3 месяца спустя 14 страница

— Позволь мне воспользоваться твоей любимой фразой и отказаться.

Он убирает полотенце с моей головы, но не возвращает мне мое пространство.

Цвет его глаз темнеет, словно вдалеке назревает буря с чистым намерением массового уничтожения.

— Твое упрямство уже не такое милое.

— Так оно не должно было быть.

Я бросаю взгляд, и его челюсть сжимается.

Мы остаемся в таком положении в течение нескольких долгих ударов. Как в перетягивании каната между двумя могущественными генералами. Почти невозможно поддерживать с ним зрительный контакт в течение длительного времени, но я готова быть выжатой до нуля, если это означает, что мне удастся удержать себя в руках.

— Давай послушаем, — наконец говорит он.

— Что послушаем?

— Твой контраргумент.

— Это не отношения. Только секс, от которого любой из нас может отказаться в любую секунду. И я не твоя и не чья-то еще. Я принадлежу себе.

Его глаз дергается, но, кроме этого, на его лице не видно никакой реакции.

— Так ты хочешь, чтобы мы были друзьями с привилегиями, за вычетом части про друзей. Значит, это должно называться «враги с привилегиями»? Отношения с ненавистью?

Теперь, когда он так говорит, это звучит еще более убого, чем в моем мозгу. Но звучит достаточно правдоподобно, и я могу стоять на своем, поэтому резко киваю.

— Сколько у тебя контроля, Аспен? Одна гора? Две? Я хочу, чтобы ты запомнила этот момент, когда я заставлю каждый сантиметр его рухнуть на землю.

— Значит ли это, что ты согласен?

— На что именно? На открытые отношения, где ты ведешь себя так, будто ты не моя, а я могу засовывать свой член во все доступные дырки города?

Горький вкус взрывается в моем горле от нарисованной им картины, и странная негативная энергия оседает в груди.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы обрести голос.

— Если ты трахнешь другую женщину, я трахну мужчину и заставлю тебя смотреть.

— Ох, я не буду смотреть, дорогая. Он будет наблюдать, как я заставлю тебя выкрикивать мое имя, пока ты будешь скакать на моем члене, как грязная маленькая шлюшка, а когда у него встанет, я перережу ему горло и трахну тебя раком в его крови.

Мой желудок сжимается, и на мгновение я думаю, что он шутит или что это извращенная галлюцинация, но темный блеск, пылающий в его глазах, не что иное, как жажда насилия.

Извращенное собственничество, объектом которого являюсь я.

— Ты болен, Кингсли.

— А ты краснеешь.

— Я в бешенстве.

— Семантика.

Я выпускаю длинный глоток воздуха.

— Я серьезно. Никаких других женщин.

— Конечно. Цена признание того, что ты моя.

— Нет.

— Тогда мы сделаем все, по-моему, и поверь мне, ты еще пожалеешь об этом решении. — он бросает полотенце на пол и поворачивается, его плечи напряжены. — Спускайся, когда будешь готова.

После его ухода в комнате становится необычно холодно, и не знаю, почему я дрожу, как бездомный котенок, попавший под дождь.

Это не страх.

Я отказываюсь верить, что это страх.

Накинув одну из рубашек Кингсли, которая проглатывает меня целиком и доходит до середины бедра, я спускаюсь по лестнице.

Я благодарна, что у него нет обслуживающего персонала, чего следовало бы ожидать в таких особняках, как его. Похоже, они приходят днем и уходят до его возвращения домой.

Я останавливаюсь перед картиной с демоном. Теперь, зная значение и историю, она приобрела другой, более зловещий оттенок. Я не могу не думать о молодом Кингсли, который смотрит на демонов, которые могут отражать, а могут и не отражать тех, что внутри него.

Они у него уже давно. С тех пор, как он был в подростковом возрасте. И, возможно, именно они привлекли меня в нем в первую очередь.

Прогоняя это неприятное озарение, я иду на звук звенящей посуды, доносящейся из кухни.

Она просторная, со встроенной мраморной стойкой и стальным оборудованием, подходящим для кухни шеф-повара.

Спина Кингсли, кажется, утратила прежнее напряжение, когда он стоит над плитой.

Но я не испытываю облегчения, потому что если я что-то и узнала об этом человеке, так это то, что он имеет докторскую степень по скрытию эмоций.

То, что он показывает, почти никогда не является тем, что он скрывает.

Я пробираюсь к нему и на мгновение сосредотачиваюсь на всех ингредиентах и готовящихся блюдах.

Чечевичный суп, я полагаю. Грибной соус и что-то с бараниной.

Когда он вообще успел купить продукты? Более того, почему он выглядит так, словно находится в своей стихии, нарезая овощи на мелкие, идеально симметричные кусочки?

— Не знала, что ты умеешь готовить.

— Ты многого обо мне не знаешь, — говорит он, не глядя на меня.

— Когда ты научился?

— В раннем детстве. Мой дед говорил, что секретный рецепт могущественного лидера заключается в том, чтобы знать, когда, как и как долго нужно перемешивать людей, находящихся в его распоряжении. Приготовление еды то же самое. У каждого ингредиента есть своя схема и цель — приготовить идеальное блюдо.

— Ты только что сравнил людей с блюдами?

— Ингредиентами. Блюдо это результат, то есть деньги, которые они приносят на стол, работая или предаваясь потребительской культуре.

— Ты капиталистическая свинья с макиавеллистским складом ума.

— Подай в суд на мой банковский счет.

— То, что ты богат и привлекателен, не дает тебе права эксплуатировать людей или обращаться с ними как со скотом.

— Я слышал только богатую и привлекательную часть.

Он делает паузу, когда наконец поднимает голову и фокусирует взгляд на мне.

От бури, подобной огню, которая разгорается в его глазах, у меня перехватывает дыхание. Он смотрит на меня так, словно я его любимое блюдо. А не просто ингредиент.

Мне требуется все силы, чтобы не скривиться и не выдать, о чем я думаю.

— Ты выглядишь сексуально в моей рубашке.

Я прочищаю горло, совершенно не зная, как принимать комплименты.

— Я подумала, что это лучше, чем травмировать нас обоих, снова одалживая одежду Гвен.

— Мы кое в чем согласны.

Он достает тарелку, все еще выглядя полностью в своей стихии.

Должно быть, он все время готовил для Гвен. Нейт упоминал, что она хорошо готовит и еще лучше печет.

Два качества, которых у меня определенно нет.

Я живу на консервах, еде на вынос, а недавно у Кэлли пригорела посуда.

— Ты был близок со своим дедушкой? — спрашиваю я, затем делаю паузу из-за ноющего ощущения в голове.

Почему я хочу узнать о нем больше, когда я только что провела твердую линию наверху?

— Не очень, поскольку он умер, когда я был еще маленьким. Но я считаю этот дом его наследством, а не моего отца. Потому что отец использовал его как залог, лишился его, а потом снова купил. Так что это определенно не то, чем он дорожил.

— Потому что он отдал его Сьюзан?

— Это и тот факт, что он несколько раз выставлял его в качестве залога даже после того, как потерял его.

— Сьюзан могла манипулировать им.

— Если только Сьюзан не обладает талантами черной магии, она ни к чему его не принуждала. Он подкаблучник, но не настолько, чтобы он потерял рассудок. Тем не менее, он все равно подкаблучник.

— Именно поэтому ты из кожи вон лез, доказывая, что у него был маразм за несколько месяцев до смерти? Что-то вроде последнего «да пошел ты»?

Он усмехается.

— С табличкой о его смерти. Я даже сделал специально для этого случая табличку с надписью «нелюбимый отец и женат на пластмассовой золотоискательнице». Сьюзан уничтожила ее по понятным причинам.

— Ты ведь понимаешь, что все эти махинации со Сьюзан бесполезны? У тебя есть дом, преимущество и больше денег, чтобы раздавить ее. Не лучше ли отпустить ее и, соответственно, свою обиду?

— Нет, пока она не станет нищей на обочине улицы. Как в тот день, когда она пришла в эту семью. На самом деле, я сделаю еще один шаг вперед и заставлю ее встать на колени на могиле моей матери и просить у нее прощения. Может, тогда я отпущу ее.

Я вижу это. Ненависть, гнев и все негативные эмоции, которые не должны существовать в одном человеке.

— Боже мой. Это твой способ сделать что-то для своей матери сейчас, потому что ты не обладал силой, когда был молод?

Он молчит, но я знаю, что попала в точку.

— Это так, не так ли? Вот почему ты отказываешься забыть о Сьюзан. Ты застрял в прошлом.

— Нас двое, потому что одно упоминание о твоем отце превращает тебя в дрожащий лист.

— Мой отец жив и представляет собой очень серьезную угрозу.

— И что? Если не хочешь идти по этому пути, я предлагаю тебе не подходить к моему шкафу. Мои скелеты тебя не касаются.

Я поджимаю губы, и он воспринимает это как намек на то, что я это оставила.

Черт бы побрал этого мудака. Он говорит мне, что я упряма, но он упрям, как бык.

Когда я ничего не говорю, он показывает на стойку.

— Садись. Еда будет готова через некоторое время.

— Я не очень голодна... Хотя от выпивки я бы не отказалась.

— Ты будешь есть, и под моей крышей не пьют алкоголь.

— Почему, черт возьми, нет? У тебя винный погреб размером с Техас и с таким же количеством драгоценных спиртных напитков, как в его нефтяных скважинах.

— Не знал, что ты читаешь статьи обо мне.

— Это... известный факт.

— Более известный факт заключается в том, что ты граничишь с алкоголизмом из-за твоих ежедневных привычек пить и даже маскировать выпивку под кофе. Ты бросишь эту привычку.

— Жаль, что ты не можешь указывать мне, что делать.

— В моем доме да. Кроме того, твое пьянство во время работы достаточная причина, чтобы отнести твою задницу к доске и сообщить о тебе в бар. Возможно, ты очнешься, когда твоя лицензия окажется под угрозой.

— Так вот чем ты занимался все это время? Выяснял мои слабости, чтобы выгнать меня из У& S Ш и даже из юридической практики?

Я знала, что не должна была позволять этому ублюдку увидеть тайные части меня. Он ничем не отличается от змеи, которая ползет к своей жертве, а когда настигает ее, уже слишком поздно.

— Если бы я хотел выгнать тебя, я бы начал процесс.

— Но ты мне угрожаешь.

— Я не угрожаю тебе, а указываю на твои нездоровые привычки пить, от которых тебе необходимо избавиться. И не надо говорить мне речи жертвы. Мне плевать на твои успехи и на то, сколько клиентов у тебя за плечами. Если ты пьешь в рабочее время, это влияет на твою производительность и может стоить твоим клиентам больше, чем они рассчитывали.

— Это не значит, что я напиваюсь или что у меня нет доступа к мозгам. Я просто делаю это, заглушая нежелательные мысли, от которых я не могу избавиться в трезвом состоянии.

— Все равно нет. Найди более здоровый механизм преодоления.

— Говорит человек, который по ночам бьет деревья.

— Это не противоречит моим правилам поведения как адвоката. А вот твои пристрастия к алкоголю, да. Конец долбаной истории. А теперь садись.

Я смотрю на него.

— А если я откажусь, что, для протокола, является стопроцентной вероятностью?

— Тогда есть тысячепроцентная вероятность, что я затащу тебя к себе на колени, еще больше отшлепаю твою больную задницу и в конце концов запихну еду тебе в глотку.

Я ненавижу, когда мои бедра сжимаются от образа, который он рисует в моей голове, и требуется все мое самообладание, чтобы сохранить холодный фасад.

— Грубиян, — бормочу я.

— Никогда не утверждал обратного. Итак, мы будем делать это по-хорошему или по-грубому?

Мой взгляд это все, что ему нужно, чтобы практически перекинуть меня через плечо.

Я не могу контролировать возбужденный крик, который срывается с моих губ, или стоны и хныканье, следующие за этим, когда он продолжает делать то, что обещал.

К тому времени, когда я кончаю на его руку, мрачное предчувствие нависает над моей головой.

Это то, что он имел в виду, говоря о моем контроле? Или все гораздо хуже?

Глава 20

Кингсли

Я выпиваю с Николо в клубе Лучано в центре города, когда он сбрасывает бомбу.

— Ходят слухи, что Бруно освободится до следующего дня рождения своей дочери. И под слухами я имею в виду свою информацию.

Я делаю паузу, открывая Зиппо, и смотрю на него.

— Что?

Он прислонился к кожаной спинке ВИП-кабинки, которую мы занимаем, сигарета болтается у него во рту.

— Возможно, он думает о том, чтобы превратить ее день рождения в дату смерти. Это поэтическая вещь, которую делают некоторые отцы, забирая назад жизнь, которую они дали.

Мой пульс начинает стучать в ушах со скоростью смертоносной бомбы. Но я настойчиво открываю и закрываю Зиппо, сосредоточив свое внимание на Николо, который выглядит слишком расслабленным из-за фактов, которыми он только что поделился. Похоже, он не замечает моей реакции, или замечает и игнорирует ее в любом случае, он устанавливает зрительный контакт с одним из своих сотрудников, и они устремляются к нему с бутылкой Макаллан.

Хаос в клубе не может проникнуть в пределы моего черепа. Громкая музыка отходит на задний план, приобретая значение использованного презерватива. Вонь крепких духов, пота, секса и алкоголя висит в воздухе, как мрачное облако.

Но я не обращаю внимания на все эти детали. Я даже не обращаю внимания на бутылку, которую он мне предлагает.

— Ты можешь остановить это.

— Нет, не могу. Бруно один из наших верных солдат и доверенное лицо Лазло. Я мог бы защитить рыжую, но не за счет того, чтобы покончить с Бруно. Моя идея защиты не дать ему убить ее, а это ни в коем случае не означает лишение жизни Бруно. Кроме того, она не выполняет свою часть сделки. Матео все еще женат на золотоискательской блондинке, а он ведет себя как ее отвергнутый щенок.

Он дергает подбородком в сторону своего брата, который отвергает ухаживания двух длинноногих брюнеток и находится в секунде от того, чтобы вышвырнуть их из клуба.

— Протесты твоего брата против развода касаются его и тебя, а не Аспен. И это ее гребаное имя, кстати. Используй его.

Он приподнимает бровь.

— Ты защищаешь ее, Кинг?

— Я констатирую факты. За последние две недели она принесла тебе больше денег, чем все твои солдаты вместе взятые. Мне, блядь, все равно, крутишь ли ты это вокруг своего члена, засовываешь в задницу или пропитываешь кровью. Лишь бы ты выполнил свою часть сделки и обеспечил ей защиту, о которой она просила.

— Обеспечу, но только на моих условиях. — он выпускает облако дыма в мою сторону. — Но, если все пойдет наперекосяк, а так всегда бывает, я не несу ответственности за сопутствующий ущерб.

— То есть?

— Я уже передал сообщение Бруно, что рыжеволосая теперь под моей защитой. Несмотря на то, что он находится под прямым приказом Лазло, он принял это и пообещал не идти против меня. Так что пока он не нарушит это обещание, я не стану активно подготавливать его гибель.

Я захлопываю зажигалку, сужаю глаза.

— Ему не нужно выходить, чтобы навредить ей. Он делает свою работу из-за решетки.

— Нет улик.

— К черту. Ты слышал, как эти подонки упоминали его имя в подвале.

— Это было до того, как я передал Бруно сообщение.

— Ох, я вижу, к чему все идет.

— Не хочешь рассказать поподробнее?

— Еще в школе ты окружал себя как можно большим количеством людей, учениками, учителями, персоналом, директорами. Всеми. Это был не конкурс популярности, а скорее продуманная стратегия «разделяй и властвуй». Все они были частью твоей шахматной доски, которую можно было и нужно было использовать в дальнейшем. Сейчас ситуация схожа. Ты не хочешь терять услуги Бруно, но тебе также нравятся деньги, которые приносит Аспен, поэтому ты сохраняешь обоих. Но ты кое-что забываешь, Ник.

Он закидывает одну ногу на другую и зажигает сигару, затем выдувает дым в мою сторону с беспечностью повелителя гедонистов.

— И что же?

— Я никогда не был частью твоей жалкой толпы, стратегий или чертового комплекса бога. Это будет холодный день в аду, прежде чем ты используешь меня или кого-то близкого ко мне.

— Так рыжеволосая близка тебе?

— Аспен это ее гребаное имя. И она мать моей дочери.

— Это то, чем ты кормишь свой мозг, чтобы лучше спалось по ночам?

— Нет, Ник. Ты не используешь тактику перескакивания и не меняешь тему, сосредоточиваясь на мне. Речь идет о тебе, так почему бы тебе не сказать мне, какого черта ты играешь на этот раз?

— Не играю. Это... наблюдение. Мой старик говорил, что есть два типа монстров. Те, которые бродят на свободе, как ты и я, считают небо пределом и даже думают о его покорении. Другой тип это такие, как Бруно, которые большую часть своей жизни провели взаперти. Их цель не мир и не небо. У них цель — уничтожить того, кто затолкал их в эту камеру.

— В таком случае, ему следует обратиться к начальнику тюрьмы.

Он улыбается с холодностью, замораживающая воздух.

— Ты знаешь количество охранников, которых Бруно убил или стал причиной их смерти?

— Нет, но уверен, что ты меня просветишь.

— Двадцать пять. Жизнь за каждый год, проведенный им за решеткой. И каждый раз кто-то из его подчиненных или тюремных приятелей брал вину на себя. Так что даже если ты или кто-то другой пошлет кого-нибудь избавиться от него, пока он за решеткой, ничего не выйдет. У него там царство беззакония, в которое никому не позволено входить, и уж тем более твоему любимому закону.

— То есть хочешь сказать, что мы должны собраться и ждать?

— У вас нет выбора, кроме как ждать. Принуждение себя это лишнее.

Я, наконец, беру напиток и делаю долгий глоток, но даже ожог не в состоянии прогнать множество сценариев, вторгающихся в мою голову.

Николо говорит о делах, а я слушаю его лишь наполовину. Число его людей, которых я спас от тюрьмы, становится бесчисленным, и хотя я считаю себя лучшим адвокатом по уголовным делам в мире, это превращается в переутомление.

Его головорезы похожи на необученных собак. Или, может, они хорошо выдрессированы Николо, чтобы быть в постоянном стремлении бросить свой вес и тем самым продемонстрировать свою власть.

Ему всегда нравилось пугать людей одной лишь своей безжалостной репутацией, чтобы они не смели идти против него. Эту тактику мы оба использовали с самого детства.

Я никогда не пытался смягчить свой образ или угодить хрупкой психике и эмоциональным сердцам людей. Когда они боятся меня, они держатся подальше. Когда они боятся меня, у них не хватает смелости взглянуть на мой трон или прикоснуться к моей власти.

Вскоре к нам присоединяется Матео, а также несколько сопровождающих, любезно предоставленные клубом.

Их попытки привлечь мое внимание похожи на отчаяние умирающей рыбы. Одна из них болтает об истории Макаллан, словно автоматизированный робот, и я говорю ей пить, пока она не перестанет загрязнять воздух своим голосом.

Я никак не могу взять в толк, что не так давно трахал таких, как она. Конечно, я выбирал их не за навыки общения или отсутствие характера.

Я выбирал их, потому что они не были гребаной головной болью.

В отличие от одной ведьмы, одна мысль, о которой вызывает у меня острую потребность трахнуть ее. Конкретно ее.

Прошла неделя с того дня, когда она отказалась быть моей, как во время секса, так и вне его.

Тот факт, что я отшлепал ее по заднице до такой степени, что она несколько дней не могла нормально сидеть, не имел никакого значения. По крайней мере, не настолько, чтобы заставить ее передумать.

С тех пор, однако, она стала приходить ко мне домой ежедневно. Или я забирал ее с собой. Семантика.

Из-за ее ведьминской крови и предполагаемых связей с самим Сатаной, ее трудно переубедить. Всегда и во всем сопротивляется.

Кроме тех случаев, когда мой член входит в ее киску, конечно. И даже тогда она не перестает петь о том, какой я мудак.

Но именно это и делает все это забавным. Ее сопротивление, борьба и неспособность склониться превращают меня в животное каждый чертов раз.

Не знаю, как, черт возьми, я раньше нормально относился к таким, как робот-какое-у-неё-лицо.

Они не тот вкус огня, который я предпочитаю, и они определенно имеют эффект обморожения при минус градусах на состояние возбуждения моего члена.

Несмотря на то, что я не трахал Аспен прошлой ночью, потому что она решила не приезжать. Когда я завалил ее телефон смс-ками, она сказала мне, что идет на свидание с Кэролайн, Матео и его другом.

Подчеркиваю, с другом.

Я ответил ей не идти, иначе я появлюсь, испорчу ей вечер и уничтожу шансы Кэролайн и Матео на воссоединение. У этой пары эмоциональный интеллект как у жирного кота и та же философия нахлебничества.

Аспен бросила трубку прямо мне в лицо, повторив свои любимые слова:

— Ты не имеешь права указывать мне, что делать.

Единственная причина, по которой она не была погребена под моим членом, заключалась в том, что Нейт и Гвен пришли ко мне на ужин. Я мог сказать, что он заставил ее сделать это. Она выглядела несчастной, дулась почти весь вечер, и у нее были темные круги под глазами.

Предательница встречалась со своей матерью два раза в течение недели. Это рекорд, но, вероятно, она приехала на ужин со мной только потому, что Нейту надоело ее ухудшающееся состояние, и он взял ситуацию в свои руки.

Излишне говорить, что ужин выдался напряженным. Она не извинилась, а я не осыпал ее любовью и не баловал поведением принцессы.

Что еще хуже, меня раздражало фиаско Аспен и ее двойное свидание с этим ублюдком на глазах у меня и его жены.

Поскольку Аспен на самом деле умна, она сегодня весь день избегала фирмы, работала вне офиса и даже попросила своего помощника принести ей все, что нужно.

Ты можешь бежать, но не можешь спрятаться, ведьма.

Покручивая в руках стакан с виски, я сосредоточил свое внимание на Матео.

— Что это будет, Ромео? Будет развод или нет?

Он смотрит на меня, потом на Николо.

— Слово «развод» должно быть вычеркнуто из твоего расширенного словарного запаса. Клянусь адом, Николо, если ты еще раз упомянешь это слово при Кэролайн, тебе не понравится то, что я сделаю.

— Звучит как угроза, — подначиваю я Николо, который несмотря на то, что выглядит расслабленным с девушкой в его объятиях, и сигарой в губах, явно не в восторге от слов брата.

— Матео лучше знает, чем угрожать мне. Не так ли, Тео?

— Что есть. Кэролайн единственный человек, к которому тебе запрещено приближаться.

— Слышал, вы с ней помирились, — говорю я.

Его выражение лица при этом загорается.

— Мы встречаемся.

— Учитывая, что вы женаты, думаю, ты уже достаточно раз с ней встречался, чтобы обойтись без свиданий.

— Мы занимаемся хоумраном с тех пор, как познакомились. Никогда не встречались. Все по-другому. Лучше.

— Кто этот самозванец? — с отвращением говорит Николо. — Верните мне моего брата.

— Куда вы ходите на свидания? — спрашиваю я, игнорируя ворчливое присутствие Николо. — А именно вчера, и раз уж ты об этом заговорил, то с кем?

— В ресторан в центре города, который принадлежит моему другу по колледжу. Позже он присоединился ко мне, Кэролайн и Аспен. — Матео делает паузу. — Ей понравилась еда и компания.

— Кэролайн?

— Нет. — он ухмыляется. — Аспен.

Моя рука сгибается так сильно, что я удивляюсь, как под ней не разбивается стакан.

Вот и все. Ведьме придется попросить у своих предков какое-нибудь заклинание, чтобы сдержать меня, когда я доберусь до нее сегодня ночью.

— Говоря о дьяволице.

Я поднимаю голову на голос Матео и вижу Аспен, которую вышибала направляет в нашу сторону.

Она одета в брючный костюм, который, тем не менее, выглядит чертовски сексуально на ее высоком, стройном теле.

Поскольку у нее с собой портфель, она, должно быть, пришла по работе.

Факт, о котором забыли упомянуть и Николо, и Матео.

Впрочем, неважно, потому что это вполне может быть моим шансом сдержать обещание, данное ей неделю назад.

— Садись ко мне на колени, Джули, — говорю я девушке, которая уже час борется с единственным напитком.

— Джудит.

Она хмурится, но делает то, что ей говорят, ее ноги вытягиваются по обе стороны от моих бедер.

Я шепчу так, чтобы слышала только она:

— Покажи свое лучшее шоу, и получишь компенсацию в виде лучшей профессии, чем та, которую ты, очевидно, ненавидишь и в которой ужасно разбираешься, судя по твоим низким навыкам общения и выпивки.

Джули Робот Джудит показывает первую настоящую улыбку за всю свою карьеру и кивает.

Она поправляет пальцами мой галстук как раз вовремя, чтобы Аспен заметила нас. Я делаю вид, что не замечаю ее, улыбаясь какой-то ерунде, которую говорит Джули.

Но периферийным зрением я замечаю небольшую паузу в движениях Аспен. Это всего лишь доля секунды, которая даже не отразилась на ее лице. Не прошло и мгновения, как она с уверенной решимостью направляется к нам, ее яркие волосы рассыпаются по плечам.

Она прочищает горло достаточно громко, чтобы конкурировать с полуприглушенной музыкой из клуба.

— Аспен, — приветствует ее Матео. — Чем мы обязаны этому визиту?

— Мне нужна подпись Николо для приобретения.

Я чувствую ее внимание к себе еще до того, как поднимаю голову.

А когда поднимаю, она смотрит на меня так пристально, что просто чудо, что из ее глаз не вылетают лазеры.

— Аспен, — говорю я, будто только что обнаружил ее существование. — Присоединяйся к нам.

— Нет, спасибо. У тебя, похоже, своя компания.

Она говорит так, словно находится в своей стихии, а это значит, что она все еще сохраняет этот раздражающий контроль.

Моя рука скользит по талии Джули, а другая сжимает в кулак ее каштановые волосы.

Несмотря на тусклый свет, красное пятно, вспыхнувшее на горле Аспен, было бы видно с Марса.

Даже ее губы сильнее прижимаются друг к другу.

Просто ради нокаута я позволяю своим губам оказаться в сантиметре от шеи Джули, когда она стонет, как порнозвезда.

Даже покраснев, Аспен сохраняет самообладание. Надо отдать ей должное.

Поэтому я говорю:

— Ты все еще можешь присоединиться к нам. Джули не будет против.

— Единственное, к чему я присоединюсь, это к твоим похоронам, — выплевывает она и распахивает портфель, едва не рассыпая все бумаги внутри, затем достает папку и сует ее в лицо Николо. — Подпиши.

Он выглядит наполовину забавным, наполовину скучающим, не торопясь писать на документе.

Она постукивает носком туфли по полу, полностью игнорируя меня и Джули, которая двигается на моем бедре в поисках оргазма.

Как только Николо заканчивает, Аспен практически выхватывает папку из его пальцев и запихивает ее обратно в портфель. Я ожидаю, что она повернется и уйдет, но она идет к нам.

Я ухмыляюсь.

— Передумала присоединиться?

Она смотрит мне прямо в глаза, выхватывает у Матео напиток и выливает его мне на голову с милой улыбкой на лице.

— Желаю тебе дерьмового вечера, урод. — все еще улыбаясь, она кивает всем. —

Джентльмены.

Затем поворачивается и уходит с грацией королевской особы.

Но не раньше, чем я получу желаемое.

Мои губы подрагивают, и я отталкиваю Джули и ее раздражающие вздохи от себя.

Николо, который ухмылялся, как идиот под кайфом, смотрит на меня.

— Не хочешь рассказать поподробнее, почему ты улыбаешься?

— Не твое дело.

— Не согласен. — он держит в пальцах незажженную сигару, будто это женское тело. — Помнишь, когда мы были молодыми и наши отцы учили нас, как важно целиться в чей-то центр силы? То, без чего они рассыплются и не смогут собрать свои осколки воедино? Думаю, что, возможно, я только что нашел твой.

— Ты слишком самонадеян, чтобы думать, что сможешь причинить мне боль, не покалечившись в ответ, Ник. Помни, я раздаю игрушки, но я не один из них.

Я вытираю жидкость с лица, даже не заботясь о своем испорченном костюме.

Не потрудившись извиниться, я встаю и иду следом за Аспен.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒