|
|||||
ОТ РЕДАКЦИИ 1 страницаСтр 1 из 10Следующая ⇒
Люди ищут истину, и она приходит к ним самыми разными путями, в самом разном обличье. Дух странствует среди людей, но лишь избранные способны достичь тех высот, где истина обращается в слово.
Странники духа — люди, чьи судьбы становятся притчами о путешествии в поисках ответов на вечные вопросы: добра и зла, радости и горя, жизни и смерти. Учителя, мудрецы, святые и пророки — их жизнь, их открытия и прозрения приобщают нас к высоте человеческой мысли и духовного знания.
В книгах серии «Странники Духа» послания духовных наставников человечества для людей третьего тысячелетия: новый смысл в новом времени. ДЖЕБРАН ХАЛИЛЬ ДЖЕБРАН
ИИСУС ХРИСТОС — СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
Санкт-Петербург
Защиту интеллектуальной собственности и прав Издательской Компании «Невский проспект» осуществляет юридическая компания «Усков и Партнёры»
Перевод: О. Р. Гофман, Г. Н. Федотова
Джебран Дж. X. Иисус Христос — Сын Человеческий. — СПб.: ИК «Невский проспект», 2004. — 192 с. (Серия «Странники Духа»), ISBN 5-94371-472-3
Джебран Халиль Джебран — один из самых известных поэтов и писателей, принесших культуру и традиции арабского мира на Запад. Сегодня его поэзию, афоризмы, эссе и рассказы цитируют как пример тысячелетней мудрости Востока, открытой для всего мира. «Иисус Христос — Сын Человеческий» — одно из самых загадочных и необычных произведений Джебрана. Это поэтические свидетельства жизни Иисуса Христа, созданные прекрасным художником. Это свидетельства, истинность которых подтверждается откликом в душах читателей: верующих и неверующих, принадлежащих разным конфессиям, разным народам, разным культурам. Великое о великом — так можно охарактеризовать это произведение. В его тексте каждый найдет то, что возвысит дух, озвучит чувства, откроет душу гармонии и красоте.
© «Невский проспект», 2004
ОТ РЕДАКЦИИ
Джебран Халиль Джебран (1883— 1931) — один из самых известных поэтов и писателей, принесших культуру и традиции арабского мира на Запад. Сегодня его поэзию, афоризмы, эссе и рассказы цитируют как пример тысячелетней мудрости Востока, открытой для всего мира. Вымысел, в котором больше истины, чем в правде... Такие отзывы получила книга Халиля Джебрана «Иисус Христос — Сын Человеческий». «Слезы поэта» — печаль и красота, отраженные в гармонии поэзии. Нет, это не стихи, это скорее поэтические свидетельства жизни Иисуса Христа, созданные прекрасным художником. Это свидетельства, истинность которых подтверждается откликом в душах читателей: верующих и неверующих, принадлежащих разным конфессиям, разным народам, разным культурам. Великое о великом — так можно охарактеризовать это произведение. В его тексте каждый найдет то, что возвысит дух, озвучит чувства, откроет душу гармонии и красоте. Об авторе этой книги можно сказать совсем немного. Собственно в проникновенной Прелюдии к Свидетельствам уже создан его образ, поэтому мы просто обратимся к фактам реальной жизни Халиля Джебрана (полное арабское имя Джебран Халиль Джебран). Он родился в ливанском городе Бшарре 6 января 1883 года. И хотя многие считали его мусульманином и даже суфием, семья Джебрана принадлежала христианской конфессии маронитов, а сам он до самой смерти так и не признал разделение веры на конфессии. Когда Джебрану исполнилось двенадцать лет, его семья уехала из Ливана, где он успел получить начальное образование. Вместе с матерью, сестрой и братом будущий поэт и писатель переселился в США. Эмиграция продолжалась три года, после чего они вернулись в Ливан и поселились в Бейруте. Джебран штудирует арабский язык и, возможно, именно в этот период навсегда проникается красотой, очарованием и строгостью классической арабской поэзии. Кроме того, он слушает лекции в знаменитой Школе Мудрости Аль-Хикмета, изучает историю религии и международного права. В начале нового века Халиль Джебран отправляется в путешествие по миру. В 1901 году он посещает Грецию, Италию, Испанию и Францию. Париж очаровал Джебрана. Он поселяется здесь и в течение двух лет изучает живопись, стараясь постичь каноны мировых шедевров. Именно эти годы станут началом Джебрана-художника. Но главным для него становится все-таки литературное творчество. Первый выход в свет литературных опытов Халиля Джебрана состоялся в США, в Бостоне, в 1903 году. В этом же году он теряет своих близких: мать, брат и сестра Джебрана умирают от туберкулёза. Молодой человек продолжает упорно работать, и в 1904 году нью-йоркский еженедельник «Аль-Му-хаджир» публикует поэмы, рассказы и эссе Джебрана на арабском языке, входящие в сборник «Слезы и улыбки» (сборник будет завершен в 1914 году). В 1908 году судьба вновь забрасывает Джебрана в Париж, где он живет в течение двух лет, занимается в Академии изящных искусств и, что самое главное, знакомится с замечательнейшими деятелями искусства той поры Роденом, Дебюсси, Меттерлинком, Ростаном и др. Его знакомство с Огюстом Роденом переходит в настоящую крепкую дружбу, которая свяжет их на всю жизнь. С 1910 года Джебран окончательно поселяется в Нью-Йорке. Пишет все новые и новые произведения, приносящие ему мировую славу. Уже с первых произведений в его творчестве прослеживаются несколько основных мотивов и пластов. Главные темы рассказов, эссе и поэтических произведений — это религиозно-поэтическая мистика и библейские мотивы. Однако немаловажную роль в личности и творчестве Джебрана сыграла и историческая родина — Ливан — с ее древней восточной культурой и традициями арабской литературы. После нескольких веков упадка (с XII по XIV в. ) в конце XIX столетия арабская литература вновь переживала расцвет. И к началу XX века ливанская литература имела глубокие корни и высочайшие достижения и, наряду с египетской, могла считаться одной из развитых литератур арабского Востока. Она не могла не оказать мощного влияния на творчество писателя, несмотря на то что долгое время он жил далеко от дома. Романтическое проникновение в образы и сюжеты христианской веры, символизм и некая абстрагированность восточного слога сделали тексты Джебрана своеобразным продолжением двух таких далеких друг от друга источников, как западная и восточная культуры. Джебран использует как английский, так и арабский язык, пытаясь выразить всю красоту и мятежность человеческого духа всеми доступными ему способами. В 1919 году он становится председателем нью- йоркской организации «Ассоциация пера». Она занималась религиозной, просветительской, благотворительной деятельностью. Как и другие эмигранты, Джебран остро переживал события, происходящие на родине. Стремление сохранить в своем творчестве культурные традиции Востока, использовать опыт средневековой арабской поэзии и в то же время быть понятным западному читателю стало одним из лейтмотивов творчества Джебрана Халиля. Влияние духовных традиций арабо-мусульманской культуры не означало, что представители «Ассоциации пера» отвергали культурный мир Европы и Америки. Работая в США, они создали привычные для западного читателя произведения, писали не только на арабском языке, но и на английском, как бы связывая два мира единой нитью культуры. В 1920 году появился первый большой сборник произведений Халиля Джебрана «Мятежные души», который на его родине в Бейруте был сожжен на главной площади. Творчество Джебрана было объявлено еретическим. Однако это не поколебало уверенности автора в своем мессианском предназначении... И через три года вышел в свет знаменитый и проникновенный «Пророк». Произведение было опубликовано на английском языке и стало своеобразным эпиграфом ко всему творчеству поэта и философа Халиля Джебрана. Откровения и пророчества — вот сокровенный смысл его произведений. Его «Пророк» живет и в наше время. Сам поэт не мог ожидать, что его слова будут исполнять как песню в начале третьего тысячелетия. И тем не менее это так: популярный рок-исполнитель Стинг положил текст «Пророка» на музыку — так родилась песня «Роза пустыни». За нее рок-певец получил премию Арабского американского института «За установление взаимопонимания между культурами». Эта премия носит имя Халиля Джебрана, что, впрочем, и неудивительно, как неудивительно и то, что его прекрасное произведение стало настоящим пророчеством, перешагнувшим границу века и тысячелетия. В произведениях Джебрана чувствуется постоянное стремление ощутить гармонию, казалось бы, несовместимых философских и религиозных доктрин. Поэзия, миф и романтизм его исследований духовной сущности человека часто проникнуты чувством щемящей печали и тоски, стремящейся к недостижимым высотам Красоты, Истины, Добра, Мудрости. Герои его стихотворений — Пророк, Странник, Поэт разрешают для себя загадки мироздания и тайны человеческой души, открывают странность и мятежность чувств, любуются красотами этого мира. Вершиной поэтического творчества считается поэма «Боги земли», отражающая всю историю человеческого рода как трагических взаимоотношений творения и Творца. Аллегорический дух поэзии Халиля Джебрана находит отражение и в его прозаических произведениях. Одним из ярких примеров «западной» стороны творчества писателя является повесть «Сломанные крылья», однако романтический сюжет о несчастной любви бедного юноши и девушки, живущей под родительским гнетом, решается в ней без европейского бунтарства. Главный герой переполнен романтическими переживаниями. Но его грусть и боль выливаются лишь в обличение старых установлений и философские обобщения о трагичности человеческой жизни и космогонических законах, движущих ее. А в 1928 году было создано одно из самых загадочных и необычных произведений Халиля Джебрана «Иисус Христос — Сын Человеческий». Это поэтическое свидетельство рождения, жизни и вознесения Мессии никогда не получало и не получит однозначной оценки, для этого оно слишком велико и слишком сильно задевает струны человеческой души, кем бы этот человек ни был: читателем, критиком, издателем, поэтом или философом...
Прелюдия
СЛЁЗЫ ПОЭТА
Сидя на берегу озера у Гластонбери, блуждая взглядом по берегам и вслушиваясь в долетавшие с дороги голоса, я с удивлением заметил, что со мною рядом присел незнакомец, показавшийся мне отчего-то и близким, и родным. Он молчал, просто сидел рядом и смотрел на озеро. Лицо его было серьезно и печально. Я с беспокойством разглядывал его бледность и уже подумывал, а не расправить ли мне крылья, не улететь ли на Авалон, ибо, вполне возможно, присутствие моё мешает размышленьям моего печального чужого друга. Неожиданно он взглянул на меня и сказал мягко: «Подожди еще немного, прежде чем улетать на Авалон». Я был поражен. Откуда знать ему о том, что Владычица Озера пригласила меня к себе на Авалон? Тонкая улыбка коснулась уст его. «Ты знаешь меня, сын ветров, уже давно знаешь. Читал слова мои, и были они и утешением тебе, и горем страшным одновременно. Ты никогда не понимал, почему желал я умереть столь рано, а что вообще ты понимал? » Я осторожно придвинулся к нему. Огромные глаза под полукружьями темных бровей смотрели на меня испытующе и всепонимающе. И тут неожиданно я понял, кто предо мной предстал. Теплая боль затопила мою душу. «Да, — сказал я. — О сколь часто Ты был мне братом и советчиком». Сын Человеческий опустил глаза к земле. «Я? Советчиком? » — «Да, но отчего же ты сомневаешься в себе?! » — в неподдельном удивлении воскликнул я. «Я до сих пор чужой в мире этом», — сказал он отвергнуто и беспомощно. И, словно бы желая доказать слова сии, его уста произнесли: «Мы — сыновья страдания, сыновья страдания. А страдание есть тень Господа, что в сердце обозлённом не нашел себе приюта. Мы — духи страдающие, и мука наша слишком велика, чтоб в сердце малом уголок найти. Большинство людей меня не понимают, но я дарую им всё мое сочувствие. Не понимают зова моего, ибо шум дня закрался в уши их, забив их серными пробками равнодушия, и истины моей они не слышат. Меня не слышали даже самые близкие, подвижники, друзья, ученики, а я упивался пением их душ. Мы с тобой, Кхалил, поэты, пророки и музыканты. Во имя Бога ткём мы плат нетленный из нитей сердца. Расскажи им правду обо мне, а то устал я, что меж мною и людьми лежит пропасть из слёз и крови. Слёз поэта и крови пророка. Расскажи им, Кхалил, обо мне. Расскажи... »
Свидетельские показания Иакова, сына Зеведея
О ЦАРСТВАХ НА ЗЕМЛЕ
Люди поделены на племена и роды, принадлежа градам и странам. Я ж чувствую себя чужим, совсем чужим в обществе их многогранном. Вселенная — моя отчизна, и человечество — мое же племя. Слишком слабы люди, и горько мне, что столь разобщены они. Земля же так тесна, что глупо было по царствам, империям и провинциям расчленять её. Признание Сына Человеческого Однажды в самом начале года Иисус стоял на базарной площади Иерусалима и беседовал с народом о множестве царств небесных. Он обвинял книжников и фарисеев в причинах заката родной земли и ошибках страшных; он не просто обвинял, он разоблачал их. И тут среди толпы появилась компания людишек, защищающих фарисеев и книжников, они осмелились поднять руку на Иисуса и на нас, его товарищей, в том числе. Но уклонился от ударов он и пошел прочь от них, в направлении северных врат города. И сказал нам: «Не пришёл еще, как видно, час мой. Хотя многие уже, я видел, стояли тихо среди нас, и многие внимали словам моим о судьбе земли нашей». Тут он изрек с радостью и торжеством: «Мы двинемся в северные земли, начало там всему положим. Идемте же со мной к холмам, ибо зима прошла и снег ливийский сошел уж с долин, горланя песни вместе с ручейками. Поля и виноградники изгнали сон и пробуждаются навстречу солнца приветствиям, в ответ произнося здравицу инжиром и мягким виноградом». И он пошел вперед, мы двинулись за ним, как ночь тихонько следует за ясным днем. И где-то около полудня того же дня добрались мы до вершины горы Ермонской, и тут остановился он, любуясь на раскинувшиеся внизу, на равнине, города. Лицо его, казалось, сияло златом расплавленным. Он вскинул руку и так сказал нам: «Прежде чем земля укроется зеленым одеяньем, увидим мы, как реки окаймят свои наряды серебром. Воистину справедлива земля ко всем, кто справедлив с ней. Но по ту сторону царства сего всё, что вам встретится, подвластно моей лишь воле. И если выбор, желанье ваше на стороне моей, ступайте вслед за мной и правьте со мною вместе. Моё лицо и ваши лица не должны быть масками прикрыты; наши руки не должны ни меч, ни скипетр держать, мы ж сами любить должны друг друга в мире, и не должно опасности исходить от нас». Так говорил Иисус, и царствам земным не было дано ослепить меня со всеми городами их под защитой стен и башен; в сердце моём я следовал дорогой Учителя, ведущей в его, и только его, царство. В этот самый момент шагнул вперед Искариот Иуда. Подошел к Иисусу и сказал: «Царство земли сей обширно, а города Давида и Соломона должны вновь одолеть Рим. Если ты захочешь царем стать иудейским, мы станем на сторону твою с мечами и щитами, мы победим захватчиков». Но когда Иисус услышал сие, он навис над Иудой, лицо его исполнилось ярости и гнева. Когда заговорил он, голос его ужасен был, словно гром небесный, и сказал он: «Изыди, сатана. Подумал ты, что я пришел сюда годами править ради суетного дня? Мой трон есть трон, виденьям твоим подлым недоступный. Неужто должны живущие пугаться и превозносить одетых в саван? Царство моё не на этой земле, и место моё не среди родов ваших. Если вы не ищете спасения в царстве духа, тогда было бы лучше для вас оставить меня здесь и идти вниз в пещеры ваших мертвецов, там коронуют ваши головы в могилах хладных их, и тишина подарит ужас вам подле костей ваших предков. Посмеете ли искушать меня короною отбросов, коли взор мой Плеяды ищет, или вознамеритесь терниями истыкать? Кто же ты и что ты, Искариот Иуда? И почему ты искушаешь меня? Воистину ты оценил меня своею меркой и нашел меня одним из легионеров армии ничтожных. Ваши священнослужители и император ваш жаждут крови моей. Они обрадуются, как только я уйду отсюда. Я не хочу менять теченье жизни. И не хочу я управлять глупцами. Позвольте невеждам воспроизводить самое себя, жалуясь затем на усталость от собственного потомства. Позвольте слепцам оставаться слепцами в западне. Моё царство не на сей земле. Моё царство там, где двое или трое из вас живут в любви и в восхищении от прелестной жизни и в доброте, и в памяти обо мне». Тут он внезапно повернулся к Иуде и сказал: «Лучше ступай за мной, человек. Твоё царство должно быть подле меня в моём царстве». Смеркалось, он развернулся к нам, сказав: «Пойдемте вниз. Ночь уж на пороге. Но да пребудет время света вечно с нами». И двинулся он прочь с холма, мы ж следовали за ним покорно. Иуда тоже шел вдали. И когда вернулись мы в низину, была уж ночь. Фома, сын Диофана, сказал Иисусу: «Учитель, темно уж, не можем мы и далее блуждать в потемках. Коли хочешь, отпусти нас к свету той деревни, чтоб могли найти мы пропитанье и приют». И Иисус Фоме ответил: «Я вел к высотам вас, когда вы были голодны, и я же провел сюда вас на равнину в великом голоде. Идите. Я же не могу остаться с вами этой ночью. Хочу побыть один». К нему тут двинулся Симон Петр со словами: «Учитель, не мучайся здесь в одиночку в темноте. Позволь остаться нам с тобою здесь, на обочине дороги. Ночь и тени ночи не желают мешкать, и завтра солнце встретить мы с тобой хотим». Тут мы столпились вкруг него, не желая и боясь его оставить. Долго мы стояли так, лица обратив к нему, и зрели одинокое величие его, трогательную отчужденность. Только один человек из нас не обратился к нему, в его одиночество. Искариот Иуда. С того дня Иуда сделался угрюм и отчужден. И тень опасности залегла в его глазах.
Говорит Сын Человеческий.
«ЗЕМЛЯ СОВЕРШЕНСТВА»
Бог, утерявший душу, ты, потерявшийся среди других богов, услышь меня! Добрая богиня Судьбы, что наблюдает за нами, безумный странствующий дух, услышьте меня! Я пребываю среди совершенной расы, я — самый идеальный — становлюсь абсолютным. Я, человек хаоса, смута перепутавшихся элементов, я странствую средь совершенных земель — народами собранных законов и целомудренных приказов, что вместе были набраны, что грезами и снами в порядок были приведены, что в список внесены виденьями больными и ими же записаны. Их добродетель, о Бог, была чрезмерна, их грехи были оценены по достоинству, и даже бесчисленные вещи, что пробрались в тусклые сумерки ни-гре-ха-ни-добродетели, были здесь записаны. Здесь дни и ночи были поделены по сезонам руководством и управлялись правительством безупречной аккуратности. Еда, питьё, сон, покрывала, скрывающие наготу, и в те уж времена утомляли. Работа, игры, пение, танцы и тому подобное подлежали тишине, когда раздавался бой часов. Мыслили и осязали сходным образом, и прекращали мыслить и осязать, когда уверенная звезда поднималась над молодым горизонтом. Грабили соседей с улыбками, подносили яд с грациозным взмахом руки, восхваляли осторожность, обвиняли осторожных, разрушали душу словом, обжигали тело дыханием, а затем умывали руки, когда деянья дней исполнялись. Любили в соответствии с приказами большинства, развлекались сами с собой в заранее предписанной манере поведенья, поклонялись богам приличий, интриговали ловчее дьявола, — я затем забывали обо всем, как будто память была мертва. Выдумывали мотивы, презирали с предупредительностью, были сладостно счастливы, страдали благородно, — я затем опорожняли чаши, чтобы назавтра вновь суметь наполнить их до краев кровью. Все здешние мысли, о Боже, были задуманы с предусмотрительностью сатаны, рождались с решительностью, вынянчивались с требовательностью, управлялись по правилам, направлялись доводами, а затем убивались и уничтожались в полном соответствии с предписанными методами. А еще их молчаливо хоронили, положив в могилу вместе с человеческой душой, отмеченной и пронумерованной. Это — совершенная земля, земля абсолютного превосходства, земля величайших чудес, явленных плодов из сада Бога, сего ведущего мыслителя Вселенной. Но кем же мне придется стать здесь, о Бог, ведь я — зеленое семя неосуществленных страстей, безумная буря, что рыщет в поисках покоя на западе и на востоке, смущающий разум фрагмент пылающей планеты? Кто я здесь, о Бог, потерявший душу, ты, потерявшийся среди иных богов? Свидетельские показания Анны, матери Марии
О РОЖДЕНИИ ИИСУСА
В том городе, где я родился, жили одна женщина и дочь её, которые странствовали по своим снам. Однажды ночью, когда тишина окутала землю, женщина и её дочь бродили по снам, пока не встретились в своём мглисто-укрытом саду. И мать сказала: «Наконец-то, наконец, противница моя! Ты — та, которая была моей молодостью, что разрушена теперь, ты — та, которая создаёт свою жизнь на руинах моей собственной! Как бы я хотела суметь убить тебя! » И дочь заговорила с нею: «О ненавистная женщина, эгоистичная и старая! Та, что стоит между моей свободной душой и мной! Та, что хотела бы заполучить мою жизнь, как эхо своей собственной увядшей жизни! Как я хотела бы увидеть тебя мертвой! » В этот момент раздался крик петуха, и обе женщины проснулись. Мать спросила нежно: «Это ты, дорогая? » А дочь ответила не менее нежно: «Да, моя любимая мамочка». Признание Сына Человеческого Иисус — сын дочери моей — родился здесь в Назарете в месяце январе. В ночь, когда родился он, к нам пришли мужи с Востока. Это были персы, что пришли в Израиль с караваном путями чрез Египет. Потому-то не нашли они места на дворе постоялом и обрели приют лишь в нашем доме. Я поприветствовала их, сказав: «Дочь моя сына принесла сей ночью. Верно, вы меня простите, коли не смогу я прислуживать вам по всем законам гостеприимства». Тогда меня они поблагодарили за данный им приют. А после ужина сказали мне: «Хотели б взглянуть на новорожденного мы». Сын Марии был красив тогда, да и она сама тоже была очень миловидной. И когда персы вошли к Марии и младенцу ее, они подали ей злата и серебра, и мирра, и всё положили в ногах ребенка. Затем пали ниц и начали молиться на странном языке, нам непонятном. И когда я провела их в спальный этаж, подготовленный для них специально, они в благоговейном страхе обсуждали увиденное ими. Утром они распрощались с нами и отправились своим путем в Египет. Но на прощанье подошли они ко мне с такими странными словами: «Ребенок не по дням взрослеть начнет, мы сами видели свет нашего бога в его глазах и улыбку нашего бога на устах его. Мы просим тебя оберегать его, что сил твоих достанет, и сможет он тогда хранить всех нас». Сказав так, взобрались они на своих верблюдов, и больше уж мы не видели их никогда. Теперь Мария, казалось, не столь рада появленью первенца своего, полностью подавленная чудесами и сюрпризами. Она смотрела на своего младенца, затем лицо свое к окошку обращала и всматривалась пристально в небеса, как будто ей являлись там виденья. А затем вслушивалась в голоса долин. Ребенок рос телом и душой, он был отличен от других детей. Он был всегда поодаль. Но был Иисус все равно любим жителями Назарета, и сердцем знала я почему. Довольно часто он отдавал еду свою прохожим. И раздавал другим детишкам сладости, коими угощала я его. Он взбирался на деревья в саду моем фруктовом, чтобы набрать фруктов, причем никогда не оставлял их только для себя. Еще он состязался с другими мальчиками в беге и, поскольку был он быстроног, нарочно отставал, чтобы могли другие тоже победить. И когда я зазывала его спать, Иисус мне говорил: «Скажи же матери моей и остальным, что только тело спит мое. Мой разум остается вместе с тем Разумом, что входит в мою комнату и в мое утро». И многие люди удивлялись словам его, ведь был он — мальчик юный, но, на взгляд мой, со старой памятью. И вот теперь мне говорят, что не увижу я его уж больше никогда. Но как могу поверить в то я, что видели они? Я слышу громкую тишину его голоса и его песни в моем доме. И когда бы ни целовала я щеку дочери моей, его аромат вспоминает мое сердце, и кажется мне, его я вижу в объятиях моих. Но дочь моя не говорит со мной о сыне-первенце. Иногда мне кажется, что стремление моё к нему куда больше, чем её собственное. Она стоит как нерушимый день, как будто бронзовая она статуя, моё же сердце, расплавившись, течёт в потоке боли. Может быть, она знает то, чего не знаю я. Когда-нибудь она расскажет мне об этом.
Говорит Сын Человеческий
«ВИДЕНИЕ»
С прорвавшейся сквозь заслоны ночью опустился сон на землю. И я пошёл дорогой к морю, размышляя: «Море никогда не спит, а потому оно способно бессонную душу утешить». Когда я выбрался на брег, туман, спустившийся с горы, окрестности в вуаль закутал, подобно лику женщины младой. Я вглядывался в нервные волны, вслушивался в пение хвалебное и думал о вечной силе, что за всем стоит, — той силе, что бурею спешит, и лаву из вулкана извергает, розами смеется и в ручьях поет. Тут я нежданно увидал три фигуры, на скале сидящие. Я о них споткнулся, как будто неизвестной силой подкошенный. В нескольких шагах от них магическая власть эта заставила меня на месте замереть. В момент сей поднялся один из духов и заговорил гласом, что, казалось, звучал из глубин морских: «Жизнь без любви сравнима с древом без цвета и плодов. А любовь без красоты подобна цветку без благоуханья или плоду без семени... Жизнь, любовь и красота едины суть; не способны они миру друг без друга являться». Второй возвысил голос свой, звучавший водопадом: «Жизнь без волнений и страстей подобна году без весны. А волненье не по праву весне подобно в бесплодной пустыне... Жизнь, волнение, страсти и право едины суть; не способны они миру друг без друга являться». Голосом, подобным грому, заговорил со мной и третий дух: «Жизнь без свободы сродни плоти без души, а свобода без раздумий подобна духу возмущенному... Жизнь, свобода и мысль едины суть, ибо вечны и непреходящи они. Никогда». Три духа восстали и заговорили вместе: «Что пробуждает любовь, Волненье порождает и Творит свободу. Всё это божество порядка триединого... Лишь Бог есть отраженье Духа во Вселенной». Шум незримых крыльев пронзил внезапно тишину, и содрогнулись существа эфира. Закрыв глаза, прислушивался я к словам, уж отзвучавшим. Но как только я оглянулся вокруг, заметил только тумана паутину, что оплела все море. Я приблизился к тем скалам, на которых увидал трех фантомов, но обрел только к небу убегающие облака ладана.
Свидетельские показания Асафа, оратора Тирского
О РЕЧАХ ИИСУСА
Что должен я сказать о его выступлениях? Возможно, когда-нибудь о нём заговорят, будут передавать его слова, что слышали от него, из уст в уста. Ибо он был обаятелен, и сияние дня окутывало его. Мужчины и женщины глазели на него куда больше, чем прислушивались к его аргументам. В то время он говорил с беднотой о духе и о том, что дух влияет на тех, кто слушает его. В молодости я слыхал ораторов Рима, Афин и Александрии. Молодой Назареянин был непохож на них на всех. Они собирали свои слова, очаровывая музыкой слух, но если вы слышали его хотя бы раз, ваше сердце покидало плоть и отправлялось странствовать по землям неведомым. Он рассказывал всевозможнейшие истории или высказывался иносказательно, и казалось, что истории его и притчи никогда еще никто не слыхивал в Сирии. Он казался природы круговращеньем, вращением времен, годов и поколений. Он начинал историю словами: «Пахарь шел вперед по полю, разбрасывая семена». Или: «Когда-то жил-был богатый человек, имевший великое множество виноградников». Или: «Пастух подсчитывал своих овец и обнаружил, что одной овцы недоставало». И находил слова, заставлявшие прислушиваться к нему, к их простой сути и к древности их дней.
|
|||||
|