ИСКРА, ДОЧЬ УЧИТЕЛЯ 3 страница

– Хорошо. Спасибо.

Искра с трудом подавила раздражение, а когда пришла домой, расплакалась. В таком настроении ее и застала Живка.

– Опять в свою дудку задудела! Что случилось? Уж не влепили ли тебе двойку? По какому предмету? Исправишь.

– Эту двойку не исправишь.

Многие учителя постоянно намекали девушке на ее связь с полковником, вели разговоры о том, что за свою милость он получил от нее все, что хотел. Это причиняло Искре боль. Как доказать, что это не так? Пойти к врачу, но ведь никто не осмеливается выступить открыто. Но Искра все это видела в их улыбках, взглядах, чувствовала в шепоте и недомолвках. Уж лучше бы полковник убил ее. Разве это жизнь? Спасла себя и отца. Но какой ценой?

Искра чувствовала облегчение только тогда, когда, постукивая каблучками и мурлыча, в комнату влетала Живка и начинала журчать, как ручеек. Этот ручеек уносил песчинки, царапающие душу. Так прошло первое полугодие учебы.

«Есть люди, которые и сейчас не прекращают борьбу», – все чаще думала Искра, но никому не смела сказать об этом. В школе из уст в уста передавалась молва, она волновала и лихорадила учеников.

– Переоделся каракачанином… – перешептывались ученики. – Идет, закинув мешок за плечо. В бурке. Под ней пистолеты. Идет за стадом, а навстречу попадаются военные и спрашивают, не видел ли четников, разбойников. Он показывает на горы. Солдаты туда. Стоят на перевале, вынюхивают, как свора ищеек, караулят дороги, его – командира повстанцев – ловят. А он идет в бурке с посохом, под буркой пистолеты. И снова собирает по селам борцов.

Ходит он, командир, давший ей белого коня. Ходит, собирает людей. Сердце девушки наполнилось радостью. Искра с новой энергией принялась за учебу. Первое полугодие она закончила хорошо: четверки и пятерки, тройка только по математике. Учительница по литературе стала ее классной руководительницей. Даже на квартиру приходила. Она оказалась не такой, как думала Искра, а доброй, отзывчивой женщиной. Не исключено, что она была знакома с кем‑ нибудь из повстанцев. Может быть, кто‑ нибудь из близких перешел границу или убит. В ее глазах светилось сочувствие. Учительница избегала давать советы, была деликатна, не навязчива. Обещала помочь наладить отношения с математичкой. Классная руководительница осмотрела комнату, книги, столик и осталась довольна.

– Порядок в комнате говорит о порядке в душе, – сказала она.

По‑ видимому, и до учителей дошел слух, что из Югославии в Болгарию возвращаются бывшие повстанцы, они ведут в селах и городах подготовку к новому восстанию. Однажды после уроков директор выстроил всех учеников и произнес речь:

– Болгарская земля напоена кровью. Болгарский народ всегда отличался патриотизмом. Мы не позволили иностранным агентам продавать нашу землю и народ. Никто больше не верит им. Они подняли восстание, а сами скрылись, обманули народ, принесли ему только страдания. Вы, ученики, должны высоко держать болгарское знамя, хранить честь Болгарии.

Ученики прокричали «ура», потом прошли с песнями по городу и разошлись по домам. Вскоре по гимназии зашептались:

– Ты понял, почему он произнес эту речь? Припекать стало. Представь себе, он даже в город приходил. Одет по‑ крестьянски. Повесил на шею связки красного перца и ходит среди людей по базару. Встречают его полицейские, начинают торговаться. Дает им по связке и уходит, перемолвившись, с кем надо. Потом исчезает.

Живка, вернувшись домой, рассказала эту же новость, но в конце заявила:

– Не могу поверить этому. Легенды. Как о Левском.

Эти слова возмутили Искру.

– Это почему же? Будто у нас нет героев, как Левский? У каждого восстания есть свой Левский. Почему бы ему не быть и в Сентябрьском?

Живка тряхнула головой и огляделась.

– Тебе бы лучше молчать. И у стен есть уши.

– Я же говорю это только тебе.

– Многие будут рассказывать тебе, а ты возражай: «Неправда, не может быть. Да меня это и не интересует». То же говорю и я. А ведь у директора осведомители – в каждом классе. И даже среди учителей. Прикидываются добренькими, выпытывают. Как ваша учительница по литературе.

– Она не такая.

– Откуда знаешь?

– У нее друг был, повстанец. Сама мне рассказывала.

– Чтобы испытать тебя.

– А зачем меня испытывать? Она ведь все и так знает.

– Ты все же держи язык за зубами.

Живке были чужды высокие юношеские порывы, духовные интересы. Привлекало только реальное, практическое. Вся в мать. Живка дружила с одним парнем. Но даже в этих отношениях чувствовалась практичность девушки.

– Ты Лозю любишь?

– Это не имеет значения. Важно, что он любит меня.

– А ты…

– Посмотрю, чего он стоит, а уж тогда буду решать.

Живка говорила, что думала. Поэтому Лозю часто обижался на нее. Объяснениям не было конца, потому что Живка снова и снова что‑ нибудь вытворяла. А он ревновал, даже бегал искать ее на квартиру.

– Да брось ты ее, – советовала Искра.

– Мы должны объясниться. Ведь по‑ товарищески иначе нельзя.

У Искры не было друга, ей не с кем было поделиться своими мыслями, кроме Живки. До восстания были подруги, друзья. Теперь девушки сторонились ее. Впрочем, Искру, видимо, это пока устраивало. Она замечала у некоторых товарищей по классу желание подружиться с ней, но этому мешал страх. Об отношении к себе товарищей по гимназии Искра узнавала от Живки.

Возможно, причиной отчужденности товарищей по гимназии была незримая тень полковника, все время витавшая над именем Искры. Никому не хотелось оказаться в поле зрения этого человека. А ведь именно он спас Искру от гибели, поручился за нее в гимназии, стал как бы ее опекуном.

Вторую четверть Искра окончила еще лучше, чем первую, а вот Живка принесла дневник с двойкой.

– Ничего, – успокаивала сестричку Искра, – все уладится.

Времени до экзаменов оставалось мало. Пришла весна. Зазеленели горы. Солнце осветило скалы, и они заиграли разными красками. Под влиянием слухов о подготовке нового восстания в воображении Искры все чаще вставали воспоминания о геройских днях в повстанческом отряде Георгия Дамянова, девушка постепенно обретала душевный покой.

И в этот момент произошло страшное событие.

Искра была одна в комнате. Она стояла у окна, облокотившись о подоконник, и с наслаждением вдыхала свежий воздух, радовалась солнцу, зелени, цветам. В дверь постучали. Она не успела даже отворить, как человек вошел, и ноги девушки подкосились. Это был полковник. В черном блестящем плаще он походил на демона.

– Ну, как мы? – улыбнувшись, спросил полковник. Снял плащ, бросил его на спинку стула, подошел к девушке и протянул руку.

– В чем дело? Разве мы незнакомы?

– Нет, – ответила Искра.

– Так значит… Ученицей стала и забыла. – Полковник почувствовал себя неловко и опустил руку. Он рассчитывал, что его примут как спасителя и благодетеля, а тут… Даже сесть не предложила. Полковник был раздражен, но сдержался: видимо, понял, что девушка смущена и напугана. Он обвел взглядом комнату и спросил:

– Живешь одна‑ одинешенька?

– Нет, с двоюродной сестрой. Она на минуту вышла, сейчас придет.

Полковник подошел к Искре и взял ее за руку.

– Сядь и расскажи, как ты учишься.

– Не прикасайтесь ко мне. Буду кричать!

– Вот ты как. Кричать‑ то зачем? Чего ты боишься?

– Всего.

– Страшное прошло, теперь начинается хорошее.

– Не надо мне вашего хорошего. Ничего мне от вас не надо. Уходите.

– Ты меня прогоняешь?

– Сейчас же уходите. Буду кричать. Окно открыто. Соберу весь город.

– Хорошо. Тогда я закрою окно.

Он подошел к окну и закрыл его. Искра отступила к буфету и с ужасом смотрела на полковника. Ей вспомнился тот вечер в школьном дворе. И когда полковник попытался приблизиться к ней, она закричала:

– Убирайтесь или…

– Что ты можешь сделать? А ну, посмотрим. – Он положил руку на голову девушки. Она выскользнула и направила на него пистолет. Пока он закрывал окно, девушка успела достать из буфета оружие. Это был все тот же маленький пистолет, который после разгрома восстания она спрятала в камнях.

– Да ты никак опять к восстанию готовишься. Ну, стреляй, – с улыбкой проговорил полковник.

Искра дрожала. Быстрым движением полковник выбил пистолет из рук Искры.

– Вот видишь, ты даже не потрудилась научиться пользоваться оружием. – Полковник поднял пистолет с пола и спрятал в карман. – Или жаль патронов? Впрочем, и раньше у вас дело обстояло именно так.

Искра растерянно смотрела на него. Все пропало. Не оставалось ничего другого, как обороняться, кричать, кусаться, бежать, если удастся, вырваться. Она была готова броситься из окна…

– А я думал, ты поумнела.

– Какая есть. Оставьте меня, – расплакалась девушка.

– Нет, не оставлю. Я пришел сказать тебе что‑ то важное.

– Не хочу ничего знать! Живка! – крикнула она, но никто не ответил. – Уходите. Сейчас сестра придет.

– Я пришел не за тем, о чем ты подумала.

– Меня не интересует, зачем вы пришли. Уходите скорее, а то двоюродная сестра застанет вас здесь.

– Ничего страшного. Все село о тебе знает, вся Болгария, другого подобного случая не было. Я единственный проявил такое благородство.

– Ничего больше от вас не хочу!

– А мне ничего, кроме благодарности, и не надо.

– Ладно, спасибо. А теперь оставьте меня. Дайте мне спокойно учиться, окончить гимназию.

– Перестань плакать. Я ведь пришел обрадовать тебя.

– Я никогда не позволю вам приблизиться ко мне. Вы для меня – чужой, у меня есть друг, жених.

Искра лгала, считала, что обман поможет ей. Перед ней стоял образ того благородного сельского учителя из Габарево, который предложил ей свою помощь. О нем она подумала, говоря о женихе. Сейчас она была готова на все, лишь бы полковник оставил ее в покое.

– Это хорошо, что у тебя есть друг, жених. Выдадим тебя замуж.

Искра схватилась за голову и застонала. Так вот, как он все представляет. Поиграть с ней, выдать замуж и иметь под рукой, когда пожелает. Нет, этого ей не пережить.

Девушка подбежала к окну, но оно было закрыто. Бросилась к двери – заперта.

– Хозяйка! – закричала девушка в отчаянии, но никто не отозвался.

– Не кричи! Хоть ты и собиралась убить меня, я хочу сделать доброе дело.

– Не хочу! Хозяйка! Живка!

– Возьму тебя к себе.

– Мамочка!

– Меня тронуло твое благородство и чистота, Поэтому я и пришел. Хочу взять тебя к себе.

Девушка закрыла лицо руками и зарыдала.

– Пойми меня правильно. Я хочу, чтобы ты была мне дочерью. Понимаешь?

Искра с трудом пришла в себя. Слезы еще капали, она глотала их.

– У нас нет детей. Я говорил с женой. Все ей рассказал. Она согласна. Будешь нашей дочерью. Нас не интересует, кто ты и откуда, какой ты была. Я понял, какая у тебя душа.

Искра молчала.

– Вот видишь, а ты затряслась, пистолетом грозила. Кому? Получается, отцу своему.

– У меня только один отец, другого мне не надо.

– Я поговорю с твоим отцом, с матерью. У них есть еще сын. А я… Ты понимаешь, что такое дом без детей? Это несчастье. Ты принесешь в наш дом счастье.

– У меня есть дом, и другого мне не надо.

– Но почему, почему? Мы создадим тебе все условия. Будешь иметь все, что захочешь. Никто не узнает, что с тобой было. Уедешь из этого края. Забудешь прошлое.

– Я не могу его забыть.

– Все забывается. У тебя будет все, что пожелаешь. Выйдешь замуж за человека из нашей среды, будешь жить в другом обществе.

– Никакого другого мне не надо.

– Но почему? Почему ты не соглашаешься? Скажи мне. Сядь. Успокойся.

Искра отказалась сесть. Она вытерла ладонью слезы и гордо, как в тот вечер, ответила:

– Я изменницей стать не могу.

– Какой изменницей? Ты ведь еще ничего не видела. Только вступаешь в жизнь.

– Уже вступила. Не могу забыть свою жизнь. Никогда, никогда. Поймите это, раз уж хотите знать. Я не могу забыть трупы убитых вами людей…

– Ты сейчас взволнована и расстроена. И все же подумай. О будущем подумай, подумай о себе.

В этот момент в дверь постучали. Полковник встал и открыл дверь. Вошла Живка в берете набекрень, весело напевая. Увидев незнакомого человека, закусила губу и замерла.

– Заходи, заходи, – с улыбкой проговорил полковник. – Мы уже кончили сражение. Учу твою сестру стрелять.

Он накинул плащ, приветственно махнул рукой и вышел.

Живка бросилась к Искре.

– Скажи, что произошло?

– Ничего. Просто он решил так: раз спас меня, может потребовать все.

– А что он хотел? – Живка повернулась к Искре, потом оглядела кровать и снова затрясла сестру. – Что он с тобой сделал?

– Ничего. Предлагал мне стать его дочерью, – ответила Искра и, рыдая, упала на кровать. – Мама, мамочка…

– Давай сообщим в полицию.

Живка продолжала смотреть на закрытое окно, на дверь, на кровать. Мысль, что здесь произошло непоправимое, вывела ее из обычного душевного равновесия. Ничего не поняв, она склонилась над сестрой, прижалась к ней и тоже заплакала.

– Обвиняемый, скажите, зачем вы продолжали преследовать помилованную девушку уже после того, как она отказалась стать вашей дочерью?

– Меня поразили ее нравственная чистота и сила духа. А мне именно этих качеств недоставало. Должен признаться, что в то время у людей моего круга эти качества отсутствовали.

Искра ничего не рассказала товарищам по гимназии. Никто не знал о визите полковника. Ей одной было известно, чего стоило хранить это в тайне. Легко ли маленькому сердечку вынести такой удар?

После этого случая экзамены превратились для Искры в настоящее мучение. Появление полковника, как ей казалось, даже горы лишило красоты. Весна была в самом разгаре, а Искре представлялось, что стоит осень, осыпающая землю желтыми листьями. Все пожелтело перед взором девушки. Даже аттестат об окончании гимназии не радовал ее.

– Хватит, посмотри на себя, – старалась успокоить сестру Живка. – На что ты стала похожа. Одни глаза остались.

Искра посмотрела на себя в зеркало.

– Это от слабости, – ответила она и грустно улыбнулась. – Вот поеду в село, буду пить молоко.

Сразу же после окончания экзаменов сестры уехали из города. Искре не хотелось возвращаться обратно, комнатка с маленьким буфетом, маленькими оконцами и дверью со старинным замком была дорога ей. Здесь до появления полковника она провела спокойные дни, здесь заново оценила пережитое, набралась сил, постепенно отбрасывая все, что угнетало ее. Здесь она как бы родилась заново и обрела былую уверенность в себе. Эту борьбу за возвращение к жизни она продолжала, вернувшись в село. Искра рассказала отцу и матери о визите полковника и его предложении удочерить ее. По взгляду родителей она поняла, что поступила правильно, отказав полковнику в его просьбе.

– Да разве можем мы продать дочь, – с возмущением произнесла мать. А отец, подавленный новой бедой, ждал, что скажет дочь.

– Я заявила полковнику, что не могу стать изменницей, – успокоила родителей Искра.

– Что думает этот человек? Разве можешь ты забыть убитых и пойти к нему – убийце! – продолжала возмущаться мать.

Лето прошло спокойно. Никто не беспокоил девушку. Она ходила с родителями на полевые работы и чувствовала, как это укрепляет ее. Но какими были нивы в те годы! Очень часто крестьяне на полях натыкались на кости убитых карателями повстанцев, прошлое не давало о себе забывать.

Хоть и с опозданием, в село пришла весть, что Георгий Дамянов, командовавший сельским отрядом повстанцев, появился в Софии и был на похоронах Димитра Благоева. Эта весть передавалась все лето из уст в уста, волновала людей на виноградниках, на нивах, в горах. Она поддерживала дух исстрадавшейся, измученной сельской девушки. Сейчас ей снова хотелось жить. «Легко умереть, трудно жить, а еще труднее бороться за новую жизнь…» – повторяла она про себя и чувствовала, как возвращается все то, что отнял у нее полковник. На что он посягал? На ее честь? На преданность идее? Да. А это составляло ее жизнь, было для нее ценнее всего. Полковник подрывал ее уверенность в своих силах, доводил до отчаяния. Искре не раз приходила мысль покончить с собой, если полковник посягнет на ее девичью честь. Он мог это сделать еще в тот вечер, у школы, и после, в квартире. Искра твердо решила: если это случится, она покончит с собой. Тогда все поймут, почему она так поступила, и полковник покроет себя позором. Но тот держался спокойно: видимо, задался целью сломить Искру морально. В последнюю встречу он одержал моральную победу. Выбил из рук девушки пистолет и ушел, оставив ее оплакивать свое бессилие. И этот человек говорил о своем желании стать ей вторым отцом! Искра сомневалась в его опекунских намерениях. Считала, что это хитрая уловка, что под этим предлогом он рассчитывал сломить ее, уничтожить. Но иногда все же возникала мысль поверить полковнику: раз у него нет своих детей, нет ничего странного в том, что человеку хочется взять в дом чужого ребенка. Но почему именно ее? Ведь она – из враждебной ему среды, из числа тех, кто был ему врагом, кого он привык уничтожать. Зачем ему такая дочь? Это было необъяснимо. Чтобы искупить свою вину? Искра не могла ответить на этот вопрос. Зверь, убийца, шагавший по трупам, вдруг оглядывается, с удивлением смотрит на дело своих рук и говорит: «Вижу чистое существо. А ну‑ ка, помилую и стану его хозяином». Искра думала: интересно, появилось бы такое желание у полковника, если бы он не увидел ее полуголой? А что, если в нем пробудилась страсть? А будь на ее месте какая‑ нибудь сгорбленная, больная, слабенькая девочка? Конечно, не пялил бы на нее глаза и не преследовал бы, помиловал за дерзость, и все. И та, некрасивая, жила бы спокойно. Но полковник увидел Искру, увидел вздымающуюся под дулами винтовок девичью грудь, а люди перед смертью, говорят, становятся еще красивее. Возможно, думала Искра, именно в этом и состоит причина странного поведения полковника, но ни к какому твердому выводу прийти не могла. В тот страшный миг, заслоняя отца от пули, она ни о чем не думала, не ждала милости. Но выстрела не последовало. С этого момента и началась неравная борьба между помилованной и тем, кто подарил ей жизнь. Для девушки эта личная борьба переросла в дело общественное. Она поговорила с отцом, и он подал ей эту мысль. Чем является для каждого человека его жизнь? Маленьким зеркальцем, отражающим его духовный облик. Каждый человек подвластен влиянию жизни современного ему общества. Люди, среди которых он живет, незаметно воспитывают в нем определенные черты характера, и он начинает придерживаться определенных взглядов.

Отец Искры работал в кооперации. Работал для будущего восстания. Видя, как живет и работает отец, девушка поняла, что полковник – это один мир, мир духовного и морального порабощения личности, а она – другой мир, молодой, жизнеспособный, который может противостоять тому, другому миру. И чем сильнее стремление уничтожить этот новый мир, тем крепче он становится. Искра чувствовала это по себе. Полковник подрывал ее веру в жизнь и способность бороться, но силы постепенно возвращались к ней. Откуда они брались? Под влиянием окружающих? Но в последнее время она ни с кем не встречалась, жила отшельницей. Нет, то, что она ранее воспитала в себе, не умерло. Ей хотелось жить, она мечтала стать учительницей.

Отец подал прошение в инспекцию назначить дочь учительницей начальных классов в любую школу.

– Попробуем, – сказал он. – Терять нам нечего.

Чтобы не являться лично, отец послал заявление по почте: опасался, что, если придет в инспекцию сам, начнут придираться. Искре хотелось жить где‑ нибудь подальше, не на глазах у местных властей, которые никак не могли примириться с мыслью, что и она, и отец остались в живых.

Как‑ то она пошла к тетке и встретила там директора сельской школы.

– Ты просто молодец, – поздравил он девушку. – Получила аттестат со всеми пятерками.

– Не со всеми, – поправила его Искра.

Ей очень хотелось знать, известно ли директору, кому она обязана возвращением в гимназию и возможностью окончить ее. Кое‑ кто распустил в селе слух, что она всем обязана полковнику. Это на какое‑ то время вывело девушку из равновесия.

– Несколько четверок значения не имеют. Таких успехов не каждый способен добиться.

Искра заметила, что директор искренне рад за нее. Или ничего не знает о полковнике, или не подает вида, что ему все известно.

– Аттестат иметь важно, но это еще не все, – сказала девушка. – Нужно еще научиться работать.

– Что же ты собираешься делать?

– Отец подал прошение о назначении меня учительницей начальных классов в какую‑ нибудь школу, но, видимо, ничего не выйдет. Да ладно, годик посижу дома, а там видно будет.

– Зачем? Есть возможность кое‑ что сделать для тебя. Мой отец – один из попечителей и поможет, если хочешь. Может быть, по распределению никого не пришлют, тогда назначат тебя.

Искра пожала плечами и улыбнулась. Это село нравилось ей. Здесь она чувствовала себя спокойнее, чем в родных краях. Грабы всегда придавали ей силы, твердость духа.

Директор тогда больше ничего не сказал. Они расстались. Искра отдыхала, ходила с сестрой на виноградники. Живка никому в селе не рассказывала о последнем визите полковника к Искре.

– Знай, сестра, я никому ничего не сказала… – говорила она, когда они, вволю наевшись винограда, присаживались среди лоз. – Ты хоть мне одной скажи, что он с тобой тогда сделал?

– Ничего. После разгрома восстания я хранила в буфете пистолет. И пока полковник закрывал окно, достала оружие.

– Почему же ты тогда не убила его?

– Разволновалась, а он ведь военный, быстро выбил пистолет у меня из рук.

– Ну а потом?

– Потом ничего. Ты пришла.

– И все?

– Да, все.

– Почему же молчишь об этом? Ведь невольно возникают всякие подозрения.

– Хватит тебе. Не надо больше об этом. Раз я решила молчать, значит, так и будет.

Живка стегнула прутом по ветке дерева – и несколько орехов с потрескавшейся кожурой в бурых прожилках упали на землю. Сестры начали чистить их. Искра очень любила орехи, молочные, пока ядра еще не ссохлись и не потемнели. И вдруг белизна ореховых ядер напомнила другую белизну – белизну ее тела. Она начала жевать медленнее и почувствовала горечь во рту.

Однажды директор школы, возвращаясь из города, пришел в дом, где жила Искра. Сестры только что при шли с виноградника с полной корзиной спелого винограда.

– А‑ а, памид. Самый нежный сорт. Но у меня есть ворсистый памид. Он еще вкуснее. Обязательно свожу вас на наш виноградник, – предложил директор, а потом, обращаясь к Искре, сказал:

– Тебя решили назначить в другую околию, но я сказал, что у нас в селе есть вакантное место и что ты хотела бы получить назначение к нам. Тут ведь у тебя родственники. Мы, говорят, думаем назначить ее куда‑ нибудь подальше от родных мест. Здесь все знают ее историю. Но я сумел доказать, что этого делать не следует. Тогда в инспекции согласились рассмотреть запрос сельского попечительского совета. Сегодня же отец соберет совет, а завтра вышлем запрос.

Искра почувствовала прилив сил. Этот человек нравился ей своей деловитостью: если что пообещает, обязательно сделает. Что и говорить, характер у него был твердый. Он любил свою работу, и люди любили его.

О политике он с Искрой не говорил, и она не знала его взглядов. Но он явно сочувствовал ей, старался сделать все для нее.

Вышло так, как предполагал директор. В попечительском совете было решено назначить Искру учительницей в указанное место, и Цветанов послал запрос с нарочным прямо в инспекцию. Попечители даже не потребовали, чтобы девушка пришла для переговоров. Искра поняла: это директор все рассказал им, постарался уберечь ее от лишних расспросов. Ведь весь край знал ее – участницу восстания, помилованную. Она закончила гимназию на «отлично» и будет хорошей учительницей. Попечители так и не видели девушку, и она не видела их, тех, кто поручился за нее своими подписями. Искра расценила это как доверие к ней и почувствовала еще большее желание работать с детьми, воспитывать из них достойных людей.

Искра горячо поблагодарила директора школы за оказанное ей доверие, а тот только улыбался в ответ, будто был здесь ни при чем. Искра все еще не могла понять, какие чувства были у нее к этому человеку. Он появился на ее жизненном пути в тот самый момент, когда в ее сердце снова вспыхнул отчаянный бунт против бесчинств, чинимых карателями после разгрома восстания. Может быть, он станет опорой для нее в бунте против насилия? Искра была признательна за все именно директору школы, а не полковнику, спасшему ее от смерти. Руки этого офицера обагрены кровью убитых повстанцев, и его помощь была неприятна девушке.

Директор школы проявлял только чуткость по отношению к Искре, но и его чувства к девушке росли. Он часто ездил в город и окольными путями пытался узнать, как решается вопрос о назначении Искры. Заезжал он и в родное село девушки, заходил к ее отцу. И хотя его интересовали вопросы работы кооперации, Искра истолковала это по‑ своему – он хочет познакомиться с ее родителями.

Однажды в воскресенье, вернувшись из родного села Искры, Цветанов собрал крестьян и зачитал им устав кредитной сельской кооперации. Искра присутствовала на этом собрании. Она сразу поняла, что директор взялся за такую же работу, как и ее отец после разгрома восстания. Говорил директор школы просто, доходчиво, и собравшиеся внимательно слушали его. В этом директор не был похож на отца Искры – тот всегда говорил вдохновенно и красочно, но зато слова директора звучали очень убедительно.

«Надо покончить с грабежом… – говорил он крестьянам. – Хлеб растите вы, а хлеботорговцы вас грабят. Грабят при взвешивании, грабят в учете. Да и государство не гладит по головке. А кооперация ударит живодеров по рукам».

Приводя ясные доводы, Цветанов доказывал выгоду создания кооперации, и его речь подействовала на многих крестьян. Тут же, на собрании, они подходили к столу, за которым стоял директор школы, и записывались в члены кооперации. Записался и отец директора. За ним последовало десятка три крестьян. Остальные колебались:

– Погодим, посмотрим, как у вас пойдет, а уж тогда…

– Если кооперация прогорит, пропадет наша земля. Обождем. Не убежит…

А один, – Искра спросила, как его зовут, – Тоне, даже с улицы вернулся, положил шапку на стол, поплевал на руки и сказал: «Где сыты турки, там голый Асан не пропадет! » И вопрошающе посмотрел на директора школы.

– Не бойся, Тоне, не утонешь.

– Эх, если уж тонуть, то на глубоком месте, чтобы не мучиться на мели…

– У нас все на твердые ноги станет. Начнем выкупать жито, виноград, семена подсолнухов, сделаем маслобойку, купим молотилку, займы без процентов давать станем… Не как те, ростовщики, у которых за год по уши в долги залезаешь и милости не жди. Приведут к тебе пристава, и заем дорого обойдется.

Искра при упоминании о милости вздрогнула и вышла. Да, милости у мироедов нет! За милость платить надо. Только в сердце отозвалась неожиданно возникшая мысль: а вдруг «благодетель» узнает, где она и что собирается делать, разыщет и посрамит?

Вернувшись в родное село, Искра рассказала отцу о кооперации.

– Очень толковый человек директор. Вот бы к нему тебя назначили, – заметил отец, а мать не удержалась:

– Если меня спросить, этот человек для тебя. И не медли, выходи за него замуж. Положишь конец всем сплетням.

– Нет. Ведь он намного старше меня. Я найду себе помоложе.

– Ну, тогда еще долго будут болтать о тебе.

– Пускай болтают.

Отец притворился, будто ничего не слышит, и продолжал развивать свою мысль:

– Земледелец, а правильно понимает положение вещей, лучше многих наших, которые не выдержали, отступили. Я замечаю, как земледельцы меняют свои взгляды. «За три месяца до восстания разве могли мы подать друг другу руку? А вот теперь урок усвоили. Только вместе», – так сказал мне директор, а я ответил: «Как вместе? Послушаешь – ты настоящий коммунист».

«Я не отношу себя к земледельцам, – заявил тогда директор. – Это из‑ за отца они меня считают своим. Мне дороже всего справедливость».

До начала занятий Искра жила в родном доме. О назначении никаких известий не было. Зазвенел колокольчик в школе – сердце ее забилось. «Наверное, не утвердили. Возможно, вмешался полковник, решил, что хватит милости к ней, неблагодарной. Ничего, это даже лучше, что все так кончилось. Сейчас мне легче. Помощь этого человека всегда угнетала меня, делала зависимой. Теперь я самостоятельна. Могу в глаза сказать этому полковнику: мы все выяснили. Вы в вашем мире, я – в своем. Говорить нам больше не о чем».

Искра уже настроилась провести год дома, и вдруг на третий день после начала занятий в школе к ним в дом пришел сам директор Цветанов. Улыбаясь, он сказал:

– Вот приказ. Ты назначена, поехали.

Искра подошла к Цветанову, прочла приказ, который он достал из кармана, и посмотрела на директора. Девушку охватило чувство благодарности к этому человеку, и, если бы не присутствие родителей, она нашла бы, как высказать свою признательность. Но сейчас Искра повернулась к родителям и сказала спокойно:

– Ну, вы довольны? Вышло, как вам хотелось.

– Да ты сядь, сядь, – засуетилась мать, не зная, куда посадить дорогого гостя.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 202122 Следующая ⇒