизнь со всеми ее радостями и огорчениями, не мог не вступить в конфликт с начальством, и вскоре дело дошло до разрыва.

Еще во время войны, будучи мобилизованным, отец Андрей понял лицемерие своей священнической службы. Вместе с солдатами он пережил голод и все ужасы войны. Совесть не позволяла ему петь над умирающими солдатами молитвы о спасении их душ. Он проникся презрением и ненавистью к тем, кто придумал ложь о спасении души. Он не отпевал убитых, а погребал полуголые солдатские тела с проклятиями в адрес убийц. Причем убийц он видел не только в тех, кто стрелял из неприятельских окопов, но и в тех, кто бросил болгарский народ в эту войну. Еще в окопах он возненавидел царей, которые по священному писанию были божьими помазанниками и могли делать все, что захотят. Только одну фразу из евангелия Андрей произносил с упоением: «Истину, истину говорю вам – легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в царство небесное».

Поп бунтовал вместе с солдатами, тайком читал коммунистические газеты. Как священник, он имел возможность переходить из окопа в окоп и разъезжать по позициям, скрывая под рясой прокламации. Листовки призывали повернуть винтовки против тех, что затеял войну. Еще на фронте отец Андрей понял смысл этого призыва и поднял оружие против монархии. Хотя солдатское восстание потерпело поражение, отец Андрей вернулся в село с горячей верой в то, что новое всенародное восстание победит и в стране восторжествует справедливость. И поэтому его не пугали угрозы владыки расстричь священника. Он ждал времени, когда сумеет сбросить с себя сан и расстрижет владыку.

– Ты служишь дьяволу, сатане! – Отцу Андрею казалось, что во время своей последней службы он услышал голос высшего представителя бога на земле.

Служба была последней, потому что то, что готовилось втайне, скоро должно было стать реальностью. Приняли решение поднять восстание, и поп стал готовиться к нему. Он служил свою последнюю службу и собирался открыто свести счеты со своими хозяевами.

– Если избавление человечества зависит от сатаны, я буду служить ему… – размышлял он.

– Но ты же дал клятву служить богу до гроба.

– Верно, господи меня помилуй. Еще будучи бедняком, я хотел учиться, но у нас, Игнатовых, не было денег. Божий дом принял меня учиться без денег, и я дал клятву служить богу. И служил… Но и господь бог дал клятву, однако не выполнил ее.

– Что ты говоришь, отец! Ты богохульствуешь во время божественной службы в божьем храме!

– Я говорю истинную правду, и, если ты, боже, не видишь ее и не слышишь, значит, сам разрушаешь свой трон.

– Смирись, духовный пастырь, и собери свое стадо.

– Стадо мое давно разбежалось, и уже некому больше пасти его…

– Остановись, а то гром поразит тебя!

– Он уже поразил тысячи невинных и напоил землю кровью. Люди сыты несчастьями по горло, тысячи вдов еще носят черные платки, тысячи сирот не знают, где могилы их отцов, тысячи несчастных, искалеченных, убогих, нищих гибнут, а ты царственно правишь и говоришь: «Терпи и спасешь душу». Нет на земле больше дураков. Кончилось твое царство небесное!

– Замолчи, жалкий раб сатаны!

– Один из нас должен пасть. И это будешь ты, обманщик! Ты падешь с небес, будешь низвергнут вместе с теми, кто сочинил легенду о тебе! Долой бога!

Люди смотрели на догорающие свечи и не слышали этого беззвучного диалога. Отец Андрей выходил на амвон в блестящих одеждах, возбужденный, взлохмаченный. Он что‑ то пел – люди не могли понять что, – снова входил в алтарь, оставляя на клиросе монотонно бормочущего деда Аминя. Чем занимался святой отец в алтаре? Из‑ за полузадернутой тяжелой красной бархатной занавески виднелась его голова. Она поднималась, один глаз жмурился, словно поп целился в бога из винтовки.

– Наступил последний день твоего летосчисления. Твои небесные селения будут низвергнуты на землю. Рай наш будет здесь, на земле. А вы попадете в вечный ад! Всех твоих помощников, которые от твоего имени обманывали народ, грабили, бесчестили, мы загоним в ад! Настал час страшного суда! Судьями будем мы, а подсудимыми – вы!

– Сейчас же оставь храм божий, исчадье ада! Угасни, как свеча! Обратись в прах, из которого я тебя создал, ничтожество!

– Ничтожество – вы, а мы – величество. Сокрушим ваш трон!

– Оцепеней! Стань камнем, деревом, которое источат черви!

– Ах, какие длинные черви ждут всех вас, несущих на себе серебряные кресты и золотые эполеты!

Отец Андрей взял золотую чашу с причастием, царственной поступью вышел из алтаря и, впервые изменив слова молитвы, крикнул:

– Без страха божьего и с верой в народ приступите…

Первым заметил эту подмену старый и верный церковный служитель дед Аминь. Он поперхнулся и перестал подпевать священнику. Псаломщик так и остался стоять с выпученными глазами и открытым ртом, не понимая, что произошло с отцом Андреем. Уж не выпил ли он лишнего? А поп стоял торжественный, в нарядной ризе, словно сам вместо всевышнего собирался сеять божью правду. Псаломщику казалось, что церковь качается и с неба вот‑ вот грянет божий гнев. А отец Андрей, взяв чашу, покрытую шелковым покрывалом, сделал шаг вперед, сошел с амвона и, обращаясь к изумленным прихожанам, тихо заговорил:

– Все, что я до сих пор говорил вам в этой церкви, было ложью. Ложью и обманом! Простите меня, братья и сестры, за то, что столько лет под этими божьими одеждами носил ложь и обман! И вот пришел день сказать вам правду. Бога нет!

Старые сгорбленные женщины и мужчины вздрогнули и в испуге подняли головы.

– Эта чаша наполнена не Христовой кровью, а простым вином, хорошим вином из моей бочки… Церковь одурманивала вас… – Он поднял шелковое покрывало и разлил вино по желтым доскам пола.

Потом протянул руку к церковному служке, который держал поднос с нарезанными кусочками просфоры.

– А это не тело Христово, а хлеб, который месит моя попадья.

Служка выронил поднос, и кусочки хлеба рассыпались перед амвоном.

– Я не совершал никакого причастия, а дурил вам головы фимиамом и притчами, как этому меня учили.

Отец Андрей вышел вперед, задул большие свечи в подсвечниках и в наступившем дымном полумраке повернулся к иконам:

– Вот и настал час расставанья с вами, мои святые. Вы распределили людей и их души, как свою собственность. В твою честь, архангел Михаил, жандармы избивали самых достойных сынов наших. И вот настал час расплаты, душегубец!

Архангел Михаил, спокойный и воинственный, казалось, замахнулся своим копьем, чтобы пронзить богохульника.

– Ха‑ ха‑ ха! – рассмеялся отец Андрей. – Не посмеешь! Твое копье совсем заржавело от крови! – Отец Андрей сделал такой жест, словно хотел отнять у архангела его оружие, а потом перешел к другой иконе.

– А теперь поговорим с тобой, святой Николай. Ты должен защищать путешествующих, плавающих по рекам и морям, страждущих и жаждущих. А сколько бочек слез выпил ты, ненасытный, и сердце твое не дрогнуло, ты никого не защитил! Слезай, обманщик народа, отдавай свой золотой ореол и жди суда народного!

Святой Николай в миг оплешивел и превратился в отвратительного убогого старца.

– А теперь поговорим с тобой, пресвятая богородица. Ну‑ ка не хмурься и не мигай так, невинная дева, и не обманывай малых и старых, что ты зачала от духа святого и родила сына божьего! До сих пор я пел, что святой дух вошел в тебя через ухо и ты зачала во чреве. У моей попадьи тоже есть дети, но зачала она их не через ухо! Ложь! Сбрось свои одежды, дева Мария, незаконная жена милостивого Иосифа библейского! Твоя соперница Магдалина не выцарапает тебе глаз, из которых вместо слез капает елей. Вытри эти слезы лицемерия и дай мне твой ореол – он понадобится настоящим героям!

– С нашим попом что‑ то случилось! – Богомольцы пятились к трону, предназначенному для архиерея.

– Нет, я не сошел с ума, святой Георгий чудотворец! Для тебя, красавца, жизнь была раем! Ты не поразил дракона, а оставил его жить, чтобы он пил кровь и пот народа. Ты на коне объезжаешь нивы и сеешь напрасные надежды на плодородие, хотя не остановил ни одного градобития. Ты отбираешь урожай у бедных, чтобы, как чудо из чудес, передать его своим хозяевам – царям и царицам, банкирам, миллионерам… Вот кому отдаешь ты чужие блага, а народ оставляешь голодным, голым и босым… И сердце твое не дрогнет. Слезай и жди здесь, рядом с девой Марией, народного приговора!

– Спускайся и ты, Иоанн креститель! Довольно, великомученик и пустынник! Миллионы людей уморил ты голодом и нищетой, постом и молитвой! Теперь мы будем обращать людей в иную веру! У нас есть другие крестители и апостолы – народные!

Из церкви убежали все. Только старый псаломщик и служка в смятении слушали отца Андрея.

– Что смотрите на меня? Наступило второе пришествие! Собирайтесь! – крикнул отец Андрей и запел на всю церковь: «Вставай, проклятьем заклейменный…»

С непокрытой головой он вышел из церкви, хлопнув тяжелой дверью, и бодрым шагом зашагал по улице. Из дворов и домов на него смотрели крестьяне, которые были на его последней службе. Они понимали, что произошло с ним, так как и до них дошла весть о готовящемся восстании. В центре села попа встретили несколько мужчин. Андрей стоял, возвышаясь среди них, крепкий, как исполин.

– Вы готовы, братья?

– Да. Получен сигнал: вечером, в одиннадцать, когда прогремит первый выстрел. А ты, отец, готов?

– Готов! Нет больше камилавки, нет святого отца, но есть повстанец!

Он быстро отошел от них, вбежал в свой дом, взял с полки свою широкую кавалерийскую саблю.

– Что ты собираешься делать? – спросила его испуганная попадья.

– То, о чем молился столько лет! – ответил он. Его глаза сверкали.

– А что ты наделал в церкви?

– По‑ мужски поговорил с господом богом и святыми и теперь иду в бой!

Отец Андрей вынул из сундука с требниками и церковной одеждой приготовленный заранее патронташ, наполнил его патронами и крест‑ накрест надел на грудь.

Так отец Андрей стал участником восстания, «красным попом», героем Болгарии.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒