3 месяца спустя 17 страница

— Ты делаешь это не для нее, ты делаешь это для себя. — она хватает меня за галстук, трясет и одновременно притягивает к себе. — Разве ты не видишь, как это лишает тебя человечности? Как это мучает тебя? Даже Гвен знает, что в дни Сьюзен нужно держаться от тебя подальше, потому что ты больше похож на незнакомца, чем на ее отца. Хочешь быть таким до конца своих дней?

— Ты закончила?

— Нет. — она поднимает подбородок, несмотря на собравшиеся слезы. — Ты не избавишься от меня так просто.

Эта чертова женщина.

Я высвобождаюсь из ее объятий, или, скорее, заставляю ее отпустить меня, иду на кухню и наливаю себе стакан воды.

Моим первым выбором было бы виски, но выставлять его на всеобщее обозрение перед закрытым алкоголиком — не больше, чем давать пистолет дураку.

Аспен следует за мной и безоговорочно встает между мной и стойкой, заставляя посмотреть на нее.

На эти чертовы глаза, которые преследовали меня дольше всего.

— Ты можешь бежать, но от меня тебе не спрятаться, Кинг.

Мой член дергается в брюках от того, как она меня так называет. К черту этого мудака и то, как легко он возбуждается от нее.

— Ты удивительно прилипчивая, — говорю я с неприкрытым укором.

— И все же, ты все еще заинтересован.

— Быть может, я передумал.

— Быть может, ты лгун.

Дикий огонь скрывает ее черты, когда она осторожно встает на колени с изяществом ангела.

Ангела, которого я превращаю в своего дьявола, сделанного на заказ.

Все мои планы и мысли покидают здание, когда она расстегивает мои брюки и достаёт член. Предатель, который, очевидно, любит ее больше, чем меня, встает в ее руках во всей своей красе.

— Видишь? — она лукаво улыбается мне, медленно двигая руками по мне. — Твой член тоже считает тебя лжецом.

— Он физический. Его мнение не имеет значения. — другой рукой она гладит мои яйца, а ее маленький ротик обхватывает головку, высасывая сперму. — Блядь, дорогая. Твои губы созданы для меня. Теперь будь хорошей девочкой, открой ротик и возьми меня, как хорошая маленькая шлюшка.

Она берет меня — или столько, сколько может вместить — до самого конца и сосет с решимостью дьяволицы.

Иисус, блядь, Христос.

Эта женщина заставит меня кончить, как подростка во время его первой мастурбации.

Мои пальцы погружаются в ее волосы, и я наматываю их на кулак. Аспен ускоряет темп своего выступления, голова покачивается вверх-вниз с одной целью — заставить меня кончить.

Я вижу решимость в ее ярких глазах, вызов и даже потребность доставить мне удовольствие.

Ни за что в жизни я бы не подумал, что Аспен окажется в такой позиции. Она не только гордая, но и ненавидит проявлять любую форму уязвимости.

Но она стоит передо мной на коленях.

Чувство собственничества пробирает меня до костей при данной мысли.

Аспен может быть дикой лошадкой, но она моя дикая лошадка.

Вцепившись в ее волосы, я проникаю внутрь, ударяя по задней стенке ее горла. Она замирает, ее лицо краснеет, и я ожидаю, что она станет бороться со мной, даже оттолкнет меня.

Но что-то происходит.

Она разжимает челюсти и позволяет мне трахать ее рот так же безжалостно, как я трахал бы ее киску.

Я не сдерживаюсь и, конечно же, не успокаиваюсь. Как мы оба этого и хотим. И эта дикая женщина принимает каждую каплю моего безумия, даже когда слюна и сперма стекают по ее подбородку.

Даже когда ее глаза наполняются слезами.

Трахните меня. Эта прекрасная ведьма станет моей погибелью.

Я уже собираюсь кончить в ее красивое горло, когда из коридора раздается крик того, кого я ожидал увидеть здесь в последнюю очередь.

— Я приехала, папа!

Глава 24

Аспен

Я застываю.

Как и хватка Кингсли в моих волосах.

Как и весь мир тоже.

По крайней мере, на одну секунду. Потом все обрушивается, как ураган. Не знаю точно, алкоголь ли это, или чрезмерная информация, которую я дала Кингсли, или тот факт, что я встала перед ним на колени, но я чувствую себя настолько не в своей тарелке, что хочется, чтобы земля проглотила меня целиком.

Не помогает и то, что минет ему так возбудил меня, что нескольких поглаживаний моего клитора было бы достаточно, чтобы довести меня до оргазма.

Но звука шагов Гвен по коридору почти достаточно, чтобы рассеять дымку. Почти.

Я медленно начинаю высвобождать член Кингсли изо рта, но он прижимает меня к себе, держа за волосы, и всаживается с силой, которая застает меня врасплох.

Что творит этот сумасшедший мудак? Если Гвен войдет, то увидит нелестную сцену с нами обоими. Но у меня нет шанса запротестовать или сдерживать жгучую пульсацию между ног, когда сперма врывается мне в горло и заливает рот. В тот же момент Гвен врывается внутрь.

— Папа!

Со своего места за прилавком я вижу напряженные морщины на его лице, но это также его выражение, когда он сердится, так что я очень надеюсь, что Гвен видит именно это. Но не удовольствие.

К тому времени, когда он, наконец, выходит и заправляется, я близка к гипервентиляции. Он делает паузу, переводя дыхание, затем говорит сдавленным голосом:

— Что ты здесь делаешь, Гвен?

— Это и мой дом, знаешь ли. Я жила здесь не так давно, — говорит она с характером, и я слышу, как она бросает что-то, вероятно, свою сумку, на стул и забирается на другой. — И даже не думай о том, чтобы выгнать меня сегодня.

Мои мысли о том, чтобы уползти, совершенно невозможны, когда она так близко.

Я сглатываю как можно больше спермы Кингсли, стараясь не издать ни звука.

Он берет свой стакан с водой и бесстрастно кладет другую руку на стойку.

— Мы не совсем в хороших отношениях, Гвен.

— Как ты можешь не разговаривать со мной, папочка? Разве я не твой маленький ангел?

Я слышу в ее голосе тон избалованной принцессы.

Она действительно папина дочка.

— Не тогда, когда ты обвиняешь меня в избиении женщин.

— Мне жаль, — говорит она, задыхаясь. — Я просто была слишком эмоциональна, потому что, ну, я знаю, что тебе не нравится Аспен. Кстати, об Аспен, это ее машина снаружи?

О, черт. Дерьмо!

Как я могла подумать, что мне когда-нибудь удастся избежать наказания за то, что я постоянно бываю в доме Кингсли, и она об этом не узнает?

— Нет, — говорит Кингсли со своей обычной невозмутимостью.

— Тогда чья она?

— Знакомого, — лжет он сквозь зубы с жуткой легкостью.

— Где они? — настаивает Гвен.

— В моем кабинете.

— А почему ты не в своем кабинете?

— Почему ты не со своим мужем, за которого ты боролась со мной до последнего? — отвечает он.

— Я уже извинилась, так почему ты меня выгоняешь? — она дуется. — А у Нейта срочная встреча с клиентом. Он также будет работать допоздна из-за одного партнера, который явно не справляется с ролью менеджера.

— Так теперь это моя вина, что ты вышла замуж за трудоголика?

— Уф, ты никогда не дашь мне выиграть, да?

Поподробнее.

Я поднимаю на него глаза и щипаю его за бедро, на что он остается с торжественным лицом, поэтому я делаю это снова, сильнее.

На этот раз он перекрывает свой стон глотком воды и бросает на меня смертельный взгляд.

— Нет, если это будет зависеть от меня, — говорит он Гвен с фальшивой улыбкой.

— Ты невозможен. Я не удивлена, что ни одна женщина не хочет с тобой остепениться.

— Все, наоборот. Это я не хочу ни с кем остепениться.

— Потому что у них не было бы тебя.

— Потому что у меня не было бы их.

Наступает пауза, и я представляю, как отец и дочь смотрят друг на друга, или, по крайней мере, она. Кингсли, похоже, больше развлекается, чем что-либо другое.

Это не он стоит на коленях на проклятом полу.

Гвен издает раздраженный звук.

— Неважно. По крайней мере, Аспен остепенилась.

Кингсли бросает на меня забавный взгляд, как бы говоря: «С каких пор? », затем спрашивает Гвен:

— Это она тебе сказала?

— Нет, но как-то вечером, когда я зашла к ней, я увидела мужской пиджак за стулом. Думаю, он забыл его там.

Я слышу ее шаги по кухне, а затем замечаю ее руку, которая тянется к шкафчику.

— Это было странно, потому что я не могу представить, чтобы Аспен делала что-то сентиментальное, но, может, с тем, с кем она в отношениях, все по-другому. В любом случае, я с нетерпением жду, когда она познакомит меня с ним.

Мое сердце громко стучит в груди, и я настолько сосредоточена на ее словах, что положение, в котором я нахожусь, уже не имеет значения.

Гвен хочет, чтобы я познакомила ее с мужчиной, с которым у меня отношения. Это, кстати, ее отец, и никакого знакомства не будет, но все же.

— Понятно.

Кингсли так доволен собой.

— И это все, что ты можешь сказать? —

спрашивает Гвен с ноткой недоверчивости.

— Что еще я должен сказать?

— Не знаю... ты не ревнуешь?

К себе?

— Нет, — говорит он с тем же весельем, от которого трясутся мои плечи.

— Ни капельки? — Гвен теперь звучит уязвленной. — Он заберет Аспен, знаешь ли. И может, у тебя никогда не было с ней отношений в прошлом, но ты искал ее всю мою жизнь.

Мои губы раздвигаются, когда я смотрю на него.

Он искал меня? Это новая информация.

Игривое выражение Кингсли исчезает:

— Я искал ее только для того, чтобы устроить ей ад за то, что она бросила тебя.

— И все же... она тебя никогда не привлекала?

— Нет.

Я сужаю глаза, а затем хватаю его член, и он медленно оживает под моей рукой. Я никогда не привлекала тебя, да?

Он смотрит на меня сверху вниз, его глаза светятся темной похотью, а затем он быстро переключает внимание на Гвен, которая, вероятно, делает свой любимый чай.

— Твоя потеря, — говорит она. — Аспен находка.

— Да? — спрашивает Кингсли от моего имени.

— Конечно. Она красивая, умная и самая состоявшаяся женщина, которую я знаю, так что да, она определенно находка, которую любой хотел бы иметь, но не может. Кроме этого мужчины, конечно же.

Соленый вкус взрывается у меня во рту, и я понимаю, что это слеза. Счастливая слеза.

Теперь я могу умереть как состоявшаяся женщина. Я никогда не думала, что настанет день, когда я услышу комплимент от своей дочери.

Это делает все трудности, через которые я прошла, стоящими того. Плохие, страшные и ужасно некрасивые.

— Если бы только она не была немного алкоголичкой.

Печаль в голосе Гвен бьет меня по лицу.

Кингсли смотрит на меня с выражением «а я говорил», написанным на его лице.

— Сначала я этого не заметила, — продолжает Гвен. — Но она всегда подливает алкоголь в кофе, когда думает, что я не вижу. На днях я сидела рядом с ней и открыла статью о заболеваниях, вызванными алкоголем, но не думаю, что она заметила. Я не хочу говорить ей об этом прямо, потому что она может возненавидеть меня за это. О, как ты думаешь, мне стоит спросить Кэролайн?

— Не знаю, мне все равно. И еще, почему ты так уютно общаешься с Аспен, когда еще несколько месяцев назад ненавидела ее до смерти?

— Это было до того, как я узнала ее получше. Она просто не знает, как выразить свои чувства, и иногда это так восхитительно, когда она смотрит в пустоту, пытаясь завязать разговор.

Мои щеки пылают. Боже. Я никогда не стыдилась своего характера до этого момента. Тот факт, что меня обсуждают в третьем лице, в то время как я нахожусь прямо здесь, еще больше смущает.

— Кроме того, это ты ее ненавидишь, а я просто слепо следовала за тобой. Теперь я сама по себе.

— Да?

— Ага. Так что не вмешивайся и не превращай ее жизнь в ад только ради удовлетворения своего эго. Я слежу за тобой, папа.

Я представляю, как она делает жест рукой.

— Это та часть, где я должен испугаться?

— Да. Я не позволю тебе причинить боль моей маме после того, как я наконец-то нашла ее.

Моя пятка скользит по полу в моих попытках удержаться от того, чтобы подняться и обнять ее. На этот раз, пока она не спит.

Гвен назвала меня мамой.

Не прямо, но это близко.

— Что это за шум? — подозрительно спрашивает она.

Черт.

— Стакан, — говорит он без намека на то, что запыхался. — А теперь уходи или иди в свою комнату, чтобы я мог поработать.

— Но я хочу поужинать с тобой.

— Не сегодня, Гвен.

— Неважно. Вместо этого я приготовлю ужин для Нейта, и ты пожалеешь, что не согласился на мою компанию.

— Я буду жить.

— Скучной жизнью.

Я мельком вижу, как она тянется через прилавок, чтобы шумно поцеловать его в щеку, и я еще больше сжимаюсь в своем убежище.

— Люблю тебя, папа.

Его поза и выражение лица смягчаются.

— Я тоже тебя люблю, Ангел.

Я испускаю вздох, когда ее шум и шаги исчезают, но на всякий случай я остаюсь в укрытии еще немного.

— Ты агитируешь за второй раунд минета?

Кингсли ухмыляется, глядя на меня со своим потусторонним высокомерием.

— Если бы. Не могу поверить, что ты кончил мне в горло, когда наша дочь находилась так близко.

Я делаю паузу, вспомнив, как я назвала ее нашей дочерью. Дерьмо. Мне нужно взять себя в руки, потому что я начинаю верить в наши вещи.

Наше время.

Нашу работу.

Наши отношения.

Черт. Не на это я подписывалась.

— Я не собирался позволить ей снова меня обломать. Иначе я обломаю ее мужа еще хуже, чем это было до сих пор.

— Ты ужасен.

Я начинаю вставать и теряю равновесие из-за онемевших ног.

Я падаю на грудь Кингсли, и он хватает меня за талию и усаживает на стойку, а затем безапелляционно оказывается у меня между ног, задирая юбку до пояса.

Он расстегивает пуговицы на моей рубашке, с силой стягивает ее с моих рук и бросает на пол. За ней следует лифчик, пока я не оказываюсь полуголой и настолько готовой к его терзаниям, что это немного пугает.

— Жаль. — он вытирает мой рот большим пальцем, собирая оставшуюся там сперму, затем проводит им между моих губ. — Ты хорошо смотрелась на коленях.

— Ты единственный мужчина, ради которого я бы встала на колени.

Его глаза темнеют, а хватка становится такой собственнической, какой я еще не видела. И по какой-то причине у меня пересыхает во рту.

— И ты не встанешь на колени ни перед кем другим в будущем, — объявляет он ни с того ни с сего.

— Что ты имеешь в виду...

Мои слова прерываются торопливыми шагами.

— Папа! Это машина Аспен. У нее такая же табличка... Святое дерьмо!

Мы с Кингсли тоже смотрим друг на друга с выражением «святое дерьмо».

Я зарываюсь лицом в его торс, скрывая свою наготу, и тут начинается настоящий ад.

Глава 25

Кингсли

Ответственность перед кем-либо на этой планете не обсуждается и не подлежит обсуждению.

Но есть один человек, чья жизнь настолько переплелась с моей, что невозможно не испытывать какой-то ответственности перед ней. Это человек, который практически вырос вместе со мной и был рядом во время всех монументальных моментов моей жизни.

Мой переезд из отцовского дома. Мои студенческие годы. Юридическая школа. Сдача экзаменов. Получение диплома. Основание фирмы Уивер & Шоу. Смерть моего отца.

И, в конце концов, писк матери с положительным исходом.

И этот человек сейчас сидит на стуле напротив меня и Аспен, которая решила прижаться к другому концу дивана.

Две секунды назад в этом положении был я — тот, за кого она держалась изо всех сил — но теперь, когда она больше не голая после того, как поспешно надела свою одежду, у меня, очевидно, нет никакой роли.

Если не считать того, что я являюсь объектом пристальных взглядов моей дочери, конечно.

У Гвен выражение лица надменной принцессы. За вычетом постукивания ногой и скрещивания рук.

Последние пятнадцать минут они с Аспен были красными, что при других обстоятельствах выглядело бы комично.

— Если никто из вас не заметил, я жду объяснений, — говорит она с нескрываемым упрямством, целясь в яремную вену.

Она определенно наша с Аспен дочь.

Ее мать еще больше съеживается в своем углу дивана. Она находилась на седьмом небе от счастья, услышав, как Гвен говорила о ней ранее, и чтобы сохранить это благоговейное выражение лица подольше, я поощрял разговор.

Однако сейчас она явно не в своей тарелке.

Вытянув ноги перед собой, я встречаю разноцветные глаза Гвен.

— Позволь сообщить тебе, что мы не обязаны ничего объяснять. Насколько я помню, я родитель.

— Насколько я знаю, ты сказал, что она тебя не привлекает, — огрызается маленькая шалунья. — Что, очевидно, неверно, судя по обнаженному шоу, на которое я зашла. Полагаю, это не связано с работой.

— Мне жаль, — шепчет Аспен, прочищая горло.

— За что?

Голос Гвен смягчается, когда она разговаривает с матерью, в отличие от ее грубого тона ко мне.

Возможно, я слишком избаловал ее.

Аспен на короткую секунду встречается с ней взглядом.

— За то, что тебе пришлось стать свидетельницей этого.

— Разве вы не должны больше сожалеть о том, что у вас, ребята, что-то есть, и вы не сказали мне?

— Это не что-то, — пролепетала Аспен, быстро поправляя Гвен, и я так близок к тому, чтобы задушить ее, пока буду трахать ее.

— Тогда кто вы друг другу? — спрашивает моя дочь.

— Хороший вопрос. Почему бы тебе не ответить на него, ведьма? Кто мы?

Она смотрит на меня недоверчивым взглядом. Что? Она думала, что все пойдет своим чередом? Есть только один путь, и она только что все испортила, отрицая, кто мы такие.

— Надеюсь, что бы это ни было, название этому — отношения, — говорит Гвен, все еще постукивая ногой.

Когда никто из нас не отвечает, она задыхается.

— О Боже, вы друзья с привилегиями?

— Мы не друзья, — говорю я со спокойствием, которого не ощущаю.

Плечи Аспен вздрагивают от этого, ее позвоночник выпрямляется, и она принимает образ горячей стервы, который удается только ей.

— Да, мы не друзья.

— Тогда это просто выгода? — Гвен вскидывает руки вверх. — Не могу в это поверить. В последний раз, когда вы, ребята, сделали это, я вышла из союза и прожила всю жизнь без матери. Спасибо, что снова проявили эгоизм и не рассмотрели меня в ваших сексуальных отношениях.

Аспен бледнеет.

Я смотрю на Гвен, не моргая.

— Следи за тем, как ты с нами разговариваешь. Мы родители, а не наоборот.

— Тогда ведите себя соответственно и перестаньте морочить мне голову. — она вскакивает на ноги и смотрит на Аспен щенячьими глазами. — Я так разочарована в тебе. Я думала, мы достигли того момента, когда ты можешь рассказать мне об этих вещах, но, похоже, мы совсем не продвинулись. — она дергает головой в мою сторону. — А я думала, что между нами нет секретов, папа.

— Говорит та, кто вышла замуж за моего лучшего друга, пока я лежал в коме.

— Ну, я люблю Нейта. И всегда любила. А вы, ребята, любите друг друга?

Когда никто из нас не отвечает, она бросает на нас драматический взгляд и перекидывает сумку через плечо.

— Позвоните мне, когда решите, какие у вас отношения и какое место в них занимаю я.

Дверь едва не срывается с петель, когда она захлопывает ее за собой.

Вот это драматично, ненужно и в полной мере демонстрирует чрезмерную эмпатичность Гвен.

Аспен, однако, кажется, восприняла все это слишком серьезно, потому что встает, ее ноги дрожат, будто она пытается пойти за Гвен.

Я хватаю ее за талию и усаживаю обратно. Она смотрит на меня через плечо.

— Я думала, мы не друзья. Отпусти меня.

— Это правда. Мы не друзья, дорогая. Ты моя гребаная женщина.

Клянусь, она краснеет, как диковинный помидор, прежде чем опустить голову и прочистить горло.

— Гвен, должно быть, ненавидит нас.

— Нет, она просто попала под горячую руку. Она успокоится, когда расскажет обо всем Нейту, и именно он будет аргументированно отстаивать ее интересы. Минус в том, что он гораздо менее эмоционален, чем она, и с ним труднее иметь дело.

Она стонет, пряча лицо в моей груди.

— Я не хочу потерять ее.

— Не потеряешь. Ты ей нравишься.

Ее глаза взрываются мириадами цветов, когда она смотрит на меня.

— Правда?

— Да. И она из тех, кто прощает. Не знаю, откуда она это унаследовала.

— Определенно не от тебя.

— Или от тебя.

Она улыбается, но вскоре улыбка сходит на нет, и она пытается отстраниться.

— Куда, по-твоему, ты идешь, дорогая?

— Домой. Думаю, для одной ночи мы нанесли достаточно ущерба.

— Нет, к черту. Ущерб уже нанесен. — я беру ее подбородок двумя пальцами и поднимаю его вверх. — Кроме того, ты ненавидишь оставаться одна в такую ночь, верно?

Ее дыхание сбивается:

— Как ты вообще можешь думать о сексе в такой ситуации?

— Я думаю о сексе в любой ситуации, когда речь заходит о тебе, так что не вижу в этом ничего удивительного.

— Тебе когда-нибудь будет достаточно?

— А тебе?

Она колеблется, но не отвечает, и я не позволяю ей этого сделать, когда прижимаюсь своими губами к ее губам и заканчиваю то, что прервала Гвен.

***

Вопреки моим ожиданиям, Гвен сопротивляется.

Прошла неделя с тех пор, как она проникла в нашу прелюдию, и с тех пор она упорно играет с нами обоими.

Как я и ожидал, Нейт оказался тем человеком, которому она открыла свое сердце, и он пришел с метафорическим плащом и картонным рыцарством, выступая в качестве ее представителя.

Аспен попыталась объяснить, используя своего внутреннего дипломата. Я прямо сказал ему, что мне нечего объяснять ему, как никому другому, когда он занимался сексом с моей дочерью, пока я лежал в коме.

Он назвал меня долбаным идиотом, Аспен посмотрела на меня, а потом они попытались уйти вместе, чтобы продолжить свой логичный — а также скучный — разговор. Чего я, конечно же, не допустил.

Мне плевать, что они просто друзья. Нейт по-прежнему единственный мужчина, с которым она близка, и в какой-то момент я поверил, что они были секс партнерами.

Единственная причина, по которой я не был уверен, что они действительно являлись сексуальными партнерами, заключается в том, что Нейт выбрасывал женщин, с которыми спал, как использованные салфетки.

Тем не менее, какая-то часть меня думала, что, возможно, Аспен была настолько особенной, что он поддерживал с ней дружеские отношения.

Эта мысль оставила огонь в груди. Я самокритичен, как кандидат в президенты. Я делаю это только тогда, когда это фальшиво.

Однако я не могу отрицать ноющую мысль, что если бы Аспен пришлось выбирать партнера, то это был бы кто-то вроде Нейта. Хотя он стоический и отстраненный, он такой же уравновешенный, как и она, не будет заставлять ее что-то делать, и с ним не будет никаких препирательств.

Не поймите меня неправильно. Шансы на то, что я признаю это вслух, равны нулю, но это не значит, что данная мысль не таится в моей голове на правах аренды.

Мое решение? Использовать уловку Николо, солгать, сказав, что у нас с ним встреча за ужином, дабы удержать Аспен на моей стороне.

Ужин прошёл в моем доме, сразу после того, как я отшлепал ее по заднице за отказ от еды, а затем приказал ей поесть.

Сейчас она стоит у окна, на ней только моя рубашка.

И засосы.

И следы укусов.

И отпечаток моей руки.

Ее светлые ноги покрыты исчезающими синяками. В какой-то момент она перестала жаловаться на них, за исключением тех случаев, когда ей приходится использовать тонну косметики, скрывая те, что на шее.

Она просила меня больше не кусать ее, но к черту.

Во мне всегда присутствует эта животная потребность пометить каждый сантиметр ее кожи, чтобы она принадлежала только мне.

Так что я единственный мужчина, который когда-либо будет владеть ее телом, и у меня есть миссия покорить ее душу.

Раньше я никогда не испытывал подобных чувств к женщине. Когда я только познакомился с ней, был намек на желание большего, но не до такой степени, как эта жгучая одержимость.

Не до такой степени, когда я двадцать четыре часа в сутки жажду попробовать ее на вкус.

Я никогда не был человеком, который легко привязывается или привязывается вообще. Никогда не смотрел на женщину дважды, не придумывал одну идею за другой, чтобы заманить ее в ловушку и заставить остаться со мной.

Но женщина, стоящая у окна, проверяющая свой телефон и массирующая висок, является исключением из всего вышесказанного.

Она чертовски красива, как мой падший ангел и любимый демон дьявола.

Не в силах сопротивляться порыву, я натягиваю трусы и подхожу к ней, затем обхватываю ее за талию, прижимаясь к ней сзади.

Она пахнет сексом и мной.

Теперь я всегда чувствую на ней свой запах, и благодарен за чувствительный нюх, который позволяет мне в полной мере ощутить этот момент.

Моя вторая рука массирует ее голову, и она вздыхает.

— Ммм. Вот здесь.

— Тебя тебя все еще беспокоят сильные головные боли?

— Только когда я устаю. Благодаря кое-кому.

Она смотрит на меня зловещим взглядом, а я лишь ухмыляюсь, продолжая заниматься своим делом.

Аспен уже семь дней трезвая, и я готов поспорить, что ее решение бросить пить связано с тем, что Гвен назвала ее алкоголичкой. Если я что-то и узнал об Аспен, так это то, что она страстно презирает слабость. Это результат ее тяжелого детства, отца-мафиози и тех усилий, на которые ей пришлось пойти, чтобы вырвать свое место на вершине.

И согласно ее логике, быть менее совершенным в глазах Гвен это признак слабости.

Это очень далеко от истины, но если это заставит ее бросить пить, то она может верить в это сколько угодно.

Она стала очаровательно ворчливым существом во время завязки. Первые несколько дней были самыми ужасными, но постепенно она адаптировалась и даже начала больше есть. А моя любимая часть? Она ищет меня при каждом удобном случае, а когда я попытался игнорировать ее, чтобы добиться от нее реакции, она завалила мой телефон приглашающими эротическими фотографиями.

Вздохнув, она расслабилась в моих объятиях, и даже ее движения приостановились в телефоне.

— Все еще пытаешься связаться с Гвен?

Я показываю на экран, на котором открыт групповой чат с Кэролайн и Гвен.

— Она игнорирует меня, но прекрасно общается с Кэролайн.

— Это проявление ее гнева. Она придет в себя.

— Ты также сказал, что она прощающий тип, но эта черта характера, очевидно, не применима к этому. — ее голос понижается. — Мне кажется, что она ускользает от меня после того, как я наконец-то заполучила ее. Что если она разочаруется во мне?

— Она хотела иметь мать с самого раннего детства, так что вероятность того, что это желание ослабнет, где-то ниже нуля. Гвен невероятно целеустремленная и не сдастся, пока не добьется своего.

Ее лицо загорается, как это происходит всегда, когда я говорю о Гвен, а затем она обхватывает рукой свой живот.

— Знаешь, когда она была внутри меня, она сильно пиналась, иногда вырывая меня из сна посреди ночи. Я думала, что она больна или что-то в этом роде, и ничего не могла с этим поделать, иначе я могла бы спровоцировать насилие со стороны моих тети и дяди.

Моя челюсть сжимается, и я перестаю массировать ее голову, чтобы не сжать ее или не сделать что-нибудь еще хуже.

Как и я, Аспен не любит говорить о своем прошлом. Это один из немногих случаев, когда она охотно предлагает взглянуть на него.

— Твои тетя и дядя еще живы?

— К счастью, нет. Они погибли в ужасной аварии вскоре после того, как я сбежала. Голову моей тети нашли в миле от ее тела.

— Хорошее избавление.

Она вздрагивает.

— Я думала, что тоже буду счастлива, но их смерть не вернула мне дочь, которую я потеряла. Тогда они били меня при каждом удобном случае, пытались отравить, запирали, пока я не решила, что умру.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒