3 месяца спустя 13 страница

— Хм... — Нейт почесывает подбородок. — Для протокола, если один из вас убьет другого, будь то убийство первой степени или непредумышленное убийство, я не стану представлять другую сторону. — он бросает на нас подозрительный взгляд и бормочет: — Вы родители и достаточно взрослые, чтобы не ссориться, как дети. Возьмите себя в руки.

Затем выходит за дверь, оставляя меня с кошмаром в виде мужчины.

Я упираюсь пальцем ему в грудь.

— Что, черт возьми, с тобой не так? Нейт уже что-то подозревает, а ты почти все раскрыл.

— Не считая твоего выражения лица, достойного фильма ужасов, я не понимаю, почему Нейт не должен знать. Боишься, что твой бывший приятель по сексу будет ревновать?

— Скорее, я не хочу осложнений. И в последний раз повторяю, мы с Нейтом никогда не были приятелями по сексу, не то, чтобы это тебя волнует.

Он хватает меня за талию, и я дрожу, когда он зажимает меня между своей грудью и конференц-столом.

Моя задница горит, когда ударяется о край, благодаря мужчине, который стирает все расстояние, между нами, пока нас не разделяет только моя чашка кофе.

Его голос опускается до сексуальной бессвязности, когда он произносит:

— Вкус твоей киски все еще на моих губах, поэтому я говорю, что это меня очень волнует.

— Мы на работе, — шепчу я, осматривая наше окружение.

— И что? Работа принадлежит мне.

— А я нет. Так что извините меня, и я могу пойти зарабатывать на жизнь, Ваше Королевское Высочество.

— Прекрати провоцировать меня на спорт, если не хочешь быть трахнутой на этом самом столе.

Я не могу удержать чашку из-за двух обстоятельств. Во-первых, я знаю, что этот сумасшедший выполнит свое обещание. Во-вторых, я испытываю необъяснимое тошнотворное возбуждение от этой возможности.

Когда я ничего не говорю, он воспринимает это как знак того, что его угроза сработала.

— Так ты собираешься или нет перестать упрямиться и возобновить свой отпуск?

— Я в полном порядке.

— Если ты скрываешь синяки с помощью макияжа, это не делает, что ты в порядке. Это делает тебя обманщицей.

— О, прости. О каких синяках мы говорим? О тех, что от бандитов, или о тех, что ты на мне оставил, как варвар? Я не могу даже пошевелиться, не ощущая их.

Широкая, невероятно гордая ухмылка кривит его губы.

— Миссия выполнена. Приготовься, дорогая, будут еще следы, прежде чем эти исчезнут.

— Ты...

— Извращенец? Начинаешь говорить как заезженная пластинка.

— А ты начинаешь чувствовать себя слишком комфортно, прикасаясь ко мне. — я отмахиваюсь от его руки. — Я не твоя игрушка на неделю, Кингсли.

— Это может быть месяц или два. Я не возражаю.

— Я возражаю.

Он хмурится.

— О каком сроке ты думаешь?

— Никаком. Это было на один раз. Мы выебали друг друга из наших систем, и все закончилось.

— Может, для тебя это и так, но я еще даже не начал, дорогая. — он берет меня за подбородок, властно проводит пальцами по коже и откидывает мою голову назад. — Ко мне сегодня вечером?

— Нет.

— Тогда к тебе? Хотя тебе придется выгнать Каролину Лучано обратно в ее особняк. Я не ценю зрителей.

— Нет.

— Боже, ведьма. Не знал, что ты любишь эксгибиционизм.

— Нет, этого не будет, придурок. Кроме того, сегодня вечером я должна посетить мероприятие с одним из моих зарубежных клиентов.

— Тогда я приеду в другой раз.

— Вместо этого прими отказ.

— Позволь мне отказаться. — он выхватывает у меня чашку кофе. — И брось пить во время работы, да и вне ее, если уж на то пошло.

Затем он уходит, унося мой напиток и оставляя меня с горой разочарований.

Глава 18

Кингсли

За счет того, что меня называют сталкером с серийными наклонностями, я узнаю, где именно Аспен сегодня вечером.

Благодаря тому, что Кэролайн не умеет скрывать информацию. Ею было так легко манипулировать, чтобы она рассказала мне, где находится Аспен, что это немного подозрительно.

Особенно с ее дьявольской усмешкой в конце и двусмысленным:

— Тебе действительно стоило посмотреть эти дневники.

В любом случае, я получил нужную информацию и избавился от Нейта под предлогом, что это важный деловой звонок.

Он провел весь день, пытаясь либо похитить меня, либо заставить позвонить дочери. По его словам, я должен извиниться. По моим словам, он похититель дочери и должен катиться к чёрту.

Кроме того, это она перешла черту на этот раз. Думать, что я избиваю женщин, это худшее из всех заблуждений, которые обо мне делали, не говоря уже о моей собственной плоти и крови.

Учитывая тот факт, что я прожил всю свою жизнь, наблюдая, как моя мать подвергалась эмоциональному насилию — насилие есть насилие — любая вариация этого яда ниже моего достоинства.

Если только это не битье чьей-то головы.

Вывод из этой истории таков: Гвен должна быть той, кто извинится. И хотя создание трещины, между нами, ничем не отличается от отказа от части меня, ей необходим этот урок.

А мне нужно, чтобы ее мать перестала все чертовски усложнять.

Для этого я должен найти ее.

Это оказывается сложнее, чем я думал, учитывая, что я брожу по дому Карсонов уже полчаса и не вижу ее.

Он большой, старинный, без души, как и все особняки богатых людей. Невестка старого пса устраивает какой-то благотворительный вечер в помощь детям-сиротам. Она выглядела серьезно настроенной, когда я пришёл сюда без приглашения, как обычно, но с внушительным чеком на благотворительность.

Сомневаюсь, что эта похожая на Барби блондинка разделяет мнение своего свекра о том, что единственная цель благотворительности это служить налоговым убежищем для богатых.

Дом украшен мягким светом и экстравагантными столами, покрытыми красным бархатом. На экранах транслируют тщательно смонтированное видео с детскими свидетельствами, на которые никто не обращает внимания.

Гости общаются в замкнутом кругу, сплетничая или возобновляя отношения. Актуальная тема этого вечера — дети — где-то на уровне ниже несуществующей.

Я пробираюсь на мероприятие и в конце концов оказываюсь в группе старых буйволов, которые были друзьями моего отца.

Я слушаю их лишь наполовину и определенно не развлекаю. Многие из этих глупцов думали, что, будучи наследником моего отца, я продолжу инвестировать в их бизнес ради наших межличностных отношений.

Вскоре они узнали, что я не посещаю их дни рождения, не интересуюсь их дворовыми прудами кои и достаточно бессердечен, чтобы наблюдать за их банкротством, вместо того чтобы спуститься в яму вместе с ними.

Мой отец был инвестором, да, но слишком привязанным, чтобы понравиться Уолл-стрит. Именно поэтому мое состояние намного больше, чем у него.

Я практичен, логичен и абсолютно не преследую людей.

За исключением, конечно, одной рыжеволосой роковой женщины.

Мне даже пришлось пойти на радикальные меры, приехав сюда.

Потому что, конечно же, мероприятие Аспен должно было проходить на территории нашего конкурента.

Карсон & Карсон одна из немногих конкурирующих юридических фирм, к которым я испытываю хоть какое-то подобие уважения. Несмотря на то, что управляющий партнер, Александр Карсон, был другом и адвокатом моего отца.

Он старомоден, любит сомнительные предприятия, потому что они хорошо оплачиваются, и он не боится замарать руки.

Короче говоря, все то, чем был Бенджамин Шоу.

Мы с Нейтом стали его конкурентами, когда основали Уивер & Шоу, и мы бы сокрушили его, если бы не его сын. Новая, молодая кровь, с революционными идеями, изменившие старые методы его отца.

Вот тут-то я и заметил Аспен — наполовину слушая, как старики болтают о налогах. С младшим Карсоном. Ашером.

Мне приходится сделать глоток своего Макаллана, чтобы удержаться от пены у рта.

Аспен всегда была красивой женщиной, даже когда была злобной тварью, любившая быть занозой в моем боку ради спортивного интереса.

В ее красоте есть острый край, и это в меньшей степени связано с ее рыжими волосами и высокими скулами, а в большей с ее пронзительным взглядом и прямой осанкой.

Если уверенность можно разделить на категории, то ее можно назвать спокойной. Она смелая, но не настолько, чтобы кричать или позволять иррациональности взять верх. Она решительна до мелочей, поэтому я знаю, что, когда она что-то решает, ее уже не остановить.

Но не сегодня.

Я окидываю взглядом ее простое черное платье с длинными рукавами, доходящее до пола. По понятным причинам она даже прикрывает шею модным шарфом.

Мысль о том, что она смотрит в зеркало на сердитые засосы, которые я оставил на ней, заставляет мой член напрячься.

Он находится в режиме постоянного бодрствования с прошлой ночи, и я отказываюсь быть подростком и подрочить.

Ослепляющее желание схватить ее между этими мужчинами и вогнать свой член в ее киску настолько непреодолимое, что я удивляюсь, как мой член не выскакивает из брюк.

Она улыбается двум мужчинам, стоящим рядом с ней. Один из них — Карсон-младший, а другой — мужчина, которому на вид около сорока лет. Крепкого телосложения, с чистым лицом и прямой осанкой, напоминающей мою.

Я узнаю властного человека, когда вижу его, и он определенно из этого спектра.

Я обдумываю, как отправить его на следующую планету, не привлекая ничьего внимания. Или, быть может, мне следует обратить внимание на то, что он женат — судя по кольцу на пальце — и все еще стоит слишком близко к Аспен.

Как раз в тот момент, когда я думаю над идеей поджога особняка Александра Карсона, глаза-хамелеоны Аспен встречаются с моими.

Они расширяются, ее улыбка ослабевает, и она крепче сжимает свой фужер с шампанским.

Я ухмыляюсь, мне нравится ощущение, что я застал ее врасплох. Возможно, потому что она не из тех, кого можно застать врасплох.

— Сюрприз, — говорю я через все помещение.

Она поджимает губы в знак: «не подходи».

Даже не сказав «прошу меня простить», я оставляю старых пердунов и направляюсь к ней. Если бы она была единственной в кругу, она бы сняла туфлю и ударила меня ею по голове.

Но поскольку есть компания и общественные стандарты, которые необходимо поддерживать, она позволяет эмоциям разгораться внутри себя до точки, близкой к взрыву.

И я это знаю, потому что краснота переходит с ее шеи на подбородок, а в глазах разгорается пламя.

Я усугубляю ситуацию, улыбаясь, когда без приглашения врываюсь в их маленький круг.

— Карсон, как поживаешь?

Ашер пожимает мне руку. Ему около двадцати, он ровесник Себастьяна, племянника Нейта, которого он практически вырастил, так что, следовательно, он был рядом с нами всю нашу жизнь.

— Кингсли. — он поднимает бровь, становясь все более и более похожим на молодую, торжественную версию своего отца. — Слышал, что ты был в коме, но выглядишь не хуже дьявола.

— И такой же манипулятор, так что тебе лучше защищать своих клиентов, пока я их не украл.

— Заметано, — говорит он, слегка сузив глаза. — Аспен гораздо более доступна, чем ты, в деловых вопросах. По крайней мере, она не угрожает мне в моем собственном доме.

— Собственность пропорциональна, — говорит я, который боролся до последнего за свой семейный дом. Наконец я обращаю внимание на другого мужчину. — Где мои манеры? Представьте нас, мисс Леблан.

Она бросает на меня взгляд, способный пронзить мое несуществующее сердце.

— Джонатан, это Кингсли Шоу. Совладелец фирмы, в которой я работаю. Кингсли, это Джонатан Кинг. Английский бизнесмен, который инвестирует в Штаты.

Мы пожимаем руки, крепко, даже грубо, и он едва избегает того, чтобы ему не отдавили пальцы. Но чем сильнее я сжимаю руку, тем крепче он это делает, пока мы не отпускаем ее одновременно. Что за послание пытается передать этот ублюдок?

С усилием я сохраняю невозмутимый вид.

— Я не знал, что интересы мисс Леблан простираются по ту сторону пруда.

Он сдержанно улыбается и говорит с шикарным британским акцентом, будто прямо из какого-то исторического сериала.

— Она находчива, мисс Леблан. Один из лучших зарубежных адвокатов, с которыми я работал.

Я скрежещу коренными зубами и не уверен, из-за его слов или из-за того, как она сияет гордой улыбкой при этих словах.

— Вы один из моих самых ценных клиентов, мистер Кинг.

Он поднимает свой бокал.

— За более плодотворное партнерство.

Ашер и Аспен поднимают фужеры.

Я остаюсь на месте.

— Рад знать, что Уивер & Шоу представляет для вас ценность, — говорю я вместо этого. — Ваша жена присоединится к нам, мистер Кинг?

— К сожалению, нет. Я избавляю ее от скуки этих событий, когда это возможно.

— Ей повезло, что у нее есть вы, — предлагает Аспен, и хотя это утверждение можно было бы сказать из вежливости, оно выбивает из моего терпения последние капли.

— Действительно, — говорю я со скрытым гневом, а затем быстро, но решительно беру Аспен за руку. — Прошу нас извинить, джентльмены. У нас с мисс Леблан есть дела.

Я даже не дожидаюсь их ответа, когда тащу ее за собой по коридору.

— Какого черта ты делаешь? — шипит она под нос, практически бегая трусцой, чтобы не отстать от моих длинных шагов. — Кингсли! Отпусти меня.

Ее ногти впиваются в мою руку, но сколько бы она ни царапалась, я не отпускаю ее.

Зрители, наблюдающие за нашим движениям, могут быть и невидимыми. Я вижу только оттенки черного, красного и неодолимое желание.

Я заталкиваю ее в одну из комнат и прижимаю к двери. Она задыхается, ее губы раскрываются.

— Что за...

Ее слова заканчиваются на вздохе, когда я прижимаюсь губами к ее губам.

Она ошеломлена на секунду, прежде чем попытаться укусить меня, бормоча и прижимаясь своим ртом к моему.

Мы с Аспен не просто целуемся, мы воюем.

Мы идем на такое, на что никто другой не решился бы.

Я хватаю в кулак ее огненные волосы и кусаю ее губу так же сильно, как она кусает мою. Металлический привкус взрывается у меня во рту, окрашивая губы, и я не уверен, ее или мои собственные.

Мне все равно.

Запустив пальцы в ее платье, я задираю его, пока оно не достигает талии.

Когда мои пальцы встречаются с ее голой киской, я стону, отрываясь от ее губ.

— Ты не только мокрая, но и пришла готовая к тому, чтобы тебя трахнули.

— Пошел ты, придурок. Как ты смеешь вмешиваться в мою работу...

Я ввожу два пальца в ее киску, и этого достаточно, чтобы оборвать ее слова.

Ее глаза опускаются, дыхание затрудняется, но она бормочет:

— Я убью тебя... если ты еще раз влезешь в мои дела... о, блядь.

— Точно, блядь, и не рекомендуется угрожать мне убийством, когда твоя киска сжимается вокруг моих пальцев.

— Ты... не имеешь... никакого... права... дерьмо.

Я затыкаю ее своими губами, пока она содрогается вокруг моих пальцев. Мне нравится, как несколько грубых толчков и немного стимуляции на клитор способны вывести эту женщину из себя.

Она просто богиня секса.

Все еще держа ее за волосы, я выхожу из нее и тащу ее к высокому окну с видом на задний сад.

Ее реакция запаздывает из-за оргазма, учитывая, что мне приходится практически нести ее. Я прижимаю ее передней частью к стеклу, она задыхается, но я не даю ей времени осознать происходящее, освобождая свой член и входя в нее сзади.

К черту презервативы.

Ничто не станет барьером между мной и теплом этой упоительной женщины.

Моя рука ложится на ее бедро, а другая сжимает ее челюсть с непререкаемым приказом.

— Тебе понравилось, когда тебя хвалил этот ублюдок, а?

Ее ноги дрожат, киска принимает меня полностью, но у нее хватает наглости посмотреть на меня в ответ.

— Понравилось. Не все такие мудаки, как ты.

— И все же, мой член в твоей маленькой тугой киске, дорогая. — я подчеркиваю свои слова несколькими резкими и быстрыми толчками, которые сбивают ее дыхание. — С этого момента ты вычеркнешь любого другого мужчину из своей жизни, поняла?

— Пошел ты.

Я отпускаю ее талию и шлепаю ее по заднице.

— Не правильный ответ. Теперь скажи его.

Она вскрикивает, ее стоны эхом отдаются в темноте.

— Н-нет.

Моя ладонь встречается с ее плотью, но на этот раз так сильно, что она вскрикивает.

— Попробуй еще раз, дорогая.

— Прекрати... черт возьми...

Шлепок.

— Нет, пока ты не дашь правильный ответ.

— Ты не имеешь права указывать мне, что делать.

— Наблюдай.

Я шлепаю ее три раза подряд по заднице, от чего она задыхается и сжимается вокруг меня.

— Ты такая маленькая шлюшка, дорогая. Всего несколько шлепков и ты заглатываешь мой член.

— Мудак...

Я отпускаю ее попку и провожу большим пальцем вдоль входа, пока не нахожу ее заднее отверстие.

— Ты имеешь в виду вот это? Ммм, она кажется девственной и готовой к покорению.

Аспен замирает.

— Кингсли... не надо...

— Не сегодня. — я ввожу большой палец в ее задницу. — Но однажды ты примешь мой член в эту попку, как хорошая девочка, и тогда закричишь так громко, что весь мир узнает, что тебя трахаю я.

Она вздрагивает, и я пользуюсь случаем и шлепаю ее.

— Ты все еще не ответила мне.

Ее удивленный звук удовольствия пронзает воздух, но она бормочет:

— Нет.

— Если хочешь, чтобы ты вообще могла сидеть, дай мне правильный ответ.

Она смотрит на меня через плечо и осмеливается улыбнуться.

— Все равно... нет. Покажи мне свой худший вариант.

Тогда я превращаюсь в чистое животное. Мой ритм бешеный, глубокий, и я чувствую, что никогда не закончу с ней. Я ввожу палец и в ее заднюю дырочку, одновременно трахая ее и шлепая по заднице, пока она не начинает скулить.

— Я собираюсь выебать из тебя это чертово упрямство, Аспен, а когда закончу, то все повторю. — я хватаю ее за волосы, так что ее губы оказываются в нескольких сантиметрах от моих собственных. — Скажи «да».

Она качает головой в моих руках, даже когда в уголках ее глаз собираются слезы. Это слезы удовольствия или боли, я не знаю.

— Посмотри на свое выражение. — я направляю ее лицо на наше отражение в стекле. — Ты видишь в нем экстаз? Это то, что может увидеть любой гость, если он выйдет на улицу и посмотрит вверх. Он увидит, как ты принимаешь мой член, как грязная маленькая шлюшка, которой ты и являешься. Ты покажешь им, как тщательно я тебя трахаю? Или будешь хорошей девочкой и продемонстрируешь свое удовольствие только мне?

Ее губы размыкаются.

— Кинг... перестань говорить такие вещи...

— Скажи волшебное слово.

— Нет...

Ее стон заканчивается вздохом, когда я шлепаю ее по уже покрасневшей заднице.

Затем она кончает, сильно и с горловым звуком, который вызывает мой собственный оргазм. Мои яйца напрягаются, а спина дергается, когда я вхожу в нее дикими, глубокими толчками.

— Блядь, блядь, блядь.

Я кончаю в нее так долго, что мне кажется, что это не закончится. Когда я выхожу из нее, моя сперма стекает по ее ногам на туфли, и я не могу не проследить за этим жадным взглядом.

Она прижимается к стеклу, засосы, которые я оставил на ее шее, видны из-под скомканного шарфа, такого же помятого, как и она сама.

Я наматываю на руку копну ее ярких волос и притягиваю ее к себе так, что ее спина оказывается вровень с моей грудью.

— Отпусти меня, — хнычет она уязвимым голосом. — Я чувствительная.

Я нахожу светлую кожу ее шеи, прямо между двумя исчезающими засосами, и кусаю. Резко.

— Ой, больно! Почему ты продолжаешь кусать меня, как животное во время течки?

— Я лучше, чем животное. У меня всегда течка.

Я кручу бедрами, доказывая свою точку зрения.

— Святое дерьмо! — она смотрит на меня зловещим взглядом. — Как ты можешь быть твердым?

— Мы с членом договорились, что не будем останавливаться. — я снова кусаю ее шею, на этот раз посасывая ее плоть. — Нет, пока ты не дашь нам правильный ответ, дорогая.

А потом я снова требую ее.

И снова.

И снова трахаю.

Глава 19

Аспен

— У меня есть своя квартира, знаешь ли.

Я скрещиваю руки на халате, стою возле двери в ванную и смотрю на сексоголика передо мной.

Это превосходит все, о чем я могла подумать или представить.

Я на это не подписывалась.

Я действительно не подписывалась на то, чтобы быть растерзанной несколько раз на вечеринке, полной людей, пока я не смогу едва двигаться. Единственная причина, по которой я смогла вернуться к общению, это то, что я чуть не врезала ему по яйцам, чтобы он меня отпустил.

Но, конечно, Кингсли не отпускает. По крайней мере, ненадолго. Он как огромный черный кот, дающий передышку своей добыче только для того, чтобы потом наброситься на нее.

И именно так он и поступил. Сначала он позволил мне пообщаться самостоятельно, наблюдая издалека, но потом приклеился ко мне и познакомил меня с друзьями своего отца.

Я не могла на это сердиться, потому что в юридической сфере налаживание связей жизненно важно, а многие из этих бизнесменов потенциальные клиенты.

Не совсем понятно, почему он оказал мне такую услугу и даже представил меня как старшего партнера своей фирмы, чего он никогда не делает.

Готова поклясться, что он давно вычеркнул мою должность из своей головы. Во всяком случае, он был в подозрительно хорошем настроении и доказал это, шепча мне на ухо грязные слова, будто вывести меня из равновесия было его любимым видом спорта.

Когда мы уходили с мероприятия — или я уходила, потому что само его присутствие вызывало у меня сексуальную неудовлетворенность, — он предложил отвезти меня домой.

Вернее, он запихнул меня в свою машину.

И все эти усилия были направлены на то, чтобы он мог снова и снова трахать меня в своем доме. Напротив двери, у стены и только что, в душе.

Благодаря его ненасытному либидо, я не могу двигаться. Снова. И у меня все болит и ноет.

Господи. Я уже не так молода. И он тоже.

Так откуда, черт возьми, у него столько энергии? Он даже выглядит готовым к повтору.

Может, мне нужно подружиться с Мартой и попросить ее тайно вывезти меня из этого места после того, как я подсыплю ему в напиток снотворное.

Его темные волосы спадают на глаза, когда он вытирает их полотенцем, и мокрые пряди торчат во все стороны.

Я пытаюсь отвести взгляд от его скульптурного торса и терплю неудачу. Не помогает и то, что капли воды скользят по его прессу и дорожке волос, которая исчезает под трусами. У него такое идеальное телосложение, которое должно красоваться на обложке журнала.

— Твоё место занято женой одного мафиози и ее собаками, — говорит он в ответ на мое предыдущее заявление. — Как я уже говорил, аудитория не мой конек.

— Как ты узнал, что у Кэролайн есть собаки?

— Когда я разговаривал с ней по телефону, она сказала, что Каин и Люцифер передают привет. Очень надеюсь, что это всего лишь какие-то извращенные клички собак, и что ты не приглашала настоящих демонов в свою квартиру.

— Зачем ты вообще позвонил Кэролайн... Дай угадаю, она сказала тебе, где я?

— Ты угадала.

Я убью Кэлли.

— Не будь незнакомкой. — он показывает на мою близость с кривой улыбкой. — Я тебя не укушу.

— Не укусишь меня, ага. У меня есть знаки, доказывающие, что ты не прав.

— Позволь мне исправить свое заявление. Я не укушу тебя сейчас.

Он направляется ко мне длинными, решительными шагами, перекинув через плечо чистое полотенце.

Я хватаю ближайший предмет, золотой канделябр, и защитно держу его перед собой.

— Клянусь Богом, Кингсли. Если ты сделаешь еще шаг, я проломлю тебе голову.

Если я думала, что это его отпугнет, то оказалась совершенно неправа, когда он продолжает приближаться со злобной ухмылкой.

— У тебя есть силы, чтобы вырубить мои нейроны уровня гения?

— Точно так же, как у тебя есть силы, чтобы осушить меня.

— Твоя киска и твой рот не поют одну и ту же мелодию, дорогая. — он останавливается на расстоянии волоска. — Держу пари, если я введу пальцы внутрь, эта киска проглотит их и не отпустит.

— Прекрати...

Я прижимаю канделябр к его груди, но что-то заслоняет мне глаза.

Полотенце.

Он вынимает канделябр из моих пальцев с неловкой легкостью. Затем зрение возвращается, когда он начинает обеими руками вытирать полотенцем мои волосы.

Я напрягаюсь, но он просто продолжает свою работу.

— Расслабься. Я больше не буду тебя трахать... пока. Сначала тебе нужно поесть и выпить побольше воды, иначе у тебя произойдёт обезвоживание.

Мои губы приоткрываются, когда я смотрю на него, честно ища знак, что это шутка. Когда я ничего не нахожу, у меня пересыхает в горле.

С каких пор он стал заботливым человеком? Да, я знаю, что он посвятил свою жизнь Гвен и является любящим отцом, но, кроме этого, он был признан мудаком.

Я предполагала, что он будет таким же по отношению к своим сексуальным партнерам.

При этой мысли у меня в животе разливается тошнотворное чувство.

Нет, нет. Я не собираюсь думать о его секс партнерах, армии эскортниц и о том, что я одна из них.

Я не одна из них.

Я просто позволяю ему трахать себя ради снятия напряжение, между нами.

Вот и все.

Я пытаюсь схватить полотенце.

— Я могу сделать это сама.

— Не шевелись.

Он заботится о каждой рыжей пряди, будто он на задании.

— Я не ребенок, — ворчу я.

— Нет, но ты небрежно относишься к потребностям своего тела.

— Я могу сама высушить волосы полотенцем.

— Чего ты не сделала. Прекрати превращать это в гребаное событие и находить проблемы во всем.

Я открываю рот для язвительного ответа, но решаю молчать. Я защищаюсь, полностью и окончательно, и если я что-нибудь скажу, это послужит лишь доказательством против меня.

— Полагаю, ты не привыкла, чтобы люди заботились о тебе, — говорит он мягко в тишине комнаты, или настолько мягко, насколько Кингсли может.

— Я независимая.

— Это еще одно слово, означающее, что я боюсь открыться?

— Только сексистский мудак может предположить, что независимая женщина такая, потому что она чего-то боится.

— Я не предполагаю, дорогая. А знаю это точно, и если сексизм это тот ярлык, который ты хочешь на меня навесить, то, конечно, так тому и быть. Все, что поможет тебе спать по ночам. Тот секс, который я дам, 404 не найдёт. Просто знай, что никакое сопротивление с твоей стороны не изменит моего мнения о том, что я с тобой сделаю.

— И что это значит?

— Именно то, что ты слышала. Я решил, что на данный момент ты моя, и это означает, что кроме меня к тебе не прикоснется ни один мужчина. Ох, и ты будешь приходить сюда каждую вторую ночь и проводить ее в моей постели.

Ненавижу, когда что-то сжимается в моем сердце и желудке.

Какого черта?

— Проводить в твоей постели?

— Или в душе, или на столе, или у стены. В общем, на любой поверхности, которую можно использовать, чтобы трахнуть тебя до беспамятства.

— И ты просто решил это сам, не поговорив со мной об этом?

— Часть о том, что ты моя, абсолютна. Вторая часть, которая касается твоего появления здесь, возможна для обсуждения, но, если хочешь, чтобы я приехал в твою квартиру, сначала избавься от публики.

— Ого. Ты так уверенно говоришь о том, что я соглашусь стать твоей.

— Я богат, красив и незаконно умен, не говоря уже о том, что у меня такой член, за которым не угнаться. Я находка. Очень рекомендую. Так почему бы тебе не согласиться?

— Не знаю, может, из-за того, что ты мне даже не нравишься?

— Я не обязательно должен тебе нравиться, чтобы трахнуть меня, дорогая. Твоя киска с радостью поддержит мои притязания.

Я шлепаю рукой по его груди и отталкиваю его — во всяком случае, пытаюсь это сделать.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒