|
|||
ИСКРА, ДОЧЬ УЧИТЕЛЯ 1 страница
На скамье подсудимых сидел дряхлый человек, бывший полковник царской армии, и напряженно слушал. Он старался вникнуть в то, что говорил главный свидетель – женщина с седыми прядями волос. Вернее, он не слушал, а всматривался в прошлое своими ослабевшими глазами. Ведь эта женщина была его прошлым, за которое его судили. Стенания эти пронзали сердце подсудимого, хотя оно уже не воспринимало чувств. Ему припоминалась белоснежная девичья грудь. И от этих воспоминаний все вокруг казалось белым: и скалистые горы, и ютившиеся в пади села, и люди, согнанные на площадь барабанным боем и криком: «Кто не выйдет, тот враг». Белой казалась и стена школы, у которой выстроили повстанцев, и выведенные на ней красной краской слова «Да здравствует рабоче‑ крестьянская Бол…». «Готово! » – доложили ему. Но не успел он поднять руку, на которой блеснул золотой перстень с короной, – за этим жестом должен был грянуть залп, – как неизвестно откуда с криком выбежала девушка и встала перед учителем, измученным побоями. – Меня расстреляйте! – крикнула она, окинув собравшихся безумным блуждающим взглядом. Командир задержал руку в воздухе, перстень ослепительно сверкнул. Ничего подобного до сих пор не случалось. Карательный отряд прошел столько сел, и никто не посмел остановить залп. – Кто она? – резко спросил командир. – Дочь учителя! – ответил растерявшийся кмет, которого каратели только что освободили из‑ под ареста. – Убирайся! – Офицер, командовавший расстрелом, дернул девушку за руку. Но она не отступала, судорожно вцепившись руками в отца. Ее светлая коса лежала на его локте. – Эй ты, уберешься или нет? – Офицер с силой потряс ее за хрупкое плечико. Беретка слетела с головы девушки. В тот же миг он одним махом разорвал ее одежду, обнажив девичью грудь. Полковник опустил руку, так и не подав знака открыть огонь. Глаза его засверкали. Лицо порозовело. Он с явным интересом разглядывал девушку. В какой‑ то миг вспомнил свою жену в молодости и знакомых женщин. Он и не подозревал, что среди крестьянок может быть такое совершенство. Девушка по‑ прежнему стояла перед отцом, закрыв его своим хрупким телом. Она стискивала зубы, жмурилась от солнца. Тело девушки словно было рассечено пополам. С одной стороны – изодранная одежда, а с другой – полуобнаженная статуя. Онемел не только безжалостный командир. Онемели солдаты, поднявшие винтовки в ожидании команды «Огонь! ». Послышались стоны. Старики опустили головы, старухи стали креститься сухими костлявыми руками. – Стыда у вас нет! Господи, покарай их! – Лучше убейте! – закричали женщины. – Не держите ее так, не срамите перед всем селом! Взгляды всех были устремлены на девичью грудь, колыхавшуюся от волнения в ожидании выстрела. Девичья грудь против винтовок. Сельские мироеды, сидевшие на старых партах под большим орехом и только что кричавшие «Смерть, смерть! », онемели. – Эй, Искра, прикройся! – спохватился кто‑ то. Девушка судорожно подняла с земли берет и стыдливо прикрыла обнаженную грудь. Она словно только сейчас поняла, что не расстреляна. Мать девушки, одетая в черное платье, стонала и металась перед цепочкой солдат, окружавших место расстрела. Она сняла с себя накидку и пыталась прикрыть свою полуобнаженную дочь. Офицер сильно толкнул женщину, и она, рыдая, упала. Дочь только теперь осознала весь ужас происходящего. Взгляды людей пронзали ее как кинжалы. Она дрожала и сжималась от стыда. Ей хотелось крикнуть: «Стреляйте, стреляйте, скорее, скорее! »
И теперь, столько лет спустя после того сентябрьского дня, перед глазами убийцы все еще стояла молодая грудь. И теперь он видел перед собой не увядшую женщину, а ту дерзкую девушку, которая покорила его красотой своего тела, обезоружила и заставила подарить жизнь ее отцу и ей самой. Сейчас суд должен был решить, что перетянет на весах правосудия – милость к одному человеку или смерть сотен. Могла ли капля милосердия искупить столько пролитой крови! Еще ребенком Искра видела, как каждый вечер к отцу приходили крестьяне. И он, их любимый учитель, допоздна говорил с ними, читал им книги, они что‑ то обсуждали. Девочка ложилась спать, а они все еще разговаривали, а иногда засиживались до утра. Потом в селе появился клуб, и над ним взвилось красное знамя. Искра была уже школьницей и помнила, как под этим знаменем собирались и стар, и млад. В клуб приходили взрослые, а во дворе играли дети. Но детские игры не удовлетворяли девочку, и она пробиралась к отцу, в клуб. Слушала, но не понимала, о чем говорят взрослые. Запомнился ей один вечер. Говорили о России, где был голод. Страшная засуха сожгла все Поволжье. Дети умирали с голода. Интервенция продолжалась, страна была охвачена гражданской войной. Рабочие и крестьяне боролись за новую власть. Искре запомнилось одно имя – Ленин. Он заботился о сохранении власти рабочих и крестьян, но не забывал и о голодающих детях. Искра представляла Ленина среди детей, голодных, с протянутыми ручонками. Что он может сделать? Где достанет хлеба, чтобы накормить их, где возьмет одежду для них? В тот вечер коммунисты решили собрать одежду, деньги, вагон жита и послать в Россию. Искра не спала всю ночь, ей казалось, что кто‑ то помешает этому. Отцепит вагон, и он не уедет. Дети погибнут. От взрослых она узнала, что правительство земледельцев не только согласилось пропустить вагон в Россию, но и решило не брать никакой пошлины. И все же во сне она часто видела, как темной ночью, когда поезд останавливается на продолжительную стоянку, кто‑ то тайком отцепляет вагон с хлебом и одеждой. Ей снились голодные русские дети. Она мысленно ехала в вагоне до Черного моря, там вагон грузили на большой пароход, который наконец‑ то привозил ее в большую страну, где их встречал хозяин, самый многодетный на свете отец – Ленин. Воскресенье. Молотьба. Такого урожая в селе еще не было. Пыль от молотилки застилает небо. И в этой пыльной дымке, душной, знойной, видно, как каждый наполняет мешочек для голодающих. Мешочки эти свозят к дому Искры. Там – склад. В этом доме – не только жито. Здесь – любовь к братской стране. Она переполняла и ее детскую душу. Искра следила, кто сколько дает. Это было для нее мерилом любви и верности. Зерно и одежду приносили не только коммунисты, но и все честные крестьяне. Кто скупился, отговариваясь, что мало родилось в этом году, у того Искра по‑ детски выпрашивала: – Ну еще один кутел[23], дядя, еще одному ребеночку. Русские однажды принесли нам свободу и снова принесут ее. Дни, когда отправляли зерно советским братьям, оставили в душе Искры глубокий след. Это событие явилось поворотным моментом в ее жизни. И в скором времени, став комсомолкой, она приняла участие в важном тайном собрании. Было решено достать оружие. Каждый комсомолец должен иметь оружие. Искра понимала почему. Они будут бороться с оружием в руках против угнетателей. Будут готовить восстание против царского строя – как рабочие и крестьяне в России, которых вел Ленин. Здесь же из уст в уста передавалось имя Георгия Димитрова. После занятий Искра ходила на боевые сходки. Теперь молодежь из школы всегда спешила в село. На околице молодые люди выстраивались в колонну и запевали: «Дружная песня пусть несется…» Все знали – идет молодая гвардия. Матери и отцы слышали эти голоса, и радость переполняла их сердца. Многие выходили им навстречу. Дети старались подражать молодым людям. Село волновалось, и до поздней ночи разносился гул голосов. По вечерам Искра с отцом отправлялась в поле за селом. Там Георгий Дамянов из Лопушина, служивший во время войны в армии, учил будущих повстанцев стрельбе. Училась стрелять и Искра. У нее был пистолет, и она каждую ночь тренировалась. Девочка взрослела быстро, как деревцо весной. Мечты переполняли ее. Лицо пламенело. Глаза горели. Стан приобретал гибкость и стройность, грудь вздымалась от волнения. Она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы вместе со старшими товарищами участвовать в борьбе. И когда вспыхнуло восстание, Искра, захватив пистолет, первой из девушек вышла на улицу. Перед клубом под большим красным знаменем собрались повстанцы. Отец девушки распределял людей по взводам. Предстояло овладеть окружным центром Враца. И рядом с большим знаменем в первом ряду заалело маленькое, комсомольское. Несла его Искра. Повстанцы шли с песнями. На полпути к Враце колонну догнал посыльный! Он сообщил, что идти надо не к Враце – она не восстала, а к Фердинанду, потому что враги снова захватили его. Ряды повстанцев сплотились еще теснее. Вел отряд Георгий Дамянов. Впереди – музыка. На подходе к городу, на Жеравице, повстанцев остановили залпы орудий. Оценив обстановку, решили вместе с повстанческими отрядами из других сел атаковать город с трех сторон. С криком «ура» повстанцы бросились вперед. По ним били из орудия, но снаряды не достигали цели. Видимо, среди солдат были хорошие ребята: они умышленно стреляли мимо. И так, почти без потерь, повстанцы овладели городом, отогнали правительственные войска, захватили орудие и много винтовок. Из Фердинанда повстанцы двинулись на Бойчиновцы, где враг, оправившись от удара, снова перешел в наступление. Теперь Искра была при командире как связная и санитарка. Ей советовали уйти с позиции в больницу, но она не соглашалась. Девушка давно мечтала участвовать в этом бою, последнем бою, после которого наступит царство свободы. Уйти – значило бы смалодушничать, а ей не терпелось совершить какой‑ нибудь геройский поступок. Командир заметил, что на правом фланге отряда бойцы стреляют неуверенно, и решил послать туда связного. – Я пойду, – вызвалась Искра, и командир разрешил ей выполнить это задание. Он полагал, что если девушку и заметят, то стрелять не станут. Восстание охватило весь район, однако на нивах по‑ прежнему можно было видеть работающих крестьян, на дорогах скрипели телеги. Было время уборки кукурузы. Искра вскочила на коня и помчалась вдоль межи, укрываясь за кустарником. Девушка уже не раз ездила верхом и считала себя опытной наездницей. Но лишь теперь, отъехав от своих, она поняла, что это нелегкое дело. Конь скакал спокойно, но, когда солдаты увидели всадницу и начали стрелять, конь испугался, стал подниматься на дыбы, и Искра с трудом удерживалась в седле. Управлять конем без поводьев было нелегко. Девушка пригнулась и, вцепившись в гриву, направила коня по тропинке. Пулеметы бешено лаяли, но она успела спуститься в лощинку, и пули пролетали мимо. До взятия города ее влекло вперед знамя, которое ей доверили нести комсомольцы. Сейчас у нее было одно стремление – выполнить приказ командира, передать нужное распоряжение. Надеяться можно было только на себя да на верного белого коня. Но зачем ей дали белого коня? Был бы гнедой, может, ее и не заметили бы. Осень обагрила кустарники, кукуруза пожелтела. И белый конь на этом фоне был виден издалека. Солдаты целились прямо в него, будто забыли о повстанцах, которые их атаковали. Наконец Искру заметили и повстанцы, к позициям которых она направлялась. Они начали махать руками и кричать: «Вниз, вниз…» Искра поняла. Через несколько шагов кустарники кончились, и тропинка вывела ее прямо под пули. Искра свернула в лощину, где было безопаснее. До сих пор она как бы наблюдала за ходом восстания со стороны, а сейчас непосредственно соприкоснулась с боем. Снаряды падали, образуя огромные воронки. Рвалась шрапнель. Вдруг откуда‑ то выскочил повстанец, схватил коня и потащил в заросли. Ноги девушки онемели, но, когда ее хотели снять, она обиделась. Сама соскочила с коня и виду не подала, что при этом подвернула ногу. – Ну как там? – окружили девушку повстанцы. В небе рвалась шрапнель, пули срезали стебли кукурузы. Мимо Искры пронесли убитого, вблизи стонал, истекая кровью, раненый. Все это заставило ее забыть о своей боли. – Передаю распоряжение командира. Георгий Дамянов приказывает перенести огонь левее, противник сосредоточил свои силы там. Повстанцы тотчас же выполнили приказ. У орудия, захваченного при взятии города, стоял Христо Михайлов. Он был опытным артиллеристом, но сейчас оказался в затруднительном положении. На орудии не было прицела, его унесли бежавшие от повстанцев солдаты. Приходилось стрелять, определяя расстояние до цели на глаз. – Огонь! – скомандовал Христо. Снаряды один за другим стали рваться прямо на позициях врага. Повстанцы перешли в атаку. Искре показалось, что в их мощном «ура» слышен голос отца. Еще несколько выстрелов повстанческого орудия – и путь к станции Бойчиновцы был свободен. Враг позорно бежал. Обрадованная девушка вскочила на коня и понеслась к городу. Ей было поручено явиться в штаб к Георгию Димитрову и доложить ему о результатах боя. Она гордилась тем, что ее послали к самому Георгию Димитрову, имя которого было известно всем жителям края. Искру останавливали, спрашивали пароль. Она с нескрываемым восторгом отвечала, ее с неменьшим восторгом пропускали. Наконец она добралась до штаба. Там соскочить по‑ мужски с коня не смогла, захромала на глазах у часовых. – Да ты ранена, девочка! – сказал один из повстанцев и подхватил ее. Искра увидела, что рукав ее блузки в крови. – Пустяки! Я должна лично доложить Георгию Димитрову о результатах последнего боя! – В таком виде к Димитрову нельзя! Сначала перевяжем. Забинтовали раненное шальной пулей плечо и отвели девушку к Димитрову. Потом она снова вернулась на фронт. Там ей довелось присутствовать на митинге, где командовавший повстанцами Гаврил Генов возвестил о разгроме противника и победе восстания. Столько переживаний! За трое суток Искра стала вдвое взрослее, из девушки‑ подростка превратилась в повстанца! И все это произошло ошеломляюще быстро. Ее сверстницы обычно еще не расстаются с детскими забавами, а она уже стала связной командира повстанческого отряда, посланцем Димитрова, скакала на коне под пулями. Когда бои кончились, Искра стала работать в повстанческом госпитале. Раненых было много – и повстанцев, и солдат, и офицеров. Раненый – не враг. Таков закон революции. Здесь, в госпитале, в отдельной комнате лежал капитан Попов, который командовал ротой, оборонявшей станцию от повстанцев. Он был ранен в лицо. Но больше других Искре приходилось ухаживать за тяжелораненым юношей. Тот бредил, вскакивал и, стоя на коленях, что‑ то бормотал. Удержать его было невозможно. «Огонь! Смерть, смерть гадам! » – в исступлении кричал он. Пришла его мать. Когда юноша успокоился и уснул, мать заплакала и попросила: «Помогите ему, сестричка, доченька моя…» В ее словах было столько горя, что заплакала и Искра. Как ему помочь? Доктора сказали, что нужен лед. Она прикладывала лед ко лбу раненого и сидела, сидела около него… Представляла, каким он был до ранения, о чем мечтал. Мать, плача, рассказывала: – Один он у меня. Отец погиб в войну. А сейчас… Лучше бы и меня убили. Помогите, спасите его. Отдам все, что у меня есть. Искра понимала чувства матери. Но что могла сделать мать, чтобы вернуть жизнь сыну? У нее самой, по ее рассказам, не было ничего, кроме старого дома, в котором она жила с золовкой, да клочка земли. Сын был любимцем села. Он вел молодежь. «Рабство скоро кончится, мамочка, и мы станем людьми, часто говорил он, – рассказывала мать. – Вот победим, женюсь. Увидишь, какую сноху тебе приведу. Но в селе не было у него невесты. Если останется жив, – мать посмотрела на Искру взглядом, полным надежды, – ты будешь…» В этот момент юноша запел в бреду: «Смело, товарищи, в ногу…» Искра дежурила по очереди с матерью. За эти тяжелые дни она сроднилась с юным повстанцем. – Доктор Илиев, – попросила она однажды, – сделайте ему укол, чтобы он успокоился. Врач стал делать уколы, но состояние раненого ухудшалось с каждым днем. Как‑ то утром он бросился к двери с криком: «В атаку! » В этот момент дверь резко распахнулась и ударила раненого по голове. Глаза юноши широко раскрылись, и он упал. В двери, злорадно ухмыляясь, стоял раненый капитан Попов. Он был в офицерском кителе, еще сохранившем следы крови. – Конец. Теперь вы наши пленники. Все поняли – город в руках карателей. – Мы в больнице! – крикнула Искра. – Зачем убили юношу? – Всех вас перебью, – прошипел офицер. – Вы думали, я ослеп и не видел, что вы делаете в этой коммунистической больнице? – Мы всех лечим одинаково. Для нас все больные равны. – Знаю, видел. Где доктор Илиев? Он от меня не убежит. – Он у раненых, где же ему быть. Юноша лежал на кровати и тихо стонал. Теперь он больше не вскакивал и не кричал. Глядя на умирающего повстанца, Искра окончательно поняла, что такое враг. Бесчеловечность, жестокость. Когда капитан ушел искать доктора Илиева, девушка подошла к матери повстанца и сказала: – Зверье! А мы их жалеем. Доктор Илиев знал о приходе карателей. – Доктор Илиев, есть приказ покинуть больницу! – говорили ему сестры. – Я больницу не оставлю, а вы позаботьтесь о себе. – Но они будут искать вас. – Я врач и до конца выполню свой долг. – Но они не поймут вас. – Я остаюсь на посту, а вы побыстрее скрывайтесь. Большинство сестер убежали, а Искра осталась с доктором Илиевым. Вскоре в больницу ворвались солдаты. Командовал ими капитан Попов. Он показал на доктора; «Этот. Я знаю, он лечил повстанцев». Искра видела, как гордо шагнул навстречу смерти доктор. Его вывели из больницы, а некоторое время спустя с берега Огосты послышались выстрелы. «Мамочка… его убили! » – крикнула Искра и упала как подкошенная. Когда она очнулась, ее повели в подвал полицейского участка. Там места не оказалось, и Искру отправили в школу, где содержались арестованные повстанцы‑ мужчины. Искра рассчитывала увидеть здесь и отца, но его среди арестованных не оказалось. В ответ на ее расспросы арестованные только как‑ то странно переглядывались, и у девушки мелькнула мысль, что отца расстреляли вместе с доктором Илиевым. Усилием воли Искра прогнала эту тревожную мысль, сумела справиться с волнением. Кроме нее в помещении оказалась еще одна девушка, тоже сестра из больницы. Когда наступил вечер, мужчины отгородили партами место для девушек. – Зачем вы строите эти баррикады? – спросила Искра Лило Боровишки, учителя, который во время восстания стал кметом города. – Для вас. Сюда каждую ночь приходят пьяные офицеры и вызывают, кого захотят. Если вас увидят, уведут. Стемнело. Искра и Райничка спрятались за партами. К полуночи, когда все задремали от усталости, кто‑ то толкнул дверь. Искра вскрикнула от неожиданности. Ей почему‑ то вспомнился раненый юноша, которого капитан ударил по голове. Если бы не этот удар, юноша выжил бы. Мать унесла его полумертвым, и, вероятно, пока они добирались до села, он скончался. – Лило Боровишки, – крикнул караульный, и все арестованные вздрогнули. – Я… – отозвался кмет, поднялся и стал снимать с себя одежду. – Выходи, покажешь, как может управлять общиной красный кмет, – захихикали убийцы. Девушки не смели поднять головы. Искра сквозь щели между партами увидела, как кмет снял часы, галстук, верхнюю одежду, свернул все и сказал: «Прошу тех, кто уцелеет, передать это моим». Оставшись в белой рубашке, повернулся и крикнул, обращаясь к повстанцам: – Я только об одном жалею. Жалею, что мы щадили их, не расстреливали сразу. И потому завещаю: в новой революции не давайте этим зверям никакой пощады. Революция и милосердие не совместимы. И снова в ночной темноте грянули залпы на берегу Огосты. Повторялись они не раз и днем. И каждый раз сердца девушек замирали от ужаса. Однажды утром пришел какой‑ то чиновник. Он никого не вызывал. Постояв у дверей, вошел внутрь и стал разглядывать арестованных. И как девушки ни прятались, он заметил их. – Пошли со мной, – сказал он им. Искра испуганно вскрикнула: – Нет, отсюда не выйду. – Вы поймите, вам же будет лучше, – мягко сказал чиновник. – Пусть с нами будет то же, что и с другими. – С вами может произойти нечто ужасное, а потому идемте со мной. Искра обняла подружку. Арестованные настороженно следили за чиновником. Он был один, без охраны. – Не трогай девчат, – строго сказал кто‑ то из арестованных. Он дал понять чиновнику, что ему несдобровать, если он явился со злым умыслом. – Если собираешься безобразничать, поищи женщин из тех, что на свободе, а девчат не тронь. – Я хочу спасти их от солдатни. Узнали, что здесь есть девушки и… Для их же добра переведу в полицейский участок. Там под моим контролем этого не произойдет. Понимаете, какая опасность грозит им здесь. Чиновник говорил тихо, словно старался, чтобы девушки не слышали его. Но Искра все слышала. По дрожи в голосе чиновника, по выражению его лица она поняла, что тот не обманывает. Девушки собрали вещи и пошли за чиновником. Немного погодя в школу нахлынули пьяные жандармы. – Где девчонки?! Дайте нам девчонок, а не то перебьем всех! – Нет здесь никаких девчонок и не было. Ищите, если хотите. В полицейском участке Искра с подругой подметали двор. Полицейские смотрели на голые ноги девушек и заигрывали с ними. Заигрывания были противны им, но они молча продолжали работать. Что им оставалось делать? Потом девушек заставили мыть пол в помещении, и здесь они снова чувствовали на себе похотливые взгляды дежурных полицейских. – Могли бы и не делать этой грязной работы, если бы согласились… – пристал к ним какой‑ то полицейский. Искра не выдержала и хлестнула его тряпкой. Он набросился на девушку и стал срывать с нее одежду. Но она не растерялась и позвала на помощь. Как это ни странно, прибежавшие полицейские не дали своему коллеге надругаться над Искрой. – Мы пожалуемся начальству! Ишь что придумали! – крикнула Райничка. Видимо, о происшедшем, хоть и с опозданием, узнал чиновник, который привел девушек в участок, и полицейские больше не трогали их. Искра и Райничка пробыли под арестом несколько дней. Наконец все тот же чиновник вызвал их к себе и сказал: – Уходите и политикой больше не занимайтесь. Девушки собрали свои вещички и быстро ушли. Вечерело. У Райнички в городе оказались знакомые, а Искра думала, думала и пошла к учителю, у которого они с отцом бывали не раз. Постучала в дверь учительского дома. Ей открыла жена учителя. Сначала она не узнала Искру: девушка была очень плохо одета и едва держалась на ногах. Женщина помогла Искре привести себя в порядок. Поздно вечером пришел домой учитель. Он был бледен. Видимо, напуган происходящим в городе. Учитель не принимал участия в восстании, но обозленные каратели не считались ни с чем. Никто не мог быть уверен, что его не схватят и не расстреляют. Искра поужинала вместе с хозяевами и улеглась на кухне, на топчане, а утром, поблагодарив хозяев за приют, отправилась домой. В городе она встретилась с подружкой, и они вместе пошли в село. На околице девушки повздорили из‑ за красной косынки. Косынка у них была одна, а каждой хотелось повязать ею голову и так войти в село. Решили бросить жребий. Повезло Искре. На улицах села девушкам никто не встретился. Много домов было сожжено. Дом Искры тоже сожгли. В погребе Искра увидела уцелевшие при пожаре пожитки. На ее зов никто из родителей не откликнулся. И тут девушка услышала бой барабана и крики глашатая: «Кто не выйдет, тот враг…» Искра схватила берет, сунула косынку в карман и бросилась бежать к школе, гонимая тревожным предчувствием. Перед стеной школы она увидела согнанных сюда повстанцев и среди них отца. Перед ее глазами промелькнули белый конь, повстанческое орудие, Георгий Димитров, доктор Илиев в белом халате, красный кмет в белой рубашке. Ей показалось, что за столом перед школой в кресле сидит капитан, тот самый, что был в больнице, и подает команду «огонь». Искра закричала и бросилась к отцу…
– Вы знали, кем была в то время свидетельница? – спросил председатель суда у подсудимого. – Да, – глухо ответил тот. – Сельские власти мне доложили обо всем. И что встречалась с Георгием Димитровым, знал. – А почему отпустили ее? – Подсудимый молчал. Молчала и женщина. Положение свидетельницы было нелегким. Она помнила себя в тот миг, дрожащую, оцепеневшую в ожидании смерти. Срывая одежду, офицер поранил ее, она чувствовала, как кровь стекала по шее к голой груди. Поняла, что на нее смотрят люди, что надо как можно скорее прикрыть наготу, но в тот роковой час было что‑ то сильнее этого желания. Она хотела во что бы то ни стало спасти отца. Стояла как парализованная, ничего не видела, ничего не слышала, только ждала выстрела. Что ей кричали – она не понимала. Слышала только, как бьется сердце, и чувствовала головокружение. Потом, когда уже опомнилась и прикрыла обнаженную грудь, поняла, что спасла отца и себя. Наконец ее увели. Она слышала за спиной залпы. Кроме отца, всех повстанцев расстреляли. Недописанный лозунг «Да здравствует рабоче‑ крестьянская Бол…» изрешетили пули. Здесь же, у двора подожженной ими школы, каратели устроили пир. Пламя, охватившее разбитые парты, колыхалось под старым орехом. Огонь трещал, желто‑ красные языки поднимались высоко в небо. Каратели одну за другой опустошали бутыли с вином. Сельские правители привели музыкантов. Загремели марши. Стол, на котором совсем недавно подписывались смертные приговоры повстанцам, был завален всякой снедью. Каратели веселились, огонь пожирал остатки здания школы, дым поднимался над развалинами многих других домов села. Полковник был не спокоен. Молча смотрел на пламя. Случившееся разбудило в нем незнакомые чувства. И его терзали не угрызения совести, нет. Перед его глазами все время стояла девчонка. Приговоры он привел в исполнение как верный служака царю и отечеству. Столько лет он выполнял эти приказы. Не мог не исполнить их и сейчас. Тем более сейчас, когда бунтовщики с оружием в руках поднялись против царя. Думать, колебаться – значило пойти против самого себя. Если бы они победили и взяли его в плен – не помиловали бы. Таков закон. Но не было такого закона, чтобы расстреливать невинных людей. Ну а когда невинным человеком оказалась дочь, всем сердцем желавшая спасти отца? Что тогда? – Не привести ли девчонку, господин полковник? – спросил подвыпивший офицер. Полковник опорожнил недопитый стакан и мрачно ответил: – Приведите. Офицер щелкнул каблуками и исчез. Огонь то затихал, то вновь вспыхивал, озаряя выщербленную пулями стену школы. Головешки зловеще шипели. Это был пир огня. Языки пламени то падали, то поднимались. Они словно танцевали какой‑ то дикий, жуткий танец. Полицейские поддерживали огонь, и пламя бушевало. Из большинства домов села слышались стоны и плач женщин. Во дворах тревожно лаяли собаки. В ожидании новых арестов никто не спал. Вот на улице послышались шаги, громкие и злые голоса карателей. У окон домов замерли согбенные фигурки стариков. Кого же еще арестовали? Ведь, кажется, уже всех повстанцев расстреляли. К школе вели Искру. Неужели полковник передумал и приказал расстрелять и ее? Девушка медленно шла вдоль улицы, укутавшись в мужское пальто. За ней, стуча каблуками, шел офицер. – Где ты спрятала знамя, сознавайся, – допытывался он. Каждый раз, когда девушка замедляла шаг, он грубо толкал ее вперед. – Ты его спрятала. А сама в красном платке, словно со знаменем, вошла в село. Так ведь было? Искра молчала. Ей казалось, что из окон домов кто‑ то внимательно следит за ней и офицером. Попробуй он только тронь ее, сразу же получит по затылку. Остались же живые мужчины в этом селе, не все же перебиты. И она шла в зареве огня, шла гордо, хотя и знала, что ей грозит смертельная опасность. – Вот она, господин полковник. Не хотела идти. Я, говорит, помилована. Нечего меня больше судить. Я ее силой вытащил. Тот, кто помиловал, говорю, посмотреть хочет на тебя поближе. Искра стояла в стороне, склонив голову. Она чувствовала на себе взгляды пьяной солдатни. – Ну, ты, подойди! – крикнул офицер и схватил ее за воротник. – Что вы за люди, коммунисты! Вам жизнь даруют, а вы спасибо сказать не хотите. Девушка вздрогнула, почувствовав прикосновение омерзительных пальцев. – Иди сюда и не строй из себя святую. С командирами повстанцев любовь крутила, а здесь упираешься, не хочешь руку поцеловать своему спасителю. Девушка вырвалась из рук офицера. – Это еще что? – Офицер снова схватил ее, и так крепко, что даже порвал рукав платья. – Сама страсть распалила, вот теперь и туши душевный пожар. – Убейте меня… – Ах, не хочешь! – И он рывком привлек ее к себе, разорвал платье и рубашку, обнажив грудь девушки. Но на этот раз им не удалось долго наслаждаться этим зрелищем. Скрестив руки, Искра прикрыла грудь и, как затравленный зверек, упала на землю. – Оставьте ее, поручик! – строгим голосом крикнул полковник. – Я помиловал ее и не позволю… Поручик щелкнул каблуками и удалился. Полковник постоял какое‑ то время над девушкой, потом нагнулся, взял ее за руку и сказал: – Встань, ничего плохого не случится. Искра не поднималась. Она чувствовала на себе любопытные взгляды солдат, слышала злорадный шепот. – Немедленно убирайтесь и погасите этот огонь, черт бы вас побрал, – скомандовал полковник солдатам. – Слушаюсь, господин полковник! – козырнув, ответил офицер, сразу же взял палку и начал бить ею по разгоревшимся поленьям. Солдаты стали заливать огонь вином – бежать за водой к реке им не хотелось. Пламя утихло, и солдаты во главе с офицером куда‑ то ушли. Полковник поднял девушку. Она встала, запахнула пальто. Придерживая изорванную одежду, неподвижно стояла перед полковником.
|
|||
|