ОТ РЕДАКЦИИ 4 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 10Следующая ⇒

Простишь ли мне мой грех?

И не поблагодаришь ли меня за любовь собою,

В слепоте моей,

В незрячести моей пред твоим светом? »

Я знаю, ты простишь мой танец,

Ибо святое сердце — друг твой верный.

Я знаю, ты увидел во мне

Объект твоего собственного ученья.

Ибо нет тех долин, чтоб утолили твой голод, нет мостов,

И нет пустынь для тебя».

Да, он был как тополь,

Как озеро меж холмов медовых.

Он казался снегом гор Ливийских.

И хотела б я заморозить губы о синий лёд уст его.

Но он был далеко от меня,

И я была устыжена.

А мать моя держала меня за руки,

Когда желание моё его искало.

Когда бы он ни проходил, сердце моё

Болело от его нелюбви,

Но мать моя хмурила брови в презрении к нему

И торопливо гнала меня прочь от окна

В спальных покоях моих.

И недовольно кричала:

«Кто он, тот пожиратель саранчи из пустыни?

Что за насмешник он и ренегат,

Подстрекатель к бунту.

Лиса и шакал земель проклятых,

Проникший в наши залы и желающий воссесть на нашем троне?

Ступай-ка, спрячь лицо твоё от взгляда дня сего».

Вот как говорила мать моя.

Но сердце моё не пристало к словам её.

Я любила втайне его,

И мои сны были его пламенем опалены.

Он вновь пришел.

И когда-нибудь придет в меня навеки.

Возможно, это была моя юность,

Что не желала оставаться здесь,

С тех пор, как убит был бог юности.

И я танцевала ради головы Крестителя...

Говорит Сын Человеческий

«КОЛДУНЬЯ»

Вчера ещё здесь была женщина, которую любил я, обитала в пространстве умолкшем, отдыхала на сем ложе и пила благородное старое вино из хрустальной чаши.

Но сон сей из далекого Вчера, ибо та женщина, которую так любило моё сердце, перенеслась в иное место и ушла в страну Забвенья и Пустоты. Отпечатки её пальцев застывшие ещё хранит зеркало мое, аромат её дыханья я чувствую в складках моей одежды, а эхо её любящего голоса ещё отражается в пространстве этом.

Однако женщина, которую любило моё сердце, ушла в чужое место обитанья, что зовется долиной Забвенья и Изгнанья.

Рядом с ложем моим висит портрет сей женщины. Письма любви, что писала она мне, храню в серебряной шкатулке я, украшенной кораллами и изумрудами.

Всё это останется со мной до завтра, когда ветер понесет сие в Забвение, туда, где царит лишь глухое молчанье.

Женщина, которую люблю я, редкой красоты, как будто создал Бог её, нежна как голубь, умна как змея, дика как волк, жива как белый лебедь и устрашающа как чёрная ночь. Она из пригоршни земли и кубка пены морской была когда-то создана. Женщина, любимая душой моей, зовется Жизнью, и она прекрасна. Она завоевывает сердца и утишает обещаньями нашу неутоленную страсть.

Её одежды — ясный день, украшенный тьмой ночи. Она превращает сердце человеческое в любовника пылкого, но вот о свадьбе слышать не желает.

Жизнь — колдунья,

Что соблазняет нас красой своей —

Однако тот, кто знает её трюки.

Избежит ее соблазнов.

Свидетельские показания Рахили, ученицы Иисуса

ОБ ИИСУСЕ ВИДИМОМ И НАСТОЯЩЕМ

Я часто удивлялась тому, что Иисус был человеком из плоти и крови, как и мы с вами, хоть и была это всего лишь видимость.

Часто мне казалось, что он был мечтой мечтающего среди немечтающих мужчин и женщин.

Он и в самом деле был мечтой, одной из многих, мы начали реализовывать её.

Но и мечтой он не был в то же время. Мы знали его три года и наблюдали за ним широко открытыми глазами.

Мы касались его рук, и мы следовали за ним, бредя с одного места на другое. Мы слушали его проповеди и были очевидцами его деяний. Так неужели ты думаешь, что мы попали в мечту из области грез и сновидений?

Великий всегда наблюдал, только наблюдал за битвами нашей повседневной жизни. Да-да, Иисус из Назарета был самым великим Состязанием, самой Великой Битвой. Отца и мать и братьев этого человека мы прекрасно знали, но он всё равно оставался для нас чудом, сотворенным в земле Иудейской. Да, все его чудеса были только составной частью Великого Чуда.

И все реки, и все годы не смоют из нашей памяти его образ.

Он был горой, вздымающейся в ночи, он был нежным румянцем, покрывающим лик холмов. Он был бурей в небесах, и он же был журчанием ручья в тумане рассвета.

Он был ливнем, льющимся с высот на землю, уничтожаемую жаром. И он был детским смехом.

Каждый год я отправляюсь по весне в гости к той долине. Я рассматриваю лилии и цикламены, и каждый год моя душа печалится вместе со мной. И вечно радуюсь я вместе с весной.

Когда Иисус пришел в мое время года, он сам был весной, и в нём воплотились надежды всех прошедших лет. Он наполнил моё сердце радостью. И казалось, расцветаю я фиалкой, раскрываюсь в свете его пришествия.

Нет, Иисус не был ни фантомом, ни выдумкой поэта. Он был человеком радости, но умел радоваться как-то иначе, чем все остальные люди. И с высот его печали он дарил радость всем остальным людям.

Ему являлись видения, какие не дано увидеть нам, и слышались голоса, какие не дано услышать нам. Ему было дано говорить со многими.

И часто оставался Иисус в одиночестве. Он был меж нами, но он не был одним из нас. Иисус был над землей, он был над небесами. И только в нашем одиночестве мы можем войти в землю его одиночества.

Он любил нас нежнейшею любовью. Его сердце было виноградом. Ты и я можем лишь прикоснуться к чаше и отпить того вина.

И все же я не могла понять многого в Иисусе: его забавляли слухи, ходившие средь народа о его деяньях. Он шутил и играл словами, и смеялся от полноты сердца своего, но в глазах его мелькало что-то чужеродное и печалью веяло от голоса его. Только теперь я поняла.

Я часто думаю о земле, как о женщине, тяжелой первенцем. Когда Иисус родился, он был первенцем. Когда ж он умер, он превратился в Первого Умершего Человека.

Ибо вместе с ним в ту мрачную пятницу умерла сама земля.

И не умрем ли мы, коли пропадут из нашей обнаженной памяти черты его лица?

Он не был Богом видимым. Он был Настоящим.

Свидетельские показания Клеопы

О ЗАКОНЕ И О ПРОРОКАХ

Когда Иисус говорил, вся земля прислушивалась к его голосу. Его слова не были предначертаны для нашего слуха, скорее всего, обращены они были для элементов, из которых создавал сам Бог землю.

Он говорил об океане, нашей безбрежной матери, породившей нас. Он говорил о горах — наших старших братьях, чьи вершины подают нам надежду.

А еще он говорил об ангелах, кружащих над океаном и горами, коих видеть нам дано только в мечтах.

И много тише пел он песни любви, что пронзали грудь нашей памяти.

Он говорил просто и весело, и песня его голоса казалась прохладной водой, которой жаждала земля.

Вновь и вновь простирал он руки к небесам, и пальцы его казались ветвями смоковницы; и говорил он голосом великим:

«Пророки древности говорили с вами, и слух ваш наполнился словами их. Я же скажу вам только то, что опорожнит уши ваши, подготовив ваш слух для великого».

Слова эти Иисусовы: «Я же скажу вам только... » не мог произнести ни один человек нашего народа, нашей земли. Вновь и вновь ссылался он на пророков и добавлял: «Я же скажу вам только... »

Что за звезды пронзили темноту души!

Иисус говорил, а эхо его слов разносилось повсюду. Я не забуду ни его слов, ни их эха.

Я не знаю, как закончить сию историю. Нет слов у меня, и за это прошу я прощения. Окончить её не позволяют мои губы. Так затихает песня любви на ветру.

Свидетельские показания Наамана из Гадара, друга Стефана

О КАЗНИ СТЕФАНА

Его ученики были разогнаны. Иисус даровал им в наследство страдания, которые претерпел он сам во время казни своей. За ними охотились, как будто были они оленями, лисами в полях, и колчаны охотников были полны стрелами гнева.

Но когда удавалось поймать их и предать смерти, они радовались, и лица их сияли подобно лицам женихов на свадебном пиру. Ибо он даровал им в наследство радость.

У меня был друг из северных земель по имени Стефан; и поскольку считал он Иисуса Сыном Божьим, был Стефан схвачен на площади базарной и побит камнями. И когда Стефан пал на землю, раскинул он руки, словно бы желая дотянуться до Учителя своего. Руки его казались распростертыми крыльями птицы. И когда последний слабый луч света потух в его глазах, собственным глазам моим открылась улыбка на устах его. Улыбка эта казалась дуновением, что проносится в конце зимы и возвещает приход весны. Как описать её?!

Я помню то, что сказал Стефан: «Я должен уйти в другие земли, и уже иные люди схватят меня на иной площади базарной, собираясь побить камнями, ибо и им я стану рассказывать о нём».

А ещё я запомнил того, что стоял подле казненного, что наблюдал с видимым наслаждением за тем, как били Стефана камнями.

Имя его — Савл из Тарса, он был тем, что натравил на Стефана первосвященников, римлян и толпу, всегда готовую схватиться за камни.

Савл был лыс и ростом невысок. Его плечи были искривлены, а черты лица были отталкивающе некрасивы; не нравился он мне.

Смешно лишь то, что ныне он проповедует Христа в домах верховной знати. Оставаясь по-прежнему слишком жестоким, чтобы полюбили его, чтобы поверили ему...

Мне никак не смолчать о человеке из Тарса. Я должен рассказать, что после казни Стефана он укрощён был и побеждён на пути в Дамаск. Вернее, укрощён его разум, а сердцем не стать ему средь верных учеников на равных.

Хотя, возможно, ошибаюсь я. Я часто ошибаюсь.

Свидетельские показания Фомы

О ПРЕДТЕЧАХ ЕГО СОМНЕНИЙ

Мой дедушка, что был законником, однажды сказал: «Да не оставит нас истина».

Когда Иисус призвал меня, я обратил внимание на него, ибо его команды были куда могущественнее, чем моя собственная воля.

Когда он говорил, других качало, словно ветви на ветру, я вслушивался неподвижен. Я любил его.

Три года провёл он с нами, рассеянные по миру товарищи пели имя его, очевидцы его бытия разбредались меж стран.

С того времени зовусь я Фома Сомневающийся. Тень деда моего незримо следует за мной, и всегда я обращал истину манифестом собственного существования.

Я растеребил рукою собственные раны, из них стекала кровь, и я верил в неверии моём.

Теперь человек, любивший всем сердцем, сомневался в уме Его, стал он рабом на галерах, что спит на веслах и грезит о свободе, рабом, рассказывающим плети об Учителе, разбудившем его. Я сам был тем рабом, и я грезил о свободе, но сон о деде моём был всегда со мной. Плоть моя была близка плоти моих собственных грез.

В присутствии Назареянина я закрывал мои глаза и видел, как сжимают мои руки весла галеры незримой.

Сомнение есть тоже страдание одинокое, ведающее о вере, втором своём брате.

Сомнение есть подкидыш несчастливый и заблудившийся, думающий о том, зачем его собственная мать дала ему родиться.

Ибо сомнения не ведают веры, исцеляющей раны, врачующей их.

Я сомневался в Иисусе, всё же сделав его манифестом собственного бытия, и проталкивал упрямо руку в страшные его раны.

Но всё равно я верил, и я был свободен от моего Сегодня, от Сегодня моих предтечей.

Казнь во мне похоронила его казнь, казнь царя Иного, который был всего лишь Сыном Человеческим.

Сегодня сказало мне, что должен я уйти и славить имя его средь персов и индусов.

Я должен уйти. Уйти из этого дня.

Был ли он Богом? Я ухожу, сомневаясь.

Говорит Сын Человеческий

«СКОРЛУПА И ЗЁРНА»

Мы, люди, — и вы, и я — позволяем ослепить себя лишь внешним блеском, мы слепы для действительного и истинного, что скрыто в глубине.

Когда споткнется кто-то, скажем мы, что пал он под грузом грехов своих.

Когда колеблется человек, заявим, что он бессилен решение принять. Заикнется, человека немым представим, вздохнет, и тут же думаем мы, мол, при смерти лежит.

И вы, и я — мы позволяем затуманить взор себе скорлупкой «Я», его внешним обликом. Нам не проникнуть к радости души, ибо высокомерием мы окружены и истину, что есть в нас, не приемлем. Я говорю и вам, и самому себе — и может быть, слова мои есть тоже маска, лицо моё скрывающая на самом деле: наши глаза видят лишь дымку, скрывающую Правду, которую воспринять должны мы; и наши уши слышат только шум, что всё собой перекрывает, а понимать должны мы сердцем. Должны, но не хотим...

Свидетельские показания верховного безумца — Разума

ИИСУС ИЗГНАННИК

Ты просишь рассказать меня об Иисусе Назареянине, и уж многое я рассказал, хоть время для повести сей ещё не подоспело. Всё, что говорю о нем теперь я, есть истина.

Человек магии, лекарь, утонувший во всех страстях.

Он не был гордым сыном Державы, он не был верным гражданином Империи; он презирал и Державу, и Империю.

Он жил свободным и непокорным, как домашняя птица, вдруг воспарившая в небесные высоты, ибо на земле велась отчаянная охота на неё.

Никто не должен был открывать ворота пред ним. Это был закон. Непреложный закон. И по этой причине Назареянин порвал с законом, он и его бесприютные последователи были в мире сем Ничем.

Был ли он Богом? Не знаю. Но он был Человеком без Маски.

Говорит Сын Человеческий

«КАК Я СТАЛ БЕЗУМНЫМ»

Вы спрашиваете меня, как я стал безумным? Это произошло так: однажды, задолго до того как родились многие из богов, я пробудился от глубокого сна и обнаружил, что украдены все мои маски, — я носил их в семи жизнях. Я бежал без маскировки по улицам, крича: «Воры, воры, проклятые воры! »

Мужчины и женщины смеялись, а некоторые спешили в страхе предо мной спрятаться в домах. И когда я добрался до рыночной площади, молодежь с криками: «Он — сумасшедший! » — полезла на крыши домов. Они уважали меня, сами о том не догадываясь даже.

Первое время солнце целовало мое незащищённое и беззащитное лицо, и душа моя воспалилась от любви жаркой солнца.

Больше я уже не хотел никаких масок. И словно в припадке закричал я во весь голос: «Благословенны, благословенны будьте вы, о воры, укравшие мои маски! »

Так я и стал сумасшедшим.

И обрел я и свободу, и безопасность в безумии моём: свободу одиночества и безопасность от бытия Разума. Того самого Разума, который понимает, что все мы порабощены чем-то, что существует в наших душах.

Но позвольте мне не выказывать гордость собственной безопасностью. Ибо даже вор, заключенный в темницу, не может быть застрахован от происков другого вора.

Свидетельские показания Одной из Марий

О ЕГО ПЕЧАЛЯХ И ЕГО РАДОСТИ

Глава его всегда была поднята высоко, и пламя Господа мерцало в его глазах. Он часто грустил, но печаль его была нежнейшим ливнем. Тёплым ливнем.

Когда он улыбался своей улыбкой, голод по незнаемому у людей только возрастал. Казалась его улыбка звездным маревом, укутывающим детей мягчайшим одеялом. Казалась его улыбка краюхой хлеба для умирающего от голода человека.

Он был печален, но когда печаль его касалась губ, раздвигались они в улыбке. Что казалась золотой вуалью, накрывшей землю. А иногда грустила его улыбка лунным светом.

Он улыбался, и как будто пели его губы на свадебном пиру Жизни.

Он не был Богом. Он был грустью и улыбкой.

Говорит Сын Человеческий

«О РАДОСТИ И СТРАДАНИИ»

Ваша радость есть ваше страданье без маски. И тот же самый фонтан, в котором ваш смех бурлит, наполненный вашими слезами. Да и как бы могло по-другому быть? Чем глубже страданье погребено в землю вашего бытия, тем больше радости понять способны вы.

Что есть сосуд с вином, как не кувшин, что в печи горшечник обжигает? Что есть флейты звук, услаждающий вашу душу, как не дерева чурбан, изрезанный ножом?

В радости вглядитесь в глубину сердец, и вы найдете, что только то, что заставляет вас страдать, даёт вам радость. Когда печальны вы, вглядитесь в сердце вновь, и вы увидите, как истина о том рыдает, что удовольствие вам доставляет.

Некоторые говорят: «Радость больше, чем страданье». А другие спорят: «Нет, страданье несоизмеримо больше».

Но говорю вам я, они — неразделимы. Они идут рука об руку друг с другом, и если кто-то из них сидит подле вас за столом, то знайте, что другой в кровати вашей спит. Воистину они подобны чашам весов, в одной — страданье ваше, а в другой — вся радость. Только когда пусты сии чаши, равновесие наступает. А надобна ль пустота?

Свидетельские показания Руманоса, поэта-грека

ИИСУС ПОЭТ

Он был поэтом. Он видел нашими глазами и слышал нашими ушами, и тишина наших слов слетала с его уст.

Его сердце влетало поющей птицей севера и юга. Моё сердце слышит его слова: «Милая маленькая зеленая трава, ты должна быть со мной в царстве моём, вместе с дубами византийскими и кедрами ливанскими».

Он любил весь мир, он казался Иисусу лицами детей.

Он любил гранаты или чашу вина, наполненную добротой.

И он любил миндаль цветущий. Его любовь накрывала золотой вуалью всю землю.

Он ведал озера и небеса. Он говорил о жемчужинах света, о звездах, что усеивают нашу ночь.

Он ведал горы, как никто из нас, и долины, что открывали ему свои живые и мертвые тайны. Пустыни жили в его молчании и сады в его смехе.

Ах, он был поэтом, сердце которого живет в просторах небесных, и его песни пели в наших ушах, и люди в других землях считали их песнями своей молодости.

Я тоже был поэтом когда-то, но когда предстал я перед ним в Вифании, то понял, что такое поэтический дар. Ибо в его голосе звучали раскаты грома, и слезы дождя, и веселье танцующих на ветру слёз.

И с тех пор знал я, что моя лира об одной струне всего и что голос мой не вмещает ни всей памяти Сегодняшнего Дня, ни надежд на Завтра, я отложил в сторону мою лиру и замолчал навеки. Но всегда в сумерках я слышал, вслушивался в голос Поэта, повелителя всех поэтов.

Говорит Сын Человеческий

«ГОЛОС ПОЭТА»

Моя душа — мой друг, что утешает меня в беде и муках жизни. Кто не поможет душе своей, есть человечества всего враг. Жизнь возникает изнутри, не стремясь прорваться во внешний мир.

Я пришёл, чтоб Слово стало явно, я стану Словом.

И если смерть мне помешает в том, то за меня всё скажет Завтра, ибо это Завтра никогда не оставляет нераскрытых тайн в Книге Вечности.

Я пришёл, чтоб в блеске Любви и в свете Красоты стать жизнью. Любовь и красота есть божье отраженье. Я здесь живу, и людям не дано меня изгнать из Дома Жизни, ибо знают они, что и в смерти жить я буду. И когда глаза мои они исколют, услышу мелодию и песню красоты я. И когда меня лишат они слуха, я буду упиваться лаской ветра, что смешан с ладаном любви и ароматом красоты. И меня сбросив в Абсолютную Пустоту, просчитаются они, ибо жить я буду с душой моею вместе, она ж — дитя Любви и Красоты.

Я пришел сюда, чтоб жить за всех и со всеми, и всё то, что делаю я сегодня в одиночестве моём, Завтрашний День понесёт всем людям.

И то, что сегодня говорит лишь моё сердце, Завтра произнесут сердца великого множества людей.

Свидетельские показания Левита, последователя

О ТОМ, КТО СБИВАЛ С ТОЛКУ ИИСУСА

Как-то раз подошёл он к моему дому, и моя душа заторопилась ему навстречу. Он заговорил со мной: «Вставай, Левит, и следуй за мной».

И я следую за ним с того самого дня.

А на следующий день я умолил его войти в дом мой и быть моим гостем. И он, и его друзья преступили порог мой и благословили меня и жену мою с детьми. И были у меня иные гости. Содержатели дворов постоялых, люди учёные. Но в сердце своём были они против него.

И когда сидели мы на скамьях, один из содержателей домов постоялых спросил Иисуса: «Верно ли, что ты и ученики твои порвали с законом и зажигаете огонь в дни саббата? »

И ответил ему Иисус: «Да, мы зажигаем огонь в дни саббата. Мы воспламеняем дни саббата, как и все остальные дни».

А другой содержатель постоялого двора сказал: «Пить вино вместе с тобой дело для нас нечистое».

И Иисус ответствовал: «Ах, как же мы все стремимся к комфорту в отношениях с Богом! »

Третий содержатель постоялого двора спросил: «Правда ли то, что грозил ты гибелью Иерусалиму? »

Лицо Иисуса напоминало мне каменистые высоты Ливана.

И сказал он: «Верно сие. Помните ли вы Вавилон? Вавилон не смог изжить своих блудниц; и Вавилон пал во прах и не смогли уж более глаза его лицемеров видеть свет дня».

А я закрыл глаза и увидал виденье: семерых женщин в одеждах белых, что окружили Иисуса. Их руки были скрещены на груди, а головы опущены долу. И я вгляделся в туман моих грез и разглядел лицо одной из семи женщин, и осветило оно мою мглу.

Это было лицо гибели, что поселилась в Иерусалиме.

Тут я открыл глаза и взглянул на Иисуса, и он улыбнулся мне в ответ, мне и другим, кто не покинул ещё к тому времени скамью.

И вновь закрыл глаза я и увидел в свете ярком семь мужей в одеждах белых, окруживших его со всех сторон. И вгляделся в лицо одного из них.

Это было лицо вора, распятого потом по правую руку от него.

Чуть позже Иисус и его товарищи покинули мой дом во имя пути.

Был ли он Богом?

Не ведаю. Но если и был, то это значит, что богов тоже распинают.

Говорит Сын Человеческий

«СЕМЬ Я»

В самый тихий час ночи, когда прикидывался я спящим, мои семь «Я» сидели вместе и шёпотом переговаривались друг с другом.

Первое «Я» сказало: «Здесь, в безумце этом, я живу все годы, живу с Ничто, но возобновляю его страдания во днях и возрождаю все его печали в ночи. Я не могу и далее терпеть мой рок, и вынуждено я взбунтоваться».

Второе «Я» отозвалось: «То же самое касается и меня, сестра Душа, ведь я — такое же „Я" радостного безумца. Я смеюсь его смехом и пою его счастливые часы, и трижды окрыленными ночами вытанцовываю его весёлые мысли. Это мне следует взбунтоваться по поводу опостылевшего существования».

Третье «Я» призналось: «А что же делать мне, Душе всадника любви, пламени костра диких страстей и фантастических желаний? Это мне, „Я" страдающей любви, следует взбунтоваться против этого безумца».

Четвертое «Я» воскликнуло: «Я, самое среднее из сродственников твоих, должно несчастным быть. Ничтожеству я отдано, ненавистному и разрушительному отвращению. Это мне, Душе любящего бури, рождённой в черных пещерах Ада, следует протестовать против рабства позорного у этого безумца».

Пятое «Я» не осталось в долгу: «Нет, это мне, Душе мыслящего, Душе прихотливого, Душе голодного и жаждущего, мне, обречённому странствовать до конца жизни в поиске Неведомого и Необретаемого Знания, это мне, а не тебе, следует взбунтоваться».

Шестое «Я» тут же присоединилось к спору: «А мне, душе Творца в теле презренного раба, что терпеливыми руками и страстным взором создаёт дни во образе и придаёт бесформенным элементам форму — это мне, самому одинокому из одиночеств, следует взбунтоваться против неугомонного безумца».

Седьмое «Я» прервало спор жестко: «Как странно, что вы все хотите поднять бунт против этого человека, ведь каждая из вас предназначалась Роком для чего-то большего. Ах! Я могла бы быть одной из вас, о души решительного большинства!

Правда, у меня нет ничего, я — Душа Ничего-не-Имеющего, что обретается в немоте, пустоте Никуда и Никогда, в то время как вы заняты восстановлением жизни. Так вам или же всё-таки мне, соседке вашей, следует поднять мятеж? »

Когда седьмое «Я» сказало это, остальные шесть душ взглянули с жалостью на неё, но не сказали более уж ничего; подобно ночи, что прорастает глубоко, проходя сквозь остальные сны, встречающие её с новым и счастливым смирением.

Но седьмое «Я» осталось зорко и внимательно следило за Небытием, что расползалось позади всех поступков безумца.

Свидетельские показания вдовы Галилейской

ИИСУС ЖЕСТОКИЙ

Мой сын был первым и единственным моим ребенком. Он работал на нашем поле и был вполне доволен своей судьбой, пока не услыхал речи человека по имени Иисус.

Тогда мой сын внезапно стал ко всему безразличен, как будто дух бесплотный.

Он забросил поле и сад, и он забросил меня. Сделался молчалив, его тянуло в дальнюю дорогу.

Сей человек Иисус Назареянин был Злом во плоти, разве добрый человек отнимет сына от матери его?

На прощанье сын сказал мне: «Я ухожу с одним из Его учеников в земли Северные. Моя жизнь устроена по заветам Назареянина. Ты родила меня, и благодарен я тебе за это. Но ныне я должен уйти. Я не собираюсь делить с тобой нашу землю и все наше серебро и злато! Я возьму с собой всего-то ничего».

Вот что сказал сын мой и ушел.

А теперь римляне и священнослужители схватили этого Иисуса и распяли; и были, в общем, правы. Человек, что разлучает мать и сына, не может быть богоподобным. Человек, что посылает наших детей в города на гибель, не может быть нам другом.

Я знаю, сын мой не захочет вернуться ко мне. Я видела это по глазам его. И за это я ненавижу Иисуса из Назарета, из-за которого осталась я одна на невспаханном поле и в одичавшем саду. И я ненавижу всех тех, кто славит его.

Не много дней прошло с тех пор, как рассказали мне однажды, что говорил Иисус: «Отец мой, и мать моя, и братья внимают словам моим и следуют за мной».

Но почему сын должен оставлять свою мать и следовать бездумно по его следам?

Ах, я ненавижу Назареянина, и я буду ненавидеть его до конца моих дней, ибо украл он у меня первенца моего, только моего сына.

Говорит Сын Человеческий

«ДОБРЫЙ БОГ И БОГ ЗЛОЙ»

Добрый бог и злой бог повстречались на вершине горы.

Добрый бог сказал: «День добрый тебе, о брат».

А злой бог ничего ему не ответил.

Тогда добрый бог сказал: «У тебя сегодня не всё ладно с чувством юмора, о брат? »

«О да, — отозвался злой бог. — Не столь давно считался я твоей ошибкой, выкрикивал твое я имя и взывал к тебе. Поверь, мне сие удовольствия нимало не доставляло».

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒